Содержание
«Военная Литература»
Мемуары

Особо важное задание

Вечером 6 апреля позвонил Маршал Советского Союза Тимошенко и передал маршалу авиации Ворожейкину новое указание Верховного Главнокомандующего. Требовалось срочно доложить в Ставку, целесообразно ли применять на территории, удерживаемой противником, авиацию дальнего действия и как фронтовой авиации наносить удары по объектам немецко-фашистских войск в крупных промышленных районах Австрии и Чехословакии.

До поздней ночи работал маршал авиации. Советовался с командующими фронтами и воздушными армиями. На его столе уже лежал готовый для доклада материал, когда зазвонил телефон ВЧ. На проводе был Верховный Главнокомандующий. Поздоровавшись, он спросил о ходе боевых действий, обеспечены ли военно-воздушные силы фронтов всем необходимым.

Г. А. Ворожейкин доложил о действиях нашей авиации по поддержке сухопутных войск на территории Австрии и Чехословакии, сообщил сведения о потерях противника от ударов с воздуха, о задачах, которые предстояло решить нашим ВВС. Маршал дал краткую справку о боевом и численном составе воздушных армий, о наличии боеприпасов и горючего. В конце доклада сказал:

— В пятой и восьмой воздушных армиях до сих пор. не создано необходимого запаса авиационного бензина для предстоящих операций в Чехословакии. Кроме того, соединениям штурмовой авиации не хватает противотанковых бомб.

Наступила пауза. [224]

— Указания насчет горючего и боеприпасов даны, — сказал И. В. Сталин и тут же спросил: — Вы давно были на Четвертом Украинском?

— При проведении Западно-Карпатской операции.

— Необходимо сейчас побывать там и на месте решить все вопросы, связанные с боевыми действиями авиации в операции по освобождению Моравско-Остравского промышленного района. Главное, чтобы не пострадали от ударов с воздуха заводы, мартены, шахты и рабочие поселки, находящиеся в этом и других индустриальных центрах Чехословакии{26}.

— Вас понял, товарищ Сталин.

Следующим утром на аэродроме 8-й воздушной армии, расположенном неподалеку от города Рыбник, приземлился самолет маршала Ворожейкина, пилотируемый шеф-пилотом майором Николаем Букреевым. Маршал и сопровождавшие его офицеры на автомашинах сразу же направились в штаб воздушной армии.

Уже более двух недель ее части и соединения вместе с сухопутными войсками 4-го Украинского фронта вели напряженные бои по захвату и расширению плацдармов на левом берегу Одера. Действовать приходилось в трудных условиях горно-лесистой местности. Одновременно фронт готовился к нанесению нового мощного удара с целью освобождения Моравско-Остравского индустриального района. Напряженная обстановка требовала от командиров и штабов тесного взаимодействия с войсками, ведущими бои. Поэтому в штабе 8-й воздушной армии никого из руководства на месте не оказалось. Командующий, его заместители, политработники и многие офицеры находились на КП фронта, в сухопутных войсках и на аэродромах. Начальника штаба воздушной армии вызвали срочно в штаб фронта по неотложному делу.

— Времени терять не будем, — сказал Ворожейкин порученцу. — Здесь в штабе уточним некоторые детали и сегодня же отправимся в общевойсковые армии, на месте узнаем, как авиаторы поддерживают сухопутные войска. Закажите два связных самолета.

Петр немедленно выполнил это приказание.

Перед вылетом маршал распорядился:

— Пока я буду в войсках на плацдарме, вам необходимо [225] побывать в восемнадцатой армии и в Первом Чехословацком армейском корпусе. Подробно ознакомьтесь с воздушной обстановкой. Особое внимание обратите на взаимодействие авиации с соединениями и частями армии и корпуса, эффективность поражения и подавления целей самолетами в условиях горно-лесистой местности. Выясните, что требуется войскам от нас, авиаторов.

Во второй половине дня 7 апреля капитан Павленко прибыл в полосу наступления войск 18-й армии, в район города Ружомберок. Разыскав штаб, направился к офицерам оперативного отдела, которые подробно проинформировали о наземной и воздушной обстановке. Была она здесь очень тяжелой. Войска 18-й армии и 1-го Чехословацкого армейского корпуса, наступавшие южнее соединений 1-й гвардейской армии, действовали на сильно пересеченной горно-лесистой местности, пожалуй самой труднопреодолимой. Враг искусно использовал ее для обороны. С господствующих высот гитлеровцы хорошо просматривали и обстреливали не только передний край наших войск, но и подступы к нему. Горные дороги, перевалы, долины и особенно танкодоступные места были заминированы и прикрывались сильным огнем. Каждую высоту, плато, лесной массив и асе населенные пункты фашисты превратили в мощные опорные пункты и узлы сопротивления, насытив их большим количеством огневых средств. На эту сильную оборону и наткнулись наши передовые подразделения и части. По тылам беспрерывно наносила удары вражеская авиация.

— В общем, прогрызаем мощный укрепрайон, — заметил один из офицеров-операторов.

— Хорошо ли помогает войскам вашей армии авиация?

— Когда как. В последние дни наши заявки на авиационную поддержку полностью не удовлетворяются.

Петр решил побывать на передовом командно-наблюдательном пункте армии. Туда нужно было добираться сначала на автомашине, а затем по ходам сообщения. На КНП, расположенном недалеко от переднего края, находилось руководство 18-й армии и небольшая группа офицеров связи. В сопровождении дежурного Павленко благополучно добрался до КНП и направился в блиндаж командующего. Здесь вместе с командармом генерал-лейтенантом А. И. Гастиловичем находилось [226] несколько генералов и офицеров. Капитан представился и начал докладывать:

— Товарищ командующий! Я прибыл к вам по поручению представителя Ставки Верховного Главнокомандования маршала авиации Ворожейкина для выяснения вопросов авиационной поддержки вашей армии в последние дни.

