Открытый фланг

После госпиталя мне предоставили отпуск. В семье, с женой и детьми, месяц пролетел незаметно. В марте 1944 года я вернулся в Москву, в Управлении кадров получил новое назначение — начальником штаба 12-й гвардейской воздушно-десантной дивизии. Дивизия начала формироваться, прибывали люди, боевая техника поступала без задержек. Вскоре мы уже приступили к плановым занятиям.

Командира дивизии у нас еще не было, поэтому на первых порах мне пришлось кроме штабной работы выполнять и его обязанности. Помогало то, что ближайшие мои заместители оказались отлично подготовленными штабными офицерами. Оперативное отделение возглавлял подполковник Алексей Никитович Цысь — неторопливый и абсолютно невозмутимый человек. При первом знакомстве его истинно олимпийское спокойствие можно было принять за безразличие. Но это не так. Наоборот, Алексей Никитович очень любил свою работу. Документацию отрабатывал отлично, предложения и выводы по оперативным вопросам всегда тщательно обосновывал. Большой труженик, он и офицеров-операторов подобрал себе под стать. Майор В. С. Красильников, старшие лейтенанты А. Л. Голованов и К. С. Оводов имели солидную теоретическую подготовку и хорошо справлялись со своими обязанностями. Оперативное отделение, как и должно, стало опорой штаба дивизии.

Отделением разведки руководил Петр Петрович Иванов — сильный, спокойный, инициативный. Был он по характеру несколько замкнут, как говорят, в душу к себе не пускал. Да и то сказать: профессия разведчика предполагает сдержанность.

Недели через две прибыл только что назначенный командир дивизии генерал-майор Михаил Иванович Денисенко, опытный десантник, еще до войны командовавший воздушно-десантной бригадой. Воевал с первых дней, отличился в сорок втором под Сталинградом, за успешное форсирование Днепра был удостоен высокого звания Героя Советского Союза.

В ту пору Михаилу Ивановичу было около 50 лет. Всегда доступный для подчиненных, справедливый, очень энергичный, он не любил засиживаться в штабе. [173]

— Уговариваемся так, — сказал он мне при первом знакомстве, — в штабе ты полновластный хозяин. Опекать по мелочам не в моих правилах. Требую одного: держи свое хозяйство в порядке и полной боеготовности. А то знаешь, как бывает: командиру надо немедленно принимать решение, а начальник штаба не готов — нет необходимых данных. Операторы суетятся, разведчики чего-то ищут, а время идет.

Потом я увидел комдива в бою. Он хорошо владел всеми методами управления войсками, умел видеть не только то, что видно с наблюдательного пункта, но и перспективу развития боя. Был очень храбрым. Даже излишне храбрым. Почему излишне? Да потому, что — и, надеюсь, вы согласитесь со мной — в нормальной боевой обстановке командир дивизии все-таки должен в основном находиться на своем командном или наблюдательном пункте, а не в боевых порядках атакующих батальонов.

В августе 1944 года после нескольких месяцев напряженной боевой учебы мы получили приказ грузиться в эшелоны. Дивизию по железной дороге перебросили в Белоруссию, в район Пуховичей, Лапичей. Здесь, в резерве, мы простояли до зимы. В декабре 12-я гвардейская воздушно-десантная дивизия была переформирована в 105 гвардейскую стрелковую дивизию в составе 331, 345 и 349-го гвардейских стрелковых полков{14}. Вошла в дивизию и 56-я гвардейская артиллерийская бригада трехполкового состава: 165-й пушечный, 201-й гаубичный и 535-й минометный гвардейские полки. Количественно и качественно выросла артиллерия и в полках и в батальонах. Общая огневая мощь стрелковой дивизии значительно увеличилась даже по сравнению с недавними временами — с сорок третьим годом.

105-ю гвардейскую дивизию называли комсомольской. И действительно, в конце 1944 года не часто встречались соединения, имевшие такой же ровный, почти только молодежный состав. Совсем как в мирные годы. Например, бойцов и офицеров от 18 до 25 лет было у нас 8938 человек, или 78 процентов; от 26 до 30 — 1436, или 12 процентов; до 40 — 937, или 8 процентов; [174] и только 177 человек (2 процента) имели возраст более 40 лет. Можно еще только добавить, что более 6000 человек были комсомольцами, около 2000 — коммунистами. В общем очень сильный состав.

В конце 1944 года 105-я гвардейская дивизия получила приказ передислоцироваться по железной дороге в Польшу. Погрузились, поехали. В пути маршрут неоднократно менялся, эшелоны подолгу стояли. Причин этого мы не знали, хотя кое-что можно было предположить, изучая внимательно сообщение Совинформбюро о ходе боевых действий. Как раз в это время, во второй половине января 1945 года, развивалось большое наступление советских армий от Вислы к Одеру, а на юго-западе, в Венгрии, гитлеровское командование нанесло сильный танковый контрудар по войскам 3-го Украинского фронта. На это направление мы в конце концов и вышли в феврале.

Пятый месяц шли на венгерской земле кровопролитные бои. Советские армии освободили Будапешт, разгромили и пленили здесь почти 200-тысячную группировку противника. В напряженном оборонительном сражении у озера Балатон и города Секешфехервар 4-я гвардейская армия перемалывала танковые и моторизованные дивизии 6-й немецкой танковой армии СС. Близился час полного освобождения Венгрии.

В начале марта 105-я дивизия разгрузилась в районе железнодорожных станций Сольнок, Абонь и Сайон. Здесь, юго-восточнее Будапешта, стояла в резерве 9-я гвардейская армия генерал-подполковника В. В. Глаголева. Наша дивизия вошла в состав 38-го гвардейского стрелкового корпуса этой армии.

