(стр. 87) * «Считайте!» (нем.) (Сост.).

(стр. 88) * Геодезисты его получали только по окончании курса в Пулково.

(стр. 89) * Уже потом офицеры самовольно завели вьючных лошадей для перевозки нужных вещей.

** Я нашел у себя копию приказания по этому делу: «По приказанию его превосходительства командующего отрядом имею честь просить Ваше Императорское Величество командировать обер-офицера с несколькими нижними чинами в деревню Чириково. Офицер этот должен выйти с бивака и, идя таким ходом, каким обыкновенно ходит пехотная колонна, определить по часам самым точнейшим образом, сколько времени должна употребить колонна пехоты с пешей артиллерией, чтобы пройти от бивака вверенной Вашему Величеству дивизии до деревни Чириково. Сведение это прошу доставить в возможной скорости. Подписал: Нач. штаба г.-м. Нагловский» — я нашел, что расстояние 8–8 ½ верст, на прохождение коих нужно от 1 часа 50 минут до 2 часов.

(стр. 90) * После войны в Академии были беседы офицеров Генерального штаба по поводу событий войны. На одной из таких бесед я просматривал принесенные туда дела относительно осады Плевны и в них к своему удивлению нашел эту съемку, перечерченную и подписанную: «Снимал капитан Протопопов».

(стр. 91) * Мириалай еффенди (по-турецки) — Господин полковник.

(стр. 92) * У Рауха был свой конский завод и он взял в поход две чудные верховые лошади и легкую повозку под вещи, запряженную парой отличных лошадей, так что она хорошо шла по плохим дорогам.

(стр. 95) * Я получил за нее и вообще за переход через Балканы чин штабс-капитана Гвардии со старшинством с 19 декабря 1877 года. При этом я стал, кажется, сейчас же за братом.

** В гвардейских пехотных дивизиях одной из бригад командовал старший из полковых командиров.

*** Весь зимний поход я проделал в осеннем пальто, без теплой обуви. Высланный мне матушкой полушубок я получил только в Сан-Стефано, когда мы уже изнывали от жары.

(стр. 98) * Пример: один батарейный командир, сказавшись больным, уехал в Россию чуть ли не до перехода через Балканы и вернулся к батарее в Сан-Стефано; он потребовал от командовавшего батареей капитана А. сдачи ему всей экономии за время похода, но А. соглашался отдать ему только сумму (восемь или десять тысяч) на обновление имущества батареи после похода. Дело это, принявшее характер очень острый, пришлось разбирать начальству.

Другой батарейный командир, полковник К., по видимому не любил боя. Под Ташкисеном, проезжая в тылу позиции, я его видел распоряжающимся сменой дышла у зарядного ящика в то время, как его батарея уже поехала на позицию. Под Филиппополем, разыскивая графа Шувалова, я встретил его же, и он мне сослался на поиски того же графа Шувалова, для доклада о том, что батарея его попала под такой огонь, что не может оставаться на позиции! И все это творилось в Гвардии и на глазах у начальства! Объясняю это себе тем, что, во-первых, артиллерия была автономна (слабо подчинена даже командиру корпуса) и, во-вторых, строгость тогда существовала только для младших чинов.

(стр. 101) * После воины он был (турецким) генерал-губернатором Восточной Румелии (в Филиппополе).

(стр. 102) * Он был потом одним из делегатов Турции на Берлинском конгрессе. В 1878 году он был убит в Албании при подавлении восстания.

(стр. 104) * Объявлено в высочайшем приказе 6 июня 1878 года.

** Впоследствии финляндский генерал-губернатор.

(стр. 106) * Вельможа (фр.) (Сост.).

(стр. 108) * По закону желающий писать диссертацию либо сам избирает тему, либо просит Конференцию указать ему таковую,

* На дочери его, Эмелине Альбертовне, незадолго до того женился Густав Рудольфович Шульман.

** Впоследствии — главный интендант, а затем командующий войсками Туркестанского военного округа.

(стр. 111) * После защиты она была напечатана за счет Академии{35}; сверх того, она была напечатана в Военном Сборнике 1880 года, что дало мне несколько сот рублей — мой первый литературный заработок.

(стр. 112) * Оппонент, назначенный военным министром.

(стр. 114) * Это знакомство с бедностью нашей военно-исторической литературы побудило меня через двадцать лет настаивать на издании, к столетнему юбилею Военного министерства (1902), подробной истории всех отраслей военного управления и на щедром отпуске сумм на это издание.

** За все время я в «Энциклопедии» заработал около девятисот рублей.

(стр. 116) * При одном таком извинении за уж очень долгое ожидание Игнатьев мне сказал, что у него заболел сын и он невольно заговорился с доктором; я уже знал от лакея, что у него был не доктор, а какой-то другой, частный, посетитель, но сделал вид, что верю. Но на беду, в это время входит доктор, извиняется, что ворвался, но он осмотрел больного и пришел сказать, что ничего серьезного нет. Ложь была уличена, и Игнатьев покраснел и выпроводил доктора. В это время Игнатьев хлопотал о концессии на Эльтонскую солевозную железную дорогу, но ее не получил; вместо этой линии была построена Баскунчакская железная дорога.

(стр. 117) * Сверх того, я еще надеялся, что Игнатьев мне испросит добавочное содержание.

(стр. 118) * Помню такой случай. Вечером, в виде исключения, составилась карточная партия у Ф. Ф. Грязнова (старшего адъютанта штаба), жившего на одном дворе со мною. Во время партии меня раза три отзывали к телефону — Игнатьеву нужны были какие-то пустяки. С досады я выключил до утра телефон. Утром оказалось, что Игнатьев еще вызывал меня. Я жил с семьей в небольшом особнячке, а прочие чины штаба — через двор, в большом бараке; тут же помещалась Гвардейская жандармская команда (впоследствии — эскадрон).

(стр. 119) * Курьезно было основание для определения размера прибавки. Мои предшественники получали столовые начальника штаба дивизии — 1824 рубля в год; я получал лишь штатный оклад в 546 рублей; мне дали столько добавочных, чтобы они, вместе с окладом в 750 рублей за профессуру, довели мои столовые до 1824 рублей. Между тем, все офицеры Генерального штаба давали уроки в училищах и никто не учитывал и не клал им в оклад денег, которые они этим путем зарабатывали.

(стр. 121) * Я говорил об этом Пузыревскому, а Пузыревский и Сухомлинов были женаты на родных сестрах, баронессах Корф.

** Временно был и. д. начальника штаба, так как Игнатьев после лагеря уехал в отпуск.

*** Так в тексте (Сост.).

(стр. 122) * Отель «У принцессы Элизабет» (нем.) (Сост.).

** До востребования (фр.) (Сост.).

(стр. 123) * Можно было ехать по железной дороге до Оршовы или Турко-Северина, но там пришлось бы ждать, неизвестно сколько времени, прихода того же парохода. Сесть на пароход уже в Пеште было проще и вернее.

** В Болгарии еще охотно считали на рубли, причем серебряный рубль приравнивался к трем с половиной болгарским левам (франкам).

*** Каульбарс его знал по службе в 14-м уланском Ямбургском полку, так как он командовал 1-й бригадой 14-й кавалерийской дивизии.

(стр. 125) * Одним из первых военных министров в Болгарии был генерал Паренсов. Князь собрался ехать в Петербург и перед тем заехал к мадам Паренсовой, с которой беседовал о том, как он на лето уедет из душной Софии в горы, в Рыльский монастырь, кого он туда пригласит и проч. По приезду же в Петербург он попросил убрать Паренсова, обвинив его в чрезмерном либерализме. Столь же любезен он был и с Каравеловым{42}перед его увольнением.

(стр. 128) * Впоследствии начальник Канцелярии Министерства двора и уделов.

** Когда мне представлялись чины Министерства, он не явился в Министерство. Я зашел к нему на квартиру и сказал, что пришел проведать, узнав о его болезни.

*** Впоследствии профессор и редактор «Русского Инвалида».

(стр. 129) * Впоследствии он неудачно командовал л.-гв. Гренадерским полком.

(стр. 131) * Обошлись они мне всего в 400 рублей ввиду закупки и доставки вместе с целым табуном других; рост их был маловат для моего ландо.

(стр. 132) * Каульбарс сам ведал инспекторской частью.

** Пáрично искáние (болг.) — денежное требование.

(стр. 134) * Дипломатический курьер (фр.) (Сост.).

(стр. 137) * Отобранный у меня 1 марта 1917 года.

(стр. 138) * По почетному рапорту, в бригаде 24 июня 1883 года было налицо 64 офицера и 2601 нижний чин.

(стр. 140) * Русскому, введенному в болгарских войсках.

** При мне было только одно заседание этого суда, в котором я докладывал суду дела, применяя свою скудную юриспруденцию.

(стр. 141) * Впоследствии — знаменитый адмирал.

(стр. 142) * Болгарский князь был еще вассалом Турции, а потому в Софии были только генеральные консулы, в том числе и турецкий.

(стр. 143) * В городе ходили слухи, будто имелось в виду арестовать князя и отвезти в Россию. Много позже я узнал, что слухи имели известное основание: 29 марта 1885 года я в Петербурге на улице встретил Теохарова, бывшего при мне министром (помнится — народного просвещения), и он мне рассказал, что в августе 1883 года на его квартире был составлен план — выгнать Князя; заговор этот выдал князю Цанков; затем, Логгинов составил для защиты князя дружину из преданных ему офицеров. Кто участвовал в заговоре — я не знаю.

Теохаров, по происхождению болгарин, воспитывался и служил до того в России; в 1885 году он вернулся в Россию и был назначен членом Тифлисской судебной палаты.

(стр. 145) * Шикана — придирка, притеснение, бред (Сост.).

(стр. 147) * Отозвание из Софии генерал-адъютанта Лесового и флигель-адьютанта Полякова имело неприятные последствия для прочих чинов свиты князя: он их призвал к себе и объявил, что вынужден уволить их всех из своей свиты, дабы не подвергаться повторению такого афронта в случае, если бы и их вздумали отозвать. Они были уволены из свиты и примирились бы с этим, но Ионин им дал понять, что они обязаны обидеться и подать в отставку, что они и сделали.

(стр. 148) * Любопытная картинка. 6 декабря, по случаю Царского дня, многие русские поздравляли Ионина, который угостил шампанским и завтраком à la fourchette. После того некоторые из гостей зашли в нижний этаж дома к секретарям, где опять подали вино. В числе пришедших был и Л.: он любил пить, но выносил мало, а потому скоро был готов и стал говорить сальности. Я встал, чтобы уйти; он тоже собрался, но затем попросил узнать, дома ли Каульбарс? Оказалось, что нет. «Тогда он, вероятно, у моей жены, — сказал Л., — я тогда еще посижу». Чета Л., не имевшая детей, в следующем году была осчастливлена рождением сына.

** За все это время я, кажется, только раз встретил князя; наши экипажи встретились в узкой улице, я отдал честь и он ответил тем же.

(стр. 149) * Обе кормилицы, оставшиеся у нас в качестве горничных, не пожелали вернуться в Россию, а остались в Софии.

(стр. 150) * Например, отозвание, в обидной для него форме, Лесового и Ползикова; домогательство о восстановлении меня в должности и долгое оставление меня в Софии; обьезд войск флигель-адьютанта Каульбарса и проч.

(стр. 151) * Об этих сватовствах я слышал от его бывшего лейб-медика Гримма.

(стр. 152) * Этот сорт ковров назывался, кажется, «Кескелим».

(стр. 153) * Они, помнится, имели звание «гвардионов»!

(стр. 156) * Впоследствии помощник командующего войсками Туркестанского военного округа.

(стр. 158) * О том же он говорил мне вновь в марте 1888 года, а между тем Арнольди пробыл на этой должности еще более двадцати лет, до 1905 года.

(стр. 160) * Конференция Академии чествовала его прощальным обедом, как всегда у Данона, 25 февраля. Я был назначен профессором на его место 24 октября.

(стр. 161) * В том, какое значение имеют при таких исследованиях статистические цифры, мне вскоре пришлось убедиться. Сравнивая между собою льготы по семейному положению, даваемые по уставам о воинской повинности, действовавших в разных государствах, в них замечались различия, которые, однако, казались не особенно существенными; между тем, статистика показала, что этими льготами пользовались у нас свыше 50 процентов призывных, а в Германии — лишь 2 процента.