— Вы прибыли как нельзя кстати, — сказал Гастилович, — авиатор нам сейчас нужен позарез.

— А разве представителя восьмой воздушной армии у вас нет?

— Был, но уже с неделю отсутствует. Его ранило, он отправлен в госпиталь, а замены пока не прислали.

— Есть ли у вас претензии к авиации? Будут ли заявки на действия самолетов в вашей полосе? — спросил Павленко.

— Необходимо надежно подавить артиллерию и минометы противника, которые своим огнем мешают продвижению войск нашей армии и Чехословацкому корпусу.

Генерал Гастилович пригласил капитана к своей карте.

— Из-за обратных скатов сон этой гряды высот, — командующий очертил карандашом районы сосредоточения огневых средств противника, — по боевым порядкам наших войск методически ведется огонь. Передайте авиационному командованию, чтобы оно как можно быстрее поставило задачу по подавлению и уничтожению этих огневых средств.

— Будет исполнено, товарищ генерал.

Петр сделал соответствующие пометки на своей карте.

— Какие еще будут мне указания?

— Вдоль вот этих долин, — генерал вновь указал на карту, — танки противника неоднократно переходили в контратаки. Для удара по ним мы обычно вызываем штурмовую авиацию. Трудновато без авиационной поддержки наступать и особенно отражать контратаки танков. И еще просьба: нужно усилить прикрытием с воздуха наши вторые эшелоны и тылы армии.

— Обо всем будет доложено командованию восьмой воздушной армии и представителю Ставки, — сказал Петр.

Павленко уже подошел к выходу, когда его остановил вопросом один из генералов. [227]

— Не могли бы вы подробно доложить нам свежие данные о боевом составе и подготовке Чехословацкой авиадивизии, о том, как она воюет и где сейчас базируется?

У Павленко были последние данные о Чехословацкой авиационной дивизии, и он охотно поделился ими.

— Командование нашей армии считает, — сказал далее генерал, — что совместные действия Чехословацкого корпуса и Чехословацкой авиационной дивизии были бы целесообразны во всех отношениях. Поэтому необходимо базирование этой дивизии приблизить к полосе нашей армии, а в Первый Чехословацкий армейский корпус направить представителей чехословацкой авиации. Это необходимо...

— Товарищ генерал! Об этом будет немедленно доложено командованию восьмой воздушной армии и представителю Ставки Верховного Главнокомандования.

Получив несколько советов, Павленко направился в небольшой блиндаж оперативного дежурного офицера подробнее разузнать о действиях авиации в полосе 8-й армии за последние дни.

Возвращаясь в штаб, капитан вспоминал о виденном и слышанном в тот день. «Ну как же можно продвигаться вперед, — думалось ему, — в таких тяжелых условиях без мощной поддержки с воздуха? Да и самолетам, выполняющим боевые задачи в интересах войск восемнадцатой армии и Чехословацкого корпуса, нелегко отыскивать и точно поражать хорошо укрытые в горах и лесах огневые точки и живую силу врага».

По прибытии капитан Павленко немедленно доложил маршалу авиации Ворожейкину о результатах поездки в 18-ю армию, об авиационной поддержке войск этой армии и Чехословацкого корпуса.

Григорий Алексеевич сразу же встретился с командующим 8-й воздушной армией генерал-лейтенантом авиации В. Н. Ждановым и заместителем командующего по политчасти генерал-майором авиации А. Г. Рытовым, отдал им соответствующие указания для лучшей организации авиационной поддержки войск 18-й армии и 1-го Чехословацкого корпуса.

Г. А. Ворожейкин обсудил с командованием 8-й воздушной армии вопросы, связанные с боевыми действиями авиации в полосах наступления других общевойсковых армий в предстоящей Моравско-Остравской [228] наступательной операции. Особое внимание представитель Ставки обратил на материально-техническое обеспечение авиационных соединений, а также на укомплектование частей летным составом. Уточнили конкретные задачи авиации в новой операции. Командующий 8-й воздушной армией доложил свой предварительный план. В нем предусматривалось проведение авиационного наступления во всем объеме: предварительная авиационная подготовка наступления, поддержка атаки и авиационное сопровождение в глубине.

— Разведка уже вскрыла много важных вражеских объектов и целей, — сказал Жданов, — которые необходимо разрушать и подавлять нашим бомбардировщикам перед наступлением во время предварительной авиационной подготовки.

— Где находятся эти объекты? Давайте посмотрим на крупномасштабной карте, — предложил маршал авиации.

Генерал Жданов показал объекты ударов бомбардировщиков. Это прежде всего резервы противника северо-западнее и юго-западнее Остравы; опорные пункты в полосе предстоящего прорыва и командные пункты. Бее они укрыты в прочных инженерных сооружениях или каменных жилых зданиях. Особенно много железобетонных и каменных двухэтажных, многоамбразурных дотов в пятнадцати — тридцати километрах северо-западнее и западнее города Остравы, как раз там, где намечался прорыв. Для разрушения этих огневых сооружений, по словам командующего, потребуется минимум трое суток, огромные силы и большое количество бомб.

