Низкое небо

Стояла осень. Здесь, в Зернограде, ее солнечные, прохладные дни напоминали о мирных днях ласкового бабьего лета, а сельские степи с лесополосами, скирдами золотистой соломы — об украинских равнинах, причерноморских богатых краях, оставленных нами.

В эти дни конца октября 1941 года я, как и каждый фронтовик, жил, волновался тем, что происходило на своем фронте, и судьбой Москвы. У Ростова шли напряженные бои за город, немцы рвались к нему, чтобы перерезать железную дорогу, связывающую Кубань и весь Кавказ с центральной частью России, лишить север богатств юга. Ростов героически защищался: здесь стойко дрались войска и ополченцы, сюда непрерывно подходили резервы из тыловых пунктов формирования и военных заводов, к которым уже приблизился фронт.

При первом взгляде на карту можно было сразу понять, что немцы намереваются захватить Ростов обходом на Новочеркасск и Шахты. Это предвидело наше командование. В этом районе сосредоточивались большие силы.

Тревожили, заставляли глубоко задумываться сообщения о битве под Москвой, у Ленинграда. Чем короче были эти сообщения, тем больше говорили они нам о напряженной, трудной обстановке. Газеты приходили с опозданием. Но их, приносивших уже устаревшие вести, ожидали каждый день. Упоминание о населенных пунктах, расположенных недалеко от Москвы и Ленинграда, где шли бои, вызвали во мне воспоминания о моей жизни. В Ленинграде я учился на авиатехника, стал планеристом, в Москве бывал.

Близился праздник Октября, все ждали торжественного заседания. Выступит ли Сталин? Что он скажет в этот великий день? Неужели не прозвучит величественно и радостно голос столицы?

Где сходилось двое или трое, там говорили в эти дни о Москве, о нависших над ней черных тучах.

И вот пришло известие о торжественном заседании в Москве, о военном параде на Красной площади, о выступлении И. В. Сталина. Его уверенно-спокойные слова внесли в нас еще большую веру в нашу победу.

В Зернограде мы жили по распорядку прифронтовой военной школы: занятия в классе, политбеседы, учебные полеты на УТИ-4 и на МИГ-3. Наш аэродром был расположен у самого поселка совхоза, нам отвели удобные служебные помещения, и ничто не мешало размеренной работе. Основным вспомогательным материалом для занятий были боевой опыт полка и мои записи в тетради.

Теоретическая подготовка называлась у нас "тактикой". Такое высокое наименование разборов воздушных боев, полетов, эпизодов войны возвышало сам предмет, подчеркивало необходимость знания опыта своих товарищей. Постоянное напоминание печати, партийных и комсомольских органов о том, что надо повседневно учиться на боевом опыте, сделало для нас, фронтовиков, такую учебу жизненной потребностью, правилом, законом.

В самом деле, ведь новое пополнение прибывало в авиацию из школ, которые готовили молодых летчиков по старой, давно составленной программе, для таких машин, как "чайка", И-16. Прибыв на фронт, летчик сразу попадал в почти новый для него мир: тактические навыки, приобретенные в школе, были явно недостаточными по сравнению с тем, чего требовала от летчика война. Значит, здесь, в полку, мы, старшие товарищи, должны были позаботиться о том, чтобы пополнение сразу вооружалось опытом, приобретенным нашей кровью, чтобы оно не повторяло наших ошибок. Поэтому командиры полков ставили учебу летчиков в один ряд с боевой работой.

Значение неустанного повышения профессионального военного мастерства я понял после своих первых неудач и побед над врагом. Передавать опыт молодым было для меня самого очень полезным: в таких беседах глубже осмысливалось главное, существенное, восстанавливалось в памяти забытое.