** В апреле 1885 года диссертация Зуева была забракована, и он потом уже не читал в Академии. Точно так в 1888 году была забракована диссертация нового кандидата на кафедру военной администрации Дубасова.

(стр. 163) * Этим делопроизводством ведали лица, занимавшие потом видные посты: Лобко, я, потом Данилов (Николай Александрович) и Филатьев.

(стр. 164) * Электрического освещения тогда не было.

(стр. 166) * Комиссия эта выполнила громадный труд по выяснению, что именно надо возить в обозе, что это весит и какие нужны обозы для подъема груза. Она заседала, однако, много лет. Одну из причин такой медленности надо искать в том, что чины ее получали суточные: председатель и делопроизводитель (Газенкампф) — круглый год, а члены — за дни заседаний. Я их получил в 1885—86 гг. за четырнадцать заседаний, по чину полковника — по два рубля; генералы получали их в большем размере. Я не запомню, чтобы я участвовал в какой-либо другой комиссии, получавшей суточные.

(стр. 169) * Чины Канцелярии 11 сентября поздравляли его с получением алмазных знаков ордена святого Александра Невского.

** Заседаний было семь. Перед одним из последних ко мне зашел участвовавший в них генерал от инфантерии граф Сиверc переговорить по одному вопросу и сказал, что если мы только сговоримся, то проведем свое мнение в комитете.

(стр. 170) * До того эти лекции читал Газенкампф.

(стр. 171) * В это время он перешел в специальные классы Пажеского его величества корпуса.

(стр. 172) * Он был полковником Генерального штаба почти тридцать лет (1865–94), так как должность его не позволяла производство в генералы.

(стр. 173) * В феврале 1880 года — выкидыш. В декабре 1881 года — рождение сына Александра († 1883). В ноябре 1882 года — рождение дочери Зои († 1883). В июле 1884 года — рождение дочери Александры († 1884). В августе 1885 года — выкидыш. В ноябре 1886 года — тоже. В августе 1888 года — тоже. В январе 1890 года — тоже.

** Председатель — генерал Величко; члены — Соболев, Кантакузин, я, Веймарн, Сахаров и Чичагов; делопроизводитель — Светлов.

(стр. 174) * Вероятно, благодаря дяде, он состоял врачом при каком-то интендантском учреждении в Петербурге.

(стр. 176) * Он в зиму 1887/88 гг. читал наследнику цесаревичу лекции по военной администрации, поэтому мой труд был ему весьма интересен и полезен.

** При составлении этих очерков я пользовался источниками указанными мне Пузыревским же. Пузыревский был профессором по кафедре военного искусства и помощником начальника Канцелярии (Лобко).

(стр. 180) * Состав комиссии: председателем — великий князь Николай Николаевич старший и тринадцать членов: великие князья Михаил Николаевич и Владимир Александрович, князь Святополк-Мирский 1-й (Дмитрий Иванович), Гурко, Ганецкий, Дрентельн, князь Дондуков-Корсаков, Банковский, Рооп, Рихтер, Обручев, князь Имеретинский и Лобко. На всех заседаниях присутствовал Газенкампф; на некоторые заседания приглашались еще отдельные лица.

** Последующие были 22, 26 и 29 января, 2, 5, 9, 12, 15, 19, 23 и 25 февраля.

(стр. 181) * Речь шла о централизации распоряжений подвижным составом железных дорог. Инициатором этого вопроса был полковник Вендрих, доведший свои соображения до сведения великого князя Владимира Александровича. Пришлось мне познакомиться с Вендрихом, который произвел на меня впечатление человека, преисполненного сведений, в которых он сам не в состоянии разобраться, путанного, но очень самоуверенного. Я не мог сам судить о его доводах и работах, но с ними не соглашались ни в Министерстве путей сообщения, ни в Техническом обществе, где он 19 марта читал доклад, который я поехал слушать.

(стр. 183) * При подписи журналов в последнем заседании великий князь Михаил Николаевич спросил меня, почему он, фельдмаршал, должен подписываться ниже генерал-адъютанта? Я ответил, что таково было указание председателя. Великий князь Владимир, как ближайший престолу среди членов императорской фамилии, имел «председание» перед обоими фельдмаршалами, но это едва ли относилось до служебных дел и отношений.

(стр. 183) * При окончательной редакции «Положения» я внес статью, предусматривающую возможность назначения двух главнокомандующих на соседних театрах войны. Лобко возражал, но потом согласился со мною. Никто тогда не предвидел такого увеличения вооруженных сил, что назначение нескольких главнокомандующих станет явлением нормальным, так что понадобится еще высшая должность, верховного главнокомандующего.

** В 1917 году начальник Петроградского военного округа.

(стр. 184) * Он мне предложил самому представить наследнику; я уклонился, сказав, что боюсь его утруждать, а в действительности потому, что жил на даче и мне не хотелось приезжать лишний раз в город; кроме того, наследнику преподавал Лобко, и я не хотел возбуждать каких-либо подозрений с его стороны. Лобко потом одобрил мой отказ.

** От фр. réprimande — выговор (Сост.).

(стр. 185) * Обручев, Скворцов, Лобко, Куропаткин, Гюббенет и я.

(стр. 186) * Первый такой жетон за 25 лет получил Константин Павлович Степанов 29 декабря 1888 года.

** В 1891 году я сделал должный взнос и стал пожизненным членом Общества.

(стр. 188) * Из 91 снимка за лето, 58 было портретов и групп.

** Фотографические принадлежности лежали у меня без всякого применения до 1897 года, когда я их подарил племяннику, сыну брата. Я вновь стал заниматься фотографией уже на пленках только в 1900 году.

(стр. 189) * В учебном 1888/89 году я прочел 29 лекций продолжительностью от 40 до 61 минуты; растянуть лекцию дольше было легко — стоило лишь вдаться в детали; но я считал это вредным, так как лекция должна давать лишь общую, легко усвояемую картину.

(стр. 190) * Газенкампф сам мне потом рассказывал это в пояснение причин, приведших его к службе в интендантстве.

(стр. 191) * Тайный советник медицины (нем.) (Сост.).

(стр. 192) * Княжеский камень (мел.) (Сост.).

(стр. 193) * Королевское озеро (нем.) (Сост.).

** Так называемая Урнерская дыра, узкая и низкая галерея, тоннель, за ним дорога огибает скалу и круто спускается к Чертову мосту (Сост.).

*** В наст. вр. — глетчер (от нем. Gletscher — ледник). (Сост.).

(стр. 194) * Святая часовня (,фр.) (Сост.).

(стр. 195) * С 30 апреля 1883 года он был капитаном Гвардии.

(стр. 196) * «Положение» было представлено на утверждение в печатном виде, и потому тотчас по утверждении было разослано. Вскоре из Министерства финансов получено было заявление о замеченной в нем ошибке: в ст. 446 ошибочно сказано, что полевой главный казначей подчинен дежурному генералу, тогда как он подчинен командующему армией. Замечание было правильно; при последней переделке «Положения» я упустил переделать эту статью. Пришлось объявить об ошибке в циркуляре Главного штаба и побывать в 1-м департаменте Сената, чтобы там при распубликовании исправили ошибку; это сделали проще, чем я думал — потребовалось только представить исправление за подписью Лобко. Мне эта ошибка была крайне неприятна, так как компрометировала мой труд; но больше в нем не было найдено ошибок, по крайней мере, я о таковых не слыхал.

(стр. 197) * Тут я впервые узнал о существовании Шендзиковского, с которым опять имел дело уже будучи военным министром.

** Относительно дуэлей во французской армии я лишь мог сослаться на описание таковой в грязненьком романе из солдатской жизни «Les sous-offs» («Унтера»).

*** Число делопроизводителей в Канцелярии определялось общим числом без распределения их по отделам. Одну должность всегда держали вакантной для увеличения остатков, которые шли на выдачу наградных; эту-то вакансию я занимал в 1884 году, поглощая часть наградных Канцелярии. С моим уходом в Законодательный отдел, мое делопроизводство, называвшееся 3-м административным и состоявшее из меня одного, было вновь упразднено.

(стр. 198) * В одном из моих докладов в Совете, 7 июня, произошел инцидент. Докладывал я между прочим небольшое представление об изменении штата Туркестанского окружного артиллерийского арсенала; в Совете присутствовал Розенбах, недавно назначенный членом Совета и бывший до того командующим Туркестанского военного окру га. Я доложил дело кратко. Розенбах, со свойственной ему резкостью, заявил, что дело доложено так кратко, что нельзя понять, зачем, собственно, надо увеличивать штат арсенала? Я спросил председателя генерал-адъютанта Глинка-Маврина, прикажет ли он доложить подробнее?

Розенбах тогда заявил, что он только что сам из Туркестана и может удостоверить: штаб арсенала вполне достаточен! Между тем, представление Туркестанского окружного совета пришло за его же подписью, которую я и показал Лобко. Лобко ответил очень мягко, что «дело это подробно обсуждено на месте и в Главном управлении и что Совету трудно входить в детали, а затем прибавил, что Вы, конечно, не можете этого помнить, но ходатайство об увеличении этого штата поступило из Туркестана за Вашей подписью!» Конфуз получился чрезвычайный! Розенбах вскоре был назначен членом Государственного совета.

(стр. 199) * За четыре месяца я ездил в город 52 раза.

** Подарено осенью брату, при его назначении командиром резервного батальона.

(стр. 200) * Я уже упоминал, что министр Двора граф Воронцов-Дашков в 1874–78 гг. был первым начальником штаба Гвардейского корпуса, и что он издал инструкцию, по которой штабом в действительности «правил» штаб-офицер для поручений; таким «правящим» при нем был Гудим-Левкович.

(стр. 201) * Канцелярский чиновник, бывший в делопроизводстве, ничего не знал и никуда не годился.

** Я в этом отношении не ошибся — он занял потом видное положение в Генеральном штабе. Мне никогда не приходилось иметь с ним дело и он едва ли знает, что был когда-то моим кандидатом.

(стр. 202) * Лобко за это платил пятьсот рублей.

(стр. 203) * Через полгода батальон этот был развернут в 168-й пехотный резервный Острожский полк, а в конце 1892 года брат принял 188-й пехотный резервный Батуринский полк.

(стр. 204) * Здесь — лесть (итал.) (Сост.).

(стр. 205) * В августе 1891 года Березовский мне жаловался на претензии Орлова: за негласное редакторство он сначала получал 25 рублей в месяц, которые уже доведены до 75 рублей, но теперь он еще требует признания его собственником «Разведчика» наравне с Березовским. Последний решительно отказал в этом, так как официально сам был редактором. Помирились на том, что Орлов при выходе из редакции получит премию: за три года — 1000 рублей, за шесть лет — 2000 рублей и за девять лет — 4000 рублей.

** Ден до того был губернатором в Выборге и я встречался с ним.

(стр. 207) * Через десять лет мы вновь были в Белладжио и я уговорил вновь подняться туда же. Я хотел на том же месте покаяться перед нею; но на половине пути началась брань и она отказалась идти дальше. Я ей поэтому ничего не рассказал, ни тогда, ни позже.

(стр. 209) * Идею составления такого очерка дала, может быть, моя статья в «Разведчике» о десятилетней деятельности Ванновского.

(стр. 210) * Благодарность мне была объявлена и в приказе по Министерству (5 марта 1892 года). Большой размер пособия имел последствием, что меня в Канцелярии в августе оставили без пособия!

** Это был рецепт А. А. Зейфарта, который усердно рекомендовал это средство офицерам Академии перед экзаменами.

*** Обе части тотчас по выходу их в свет я рассылал для рецензии иностранным военным журналам, о чем подробно скажу ниже.

(стр. 211) * Соловьев был дежурным штаб-офицером в Академии. Леер был крайне падок на лесть, а Соловьев и его жена усиленно ухаживали за ним, подносили конфекты жившим при нем внукам и т. п. Когда Соловьев не попал в профессора, жена его сетовала — зачем же она собственными трудами сварила Лееру пуд варенья.

