«Общего сигнала не ждать!...»

Город Папа — промышленный и административный центр Западной Венгрии. Гитлеровцы заранее подготовили его к обороне, опоясав тремя линиями траншей, проволочными заграждениями, минными полями. На окраинах и в самом городе — в прочных каменных зданиях и подвалах — оборудовали пулеметные и орудийные огневые точки. Улицы перекрыли баррикадами, противотанковыми надолбами и ежами.

Однако все эти укрепления были заранее вскрыты нашей разведкой. Это мы поняли, взглянув на карту и на план города, которые нам прислали из штаба армии еще на дальних подступах к Папе, два-три дня назад. На карту и план фашистская система [196] обороны была нанесена со многими деталями, вплоть до отдельных баррикад.

Вечером 25 марта первым к восточной окраине города вышел 331-й полк. Ворваться в Папу ему не удалось — противник остановил сильным огнем. Левее 331-го полка выдвинулся 1-й батальон 349-го полка (остальные подразделения были еще на марше), но он также был вынужден залечь под орудийно-пулеметным огнем с юго-восточной окраины города. А что касается 345-го полка, то надежда уплотнить за его счет боевые порядки дивизии пока не оправдалась. Полк по-прежнему был вынужден прикрывать нашу дивизию с севера, так как 40-я гвардейская дивизия опять несколько отстала.

Прежде чем принять решение начать штурм города Папа, нужно было уточнить обстановку в полосе дивизии и положение ее частей. Генерал Денисенко приказал мне сделать это к его возвращению — он был вызван к командиру корпуса. С ним выехал подполковник Цысь. Вскоре Цысь позвонил мне из штаба корпуса. Он сообщил, что в штабе корпуса находится командующий армией генерал-полковник В. В. Глаголев, что назначен новый командир корпуса генерал-лейтенант А. И. Утвенко, который сейчас принимает корпус у генерал-лейтенанта А. Г. Капитохина.

— Командарм утвердил план атаки города Папа, — сказал Цысь. — Будем действовать совместно со сто четвертой стрелковой дивизией. Начало атаки, пока ориентировочно, назначено на шесть тридцать завтрашнего утра.

Собрав накоротке совещание, я поставил задачи старшим офицерам штаба и начальникам служб, а затем вместе с майором Ивановым и полковником Пичкурой выехал к Папе, на участки 349-го и 331-го полков. Начали с левого фланга, с 1-го батальона 349-го полка. Там нас встретил командир 114-й. разведывательной роты старший лейтенант Д. А. Козлов. Он только что вернулся из вражеских тылов, с юго-западной окраины города. Я спросил его:

— Спокойно чувствуют себя фашисты?

— Нет, — ответил Дмитрий Алексеевич. — Очень нервничают. Дороги на запад забиты автомашинами. Вывозят заводское оборудование, склады. То же самое на железной дороге. Спешно готовят к взрыву [197] электростанцию, мосты. Часть важных объектов уже взорвали.

— Выходит, не надеются удержать город?

— Очевидно, не надеются.

— Доложите, какие слабые места обнаружили в обороне города.

Козлов достал карту с пометками и показал, где побывали его разведчики и что выяснили в дополнение к тем данным, которые мы получили из армейского штаба. Картина получилась весьма интересная: с юга и востока город сильно укреплен, с севера — значительно слабее. Возможно, фашисты не успели создать одинаково прочную оборону на всех участках, может быть, понадеялись на трудную для маневра местность, но факт остается фактом: с севера можно ворваться на гораздо слабее защищенную окраину Папы. Так почему бы нам не использовать представившуюся возможность? Обсуждая этот вариант с Пичкурой и Ивановым, мы поехали в 331-й полк. И постепенно, пока еще в самых общих чертах, вызревала мысль: не ждать утра, ударить частью сил в обход Папы с севера, в ночном бою овладеть городом.

— А боеприпасы? — возразил мне Пичкура. — В артбригаде осталось по семь-десять снарядов на орудие. Не лучше и с патронами в стрелковых полках...

Верно, все это верно! И боеприпасы на исходе, и артиллерия почти вся находится в движении, и массу других срочных и необходимейших вопросов надо разрешить в считанные часы, если мы думаем начать штурм сегодня вечером. А кроме того, надо убедить командование, что этот план более перспективен, чем тот, который предварительно утвержден командармом.

Приехали в 331-й полк. Его командира подполковника Резуна нашли в домишке, шагах в двухстах от передовой. Резун доложил:

— Батальон капитана Андреева выбил фашистов из первой траншеи, захватил пять-шесть домов пригорода, но дальше продвинуться не смог.

Развернув карту, я посвятил Резуна в план, который только что у меня созрел. Он заулыбался:

— Мы с начальником штаба тоже кое-что придумали. Яков Михайлович, иди сюда!

В комнату вошел начальник штаба полка майор Шохман — невысокий, коренастый, подвижный офицер. [198]

Лет ему за 35, и своим опытом он хорошо дополнял молодого командира полка. Работали они дружно. Оба обладали очень ценным качеством — умением правдиво и объективно доложить обстановку. Даже неудачи полка они никогда не пытались оправдать в своих докладах. Наверное, я повторяюсь, но разговор о точной, правдивой и своевременной информации снизу вверх — от подчиненного к начальнику — это такая важная тема, к которой и вернуться не грех.

