Бывало и так...

На подступах к Волновахе противник оказал сильное сопротивление. Приданная конникам танковая бригада пока не подошла. Темп наступления снижался. Эскадроны нуждались в мощной огневой поддержке.

Батарея не оплошала. Стволы минометов накалились до предела — выстрел следовал за выстрелом. В тот день мы израсходовали все наличные боеприпасы. Лишь к вечеру подвезли очередную партию мин.

Хуже было с доставкой снарядов, особенно для взвода лейтенанта Прокурана. Его пушки находились перед нами, в полукилометре. С холма, что прикрывал огневую, я отчетливо видел длинную фигуру Василия Прокурана. Он появлялся то у одного, то у другого орудия. Но добраться туда от нас на бричке со снарядами было невозможно.

Между позициями пушек и минометов протянулся глубокий овраг. На дне протекал ручей.

Утром, наступая за эскадронами, артиллеристы перевезли орудия по старому мосту, перекинутому через овраг. Днем моста не стало — артналетом противник разнес его в щепки.

Сперва Прокуран был спокоен. «Как-нибудь обойдется... Боеприпасы есть. Скоро двинем дальше. Ну, а если останемся на месте, за ночь мост наведут...»

А получилось иначе. Танковая бригада запаздывала. [23]

Непрерывными огневыми налетами противник прижал эскадроны к земле. Сам перешел в контратаку.

Пушки не прекращали стрельбы. Прямой наводкой били по бронетранспортерам, огневым точкам... Прокуран обнаруживал все новые и новые цели, подавал команды... И снаряды таяли.

Спохватился Василий, когда осталось всего три ящика боеприпасов. «Надо беречь, надо экономить»...

Наши минометы тоже выстреливали последние боеприпасы. Телефон в моем окопе не умолкал: комбат поминутно запрашивал о наличии мин.

Мы на огневой понимали: приди сейчас танковая бригада, и обстановка сложится по-другому. За стальной стеной эскадроны понесутся вперед. Ничто не устоит перед их натиском.

День догорал. В багровом отблеске солнца показалось до десятка танков — гитлеровцы, подтянув резервы, продолжали контратаковать. Головная машина немцев устремилась на боевой порядок эскадрона, который прикрывали пушки лейтенанта Прокурана.

Некоторое время Василий молча наблюдал за происходившим. Взгляд его останавливался то на приближавшихся громадинах, то на своих расчетах, притихших за орудийными щитами, то на низеньком штабеле из трех снарядных ящиков.

В сознании мелькали возможные варианты неравного поединка. «Эх, маловато снарядов!.. А что поделаешь? Надо выстоять, непременно выстоять! Иначе фашистские танки сомнут и его пушки и эскадрон». Стараясь не выдать волнения, Прокуран приказал командирам орудий:

— Снаряды разделить поровну! Открывать огонь по моему сигналу!

Он знал: это не выход из положения, но ничего другого придумать не мог. [24]

Ченчик обрушил на танки противника минометный огонь. Комбат хотел уничтожить сидевших на броне автоматчиков да и, чем черт не шутит, повредить материальную часть: наши пудовые мины кое-что значили!

Рыжеватый дым минометных разрывов подбодрил Прокурана: «Бить врага легче вместе». Он поглядел в сторону командира первого орудия сержанта Лапина и взмахнул рукой, что означало: пора начать стрельбу по головной машине.

Выстрел прогремел тут же.

— Перелет! — с досадой крикнул Прокуран и снова взмахнул рукой.

Второй снаряд угодил в цель. Танк задымил.

Но Василия в тот же момент оглушило. В нескольких шагах от него разорвался снаряд — гитлеровцы засекли пушку.

К счастью, рана оказалась неглубокой. Выше переносицы осколок едва рассек кожу. Лапин бросился к лейтенанту, чтобы помочь сделать перевязку.

— Нет, нет! — запротестовал Василий. — Пустяки... Я сам. Ведите огонь!

Загорелись еще два немецких танка. Их подбил второй расчет. Лапин следил за правофланговой машиной. Она шла по естественной выемке, и потому сержант видел только верхушку башни. Попасть в нее было нелегко. Снаряд опять перелетел через цель. Корректуру Лапин ввести не успел. Его ранило в ногу.

— Стой, — бросил Прокуран наводчику, который готовился произвести следующий выстрел. — Эту гадину так не возьмешь. — Лейтенант подбежал к орудию, велел кому-то из номеров помочь Лапину добраться до укрытия, сам впился в бинокль.

Танк медленно приближался. Экипаж его, видимо, уже знал об участи соседних машин и проявлял осторожность. [25]

— Терпение, товарищи, — подбадривал Василий расчет. С повязкой на голове и высоко поднятой рукой, он стоял слева от наводчика, не отрывал глаз от бинокля.

Выемка окончилась, стали отчетливо видны контуры танка.

— Огонь! — Василий резко опустил руку.

После выстрела танк повернулся и застыл с задранным кверху стволом.

Контратака гитлеровцев была сорвана. Уцелевшие машины отползали назад.

Стемнело. Желтые и красные нити трасс потянулись к позициям противника — эскадроны вели пулеметный огонь. «Может, готовятся к атаке?» — подумал я. Мои мысли перебил возглас старшего сержанта Спринцына:

— Есть боеприпасы!..

На огневую прикатило сразу пять бричек. Две, со снарядами, предназначались Прокурану. Как их доставить? Ремонтировать мост — бессмысленно. Днем к нему нельзя было даже приблизиться: противник держал под огнем. И сейчас уйдет масса времени...

К пушкам я послал Спринцына. Пусть посоветуется с Прокураном, как быть.

Василий нашел выход. Попросил подогнать брички к самому оврагу и дать ему человек двадцать бойцов. Вместе с его людьми они составят цепочку, и снаряды попадут к орудиям.

Спринцын энергично взялся за дело. Бойцы расторопно занимали места в цепочке. В этот момент до меня долетел гул моторов. Снова танки!

В сгущавшихся сумерках Прокурану показалось, что танки где-то совсем близко. А во взводе осталось всего три снаряда!..

— Поворачивайся живее! — вырвалось у него, хотя торопить никого не требовалось: бойцы старались изо всех сил. [26]

Шум двигателей нарастал. Прокуран все чаще прислушивался. Час назад гитлеровцы атаковали справа, со стороны Волновахи. Теперь танки шли вроде бы слева. Не иначе, метили во фланг и тыл эскадронов.

Снаряды быстро передавались из рук в руки. Пора было начинать стрельбу. Судя по гулу, на пушки Прокурана шло тридцать — сорок машин.

Голос лейтенанта потонул в грохоте танков. «Разве остановить такую лавину, будь даже у каждой пушки по тысяче снарядов?! И все равно драться будем до последнего!»

Василий бросился к орудию. Руки привычно легли на маховики механизмов наведения.

Лязг гусениц внезапно утих, двигатели стали умолкать. С живого конвейера к пушкам пришли первые снаряды, а вместе с ними и долгожданная весть: «Подоспели наши танкисты. Ура!»

— Вот так штука!.. — облегченно вздохнул Прокуран.

Как объяснил мне Ченчик, приданную казачьему корпусу танковую бригаду задержал на марше сильный арьергард противника.

Вслед за танками ринулись в атаку и эскадроны. [27]