(стр. 219) * Повышенные баллы, несомненно, ставились членам императорской фамилии; были разговоры о поблажках сыновьям Ванновского; бывали случаи прибавки баллов ввиду заявления дежурного штаб-офицера, что такой-то офицер болел или у него было какое-то семейное несчастье, но все это были крайне редкие исключения. Затем помню в восьмидесятых годах один случай, когда на экзамене по военной истории был нарочито срезан один офицер, о котором начальство Академии получило сведения, что он австрийский шпион.

(стр. 220) * За два дня до того, 3 мая, утром приводились к присяге новобранцы; после того Пенский собрал офицеров в собрание, чтобы в их присутствии сделать выговор поручику Пр., который прибил городового. После того Пенский деловым тоном отозвал меня в другую комнату и уже там объяснил, что увел меня, так как офицерство будет говорить обо мне. Вдруг из залы, где собрались офицеры, послышался гул спорящих или недовольных голосов и мне стало не по себе: мои отношения с офицерами были отличными, так какие же могут быть протесты? Потом выяснилось, что старший полковник предложил голосовать о том, делать ли мне проводы? А офицеры не пожелали ставить его на голоса.

(стр. 222) * Впоследствии я получил старшинство с 30 августа 1894 года.

(стр. 224) * «Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку» (лат.).

** Леер мог себе позволить такой метод изложения потому, что основные положения тактики уже давно установлены вполне ясно и твердо; но для исследования нового вопроса такой метод, конечно, не годится. Впоследствии Соловьев мне откровенно говорил, что он этот метод избрал именно в угоду Лееру.

(стр. 226) * Самое пикантное в этом ответе было то, что он был дан именно мне, военному, которого они едва ли имели право считать бесталанным и неспособным.

(стр. 227) * За годы их учения они составили около двух тысяч рублей, сумму весьма большую для меня.

** Он был в то время доцентом Университета и ревизором податных сборов.

(стр. 229) * Так я из Юстилы выезжал рано утром на первый поезд, чтобы провести лишь ночь в деревне; вставать приходилось в четыре часа.

** По странной случайности впоследствии оказалось, что около того же времени с этими двумя барышнями в Асхабаде была дружна моя будущая жена, Ольга Ивановна Холщевникова (о которой я в то время еще ничего не знал), и что ей особенно нравилась Сигрид Шульц.

(стр. 231) * При этой оказии я спросил Лобко, как обстоит дело с его собственной кандидатурой на должность министра статс-секретаря, о которой он мне говорил в феврале 1893 года? Он мне сказал, что теперь о ней нет речи; что тогда Ден на что-то обиделся и думал уйти, а теперь сидит, и что Ванновский теперь проводит его в государственные контролеры. Насколько я слышал, в 1894 году имелось в виду подчинить финляндские дела ведению Государственного совета и Комитета министров.

(стр. 232) * В конце августа я представил второе издание в Академию наук на конкурс на премию имени покойного митрополита Макария{66}».

** На этом заседании Масловского уже не было — он умер 3 ноября.

(стр. 235) * Через месяц после этого разговора Лобко мне передал, что Ванновский, выбирая нового главного начальника инженеров, вспоминал и обо мне. Не этот ли разговор навел его на такую странную мысль? Во всяком случае, он не сердился на меня за мои возражения против Либавы, хотя они и были ему неприятны.

(стр. 236) * Должности окружных интендантов и их помощников замещались обыкновенно неинтендантскими чинами, а со стороны. Бальц был генералом Генерального штаба.

(стр. 237) * Великий князь Георгий Александрович никогда не был зачислен в Семеновский полк.

(стр. 241) * Из отзывов печати о второй части моего труда у меня сохранился только один: «Militar-Wochenblatt» в № 103 (от 8 декабря 1894 года) говорит, «что вторая часть так же, как и первая (о которой уже был дан отзыв) отличается добросовестной обработкой богатого и вполне надежного материала, большой ясностью и наглядностью, и главное — полной беспристрастностью».

(стр. 243) * Dr. Roth «Годовой отчет о развитии и успехах в области военного дела» (Сост.).

(стр. 244) * При суждении о диссертации полковника Соловьева 20 февраля 1893 года.

** Я зашел к Березовскому, у которого (через Орлова?) оказалась черновая этого отзыва, ее он мне и прочел.

(стр. 248) * Я вообще люблю ручные работы, так как они доставляют мне отдых от умственных занятий и действуют очень успокоительно; так я в 1889–90 гг. увлекался выделкой смирнских ковровых вещей; и тогда жена только немного занималась этой работой, а затем она перешла в мои руки.

(стр. 250) * Канцелярия как-то чествовала обедом своего делопроизводителя Козлова по случаю двадцатипятилетия пребывания его в одной должности! В 1896 году, на коронацию государя, около двадцати полковых командиров, прослуживших в чине полковника шестнадцать лет(!), были произведены в генералы с оставлением в должностях! Такой застой давал армии престарелых вождей, едва терпимых в мирное и вовсе негодных в военное время.

(стр. 252) * Генерал-адъютант Кремер, генералы Прокопе, Кульберг и Шарнгорст, барон Брун, я, подполковник Дмитрий Константинович Гершельман.

** В административном и хозяйственном — по два, счетном — всего одно.

(стр. 254) * Сами представления заранее были прочитаны начальником и помощником, так что доклад лишь напоминал о сути дела; кроме того, докладчик излагал свои личные замечания и сомнения.

(стр. 257) * Дача Коковцовой, Еленинская, 103.

(стр. 258) * В апреле месяце приезжал император Франц-Иосиф, которого я видел на параде, а затем в театре на парадном спектакле (первое и второе действия балета «Спящая красавица»).

(стр. 261) * Приказ № 29 по Генеральному штабу от 4 декабря 1897 года.

(стр. 263) * Главным образом в 1885—86 гг. в комиссии у Лобко; в феврале 1897 года он телеграммой из Асхабада поздравил меня с «важным назначением» (на должность помощника начальника Канцелярии).

(стр. 264) * Военное министерство имело право требовать добавочные кредиты только в определенных случаях (вздорожание хлеба, военные экспедиции). Затем все расходы по перевооружению армии производились за счет особых ассигнований.

(стр. 265) * Впоследствии — член Государственного Совета и председатель его Финансовой комиссии (1917).

(стр. 266) * Впоследствии — министр путей сообщения и член Государственного Совета.

** Иногда, для объединения министерств в разрешении крупной задачи, образовывались Комитеты, например — Комитет по постройке Сибирской железной дороги.

(стр. 267) * Много лет спустя С. Ю. Витте мне говорил, что относительно постройки Сибирской железной дороги не вдоль реки Амура, а напрямик через Маньчжурию, он во время коронации государя договаривался со знаменитым Ли-хун-чжаном, который считал, что эта дорога принесет пользу обеим империям и закрепит их дружбу, — но только при условии, что мы от нее не поведем ветви на юг, в южную Маньчжурию. Такую ветвь в Китае сочтут за акт прямо враждебный, за посягательство на целость Китая! Между тем, занятие Квантуна потребовало постройки железной дороги именно в этом направлении, и вскоре вызванная этим вражда китайцев выразилась в боксерском восстании{71}.

Отсутствие единства в деятельности министерств выразилась в том, что при скупости ассигнования средств на Порт-Артур, таковые давались щедрой рукой на Дальний, где без ведома военного министра возник отличный порт, лежавший в тылу нашей крепости. О его размерах и благоустройстве Куропаткин узнал лишь перед самой японской войной, в 1903 году, при своей поездке на Дальний Восток! Вина в неведении Куропаткина лежала на Соллогубе, бывшем его представителем при «Обществе Китайской железной дороги».

(стр. 268) * Проект крепости был утвержден лишь в начале 1900 года; расход собственно на фортификационные работы был исчислен в 8928 тысяч рублей, и их предполагалось закончить к 1909 году; к началу войны было произведено работ на 4080 тысяч рублей.

** Членам этой комиссии были почему-то выданы суточные за дни заседаний.

*** Врачи получали содержание по разрядам своих должностей из устаревших окладов, получая к ним прибавки по выслуге пятилетий. Я уговорил главного военно-медицинского инспектора Реммерта отказаться от этой обособленности ввиду того, что о строевых чинах все же заботятся и им, от времени до времени, увеличивают содержание, тогда как оклады врачей за двадцать или тридцать лет не менялись. Приравнение врачей по содержанию к строевым чинам даст им гарантию в том, что о них впредь забывать не будут.

(стр. 273) * О числе таких дел можно судить по тому, что к слушанию дел, по которым были замечания или предвиделась возможность разномыслии или вопросов, всегда приглашались представители заинтересованных главных управлений. Только главный интендант, по желанию самого Тевяшева (жившего в том же доме), приглашался почти на все дела его управления, поэтому и доклад дел обыкновенно начинался с интендантских. Из 559 дел было 107 интендантских и 452 из других управлений; из последних только 107 слушались при представителях от главных управлений.

Я завел правило вызывать нужных представителей не всех к началу заседания, а к тому времени, когда их присутствие вероятно понадобится, дабы они не ждали напрасно.

** При Куропаткине на заседание приходилось в среднем 18 дел и на каждое дело 8 3/4 минут, а без него — 24 дела по 5 ½ минут.

*** Перед уходом Лобко, когда еще не было известно, кто будет его заместителем, один из членов Совета, Кармалин, при мне спросил другого, Рерберга: «Кто же теперь (с уходом Лобко) будет нас в бараний рог гнуть?» Самоуверенный Рерберг ответил, что никто этого не делал и не может делать.

**** При докладе министру накануне заседаний Совета устанавливалась общность взглядов на замечания начальника Канцелярии; впрочем, Куропаткин иногда менял в Совете свой взгляд.

(стр. 275) * Раньше существовал еще дом военного министра (улица Гоголя, 10), но он был подарен императором Николаем I министру князю Чернышеву.

(стр. 277) * Приведу расчет моей службы на учебную пенсию:

Строевая служба:

В Пажеском корпусе: 17 июля 1870–17 июля 1872 — 2 года;

Офицерская: 17 июля 1872–1 октября 1879 — 7 лет 2 месяца 14 дней;

В Болгарии: 5 сентября 1882–10 октября 1884 — 1 год 6 месяцев 5 дней;

Бытность в походах: 8 сентября 1877–19 февраля 1878 — 5 месяцев 11 дней.

Учебная служба:

Исполнение обязанностей адьюнкт-професора: 1 октября 1879–15 мая 1880 — 7 месяцев 15 дней;

Адъюнкт-профессор: 16 мая 1880–5 сентября 1882 — 2 года 3 месяца 19 дней;

Профессор: 10 марта 1884–15 апреля 1898 — 14 лет 1 месяц 5 дней.

Итого: 17 лет 9 дней .

Семь лет строевой службы считались за пять лет учебной, поэтому 11 лет и 2 месяца строевой службы составляли 7 лет 11 месяцев 21 день учебной. Итого: 25 лет учебной службы.

(стр. 278) * Это избрание утверждено высочайшим приказом 11 мая 1898 года.

** Премии были учреждены в 1895 году на капитал, пожертвованный великим князем Николаем Константиновичем.

(стр. 279) * У меня нет под рукой этих заметок; помнится, что в них в смешном виде описывались конкурс и присуждение премий, якобы происшедшие в одном из экзотических государств, так что я сначала не обратил на них внимания.

(стр. 281) * При баллотировке он всегда клал белый шар, в чем сам признался в Конференции, когда результат одной баллотировки вызвал недоумение — не произошло ли ошибки? Стали подсчитывать голоса по бывшим до баллотировки суждениям и ошибка стала несомненной. Тогда-то Лееру пришлось признаться, что хотя он и говорил «против», но шар он всегда кладет «за»!