План атаки, предложенный командованием 331-го полка, тоже строился на использовании слабостей в обороне противника севернее города. Но Резун и Шохман пошли дальше нас. Они решили посадить

1-й батальон Николая Васильевича Богомягкова и

2-й батальон Николая Дмитриевича Андреева на автомашины, усилить артиллерией и дорогой, разведанной ротой Козлова, бросить к северной окраине Папы. Я обратился к майору Иванову:

— Как считаете, реальный план?

— Реальный, — ответил он. — Козлов выведет автоколонну на шоссе в обход фашистских опорных пунктов. Ну, а дальше — дело за комбатами. Включай четвертую скорость, с ходу врывайся в город. Темнота поможет.

— Надо усилить батальоны артиллерией, — предложил Пичкура. — Дадим в каждый противотанковую батарею...

Так мы и решили. А для того чтобы связь с батальонами была устойчивой, необходимо было передать Богомягкову, Андрееву и Крымову мощные радиостанции с экипажами из батальона связи. Все необходимые распоряжения по этим и другим вопросам я, чтобы не терять драгоценного времени, отдавал сразу либо лично командирам частей, либо по телефону в штаб дивизии.

Все три стрелковых батальона (два из 331-го полка и один из 349-го), которым предстояло сыграть главную роль, должны были действовать как штурмовые отряды. В них формировались штурмовые группы — некоторые в составе стрелковой роты с приданными ей одним-двумя орудиями, пулеметными расчетами, бронебойщиками и саперами, другие — в составе взвода или даже отделения стрелков. [199]

Когда мы в седьмом часу вечера возвратились в штаб дивизии, подготовка к штурму шла полным ходом. Уже была разработана и передана в полки единая таблица звуковых и световых сигналов для ночного боя. Главное, что меня сейчас тревожило, — недостаток боеприпасов. Пополнить их запасы обычным порядком нельзя — просто не было времени. Пришлось пойти на крайнюю меру: я приказал забрать боеприпасы в подразделениях второго эшелона и передать в штурмовые отряды. Вскоре мне доложили, что через полтора-два часа необходимый минимум боеприпасов будет завезен, а к утру запас боеприпасов на все виды оружия будет доведен до одного боекомплекта. Надо отдать должное полковнику П. А. Пичкуре и начальнику тыла дивизии подполковнику Г. П. Работкину — много сил, энергии, да и просто смекалки пришлось им приложить, чтобы выполнить в срок этот приказ. Таким образом, осуществляя план, составленный в штабе корпуса, мы одновременно делали все, чтобы уже сегодня вечером к 21.00 части были готовы к штурму города.

Генерал Денисенко вернулся из штаба 38-го гвардейского корпуса с нашим новым комкором генералом Утвенко. Процедура представления заняла немного времени. Вскоре я уже докладывал командованию свои соображения, точнее сказать, детальный план переноса атаки с завтрашнего утра на сегодняшний вечер. Я предложил начать ее, не ожидая общей атаки корпуса, не проводя внутри дивизии сложных перегруппировок.

Генерал Денисенко сразу поддержал меня. Командир корпуса внимательно слушал, рассматривал карту, уточнял отдельные вопросы, но мнения своего не высказывал. Я хорошо его понимал: генерал Утаенко только принял командование корпусом, приехал знакомиться с дивизией, которая утром должна начать штурм крупного города, и вдруг ему предлагают новый план. Он человек опытный и знает, сколь дорогой ценой платят войска за смелые, но неподготовленные решения. Поэтому он снова и снова задавал вопросы то генералу Денисенко, то полковнику Пичкуре, то мне.

Мы смотрели на штурм города Папа с точки зрения своей дивизии. Генерал Утвенко должен был взвесить наш план с точки зрения корпуса. Ведь, продолжив [200] наступление, 38-й корпус резко, почти под прямым углом развернет свой фронт на северо-запад. И если мы до утра не овладеем городом, то вражеский гарнизон окажется между смежными флангами нашей и 104-й дивизий. Это может грозить многими осложнениями.

— Соедините меня с командиром сто четвертой, — приказал мне командир корпуса.

Соединил. У телефона командир 104-й гвардейской стрелковой дивизии генерал-майор И. Ф. Серегин. Командир корпуса информировал его о плане ночного, штурма города, спросил, будет ли 104-я дивизия готова к наступлению одновременно с нашей, то есть примерно через час. Генерал Серегин ответил, что дивизия сможет помочь нам лишь частью сил — двумя передовыми батальонами. Главные силы будут в готовности не ранее полуночи. Тогда командир корпуса приказал ему:

— В двадцать один ноль-ноль атакуешь противника двумя батальонами. Время атаки главными силами дивизии еще уточним.

Положив телефонную трубку, он обернулся к нам:

— Добро! Начинайте, не дожидаясь сигнала общей атаки корпуса. Действуйте, товарищи, желаю успеха!

Он позвонил еще в штаб корпуса и в штаб армии. План ночного штурма был утвержден, и генерал Утвенко уехал. До начала атаки оставалось минут 40.

