Содержание
«Военная Литература»
Мемуары

Как сорвать «Эдельвейс»?

Шли долгие месяцы войны. Под крыльями самолетов полка промелькнули зеленые сады и белые хаты украинских городков и сел, запорошенные снегом ростовские плавни, пыльные дороги Ставрополья. В начале августа 1942 года в районе боевых действий полка замаячили на горизонте затянутые дымкой, покрытые вечными снегами вершины Главного Кавказского хребта. В двадцати — тридцати километрах от нас высился купол Машука, за ним громоздился Бештау. И как тут было не вспомнить лермонтовские стихи о Кавказе:

Твоих вершин зубчатые хребты
Меня носили в царстве урагана,
И принимал меня лелея ты
В объятия из синего тумана.
И я глядел в восторге с высоты,
И подо мной, как остов великана,
В степи обросший мохом и травой,
Лежали горы грудой вековой.

Великий поэт удивительным образом передал в этих строках очарование горного края. Впрочем, это мысль сегодняшнего, мирного дня. А тогда время ли было вспоминать высокую поэзию! Признаться, редко, но, когда выпадал досуг, пусть и короткий, вспоминали. И звонкую стихотворную строку, и любимую песню. Без них на фронте трудно было обойтись.

...7 и 8 августа наши летчики практически без отдыха прикрывали от налетов вражеской авиации железнодорожный узел Георгиевск. Здесь торопливо грузили в эшелоны оборудование, вывозили раненых из военных госпиталей, расположенных в знаменитых кавказских здравницах.

А 9 августа полк получил новое задание и, перелетев на полевой аэродром под Моздоком, вновь бросил силы на разведку наступающих вражеских войск. Затем нам было приказано штурмовать передовые части немцев. А между тем в составе полка к тому моменту насчитывалось всего восемь исправных машин. [167]

В очередном донесении мы сообщили в штаб 216-й истребительной авиадивизии о создавшемся положении. Тогда командование 4-й воздушной армии решило перебазировать полк на полевой аэродром в станице Слепцовской для доукомплектования, и ранним утром 10 августа наши самолеты взяли курс на Грозный. Позади осталась серебристая лента Терека, зеленые склоны предгорий, а впереди высилась цепь белоснежных гор, которые, казалось, неприступным заслоном вставали на пути. Однако воздух был настолько чист и прозрачен, что скрадывалось истинное расстояние. Как только истребители приближались к горам, те словно отодвигались.

За три дня пребывания в Слепцовской мы успели, как говорится, перевести дыхание, собрали весь технический состав полка, растянувшийся по дорогам при бесконечных переездах и переходах. Но главное — мы получили здесь 14 новых боевых машин. Правда, новых — относительно. Это были старенькие, первых серий, видавшие виды И-16 с маломощными моторами и несовершенным оборудованием. И все же это было пополнение — на этих истребителях нам предстояло воевать. Вместе с ними в состав полка вошли летчики Конотопского авиаучилища, оказавшиеся здесь после эвакуации с Украины. Так что наш летный состав фактически увеличился вдвое.

Молодые пилоты, в основном вчерашние выпускники училища, работали инструкторами. В боях почти никто из них не участвовал, но нетерпение было велико. Обстоятельства очень скоро предоставили им возможность проявить себя в деле, и среди новичков обратили на себя внимание А. П. Лукин, Е. А. Пылаев, Н. В. Шляпкин, Г. И. Наумов, В. К. Кулешов, П. П. Бейгул.

Очередным местом расположения полка стал аэродром Тулатово под городом Орджоникидзе, где мы стояли два месяца. Срок долгий для времени войны. Эта стабильность заметно помогла командованию части в организации и ведении боевых действий. В условиях, приближенных к стационарным, техсоставу удалось осуществить серьезный ремонт всех боевых машин.

Однако некоторые обстоятельства все-таки усложняли действия нашей авиации. Полевой аэродром Тулатово находился в 60 — 80 километрах от переднего края, приблизиться к нему мешали горы. А неприятель расположил свою авиацию на расстоянии 25 — 30, а иногда и 5 — 10 километров от линии фронта. Наши летчики, отправляясь на задание, должны были пересекать горные хребты подчас [168] в условиях низкой облачности. В утренние часы — в сентябре и октябре — они попадали прямо-таки в объятия из синего тумана. Так что полеты частенько приходилось начинать не раньше 10 — 11 часов. А гитлеровские самолеты, действовавшие севернее Терека, с раннего утра беспрепятственно подвергали наши войска ударам. Конечно, неприятель стремился использовать все преимущества ситуации в осуществлении своих стратегических замыслов — прорваться к нашим богатейшим нефтяным районам — Грозному, Баку, захватить все Закавказье.