** Леер неоднократно рассказывал об этом. Его возмущало, что Орлов ему пишет записки на лоскутках бумаги или даже на обрывках конвертов, но Орлов был неисправим. Однажды Орлов не поместил в «Энциклопедии» статью, писанную самим Леером, о чем тот узнал лишь по выходе существующего выпуска! Это была биография недавно умершего французского генерала Данфер-Рошро, прославившегося защитой Бельфора в 1870–71 гг.; Орлов ее не поместил, так как в «Энциклопедии» помещались биографии лишь умерших деятелей, а о смерти Данфера он не знал; переговорить же с Леером не счел нужным или забыл. Это, впрочем, зависело и от того, что Орлов принимал на себя массу оплачиваемой работы; так, он читал лекции и был редактором «Энциклопедии» и «Разведчика», сверх того, он брался и за другие работы, например, за составление истории л.-гв. Егерского полка к его столетнему юбилею; везде ему приходилось спешить и все же оказываться неисправным. С последней историей у него вышла большая неприятность: полк, видя, что история его не будет готова к юбилею, если работа останется в руках Орлова, вытребовал у него уже составленное начало истории и все материалы и передал работу кому-то другому (Мартынову?); Орлову полк оставлял полученную им вперед половину гонорара, но тот был этим недоволен и претендовал еще и на вторую половину, а начало истории успел поместить в «Военном сборнике» еще до полкового юбилея. Офицеры Генерального штаба, знавшие про эту историю, возмущались, но ничего не могли сделать, а начальство Орлова не находило нужным вмешиваться в это дело. От обременения Орлова частной работой больше всего страдала Академия, для которой он сделал весьма мало.

(стр. 286) * Мне удалось помочь Лебединскому в получении обратно если не всего его залога, то значительной его части. В знак благодарности он до сих пор поздравляет меня к Новому году и к Святой. Отсюда я знаю, что он долгие годы был нотариусом в Свенцянах, а теперь состоит таковым в Гаграх. Из Свенцян он мне в 1899 году прислал посылку, которую я вернул обратно; он мне тогда написал письмо, в котором выразил сожаление, что я отказался от не помню какой провизии, которую он мне послал.

(стр. 288) * Рабочих часов было в апреле 15, в мае — 37, в июне — 40, в июле — 12, в августе — 38, в сентябре — 47, в октябре — 38, в ноябре — 16 и в декабре — 2, всего 245 часов; выжжены: вешалка (52 часа), столик-трилистник (48 часов), столик с розами (80 часов) и четыре доски для ширм (65 часов).

** Пособие мне и кредит на казенную мебель были отпущены Куропаткиным по ходатайству Лобко.

(стр. 289) * Большие фотографические портреты шести первых директоров Канцелярии были повешены в моей приемной комнате, а портреты Д. С. Мордвинова, А. А. Якимовича и П. Л. Лобко в моем служебном кабинете. Все в резных рамах орехового дерева.

(стр. 290) * Кажется, по моему докладу.

(стр. 291) * В члены Совета он попал лишь 1904 году.

** Он заявил, что собирается оставить службу, и сделал это весной 1899 года.

(стр. 292) * В виде исключения был принят, например. Сапожников, окончивший курс Института гражданских инженеров, но по болезни не сдавший выпускных экзаменов; он оказался отличным работником.

(стр. 293) * Гершельман попал в чрезвычайно счастливую колею и уже в 1905 году стал по старшинству делопроизводителем. Он один из немногих, имевших чин военного советника (соответствующий коллежскому советнику), который давался только в Канцелярии лицам, занимавшим должности пятого класса (пережиток старины).

** Шаповалова, Соловьева и по эмеритальному отделу — Жибрата; делопроизводители избирались начальником Канцелярии и утверждались министром.

(стр. 294) * Через год Чекини, по настоянию своей семьи, вышел в отставку, и место его занял Бабушкин. Тогда же я по просьбе Бабушкина дал ему разрешение вступить в брак, если со стороны духовного начальства нет препятствий, хотя он был разведен без права на новый брак. Мое разрешение было нужно венчавшему священнику как доказательство, что начальство Бабушкина не подымет истории из-за его второго брака.

(стр. 297) * Не зная еще о существовании интендантского Арнольди, Куропаткин думал, что речь идет о нашем, но я ему мог сказать, что наш Арнольди и не думал ездить за границу. Позднее, в июне 1899 года, когда я был в Биаррице и занимал там скромные комнаты в Hôtel d'Angleterre, мне в этой гостинице показывали роскошные апартаменты, которые занимал русский «генерал» Арнольди.

(стр. 300) * К началу 1898 года в Военном совете состояли следующие члены (по старшинству их назначения в Совет): Резвой (86 лет), Волков (80 лет), Кармалин (73 года), Якимович (68 лет), Эллис (72 года), Дандевиль (73 года), Анненков (62 года), Хлебников (75 лет), Рерберг (62 года), Павлов (63 года), барон Зедделер (66 лет), Подымов (73 года), Леер (68 лет), Домонтович (67 лет), граф Татищев (67 лет), Зверев (67 лет) и Крыжановский (66 лет); средний возраст этих семнадцати членов был около семидесяти лет. В 1898 году вновь были назначены: Яновский (70 лет), барон Вревский (63 года), Бобриков (57 лет), Гончаров (66 лет), Головин (61 год), Гюббенет (62 года), Крживоблоцкий (59 лет), Демьяненков (67 лет); из них Вревский получил разрешение жить постоянно за границей, а Бобриков ушел в финляндские генерал-губернаторы, так что к началу 1899 года было двадцать три члена со средним возрастом в шестьдесят девять лет. В 1899 году вновь назначен Новицкий (65 лет), Столетов (64 года) и Барсов (75 лет); умерли Волков, Анненков и Зедделер.

** Молодой человек (фр.) (Сост.).

(стр. 302) * Фролов по своим делам (части инспекторская и хозяйственная) имел доклад у Куропаткина, обыкновенно в присутствии Сахарова.

(стр. 303) * Я ему послал на Святую курдистанский ковер, который по моему заказу купили на Кавказе; одновременно там был куплен и мой текинский ковер.

(стр. 304) * Поездки за границу в 1889–1891 гг. мы совершали в вагонах второго класса; так же ездила жена с сестрой в 1894 году; в 1895 году мы до Вержболова брали спальное купе первого класса, а дальше ехали во втором классе.

(стр. 307) * В моей записной книжке сказано: начальника штаба или начальника дивизии. Какого штаба? Начальником окружного штаба только в мае 1899 года был назначен Сухомлинов. Подлинное письмо Березовского должно быть у меня в Царском Селе.

(стр. 308) * По три вечера у Гримма и Гулевича и по одному у графа Игнатьева, Березовского, Чекини, Александрова и Мюллера. Сверх того я был на одном обеде у французского посла маркиза Монтебелло.

(стр. 309) * Выжиганию я посвятил в январе 17 рабочих часов, в феврале — 5, в марте — 10, в апреле — 46, в мае — 25, в сентябре — 19, в октябре — 14, в декабре — 9, всего — 145 часов. Выжигание филенок для восьми частей этих ширм потребовало около 300 рабочих часов: верхние доски, в среднем, — по 15 часов, средние — по 13 и нижние — по 10 часов.

(стр. 311) * Обед этот состоялся 23 января 1900 года; кроме чинов Канцелярии в нем приняли участие еще некоторые другие лица: Якимович, Солтанов, Веретенников, Сольский, Крыжановский.

(стр. 312) * Сверх того в нем числилось еще три члена, живших вне Петербурга: Данилов, Бобриков и барон Вревский.

(стр. 314) * За этот проект высказалось восемь голосов, а против него — одиннадцать.

** Насколько помню, дело происходило так: Куропаткин, не переговорив с министром статс-секретарем Финляндии, доложил государю проект нового устава о воинской повинности и испросил разрешение созвать экстренно чрезвычайную сессию Сейма для обсуждения проекта, и уже затем сообщил министру статс-секретарю повеление о созыве. При этом оказалось, что для чрезвычайной сессии нужно произвести особые выборы, что нужно шесть-восемь месяцев времени и надо объявить, зачем созывать. Об экстренности уже не могло быть речи, о сюрпризе тоже. Во всей Финляндии пошла агитация. Сейм оказался враждебным проекту и отклонил его. Если бы Куропаткин менее легкомысленно взялся за дело и сначала уяснил себе, как оно должно будет проходить и каковы шансы на его успех, то избавил бы правительство от,этой неудачи и не взволновал бы напрасно население Финляндии.

(стр. 316) * Из состава Гвардейского стрелкового артиллерийского дивизиона.

(стр. 318) * Отъездом его я воспользовался для того, чтобы навестить обеих сестер в их имениях. В Выборге я еще побывал на полдня на Рождество.

(стр. 319) * Лобко был в отпуске или в отъезде.

(стр. 320) * За последние годы город стал расширяться от Бульварной улицы под гору к железной дороге; но это место вовсе не заманчивое.

(стр. 321) * Мечтал я одно время о должности командующего войсками Казанского военного округа, которую я скорее мог бы получить, так как в округе было очень мало войск; но и это назначение представлялось мне маловероятным.

(стр. 323) * Николай Густавович оставил порядочное состояние, но сколько именно, я не знаю вовсе. Впоследствии Мария Александровна мне говорила, что по завещанию все оно было оставлено ей, за исключением небольших сумм, завещанных ее двум дочерям от первого брака. Узнав об этом, жена Сережи стала плакать и причитать — зачем она вышла за него! Чтобы утешить ее, Мария Александровна тогда же подарила сыну половину состояния.

(стр. 324) * По случаю производства я представился государю 27 января 1901 года; он мне сказал лишь несколько слов.

(стр. 325) * Генерал-адъютант и дворцовый комендант.

** Никаких кандидатских списков для назначения в командующие войсками не имелось, да пожалуй и не стоило заводить, так как на этих должностях по большей части оставались до смерти, так что новых лиц редко приходилось назначать. Еще 19 ноября я получил от Куропаткина из Крыма шифрованную телеграмму: «Телеграфируйте две фамилии генералов, кои по вашему мнению могут быть кандидатами в Варшаву. Повидайте генерала Лобко, просите его от моего имени тоже назвать двух-трех лиц. Телеграфируйте о здоровье генерала Павлова, может ли он ездить верхом? Исполните все это с соблюдением осторожности и тайны».

Я поехал к Павлову, которому показал телеграмму без всякой осторожности и тайны. Тот мне сказал, что может ехать в Варшаву и что верховая езда ему даже прописана врачами. Мы просмотрели с ним список генералов и остановились на двух: Троцком и Пантелееве. Затем я был у Лобко и после того зашифровал и отправил Куропаткину следующую телеграмму:

«Генерал Павлов здоров, любит верховую езду. Если не он, то по моему мнению желательно генерала Троцкого — в Варшаву и Пантелеева — в Вильну. Генерал Лобко указал первым Троцкого, вторым — графа Алексея Игнатьева, третьим — Пузыревского. Он, однако, полагал бы, ввиду ненадежности здоровья командующих в Киеве, Одессе, Туркестане, не торопясь решением сообразить сначала предвидимые передвижения».

Совершенно неожиданно в Варшаву был назначен старец Чертков. Командующий в Туркестане (Духовский) умер в должности в 1901 году, командующий в Одессе (граф Мусин-Пушкин) тоже оставался в должности до своей смерти (1904 год), а командующий в Киеве (Драгомиров) оставил должность по болезни в 1903 году. Таким образом, никто не угадал избранника для Варшавы, а Лобко слишком рано заботился о замещении должностей больных генералов.

(стр. 326) * В январе я завел себе весы, на которых с тех пор, от времени до времени, взвешивался; как в январе, так и в мае 1901 года вес был почти одинаков — около 98,8 кило, в том числе около одного килограмма — вес белья и туфель.

(стр. 327) * Сверх того числились, но занимали иные должности: Данилов, Розенбах и Бобриков, и жил за границей барон Вревский.

(стр. 331) * Главный военный прокурор и инженер генерал-майор Маслов, писавший в «Новом времени» под именем Бежацкого, оба товарищи Куропаткина.

** Впоследствии — заведующий охраной императорского Таврического дворца.

(стр. 332) * Кажется, отец Скалона был опекуном Андроникова.

** Наш главный военно-медицинский инспектор.

(стр. 334) * Они оба служили в Собственной его императорского величества канцелярии.

(стр. 337) * В начале мая он же дал мне свод расходов на чистую отделку в 16 800 рублей, так что вся смета на дом составила до 40 000 рублей.

** Так, например: кирпич — по 17 рублей за тысячу, бутовая плита — по 34 рубля за куб, песок — по 11 рублей за куб, железные балки — по 1 рублю 45 копеек за пуд, портландский цемент — по 5 рублей за бочку, известь — 25 копеек за пуд, все с доставкой; за укладку тысячи кирпичей — 7 ½ рублей.