В 21.00, точно по плану, дивизия перешла в наступление. Три батальона почти одновременно ворвались в Папа с севера и юго-востока. С наблюдательного пункта подполковника Резуна во тьме мартовской ночи мы видели лишь фейерверки трассирующих пуль и снарядов да мгновенно вспыхивающие и гаснувшие отблески орудийных залпов. Радиосвязь со штурмовыми отрядами была достаточно устойчивая. Батальон Богомягкова пробивался к центру города. Штурмовая группа старшего сержанта Василия Никитовича Черноиванова овладела зданием, где размещался какой-то штаб. Бойцы захватили два пулемета, подорвали бронетранспортер. Группа, как это часто бывает в уличных боях, да еще ночью, оторвалась от батальона, потеряла локтевую связь с соседями. Фашисты перешли в контратаку. В темноте завязался ближний бой, в ход пошли штыки, гранаты. Гитлеровские пехотинцы были отброшены, однако к дому, занятому группой Черноиванова, [201] приблизился фашистский танк. Он ударил из пушки по нижнему этажу — разрывом снаряда был выведен из строя наш пулемет. Тогда В. Н. Черноиванов с бронебойщиками Н. П. Родионовым и А. М. Амосовым через пролом в стене выбрались в сад, проходными дворами обошли танк. Почти в упор расчет противотанкового ружья — Родионов и Амосов всадили несколько бронебойных пуль в моторную группу танка, и он вспыхнул гигантской свечой. Но бой на этом не кончился. Спустя полчаса фашисты открыли по дому огонь из орудия прямой наводкой. И опять Черноиванов со своими товарищами, сделав смелую вылазку, гранатами истребили орудийный расчет и подорвали пушку.

В другой штурмовой группе 1-го батальона 331-го полка отличились рядовой Дмитрий Дмитриевич Коновалов, подорвавший танк и захвативший в плен двух танкистов; рядовой Мидход Минивалаевич Уразмедов, который, будучи тяжело ранен, не оставил своего пулемета; рядовой Салих Галеевич Фахтулин, также взявший двух пленных.

Стремительно ударил в глубь города посаженный на автомашины 2-й батальон 331-го полка. Комбат капитан Н. Д. Андреев и его замполит капитан Г. А. Савченко двигались впереди в боевых порядках 5-й роты старшего лейтенанта П. И. Рыбакова. Батальон рассек оборону гитлеровцев и вышел к юго-западной окраине. Андреев доложил по радио, что штурмовая группа комсорга батальона младшего лейтенанта А. Л. Шумилова установила связь с 349-м полком, со штурмовой группой рядового Суворова.

Петра Ивановича Суворова хорошо знали многие в дивизии. Запоминающаяся личность. Совсем юный, небольшого роста, подвижный. Мал, да удал. Потому и поручили ему, рядовому бойцу, возглавить штурмовую группу в составе отделения. И он оправдал надежды командиров — в этом бою хорошо руководил действиями группы, сам подорвал гранатами вражеский танк. Потом Суворова с его бойцами фашисты блокировали на чердаке каменного дома. Гвардейцы стойко отразили все атаки.

После того как штурмовые группы 331-го и 349-го полков, наступавшие с разных направлений, стали устанавливать связь и взаимодействовать, паника у [202] фашистов поднялась невероятная. На улицах образовались громадные заторы из боевых и транспортных машин. Только штурмовая группа младшего лейтенанта Шумилова захватила более 40 грузовиков с военным имуществом.

Вслед за штурмовыми группами Резун и Кудрявцев ввели в город главные силы своих полков. Стало ясно, что организованному сопротивлению фашистов в Папе подходит конец. Собрав офицеров штаба, я еще раз уточнил каждому оператору задачу на ближайшие ночные часы. Майору Красильникову приказал лично проконтролировать ввод в бой дополнительных сил — 3-го батальона 349-го полка. Красильников с обычной для него энергией и пунктуальностью выполнил приказ.

При штурме города не очень заметную, но чрезвычайно полезную роль сыграл 1-й батальон капитана Сохненко из 345-го полка. Наступая севернее города, он овладел господствующими высотами и тем самым прочно прикрыл фланг и тыл 331-го полка от контратак противника. На рассвете батальон Сохненко решительно пресек попытку немецких танков и пехоты пробиться через гряду высот к городу.

В половине четвертого утра 26 марта город был полностью очищен от войск противника. Генерал Денисенко доложил об этом в штаб корпуса, а вечером мы слушали по радио приказ Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина. Нашей 105-й гвардейской дивизии объявлялась благодарность за «отличные боевые действия» при взятии Папы.

В тот день гитлеровское командование попыталось выбить нас из города. Сильную контратаку с юга отразил наш левый сосед — 104-я гвардейская стрелковая дивизия. Она прочно прикрывала нас с фланга, и мы продолжали быстро продвигаться к каналу Марцаль и текущей параллельно ему реке Раба.

Противник тоже поспешно отходил за эти водные рубежи, стремясь закрепиться на них и остановить наступающие части 9-й и 4-й гвардейских армий. Авиационная разведка доносила о движении вражеских колонн к Рабе.

