Освобождая литовскую землю
Мы снова на марше — через Крым к Днепру, далее в район станции Снегиревка Херсонской области. 9 июня погрузились в вагоны. Наш путь пролегал к Смоленщине: 2-я гвардейская армия вошла в состав 1-го Прибалтийского фронта, а это означало, что мы вновь будем воевать в лесисто-болотистой местности. Опять предстояло переучиваться.
Еще под Снегиревкой, перед тем, как погрузиться в вагоны, у нас состоялось собрание офицерского состава. И хотя разговор на этом собрании шел об опыте недавних боев, об организаторской и воспитательной работе командиров и политработников во время крымской операции, докладчик — начальник политотдела гвардии подполковник Никифор Дмитриевич Ермоленко особо подчеркивал, что нам надо взять на вооружение опыт, полученный дивизией на Волховском фронте.
Нужный тон задавали дивизионная и армейская газеты. На их страницах появились содержательные статьи и заметки бывалых воинов об опыте боевых действий в условиях лесов и болот. На эти же темы состоялись беседы [103] агитаторов. Они приводили десятки примеров из фронтовой практики. Такие беседы приносили большую пользу, особенно молодым бойцам.
От Ельни полки дивизии вышли к реке Свента, протекавшей по живописной местности. Передвигаться приходилось скрытно, по ночам.
На привалах, несмотря на усталость, люди охотно слушали доклады и беседы. И какие только вопросы не задавали! Почему войска союзников, высадившись во Франции, топчутся на месте? Какие будут приняты меры в отношении военных преступников нацистской Германии? Как идет восстановление народного хозяйства в освобожденных районах нашей страны? Многие просили рассказать о партизанах и подпольщиках, о русских полководцах Суворове, Кутузове, Багратионе...
Как-то лунной ночью я шагал в колонне 2-го батальона. Подбежал боец и, обращаясь ко мне, доложил:
— Офицеры минометной роты просят вас к себе!
— Зачем? — вырвалось у меня.
— Их Клаузевиц интересует. О нем дискуссия...
И вот мы с замполитом гвардии капитаном Л. В. Пашковым в минометной роте. К ее колонне примкнули офицеры других подразделений. Командир роты гвардии старший лейтенант М. П. Шолохов говорит:
— Клаузевиц утверждал, что война есть орудие политики, ее продолжение иными средствами. Так что же: Клаузевиц марксист?
Пашков сочувственно смотрит на меня. Положение мое действительно не из легких: требуется время, чтобы собраться с мыслями. Между тем люди с интересом ждут, что скажет агитатор полка.
Я вкратце рассказал о Клаузевице, его жизни и литеатурных трудах, о том, как классики марксизма оценивали видного буржуазного военного теоретика и историка; подчеркнул ограниченность Клаузевица, не сумевшего раскрыть социальную, классовую природу войны. Пришлось [104] на память процитировать ленинские положения о причинах и сущности войн. Впрочем, мои слушатели не были пассивными. Они дополняли меня, говорили о войнах справедливых и несправедливых, о моральном факторе и его источниках, о роли народных масс и личности в вооруженной борьбе. Только к утру, когда батальон подошел к месту очередной дневки, закончилось наше собеседование. Оно свидетельствовало о том, что люди проявляют большой интерес к вопросам военной теории и политики.
У нас для офицеров читались лекции и доклады. Время от времени проводились семинары. Все это способствовало идейной закалке командных кадров.
Было приятно сознавать, что в полку выросли замечательные офицеры, в том числе командиры рот, батарей и взводов, выносившие на своих плечах все тяготы походной жизни и подвергавшие себя наибольшей опасности. Многие из них были неоднократно ранены или контужены. Их ратный труд отмечен боевыми орденами. Летом 1944 года гордостью полка были командиры подразделений А. Д. Абрамчук, М. Ф. Абутидзе, И. А. Бондаренко, Г. С. Волошин, А. А. Гаркуша, Н. А. Иванченко, М. И. Кульков, М. Д. Литвиненко, Н. С. Рукавишников, Г. Ф. Селиванов, И. А. Сенин, С. Д. Солощенко, М. М. Старосельцев, А. И. Чулков, Н. В. Шишкин, М. П. Шолохов.
В одну из дневок я заглянул в 6-ю роту. Гвардейцы окружили меня и вдруг начали расспрашивать о дороге, по которой дивизия совершала ночные переходы. Так уж, видно, положено: политработник всегда должен быть готовым ответить на любой волнующий людей вопрос. Что мне было известно о старой Смоленской дороге? Я рассказал, что еще в начале XVII века Смоленск был превращен в город-крепость, форпост Московского государства на западной границе, а во второй половине XVIII века [105] была построена эта дорога, по обе стороны которой тогда же вырыли глубокие рвы и посадили в два ряда липы и березы.