Я рассказывал молодым истребителям о преимуществе пары перед тройкой, о наиболее выгодных заходах при штурмовке наземных объектов, о том, как маневрировать в зоне зенитного обстрела, о вооружении и тактике вражеской авиации. Были самокритично разобраны причины моих неудач, ошибки Семенова, Миронова и других однополчан. Я рисовал на классной доске силуэты вражеских самолетов и объяснял, под какими ракурсами, с какого расстояния по ним нужно вести огонь. Не забыл рассказать и о двух сантиметрах, спасших мне жизнь.

Завершающим этапом обучения явилась практическая отработка элементов воздушного боя на МИГе. Ребята "дрались" с азартом, приемы выполняли с академической тщательностью и порой забывали, что фронт совсем рядом.

Однажды, когда два молодых летчика вели поединок, в зоне вдруг появился "юнкерс-88". Он шел прямо на аэродром. Я и встревожился и обрадовался; сейчас "мои курсанты" покажут, на что они способны.

Но что это? "юнкерс" уже на подступах, а наши истребители продолжают кружиться, преследуя один другого, Неужели они не видят его?

Я кинулся к своему МИГу и взлетел. Вражеский разведчик, однако, успел сбросить бомбы (они упали где-то на окраине) и скрылся в облаках. Если бы между самолетами была радиосвязь, я бы, конечно, навел ребят на противника, ведь они все еще продолжали "бой".

— Видно, вы уже переучились, — сказал я этим двум молодцам, когда они явились ко мне с докладом.

Летчики, ничего не поняв, смотрели на меня невинными глазами.

— "Юнкерса" видели?

— Какого "юнкерса"? — с улыбкой спросил один из них.

— Рядом с вами прошел и бомбы сыпанул. Эх вы, истребители!

На разборе полетов пришлось разъяснить всем молодым летчикам, что и в тылу надо чувствовать себя, как на войне.

Этот случай окончательно укрепил меня в мысли, что молодежь пора отправлять на фронт.

Затянувшаяся учеба в тылу расхолаживала их, притупляла у них бдительность. В тот же день я послал в полк донесение: переподготовка закончена. Вскоре приехал начальник штаба и привез разрешение на перелет. В один из последних дней октября мы возвратились в полк: я на УТИ, а все молодые летчики на МИГах.

А настоящие воздушные бои на нашем фронте происходили все реже и реже. Непогода прижала авиацию к земле. Летать группами стало почти невозможно: пойдешь — и растеряешь всех.

Вскоре в районе Ростова обстановка изменилась. Немцам не удалось обойти город с севера. Изматывая противника, наши войска готовились перейти в наступление.

Неутихающий гул битвы долетал и до нашего аэродрома. Мы сильно переживали, что не можем оказать настоящей поддержки своим наземным войскам. Более доступным видом боевой работы была для нас воздушная разведка и штурмовка вражеских войск малыми группами.

В один из таких серых, угнетающих дней меня вдруг вызвали по телефону на командный пункт. Я хотел было взять с собой планшет, но, выглянув за дверь, понял: карта мне не понадобится. Облака висели так низко, что не видно было другого края аэродрома. Правда, я уже давно подумывал о полете на предельно малой высоте. Его можно было бы сравнить с пешеходным путешествием, поскольку ориентироваться пришлось бы по телеграфным столбам, развилкам дорог, посадкам и строениям. Но для такой детальной ориентировки необходимо хорошо знать местность на маршруте.

Когда я пришел на КП, Виктор Петрович, подав руку, усадил меня рядом с собой, как для сугубо личного разговора. Справившись о моем самочувствии, он спросил, знаю ли я, что наш полк представлен к званию "Гвардейский".

— В старой русской армии были лейб-гвардии Семеновский и Преображенский полки, в гражданскую войну была Красная гвардия. А теперь вот будет и Н-ский гвардейский истребительный полк, — сказал командир полка. — Думаю, что мы заслужили такую честь. Ну, а теперь к делу: надо лететь.

— Сейчас?

— Да. Только что звонил комдив. Получено важное задание из штаба фронта.

— Если лететь, то только одному.

— Безусловно. При такой погоде там, где пройдет один, двое ни за что! Надо, Покрышкин, найти танки генерала Клейста.