— Все это так, — заметил Ворожейкин, — доты в полосе прорыва будем разрушать. Ну а как быть с резервами? Посмотрите на карту. Тактические резервы гитлеровских войск расположены в непосредственной близости от рабочих поселков, примыкающих к заводам, а в некоторых местах прямо на территории крупнейших промышленных предприятий. Здесь они, по всей вероятности, останутся до начала нашего наступления. Бомбардировать тут противника — значит разрушать и промышленные объекты Моравско-Остравского индустриального центра. Этого делать мы не должны. [229]

— Политорганы фронта и армии уже сделали немало, — сказал генерал Рытов, — во всех авиационных частях политработники, партийные и комсомольские организации разъяснили личному составу смысл освободительной миссии наших войск и то, как действовать на территории Чехословакии. Авиаторы прекрасно понимают свою задачу и сделают все, чтобы оградить жителей страны от ужасов войны и спасти от разрушения невоенные объекты.

— Командующий фронтом выбрал очень узкую полосу прорыва северо-западнее Остравы, — заметил генерал Жданов. — Там нет ни заводов, ни шахт, ни населенных пунктов, там одни лишь оборонительные сооружения. Значит, угрозы мирным объектам со стороны авиации при подготовке к прорыву не будет. Вот только не ясно, как быть с резервами?

— Резервами займется штурмовая авиация, — ответил представитель Ставки.

Утром 8 апреля в штабе 8-й воздушной армии уточнили задачи родом авиации на операцию. Бомбардировщикам предстояло наносить удары по особо прочным огневым сооружениям в полосе прорыва и по другим целям, удаленным от промышленных сооружений. Запрещалось заходить с бомбовым грузом в районы шахт бомбардировать цели вблизи заводов.

Штурмовая авиация нацеливалась на поддержку пехоты и танков на поле боя в ходе атаки и наступления в глубине. Кроме того, ей надлежало поражать резервы противника при выдвижении их к району прорыва и во время контратак. Штурмовикам рекомендовалось широко применять противотанковые бомбы для поражения различной бронированной техники в наступлении войск фронта. Эти, бомбы не имели фугасного и осколочного свойства и, следовательно, не причиняли вреда находящимся поблизости промышленным сооружениям и другим мирным объектам.

Важная и ответственная задача возлагалась на истребительную авиацию фронта. Советское командование знало, что на этом направлении враг имел свыше двухсот пятидесяти самолетов, в основном бомбардировщиков. В их задачу входило разрушение промышленных центров Чехословакии после оставления их фашистскими войсками. Поэтому истребительным авиационным соединениям надлежало не только сопровождать свои [230] бомбардировщики и штурмовики, прикрывать войска, аэродромы, коммуникации, но надежно прикрывать от ударов фашистских бомбардировщиков шахты и заводы Моравско-Остравского индустриального района.

— Ни один фашистский самолет, — требовал маршал авиации, — не должен проникнуть в район чехословацкой кочегарки. Ни одна вражеская бомба не должна ранить индустриальное сердце этой страны.

Словом, подготовка к Моравско-Остравской наступательной операции шла полным ходом. Тщательно продумывалась каждая деталь.

Поздним вечером, вернувшись в свою штаб-квартиру, маршал авиации начал составлять очередное донесение в Ставку. Капитан Павленко писал под его диктовку. Работа над этим документом уже подходила к концу, как зазвонил телефон ВЧ связи. На проводе был Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко. По отдельным фразам можно было догадаться, что речь шла о необходимости разведать фашистские подземные заводы близ Вены. Закончив разговор, Г. А. Ворожейкин продиктовал последние слова донесения, подписал документ и, прежде чем его отправить на узел связи, сказал порученцу:

— Вот и настал наш черед заняться поиском подземных заводов в районе австрийской столицы. Наши части и соединения подошли уже к ней вплотную. Так что действуйте, но будьте осторожны.

— Есть, быть осторожным!

— Произведите тщательную разведку подземных авиационных и других заводов в районе города и проверьте сведения о наличии стартовых площадок ФАУ в Австрийских Альпах. О выполнении задания поставьте в известность командующего фронтом маршала Толбухина.

Самолет представителя Ставки 10 апреля 1945 года доставил Павленко на аэродром Винер-Нойштадт, в шестидесяти километрах к югу от Вены. Отсюда он направился в штаб 3-го Украинского фронта. Попасть на прием к командующему оказалось не так-то просто. Он был занят срочными делами. Наконец адъютант пригласил капитана в кабинет Ф. И. Толбухина.

— Зачем пожаловали? — спросил маршал.

Павленко кратко изложил цель прибытия и задачи, полученные от представителя Ставки. [231]

— Батенька мой, — не без удивления сказал командующий, — эти объекты обязательно осмотрят и обследуют мои люди, и сведения о них у вас будут, а вы тащились в такую даль. — Немного помолчав, Толбухин продолжал: — Ну если уж вы получили такую задачу, то и выполняйте ее на здоровье. Я вам в этом окажу содействие{27}. Обо всем увиденном потом доложите мне.

— Есть! — ответил Павленко.

В кабинет вызвали порученца командующего. Толбухин дал указание помочь капитану выполнить задание.

— А теперь за дело! — сказал маршал и крепко пожал капитану на прощание руку.

Во второй половине того же дня в районе южнее Бадена Петр пересаживался со своего «виллиса» в машину командира танковой роты 9-й гвардейской армии, наступавшей в направлении отрогов Австрийских Альп. Боевой маршрут этой роты проходил через квадрат, в который со спецзаданием направлялся Павленко. Варианты действий обсудили на месте.

Последовала команда занять места в танках. Петр простился с товарищами, провожавшими его: Яцыной, Якименко и новым шофером «виллиса».