Бойцы внимательно слушали рассказ о том, как летом 1812 года соединились две русские армии — Багратиона и Барклая-де-Толли, как дрались солдаты-соотечественники в смоленском сражении. Дивизия генерала Неверовского, состоявшая в основном из новобранцев, в течение дня отразила множество вражеских атак, потеряла более половины своего состава, но дорогу, по которой теперь мы шли, удержала. Это позволило русскому командованию отвести войска к Смоленску и принять бой в более выгодных условиях. У стен города особую стойкость показали корпуса Раевского и Дохтурова...
— Как видите, товарищи, — говорил я своим однополчанам, — русские воины в те далекие годы проявляли завидное мужество, величайший героизм, защищая свою землю от иноземных захватчиков.
Вечером гвардейцы снова были в пути. Я шел в колонне 6-й роты, беседа на различные темы с солдатами продолжалась. Под утро, чуть приотстав от колонны, мы оказались вдвоем с Туленом Кабиловым, и он заговорил о жизни и подвиге Александра Матросова как о самом сокровенном.
— Александр, как и я, был сиротой. Его, как и меня, вскормили и воспитали, поставили на ноги односельчане. Не в благодарность ли этим людям, матери-Родине пожертвовал собой Александр Матросов? Вот о чем я думаю все это время, как узнал о его героическом поступке...
Шагая нога в ногу с Толиком, я больше слушал, а он говорил и говорил. Его чуть-чуть раскосые черные, как угольки, глаза горели, светились при луне. Он переходил от одной темы к другой, время от времени посматривал на меня, будто проверял правильность своих суждений по выражению моего лица. Я одобрял его мысли.
И вот он заговорил о партбилете. [106]
— В трудную минуту многие люди, — говорил Кабилов, — вспоминают свою мать, как бы зовут ее на помощь. Это, видимо, помогает. Но я свою маму не помню. И когда особенно трудно, я прикасаюсь к левому карманчику, где находится красная книжечка. Это прибавляет силы, отодвигает страх. Начинаешь чувствовать, что с тобой партия, Родина...
21 июля 1944 года 2-я гвардейская армия была введена в сражение, которое развернули войска 1-го Прибалтийского фронта. Она вместе с 51-й армией двигалась на Шяуляй. Начала бой на литовской земле и наша дивизия, в том числе ее 72-й гвардейский полк, которым командовал гвардии майор Я. II. Коробка (гвардии майор И. Г. Шепелев выбыл по ранению). Пройдены первые километры, освобождены десятки населенных пунктов...
Гитлеровцы принимали все меры, чтобы удержать в своих руках Прибалтику. Они минировали дороги и тропинки, дома и сараи. На каждом шагу нас подстерегали ловушки. С особым упорством противник оборонял каждый выгодный рубеж. А потеряв его, подтягивал новые силы и переходил в контратаки.
Так было и в районе только что освобожденного местечка Укмерге. Против 6-й роты нашего полка в контратаку устремился батальон немецкой пехоты с тремя танками.
В этом бою исключительную отвагу проявил взвод гвардии лейтенанта И. А. Бондаренко, занявший оборону западнее Укмерге на опушке леса. Когда противник подошел к окопу, Бондаренко подбил гранатой идущий впереди танк. Но к окопу приближалась вторая машина. Ей навстречу полетела граната. Иван Арсентьевич поднял для броска и бутылку с горючей жидкостью, но случилось непредвиденное. Фашистская пуля разбила бутылку, и от загоревшейся смеси вспыхнула одежда. Бондаренко превратился в пылающий факел. Однако бойцам взвода, отбивавшим [107] в это время вражескую контратаку, удалось спасти своего командира. Они набросали на него рыхлой земли с бруствера окопа, а затем доставили потерявшего сознание лейтенанта в медсанбат. Только через сутки Бондаренко пришел в себя.
Позднее, уже после войны, Иван Арсентьевич в кругу ветеранов полка рассказывал:
— Придя в сознание, я прежде всего ощутил страшную боль. Слегка притронулся пальцами к лицу — боль еще сильнее. Глаза ничего не видели. Словно током пронзила мысль: «Слепой... Навеки калека?» В терзаниях прошли три дня и три ночи...