(стр. 339) * Штатное содержание — 6000 рублей. Добавочное содержание — 2500 рублей. Обычное пособие — 2000 рублей. Учебная пенсия — 1382 рубля.

Два чрезвычайных пособия, взамен ожидавшейся прибавки содержания — 2600 рублей.

Проценты на мой капитал — 1354 рубля.

Итого — 15 836 рублей.

(стр. 341) * Не помню, сколько получали другие чины, но начальники главных управлений имели по 2000 рублей в год.

** В 1900 году были фиксированы только суммы в размере 10 процентов содержания всех чинов каждого управления; эти суммы пропорционально делились между имевшимися чинами, причем в Канцелярии каждый получил 11 3/4, процентов содержания; в прочих управлениях некомплект был меньше и процент ниже.

(стр. 343) * Весьма интересна судьба этих капиталов. По сметам на 1917 год, они составляли: в Канцелярии — 24 000 рублей, в управлениях: Артиллерийском — 6000, в Военно-техническом — 7000, в Военно-судном — 2000, в Интендантском и Военно-учебных заведений — по 1500, в Военно-санитарном — 1200 рублей. Очевидно, что отношение к этим капиталам было разное. Характерно, что в Управлении военно-учебных заведений капитал к 1917 году еще только приращался процентами и даже не было выработано положения о пользовании им.

(стр. 344) * В знак благодарности за назначение Затворницкий вздумал 1 октября поднести жене какую-то скамейку; я не стал ее смотреть и сказал, что подарков не принимаю.

** По словам старожилов, 3-е делопроизводство было образовано Якимовым лично для К. П. Степанова.

(стр. 345) * Пособия выдавались три раза в год: перед Святой, к 30 августа и к Рождеству. Делопроизводитель получал в первые два срока по 500 рублей, а перед Рождеством, в мере средств, по 250-400 рублей. Я довел размер и этого, третьего, пособия до 500 рублей. О размере пособий младшим чинам у меня записей нет; они тоже получали пособия по тому же правилу; два раза нормальное, а в третий — в мере средств. Размер пособий я сохранил бывшие при Лобко.

(стр. 346) * С Янушкевичем я познакомился у Гулевичей в мае 1897 года; он был тогда женихом дочери генерал-адъютанта Троцкого, и я был на обеде, данном в честь жениха и невесты. Он тогда же произвел на меня отличное впечатление своей очевидной порядочностью и серьезностью. В 1900 году я его перевел в Канцелярию в законодательный отдел, а в 1902 году — в административный. Отличный работник, он вместе с тем был мне лично весьма симпатичен. Вне службы я встречался с ним и его женой лишь у Гулевича и Судейкина.

(стр. 347) * «Разбитый кувшин» (фр.) (Сост.).

(стр. 349) * В прежнее время казенные имения жаловались во временное пользование (аренду), но потом это было заменено выплатой денег, за которыми сохранились название аренды и источник отпуска — средства Министерства земледелия.

(стр. 351) * Сестра Лиза гостила у меня несколько дней в феврале.

(стр. 354) * Национальный благотворительный кружок (фр.) (Сост.).

** Первые юбилейные знаки были: Военно-Медицинской академии (1898) и Павловского военного училища (1899), притом только раз для, участников юбилея. Пажеский знак был первый, присвоенный и будущим выпускам.

(стр. 356) * Я представлялся государю только по случаю новых назначений или получения наград: 20 декабря 1895 года (Станислав 1-й ст.), 29 января 1897 года (помощник начальника Канцелярии), 8 июля 1898 года (начальник Канцелярии), 18 декабря 1899 года (Анна 1-й ст.), 27 января 1901 года (генерал-лейтенант) и теперь, в пятый раз, — 4 февраля 1903 года (аренда).

(стр. 357) * Так, еще в начале 1902 года А. К. Пузыревский удивил меня, сказав, что от души желает видеть меня военным министром.

(стр. 358) * Жилинский — 2-й генерал-квартирмейстер, Васильев — начальник Азиатского отдела, Лопушанский — 1-й генерал-квартирмейстер, Фролов — дежурный генерал Главного штаба.

** Начальник военно-топографического отдела. В 1903 году он за это был удален от должности и назначен членом Военного совета!

(стр. 359) * В течение ряда лет Сахаров ежегодно несколько месяцев управлял Министерством во время разъездов Куропаткина.

(стр. 362) * Куропаткин действительно дал ему какую-то работу, о чем он доложил мне.

(стр. 363) * Мравинский, кстати, если и бежал, то к месту постоянной своей службы.

(стр. 366) * Витте говорил, что по его исчислениям у него будет избыток доходов около 380 миллионов рублей в год, из коих он может давать на армию и флот вместе 20 миллионов; флот уже получил по 12 миллионов в год, и на нужды армии остается всего по 8 миллионов.

** Это стеснение, конечно, обходилось. Приведу пример. На улице Глинки, у Поцелуева моста, громадное здание занимал интендантский склад. Место для него было самое неподходящее — в центре города, вдали от железных дорог; одна подвозка и отвозка вещей со станции железной дороги обходилась в 40 и более тысяч рублей в год. Надо было строить новый склад у железной дороги, но это стоило около 700 тысяч рублей, на что мы никогда не получили бы согласия. Поэтому мы в течение пятилетия на избранном месте строили для склада отдельные здания, каждое стоимостью до 100 тысяч рублей. В конце концов, дом на улице Глинки оказался пустым и в него было переведено Главное интендантское управление, которое до того помещалось вместе с Канцелярией в доме военного министра.

(стр. 367) * Алексеев, по-видимому, передумал и остался в должности со званием наместника.

(стр. 368) * Разговор этот был, вероятно, в начале августа, так как Куропаткин 3 августа потребовал у меня справку — кому подчиняются командующие войсками? Я ему послал справку, что в восьмидесятых годах было повелено указать, что они подчинены непосредственно государю.

Очень характерен самый вопрос Куропаткина, поставленный им на шестом году управления Министерством! По правде, и сам закон довольно курьезный: командующие войсками не подчинены министру, но обязаны исполнять его указания и писать ему рапорты! Поэтому мало кто знал, что они по (мертвой) букве закона министру не подчиняются. От писания министру рапортов были освобождены лишь главнокомандующие.

(стр. 369) * С учреждением финских войск (1874 год) военному министру полагалось из финских сумм содержание по 20 000 марок. Граф Милютин и Ванновский эти деньги отдавали на пособия чинам русских войск в Финляндии, а Куропаткин брал их себе. С упразднением финских войск отпуск финского содержания министру прекратился, но лично Куропаткину взамен отпускались 8000 рублей из русской казны.

(стр. 372) * Куропаткин был очень доволен Тевяшевым. Между тем, жена Тевяшева рассылала массу анонимных писем, в которых чернила Куропаткина, восхваляла своего мужа как кандидата в министры. Куропаткин мне говорил, что у него в руках была целая пачка таких писем. Авторство мадам Тевяшевой было удостоверено экспертами. Он мне говорил, что вполне уверен в непричастности самого Тевяшева к этому делу, но все же чувствует себя странно, когда видит перед собой мужа писательницы этих писем.

(стр. 375) * Я его знал за хозяйственного человека со времени Турецкой войны, когда он был старшим адъютантом штаба 1-й гвардейской пехотной дивизии.

(стр. 377) * Павлов почти всю жизнь прожил холостяком, потому что у него не было своих средств, а на его попечении были сестры. Он женился только под конец своей жизни на вдове генерала Глиноецкого, от которой имел сына.

** В Государственном Совете к этому времени было мало военных членов, поэтому Сахаров в августе испросил назначение членами Государственного Совета для двух старших членов Военного совета, Рерберга и графа Татищева; они продолжали бывать и в Военном совете, особенно — первый. Солтанов был назначен членом Совета по просьбе Лобко.

(стр. 378) * Так, своевременно не было замечено возрастание числа семейных среди участников Кассы. По сведениям, собранным в пятидесятых годах и положенным в основание всех расчетов при основании Кассы, семейных среди офицеров и военных чиновников была лишь одна треть, а через пятьдесят лет их оказалось уже две трети! Очевидно, что эта эволюция совершилась постепенно под влиянием изменений в общественном укладе и в составе жизни офицерства. Эта непредвиденная многосемейность ее участников была главной причиной упадка Кассы: расходы на пенсии семьям уже значительно превышали расходы на самих пенсионеров. Если бы эта эволюция была своевременно подмечена, то осторожнее относились бы к таким мерам, как увеличение в полтора раза окладов пенсий и принятие в Кассу новых участников. После турецкой войны министр финансов Бунге просил уступить казне капитал Кассы и поступавшие в нее вычеты с тем, что казна примет на себя все обязательства Кассы, но Военное министерство от этого отказалось, так как считало положение Кассы блестящим и надеялось даже на дальнейшее расширение преимуществ, даваемых ею своим участникам!

(стр. 381) * При этом он оговорил, что я первый кандидат на эту должность, но теперь меня нельзя отрывать от нынешней должности.

(стр. 390) * Соллогуб был, вообще, удивительный человек. Очень начитанный, остроумный, благовоспитанный, он производил впечатление человека умного и самоуверенного, подсмеивающегося над всем окружением. В работе же он оказывался как-то бесплодным: остроумно критикуя, он не умел создать что-либо. Поэтому Куропаткин в 1900 году взял его в свое распоряжение и назначил представителем от Военного министерства в правлении Китайской железной дороги. Обе должности давали ему очень мало работы и до двадцати тысяч рублей содержания. По второй должности он познакомился с С. Ю. Витте, который в конце 1905 года провел его в прибалтийские генерал-губернаторы; на этой должности он оказался тоже негодным и в 1906 году был уволен от службы. Он умер в 1916 году. К его прямой вине надо отнести то, что Куропаткин не знал о размерах порта Дальнего, строившегося Китайской железной дорогой.

Он был одним из старых приятелей семьи Куропаткиных, бывавший у них еще в то время, когда те жили вместе вне брака, в ожидании развода Куропаткина с первой своей женой. Всех лиц, бывавших у них в то время (до 1890 года), они и впоследствии считали своими близкими друзьями и (кажется, особенно она) были верны старой дружбе. К той же категории старых друзей принадлежал и Сахаров. Этих друзей Куропаткин поддерживал (как Соллогуба), хотя они оказывались для службы бесполезными; Сахаровым он тоже был недоволен, но долго не решался с ним расстаться; когда же он захотел его удалить, это уже не удалось, так как тот успел приобрести доверие государя.

(стр. 391) * С ним выехали в армию еще молодой чиновник, Соколов, а в конце года из Канцелярии туда поехал еще один, Башловский.

(стр. 395) * С чисто немецкой семьей моей кузины я вовсе не был знаком, а ее и ее мужа я видел только весьма редко, при их приездах в Петербург; с ним я познакомился в декабре 1887 года; в феврале 1890 года Эльза гостила несколько дней у нас, а в декабре 1894 года я видел супругов у ее брата Густава. Больше я их, кажется, и вовсе не видал до 1904 года.

(стр. 396) * Во время этой беседы мы толковали о бездарности нашего командного состава, и тут Фролов мне дал идею установления аттестационных комиссий, которую я потом осуществил (1906 год).

(стр. 397) * Так, государь ездил в сентябре на Дон, в октябре — в Одессу и в ноябре — в Польшу.

** По словам генерала Паренсова, при этом была также речь о назначении Сахарова (министра) начальником штаба к великому князю.

(стр. 400) * Первую армию принял генерал Линевич, командовавший войсками Приамурского округа.

** Куропаткин сохранил как главнокомандующий добавочное содержание по 12 000 рублей в месяц, а командующие получили, помнится, по 8000 рублей.

*** В Вильну был назначен командующим войсками член Военного совета генерал Гурчин, который по моему совету взял себе в помощники Гриппенберга. По смерти Гурчина Гриппенберг занял его место.

(стр. 401) * Был начальником бригады в Болгарии; с 1899 года в отставке.

** Он значительно обогнал своих сверстников, так как при назначении на Восток был произведен в генерал-адъютанты, пробыв генерал-майором менее полугода.

(стр. 404) * Например, 8-й корпус генерала Мылова.

