Особняк у озера

Ночью противник начал артподготовку. Разом заговорили несколько сот орудийных стволов, изрыгая тонны смертоносного металла.

«В укрытие! Скорее в укрытие!» — понеслось со всех сторон.

Подгоняемые оглушительными разрывами снарядов, люди бросились к маячившему на виду зданию со шпилем. Другого укрытия поблизости не было. Батареи полка только начали разворачиваться на берегу озера, лопаты еще не успели коснуться мерзлого грунта.

Озеро называлось Веленце. На карте оно выглядело симпатичным голубым пятнышком юго-западнее Будапешта и казалось крохотным по сравнению со знаменитым Балатоном. Когда же мы в студеную январскую ночь при зловещих вспышках огня вышли на берег Веленце, нас мрачно встретило темное зеркало воды, покрытое у берегов грязной ледяной коркой.

Здание со шпилем выходило фасадом на озеро. Это был огромный двухэтажный особняк с толстыми кирпичными стенами, венецианскими окнами, с башенкой, заканчивавшейся остроконечной пирамидой, верандой и множеством подсобных помещений. В первые же минуты боя здание лишилось стекол в окнах и на веранде. Мы расположились на нижнем этаже: массивные стены надежно защищали от осколков. [111]

Войдя в маленькую комнату у парадного входа, я застал там двух командиров минометных взводов с соседней минометной батареи полка — старшего лейтенанта Кубанцева и лейтенанта Шалаева.

— Ну и разошлись фрицы. Снарядов не жалеют. Похоже, готовят новый контрудар, — сказал мне Кубанцев, шаря по комнате лучом карманного фонарика.

Я не знал, что ответить. Еще в конце декабря наш 5-й гвардейский кавкорпус вместе с 4-й гвардейской армией создали внешний фронт окружения будапештской группировки немцев. В январе 1945-го корпус уже участвовал в отражении двух контрударов противника: гитлеровцы пытались деблокировать группировку своих войск в районе Будапешта. Сейчас, видимо, начинался третий и, пожалуй, самый мощный контрудар врага. Но, как впоследствии выяснилось, о его подготовке и замыслах врага ни кавкорпус, ни 4-я гвардейская армия, в полосе которой он маневрировал, не имели точных сведений.

Мы молча прислушивались к адскому грохоту.

— И чего только мы ждем в этом склепе? — ни к кому не обращаясь, раздраженно спросил Шалаев.

Горячился он зря. Самое разумное, что мы могли предпринять в тот момент, было ждать прояснения обстановки. Выйти из здания означало погибнуть. Гитлеровцы вели настолько сильный огонь, что, казалось, смешались земля и небо. Два-три снаряда угодили в крышу дома. На верхнем этаже рухнул потолок...

Я слышал от товарищей, что Кубанцев и Шалаев очень дружны, и сейчас невольно наблюдал за обоими. До чего непохожи были эти два парня. Плечистый, ладный Владимир Кубанцев выглядел намного солиднее невысокого и сухощавого Николая Шалаева. Уравновешенность Кубанцева никак не сочеталась с экспансивностью его друга. Я знал: в полк Шалаев прибыл недавно. Ничем особенным проявить себя не успел. Но, по рассказам однополчан, [112] отличался остроумием и веселым нравом. Кубанцева сослуживцы считали смелым и находчивым офицером.

Гул канонады постепенно утих. Стали слышны отдельные выстрелы. Окна озарил желтый свет немецких ракет.

— Ровно двадцать минут, — показал Шалаев на светящийся циферблат часов. — Прилично поработала их артиллерия. А что дальше? Жаль, что в бою заранее но объявляют программы.

— Дальше, я думаю, развернем батареи и скажем свое слово, — бросил на ходу Кубанцев.

Мы быстро покинули здание. Над берегом озера зависли немецкие ракеты. В боевых порядках спешенных эскадронов то тут, то там рвались снаряды, скрещивались пунктиры пулеметных трасс. Стреляли танки противника. Гул их моторов нарастал...

Едва наши минометные батареи открыли огонь, поступило приказание сняться с места, отойти от озера и занять позиции в более безопасном районе. Из штаба полка торопили: вражеские танки охватывали нас с тыла...

Отходили с боем. В ход пошли автоматы и даже пистолеты.

На рассвете заняли огневые позиции километрах в шести от Веленце. Прибежал взъерошенный Кубанцев.

— Шалаева не видали, товарищ комбат?

— Нет...

— Пропал Николай...

— Как пропал?

Кубанцев развел руками:

— В трех батареях был. Никто ничего не знает...

Вечером я вновь увидел Кубанцева.