В этих условиях особую роль сыграл приказ № 227, слова которого нашли отклик в сердце каждого советского воина. Задачи, вытекающие из этого приказа, обсуждались на партийных собраниях. Ветеранам полка поручили провести беседы с прибывшей к нам молодежью, рассказать ей о боевых традициях и лучших людях части. Хорошо запомнил я одну такую встречу. Прямо на летном поле, близ стоянки самолетов, молодые бойцы окружили Кубати Карданова. Природный дар учителя, темперамент горца, закаленный в боях талант воздушного аса, — кажется, все слилось в его яркой образной речи. Он говорил о судьбе родного края — Кабардино-Балкарии, к которой рвался враг. Сверкая жгучими карими глазами, клятвенно обещал до последней капли крови защищать ее:

— Пока в моей груди бьется сердце и есть сила в руках, я буду жестоко мстить врагу за истерзанную Украину, опустошенную Белоруссию. Не видать фашистским гадам городов и селений Кавказа! — И, медленно обводя взглядом притихших молодых людей, проникновенно закончил: — Завтра вы пойдете в жестокий бой с коварным врагом. Сражайтесь так же смело и самоотверженно, как герои, павшие в воздушных сражениях. Пусть враг навсегда запомнит небо Северного Кавказа!..

26 августа 1942 года Кубати Карданов и Василий Князев были делегированы в Орджоникидзе на митинг молодежи Северного Кавказа, где особенно страстно и вдохновляюще прозвучали слова командира 926-го истребительного авиаполка дагестанца Валентина Аллахияровича Эмирова:

— Буйный Терек не потечет вспять, злая туча не погасит солнца, горцы не будут рабами Гитлера. Мы победим! Залог нашей победы в сплоченности братских народов нашей многонациональной Родины, в дружбе воинов страны социализма, в мудром руководстве великой партии [169] Ленина, в героизме и самоотверженности коммунистов и комсомольцев.

Клятву, данную в тот день, отважный командир вскоре сдержал в неравном воздушном бою. Сбив двух фашистских стервятников, он погиб смертью храбрых. Ему посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза.

Состоялся митинг молодежи. Голосом сердца и воли диктовалась единогласно принятая резолюция: «Мы никогда не склоним головы перед хищным врагом. Мы, летчики, техники, вооруженцы, приложим все силы, умение, проявим отвагу, мужество, чтобы враг больше не прошел ни шагу вперед. Еще сильнее будем крепить воинскую дисциплину и организованность, упорной и напряженной работой добьемся выполнения всех боевых заданий...»

Мобилизующая сила партийного слова, пример коммунистов и комсомольцев, мощная волна патриотизма — все эти факторы, соединившись, вселяли во фронтовиков новый запас боевой энергии, решительности, веры в нашу грядущую победу.

— А победа не за горами! — как-то на одном из партийных собраний уверенно заявил комиссар полка В. Е. Потасьев. — Она тут, по эту сторону гор, — реальная и желанная. Красная Армия, накапливая и множа силы, перешибет хребет бешеному фашистскому зверю здесь, у берегов Терека. И наш полк должен вложить в этот удар свою силу, отвагу и мужество.

Комиссар Потасьев, секретарь партийной организации полка П. А. Митяев, комсорг Н. А. Сенчагов, сменивший посланного на курсы комиссаров И. Е. Носенко, в этот ответственный период политико-воспитательную работу организовали таким образом, чтобы каждый воин ощущал личную ответственность за успех общего дела и чтобы одновременно каждый чувствовал поддержку и помощь боевых товарищей.

В середине августа перед 4-й воздушной армией, в которую входил наш авиаполк, была поставлена задача — все силы бросить на уничтожение мотомехчастей немцев, стремившихся прорваться из Пятигорска к Нальчику, а затем к Орджоникидзе. 15 — 17 августа фашистские танки вышли к берегу реки Баксан.

На аэродроме Тулатово мы базировались вместе с 84-м А истребительным авиаполком и на задания вылетали тоже вместе. По четыре-пять боевых вылетов в день приходилось совершать летчикам наших полков, штурмуя скопления вражеских танков, автомашин. И здесь, как и [170] раньше, высокое летное мастерство, отвагу продемонстрировал Василий Князев. 16 августа он поднял в воздух пятерку И-16 и повел ее на разведку к берегам рек Баксан и Баксаненок. Маршрут полета пролегал через ущелье, забитое низкими облаками. Справа и слева — горы, внизу — бурный Терек. Что было делать? И Князев принимает отчаянное, но единственно возможное в данной ситуации решение, зная, как срочно командованию нужны разведданные. Он приказывает ведомым вернуться на аэродром, а сам на свой страх и риск продолжает полет. Боевая машина ныряет в белую тьму, почти вплотную приближается к ревущему потоку реки и через Эльхотовские ворота выходит в район разведки. Только здесь облачность рассеялась, и внизу, в лесах западнее города Прохладный, Князев увидел большое скопление вражеских войск. Зафиксировав представшую перед ним картину, летчик набрал высоту и отправился в обратный путь.