В местах выгрузки не задержались. Дивизия двинулась к передовой по 250-километровой дуге на север, потом на запад и юго-запад и вышла к фронту севернее Секешфехервара. Здесь я узнал, что мартовские талые поля, забитые сожженными «тиграми», «фердинандами», «пантерами», недавно входили в полосу обороны 20-го гвардейского корпуса, 5-й гвардейской дивизии, а значит, и моего родного полка. Мне рассказали о тяжелых боях у озера Балатон, о том, как части дивизии отражали танковые атаки под Замолем, как дважды брали город Секешфехервар. Оказалось, именно у 4-й гвардейской армии принимает сейчас часть полосы наша 9-я гвардейская армия... [175]

21 марта. Шестой день наступления. Пока что мы продвигались во втором эшелоне корпуса. Полки шли к станции Мор по двум параллельным дорогам. Посмотрел на часы. Ровно 12. Весенний полдень, а погода дрянь. Мутное небо, холодный, порывистый ветер гонит по нему влажные растрепанные облака. Солнце проглядывает нехотя, словно не нравится ему вид этой холмистой равнины — черной, насыщенной водой земли, голых, посеченных осколками деревьев у дороги, серых пятен лежалого снега.

Впереди развалины станции Мор.

Канонада гремела все ближе, мы быстро догоняли дивизии первого эшелона. Значит, их наступление застопорилось. Так и есть! Полковник Цысь вручил мне только что полученный из штаба корпуса приказ: «...105-й дивизии, развернувшись на рубеже Ака, Нодьвельг, перевалить через боевые порядки 106-й дивизии, развить наступление на Кевеш, Ач-Тесер...» Срок ввода дивизии в бой — 15.30. Итак, в нашем распоряжении только три с половиной часа. Это очень мало. Я поспешил в голову колонны, в 349-й гвардейский полк. Доложил генералу Денисенко: Расстелив карту на капоте машины, он отметил на ней рубеж ввода дивизии в бой.

— Мало времени, — вздохнул он. — Что предпринял?

— Полковник Цысь уже выехал в штаб сто шестой дивизии с собственной радиостанцией. Получит там необходимые сведения, будет оперативно информировать нас о всех изменениях боевой обстановки. Есть еще одно предложение...

— Слушаю...

— Штаб предлагает вводить дивизию в бой без перегруппировки: триста сорок пятый полк-на правом фланге, триста сорок девятый — на левом. За ним вторым эшелоном — триста тридцать первый полк. Так, как они идут сейчас.

— Верно, — согласился генерал Денисенко. — Сбережем дорогое время. А еще больше его сбережем, если наши командиры полков установят прямой контакт с командирами полков сто шестой.

— Пошлем в полки сто шестой офицеров. Тоже с радиостанциями... [176]

Я вернулся в штаб, чтобы отдать соответствующие распоряжения. Там меня нетерпеливо ожидал полковник Пичкура, командующий артиллерией дивизии.

— Без артиллеристов наступать хотите?

— Что за шутки, Петр Антонович?

— Я не шучу. Выбрать районы огневых позиций время нужно? Нужно. Разместить на них артиллерию — тоже дай время. Ну, положим, все это мы сделаем быстро — не впервой. Однако обнаружить цели, подготовить исходные данные для стрельбы — это с ходу не делается. Вернее, делается, но... когда никакого иного выхода нет.

— А у тебя есть?

— Есть, хороший выход, Илларион Григорьевич. Пусть артиллерия сто шестой дивизии остается на своих позициях, но огонь она будет вести по нашему плану.

— Отлично!

Предложение полковника Пичкуры оказалось очень ценным и своевременным еще и потому, что поддерживающая нас армейская артиллерия вела огонь на предельных дальностях. Если нам удастся с ходу прорваться в глубину обороны противника, артиллерия эта должна будет менять огневые позиции, как бы догонять нас. Значит, в самый нужный момент 105-я дивизия лишится артиллерийской поддержки.

Конечно, решить вопрос о временном подчинении нам артиллерии 106-й дивизии мы сами не могли. Генерал Денисенко связался с командиром корпуса, и тот отдал соответствующий приказ. Так, несмотря на крайне ограниченное время, 105-я дивизия успела провести необходимую для наступления подготовку. Уже западнее станции Мор и железной дороги, пройдя через боевые порядки 106-й дивизии, наши полки точно в 15.30 атаковали противника в полосе шириной около 7 километров. Холмистая местность здесь переходила в горы, покрытые лесом, а хороших дорог было всего две. Поэтому и 345-й и 349-й полки наступали в глубоких боевых порядках — в три эшелона.

Часа через полтора после начала боя я связался по рации с левофланговым 349-м полком:

— Доложите обстановку!

— Продвигаемся по плану, — ответил полковник Кудрявцев. — Батальон Крымова выходит к первому [177] рубежу. Артиллерия противника ведет сильный огонь из населенного пункта Шур. Даю координаты, прошу подавить...

— Что известно нового о противнике?

— Захвачены пленные из второй венгерской танковой дивизии.

Итак, в первом эшелоне 349-го полка наступал 2-й батальон майора Крымова. Николай Иванович Крымов — кадровый офицер, до армейской службы — московский рабочий. Гражданская его профессия часто напоминала о себе. Любил, например, сравнивать оружие с инструментом. Бойцов учил: «Сначала научись правильно держать инструмент. Хватку вырабатывай, понимаешь? Чтобы автомат твой стал продолжением рук твоих и глаза, как напильник в руках классного слесаря. Иначе ты не солдат: себя не защитишь, и батальону никакой пользы...» Сам он безупречно владел всеми видами «инструментов», состоявших на вооружении батальона.

Крымов поощрял инициативных воинов, ставил в пример остальным, будил в людях стремление к поиску. И в первом же бою это проявилось в действиях всего батальона. За железной дорогой он встретил вражескую оборону, опиравшуюся на опорные пункты в поселках Дамб, Кевеш, Шур. Огневые точки противник разместил на возвышенностях, в каменных домах с толстыми стенами. Ликвидация каждой такой огневой точки требовала времени, и батальон мог бы «завязнуть» в этих населенных пунктах. Но выручила инициатива рядовых и сержантов.

Поселок Шур атаковала 4-я рота. С окраины открыл огонь мощный дзот, в котором разместились одновременно противотанковое орудие и крупнокалиберный пулемет. Рота вынуждена была залечь. В ходе боя отделение сержанта Н. И. Навроцкого вырвалось вперед. Навроцкий не стал ждать, пока подтянутся боевые порядки подразделения. Его люди находились в пятистах шагах от окраины, противник все внимание сосредоточил на роте. Сержант скрытно провел своих бойцов в Шур, они обошли дзот и уничтожили его гарнизон.