Нашему однополчанину повезло: на четвертый день зрение частично вернулось. Но раны заживали очень медленно, несмотря на все старания медиков. Почти пять месяцев он пролежал неподвижно. Все эти месяцы шла борьба между жизнью и смертью. И все же молодой организм взял верх. Полностью восстановилось зрение. А вскоре Иван Арсентьевич начал двигать руками и ногами, смог медленно при помощи медсестры передвигаться с места на место. Потом пошел самостоятельно...
В конце июля 1944 года полки дивизии подошли к городку Рамигала. 72-й гвардейский полк пробивался к местечку Трускава.
Исключительный подъем среди гвардейцев полка в эти дни вызвало переданное по радио сообщение о том, что 17 июля по центральным улицам Москвы под конвоем советских воинов прошли 57 600 немецких солдат, офицеров и генералов, захваченных в плен в Белоруссии.
Диктор читал: «Они победно промаршировали через многие столицы — Варшаву, Париж, Прагу и Белград, Афины и Амстердам, Брюссель и Копенгаген.
Их мечтой было также победоносно пройти по Москве. И вот они шагали по ней, но не как победители, а как побежденные... Около трех часов по 20 человек в шеренге [108] двигались пленные мимо молчавших гневных москвичей, плотными рядами стоявших на тротуарах...»
Агитаторы взводов посвятили этому событию специальные беседы, призывая однополчан к новым подвигам.
Бои за освобождение местечка Трускава отличались особой напряженностью. Расположено местечко на возвышенности, с востока и юго-востока его огибает речушка, за которой на два-три километра раскинулись луга и поля, а потом — лесные массивы. Чтобы ворваться в Трускаву, нужно было пройти поле и луг, форсировать речушку, а затем подняться по крутому берегу и преодолеть каменную кладбищенскую стену.
В ночь на 28 июля полк сосредоточился в лесу, а с восходом солнца после артиллерийской подготовки перешел в наступление. Поле и луг бойцы преодолели без потерь, но на подходе к речке противник открыл артиллерийский и минометный огонь. Гвардейцы начали окапываться.
Но вот командир 9-й роты гвардии старший лейтенант Николай Сергеевич Рукавишников поднял бойцов. Его рота сделала бросок и, форсировав речку, закрепилась на западном берегу. До кладбищенской стены оставалось метров 200. Отделение гвардии старшего сержанта Николая Анацкого, в которое входили Шараф Галанец, Иван Полищук, Федор Сощенко, Петр Хорунжий, Максим Николаенко и Николай Штыколенко, подошло по оврагу вплотную к стене.
Фашисты предприняли две контратаки, пытаясь сбросить в речку роту Рукавишникова, и прежде всего отделение Анацкого. Но гвардейцы стояли насмерть. Метко стреляли пулеметчики — гвардии сержант И. И. Журавлев и гвардии рядовой И. К. Горимов. При отражении двух контратак Журавлев уничтожил из станкового пулемета до 20 гитлеровцев.
К концу дня в роте кончились боеприпасы. Создалась крайне тяжелая обстановка. Рукавишников сообщил об [109] этом командиру полка. Мы с комсоргом полка гвардии старшим лейтенантом Константином Клименковым и пятью разведчиками доставили в роту боеприпасы и медикаменты, невзирая на яростный обстрел врага. И рота удержала занимаемый рубеж.
С наступлением темноты подразделения полка получили пищу и боеприпасы, а с полуночи подтянулись к рубежу роты Рукавишникова. Артиллеристы и минометчики хорошо поддержали пехоту. Под прикрытием их огня гвардейцы вступили к рукопашную схватку с фашистами, оборонявшимися на западном берегу речки. Те не выдержали ближнего боя и по проходам в стене бросились на кладбище.
Преследуя противника, гвардейские батальоны ворвались на кладбище, а затем и в Трускаву. Одновременно с юго-востока по немецкому гарнизону нанесла удар рота автоматчиков, возглавляемая гвардии капитаном М. С. Быковым, а с севера — стрелковая рота 71-го гвардейского полка.
К утру Трускава была освобождена. Гитлеровцы в том бою потеряли свыше 100 солдат и офицеров. Потери понес и наш полк. Тяжело был ранен командир 3-го стрелкового батальона гвардии капитан М. А. Холмогорцев, смертью героев пали командир роты гвардии старший лейтенант Н. С. Рукавишников, гвардии сержанты И. И. Журавлев, И. С. Кашенков, И. Г. Коганов, гвардии рядовые И. К. Горимов, И. Г. Кононыхин, Д. В. Никитин, М. И. Николаенко, Ф. А. Шевченко.
После боя мы похоронили на кладбище в Трускаве однополчан, отдавших жизнь за свободу и счастье литовского народа.