— Ну как? Объявился Шалаев?

— Нет... Был я у конников, во втором эскадроне. Они последними отходили от озера. Парнишка один, пулеметчик, [113] рассказывал. На окраине поселка, у дороги, наш офицер швырнул гранату в немецкую самоходку. Машина завертелась на месте. Открылся люк... Наш офицер метнул вторую гранату, а сам схватился за живот, рухнул в снег. То ли ранило, то ли убило. По всем приметам — Николай...

Лейтенанта Шалаева нашли через десять дней во время нашего наступления. Его изуродованный труп был подвешен за ноги к верхушке надломленного дерева в одном из дворов приозерного поселка. У въезда во двор, накренившись к кювету, навсегда застыл притрушенный снегом «фердинанд».

Кубанцеву так и не довелось похоронить друга. Атакующие эскадроны встретили отчаянное сопротивление гитлеровцев. Потребовалась помощь минометчиков.

Был ясный морозный день. С огневой позиции батареи отлично просматривалось здание со шпилем, то самое здание, что несколько дней назад послужило хорошим убежищем мне, Кубанцеву и Шалаеву. Отступая, гитлеровцы и салашисты превратили этот особняк в маленькую крепость, которая контролировала теперь выход к озеру. Установленные на обоих этажах пулеметы не давали эскадронцам поднять головы.

Решение у Кубанцева созрело мгновенно. Пока его командир батареи выдвигается вперед, на новый наблюдательный пункт, он самостоятельно откроет огонь по зданию прямой наводкой.

— За лейтенанта Шалаева! — что есть мочи крикнул Кубанцев расчетам. — По огневой точке противника!..

— За лейтенанта Шалаева! — повторили за старшим на батарее командиры расчетов. — По огневой точке противника!..

Первый выстрел был не совсем удачным. «Недолет!» — зафиксировал про себя Кубанцев и скомандовал увеличить прицел. Но неожиданно перед минометами взметнулись [114] султаны земли и снега: орудия противника нащупали нашу огневую позицию. Вслед за тем заработали немецкие крупнокалиберные пулеметы.

— За лейтенанта Шалаева, огонь! — вновь прокричал командир минометного взвода.

Дым от разрыва стелился у самого здания. «Дам батарейную очередь», — прикинул Кубанцев.

Подать команду он не успел. Взрывной волной старшего лейтенанта отшвырнуло в сторону. Ощупал себя. Цел! А позади стонут, кого-то ранило. Снаряд разорвался близко от минометов. «Что предпринять? — лихорадочно сверлила мысль. — Не дают фашисты вести огонь...»

Кубанцев вскочил на ноги, отряхнулся. Пронзительное конское ржание заставило его оглянуться. В нескольких шагах стояла бричка, запряженная парой низкорослых монгольских лошадок. Как она очутилась здесь? Ездовой, видимо, заметил обращенный к нему удивленный взгляд:

— Ветром занесло, товарищ старший лейтенант!

— А-а, Вагин...

— Он самый... Командира ищу. Наказывал: езжай до озера. А хто ж меня туды пустит?..

Степан Вагин был ездовым во взводе боепитания. Кряжистого, медлительного в движениях казака с неразлучной козьей ножкой и прокуренной бородой знали в полку многие.

— В бричке-то что?

— Известное дело: ящики с гранатами да, кажись, дымовые шашки...

— Гони отсюда быстрей, пока цел, — посоветовал Кубанцев. — Видал, как снарядами садит? — Потом вдруг рванулся к ездовому: — Постой! Дымовые шашки, говоришь? А ну доставай шашки, доставай, милый!

Выход нашелся сам собой. Цель была пристреляна. Оставалось обрушиться на нее всей батареей, выпустить [115] побольше мин. Не беда, что здание на время исчезнет из виду. Главное, закрыть от наблюдения противника себя, свою огневую позицию.

Дымовые шашки сделали свое дело. Густая белая пелена надежно упрятала от фашистов наши минометы. А за непроницаемой дымовой завесой властвовал звонкий голос Кубанцева:

— За лейтенанта Шалаева! Батарея, четыре мины, беглый огонь!..

То ли немцев ввела в заблуждение дымовая завеса, то ли у них кончились боеприпасы, только больше на нашей огневой позиции не разорвался ни один вражеский снаряд. Ничто теперь не мешало минометчикам подавить ключевую огневую точку в обороне гитлеровцев.

Со стороны озера долетело многоголосое «ура». Эскадроны ринулись в атаку. А когда рассеялся дым, Кубанцев первым делом увидел знакомый особняк с разрушенной башенкой и без шпиля... [116]