В том же поселке в уличном бою отличился сибиряк младший сержант Анатолий Васильевич Воронин. Вражеские пулеметы, установленные в подвалах [178] каменных зданий, простреливали подступы к центральной площади Шура. Продвижение роты опять было задержано. Пробравшись дворами в тыл гитлеровцам, Воронин в одиночку подорвал гранатами все три пулеметные точки вместе с расчетами.

В то время как 349-й полк полковника И. В. Кудрявцева, ломая сопротивление противника, успешно продвигался, на правом фланге дивизии, на участке 345-го полка полковника М. А. Котлярова возникли осложнения. Я связываюсь по рации с начальником штаба майором И. М. Балацким. Он докладывает:

— Полк вышел к поселку Ач-Тесер. Противник контратакует.

— Какими силами? С какого направления?

Балацкий ответил как-то неопределенно, расплывчато, общими фразами. И это я замечал за ним не в первый раз. Неплохо теоретически подготовлен, он был очень инертен. Прикажешь — сделает, не прикажешь — сам не догадается. Вот и сейчас: противник контратакует, командир полка ушел на угрожаемый участок, а начальник штаба обстановку на правом фланге полка представляет смутно, никаких мер для ее уточнения не принимает...

Между тем противник начал столь сильную контратаку, что командиру дивизии пришлось срочно вызвать на подмогу штурмовую авиацию, сосредоточить на этом участке огонь двух полков нашей 56-й гвардейской артиллерийской бригады. Потеряв несколько танков и самоходных орудий, фашисты были вынуждены отойти...

Эта контратака была для нас первым сигналом тревоги на правом фланге. Ведь он открыт, и 345-й полк, наступая в западном направлении, должен одновременно выделять силы и для прикрытия с севера. Скажу заранее, что вся последующая неделя прошла под знаком угрозы, постоянно нависавшей над дивизией с открытого фланга. Поэтому в первый же день генерал Денисенко выдвинул туда свой наблюдательный пункт, взял это направление под особый контроль.

Вечером 21 марта командный пункт дивизии переместился в Дамб. Наступление развивалось в хорошем темпе. К исходу дня дивизия продвинулась на 11 — 13 километров. Все говорило за то, чтобы продолжить наступление ночью. Такое решение и принял генерал [179] Денисенко. Получив приказ, я пригласил к себе своих ближайших помощников по штабу подполковника А. И. Цыся, майора П. П. Иванова, командира батальона связи капитана Н. И. Распутина, начальника штаба артиллерии подполковника Г. И. Тунгускова, начальника тыла подполковника Г. П. Работкина. Зашел к нам и начальник политотдела подполковник Н. Н. Гришечкин.

Разговор у нас был короткий, так как ночь, как говорится, уже смотрела в глаза, а дел еще было непочатый край. В первую очередь мы вводили в бой вторые эшелоны 345-го и 349-го полков. Надо было установить с ними проводную связь (днем мы сообщались только по радио); третьи эшелоны этих полков разовьют удар на рассвете; вперед выдвигались команды для выбора и оборудования новых командного и наблюдательных пунктов, туда же в течение ночи перемещался и второй эшелон дивизии — 331-й полк. Большая работа предстояла нашим артиллеристам, саперам, связистам, тыловикам, медикам.

Минут через 30-40 все мои товарищи разошлись и разъехались по частям.

Особое внимание пришлось опять уделить открытому правому флангу. Если за ночь дивизия продвинется еще километров на 8-10, то и участок 345-го полка растянется на такое же расстояние, и нам придется развернуть фронтом на север уже все его батальоны. Но и этого мало. Для того чтобы дивизия могла уверенно выступать в западном направлении, надо прикрыться справа хорошим артиллерийским щитом. Это мы и сделали, выдвинув на усиление 345-го стрелкового полка 165-й пушечный полк подполковника Петра Михайловича Левченко.

Ночь прошла беспокойно. Около часу командир 349-го полка доложил в штаб дивизии, что потеряна связь с 3-м батальоном капитана Е. К. Осипова, совершавшим довольно сложный маневр. Батальон был выдвинут из второго эшелона с задачей развить успех полка глубоким обходом и ночной атакой на Шур-Шучар. Мы знали Евгения Константиновича Осипова как очень инициативного и энергичного офицера, мастера маневра. Куда он пропал?

Впрочем, пропасть в этих местах не мудрено. Кругом, горы — не такие уж высокие, но покрытые [180] густым лесом. Весь массив называется Баконьский Лес. Уж не заблудился ли в нем Осипов?

И вдруг под утро рация 3-го батальона сообщила: «Приказ выполнен. Шур-Шучар занят». Однако к этому времени главные силы полка уже подошли к Шур-Шучару с востока и вели огневой бой с противником, оборонявшим село. Полковник Кудрявцев передал Осипову по радио: «Вы потеряли ориентировку. В Шур-Шучаре — фашисты. Уточните местонахождение батальона».

Ну, а 349-му полку пришлось задержаться под Шур-Шучаром еще на два часа, пока не выбили из него фашистов. Вскоре позвонил левый сосед — командир 104-й дивизии. Говорит генералу Денисенко:

— Благодарю за содействие. Очень ты своевременно ударил с фланга.

Михаил Иванович пробормотал что-то невразумительное. Потом вдруг от души расхохотался:

— Ай да лихач! Вон куда забрел — в чужую полосу!

— Кто забрел?

— Да все он, Осипов. Как же я сразу не догадался?

Когда 3-й батальон вернулся в свой полк, мы выяснили всю эту историю. Ночью капитан Осипов повел своих бойцов в обход Шур-Шучара. Шли горным лесом, была низкая облачность, что затрудняло ориентировку. Они проскочили мимо Шур-Шучара, углубились километров на 10 в расположение противника. В предутренней туманной мгле увидели раскинувшееся по склону горы село. Осипов послал туда разведчиков. Они доложили, что в селе засело до роты солдат противника, стоит минометная батарея.

Капитан Осипов, развернув батальон, стремительно атаковал село. Бой завершился рукопашной схваткой. Противник был разгромлен, захвачены трофеи и три десятка пленных.

Село это называлось Сапар, и находилось оно тогда в глубине вражеской обороны, противостоящей нашему соседу, 104-й стрелковой дивизии. Накануне вечером фашисты предприняли сильную контратаку против дивизии, а утром, узнав, что в Canape советские войска, они не то чтобы отошли, а прямо-таки отскочили на 9-10 километров. А 104-я стрелковая [181] дивизия сделала тотчас рывок вперед и даже обогнала нас флангом.