(стр. 405) * Я только раз, в воскресенье 9 января, слышал выстрелы; днем, часа в два, я пошел в парикмахерскую на Гороховой, между площадью и улицей Глинки; улицы были пустынны. На Вознесенском, около нашего дома, была команда моряков; около Невского была видна какая-то толпа. В парикмахерской я оказался единственным клиентом; пока меня стригли, где-то вблизи последовали два залпа, и какие-то люди пробежали мимо окон; парикмахер запер дверь на замок; когда я был готов и пошел домой, улицы были совсем пусты.

Положение Канцелярии было довольно затруднительное: около нее не было никакой охраны, да и в ней самой не было вооруженной силы; гарнизон города был так слаб, что нельзя было ни просить об охране, ни рассчитывать на скорую помощь в случае нападения толпы. Чтобы не быть вполне беззащитными, я вооружил писарей винтовками, и они стали упражняться с ними, хотя, конечно, их нельзя было обучать стрельбе.

(стр. 408) * То же происходило с ружейными патронами, с тою лишь разницей, что запасы их были достаточны, поэтому нехватки в них не приходилось опасаться.

(стр. 409) * Когда-то то же звание было присвоено генерал-адъютанту князю Суворову, но тогда оно было только почетным титулом.

(стр. 411) * Были пропущены только два четверга (12 и 19 мая), так как мне надо было быть в Военном совете, и воскресенье 15 мая.

(стр. 414) * В 1904 году — 116 раз, в 1905 году — 124 раза, в 1906 году — 92 раза.

** Начальник Управления военных сообщений Главного штаба.

(стр. 416) * Сахаров не был в заседании, а председательствовал Рерберг.

(стр. 419) * Мне о делах на Востоке докладывать не приходилось — они отошли к Палицыну.

** Штатские министры ездили с докладами за город во фраке при ленте (по жилету).

*** Впоследствии мне стали давать лошадь из придворной конюшни (так же как и дежурным при государе).

(стр. 420) * Список составлялся так: в него вносились имена старших генералов, которые могли бы быть кандидатами. Государь отмечал в списке, кого он удостаивал получить корпус, и эти лица назначались по старшинству, по мере открытия вакансий. По исчерпании списка составлялся новый.

(стр. 421–423) * Привожу это письмо полностью:

«Секретно. Херсу, 30 июня 1905 г.

Дорогой Александр Федорович. С сердечной радостью получил депешу Вашу, в которой значится, что Вы назначаетесь управляющим Военным министерством. Радуюсь, что на этот раз государь не ошибся. И военное ведомство и, в особенности. Маньчжурские армии вздохнут свободно. Я не считал Виктора Сахарова злым и дурным человеком. Не знаю, что и как он делал. Но со всех сторон, от всех, даже очень компетентных лиц, получались вести, что к нашим нуждам, нашим делам и, в особенности, лично ко мне, он относился недоброжелательно и даже злостно. Бог ему судья. И его положение было не из легких.

Не легко будет и Вам, дорогой Александр Федорович. Но с Вашим твердым характером, удивительной выдержкой, тактом и знаниями, с Вашею работоспособностью. Вы, я уверен, справитесь со всеми трудностями. Всего труднее Вам будет вести дело с великим князем Николаем Николаевичем. Это опасный и нехороший человек. Он много зла причинил нашему чудному государю, подсовывая ему Филиппа{100}, внушая ему, что он не может ошибаться, ибо он не человек, а сверхчеловек. Он же внушал ему недоверие к министрам. Я считаю Николая Николаевича ненормальным человеком. Людей он ненавидит, лошадей не любит, собак любит. То он изрыгает злобу на людей, то часами на коленях проводит за молитвой. Вред усугубляется тем, что знания и ум ограничены, а самолюбие безгранично*.

С Палицыным, мне кажется, можно работать. Но в вечной близости к такому неврастенику, как Николай Николаевич, он, будучи и от природы расположен к двуличности, пышно развернул в себе способность вести двойную игру, не во вред себе. Думаю, что в душе и он терпеть не может Николая Николаевича.

Как человек великий князь Петр Николаевич во многом противоположен своему братцу, но жена его — ехидна, зла, хочет играть роль**.

Государь делает большую ошибку, вводя удельный порядок управления отдельными отраслями военного управления через своих родственников, великих князей. Не такое теперь время, чтобы безответственные властелины действовали или бездействовали, каждый на свой образец. Пример Алексея Александровича{101}должен бы научить государя осторожности в этом отношении.

Не доверяйте Витте. Для него все мы шашки. Но он сам спутал свою игру, и в дамки проходят совсем не те лица, которые были бы ему угодны. Может кончить плохо. Не доверяйте Коковцову. Понадобится — никого и ничего не пожалеет.

Держитесь ближе к Сольскому, Верю в его разум, опытность, просвещенный взгляд. В тайне это убежденный сторонник ограничения...***

Держитесь ближе, находите опору в министре Двора, Фредериксе. Это твердый и вполне благородный человек. Он верный слуга государя и все меры принимает для охраны его от родственников.

Очень важно, чтобы Вас полюбила государыня Мария Федоровна. Она еще может иметь благодетельное влияние на своего сына.

Помните, что первые месяцы государь будет проявлять к Вам знаки своего доверия, даже в большей, чем требуется, степени, но скоро под Вас начнут подкапываться, возбуждать в нем недоверие к Вам; медовый месяц пройдет более или менее быстро. Дай бог, чтобы Вы долго имели необходимый у государя авторитет.

Нельзя завидовать Вам, но такие твердые люди, как Вы, необходимы особенно настоятельно в смутное время, ныне Россией переживаемое. Дай Вам бог послужить долго и с пользой нашей родине и государю. Верьте, с глубоким чувством радости буду приветствовать и я каждую Вашу удачу, с горечью переживать неудачу.

Посылаю это письмо с А. Ф. Забелиным. Работал с ним год времени. Это благородный, работящий, сведущий человек. Крепко любит и чтит Вас. Помощник будет надежный, но заменить Вас во главе Канцелярии Военного министерства и в Военном совете не может. Будет нуждаться в руководстве, в котором Вы не нуждались. Со своими подчиненными не особенно ладит. Есть недоверие в характере и желание сделать все самому, без предоставления должной инициативы своим подчиненным.

Наши главные теперь заботы — это как бы Россия не заключила позорного мира. Наши армии сохранены, закалены и настолько теперь усилены, что могут с упованием взирать на будущее. Уже ныне успешный переход в наступление японцев маловероятен. Надеюсь, что скоро нам можно будет и самим перейти в наступление.

Главное, что нам нужно теперь — это запас укомплектования (чтобы быстро пополнять свои потери) и пулеметы. Нам не так важно увеличивать число батальонов, как держать батальоны, уже собранные, постоянно в полном составе.

Лично ожидаю с нетерпением возобновления решительных военных действий. Верю, что победа, наконец, склонится на нашу сторону, но во всяком случае, если великая Россия хочет остаться великой и не быть вынужденной после позорного мира быстро готовиться к новой войне, надо настоящую войну вести с желательной настойчивостью еще год, два, три, но до победы. В этом спасение не только России, но и Европы. Иначе семьсот миллионов азиатов под главенством Японии сделают попытку прописать законы Европе, начав с России в Сибири, Франции в Индокитае и Англии в Индии. Зашевелятся Персия и Турция. Такого ли результата мы желаем вместо преждевременного мечтательного идеала: стать без права и без нужды хозяевами на берегах Тихого океана?

Обнимаю Вас А. Куропаткин.

Не забывайте, что Александра Михайловна крепко любит Вас и чтит Вас».

(стр. 423) * Мой секретарь по телефону просил камердинера спросить государя.

(стр. 424) * Комбинация моего секретаря.

** Военные министры прежде имели экипаж от Двора. При Ванновском взамен его установлен отпуск этих денег.

(стр. 426) * А именно: 44 телеграммы (из них 22 из маньчжурских армии и 3 из-за границы) и 55 писем (3 из армии и 5 из-за границы).

** Во флоте был тот же порядок, потом вся власть была объединена в лице генерал-адмирала.

(стр. 428) * Со времени учреждения военных округов, в течение пятидесяти лет, был лишь один случай увольнения от службы командующего войсками: генерал-адъютант Крыжановский был уволен за неправильную раздачу башкирских земель. Из корпусных командиров были, кажется, уволены лишь два: князь Щербатов и Юнаков.

** Автономия доходила до того, что некоторые командующие войсками принимали к себе в округ на старшие должности только лиц им известных и угодных.

(стр. 431) * Лишь через один-два месяца, в начале осени, мне выяснилась необходимость немедленно улучшить быт нижних чинов.

(стр. 433) * Так в тексте (Сост.).

(стр. 434) * Впоследствии всем министрам стали выдавать билеты, цвета радуги, для дарового проезда по всем железным дорогам, так что билета брать не приходилось.

(стр. 435) * Я сам говорил ему об этом за два дня до того, 23 июня.

** Впоследствии, почему-то, отводили помещение в фрейлинском флигеле.

(стр. 436) * Военному министру полагалось 8000 рублей в год на экстраординарные расходы. Сумма эта была в ведении Канцелярии Военного министерства, которая оплачивала утвержденные министром счета. Из нее оплачивались «чаи», наем дачи для секретаря и суточные ему и фельдъегерям, всякие приплаты по продовольствию и проч., писари в секретарской части. Сумма эта все же настолько значительна, что я за ее счет впоследствии купил два автомобиля для разъездов.

(стр. 437) * Итальянская, 13; теперь Палас-театр.

(стр. 439) * По возвращении из Царского или Петергофа со всеподданнейшего доклада.

(стр. 440) * На выдачу пособий по смете назначалось около 100 тысяч рублей в год.

(стр. 444) * Такой почет полагался и всем великим князьям. На каком-то другом производстве юнкеров, на том же месте, произошел другой курьез: к караулу одновременно подошли с двух сторон великий князь Сергей Михайлович и я; караул отдал, за раз, честь обоим с барабанным боем; мы приняли честь, но не отмахнули караулу за неизвестностью, кто старше, и барабанный бой продолжался, пока великий князь не попросил меня дать знак для его прекращения.

(стр. 448)* Я надеялся получить из этих сумм 15-25 миллионов рублей на две вопиющие нужды войск: на постройку казарм и на устройство в захолустьях подготовительных школ для офицерских детей, по образцу уже существовавших в 1-м армейском корпусе и в некоторых частях в западных округах. Никаких сумм я на это не получил, а затем, в 1906 году, прирост экономических капиталов за время войны был отобран в казну! Школ же этих до сих пор нет.

(стр. 449) * Любопытная подробность. По просьбе Бирилева, подготовка этой передачи совершалась в секрете. Моряки были приведены своими офицерами в Михайловский манеж и только там им объявили о переводе их в армию, переодели в военную форму и накормили обедом. Матросы ругали площадными словами своих офицеров, а к нашим относились с полным почтением; правда, при манеже были караулы от гвардейских частей.

(стр. 451) * В доме на Мойке было не то 44, не то 46 комнат. В нижнем этаже была дюжина приемных комнат, среди них несколько роскошно отделанных гостиных (стены были обтянуты шелком); в верхнем этаже был громадный служебный кабинет и все жилье, опять-таки с гостиной; затем масса комнат, где у Куропаткина жили прислуга и всякие приживалки, причем для прислуги даже имелся свой бильярд. Куропаткины довольно-таки небрежно обращались с дорогой обстановкой, и их сын с товарищами запачкал обивку мебели сапогами, поэтому часть ее была обита вновь для Сахарова год тому назад. Занять часть квартиры было неудобно, нужно было занять верхний этаж, но туда вела лишь одна чистая лестница, в служебный кабинет, а остальные были темные, годные лишь для домашнего обихода, а не для входа в квартиру министра.

(стр. 452) * На помещение Совета — 7500, Гулевичу — 1500, двум делопроизводителям — 1500, всего — 10500 рублей. Секретарю моему полагалось 750 рублей — всего оказывалось свободных денег 11 250 рублей, если не больше.

(стр. 454) * На войне эти недостатки еще усугублялись постоянным вмешательством Куропаткина во все распоряжения своих подчиненных.