— Встречайте в Вене, возле комендатуры! — крикнул Петр друзьям.

— Как — в Вене? Там же еще гитлеровцы, — удивился Яцына.

— Ничего, через несколько дней, уверен, Вену освободим!

Сержанты на прощание махали пилотками. Среди них на этот раз не было отважного боевого друга Давида Едиберидзе. Накануне при выполнении боевого задания он получил тяжелое ранение. На бронетранспортере его доставили в госпиталь.

Каждый день Петр вспоминал Давида. Особенно в часы относительного затишья или ночью, когда наступал короткий отдых. Сон сразу не шел. Подолгу лежал Петр с открытыми глазами, и перед ним в эти мгновения выплывало из порохового дыма бледное лицо тяжело раненного друга.

Для Давида Едиберидзе фронтовая дружба была дороже всего на свете. И поэтому с ним было легко [232] в любой, самой трудной ситуации. К тому же он слыл весельчаком, острословом. С такими, как Давид, не страшно хоть в огонь и воду.

Однако не только веселой шуткой подбадривал Едиберидзе товарищей. Он заражал их личным примером, смелостью и отвагой. А еще у коммуниста Едиберидзе слово не расходилось с делом: сказал — сделает, выполнит с честью. Вот почему Петр всегда брал его на самые сложные боевые задания представителей Ставки.

Тяжело было Павленко на этот раз без старшего сержанта Едиберидзе.

В районе Австрийских Альп шли жаркие бои. Преодолевая упорное сопротивление врага, танкисты уверенно продвигались вперед. Вот и танк, в котором находился Павленко, достиг заданного квадрата. Повсюду виднелись следы сильной бомбежки. Остатки гитлеровцев бежали.

— Приехали! — крикнул Петр танкисту. — Это то самое место, куда нужно.

Танкист понимающе кивнул. Машина остановилась. Открыли люк, осмотрелись. Кругом лес и скалы.

— Красота-то какая! — невольно восхитился Петр.

Рядом загрохотали танковые орудия, послышалась пулеметная дробь. Пришлось быстро убраться в люк. Стрельба стихла. Снова осмотрели местность. Проехали немного дальше и опять остановились.

— Смотрите, что там такое? — указал капитан.

Невдалеке, в скалах, виднелось непонятное сооружение. Длинная наклонная металлическая ферма, похожая на эстакаду, одним концом входила в глубь каменных карьеров, другой конец, постепенно возвышаясь над скалой, резко обрывался над лесом. На всей плоскости фермы отчетливо виднелись две параллельные полосы, издали напоминающие рельсы узкоколейки. Все направились туда. Не пусковое ли это устройство для ФАУ? Нет. Начали искать спуск вниз. Сбоку показалась дорога, ведущая к загадочному сооружению. Кругом — трупы убитых, искореженные машины, брошенное оружие. Много воронок...

— Спустимся вниз, — сказал Петр командиру.

— Давайте.

Танк медленно пополз по дороге, тянувшейся к карьеру. Выехали на ровную бетонированную площадку. Увидели основание наклонной металлической фермы, [233] а совсем рядом — несколько металлических дверей, плотно прикрывавших входы в помещения, высеченные в отвесной скале. Повсюду строительный материал, разный инвентарь. Объект еще строился.

— Ну все. Никаких действующих стартовых площадок ФАУ тут нет, — решил Петр, — поехали наверх!

Для выполнения основной части задания — розыска подземных заводов — командование армии выделило в распоряжение Павленко специальный, хорошо вооруженный бронетранспортер с отличным, обстрелянным экипажем, командовал которым старшина Павел Дробышев. На бронетранспортер посадили трех сержантов-саперов. С ними Петру и предстояло разведать подземные заводы в районе столицы Австрии.

В Вену группа прибыла днем 12 апреля, в то самое время, когда советские войска добивали остатки сопротивлявшегося гарнизона гитлеровцев. Въехали в город с запада, через старинный парк Шенбурнского дворца. Вокруг цвели удивительные по красоте растения. Здесь оказалось относительно спокойно. Но остальная часть города была в огне и дыму.

Машина на большой скорости пронеслась по городским улицам и выскочила на окраину. Дальше поехали мимо промышленных предприятий. В течение нескольких часов исколесили большой район, но никаких признаков подземных объектов не обнаружили. Фашисты умело спрятали их.

— Поехали вон к тому дальнему пустырю! — сказал капитан.

— А стоит ли? Там свалка мусора, видите? — усомнились его товарищи.

Петр на миг заколебался: а вдруг он ищет не в том районе, где надо? Сличил карту и план с местностью. Припомнил, что именно эти места видел на аэрофотоснимках. Нет, все в порядке, попали они в нужный квадрат.

— Все же посмотрим, что это за свалка и что за мусор.

Двинулись на северо-восток, к огромному пустырю, где виднелись кучи мусора. Туда вела плохонькая, сплошь в колдобинах дорога — редкость для тех мест. Все выглядело запущенно, заброшенно. Поблизости ни жилых построек, ни промышленных сооружений. Людей тоже не видно. [234]

Бронетранспортер подъехал к пустырю. Кругом воронки от крупных авиационных бомб. Петр припомнил, что именно сюда нацеливались наши дальние бомбардировщики, Внимательно осмотрел местность и вдруг заметил низкие стеллажи. Они стояли между кучами мусора и разных промышленных отходов. На стеллажах оказалась сортовая сталь, железо и цветные металлы в болванках разной длины и толщины, в полосах круглого и квадратного сечения. Поверх всего — тот же мусор.