По разведданным, которые Князев сумел доставить тогда, командующий 4-й воздушной армией принял решение — бомбардировочно-штурмовыми ударами уничтожить крупную группировку противника. Пять раз в тот день водил Князев группы самолетов нашего полка и соседнего на штурмовку вражеских войск. Каждый раз группа состояла из 20 — 25 машин. И каждый раз летчики возвращались с отличными результатами: в общей сложности было уничтожено около 60 автомашин с живой силой противника, 10 танков, подавлен огонь батареи зенитной артиллерии и 15 пулеметных точек, в воздушных боях было сбито два самолета.

Итак, войска 37-й армии, активно поддерживаемые авиацией, заняли оборону на рубеже рек Баксан и Баксаненок, остановив дальнейшее продвижение противника на этом участке фронта.

Тем самым удалось сорвать планы гитлеровцев — с ходу овладеть Нальчиком. Военный совет Северной группы войск Закавказского фронта отмечал, что

«только благодаря эффективным боевым действиям авиачастей 4-й ВА противнику не удалось реализовать план захвата г. Нальчик, а 37-я армия Северной группы получила возможность привести себя в порядок и перейти к активной обороне».

В конце августа все силы нашего полка были брошены к Тереку. Летчики полка вели разведку, сопровождали бомбардировщики, штурмовики. Весьма важно было действовать в этих условиях четко, слаженно. Образец взаимовыручки [171] и боевого братства показал все тот же Василий Князев, в сложной обстановке пришедший на помощь своему товарищу Петру Бейгулу.

Бейгул появился у нас в полку незадолго до описываемых событий, однако в небе он не был новичком. До войны, занимался в аэроклубе, совмещая учебные полеты с работой на металлургическом заводе в Донбассе, затем учеба в Херсонской авиационной школе, работа инструктора. Следующий этап — Чугуевское военное училище летчиков. Окончив его в 1940 году, Петр в строевых авиачастях освоил полеты на пяти типах самолетов. Войну встретил под Ленинградом, охраняя воздушные рубежи города на Неве. Потом направление под Киев — инструктором Конотопского авиаучилища, оттуда Бейгул вместе с училищем эвакуировался на Северный Кавказ и попал в наш полк. В общей сложности к тому времени пилот налетал около двух тысяч часов.

Вот как через тридцать с лишним лет в письме ко мне Петр Бейгул описал августовский воздушный бой, оказавшийся для него последним:

«Едва рассвело, полк получил задание — сопровождать штурмовики и бомбардировщики в район Моздока. Определить курс было нетрудно, так как впереди, в районе назначения, в течение нескольких суток стояла стена черно-серого дыма от постоянных пожаров, разрывов снарядов и бомб, заметная на десятки километров. Мы вылетели группой в 18 самолетов, возглавляемой капитаном Максименко. На подходе к полю боя встретили сильный зенитный огонь, однако, маневрируя высотой и курсом, сумели избежать потерь.

Когда штурмовики и бомбардировщики сбросили свой смертоносный груз на голову очумевшего противника и направились назад, к аэродрому Тулатово, в бой пошли наши истребители. Сначала первая эскадрилья с высоты 400 — 500 метров стала штурмовать неприятеля, сделав три успешных захода. Наша вторая эскадрилья патрулировала над ней. Затем мы поменялись ролями. Первый заход был удачным, а во втором нас встретил яростный зенитный огонь.

Я почувствовал, как задрожала машина, очевидно получившая несколько пробоин в правую плоскость. Понял: попал в перекрестный огонь. Чтобы уйти от прицельного огня, бросил машину вправо, влево, резко развернулся, стремительно снизившись, вышел из зоны огня. Проверил машину — слушается. Тогда я вновь набрал высоту и снова [172] бросил самолет в пике, направив его в самую гущу вражеской техники. Вынырнув после этого захода вверх, почувствовал одну взрывную волну, за ней — другую. Самолет тряхнуло. После третьего взрыва меня оглушило. Вижу только, в правом боку фюзеляжа — огромная дыра, приборная доска разбита, бензин льется на ноги. Машинально уменьшил скорость полета. Еще не чувствуя боли, подумал — ранен...»

Петр Бейгул получил серьезное ранение в ногу. Истекая кровью, он отделился от группы и взял курс на аэродром. Но машина уже вышла из повиновения и теряла высоту. Все это успел заметить Князев и решил сопровождать товарища. Тяжелораненый Петр, увидев рядом машину Василия, воспрянул духом — понял, что дотянет до своих. Через какое-то время ему удалось посадить самолет в долине между горными хребтами. Тотчас рядом приземлился Князев. Он помог товарищу выбраться из кабины и, взглянув на его раненую ногу, понял, что дело плохо. К ним уже бежали солдаты оказавшейся поблизости части. Они переправили Бейгула в медсанбат. Там ему оказали первую медицинскую помощь и на санитарной машине отправили в Тулатово. Тем временем туда уже прилетел Князев и рассказал о случившемся. На аэродром срочно вызвали самолет У-2, чтобы на нем доставить Бейгула в госпиталь. У летчика началась гангрена — операции не помогли. Ногу пришлось ампутировать. Но жизнь Петра Бейгула была спасена благодаря смелости и находчивости его боевого друга.