Когда мы разбирали в штабе это происшествие, то среди причин, его вызвавших, оказалась одна, на первый взгляд, пустяковая: переводчика в 3-м батальоне не было и, разговаривая с местными жителями, венграми, разведчики спутали действительно созвучные названия двух сел — Тучар и Сапар.

Кстати говоря, разгрому вражеского гарнизона в Canape помог местный житель. Об этом много лет спустя рассказал мне Иван Дмитриевич Долинин, тогда рядовой 7-й роты 349-го полка. Венгр сам пришел к советским командирам, вызвался быть проводником и действительно вывел батальон к Сапару. Мешая венгерские слова с немногими русскими, помогая себе жестами, он рассказал о фашистской обороне, что знал. Ну, а что батальону нужен не Сапар, а Шур-Шучар, он знать, конечно, не мог. К сожалению, никто тогда не записал имени и фамилии этого венгерского патриота.

При разборе ошибки Осипова мнения у нас разделились: наказать Осипова или наградить? Одни говорили: потерял ориентировку, заблудился, хорошо еще, что так обошлось. А мог бы поставить батальон под удар. Другие им отвечали: не в ошибке суть, ошибиться мог каждый. А суть в том, чтобы в любых условиях, в самой путаной обстановке оставаться бойцом. Разве Осипов не боец? Конечно, боец. Да еще какой!

В общем и те, и другие были в чем-то правы. Послушал-послушал нас Михаил Иванович Денисенко и приказал:

— Отличившихся под Сапаром бойцов и командиров батальона наградить. Капитана Осипова не награждать. Это и будет ему наказанием.

Урок пошел Осипову на пользу. В последующих боях 3-й батальон 349-го полка действовал успешно, а сам комбат в течение месяца был дважды награжден орденами.

Пока на левом фланге дивизии происходили эти события, а 349-й полк, захватив наконец Шур-Шучар, двинулся вперед, резко осложнилась обстановка на правом фланге, на участке 345-го полка. 1-й батальон капитана Ивана Васильевича Сохненко, усиленный [182] 165-м пушечным артполком, выдвинулся сюда еще ночью. Утром на подходе к городку Реде стрелковый батальон и артиллерия были атакованы фашистскими бомбардировщиками, а затем пехотным полком 9-й венгерской пехотной и 20 танками 6-й немецкой танковой дивизий.

Батальон залег, все орудия пушечного полка были поставлены на прямую наводку. Завязался напряженный бой. Когда мы с полковником Пичкурой во второй половине дня приехали к Реде, стрелки и артиллеристы отбили уже третью контратаку противника.

С наблюдательного пункта командира 345-го полка полковника М. А. Котлярова нам видна была широкая ложбина и гряды холмов по ее сторонам. Вдалеке справа, в 4-5 километрах, чернел лес. Впереди, освещенные заходящим солнцем, взбегали по горе домики небольшого городка. Это и есть Реде — цель наступления 345-го полка. От города навстречу нам тянулись голые, разделанные под виноградники склоны. Вечерело. Дымясь, догорали фашистские танки и бронетранспортеры. Начал считать их, но сбился.

— Семнадцать бронетранспортеров, — доложил Котляров. — Танков шесть, самоходных орудий два. Трудный день. Видите холм за дорогой? Как бы о двух вершинах?

На подступах к этому холму, в 100-150 метрах от него, сгрудилась разбитая вражеская техника. Михаил Алексеевич с удовольствием рассказал о героях этого побоища — бойцах и командирах 2-й батареи 165-го пушечного артполка. Командовал ею старший лейтенант П. М. Останин. Сегодня, когда в бою выбыли из строя командир орудия и наводчик, Останин сам встал у прицела и метким огнем сжег три бронетранспортера. При повторной вражеской атаке Петр Михайлович Останин подбил еще два бронетранспортера, танк и самоходную установку. За этот подвиг старший лейтенант был награжден орденом Красного Знамени. Орденом Славы III степени наградили и заряжающего рядового Александра Яковлевича Обаремока. Он, тоже заменив раненого наводчика своего орудия, подбил два танка и самоходку.

Пехотинцы 1-го батальона капитана В. И. Сохненко хорошо взаимодействовали как с полковой и батальонной, так и с дивизионной артиллерией. Именно [183] поэтому подряд три атаки противника были отражены без особого напряжения.

Однако следовало ожидать под Реде еще большей активности гитлеровцев. И наземная и авиационная разведка сообщала, что весь день к Реде с севера движутся, танковые и моторизованные части противника. Мы в свою очередь готовили на завтра атаку на Реде, для чего подтягивали сюда часть дивизионов 535-го минометного и 201-го гаубичного полков. Наш командующий артиллерией (он же командир 56-й арт-бригады) полковник Пичкура занялся артиллерийской группировкой, а мы с разведчиком майором Ивановым обговорили детали разведывательных поисков, которые решено было провести нынешней ночью.

Направление от Реде на юг было наиболее опасным в полосе дивизии, сюда мы бросили почти всю дивизионную разведку, а также разведывательные подразделения 345-го полка и артиллерийских разведчиков. Наши усилия дали хороший результат. К утру мы узнали, что вечером в Реде прибыл моторизованный полк 6-й немецкой танковой дивизии. Удалось выяснить и состав уже действовавших тут танковых батальонов, а также частей 9-й венгерской пехотной дивизии.

В ночь на 23 марта в разведке отлично проявил себя комсорг 1-й стрелковой роты 345-го полка рядовой И. С. Пронин. Ему было 19 лет, туляк, слесарь по специальности, участник Парада Победы. С виду самый обыкновенный парень — невысокий, крепкий, на носу веснушки, очень улыбчивый. Он сам попросился в разведку, его просьбу поддержал майор Иванов. Посидели они над картой, потом вместе ушли к передовой. Пронин благополучно пробрался в городок, дворами вышел к центральной площади, спрятался в разрушенном сарае. Здесь, урча моторами, стояла автоколонна, машин 20. Солдаты спрыгивали на землю, строились, их разводили по ближайшим дворам. А новые машины все прибывали. Только в первом часу ночи все затихло.