В письме от 3 мая 1975 года председатель Трускавского сельсовета Р. Силивичус сообщил мне, что произведено перезахоронение воинов, погибших при освобождении всех населенных пунктов Кедайняйского района. Они покоятся теперь на одном кладбище в городке Рамигала, где в их [110] честь сооружен памятник. На плитах могил высечены имена. На окраине же местечка Трускава, у кладбищенской стены, возведен памятник воинам 72-го гвардейского стрелкового полка.
В августе противник подтянул свежие танковые и пехотные дивизии и предпринял ожесточенные контрудары в целях ликвидации шяуляйско-елгавского выступа, образовавшегося в ходе наступления войск 1-го Прибалтийского фронта. В отражении этих контрударов участвовали и гвардейцы нашего полка. Они вели тяжелые оборонительные бои под Шяуляем, проявляя величайшую стойкость, мужество и отвагу. Особенно отличились 2-я и 9-я стрелковые роты. Так, 2-я рота, возглавляемая гвардии лейтенантом М. И. Кульковым, 15 августа отразила пять, вражеских атак и удержала занимаемый рубеж. Отличились пулеметчики. Гвардии сержант Степан Косарев из ручного пулемета уничтожил более 20 солдат противника, гвардии рядовой Илья Бережной — 15. Еще в начале первой атаки Бережной был ранен, но весь день оставался в строю, показывая пример самоотверженного выполнения воинского долга.
16 августа враг нанес удар по обороне 3-го стрелкового батальона. Он смял 8-ю роту, а также правофланговую роту соседнего полка и двинулся к Шяуляю.
Командование приняло экстренные меры, и фашисты были вскоре остановлены, но 9-я рота оказалась в окружении. Трое суток она вела бой с превосходящими силами противника. Командир роты гвардии лейтенант Н. А. Иванченко умело расставил пулеметы. Роте помогло и то, что она занимала оборону на высоте, вокруг которой раскинулись болота, непроходимые для танков.
В первый день рота отбила шесть атак. Последняя закончилась рукопашной схваткой. Сам Николай Иванченко уничтожил трех фашистов, его ординарец Иван Мешков — двоих. Автоматчик Иван Полищук получил ранение, но оставался в строю. Гвардии старший сержант [111] Иван Иванов из противотанкового ружья подбил вражеский самолет, бомбивший высоту.
Командир роты дважды посылал связного в штаб полка. Но проникнуть через расположение противника ему не удалось. Положение осложнялось еще и тем, что на исходе были боеприпасы, второй день люди не имели пищи.
На третью ночь в роту добрались два полковых разведчика — гвардии рядовые Владимир Мизонов и Александр Бойко. Они выяснили обстановку для доклада командованию полка. Бойко был ранен, и возвращаться Мизонову пришлось одному.
Сделал он это утром, когда гитлеровцы завтракали. Перед тем как совершить бросок, Владимир снял с себя все лишнее — шинель, сапоги. На голову надел каску, на ноги — две пары носков. Вместо автомата вооружился пистолетом и пятью гранатами без рубашек.
Еще до войны, в школьные годы, Мизонов усиленно занимался физкультурой. В армии он продолжал совершенствовать спортивное мастерство. Теперь все это пригодилось.
Соблюдая осторожность, разведчик вылез из траншеи, прополз по ложбинке до открытой поляны и только тут приподнялся, затем бросился бежать изо всех сил. За считанные секунды Мизонов уже был рядом с вражеским окопом, он кинул в него одну за другой две гранаты, потом швырнул две гранаты в траншею и, перепрыгнув через нее, словно на крыльях, понесся по ничейной полосе.
Прошло десять, двадцать секунд. Гвардеец чутьем бывалого солдата определил тот миг, когда фашисты откроют огонь, и упал на землю. Он не ошибся: пули просвистели над головой. Вскоре открыли огонь и немецкие минометы. Мизонов укрылся в одной из воронок, подождал, пока кончится обстрел, а затем благополучно добрался До своих и доложил командиру полка о положении роты Иванченко.
Днем, когда фашисты обедали, по ним был открыт [112] мощный артиллерийский и минометный огонь. 1-й батальон атаковал вражеские позиции с фронта, а рота Иванченко — с тыла. Сопротивление гитлеровцев было сломлено. Батальон вышел на рубеж, который он занимал до начала контрнаступления противника.
Не добившись успеха, немецко-фашистские войска перешли к обороне. 2-я гвардейская армия предприняла новое наступление и отбросила врага на 15–20 километров от Шяуляя за реку Дубисса, по которой установилась на какое-то время линия фронта.