** Лично я вовсе не знал Коханова. Мы с ним лишь обменялись визитами в ноябре 1904 года, при его приезде в Петербург по случаю его назначения в Одессу.

(стр. 456) * Я думаю, что при этом им руководило опасение вызвать подозрение государя, что он собирается забрать в свои руки всю власть относительно армии.

(стр. 459) * На основании этого заявления персы в 1908 году просили продать им небольшое количество нового оружия, но Коковцов, по своей жадности, потребовал, чтобы деньги за него поступили в доход казны, так что мы не могли бы вместо проданного изготовить новое оружие для наших запасов; поэтому пришлось в продаже оружия отказать!

(стр. 460) * 26 сентября последовало высочайшее повеление расформировать запасные войска и отпустить самых старых запасных чинов (сроков службы 1887–90 гг.) из войск.

** Рассказ германского морского агента, флигель-адъютанта капитана Гинце.

(стр. 461) * Вильгельм, вероятно, еще не знал о постройке в Англии первых дредноутов, с появлением коих прежние броненосцы теряли свое значение.

** Союзного договора с Францией я не знал. Только много позже Палицын, с особого разрешения государя, ознакомил меня с ним; я не подозревал, что он хранится у Палицына. Впоследствии было образовано Дипломатическое совещание из нескольких министров и ему этот договор был предъявлен лишь в начале 1909 года.

Государь мне как-то рассказывал, что при одном из свиданий с Вильгельмом последний на прогулке внезапно спросил его: «Какой у тебя союз с Францией? Только оборонительный или наступательный?». Государь, смеясь, ответил ему: «Этого я тебе не скажу!».

(стр. 463) * Любопытный анекдот. По поводу закрытия Академии я получил письмо от неизвестного мне штабс-капитана 157-го пехотного Имеретинского полка Пигальского; он приветствовал закрытие Академии и писал, что мое долготерпение с нею вызывало мысль о подкупе меня жидовским золотом! Я ему ответил частным письмом, где указал на причины, по которым закрытие Академии откладывалось до последней возможности. Сверх того, были, конечно, и анонимные письма с ругательствами по поводу того, что я терплю такое безобразие в военном ведомстве.

(стр. 465) * Наш верховный главнокомандующий весной 1917 года.

(стр. 466) * Как я уже упоминал, идею эту мне дал Фролов.

(стр. 467) * Тимофеев передал мой разговор А. М. Куропаткиной, которая письмом от 22 сентября сообщила мне, что она вполне разделяет мой взгляд.

(стр. 470) * Кирилл Владимирович увлекся своей двоюродной сестрой, дочерью великой княгини Марии Александровны, герцогини Эдинбургской, а потом Кобургской. Принцесса Виктория, бывшая замужем за великим герцогом Гессенским, братом императрицы, разделила его увлечение, поэтому ее муж потребовал развода и получил его судебным порядком, кажется, еще в 1903 году. Процесс этот был очень скандален, и положение принцессы стало очень тяжелым; Кирилл Владимирович хотел жениться на ней, но по каноническим правилам это было недопустимо. Он уехал на войну, где чуть не утонул вместе с Макаровым на «Петропавловске»{118}. Вернувшись оттуда больным, он уехал за границу, где и женился без разрешения. Особенно на него негодовала императрица Александра Федоровна, принимавшая это дело к сердцу из-за своего брата. По ее настоянию, государь решил лишить его великокняжеского достоинства и содержания, о чем Фредериксу было поручено сообщить его отцу. Последний поехал к государю, с которым имел горячее объяснение, и в конце концов государь решил ограничиться исключением Кирилла Владимировича из службы. Все это мне рассказал Фредерикс 4 октября, при возвращении нашем из Петергофа в город, после церковного парада Конвоя его величества. Императрица только в это утро узнала о смягчении наказания и так расплакалась, что государь, против обыкновения, опоздал на парад, а Фредерикс говорил, что на глазах императрицы все же были видны следы слез. Единственная дочь принцессы от брака с великим герцогом Гессенским, Елисавета, восьми лет, осенью 1903 года гостила у императрицы в Скерневицах и там умерла, кажется, от тифа.

(стр. 472) * Его должность была предложена Николаю Степановичу Таганцеву, но он отказался, ссылаясь на болезнь. Его заменил граф Иван Иванович Толстой.

(стр. 474) * Издание указа об амнистии, о цензуре, об организации правительственной печати и т. п.

(стр. 475) * Только в январе 1906 года Палицын сообщил мне, что Линевич обещал при каждом эшелоне запасных посылать по одной роте для поддержания порядка в пути.

(стр. 479) * Может быть следовало спросить и Совет государственной обороны?

(стр. 480) * Вдова Павла Львовича в письме ко мне по поводу панихиды в сороковой день по его кончине назвала меня его «любимым учеником и сотрудником»; я думаю. Что эти слова верно отражают отношение покойного ко мне.

В день похорон Павла Львовича, хоронили также и моего приятеля из Болгарии, М. М. Попова, приехавшего в Петербург после расформирования его дружины и умершего там; на его похоронах я не мог быть.

(стр. 484) * Для мелких дел (фр.) (Сост.).

** Компаньонка (буквально — товарка) (фр.) (Сост.).

(стр. 485) * Синекура (лат. sine cura — без заботы) — хорошо оплачиваемая должность, не требующая никакого труда (Сост.).

(стр. 486) * Положение об этом суде тогда еще разрабатывалось; оно было утверждено 1 мая 1906 года.

(стр. 487) * Упомяну здесь, что когда одновременно разрабатывались положения о верховных судах, уголовном и военно-уголовном, то я должен был решить вопрос, кому из них подчинить военного министра? Я не колеблясь высказался за первый как потому, что нельзя было допустить, чтобы его судили его бывшие подчиненные, так и потому, что не мог представить себе случая предания его суду за какое-либо чисто воинское преступление, в котором гражданский суд мог бы оказаться малокомпетентным.

(стр. 488) * Четвертого адъютанта я не помню (граф Лидерс-Веймарн?).

(стр. 489) * В штатах было указано, что в Военном совете положено 18 членов, но что сверх того еще могут быть назначаемы члены по высочайшему усмотрению. Число членов в Комитете вовсе не было определено.

(стр. 490) * Эллис был комендантом Петропавловской крепости, а Данилов — генерал-адъютантом.

** Только 27 октября я, при случае, рассказал великому князю Николаю Николаевичу о своем предложении. Может быть он и убедил государя согласиться на эту меру?

(стр. 491) * За Столетовым были серьезные заслуги, как бывшего начальника нашей экспедиции в Афганистан и как начальника Болгарского ополчения; но затем он сильно опустился: будучи корпусным командиром, жил с женой фельдфебеля, которая им командовала и ввела к нему в дом свою родню; с ними же он жил в Царском Селе, будучи членом Военного совета.

Мне передавали и я считаю это правдоподобным, что когда он командовал корпусом, его вестовой попался на улице своему ротному командиру в неисправной одежде, за что получил от него нагоняй, — за это Столетов по приказанию фельдфебельши посадил ротного командира под арест!

У Столетова были жена и дочь на Кавказе, но, кажется, обе были в сумасшедшем доме.

(стр. 493) * Точнее: 41 генерала и 3 адмиралов; последние заседали в Комитете о раненых; по соглашению с Бирилевым об их увольнении было объявлено в высочайшем приказе по военному ведомству, так как флот с ними уже расстался.

** Я уже говорил выше о Случевском, что он по-видимому не имел никакого желания вести Х-й корпус на войну и через генерал-адъютанта Гессе представлял государю всякие соображения по инженерно-техническим вопросам. О его деятельности на войне я знаю мало. Несмотря на слабость Куропаткина, он все же лишил Случевского корпуса и назначил его состоять при себе. Мне говорили, что это произошло от того, что при объезде Куропаткиным позиции X-го корпуса Случевский, доехав с ними до опасного места, дальше не поехал; так ли оно было или нет, я не знаю. На новой должности у Случевского не было дела и он постоянно писал длинные письма к Гессе для доклада государю, причем жестко критиковал Куропаткина и все, что делалось в армии. Любопытно, что благодаря установленной на полевой почте перлюстрации, Куропаткин все эти письма читал (он мне потом сам об этом говорил).

Вернувшись под видом болезни из армии, он был назначен членом Военного совета, а затем и Совета государственной обороны. Он был образован, обладал массой технических сведений, охотно говорил по любому вопросу, но речи его были длинны и бессвязны — он путался в мелочах и не мог ясно и кратко формулировать основной своей мысли.

Любопытны два его домогательства: в Совете обороны он настаивал на том, чтобы временные члены этого Совета назначались не на год, а пожизненно; председатель отклонил это его желание указанием на то, что тогда, в конце концов, все члены Совета будут Мафусаилами.

Меня он просил о награждении его, по статуту, орденом «Святого Георгия» за данный им главнокомандующему совет укрепить какую-то позицию. Я от него потребовал рапорт, который передал в Георгиевскую думу{122}, где его просьба была отклонена.

В общем, это был человек со знаниями, но без способностей, с большой самоуверенностью и со склонностью к интригам и к действию обходными путями.

(стр. 495) * Невольно вспоминается bon mot («острота» — франц.) морского министра Николая I, князя Меньшикова: когда подряд умерло несколько престарелых адмиралов и его спросили, отчего у него такая смертность, он сказал, что они, собственно, уже давно умерли (для флота), но их только теперь хоронят.

(стр. 496) * Круг, кружок; здесь — обход (фр.). (Сост.).

(стр. 497) * Такие дополнительные отпуски существовали и раньше. Впоследствии я узнал, что нижние чины не придают им должного значения и, например, на вопрос о содержании указывают цифру жалования, не упоминая об этих отпусках. Поэтому я через год отменил все эти отпуски, а их годовую стоимость (102 рубля) прибавил к окладу добавочного содержания. Этим объясняются те некруглые оклады (например, 282 рубля), которые стали отпускаться.

(стр. 499) * О постепенности возникновения таких мелких мастерских можно судить по тому, что в 1907 году намечалось обеспечить ими войсковые части с 233 тысячами нижних чинов, а затем мы ежегодно вносили в сметы примерную сумму на новых (помнится) 100 тысяч человек, обслуживаемых такими мастерскими.

(стр. 500) * Военный совет только строго следил за тем, чтобы нижние чины не назначались для очистки нечистот.

** Например, вокруг многих казарм и складов не было общей ограды: (ради экономии), отчего увеличивалось число дневальных и часовых.

(стр. 502) * Не предвидя такой задержки, я еще 6 октября 1905 года поручил Главному штабу снестись с Палицыным о сношении с военными властями Германии, Австро-Венгрии и Франции о разрешении нам командировать одного-двух офицеров для ознакомления с их обозными войсками, их обучением и материальной частью.

** Принимая доклады, государь все время курил, а докладчик, очевидно, нет. Здесь же было совещание и государь предложил папироску Бирилеву, которого хорошо знал по поездкам в шхеры, где морской министр всегда сопутствовал на яхте. Из принципа я немедленно вынул портсигар и попросил разрешения курить. Государь сказал, что не знал, что я тоже курю.

(стр. 504) * Часть матросов зимой работали на заводах, вместе с вольнонаемными рабочими.

(стр. 507) * Кажется, в 1904 году на Кавказе судили генерала Ковалева, причем председательствовать должен был член Главного военного суда. Пришлось выбирать такого, который был физически способен совершить поездку (Гродекова?), да и тот напутал в деле, в судебном заседании.

** О предстоявшем сокращении состава обеих коллегий еще никто не знал.

(стр. 508) * В 1890 году, когда я писал доклад о дуэлях, я получил материалы для него через Главное военно-судное управление от профессора Шендзиковского и тогда узнал о его существовании. После того, я о нем, кажется, и не слыхал.

(стр. 509) * С Кузьминым-Короваевым я имел дело в 1899 году, когда он, в качестве военного следователя, допрашивал меня по интендантским делам. Он тогда произвел на меня впечатление человека умного, серьезного и хорошего. В 1907 году мне пришлось встретиться с ним во Второй Государственной Думе, где он был видным членом «кадетского» ее большинства и председателем одной из комиссий, причем он держал себя холодно, но вполне корректно. Его брат, Дмитрий Дмитриевич, говорил мне про него, что он с ним разошелся, но что он идеалист, твердых убеждений, и у него слово с делом не расходятся.