Пройдя город Папа, 105-я дивизия, как и весь корпус, развернулась фронтом на северо-запад и двинулась к Рабе. Я трое суток почти не спал, поэтому, [203] как только Михаил Иванович Денисенко сказал, что до вечера никуда не поедет, с его разрешения пошел отдыхать. Уснул, словно в бездну провалился. Оперативный дежурный разбудил меня часа через два. Доложил:

— Вас вызывает к аппарату командующий войсками фронта маршал Толбухин!

— Наверное, комдив ему нужен?

— Нет вы. С комдивом он уже переговорил. Подошел к аппарату, представился. Маршал сказал:

— Поздравляю, товарищ Попов, с орденом Отечественной войны первой степени. Командарм докладывал мне о вашей боевой работе. Благодарю за службу.

Я ответил как положено, а он, помолчав, спросил:

— В сорок третьем на Ловати был? Под Старой Руссой?

— Так точно, товарищ маршал. В первом гвардейском воздушно-десантном полку.

— Черенчицы брал?

— Брал, товарищ маршал.

— Помнится, с артиллеристами ругался.

— Было, товарищ маршал.

— То-то и оно, что было. Теперь, надо думать, дружно с ними живешь?

— С полуслова друг друга понимаем.

— Ну и отлично. Желаю успеха...

Настроение у меня после этого разговора было отличное. С удвоенной энергией взялся за дела. Командный пункт дивизии готовился к перемещению вперед, вслед за полками. Бойцы грузили на автомашины штабное имущество, телефонисты уже сматывали провода. Вошел генерал Денисенко.

— Выспался?

— Выспался.

— Принимай бразды правления, я поехал.

— Куда, Михаил Иванович?

— В триста тридцать первый полк, в передовой отряд, к Богомягкову. Надо с ходу перескочить через Марцаль и Рабу...

В это время передовые отряды 331-го и 349-го полков, посаженные на автомашины батальоны Богомягкова и Крымова, вырвались далеко вперед. Кроме того, в полках заранее было выделено по батальону [204] для немедленного форсирования Рабы при подходе главных сил к реке. Эти батальоны было запрещено развертывать для боя без специального на то разрешения штаба дивизии. Личный состав батальонов должен был по пути к реке собирать и готовить переправочные подручные средства. И от полковых штабов и от штаба дивизии выслали вперед офицеров-операторов с задачей подобрать заранее места для развертывания командных и наблюдательных пунктов на берегах водных преград. Одним словом, мы старались сделать все, чтобы форсирование Рабы (впадающий в нее канал Марцаль не представлял серьезного препятствия) прошло без задержки.

Канал Марцаль, как и намечали, преодолели с ходу. Сапер 349-го полка рядовой Анри Янович Крастынь под жесточайшим огнем противника подполз к заминированному мосту, обрезал бикфордов шнур, тем самым предотвратив взрыв. Передовой батальон майора Крымова по мосту переправился через канал. Фашисты бросили в контратаку танки, но истребительно-противотанковая батарея полка отразила натиск врага.

Примерно так же развивались события и на другой переправе через Марцаль, ниже по течению, поблизости от железнодорожной станции Марцалье. Батальон капитана Богомягкова сбил и рассеял арьергард противника, переправился на западный берег канала и устремился дальше — к Рабе. За ним двинулись главные силы 331-го полка. И тут, когда строевые подразделения ушли вперед, едва не случилось трагическое происшествие. Около железнодорожной станции, на пункте сбора раненых, командир санитарного взвода младший лейтенант Л. М. Кононова ждала прибытия санитарных машин. Вдруг она увидела, как метрах в 100-150 выбирались из оврага солдаты в немецкой форме. Не менее полусотни! Увидев палатки сборного пункта, девушек-санитарок, фашисты, разумеется, поняли, что, кроме раненых, здесь никого нет. Тем не менее открыли огонь из винтовок и автоматов. Любовь Митрофановна Кононова не растерялась. Скомандовала: «В ружье!» Девушки-санитарки и раненые, которые могли еще владеть оружием, залегли вокруг сборного пункта и открыли огонь по противнику. Они продержались до тех пор, пока не подоспели бойцы из резерва 331-го полка. Гитлеровцы были окружены [205] и взяты в плен. Выяснилось, что это остатки одного из пехотных батальонов, разгромленных в предыдущих боях и пробиравшихся из окружения. За мужество, проявленное при спасении раненых, генерал Денисенко наградил младшего лейтенанта Кононову медалью «За отвагу».

Ранним утром 27 марта передовые отряды дивизии вышли на восточный берег Рабы. Ширина реки 50-60 метров, глубина — около 3 метров. Если исходить только из цифровых данных, это не слишком серьезное препятствие для наступающих, с Днепром или Дунаем не сравнишь. Однако и здесь имелись значительные трудности. Вся местность на подступах к реке — низменная, много заболоченных, изрезанных каналами участков. А. ведь конец марта, та самая «весна воды», когда и на высоких местах грязи по щиколотку. Что же говорить про Рабу, текущую в низине, в туманных испарениях окрестных болот? Видимо, особенности рельефа и постоянные наводнения заставили местных жителей одеть Рабу в высокие бетонные берега на многих и весьма протяженных участках. Крутые, до трех метров высотой бетонные стенки затрудняли форсирование реки на подручных средствах. А мосты фашисты успели взорвать.