О танковой группе Клейста я уже кое-что знал по сводкам Советского Информбюро. Она наносила нам ощутимые удары. Пройдя западнее Орехова, через ряд районов Донбасса, танки вышли к Дону.

Здесь они предприняли попытку взять Шахты, форсировать Дон и обойти Ростов. Но, получив сокрушительный контрудар под Шахтами, группа Клейста откатилась назад и куда-то исчезла под покровом осенних туманов.

"Надо найти танки Клейста!" — задание очень конкретное. Кто, кроме летчиков, в этих условиях мог за один-два часа обшарить все прифронтовые дороги, посадки, села и сказать: танки вот здесь?!

Никто.

Нужно было только увидеть их, только сообщить, где, в каком месте они в данное время, и командованию фронта станут совершенно ясны все оперативные планы вражеской группы "Юг". Надо было знать, куда направлены танковые силы врага, — вот что было решающим для наших войск, обороняющихся в этом районе.

— Дайте мне двухкилометровку, — попросил я Никандрыча. Моя карта малого масштаба не годилась для такого полета.

Штаб полка сообщил в дивизию, что на поиски танков Клейста вылетаю я. Только Никандрыч положил трубку, позвонили к нам. Комдив вызывал меня к телефону.

— Покрышкин, надо найти танки!

Это был приказ и просьба вместе. Комдив повторил его для того, чтобы я еще больше проникся важностью задания. Он понимал, что одних слов "надо найти" мало. Нужно было сказать еще что-то.

— Мы сегодня уже потеряли два "маленьких" в этом поиске. Они разбились в тумане. Ты знаешь, зачем я говорю тебе об этом?

— Знаю. Я должен возвратиться, товарищ комдив.

— С данными!

— Все понятно.

— Посмотри на Чалтырь. Там наши окружили вражеские войска. Но главное — танки!

— Есть главное — танки!

— Представим тебя к ордену.

— Задание будет выполнено!

Сначала я мысленно прошел по намеченному маршруту. Выйдя к Новочеркасску, повернул на юг, потом взял вправо и полетел вдоль дороги, ориентируясь по телеграфным столбам. Увидев линию железной дороги, повернул снова вправо.

Мне нужно было заранее определить время пролета каждого ориентира. Я проиграл и несколько вариантов восстановления потерянной ориентировки.

После тщательной подготовки сел в кабину МИГа и взлетел. Сразу же вошел в облака, снизился. Высота двадцать пять — тридцать метров, видимость крайне ограниченная, горизонт закрыт, земля просматривается только прямо перед самолетом.

Строго придерживаюсь ориентиров. Вот станица Богаевская. От нее дорога идет на Новочеркасск. Я лечу на Чалтырь. К городку беспечно движутся немецкие мотоциклисты. Если он окружен нашими, вокруг него должны быть свои войска. Я вижу только немцев. Лечу так низко, что, кажется, слышу тарахтение мотоциклов.

Вот и Чалтырь. На южной окраине замечаю много танков. Чьи? Наши? Подхожу ближе и различаю на бортах у них белые кресты. То же самое обнаружил и на западной окраине — десятки танков. Видимо, это часть группы Клейста.

Захожу еще раз, чтобы внимательней просмотреть дворы и улочки. И вдруг замечаю, что в Чалтыре наша пехота ведет оборонительный бой. Значит, окружены здесь не немецкие, а советские войска. Неужели в вышестоящих штабах не знают об этом? Нужно немедленно лететь в полк.

Вернувшись на аэродром, сразу же докладываю в штаб дивизии о нашем окруженном гарнизоне. Мне верят неохотно. Но вылетевшие вслед за мной другие разведчики подтвердили мои данные. Через несколько часов комдив снова приказал мне отправиться на разведку, на этот раз с заданием найти основную группировку вражеских танков.

Теперь я избрал новый маршрут — над проселочными дорогами и лесопосадками. Танки, решил я, не будут держаться открытых трактов.