И еще один яркий пример взаимовыручки и войскового товарищества. 25 августа предстояло нанести штурмовой удар по вражескому аэродрому в районе Моздока. В нем участвовало 9 самолетов нашего полка и 8 соседних И-153, боевой порядок которых возглавил командир 84-го авиационного полка Герой Советского Союза майор Я. И. Антонов. Стояла ясная погода, и на фоне белоснежных вершин Кавказа наши самолеты превратились в весьма заметные для врага черные мишени. Так что «мессеры» уже поджидали их в воздухе.

Судя по всему, это были модернизированные Ме-109ф, которые легко маневрировали и даже не боялись идти в лобовые атаки. Двадцать вражеских самолетов вели бой против наших семнадцати, И все-таки через 8 — 10 минут схватки первыми не выдержали напряжения фашистские летчики. Один за другим начали падать на землю горящие «мессеры». Вот уже шестой отправился вниз. А наши [173] летчики в этом кромешном аду еще сумели отштурмовать неприятельский аэродром. Один из них — Кулешов — даже изловчился сфотографировать стоянку и заодно поджечь на ней транспортный самолет Ю-52. Отличились и наши друзья из 84-го полка — они сбили 4 машины и подожгли на земле 12. Враг недосчитался тогда 23 самолетов, из них 10 были сбиты в воздухе, а 13 уничтожены на аэродроме.

В разгар воздушного боя лейтенант Шляпкин заметил, как в хвост его командиру — капитану Максименко — заходит немецкий истребитель. Шляпкин бросился на выручку, но на какое-то мгновение опоздал — немец успел открыть огонь. Подбитая машина Максименко резко пошла вниз и вскоре села вблизи переднего края наших войск. Шляпкин, приземлившись рядом, помог тяжело раненному командиру вылезти из кабины, потом передал его с рук на руки подоспевшим бойцам. Когда он снова взлетел, то даже присвистнул от удивления — так мала была площадка, на которую садились они с Максименко. А бой над гитлеровским аэродромом тем временем подошел к концу. Помимо радости победы он принес нам боль невосполнимой утраты: немцам удалось сбить два И-153, и на одном из них Якова Ивановича Антонова, прекрасного летчика, опытного командира.

Вскоре по решению командования место майора Антонова в 84-м авиационном полку занял наш первоклассный воздушный боец капитан Петр Селиверстович Середа, незадолго до того вернувшийся из госпиталя. Еще более тесной и братской стала связь двух полков, еще более эффективными — наши совместные боевые действия. Штурмовики Середы, сопровождаемые нашими истребителями, беспощадно громили вражескую технику — танки, артиллерию, моторизованные части. За месяц (с 7 сентября по 8 октября) они совершили более 400 боевых вылетов, не потеряв из своих рядов ни одного человека.

В конце ноября 1942 года в полк пришла радостная весть: звание Героя Советского Союза получили два наших аса — Василий Иванович Максименко и Петр Селиверстович Середа. Это была высочайшая и, право же, заслуженная оценка их боевого мастерства, беспримерного мужества.

Всей последующей боевой работой, жизнью на войне Середа и Максименко оправдали высшее признание Родины. Петр Селиверстович, еще до окончания войны направленный в инспекцию Военно-воздушных сил Красной Армии, [174] передавал опыт молодым летчикам-истребителям, вместе с ними участвовал в воздушных боях. К концу войны он имел на своем счету около 500 боевых вылетов и 18 сбитых вражеских самолетов.

Василий Иванович, получив тяжелое ранение в бою на Северном Кавказе, попал в госпиталь и вернулся в часть в январе 1943 года, став вместо Середы штурманом полка, а через полгода он принял и командование полком. До конца войны В. И. Максименко водил в бой наших летчиков. На его боевом счету — 516 боевых вылетов и 25 сбитых самолетов (17 — лично, 8 — в группе).

Вернемся, однако, на берега Терека осени сорок второго. 2 сентября немцам, сконцентрировав силы, удалось форсировать реку южнее Моздока и захватить плацдарм. Сосредоточив здесь до 90 тяжелых и средних танков, враг устремился к Малгобеку. И Кавказские горы, за многие века привыкшие к конскому топоту, свисту картечи, пуль, звону сабель, услышали вдруг лязг танковых гусениц, грохот артиллерийской канонады, рев авиационных моторов, оглушивших величавое безмолвие окрестностей.

В течение двух дней продолжался ожесточенный бой за Тереком. К исходу 5 сентября танковая атака врага, рвавшегося к станице Вознесенской, была отбита. 30 стальных чудовищ неприятеля превратились в груду металла у подножия Терского хребта, 14 из них были уничтожены с воздуха. Этот успех разделили и летчики нашего полка. В схватках с фашистскими истребителями, прикрывавшими танковую армаду, они сбили четыре машины. Кроме В. Князева и К. Карданова, которые редко возвращались из боя без «трофеев», на этот раз отличились летчики В. Кулешов и В. Батяев.