Противник вел со своей стороны прицельный артиллерийско-минометный и пулеметный огонь по подразделениям 331-го и 349-го полков, выходящим к берегу.

— Ждать сосредоточения всех сил не будем, — сказал мне генерал Денисенко. — Нам выгодней, чтобы фашисты растянули свои силы на широком фронте. Свяжись-ка со штабом корпуса.

Комдив переговорил с генералом Утвенко, добился изменения первоначального приказа форсировать Рабу на узком участке. Он доказал комкору, что надо переправляться с ходу во всей полосе дивизии. Там, где обозначится наибольший успех, дивизия и сосредоточит главные усилия.

Комдив уехал в 331-й полк, я еще некоторое время оставался на участке 349-го полка. "Батальон майора Крымова, высадившись с грузовиков, рассредоточился. Ровная, без сколько-нибудь значительных укрытий местность и сильный огонь с западного берега вынудили бойцов выдвигаться к реке ползком. Первыми добрались до берега группы, возглавляемые старшим [206] лейтенантом Хаджиметом Асмаевичем Бзыковым, сержантом Юрием Сергеевичем Широких и младшим сержантом Виктором Михайловичем Прокопьевым.

Я видел, как они скатились с бетонной стенки вниз и, подняв над головой автоматы, смело вошли в ледяную мартовскую воду. Поплыли. Река бурлила от разрывов мин и снарядов. Головы в зимних шапках-ушанках замелькали уже близ противоположного берега. Бойцы выбирались из воды; одни, стоя в ней по пояс, вели огонь из автоматов, швыряли гранаты; другие, взбираясь на плечи товарищей, лезли вверх по бетонной стенке берегового откоса.

Это были герои. Первые из первых. Они выбили гитлеровцев из окопов, тянувшихся над самой водой. Захваченные ими крохотные пятачки суши выросли вскоре в ротные и батальонные плацдармы.

Вслед за передовыми подразделениями по реке от нашего берега к западному поплыла целая флотилия так называемых подручных средств. Тут и пара связанных проволокой телеграфных столбов, на них — дощатый помост со станковым пулеметом, и створка дубовых ворот, на которой примостился пяток пехотинцев, и бревна на бочках, и даже прогулочная лодка, и множество деревянных предметов, у которых в данный момент было одно незаменимое качество: они могли плыть и держать на себе людей и боевые грузы.

Час спустя батальон майора Крымова прочно утвердился на противоположном берегу. Гвардейцы прорвались в глубину вражеской обороны, захватили немецкую пушечную батарею. Два орудия оказались в исправности, боеприпасов было достаточно. Рядовые В. К. Катаев, П. П. Карташев, В. И. Харченко и В. С. Чурбанов под командованием старшего сержанта И. И. Гниева развернули трофейные орудия и открыли огонь по противнику.

Вскоре переправился и батальон Майора Чапурина. Его 1-й роте пришлось отразить две сильные контратаки. Связь 1-й роты с восточным берегом неутомимо поддерживал бесстрашный телефонист рядовой Борис Иванович Жирнов. Исправляя повреждения на линии, он дважды под огнем переплывал Рабу. А рядовому 1-й роты Егору Васильвичу Решетникову, который доставлял на плацдарм боеприпасы, пришлось на примитивном [207] плотике сделать восемь рейсов через реку.

К вечеру 27 марта 349-й полк полковника Кудрявцева значительно расширил плацдарм и пробился к населенному пункту Ваг. Дела здесь шли по плану. Куда более ожесточенный бой разгорелся на переправе 331-го полка в районе деревни Рабашабешь и господского двора Миклош, а также выше и ниже по течению реки.

В батальоне капитана Богомягкова первыми форсировали Рабу группы младших лейтенантов Ивана Федоровича Сыпало и Серафима Семеновича Боярских. Едва группа Сыпало выбралась на бетонную кручу, фашистские автоматчики пошли в контратаку. Ее удалось отразить огнем. Но младший лейтенант понимал, что враг не успокоится и предпримет все возможное, чтобы сбросить в реку горстку бойцов. Ведь не более 30-40 метров отделяли окопы, захваченные группой Сыпало, от вражеской траншеи. Между тем патроны были на исходе, а плотик с боеприпасами у всех на глазах был разнесен прямым попаданием снаряда. Иван Сыпало решился на рискованный шаг — захватить фашистский пулемет. Он пополз к нему то траншеей, то ходами сообщения. Наконец, услышав стук пулемета совсем близко, выскочил из-за поворота траншеи прямо к пулеметной площадке, в короткой схватке уничтожил расчет и открыл огонь-из пулемета по гитлеровцам. Вскоре к нему присоединились бойцы его взвода, а затем он установил локтевую связь и со взводом Боярских. Переправилось и еще несколько мелких групп, в их составе связисты, артиллерийские разведчики-наблюдатели, бронебойщики со своими длинноствольными ружьями и даже одна «сорокапятка» сержанта Константина Ивановича Шутина. Словом, плацдарм, как говорят, набирал силу, и когда противник бросил в новую контратаку батальон пехоты с пятью танками, его встретил плотный, организованный огонь.

