Несколько слов от автора
Непостижима память людская. Казалось бы, годы должны размыть воспоминания о пережитом, притушить острогу воспоминаний о событиях войны. Но нет, живет военное лихолетье в памяти солдат, и никуда от него не деться. Бушует перестройка, уже третье послевоенное поколение уверенно входит в жизнь со своими представлениями о человеческих ценностях, казалось, досуг ли предаваться воспоминаниям о войне? Но разве наш опыт — не достояние истории, правда о которой сейчас нужна, как воздух?.. Кто, как не фронтовики, передадут о былом не прописные истины, разве не нам с позиций прожитых лет поведать молодым испытанную на себе трагедию 30-40-х годов, о жестокости и несправедливости, не сломивших волю, не ожесточивших души, не вызвавших чувство пагубной мести и ненависти за поруганную честь отцов, искалеченные судьбы?
Сложные это вопросы, особенно для тех, кто не видел войны. Ответ на них не прост. И в своих воспоминаниях, возвращаясь к фронтовой молодости, первые строки я посвящаю нашему «маленькому герою», скромному труженику войны — самолету У-2.
На войне все подчинялось высшей цели — достижению победы. Отсюда часто возникали такие ситуации и решения, поверить в которые даже нам, фронтовикам, было трудно. Одним из таких, на первый взгляд, невероятных решений был приказ применять в боях легкомоторный учебно-тренировочный самолет У-2.
Мой однополчанин штурман Слава Еркин рассказывал: «Когда мне сказали, что буду летать на У-2, я посчитал это глупой шуткой, розыгрышем, оскорблением и едва не подрался с шутником на этой почве». Те же чувства испытывали все мы, летчики и штурманы, которых война загнала в город Алатырь, где предполагалось получить новую технику. В самом деле, рассуждали мы, что может сделать в бою тихоходная машина, обладающая скоростью 100 километров в час, мотором в 100 лошадиных сил и поднимающая [4] на борт 100 килограммов груза («три по ста», как мы тогда говорили)? Смешно и дико противопоставлять такой самолет истребителям противника со скоростями 500-600 километров в час и пушечным вооружением, зенитной артиллерии, способной разнести в щепки лучшие по тому времени самолеты. Да что артиллерия! Мы знали случай, когда один незадачливый пастушок из-за баловства запустил палкой в. летящий У-2 и сбил его, разрушив деревянный винт.
В войну мебельные фабрики выпустили более тридцати тысяч У-2, склеивая их из дощечек, фанеры и перкали. Он был начисто лишен средств защиты. До ноября 1942 года летчики У-2 летали без парашютов и даже личного оружия. Вот такой был самолет! И все же мы на нем били врага. Ведь малюткой У-2 управляли мужественные ребята, патриоты Родины, советские парни, для которых не летать и не сражаться с врагом было равносильно заточению в тюрьме. Многих одолевали сомнения, страх, обида на судьбу, многие сложили головы, прежде чем в боях образовалась та неповторимая тактика боевых действий, которая поставила У-2 в ряд эффективнейших средств борьбы. С 1942 по 1945 год на фронтах действовало около ста полков У-2.
Вначале немцы встретили появление этого самолета смехом и издевательскими листовками. Но прошло время, и они вынуждены были для борьбы с У-2 создавать в тактической зоне особые войска, оснащенные зенитной артиллерией, прожекторами, пулеметами. Они пытались применить против У-2 контрсамолет «Фюзелер-шторх» с превосходящими тактико-техническими данными. Одно время, особенно под Курском, немцы бросали против У-2 ночные истребители, приспосабливали для борьбы с «ночниками» и их аэродромами двухмоторный Ме-110, разворачивали диверсионно-подрывную работу — все с единственной целью: ослабить удары ночных бомбардировщиков. Но тщетно! Удары и урон немецким войскам нарастали, а психологическое воздействие на войска противника порой достигало критического состояния.
До разгрома немцев под Сталинградом и великого Курского сражения мы мало что знали о собственных ночных ударах по врагу. Летали до изнеможения, гибли в лучах прожекторов, в потоках зенитного огня, не задумываясь над ценой каждого боевого вылета. Немцы же судили иначе, и это представляет интерес, поскольку оценка противника — правдивое свидетельство эффективности боевой работы У-2.