В бою над Тереком Василий Батяев записал на свой личный счет четвертый вражеский самолет, сбитый в небе Северного Кавказа. К сентябрю 1942 года Василий был уже опытным летчиком, усвоившим уроки войны с ее первых дней. Прибыл он в полк в марте 1940 года, а летному делу обучался сначала в аэроклубе Сталиногорска (ныне Новомосковск) Тульской области под руководством уже упоминавшегося выше Бориса Карасева. Затем инструктор и его ученик вместе поступили и окончили Качинскую школу военных летчиков. К моменту описываемых событий на счету Батяева было около 400 боевых вылетов, гимнастерку украшали три ордена Красного Знамени.

Забегая вперед, скажу, что вскоре после завершения боев на Тереке в полк пришел приказ — направить на [175] курсы командиров эскадрилий двух лучших командиров звеньев. Получилось так, что этими двумя вновь оказались Карасев и Батяев. Впоследствии Василий Сергеевич стал комэском 54-го истребительного авиаполка и к концу войны имел на своем счету 639 боевых вылетов, 26 сбитых самолетов (из них 19 — лично). Через год после великой победы, в мае сорок шестого, капитану Батяеву было присвоено звание Героя Советского Союза.

В боях над Тереком отличился и младший лейтенант В. К. Кулешов. 7 сентября, участвуя в воздушной схватке с вражескими истребителями, в критической ситуации он спас от гибели своего товарища А. К. Базунова. Увидев, как «мессеры» атаковали и подожгли самолет его напарника, Кулешов принял бой на себя и отвлек противника от машины Базунова. Он сбил одного «мессера», но вскоре и сам был подбит и ранен. Однако не дрогнул — сумел дотянуть горящий самолет до приземления в районе Вознесенской.

Два слова о дальнейшей судьбе этого молодого, но быстро освоившегося в трудной фронтовой жизни летчика. После боев на Северном Кавказе воевать ему довелось чуть больше года. Оставленный в распоряжении командования 216-й авиадивизии, Владимир попал на центральный участок советско-германского фронта. Здесь он проявил себя незаурядным воздушным бойцом, вырос до штурмана полка. 3 ноября 1943 года капитан Владимир Кузьмич Кулешов геройски погиб в неравной схватке с фашистами под Киевом. Через три месяца ему посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза.

А Алексей Базунов, которого в том неравном бою над Тереком выручил Кулешов, был тяжело ранен в обе ноги и все же, превозмогая жгучую боль, сумел посадить поврежденную машину в долине между Терским и Сунженским хребтами, близ наших частей.

В те дни противник предпринял еще несколько отчаянных попыток прорваться через Терский хребет к Вознесенской. 10 сентября он бросил в очередную атаку 100 танков. И вновь силы 4-й воздушной армии противостояли натиску врага и действенно поддерживали наши наземные части, 327 раз поднимались в этот день на боевые задания самолеты 4-й армии. Летчики уничтожили 17 фашистских танков. А вот еще несколько выразительных цифр, красноречиво передающих сверхнапряжение сентябрьских дней: за месяц авиаторы 4-й армии провели 150 воздушных боев, сбили 115 самолетов.

К тому времени заметно улучшилось взаимодействие между нашими воздушными и наземными частями — во многом благодаря радиостанции наведения 4-й воздушной армии, установленной на вершине Терского хребта, откуда хорошо просматривалось поле боя и где в непосредственной близости расположился КП командующего 9-й армией. Правда, наши старенькие «ишачки» оставались без раций. А вот на новых типах истребителей — Як-1, ЛаГГ-3, Ла-5 — они были установлены, и это позволяло командованию увереннее управлять боевыми действиями летчиков, точнее наводить их на цели.

Тогда же, в сентябре 1942 года, начали практиковаться своеобразные «экскурсии» летчиков нашего полка на передовую. До сих пор им приходилось видеть поле боя лишь сверху. Теперь на одной из вершин, в районе Малгобека, был оборудован наблюдательный пункт артиллеристов, который стал для нас смотровой площадкой. Побывали здесь и мы с комиссаром полка В. Е. Потасьевым. Отсюда как на ладони открывалась панорама любого боя, хорошо просматривались изменения, происходящие в расположении измотанного противника. Немцам было на что досадовать: горы, они вот, рядом, а операция «Эдельвейс» явно срывается.

Спустя годы, вспоминая героев битвы за Северный Кавказ, в первую очередь мне хочется назвать командира эскадрильи Василия Колесника. Вот один из примеров его ратной доблести.