В сентябре мы готовились к новым наступательным боям. Активно продолжали действовать разведчики. Проникая в расположение врага, они изучали его огневую систему и характер оборонительных сооружений, уточняли состав частей и их численность.
Перед разведчиками нашего полка была поставлена задача по захвату «языка». Командир взвода гвардии лейтенант И. М. Чихарев провел тщательную подготовку к вылазкам в тыл врага. Бывалые разведчики поделились с молодыми боевым опытом. В поисках все они проявили смелость и отвагу. Вновь отличился агитатор взвода Владимир Мизонов. Собирая материал для этой книги, я ознакомился в архиве с наградным листом, приложенным к приказу № 64/И командира 24-й гвардейской стрелковой дивизии:
«Награждаю орденом Красной Звезды Мизонова В. Г., который 11 сентября 1944 года, действуя в группе захвата при разведке боем в районе дер. Джуитки, что юго-западнее г. Шяуляй, одним из первых ворвался в траншею противника и вступил в рукопашный бой. Огнем автомата и гранатами он уничтожил трех гитлеровцев... Своими решительными и смелыми действиями он способствовал захвату «языка» и транспортировке его в расположение своей обороны».
В том же месяце гвардии рядовой Владимир Григорьевич Мизонов за смелые действия в разведке был награжден [113] вторым орденом. В наградном листе к приказу № 64/Н командира дивизии говорится:
«Награждаю орденом Красной Звезды Мизонова В. Г., который вечером 20 сентября 1944 года в составе группы разведчиков (12 чел.), выполняя боевую задачу по захвату контрольного пленного, находился в тылу врага в районе дер. Косцюки (западнее 12 км г. Шяуляй), проявил бесстрашие и находчивость... Гитлеровцы в составе 19 человек шли на передний край обороны для минирования... Мизонов огнем из автомата убил двух немцев и принял непосредственное участие в захвате и транспортировке «языка».
Правительственных наград были удостоены также начальник разведки полка гвардии капитан Г. Н. Павлюк, командир взвода разведки лейтенант И. М. Чихарев, помощник командира взвода гвардии старший сержант А. Н. Манузин, командиры отделений гвардии сержанты М. И. Коростылев, В. И. Совцов, И. Н. Щелканов, гвардии рядовые А. В. Бойко и Б. В. Зарубин.
Благодаря разведке удалось установить, что на нашем участке прорыва главная полоса обороны противника проходила в полутора-двух километрах от реки Дубисса, вдоль ее берега. Немецкое командование всячески старалось скрыть это, дабы сохранить живую силу от артиллерийского удара советских войск. Не вышло!
5 октября войска фронта начали наступление. Оно проходило успешно. Вскоре наша дивизия вместе с другими соединениями подошла к Неману.
В частях 2-й гвардейской армии проходили митинги и собрания, посвященные выходу к государственной границе СССР.
...На поляне, окруженной лесом, выстроился 1-й батальон. Выступает командир батальона гвардии капитан Николай Васильевич Костин. Его моложавое лицо светится радостью, слова звучат торжественно: [114]
— Вы, товарищи, помните вещие слова Василия Теркина: «Срок придет, назад вернемся. Что отдали — все вернем!» Вернули, други вы мои! Вот она, граница! А за ней берлога фашистского зверя — Восточная Пруссия! — Костин поднимает руку и простирает ее на запад, в его голосе чувствуется металл: — Надо начисто уничтожить фашизм. Дело это, друзья мои, нелегкое. Последние бои будут самые тяжелые. И все же я твердо верю, что каждый из нас до конца выполнит свой долг!
На импровизированную трибуну поднимается комсорг батальона Федор Стренин. Он почти на голову выше Костина и, освещенный лучами вечернего солнца, кажется былинным богатырем. Звезда Героя ярко сияет на его гимнастерке. Стренин не спеша вытаскивает из планшетки сложенный вчетверо лист бумаги, развертывает его и говорит тихим голосом:
— Вот послушайте, гвардейцы, что пишут нашему однополчанину рядовому Волкову его земляки: «А еще сообщаем тебе, Григорий Федорович, фашисты перед отступлением согнали всех жителей хутора в колхозный сарай и подожгли его... В сарае сгорели и твои отец и мать...» — Федор кладет листок в планшетку. Лицо его становится бледным и суровым. После минутного молчания он гневно произносит: — Мы отомстим фашистам за все их злодеяния на советской земле. Наш долг — растоптать змеиное гнездо! Пусть трепещут гитлеровские изверги! Но мы, дорогие товарищи, не будем забывать, что Красная Армия воюет с фашизмом, а не против немецких детей, женщин и стариков... [115]