— Маскировочка что надо! — усмехнулся капитан.

— А что здесь спрятано? — поинтересовался Дробышев.

— Сейчас увидим.

Подошли к большой куче мусора и начали разглядывать ее. Оказалось, это — искусно закамуфлированный огромный цилиндр с жалюзи. «Вентиляционное устройство», — мелькнула у Павленко догадка.

Тщательно исследовали цилиндр. Сомнений не осталось. Там, внизу, — подземный завод. На огромном пустыре много таких куч мусора. Все это вентиляционные шахты. Но где же вход в подземелье? Как его найти? Проехали по всему пустырю, но входа не нашли. Что делать дальше?

— Вон там, по дороге, кто-то идет, — доложил солдат, стоявший на бронетранспортере.

Петр обернулся и увидел, что от города по дороге идут молодые мужчина и женщина, тащат за собой тележку. Советские воины подъехали к ним, поздоровались.

— Арбайтен?

— Я, я.

Капитан пожал руку мужчине. Австриец о чем-то быстро заговорил, все время указывая на многоэтажные дома рабочего городка, — туда они держали путь. Мешая русские и немецкие слова, Петр спросил, не знают ли они, где здесь подземный завод и как в него войти. Путники опять стали показывать на дома рабочего городка. Павленко понял: им предлагают проехать туда и выяснить все там. В городок отправились на машине все вместе.

Прибывших австрийцев радостно встретили родственники, среди которых был седоволосый мужчина. После недолгих взаимных приветствий и расспросов молодой [235] рабочий, которого привезли на бронетранспортере, и седой мужчина отошли в сторону поговорить — видимо, о том, что интересовало гостей.

Минут через сорок бронетранспортер, на борту которого кроме боевого расчета находились молодой и старый рабочие-австрийцы, мимо знакомого пустыря направился к рощице, подступавшей с запада. Едва начались деревья, старик велел остановить машину у огромной кучи сухих веток и хлама. И указал туда рукой: мол, здесь то, что вы ищете. Воины соскочили с машины и начали осторожно растаскивать ветки, пустые ящики и стружку. В самом низу оказались листы железа. Отбросили их в сторону и увидели огромные двухстворчатые двери, прикрывающие вход в подземелье.

— Наконец-то, — вырвалось у Петра. — Вот то, что нам надо!

Саперы принялись за дело. Осторожно осмотрели наружный вход. Здесь мин нет. Тихо спускались по широким каменным ступенькам. Темно. Пахнет тавотом, бензином и машинным маслом. Мощный луч электрического фонаря, висевшего на груди у капитана, выхватил из темноты на дне спуска металлическую дверь, прикрывавшую вход в подземные помещения.

— Товарищ капитан! — обратился сержант-сапер, — прикажите всем выйти наверх, нижнюю дверь открывать буду один.

— Хорошо.

Сапер направился к нижнему входу в подземелье. Павленко остался на верхних ступеньках, чтобы подсветить фонарем путь сержанту.

...Огромной силы взрыв мгновенно сбил Петра с ног. Ударившись головой о каменные ступеньки, он потерял сознание. Очнулся наверху, на борту бронетранспортера. Отчаянно болела голова, шумело в ушах, тело казалось чужим. Вокруг стояли боевые товарищи. Рядом лежали прикрытые плащ-палаткой останки сержанта Алексеева. Он натолкнулся на минный сюрприз. Действительно, саперы ошибаются только раз в жизни.

В тот же день группа через другой вход проникла на подземный авиационный завод. Цеха напоминали станции метро. Только вдоль стен здесь стояли станки, приводимые в действие электричеством. Возле них в ящиках или штабелями лежали заготовки и детали к самолетам. Каждое подземное помещение соединялось [236] с другим тоннелем, с обеих сторон которого имелись металлические двери. Осмотрев цеха, направились в помещения, где стояли столы и различные приспособления для черчения и копирования. Нужно было как можно тщательнее разведать этот объект, установить, какую продукцию выпускал завод.

По многим деталям, уложенным возле станков, и по моделям на столах, в стеллажах и ящиках, стоявших в рабочих комнатах инженерно-технического состава, можно было определить, что этот крупный подземный авиационный завод производил детали и узлы для истребителей.

Другие подземные заводы, которые осмотрели, тоже выпускали детали к авиационным моторам.

Больше суток группа пробыла в этом районе и собрала ценные сведения о нескольких подземных авиационных заводах, где производились фашистские самолеты{28}.

Слова маршала авиации Ворожейкина, говорившего об этих объектах еще в прошлом месяце, полностью подтвердились.

* * *

Памятный день 13 апреля 1945 года — день взятия столицы Австрии войсками 2-го и 3-го Украинских фронтов — близился к концу.

Быстро сгущались вечерние сумерки. Венцы все еще не показывались на улицах, хотя стрельба в городе прекратилась. Вместе с сумерками на город опустилась дымная пелена, образовавшаяся от горевших домов: их подожгли гитлеровцы при отступлении. Особенно много пожаров наблюдалось в восточной и северной частях города: горели жилые дома, магазины, склады, школы. На улицах валялся битый кирпич, стекло, стояла изуродованная боевая техника.