Пронин из своего убежища заранее высмотрел подходящий объект. Через улицу, в доме напротив, остановился офицер из прибывшей части. Пронин видел, как он зажег лампу, задернул штору. У крыльца вышагивал часовой. Разведчик подобрался к нему, снял без шума. Вошел в дом. Офицер работал над [184] картой. «Руки вверх! Не шуметь!» — приказал Пронин по-немецки. Связал фашисту руки, засунул в рот кляп, привел пленного в штаб 345-го полка и сдал трофейные документы. Слушая доклад Пронина, я понял, что вижу настоящего разведчика. Нет, дело тут не в том, чтобы умело пробраться в тыл врага. Настоящий разведчик должен уметь не только все увиденное и услышанное анализировать, но иной раз по отрывочным, вторичным данным восстановить более или менее цельную картину. Этим качеством обладал Иван Сергеевич Пронин.

Пленный немецкий офицер на допросе показал, что прибывшая в Реде часть- 114-й моторизованный полк 6-й немецкой танковой дивизии. Эти сведения были для нас очень ценными. До их получения мы колебались: вводить завтра в бой второй эшелон дивизии- 331-й стрелковый полк — или приберечь его? Теперь сомнения отпали. Надо вводить 331-й полк в центр нашего боевого порядка, а сюда, к Реде, подтянуть главные силы 345-го полка. Иначе противник может опрокинуть батальон Сохненко и выйти в тылы 105-й дивизии.

Немного отдохнув, Пронин попросился еще раз сходить к врагу в тыл.

— Перед рассветом вернусь, — сказал он. — Глубоко забираться не буду.

Майор Иванов вызвал отделение разведчиков, назначил Пронина старшим. Как он и обещал, вернулись разведчики перед рассветом. Они привели 16 пленных гитлеровцев из 6-й немецкой танковой дивизии.

Прежде чем вернуться в штаб дивизии, вместе с полковником Котляровым я пошел во 2-й батальон. По радио мы уже передали приказ комбату Рыбакову выдвинуть подразделения ближе к левому флангу 1-го батальона. А пошли к Рыбакову потому, что бывают на войне моменты, когда надо не только приказывать, но, если есть такая возможность, и самому поговорить с людьми, подбодрить их, объяснить еще раз важность поставленной перед ними задачи.

Предыдущую ночь бойцы 2-го батальона не отдыхали ни часа — шли форсированным маршем. А едва рассвело, с марша вступили в бой за сахарный завод и господский двор Лошалья. Бой был ожесточенным, длился до темноты. Люди были утомлены до предела. [185]

И вот опять им предстоит бессонная ночь. Марш займет не более часа, но там, на месте, надо окопаться, проложить линии связи, сделать и многое другое, для того чтобы во всеоружии встретить очередной боевой день.

В кромешной тьме мартовской ночи мы добрались до расположения 2-го батальона. Он уже построился. Обратившись к бойцам, полковник Котляров поблагодарил их за стойкость и мужество при атаке сахарного завода и отражении сильных танковых контратак противника. Он поименно назвал героев этого боя, вспомнил павших товарищей, а также тех, кто был ранен и отправлен в медсанбат. Обходя строй батальона, он обращался к отдельным рядовым, сержантам и офицерам; с одними пошутил, другим о чем-то намекнул, отчего все заулыбались. Словом, настроение у людей поднялось. А Котляров между тем уже вышел к середине строя и другим, командирским тоном коротко и точно напомнил предстоящую задачу, объяснил, что ночной марш к Реде и Шакатору нужен для того, чтобы немедленно закрыть разрыв, образовавшийся в боевых порядках полка.

На стене цеха сахарного завода я увидел свежий боевой листок, в котором крупно красным карандашом были написаны имена и фамилии двух воинов из числа названных командиром полка: «Михаил Метленков..... Иван Ильяшевич...» Редактор боевого листка командир взвода «сорокапяток» Яков Александрович Сегель (ныне кинорежиссер, заслуженный деятель искусств РСФСР) рассказал мне об их боевых делах.

Старший сержант Михаил Павлович Метленков вызвался подавить пулемет, задерживавший продвижение 4-й роты. Он вел огонь из подвала сахарного завода. Метленков ползком подобрался к подвалу и противотанковой гранатой уничтожил пулемет вместе с расчетом. В этот момент отважный воин был смертельно ранен.

Комсорг 5-й роты старший сержант Иван Степанович Ильяшевич подорвал гранатами четыре танка, двух танкистов взял в плен. Я слушал рассказ Сегеля, смотрел на Ильяшевича и думал: как обманчива бывает внешность. Он стоял в строю батальона, рука на перевязи (ранен, но в медсанбат идти отказался), по-юношески худенький, даже хрупкий. А дух в нем [186] богатырский. В одном бою четыре танка! Гранатами! И подвиг этот он совершил на виду у всей 5-й роты. Вот это истинный комсорг!...

Вернувшись в штаб дивизии, я доложил комдиву обстановку на правом фланге. Генерал решил с утра атаковать 345-м полком Реде и, захватив его, организовать здесь жесткую оборону.

Утром дивизия возобновила наступление. 349-й и 331-й полки быстро пошли вперед, но под Реде, на участке 345-го полка, бой вспыхнул с прежним ожесточением.

Первые утренние донесения из штаба полка были обнадеживающие: 2-й батальон Рыбакова после ночного марша атаковал населенный пункт Шакатор и овладел им, правее 1-й батальон Сохненко ворвался в Реде, прошел городок насквозь, до северной окраины. «Закрепляемся в Реде" — так заканчивалось донесение. Однако примерно час спустя получили новое донесение: «Батальон Сохненко ведет уличный бой в центре Реде».

Связался со штабом 345-го полка.

— В чем дело? Не удержались в Реде?

— Удержались. В южной половине. В северной — фашисты. Сильно контратакуют. Много танков. Весь сто четырнадцатый моторизованный полк.

— Справитесь?

— Справимся. Полковник Пичкура хорошо помогает.

Это верно. Если противник значительно превосходил нас в районе Реде по танкам (их мы вообще не имели) и пехоте, то уж артиллерийское превосходство было на нашей стороне. Три пушечных, гаубичный и минометный дивизионы, то есть более половины всех стволов 56-й артбригады работали на 345-й гвардейский стрелковый полк. Плюс еще полковая артиллерия.