Разговор осенью 1905 года происходил в том же кабинете начальника Канцелярии, в котором за шесть лет до того с меня снимался допрос.

(стр. 513) * О тяжести наряда в разных войсках можно судить уже по следующим данным: в Астраханском и Оренбургском войсках были призваны все части второй и третьей очередей. В Уральском, Донском, Кубанском и Терском были призваны конные и пешие части второй очереди и, сверх того, из третьей очереди: в Уральском — 2 полка (из 3), в Донском — 3 полка (из 17), в Кубанском — 6 пластунских батальонов; всего льготных частей: 59 конных полков, 12 батальонов и 1 батарея.

(стр. 516) * До чего серьезно было положение в самом Петербурге может охарактеризовать следующий анекдот: 11 декабря ко мне заехал Дубровин, председатель Союза русского народа, и предложил привезти из Витебска 20 тысяч старообрядцев с тем, чтобы я им выдал оружие; он их расположит вокруг города, чтобы навести порядок в районе заводов и помешать рабочим двинуться на Царское Село. Я его поблагодарил и обещал иметь его предложение в виду, на случай крайности. Больше я Дубровина не видел.

(стр. 517) * Гриппенберг был болен.

(стр. 518) * В это время Бильдерлинг командовал у него армией, а Гершельман командовал у него корпусом. Впоследствии Гершельман мне рассказывал, что в беседе с Бильдерлингом они толковали о том, что Бильдерлинг, наверное, будет продолжать командовать своим корпусом в Москве, и Гершельман просил его помочь, чтобы ему получить дивизию тоже в Москве, а вслед за тем он получил извещение, что он уже назначен в Москву, но командующим войсками.

(стр. 519) * От великой княгини Веры Константиновны (принцессы Вюртембергской) через Контору Двора великого князя Константина Константиновича поступила жалоба на Меллера со стороны виртембергского (sic! — Ред.) подданного. Меллер незадолго перед тем был начальником 3-й Гвардейской пехотной дивизии и председателем строительной комиссии в Варшаве, а немец — подрядчиком этой комиссии. Понадобилось немцу уехать за границу и получить деньги за исполненные работы; Меллер согласился с тем, чтобы подрядчик, в обеспечение окончания работ, дал расписку в получении 10 тысяч рублей против того, что он действительно получил. Эти-то 10 тысяч рублей подрядчик теперь и желал получить. Жалоба была послана Меллеру; он ее отверг и она, как бездоказательная, была отклонена, хотя я не стал бы ручаться за правоту Меллера в этом деле.

(стр. 521) * Дошло, кажется, приказание, посланное через Омск.

(стр. 522) * О таком взгляде государя мне сообщал и Палицын следующим письмом (без даты): «Секретно

Глубокоуважаемый Александр Федорович.

На телеграмму генерала Ренненкампфа от 24 января, в которой он сообщает об обезоружении Читы и о том, что генерал-лейтенант Меллер-Закомельский, прибыв в паропоезде № 58, разобрал небольшой участок пути и перерезал провода железнодорожного и государственного телеграфа, восстановленные затем по приказанию генерала Ренненкампфа, а также о расстреле без суда не сопротивляющихся и наказания плетями, что генерал Ренненкампф находит излишним, опасаясь, что это сыграет дурную услугу правительству. Его императорским величеством благоугодно было начертать: «Ренненкампф излишне рассуждает. Меллер больше действует».

О таковой высочайшей резолюции поставляю Вас в известность. Сверх того, Ренненкампф меня запрашивал, как полагают здесь, лучше без суда или таковой есть.

Я от себя ему ответил, что законы правительственное лицо обязано применять без послабления, но борьба создает положение, когда приходится прибегать к силе оружия и вне закона. Отсюда, издали, судить трудно, кто как действует. Ему же указано, что лучшей оценкой его мер будет успех и что, прежде всего, надо восстановить движение и обеспечить телеграф. Копию его запроса и мой ответ я представил его величеству. Относительно Меллера я могу сказать одно — с Сухотиным он не столковался, а когда тот попросил его заехать к нему еще — Меллер уехал. С Ренненкампфом он тоже не свиделся.

Вообще, на соглашения он труден. Теперь его миссия, по-моему, влиять на настроения запасных. Если он начнет вмешиваться в службу дороги, то выйдет кутерьма. Он уже произвел несколько железнодорожных экспромтов, от которых у железнодорожников волосы дыбом стали (в Самаре). Быстро проехав по железной дороге, он напичкан местными разговорами, которые передает по телеграфу. Я очень беспокоюсь за влияние там молодого Заботкина. Он шустрый офицер, но в таком серьезном деле может по легковерности наделать промахи. Приемы же Заботкин мог заимствовать от своего покойного друга Церпицкого.

Сердечно жму Вашу руку. Ваш Ф. Палицын. Р. S. Сибирская дорога понемногу налаживается!»

(стр. 524) * Не знаю, что из себя представляют два старших сына Меллера, но третий в то время был юнкером Тверского кавалерийского училища и за дерзость против офицера должен был попасть в дисциплинарный батальон, от чего его спасло лишь заступничество отца.

Давая мне свое объяснение, Меллер одновременно чернил Каульбарса, кидая тень на его отношение к двум своим дочерям.

Чтобы не возвращаться к личности барона Меллера-Закомельского, скажу, что он в 1906 году, по выбору Столыпина, был назначен рижским генерал-губернатором. Когда Столыпин в нем разочаровался, он просил меня взять его в Военный совет, но я отказал самым категорическим образом, и тогда его в 1909 году посадили В Государственный Совет, где он был безгласным сидельцем. Но затем всплыла какая-то грязная его история и председатель Акимов имел с ним крупный разговор, после которого Меллер перестал бывать в заседаниях Совета, а с Нового года он был зачислен в неприсутствующие члены Совета. Очевидно, Акимов, с разрешения государя, запретил ему бывать в Совете.

(стр. 526) * Во время телеграфной забастовки по России рассылались только телеграммы революционной фабрикации. Бывший главноуполномоченный Красного креста в Харбине, князь Васильчиков, возвращаясь в это время в Европейскую Россию, по всему пути слышал то об убийстве, то о бегстве государя. Истину он узнал только подъезжая к Москве, где на одной станции был свидетелем, как семеновцы расправлялись со стачечниками.

(стр. 527) * 3 ноября об отмене выкупных платежей и вообще о положении в стране, 9 и 18 ноября о состоянии гражданских судов и 5, 7 и 9 декабря о выборах членов Государственной Думы. Два личных доклада у государя (22 октября и 20 декабря) я пропустил по нездоровью.

(стр. 528) * Например, генерал Киреев, состоявший при великом князе Константине Константиновиче, и полковник барон Врангель, состоявший при великом князе Михаиле Александровиче.

(стр. 531) * Причиной, кажется, было неудовольствие тем, что я в конце мая 1908 года не возразил в Думе Гучкову на его упоминание о роли великих князей в армии.

(стр. 532) * Газенкампф жил очень скромно с больной племянницей в Царском Селе и постоянно нуждался в средствах, так как содержал семью дочери, бывшей замужем за желтым кирасиром{126}Фрейтаггом фон Лорингофеном. Затем дочь с двумя детьми уехала за границу, и Газенкампф содержал ее там. По его просьбе я ему в 1907 и 1908 гг. испрашивал у Коковцова пособие по 2000 рублей, чтобы он мог съездить к дочери и отвезти ей денег.

** Рассыпался мелким бесом (фр.) (Сост.).

(стр. 533) * До чего доходил этот сумбур, видно из следующего случая: какого-то штабс-офицера одного Финляндского стрелкового полка по докладу Газенкампфа или Рауха чуть было не решили уволить от службы; Брилевич ничего об этом не знал и, по поступившему от начальства ходатайству, испросил тому же штабс-офицеру награду!

Еще один мелкий случай штабного беспорядка: 21 ноября, в день полкового праздника Семеновского полка, парад был назначен в Манеже, в мундирах, но затем, ввиду хорошей погоды, его назначили на плацу, о чем мне не сообщили, поэтому я приехал не в пальто, а в теплой шинели. Сняв ее в карете, я в мундире прошел позади фронта к великому князю на правый фланг, чтобы потом уйти во дворец, но он приказал Брилевичу, в наказание за упущение, отдать мне свое пальто; мы переоделись в передней и Брилевич остался во дворце; мы были в одном чине и почти одного роста, оба в форме Генерального штаба.

(стр. 534) * Подробностей этого дела я не знал. Оно всплыло в 1907 году во время моей бытности за границей и было ликвидировано без меня. Рауха надо было удалить из Свиты, и для этого его произвели (без старшинства) в генерал-лейтенанты, в обход старших, и дали ему кавалерийскую дивизию! Впоследствии великий князь помог ему получить другую дивизию, ближе к новому его имению и, следовательно, по-прежнему благоволил к нему.

** Исключение составляли только самые первые заседания, когда он почему-то принимал начальственный тон.

(стр. 536) * Аэропланов тогда еще не было. Вернандер ожидал больше пользы от аппаратов тяжелее воздуха. Весной 1906 или 1907 года я разрешил Вернандеру 50 тысяч рублей на премию за такой аппарат, который продержится в воздухе две или три минуты; но премии этой объявлять не пришлось, так как вскоре была получена весть из Америки о полетах Райта, изобретателя первого аэроплана.

(стр. 537) * Вопрос этот был разработан в комиссии под его председательством в 1908 году, но при мне еще не получил окончательного разрешения, так как был передан на заключение командующих войсками. Я ждал его разрешения для аналогичного подчинения инженерных войск.

(стр. 538) * Перед 1-й мировой войной и во время нее возникли сильные нарекания на Главное артиллерийское управление за его нераспорядительность, кроме того, его обвиняли во взяточничестве, к которому будто бы была причастна Кшесинская, bien aimée [возлюбленная (фр.) (Сост.)] Сергея Михайловича. Нераспорядительности я готов верить, так как Кузьмин-Короваев человек недостаточно способный и энергичный для ведения такого большого дела без прямого руководства великого князя, который, однако, с изданием в 1908 году нового положения о генерал-инспекторах, уже принимал меньшее участие в делах управления. В смысле взяток Главное артиллерийское управление, вероятно, было небезупречно, но участие в них великого князя или Кузьмина-Короваева я считаю немыслимым; их обоих в этом отношении можно винить разве в недостаточном наблюдении за подчиненными или в излишней доброте, а великого князя еще и в том, что он упорно поддерживал Кузьмина-Короваева и не допускал замены его другим, более энергичным лицом.

(стр. 539) * Состоявший при Главном управлении военно-учебных заведений, генерал Будаевский, предупреждая меня в этом отношении, рассказывал, что великий князь не выносил Куропаткина, особенно за его невоспитанность, и однажды был крайне возмущен тем, что тот принял его с докладом будучи уже в мундире, но без кушака. Он находил неуважительным принимать в незаконченном туалете, ведь тогда можно принимать и без штанов, в подштанниках! Откровенно сознаюсь, что и я, если бы не был предупрежден, мог бы случайно совершить такую неловкость.

(стр. 540) * Николай Михайлович — известный историк, Александр Михайлович — деятель по флоту и воздухоплаванию, Георгий Михайлович — нумизмат и заведующий музеем Александра III.

** Вельможа (фр.) (Сост.).

(стр. 541) * По рассказам генерала Будаевского, до назначения меня министром. Будучи министром, я ни от кого постороннего не слыхал ничего про военно-учебные заведения и про деятельность великого князя.

(стр. 545) * По словам Аничкова, Кюба в обыкновенные дни получал за царский стол (без вина) по десять рублей с персоны, с тем чтобы готовить не менее, чем на десять человек.

(стр. 546) * Перечень таких дел был указан в особой ведомости с несколькими десятками пунктов; сюда относились всякие отступления и изъятия из законов (например, по уставу о воинской повинности и по приему в разные учебные заведения), разрешение пособий, назначение на некоторые должности и т. п.

(стр. 547) * Отточие в тексте рукописи (Сост.).

(стр. 548) * Если не ошибаюсь, их оказалось около ста, из всевозможного материала, пехотных и кавалерийских, с приспособлениями для носки орденов и без них.