Вечером после выполнения задания бронетранспортер капитана Павленко подъехал к зданию только что созданной военной комендатуры. Не успел Петр сделать и несколько шагов, как к нему подбежали шофер «виллиса» и сержанты Яцына и Якименко. Они обрадовались встрече, будто не виделись целую вечность, хотя расстались несколько дней назад. [237]

Горячо поблагодарив экипаж бронетранспортера во главе со старшиной Павлом Дробышевым за большую помощь при выполнении важного задания, капитан зашел в комендатуру и написал отзыв о действиях группы. Отзыв был адресован командиру воинской части, которая выделила в его распоряжение людей и бронетранспортер. Капитан вручил документ Дробышеву, тепло попрощался с новыми друзьями и приказал им следовать в свой полк.

А тем временем на улицах Вены совсем стемнело. Помощник коменданта не советовал ночью пускаться в дальний путь.

— Иван! Поезжай вдоль канала, — приказал капитан шоферу. И обернулся к Якименко: — Высматривай подходящий домик. В нем и остановимся. Понял?

— Хорошо! — ответил сержант.

Наконец машина медленно въехала во двор. Было темно и тихо. Капитан подошел к первой попавшейся двери и громко постучал. Дверь отворилась, навстречу шагнул немолодой мужчина с длинным туловищем и очень короткими ногами.

«Инвалид на протезах», — догадался Петр.

В руках у австрийца тускло горела стеариновая плошка. Несколько секунд гость и хозяин молча смотрели в глаза друг другу.

— Хабен зи ин иррэ хауз фашистис солдатен? — коверкая немецкие слова, спросил австрийца Павленко, что значило: «Имеются ли в этом доме фашистские солдаты?»

— Наци? Найн, найн, — ответил инвалид и выше поднял плошку. Свободной рукой указал на ступеньки и произнес тихо: — Битте, битте. — Пожалуйста.

— Данке, — поблагодарил капитан и вместе с Яцыной в сопровождении австрийца пошел на второй этаж.

В одной из комнат за столом и на тахте собралось человек пятнадцать — в основном пожилые мужчины. Возле стола суетилась женщина с глубокими морщинами на смуглом лице. В дальнем углу сидел чем-то перепуганный подросток лет пятнадцати. При появлении ночных гостей все встали.

Петр вежливо поздоровался с каждым за руку, спросил, говорит ли кто по-русски.

Через несколько минут в сопровождении мальчика в комнату вошел мужчина лет пятидесяти. Он носил [238] длинные волосы, бороду и усы. Лицо его имело правильные и тонкие черты, какие, пожалуй, можно встретить только у святых, изображенных на иконах.

— Товарищ капитан! — шепнул на ухо Яцына. — Мальчик привел какого-то монаха. Ей-ей, поп пришел.

— Сейчас все узнаем. А пока я буду здесь разговаривать, вы, сержант, организуйте дежурство на машине и поочередный отдых для экипажа.

Яцына вышел из комнаты, так и не узнав, кем был длинноволосый австриец. Тот поздоровался со всеми и сел напротив капитана.

— Где вы научились говорить по-русски? — поинтересовался Павленко.

— Я есть коммерсант, а коммерсант немножко знает многие языки.

— Давно вы живете в Вене?

— Я живу в провинции, в городе Винер-Нойштадт. В Вену приехал в конце марта по своим коммерческим делам. В это время русские заняли мой город, и я вынужден пока жить здесь, у своих знакомых. Обратно возвращаться боязно.

— Вы знаете всех, кто находится в этой комнате?

— Да, знаю.

— Кто эти люди?

— Это старые рабочие кондитерской фабрики, мелкие клерки и ремесленники.

— А чем занимается подросток? — При этом Петр положил руку на плечо мальчику, посмотрел ему в глаза и дружески улыбнулся.

— О, это будущий кондитер. Сейчас он ученик пекаря.

Мальчик догадался, что речь идет о нем, и назвал свое имя — Теодор.

— А меня называйте просто: товарищ капитан, — улыбнулся Павленко.

— О-о! Герр капитан, — послышались голоса сидевших в комнате.

— Скажите, пожалуйста, — спросил мальчик уже более смело, — это правда, что говорили нам наци: когда русские войдут в Вену, то они будут нас расстреливать и вешать?

— Нет, неправда. Мы, советские люди, пришли в вашу страну, чтобы освободить вас от фашистского рабства. Советские люди любят и уважают трудовой австрийский народ, трудящихся всех стран. [239]

Коммерсант усердно переводил.

В комнате зашумели, заговорили в полный голос, заулыбались.

Рядом со столом на маленькой тахте расположился пожилой австриец, похожий на конторского служащего. Поборов смущение, старичок задавал вопрос за вопросом.

— Вы сказали, что ваши солдаты не тронут мирное население Вены. Где гарантия тому?

— А разве вы не читали советских листовок? — немало удивился Петр.

— Листовки-то читали, но насчет гарантии...

Старика перебила женщина. Она стала быстро что-то ему говорить. Тот молча слушал. Павленко вспомнил, что в его планшете лежала фронтовая газета, в которой напечатано обращение маршала Толбухина к войскам. 3-го Украинского фронта.

— Вот послушайте, с какими словами обратился маршал Толбухин к войскам, которые сегодня освободили от гитлеровцев ваш город Вену: «Не обижайте мирное австрийское население, уважайте его бытовой уклад, семью, личную собственность. Пусть ваше поведение вызывает повсюду уважение к Красной Армии — освободительнице и к нашей могучей Отчизне.

...Граждане Вены! Помогайте Красной Армии в освобождении столицы Австрии — Вены, вкладывайте свою долю в дело освобождения Австрии от немецко-фашистского ига»{29}.

— О, это гуманный документ! — воскликнул переводчик.

— Ну как, достаточно вам гарантий? — спросил капитан пожилого австрийца.

Старик спокойно протирал стекла пенсне и молчал. Видимо, ответ пришелся ему по душе.