Оценок множество. Это послевоенные воспоминания немецких офицеров и генералов, письма солдат, показания [5] пленных, штабные документы. Все они проникнуты одной мыслью: ночные бомбардировщики — ужасное средство войны, приносящее не только смерть, но и подавляющее психику, волю солдата, отнимающее у него силы, изнуряющее до крайности.
Интересно отметить, что память об У-2 настолько сильна, что даже в наши дни бывшие немецкие солдаты, уже глубокие старики, с ужасом вспоминают фронтовые ночи. Генерал-полковник авиации В. Решетников, Герой Советского Союза, в октябре 1987 года возглавлял делегацию советских ветеранов войны в США по случаю 50-летия перелета Чкалова через Северный полюс в Америку. С одним из участников встречи, американцем, у него состоялся примечательный разговор. Генерал В. Решетников рассказывает:
«...Сидевший напротив пожилой американец, как оказалось, пилот послевоенной поры, сообщил вдруг, что он тоже бывал в России, назвал при этом Белгород, Курск, Моздок...
— Вы немец? — выпалил я.
— Да, — смущенно признался он, — я служил в те годы в противотанковых частях. До сих пор не могу забыть, как под Курском нас по ночам бомбили У-2...»
Этот немец много помнил о войне, но больше всего наши ночные атаки.
Бруно Винцер в мемуарах немецкого офицера «Солдат трех армий» пишет: «Остаток находившейся в осаде дивизии никогда бы не удалось эвакуировать, если бы генералу Зейдлицу не удалось из Старой Руссы пробить дорогу к «котлу». Особенно опасными для этих путей снабжения оказались так называемые «швейные машины» — небольшие двухместные самолеты с превосходными летными качествами. Они появлялись каждую ночь и сбить их удавалось очень редко. Так как они обычно выискивали свои цели на дорогах, то солдаты прозвали их «потаскухами на шоссе». Они не только щедро поливали осколочными бомбами, но также сбрасывали листовки, которые были оформлены как пропуска и призывали перейти линию фронта. Кое-кого одолевал соблазн сдаться в плен, избавиться от ужасов и тягот войны».
А вот показания плененных под Сталинградом немецких солдат.
Бруно Шорт: «Каждую ночь мы ждали появления советских бомбардировщиков. Зенитная артиллерия бороться с ними не в состоянии. Они бесшумно прилетают то с одного, то с другого направления... Вот уже целый месяц мы по ночам не спим. Потери от ночных бомбежек очень большие».
Другой пленный: «Мы, как суслики в норах, лежим в [6] убежищах и высунуться на свет божий не можем. А когда выходим из убежищ, несем потери и опять потери. Ваши самолеты не давали нам возможности жить в домах. Мы все время были вынуждены сидеть в наскоро вырытых щелях и дрожать от мороза и страха за свою жизнь. За всю длинную зимнюю ночь нельзя было ни на минуту сомкнуть глаз. В полку обморожено не менее трети солдат. А сколько по этой причине зарыто в землю! Ведь стояли морозы до 30 градусов».
Солдат А. Хорт: «В ночь на 31 декабря 1942 года полк понес большие потери от бомбежек У-2. Прямым попаданием был разбит штаб 1-го батальона... От самолетов У-2 нам нет житья. Ночи холодные, а печи топить и разжигать костры нельзя. Самолеты У-2 их видят и сбрасывают туда бомбы. Они везде нас находит. Всю ночь приходится сидеть одиноко в траншеях, чтобы не иметь групповых потерь. От самолетов-штурмовиков можно спастись, их видно, а от У-2 невозможно...»
В годы войны мне довелось совершить 300 боевых вылетов.
Начал свою войну на У-2 под Сталинградом и закончил ее в мае сорок пятого на современном по тому времени фронтовом бомбардировщике А-20Ж «Бостон». Следы тяжелого ранения, ожогов и контузии, как бессрочное удостоверение, напоминают об этих трехстах боевых вылетах. И встают перед глазами лица погибших и умерших от ран. Болью сжимается сердце и сейчас от очередной печальной вести об уходе из жизни друзей-однополчан. Но всякий раз в сознании горячими толчками бьется вечный вопрос: а всё ли мы сделали тогда на войне, чтобы счастливо жила наша Родина, чтобы родились люди, достойно продолжившие дело, за которое мы не щадили жизни?..
Об этом я и хочу рассказать. [7]