19 августа 1942 года, сопровождая группу самолетов И-153 в район северо-восточнее Нальчика, он вместе с товарищами вступил в бой против восьмерки «мессершмиттов». Уже горели на земле два неприятельских истребителя, когда Василий почувствовал жгучую боль в левой руке. Пуля перебила кость предплечья — рука беспомощно повисла. Получил повреждение и самолет: мотор резко сбавил обороты. Превозмогая боль, Колесник вышел из боя, повернул машину на нашу территорию. Теряя сознание, он все же успел посадить самолет у передовой линии советских войск.

В конце 1942 года после госпиталя летчик вернулся в полк.

Командиром звена сражался на Кавказе Алексей Постнов. Здесь он сбил 5 самолетов врага. Особенно удавались ему штурмовые атаки. Так, 17 августа под селением Алтуд Постнов лично уничтожил 5 вражеских автомашин. 15 сентября, участвуя в штурмовке крупной автоколонны [177] противника, — еще 4 гитлеровские машины. Вскоре он был назначен командиром эскадрильи, а еще через год — заместителем командира полка. Забегая вперед, скажу, что Алексей Алексеевич станет генералом, будет командовать авиационными соединениями. На высоких командных постах будут и его боевые друзья — генералы К. Л.. Карданов, В. А. Колесник, П. С. Середа, А. Г. Маркелов.

В боях на Северном Кавказе отличились и многие наши молодые летчики. Их вдохновлял героический пример старших товарищей. Расскажу о трех из них.

Среди новобранцев — воспитанников Конотопского летного училища быстро выделился Афанасий Лукин. Еще будучи инструктором училища, он участвовал в штурмовке мотомехчастей врага, выдвигавшихся к Тереку. Так что район боевых действий ему был знаком. Зная об этом, командование как-то поручило Лукину выяснить, каким образом немцы умудряются сравнительно легко переправлять боевую технику через бурную реку: никаких внешних признаков переправы никто не замечал. Несколько дней летал Петрович (так любовно называли его однополчане) над долиной Терека в поисках переправы, подвергая себя постоянному риску. И все-таки разгадал вражескую хитрость: в одном месте пилот заметил паутину переброшенного через реку троса, к которому был прикреплен скрытый под водой дощатый настил. Наших бомбардировщиков оперативно навели на цель, и переправа была уничтожена. Афанасия Лукина за эту работу отметили орденом Красного Знамени. Через полтора месяца за образцовое выполнение боевых заданий его наградили вторым орденом Красного Знамени. Пройдет два года — и за мужество и мастерство, проявленные в боях по освобождению Белоруссии, командиру эскадрильи капитану Афанасию Петровичу Лукину будет присвоено звание Героя Советского Союза. Так же высоко отметят ратные подвиги другого Лукина— Василия, но тоже Петровича, хотя братьями они были лишь по оружию. Золотую Звезду Героя Василий Лукин получит уже не в нашем полку, но, узнав о высокой награде летчика, мы гордились — он воспитывался в наших рядах. Вместе с Афанасием Лукиным в полк прибыл Евгений Пылаев. Его звездный час пробил в бою у станицы Солдатской 2 октября 1942 года. Дело было так. Группа из трех полков — 40-го, 84-го и нашего — штурмовала вражеский аэродром. Советские летчики уничтожили 24 машины при сильнейшем зенитном огне противника. Три из них — Е. Пылаев: одну он поджег на земле, а две — при взлете. [178]

Звание Героя Советского Союза Евгению Пылаеву присвоят вместе с А. Лукиным. К этому времени он совершил 300 боевых вылетов, сбив 21 самолет противника.

Особая память — о Василии Собине. Он появился в полку в июне 1942 года, а в августе получил в свое распоряжение знаменитую «двойку», провезенную Ивакиным через тылы врага. С первых дней полюбился нам этот невысокий паренек с белокурой шапкой льняных волос, с лучезарно голубыми глазами, с обезоруживающей улыбкой на совсем еще юном лице — исполнилось ему всего 19 лет, — самый молодой летчик полка. И в то же время на этом светлом лице часто появлялось выражение не по годам зрелой суровости. Этому юноше уже много довелось увидеть: до Терека он добирался с наземным эшелоном полка, не раз попадал под бомбежки, видел, как фашистские стервятники безжалостно расстреливали тянущиеся по степным дорогам вереницы женщин, детей, стариков. Видел и мучительно страдал от сознания собственного бессилия. Когда в Тулатово Собин был введен в строй, то рвался в бой с необычайной горячностью, бесстрашием.

Боевое крещение Василий принял в небе Кабарды, под Нальчиком. 18 августа Собин с группой летчиков сбил в районе Эльхотово сразу два «мессера». 18 августа — День Воздушного Флота. Так что у Василия получился двойной праздник, и он радовался этому безудержно, как ребенок, Через шесть дней Собин уничтожил еще один самолет. Мастерством воздушного бойца он овладевал буквально на глазах. Это подтвердил орден Красного Знамени, которым Василий Собин был награжден в октябре 1942 года.