Заместитель комбата по строевой части капитан Е. В. Бабиков перебрался на плацдарм в числе первых и руководил боем. Отразить контратаку фашистских танков помогли и 45-миллиметровые пушки батареи лейтенанта Кирама Ненашевича Айбазова, ударившие прямой наводкой с восточного берега. Они уничтожили два танка, третий был подбит из [208] орудия сержанта Шутина. Фашисты поспешно отступили.

Спустя минут 40 последовала новая контратака. Вражеским автоматчикам удалось приблизиться почти вплотную к гвардейцам, дерущимся на плацдарме. Момент был критический. И тогда капитан Ефим Васильевич Бабиков выскочил на бруствер окопа и увлек гвардейцев за собой — в рукопашную. Противник не выдержал, побежал. В плен было захвачено 85 гитлеровцев.

Смело форсировали Рабу и воины 2-го батальона капитана Андреева. Первыми переправились взводы младших лейтенантов Д. М. Сергеева и И. И. Козлова.

Козлов едва вышел из воды, был серьезно ранен. Его бойцы, относимые течением, выбирались на сушу на разных участках берега, где вдвоем, где втроем, а где и поодиночке. Это, пожалуй, труднейшее из фронтовых испытаний для молодого солдата — оказаться без командира, одному или в маленькой группе, перед хорошо организованной обороной противника. В руках у тебя автомат, да гранаты, да ограниченный запас патронов, а по тебе бьют в упор пулеметы, пушки, минометы, ты видишь перед собой укрытые в засадах фашистские танки и бронетранспортеры, а помощи ждать неоткуда — за спиной река. Все зависит от тебя самого — от твоей смелости, решительности, силы духа и воинского мастерства. От того, как тебя учили и как ты усвоил это учение.

Но бойцы взвода Козлова не растерялись...

Ручной пулеметчик Г. Махьянов и стрелок И. Дав-летшин вылезли из реки в так называемом мертвом пространстве. Немецкий тяжелый пулемет вел огонь с крутого бережка где-то у них над головой. Они видели только следы трассирующих пуль. Ориентируясь по трассерам, молодые гвардейцы подобрались к огневой точке И уничтожили ее вместе с расчетом. Полчаса спустя в этом месте собралась уже группа бойцов козловского взвода — старший сержант И. Гусельников, сержант Г. Чернов, младший сержант В. Кутуев, рядовые А. Гайсин, И. Даутов, Н. Никифоров и другие. Разбившись на группы, под покровом наступившей темноты они двинулись вправо и влево по берегу и прямо в глубину вражеской обороны. [209]

Махьянов, Гайсин и Даутов поползли на пулеметные огоньки, что плясали в ночи шагах в 50 от берегового обрыва. Это вел огонь фашистский бронетранспортер. Противотанковыми гранатами гвардейцы подорвали машину, затем уничтожили еще две огневые точки и немецкий грузовик с боеприпасами. Забегая вперед, скажу, что эти молодые воины отлично проявили себя и в последующих боях, были награждены, а Гильмитдин Садриевич Махьянов в течение только марта — апреля получил три боевые награды: ордена Красного Знамени и Славы III степени и медаль «За отвагу».

Активно действовали в эту ночь на западном берегу Рабы и другие группы из стрелковых взводов Козлова и Сергеева. Они не только расчистили прибрежный участок, но провели разведку и доложили капитану Андрееву, переправившемуся с главными силами батальона, что за леском, замаскировавшись, видимо, в ожидании рассвета, стоит колонна фашистских танков. Поутру противник танками и мотопехотой атаковал батальонный плацдарм, но боевые машины встретил и заставил ретироваться хорошо организованный, плотный противотанковый огонь.

Таким образом, и батальон Богомягкова и батальон Андреева отлично выполнили задачу по форсированию реки. Но на участке 3-го батальона дело осложнилось. Сначала все шло по плану: передовые группы переправились, захватили плацдармы, отразили контратаку противника. И вот тут-то по донесениям из 331-го полка, по замедленному темпу форсирования реки 3-м батальоном я почувствовал какие-то нелады на этом участке. Позвонил в полк Резуну:

— В чем дело, Иван Васильевич?

— Непорядок с комбатом-3. Послал в батальон старшего лейтенанта Лабухина, он примет командование. Комбата-3 я отстранил и отправляю к вам.

Уже после боя мы выяснили подробности этого чрезвычайного происшествия. Не знаю уж, сколько прибавил этот горе-командир к положенным по норме фронтовым сто граммам, но факт остается фактом — выпил, потерял контроль и над собой и над батальоном. Такие явления пресекались в дивизии беспощадно, и он получил должное по воинскому закону. [210]

Помощник начальника штаба полка Иван Андреевич Лабухин быстро выправил положение, сумел перебросить на плацдарм стрелков, пулеметчиков и артиллерию в помощь передовой группе — взводу старшего сержанта Ю. Б. Агатова с пулеметным расчетом комсорга роты сержанта С. А. Ефремова. Эта группа, зацепившись за кромку берега, заняла тактически невыгодную позицию: впереди, в 300 шагах, — высота, пологая, широкая, закрывающая весь обзор. Противник вел с нее сильнейший пулеметный огонь.

— О чем задумался, комсорг? — спросил у друга Агатов.