Трудная обстановка сложилась в это время на участке роты лейтенанта А. Ф. Кириллова. Поддерживающая роту батарея старшего лейтенанта В. К. Апанасюка подбила два танка врага, стрелки поднялись в контратаку, отбросили гитлеровцев. Но те подтянули резервы. Последовали вторая атака, третья, четвертая. Из-за горящих домов и дворов, в дыму и пламени, то здесь, то там появлялись тупые морды фашистских танков. Но рота Кириллова [187] стойко оборонялась. На помощь ей капитан Сохненко бросил роту старшего лейтенанта М. С. Жирякова, совсем еще молодого человека, комсомольца, но уже опытного командира, награжденного орденом Красного Знамени. Атака его роты решила успех боя на этом участке. Фашисты поспешно отошли на северную окраину Реде, оставив на поле боя 5 подбитых танков, 9 бронетранспортеров и 8 автомашин.

Уже на закате противник попытался обойти батальон по окраинной улочке. Фланг прикрывали 13 бойцов во главе с ефрейтором В. С. Павленко. Из засады огнем противотанковых ружей они остановили вражеские бронетранспортеры и заставили их отступить из Реде. Переднюю машину подбил противотанковой гранатой ефрейтор Виктор Степанович Павленко. Экипаж взяли в плен. В его составе оказалось четыре офицера, в том числе командир батальона 114-го моторизованного полка. Еще двух пленных фашистов — артиллерийских наблюдателей привел в штаб полка снайпер старший сержант А. М. Карпов.

Пленных переправили в штаб дивизии. Допросили. Выяснилось, что гитлеровское командование с часу на час ждет свежие подкрепления. Эти сведения были подтверждены из штаба корпуса: авиаразведка обнаружила колонны врага, продвигающиеся с севера в район Реде, Шакатор.

Я немедленно связался с 345-м полком, сориентировал полковника Котлярова в обстановке, передал приказ комдива: выслать разведку в глубину обороны противника.

Час спустя полковые разведчики во главе с лейтенантом И. Г. Журиным вышли в опасный путь, в тыл врага. Благополучно миновали фашистскую передовую, районы огневых позиций, углубились километров на десять к северу от Реде. В лесу на дороге устроили засаду. Ждать пришлось довольно долго, так как по ночной дороге двигался непрерывный поток немецких автомашин с людьми и грузами. Наконец поток стал иссякать и дорога опустела.

Бойцы Журина натянули над дорогой заранее подготовленный провод, привязав концы его к деревьям. Способ простой, всем известный, но тем не менее очень надежный. Первым появился мотоциклист. Он гнал машину на большой скорости, наскочил на проволоку [188] и разбился. Не успел Журин просмотреть трофейные документы, как послышался шум автомобильного мотора. «Опель-капитан» затормозил у самой проволоки. Шофер, нервно оглядываясь, выскочил из машины, стал рубить провод. Разведчики вышли из кустов, скомандовали: «Руки вверх!». В машине следовал офицер связи. У него нашли карту и другие документы. Он был сильно испуган и, попав в штаб дивизии, охотно и подробно ответил на все наши вопросы. Мы узнали, что под Реде перебрасываются новые подразделения — в основном из состава 6-й немецкой танковой дивизии.

Итак, к утру 24 марта мы смогли не только подвести итоги предыдущего дня, но и составить какие-то прогнозы на завтра. Фронт дивизии еще более растянулся, как бы переломился углом, одна сторона которого — северная, другая — западная. И чем дальше уходили мы на запад (а за трое суток дивизия продвинулась на 30-35 километров), тем более растягивалась северная сторона, участок 345-го полка. За ночь мы перебросили сюда еще один батальон из 331-го полка, собрали две трети нашей артиллерии. И все равно этого было мало, чтобы надежно обеспечить открытый правый фланг дивизии — почти 20 километров горно-лесистой местности.

Для наступления на Папатесер у нас остались только 349-й и 331-й (два батальона) полки. Понятно, что необходимость действовать в двух резко расходящихся направлениях снижала боевые возможности 105-й дивизии. Все мы с нетерпением ждали, когда догонит нас и примкнет к нам с севера 40-я гвардейская стрелковая дивизия 4-й гвардейской армии. Тогда мы смогли бы наконец наступать, не оглядываясь, не выделяя на обеспечение фланга половину своих сил.

В 40-ю дивизию отправился начальник оперативного отдела. Побывав там, подполковник Цысь доложил, что сосед отстает на 10-12 километров, части сильно растянулись на марше, поэтому к нашему правому флангу выйдут не ранее как завтра. А может, и позже.

Сложившаяся обстановка заставила нас провести в течение ночи ряд профилактических — на случай прорыва противника с севера, от Реде, — мероприятий. Все наши немногочисленные резервы были передвинуты [189] к правому флангу, а штабы, командные пункты, тыловые и медицинские подразделения, наоборот, — перемещены на левый, более насыщенный войсками фланг.

С утра 24 марта дивизия возобновила наступление. Общая картина была та же, что и в предшествующие дни: 349-й и 331-й полки быстро продвигались на запад, к городу Папатесеру, а на севере 345-й полк отбивал яростные контратаки фашистов. К полудню положение здесь стало критическим, связь с полком прервалась. Комдив приказал бросить в бой последний резерв — учебный батальон майора М. А. Бабичева — того Бабичева, который в сорок первом, будучи курсантом, дрался вместе со мной под Ленинградом. Теперь он был уже командиром учебного батальона и хорошо руководил подготовкой сержантского состава.

Туда же, на участок 345-го полка, выехала группа политработников во главе с заместителем начальника политотдела дивизии майором И. Л. Ефройкиным. Со своей стороны я направил в полк офицера-оператора майора В. С. Красильникова с задачей восстановить связь с командным пунктом полковника Котлярова. Василий Семенович отлично выполнил приказ. Он и рассказал мне о тяжелой обстановке, в которой оказался 345-й полк после полудня 24 марта.

Обороняясь на 20-километровом фронте, полк, конечно же, не мог создать достаточные огневые плотности. Оборона строилась по принципу опорных пунктов, их было семь. После неоднократных атак фашистам удалось обойти опорный пункт роты старшего лейтенанта М. С. Жирякова и прорваться к штабу полка. Командир полка Михаил Алексеевич Котляров организовал круговую оборону, штабные офицеры и связисты приняли бой. Однако превосходство противника было подавляющим. Он вплотную подобрался по траншее к блиндажу, где находилось полковое гвардейское Знамя. Охранявший его часовой был тяжело ранен.