Небольшую паузу нарушила женщина. Она сняла белый фартук и через переводчика спросила:

— Помогут ли русские жителям Вены в снабжении продовольствием? — Несколько замявшись, добавила: — А то наци объели нас. В городе начался голод.

— Конечно, помогут, — ответил капитан. — И не только продовольствием, но и всем необходимым для восстановления нормальной жизни. [240]

— Как же так: Вену разрушили самолеты наци, а восстанавливать будут русские?

Женщина недоуменным взглядом окинула всех и тихо опустилась на тахту. Все молчали. Капитан тоже молчал, считая, что австрийская женщина сама же ответила на свой вопрос.

— Извините за беспокойство. Спасибо за хороший прием. До следующей встречи! — С этими словами Петр направился к выходу.

Но венцы задержали его. Им хотелось узнать от советского капитана многое.

Беседа длилась долго. Австрийцы не спеша расходились по своим квартирам. Лица у всех были довольные, улыбчивые...

Как только окна домов покрылись нежной голубизной предутреннего рассвета, Павленко поднял свой экипаж и приказал приготовить горячий завтрак. Сам же отправился осматривать двор, улицу и набережную Дунайского канала.

Во дворе виднелось несколько двух-трехэтажных домиков, расположенных буквой «П». Возле каждого росли огромные деревья, были разбиты цветочные клумбы. Несмотря на ранний час, люди в домиках уже не спали. Из окон и дверей то и дело высовывалась детвора и пугливо поглядывала на незнакомую машину с двумя торчащими в разные стороны стволами ручных пулеметов.

Осторожно открыв калитку, Петр вышел на улицу. Кругом стояла тишь. «Можно ехать», — решил он и поспешил в дом. Завтрак уже приготовлен. За столом сидел и австрийский рабочий-инвалид. Он оживленно о чем-то беседовал с сержантами.

— Садитесь, товарищ капитан, вот здесь, — пододвинулся Яцына.

— Хорошо, я рядом с вами, геноссе арбайтер, — улыбнулся Петр старику.

Завтрак прошел быстро. На прощание крепко пожали руку австрийскому рабочему. К машине вышли все вместе. Капитан сразу увидел на капоте и на сиденьях много цветов.

— Кто это? Зачем? — подивился он и строго посмотрел на сержантов.

Те вопросительно глядели друг на друга, не зная, что сказать. [241]

— Это не мы, — за всех ответил Яцына.

— А кто же, кроме вас, мог подходить к машине?

Ответа не было. Петр понял, что товарищи здесь ни при чем.

— По местам! Заводи мотор! — последовала команда.

Машина выехала на улицу. Австриец-инвалид долго махал им вслед, глядя из открытого окна первого этажа. Красив весной путь, которым едешь из Вены на юг. По обеим сторонам шоссе массив домов, особняков. Кругом деревья, цветы. А если посмотреть на запад, то вдали, на горизонте, увидишь отроги Альп. Горы покрыты лесом и виноградником.

— А хорошо здесь, — не удержался Петр, — залюбуешься!

— Это верно, хорошо, но у нас в Донбассе лучше, — сказал Яцына.

Все враз заговорили о родных местах.

Вдруг «виллис» резко заскрипел тормозами и остановился.

— Что вам надо? — почти закричал водитель, глядя на стоявшего у обочины толстяка в клетчатом костюме.

— Мнэ, геноссе, официр надо, — коверкая русские и немецкие слова, ответил мужчина.

— Зачем офицер? — спросил Павленко.

— Ой, ой, ой! — взялся за голову австриец. — Там руски дэвочки. Прошу иди туда...

«Видимо, что-то произошло с нашими девушками-регулировщицами, которых мы только что видели на дороге, недалеко от этого места», — предположил Петр.

— Австриец просит зайти в дом, — сказал Якименко.

— Яцына и Якименко, узнайте, что там случилось, и доложите.

Сержанты, взяв автоматы на изготовку, побежали в дом, на который указал толстяк. Он сам засеменил следом. Машина свернула на обочину.

Минут через пять от дома к машине уже шел сержант Яцына и, все время махая рукой, звал к себе.

— Подъезжай, там что-то творится, — сказал Павленко шоферу.

Быстро развернулись и подъехали к дому. На полпути подхватили улыбающегося во весь рот Алексея, который, нарушив все правила субординации, отказался отвечать на вопросы и только смеялся и все время говорил: [242]

— Нужно, товарищ капитан, чтобы вы сами взглянули на этот цирк.

Подъехали к двухэтажному роскошному особняку. Из раскрытых окон первого этажа донеслись девичьи голоса, тянувшие во всю мочь очень знакомую украинскую песню «Посияла огирочки».

— Откуда землячки взялись? — спросил Петр Яцыну. Но тот лишь улыбался и твердил:

— Сами увидите. Пойдемте... Вот в эту калитку...

При входе в особняк прямо в дверях столкнулись с высокой холеной женщиной. Держа в руках какую-то посудину, она бежала во двор: верно, спешила исполнить срочное поручение. При виде капитана женщина остановилась в почтительной позе. Петр вежливо поздоровался с ней. Вошли в гостиную. Там было шумно. За столом сидели три молодых, лет по двадцать с небольшим, девушки. Среди них восседал сержант Якименко. Девушки крепко держали сержанта за руки и за ремень и не выпускали из-за стола. Все дружно тянули слова песни: «Не бачила миленького аж чотири роки».