К вечеру погода стала еще хуже. В холодном воздухе замелькали снежинки. За линией фронта снизился до предела.

Над заданным районом — западнее Новочеркасска — я кружил долго, уже горючего осталось в обрез, а никаких признаков танков не обнаружил. Меня охватило чувство близкое к отчаянию. Не нашел, не оправдал доверия. Неужели их здесь нет? А если они завтра нанесут из этого района удар по нашим войскам? Что скажут тогда обо мне командиры и товарищи?

Я уже рисковал упасть где-то на землю при возвращении, когда решил просмотреть еще одну степную лесополосу.

Отлетев немного от дороги, я вдруг увидел на поле несколько широких следов.

След гусениц!

И вдруг три ряда плотно поставленных один к одному немецких танков! Дыхание захватило. Они! Такая большая группа — машин двести! Вот она, главная сила Клейста!

Танкисты, конечно, не ожидали появления советского самолета в таком небе — они, разложив костры, грелись. Когда же увидели над самыми головами самолет, бросились врассыпную, к своим машинам. Как мыши в норы, они ныряли в люки.

О бензине я забыл — да разве можно было думать еще о чем-нибудь, кроме как о танках! Надо было пройти над ними еще разок, чтобы не ошибиться в подсчете, в месте их расположения. Но это уже было ошибочное решение. Теперь меня встретили таким зенитным огнем, что когда я вскочил в облака, то они были освещены трассами, словно молниями. Пришлось сразу же отвалить в сторону. В эти минуты я, как никогда, заботился о том, чтобы поскорее возвратиться домой.

Памятные ориентиры встали надежными стражами на обратном маршруте и не подвели меня.

Глубокое, могучее чувство боевой радости, фронтовой удачи! Разгаданы вражеская тайна и хитрость. Я почти бегом бежал от самолета к КП. Моего возвращения здесь ожидали уже с большой тревогой. Телефонистка Валя, увидев меня, заулыбалась.

— Нашел? — спросил командир полка.

— Нашел! — ответил я.

Валя подала мне в руки трубку. Комдив ждал на другом конце провода. Он выслушал мой доклад, поблагодарил и не задал ни единого вопроса для уточнений. Донесение о танках Клейста надо было срочно передать в другие, высшие штабы.

За ужином, в общежитии, что бы я ни делал в этот вечер, у меня перед глазами так и стояло впечатление той минуты, когда я видел следы на пашне, затем в три ряда танки и пылающие костры у лесополосы. Эта картина врезалась мне в память навсегда.

Разведчику трудно самому оценивать добытые им сведения о противнике. Но увиденные мной в этой мгле осеннего вечера немецкие танки были такой крупной "находкой", что о ней то и дело говорили в штабе в течение целой недели. Их словно выхватили из темноты лучом прожектора и уже не выпускали из-под этого бдительного света. На второй день рано утром кто-то полетел посмотреть на поля Каменного Брода, где я обнаружил танки. Их там уже не было. Но следы от них ничто спрятать не могло!

Группу Клейста встретила наша армия прочной обороной у Ростова. Там вспыхнула яростная, небывалая битва. Немцам тогда удалось на несколько дней ворваться в город. Но подготовленная оборона не позволила врагу захватить город с ходу. Существенные потери противника сразу же сказались. Враг вполз в Ростов, но при первом штурме наших войск не выстоял, проворно бежал на запад. Когда наши освободили этот красивый, спаленный войной южный город — первый в ходе Отечественной войны! — я чувствовал, что в этой славной победе армии и народа была частица и моих сил.

Удар наших войск по врагу под Ростовом вскоре отозвался гулким раскатом нашей победы под Москвой. Наступление Советской Армии под Тихвином, разгром вражеских полчищ на московской земле и на других участках фронтов были замечательным новогодним подарком народу, радостными провозвестниками нашей окончательной победы. Но ее солнечный день был еще далеко-далеко, за туманами, вьюгами, дождями, за грозными испытаниями еще нескольких лет войны.