Трудно сказать, как развивались бы события дальше, если бы не подоспел своевременно взвод разведчиков во главе с лейтенантом Журиным. Разведчики оказались в тылу у врага, атаковавшего штаб, и по команде Журина бросились врукопашную. Враг бежал, оставив на поле боя около 30 убитых и два сгоревших танка. Этот бой едва не стал последним для Ивана [190] Георгиевича Журина. Не заметил он двух вражеских автоматчиков, притаившихся в воронке от снаряда, а когда заметил, было поздно: в упор на него смотрели два черных дула. А дальше все промелькнуло, как в кино: Журин увидел перед собой чью-то спину, которая отгородила его от автоматчиков, услышал треск немецких, а потом и нашего автоматов. Впереди на коленях стоял старший сержант Василий Михайлович Пузанов, в пяти шагах от него валялись в воронке оба гитлеровца.

— Спасибо, Василий Михайлович! Выручил, — сказал, вытирая холодный пот со лба, Журин.

— Сочтемся, — ответил тот. — Что-то правую ногу прижгло.

И верно, в правой голени у него оказалось два сквозных пулевых ранения.

Контратака взвода разведки позволила восстановить оборону на участке 3-й роты, но почти одновременно фашисты прорвались западнее, на участке 2-й роты. Здесь накануне вечером взвод старшего сержанта Сергея Семеновича Черкасова овладел высотой 212,0. С рассветом противник попытался ее отбить, пустил по пологому склону высоты 7 бронетранспортеров с пехотой. Одновременно лавина артиллерийско-минометного огня обрушилась на позиции черкасовского взвода. Упорный бой длился до трех часов дня. Из 15 бойцов в строю осталось 7, кончались патроны и гранаты, когда Черкасов услышал близкие очереди «максима» и грозное русское «ура». Это шло подкрепление. Атаку возглавил заместитель начальника политотдела дивизии майор Ефройкин. За этот бой он был награжден орденом Красной Звезды.

Майор Ефройкин был очень хорошим политработником, всегда стремился вникнуть в суть каждого порученного ему дела. Например, готовится штаб дивизии к завтрашнему бою, общая задача всем, в том числе и Ефройкину, известна. Но ему этого мало. Зайдет ко мне или к Цысю, скажет:

— Иду в триста сорок девятый полк, в батальоны. Буду разговаривать с людьми. На чем заострить внимание в первом батальоне, на чем во втором?

Никогда не избегал он черновой, незаметной работы, его часто видели рядом с бойцами в цепи, в траншее. Хороший стиль работы. Видимо, недаром до войны [191] был он одним из секретарей ЦК комсомола Белоруссии.

К концу дня, когда на правом фланге противник был отброшен и фронт 345-го полка стабилизовался, мы наконец получили долгожданное известие: 40-я гвардейская дивизия вышла в район 345-го полка. Если сегодня ее части сменят 345-й полк, мы сможем вывести его во второй эшелон, уплотнить свои боевые порядки и сосредоточить все силы для наступления в западном направлении — на Папатесер и город Папа.

Здесь 24 марта 349-й и 331-й полки продвинулись на 15-18 километров. При таком темпе наступления фронт, естественно, не мог оставаться сплошным. То и дело возникали на поле боя разрывы, иногда весьма значительные, полки теряли локтевую связь. Вечером генерал Денисенко приказал мне выехать в 349-й полк, на месте уточнить обстановку и увязать его действия с 331-м полком.

349-й полк я нагнал в большом лесу, который тянулся широкой полосой с севера на юг, вдоль железной дороги, к озеру Балатон. Батальоны, рассредоточившись, шли на запад лесными тропами. Где-то впереди, примерно в 700-800 метрах, гремел бой. Там, на опушке, я нашел командира полка полковника И. В. Кудрявцева. Впереди на черном мартовском поле залегла наша пехота, а из-за кирпичных домов и сараев господского двора Виньямад сухо били танковые немецкие пушки, стучали пулеметы.

— Возишься! — выговаривал Иван Васильевич молодому, лет 24-25, майору. — Не узнаю тебя, Николай Данилович.

Майор Чапурин слушал полковника спокойно, не оправдывался. Я знал этого комбата. Выдержан, умен. Очень смел.

— Чего молчишь-то? — не выдержал Кудрявцев. Чапурин посмотрел на часы.

— Подождем еще минут пятнадцать, — наконец ответил он. — С востока лес подступает к Виньямаду почти вплотную. Через четверть часа рота Мурышкова выйдет к окраине Виньямада. Сигнал — красная и белая ракеты. Атакуем одновременно с фронта и с тыла... [192]

— Добро! — подумав, согласился командир полка и обратился ко мне: — К полуночи, думаю, выйдем к Папатесеру.

— Как связь с триста тридцать первым полком?

— Связь есть. Поговорите с Резуном?

Радист вызвал 331-й полк. Ответил командир полка подполковник Иван Васильевич Резун. Я скоординировал с ним и Кудрявцевым действия обоих полков при движении на Папатесер. Городок лежал почти на их разграничительной линии.

Противник, видимо, заметил оживление на опушке. Рядом начали рваться снаряды. От господского двора послышался гул танковых моторов. Два легких и два средних немецких танка выехали из-за построек и, ведя пушечно-пулеметный огонь, двинулись по раскисшему полю к нам.

В это время артиллеристы выкатили прямо в стрелковую цепь две пушки «ЗИС-3», ударили по танкам часто и звонко. Но левая пушка почему-то замолчала, а правая продолжала вести огонь. Я видел коренастую фигуру командира орудия. Вот он резко взмахнул правой рукой. Прогремел выстрел — закрутился на перебитой гусенице средний танк. Через минуту вспыхнул второй. Два оставшихся попятились обратно, к окраине Виньямада. Но у самых домов снаряд «зиска» догнал танк, и он тоже загорелся.