— О ней, — кивнул Ефремов в сторону высоты. — Давай-ка попробуем сделать ее нашей верной подругой.

— Атаковать?

— Нет. Если будем атаковать, немец нас, как перепелок, пощелкает. Попробую добраться до нее тишком да ползком.

Взяв еще двух пулеметчиков, Ефремов пополз к высоте. Прошло около часа, противник усилил артиллерийско-минометный обстрел берега и реки. С высоты она была ему видна, как на ладони. Потом показалась цепь фашистских автоматчиков. Их было не менее сотни. Шли быстрым шагом, ведя на ходу огонь из автоматов.

— Без команды не стрелять! — предупредил Агатов. А в голове одна мысль: «Где же Ефремов? Добрался ли?»

Фашисты были уже в сотне метров, когда по ним с высоты, с фланга, ударило сразу два пулемета. Открыл огонь и агатовский взвод. Гитлеровцы остановились в замешательстве, затем залегли. А когда Агатов поднял взвод в контратаку, противник побежал. Ворвавшись на высоту, Агатов увидел Ефремова и двух других пулеметчиков. Это они, овладев без шума немецкими пулеметами, открыли огонь во фланг противнику.

Закрепившиеся на высоте стрелки и пулеметчики обеспечили быструю переправу всего 3-го батальона. Батальон атаковал деревню Рабашабешь и овладел этим важным опорным пунктом.

Инициативно действовали артиллеристы полковой батареи 331-го полка. Командир отделения разведки сержант Виктор Иванович Афанасьев с передовыми [211] подразделениями форсировал Рабу, четко корректировал огонь своей батареи. Но вот телефонная связь с ней оборвалась. Только восстановили, опять обрыв. Все телефонисты выбыли из строя, а провод снова рассечен осколками. Надо бы переправить орудия на эту сторону, поставить на прямую наводку, тогда и провод не нужен. Но как это сделать? Плотики не годятся — слабы. А что, если перетянуть пушку по дну реки? Ведь три метра — не такая уж большая глубина!

Сержант Афанасьев быстро переплыл к нашим, на восточный берег, поделился своими соображениями с командиром батареи. Тот его план одобрил. Первым решили перетащить орудие сержанта Александра Осиповича Егорова. Привязали к станинам пушки проволочный трос, к тросу — телефонный провод, взяли его конец в руку. Афанасьев, опять вплавь, вернулся на западный берег. С помощью пехотинцев вытянули из воды трос. Ухватились за него и дружным «раз, два — взяли» перетащили пушку по дну реки.

Расчет сержанта Егорова установил орудие на позицию, а полчаса спустя уже отражал контратаку немецких танков. Таким же образом переправили и другие орудия батареи.

Между тем бойцы 137-го гвардейского саперного батальона капитана К. И. Гоглоева и курсанты учебного батальона майора М. А. Бабичева приступили к восстановлению взорванного противником моста. Под руководством энергичного и отлично знавшего свое дело дивизионного инженера Владимира Михайловича Веселовского мост к вечеру был восстановлен, и по нему двинулась гаубичная артиллерия и другая тяжелая военная техника.

* * *

В ночь на 28 марта 105-я дивизия, форсировав главными силами Рабу, быстро продвигалась вслед за отходившим противником. До утра прошли более 20 километров. Левый наш фланг и центр как бы описывали широкую дугу, а правый фланг- 345-й полк — оставался на месте, развернутый по-прежнему фронтом на север. Пока шло форсирование Рабы, полк весь день отбивал ожесточенные атаки фашистских войск. В общем и целом повторялась картина, ставшая [212] для нас привычной: 345-й полк вот уже более недели является щитом, который прочно прикрывает с севера наступление не только нашей 105-й дивизии, но и всего корпуса.

За минувшие сутки 345-й стрелковый совместно с 165-м пушечным полком, занимая почти 20-километровый участок обороны, отбили четыре атаки. Было подбито и сожжено семь немецких танков, захвачено около сотни пленных. Вечером оттуда позвонил мне генерал Денисенко, приказал, чтобы начальник отделения кадров капитан Г. М. Торбан срочно привез в 345-й полк орден Красной Звезды и соответствующий приказ для награждения командира 2-й роты лейтенанта Михаила Михайловича Колесникова.

— Он тяжело ранен, сейчас его эвакуируют в госпиталь, поэтому надо немедленно вручить ему орден и оформить это приказом, — сказал генерал Денисенко. — Если бы ты знал, что он тут натворил! Молодчина, слов нет, какой молодчина! Солдаты про него чудеса рассказывают. Говорят, что, дескать, наш ротный, как Илья Муромец, косит в рукопашной направо и налево. Нынче целую роту фашистов со своими бойцами в плен взял. Отсюда вижу, как они пленных считают...