Однако трудными, кровопролитными были непрерывные бои в предгорьях Северного Кавказа. Силен и жесток враг, и тяжела задача — сдержать его натиск. В полку погибло одиннадцать летчиков. Погиб один из лучших летчиков полка — Павел Мартынович Лазюка, имевший к тому времени уже более 300 боевых вылетов. Получили тяжелые ранения наши ветераны — В. Максименко, В. Колесник и другие. Война собирала свою беспощадную дань, не считаясь ни с молодостью, ни с опытом.

Подходили к концу дни нашего пребывания на аэродроме Тулатово. Мы привыкли к нему, освоились. Но и противник давно засек наш аэродром — ведь на нем расположилось несколько полков. Немцы довольно точно пристрелялись к летному полю орудиями дальнобойной артиллерии. Но ко всему можно привыкнуть на войне, даже к постоянным [179] артобстрелам. Наши техники и мотористы быстро изучили схему и расписание, по которому гитлеровцы обрушивали на аэродром град дальнобойных снарядов: враг методично прочесывал квадраты летного поля всегда в одной и той же последовательности. Самолеты, соответственно, меняли места стоянок в таком же порядке, перемещаясь на только что обработанную артиллерией территорию. Правда, и здесь не обошлось без потерь. Во время одного из таких обстрелов погиб молодой летчик Андреев, несколько техников получили тяжелые ранения, осколками снарядов оказались повреждены боевые машины. По интенсивности артобстрелов можно было судить о нарастании напряженности на передовой.

Утром 25 октября 1-я немецкая танковая армия при поддержке крупных сил авиации перешла в наступление на нальчикском направлении. Прорвав нашу оборону, противник захватил Нальчик и устремился к городу Орджоникидзе. Гитлеровцы во что бы то ни стало стремились прорваться к грозненской нефти. В связи с новыми обстоятельствами 88-й истребительный авиаполк перебазировался на полевой аэродром близ станции Архонская, восточнее Орджоникидзе. Наши летчики отсюда отражали налеты вражеской авиации, штурмовали неприятельские наземные войска.

Фашисты сражались отчаянно, не считаясь с потерями. В один из таких дней жесточайшему налету в течение двух часов подвергся наш аэродром. Но самолеты не пострадали, так как были хорошо рассредоточены и замаскированы в посадке кукурузы по границе летного поля. Сгорела лишь одна машина.

Отдельного рассказа заслуживает эпизод, связанный с этим налетом.

Когда над аэродромом появились вражеские самолеты, техник Владимир Балакин еще хлопотал возле боевой машины и не успел отбежать в укрытие. Неподалеку разорвалась бомба, осколком которой Балакину оторвало ступню — она чудом висела на какой-то живой нити. От нестерпимой боли техник на мгновение потерял сознание. Очнувшись, понял, что истекает кровью. Собрав остатки сил, он достал перочинный нож и отсек ступню. Потом |располосовал гимнастерку, перевязал культю и, стянув ее лентами ткани, как жгутом, снова потерял сознание.

Налет продолжался, но товарищи сумели перетащить Балакина в безопасное место. Потом был госпиталь, лечение, протез... Несмотря на запрещение врачей, Владимир [180] Ефимович вернулся в полк. Вскоре он, однако, понял, что техник с одной ногой — все равно что летчик с одной рукой. Но очень уж не хотелось Балакину уходить из авиации, и он добился направления в Военно-воздушную инженерную академию имени профессора Н. Е. Жуковского — решил поменять военную специальность. Мужеству и железной воле этого человека оставалось только удивляться. Он был зачислен кандидатом, и лишь строгая медицинская комиссия категорически запретила ему дальнейшее пребывание в военной авиации. Пришлось Балакину поступить в гражданский институт. Впоследствии он стал хорошим специалистом в области текстильного производства, кандидатом наук, доцентом.

...Итак, 3 ноября противник захватил населенный пункт Гизель, неподалеку от Орджоникидзе. Собрав здесь мощный танковый кулак — 150 машин, — немцы предприняли очередную попытку расширить прорыв. И снова 4-я воздушная армия обрушила на врага свою боевую мощь. Взаимодействуя с наземными войсками, наши авиационные части непрерывно наносили удары по гитлеровцам. Коротким и кровопролитным было это сражение. Уже к 5 ноября неприятель был остановлен в районе Гизели, а затем окружен и уничтожен подошедшими резервами Северной группы.

Более трех месяцев продолжались оборонительные бои на Тереке. За это время наш полк сбил 21 фашистский самолет, уничтожил и вывел из строя 22 танка, 348 автомашин, 27 орудий зенитной артиллерии, много другой техники и живой силы противника.

25-ю годовщину Великого Октября мы встречали в приподнятом настроении. Положение на нашем фронте подкрепляло вещую силу слов обнародованного 7 ноября 1942 года приказа Наркома обороны № 345: «Недалек тот день, когда враг узнает силу новых ударов Красной Армии. Будет и на нашей улице праздник!»