Павленко догадался, что этих девушек фашисты насильно вывезли с Украины. Сразу же стало ясным, что толстяк, который остановил на дороге «виллис», и фрау, что встретилась в дверях, — хозяин и хозяйка особняка, а девушки у них в прислуге. Теперь, когда в эти края пришла Советская Армия, «власть переменилась»: девушки сидят за столом и отмечают это радостное событие, а хозяин и хозяйка прислуживают им. Вот, пожалуй, и все, что здесь произошло.

— Здравствуйте, землячки!

— Здравствуйте, здравствуйте! — хором ответили девчата и, мигом окружив капитана, потащили его за стол.

— Ну что ж, давайте сначала познакомимся, — предложил Петр. — Все мы трое: Алексей, Павел и я — с Украины. А вы откуда родом и как сюда попали?

— Я Маруся, из Полтавы, — сказала черноглазая бойкая дивчина.

— А я Ирина, из Днепропетровска. Там работала медсестрой.

— Меня Лидой звать. Я из Кировограда. Работала агрономом-плодоовощником.

Капитан обернулся к черноглазой полтавчанке:

— А вы кто по специальности, Маруся?

— Я окончила педагогическое училище. [243]

— А как же вы сюда попали, девчата? — спросил сержант Яцына.

— Как и многие, — ответила за всех Маруся. — Угнали из родных мест. Привезли на специальный пункт, а там нас разбирали вот эти живодеры. — При этом Маруся посмотрела на портрет хозяина особняка, висевший на стене. — Как скотину.

Толстяк-хозяин и его фрау к ним не заходили. Они оставались в соседней комнате, видимо, обдумывая, как заговорить с офицером, уладить свои дела. Наконец решились. Отворилась дверь, и в комнату вошла хозяйка с подносом, на котором лежала деликатесная закуска. Толстяк нес большой кувшин с вином.

— Битте советьетску тварич. Кусай на здоровие, — предложил хозяин исключительно вежливо.

— Ну вот видите, девчата, как заботливы бывшие хозяева. Прямо любо-дорого, — хитро улыбнулся Якименко.

— Ветчиной, маринованными огурчиками потчуют, винцом угощают, — подшучивал Яцына. — Живете тут, как у христа за пазухой.

Все громко засмеялись...

Когда смех утих, Маруся, Ира и Лида рассказали, как они в течение двух лет день и ночь работали на владельца особняка, который имеет ферму и большой участок с фруктовыми садами и виноградниками. Кроме них, у этого «добренького толстяка» каждое лето работают десять — пятнадцать сезонников. Особенно жаловались девушки на хозяйку. Эта «милая фрау» частенько пускала в ход кулаки или палку.

— Да уж, навластвовались вволю, — усмехнулась Маруся.

— Видимо, хозяин теперь только и думает, как бы от вас избавиться, — сказал Яцына. — Сам нас привел сюда.

— Сходите к советскому коменданту Вены и скажите, что вы здесь, — посоветовал капитан девушкам. — Узнайте у него, когда вас отправят на Родину. Напишите своим родным и знакомым, что живы и здоровы, порадуйте их.

— А где нашего коменданта искать в Вене? — спросила Маруся.

— На улице Рингштрассе, дом один.

— Вот хорошо! — заулыбались девушки. — Завтра пойдем туда. Спасибо вам. [244]

— Да что вы, девчата! До свидания. Нам пора ехать.

* * *

На следующий день Павленко доложил маршалу Ворожейкину о результатах осмотра подземных заводов в районе Вены. Григорий Алексеевич внимательно выслушал, задал несколько вопросов и приказал составить подробный отчет, в котором дать обстоятельную характеристику разведанных объектов, указать количество станков, примерный характер производимых деталей, узлов и другое.

Петр просидел над отчетом несколько часов. Когда он был готов, маршал отослал донесение в Ставку, в котором наряду с этими сведениями доложил о готовности ВВС 4-го Украинского фронта к проведению Моравско-Остравской наступательной операции.

Вечером 17 апреля Г. А. Ворожейкину позвонили из Москвы. Верховный Главнокомандующий потребовал повторно осмотреть подземные заводы в районе Вены, перепроверить полученные сведения. Маршал Тимошенко также приказал продублировать разведку подземных заводов в районе Вены.

Ворожейкин тотчас же вызвал порученца:

— Завтра утром летим на Третий Украинский. Дайте команду экипажу самолета.

* * *

Ровно в десять часов утра 18 апреля самолет представителя Ставки приземлился на аэродром Баден. Отсюда направились в штаб маршала Толбухина.

Федор Иванович обрадовался, завидев Григория Алексеевича. Маршалы были старыми друзьями. Они знали друг друга еще по гражданской войне, вместе воевали. Теперь военная судьба свела их на самом южном крыле огромного фронта.

После решения всех неотложных дел у командующего фронтом Г. А. Ворожейкин с группой старших офицеров, в которой были и специалисты по авиационной технике, направился в район Вены. В ночь на 19 апреля в Ставку было послано подтверждение всех данных о подземных авиационных заводах.

В дальнейшем подземными авиационными заводами фашистской Германии, находящимися в Австрии, занимался [245] генерал-полковник авиации В. А. Судец. С ним работала целая группа представителей наркоматов вооружения и авиационной промышленности, прибывших из Москвы. В процессе поиска было обнаружено еще несколько подземных авиазаводов с различным оборудованием.

Богатой промышленной базой располагала фашистская Германия на территории Австрии. Тысячи самолетов произвели ее подземные авиационные заводы. Но они не спасли правителей третьего рейха от краха. Советская Армия повергла в прах претендентов на мировое господство. [246]

Дальше