В эту минуту далеко за Виньямадом взлетели в закатное небо сигнальные ракеты. Рота лейтенанта И. О. Мурышкова обошла господский двор с востока и атаковала противника. Майор Чапурин поднял в атаку подразделения, наступающие с фронта. Полчаса спустя все было кончено, и мы с полковником Кудрявцевым проехали на трофейном вездеходе через Виньямад. Колонна батальона, не задерживаясь здесь, уже двинулась на запад, к поселку и железнодорожному узлу Папатесер. Мы обогнали конные упряжки полковой батареи.

— Стоп! — приказал полковник Кудрявцев водителю. — Командира батареи — ко мне!

Подбежал молоденький лейтенант, доложил, что в бою за Виньямад батарея потеряла одного человека убитым, троих ранеными. Подбито и сожжено три вражеских танка.

— Где герой? — спросил Кудрявцев. [193]

— Карнаухов! Старшой! — передают батарейцы по цепи.

Подошел строевым шагом старший сержант. У него живой, озороватый взгляд. Представился:

— Командир орудия старший сержант Карнаухов!

— Как звать?

— Алексеем Дмитриевичем.

— От лица службы благодарю тебя, Алексей Дмитриевич, и весь твой расчет, — с чувством произнес полковник Кудрявцев. — А вас, — сказал он комбату, — прошу немедленно представить отличившихся к наградам.

Как я успел заметить, у Ивана Васильевича Кудрявцева есть много общего с комдивом Михаилом Ивановичем Денисенко. Он такой же душевный и открытый для всех человек. И недаром они дружат едва ли не с юности. Но вместе с тем они и в чем-то разные. Денисенко неугомонен, стремителен, порой вспыльчив. Кудрявцев всегда ровен и спокоен. Людей своих знает великолепно. Никогда не слышал я, чтобы Иван Васильевич кого-нибудь назидательно поучал — «читал мораль». Обычно он высказывал свои замечания, как бы советуясь с подчиненным, будя его мысль и волю. И у того действительно появлялось желание сделать дело быстро и хорошо. Иван Васильевич Кудрявцев — в прошлом кадровый политработник. Он сам попросился на строевую должность, а до этого был начальником политотдела стрелкового корпуса.

Поздним вечером передовые подразделения 349-го полка вышли на подступы к Папатесеру, где были остановлены сильным орудийно-минометным огнем противника. Командир 1-го батальона майор Чапурин доложил полковнику Кудрявцеву свое решение: под покровом темноты обойти Папатесер с юго-запада и внезапно атаковать фашистов со стороны железнодорожной станции. Батальонные разведчики уже побывали в городке. Они сообщили, что недавно в Папатесер прибыла колонна — 30 грузовиков, в каждом 18-20 солдат, — а также тягачи с орудиями, 9 пушек. Следовательно, только прибывшее подкрепление насчитывало до батальона пехоты и дивизион артиллерии. Противник имел значительное численное превосходство, но Чапурин рассчитывал на ночные действия, в которых мы обычно добивались успеха, и на внезапность атаки. [194]

К двум часам ночи батальон занял исходное положение. Рота Мурашкова с двумя противотанковыми орудиями и взводом бронебойщиков первой атаковала Папатесер с юга. Вслед за ней нанесли удар с севера и востока другие подразделения батальона. Бой был скоротечным. Фашисты потеряли свыше 250 солдат и офицеров убитыми, 200 человек гвардейцы взяли в плен, остальные разбежались.

Пытались оказать организованное сопротивление гитлеровцы, засевшие в станционных зданиях Папатесера и в окружавшей станцию траншее. Однако наши воины быстро разгромили этот опорный пункт. Лейтенант Виктор Афанасьевич Дмитриев, командир взвода противотанковых ружей, первым ворвался во вражескую траншею, в рукопашной схватке уничтожил пулеметный расчет и захватил пулемет. Его бронебойщики подавили на станции девять фашистских огневых точек, чем и обеспечили быстрый ее захват. За умелое, инициативное командование взводом в бою и личное мужество Виктор Афанасьевич Дмитриев был награжден орденом Красного Знамени.

Среди бойцов 2-й стрелковой роты особенно отличился рядовой Хаблай Сатаров. В уличном бою он гранатами подорвал два пулемета противника. Сатаров также был награжден орденом.

После взятия Папатесера, на рассвете 25 марта, я вернулся в штаб дивизии. К этому времени 40-я гвардейская стрелковая дивизия сменила наш 345-й полк, и он включился в наступление дивизии. Его левофланговый 3-й батальон штурмом овладел опорным пунктом немцев в поселке Ваньель. Здесь отличился командир отделения старший сержант Тимофей Иванович Гладкощеков. Гранатами он подорвал пулеметный дзот и, будучи серьезно раненным, продолжал вести отделение вперед, взял в плен немецкого офицера. Только после второго тяжелого ранения герой согласился на эвакуацию в медсанбат. Его подвиг был отмечен орденом Славы III степени.

Только я ознакомился с обстановкой, как поступило донесение от Кудрявцева: «Противник пытается вернуть Папатесер. Предпринял несколько сильных контратак». Теперь к Папатесеру в 349-й полк выехал с группой офицеров штаба генерал Денисенко. С ними отправился и 121-й гвардейский истребительно-противотанковый [195] дивизион майора Н. А. Заборского. Артиллеристы прибыли своевременно и помогли полку Кудрявцева отразить вражескую танковую атаку. Первыми же выстрелами орудия сержанта Александра Александровича Ремезова и младшего сержанта Николая Ивановича Русских подбили два средних немецких танка. Потеряв в общей сложности пять танков и одну самоходку, противник поспешно отошел.

Самоходно-артиллерийскую установку подорвал гранатой 19-летний комсомолец сержант Игорь Георгиевич Аксенов. Был он ранен, но с поля боя не ушел. Его отделение в ходе контратаки первым ворвалось на господствующую высоту, что западнее Папатесера, и удержало ее до подхода -главных сил батальона. Сержант Аксенов в рукопашной схватке на склонах высоты уничтожил четверых офицеров и человек десять солдат. Здесь он получил еще два штыковых и пулевое ранения. Последнее оказалось смертельным. Отважный комсомолец был посмертно награжден орденом Отечественной войны I степени. Эту награду уже после окончания войны мы переслали в город Талицы Свердловской области матери героя Л. А. Аксеновой.

Отразив попытку вражеского командования вернуть Папатесер, 105-я стрелковая дивизия снова пошла вперед и во второй половине дня 25 марта вышла к городу Папа.