В боевой жизни 88-го истребительного авиационного полка наступила короткая передышка, пришел приказ сдать оставшиеся в строю самолеты и следовать в один из районов Закавказья для отдыха, доукомплектования и перевооружения. Наша авиачасть получила новую машину — истребитель ЛаГГ-3, и летчики приступили к учебно-тренировочным полетам. К весне 1943 года программа переподготовки была успешно завершена — полк начал свой героический путь на запад. Но к тому времени меня в полку уже не было. Произошли перемены и в моей биографии: [181] получив незадолго до того звание майора, я был переведен в оперативный отдел штаба 4-й воздушной армии.

Сколько было горячих дней, бессонных ночей, проведенных над составлением боевых приказов и распоряжений, над планами перебазирований и охраны аэродромов, над составлением оперативных сводок и отчетов! Кажется, работа эта не содержала в себе чего-то выдающегося, заметного со стороны, но она была тем не менее крайне необходимой. Спустя годы я собирал материалы для воспоминаний. Не скрою, с большим волнением встретил документы, к которым во время войны имел непосредственное отношение: наши боевые донесения, журналы боевых действий. И будто вновь пережил будни суровой военной поры, перелистывая пожелтевшие от времени страницы. И словно живой водой окропило память, в которой через долгие годы сухой язык военных сводок воскресил дорогие лица, события, детали фронтовой жизни.

Дороги войны... Сколько хлопот работникам штаба доставляли частые смены полком полевых аэродромов! Своевременно отправить передовую команду, затем остальной личный состав, обеспечить людям нормальные бытовые условия на новом месте базирования, организовать охрану на стоянках самолетов, установить оперативную связь со штабом дивизии — все эти заботы да и много других лежали на наших плечах. Это по-хозяйски, деловито выполняли мои верные помощники, неутомимые труженики штаба майоры И. С. Кузьменко, Ф. А. Тюркин, капитан Г. Я. Соболь. Опытные офицеры, они умело налаживали работу оперативно-разведывательной части, службы связи, специальное обеспечение. Добрым словом следует вспомнить и начальника строевого отделения нашего штаба старшего лейтенанта М. Фролова. На его долю выпала основная работа по оформлению наградных документов. А ведь это особое искусство — составление наградных листов, которые, с одной стороны, должны быть своевременны и лаконичны, с другой — правдивы и убедительны.

Полпредами штаба полка в подразделениях были адъютанты эскадрилий лейтенант Я. Н. Колосков, младший лейтенант П. П. Петров, старший лейтенант Г. С. Мельник. Весь их «штаб» размещался в личной полевой сумке, а выполняли они множество самых различных заданий, связанных с организацией боевой работы в эскадрильях. Среди этих моих однополчан мне особенно запомнился Петр Петрович Петров, человек, обладавший, как говорится, массой достоинств — умный, душевный, дисциплинированный, [182] скромный. Он был необыкновенно заботлив. Помнится, особенно Петр Петрович следил за тем, чтобы люди в его эскадрилье были вовремя и сытно накормлены. Сам же в этих хлопотах поесть частенько забывал.

Писарь... У кого при этом слове не промелькнет добродушная усмешка, навеянная, быть может,. воспоминаниями о гоголевских героях! А между тем люди этой скромной профессии на войне были неизменной и воистину незаменимой частью любого штаба. От их профессионального мастерства, добросовестности во многом зависел успех штабной работы. Скажу без тени сомнения: нам на писарей повезло. Оба — и Н. В. Золотов и А. М. Горбань — имели высшее образование. Первый перед войной окончил институт инженеров железнодорожного транспорта, второй — педагогический. Оба образцово выполняли огромную по объему работу. Теперь мне кажется, что в ту пору они почти не отдыхали — так много приходилось писать. Делом их неутомимых рук были и аккуратно заполненные журналы боевых действий, и переписанные набело после наших поспешных каракулей боевые донесения, и скрупулезно заполненные лицевые боевые счета летчиков.

Повезло нам и в другом, может быть, в главном — в отношении к штабной работе и работникам штаба руководства полка. Командир ценил наш труд, опирался на нас в организации и ведении боевых действий, в то же время четко подмечал недочеты в работе и помогал их устранять. Говорю об этом специально, потому что сталкивался на фронте с примерами и обратного толка. Порой к работникам штабов относились как к зарывшимся в бумажных норах исполнителям чужих приказов да распоряжений. Так вот в нашем полку ничего подобного не было. Напротив, совместными усилиями преодолевая тяготы военного времени, мы обеспечивали боеспособность подразделений, отдавали все силы выполнению общей задачи — разгрому врага.

Может быть, и поэтому мне так трудно было расставаться с моим истребительным авиационным полком, в котором прошли самые трудные, самые памятные первые годы войны.

Словом, приказ о повышении по службе я встретил без особого душевного ликования. Но приказ есть приказ, и его следовало выполнять. [183]

Дальше