Итак, к исходу дня 28 марта, продвинувшись своим левым флангом на 40 километров с лишним, 105-я дивизия оказалась в весьма сложном положении. Начнем с того, что полоса ее наступления расширилась до 50 километров. Кроме того, врезавшись во вражескую оборону глубоким клином, дивизия была вынуждена вести бой сразу в трех направлениях: 345-м полком и двумя батальонами 349-го полка — на северо-восток; 331-м полком — на запад и юго-запад. Артиллерию пришлось рассредоточить подивизионно, а иные участки прикрыть одной-двумя батареями без пехоты. Широкий фронт и потеря значительной части средств связи (телефонного провода и аппаратов) при форсировании, — все это привело к большим трудностям в управлении полками и батальонами. Радиостанции восполнить недостающую нам проводную связь не могли, так как имели малую мощность. Поэтому связь пришлось поддерживать специально выделенным офицерам и водителям мотоциклов, вездеходов, автомашин. [213]

Фронт, как и обычно при быстром продвижении, не был сплошным как с нашей стороны, так и со стороны противника. Разведчики, да и просто передовые подразделения то и дело направляли в штаб дивизии захваченных в плен гитлеровцев. В ночь на 29 марта из 2-го батальона 349-го полка прислали пленного офицера и десятерых солдат — их взял близ деревни Ваг комсомолец рядовой Михаил Ильич Тырцев. Час спустя из 1-го батальона 331-го полка были доставлены два портфеля с ценными оперативными документами. Они были обнаружены в машине, подбитой бронебойщиком Евгением Владимировичем Львовым.

Интересный случай произошел близ деревни Пали. Здесь вел разведку взвод лейтенанта Якова Васильевича Прохорова (331-й полк). В дивизии он был известен как лихой боевой командир, истинный сорви-голова, без «языка» из вражеских тылов почти не возвращался.

Так вот. Устроил Прохоров засаду у дороги, близ деревни. Ждали долго, наконец показались гитлеровцы. Шли они из Пали в пешем строю, численностью до роты. За ними в отдалении следовали два танка, две самоходно-артиллерийские установки и восемь бронетранспортеров. Одним словом, не тот объект для захвата пленных. Прохоров приказал своим бойцам:

— Тихо! Колонну пропускаем.

Может, и прошли бы фашисты мимо, да, видимо, кто-то из разведчиков плохо замаскировался. Офицер, вышагивавший в голове колонны, вдруг тонко крикнул:

— Рус! — и выхватил пистолет.

— Огонь! — скомандовал Прохоров.

Дружно ударили автоматы, в колонну полетели гранаты. У немцев — замешательство, кинулись в придорожные кюветы. Танки и самоходки поспешили к месту боя.

Тут, как говорится, бери ноги в руки. Да не таков Яков Васильевич Прохоров. Выскочил с разведчиками на дорогу, сграбастали пару гитлеровцев и только тогда, отстреливаясь, ушли в лес. Привели в полк пленных, оттуда их передали уже нам, в штаб дивизии.

Показания пленных, проверенные с помощью других источников, позволили нам установить более или менее точно силы противника, которого мы охватывали с юго-запада, а 40-я гвардейская дивизия 4-й гвардейской армии — с востока. [214]

Изучив детально обстановку, штаб 105-й гвардейской дивизии пришел к выводу, что нужно немедленно сгруппировать наши части, иначе растянутый почти на 50 километров, развернутый в трех направлениях фронт дивизии будет весьма заманчивой целью для активно действующего противника.

Мы предложили такой план: наступая к австро-венгерской границе одним полком (349-м), главные силы дивизии развернуть кругом, ударить в северовосточном и восточном направлениях, навстречу 40-й гвардейской дивизии, совместно с ней покончить здесь с противником, чтобы снова развернуться на запад, к границе.

Генерал Денисенко согласился с этим предложением. Оно было утверждено и вышестоящим командованием. Нам стало известно, что вопросом ликвидации вражеской группировки, вклинившейся между флангами 9-й и 4-й гвардейских армий, занимается и штаб 3-го Украинского фронта. Да иначе и быть не могло: ведь именно отсюда, из северо-западных районов Венгрии, для обеих армий открывалось операционное направление на Вену.

В ночь на 29 марта 105-я дивизия перестроила свои боевые порядки и на рассвете перешла в наступление. К 10 утра передовые отряды полков продвинулись на 20-30 километров, соединились с 40-й гвардейской дивизией, которая вместе с другими соединениями 31-го корпуса продвигалась навстречу так же стремительно{15}. Ну, а в конечном результате, разгромив остатки гитлеровской группировки в районе городов Сан, Черна, Сомбатхей, мы оказались во "втором эшелоне 38-го гвардейского стрелкового корпуса.

После короткого отдыха 105-я гвардейская дивизия уже в походном порядке вслед за дивизиями первого эшелона направилась к австро-венгерской границе. По пути очищали леса и населенные пункты от больших и малых групп солдат и офицеров разгромленных в предыдущих боях дивизий: 3-й эсэсовской пехотной, 2-й венгерской танковой и 9-й пехотной и других.

31 марта наша дивизия вышла к австрийской границе близ города Шопрон. За десять дней боев мы [215] прошли по территории Венгрии более 200 километров, освободили около 110 населенных пунктов. Более 2 000 солдат и офицеров потеряла дивизия убитыми и ранеными, освобождая Венгрию. Но жертвы, понесенные советским народом и его доблестной армией, не были напрасными. Трудовой народ Венгрии, освобожденный от вековой кабалы, взял власть в свои крепкие руки и теперь, в дружной семье братских государств, успешно строит социалистическое государство.