В огненном кольце

Заканчивался морозный, снежный декабрь 1944 года. Штаб-кзартира представителей Ставки маршалов Тимошенко и Ворожейкина находилась тогда в небольшой венгерской деревне Ясапати, в нескольких десятках километров к востоку от Будапешта. Огненный фронтовой вал, прокатившийся еще в начале месяца через эти места, вплотную приближался к венгерской столице, охватывая ее со всех сторон огромным кольцом.

В большой комнате, служившей рабочим кабинетом маршалов, на огромном столе лежала карта со свеженанесенной обстановкой в полосах действий 2-го и 3-го Украинских фронтов. На другом столе был развернут крупномасштабный план Будапешта и его окраин, который внимательно рассматривали Тимошенко и Ворожейкин. При них неотлучно находились полковники Тюхов и Постников. В соседней комнате стоял столик с телефонами, тут было рабочее место офицера для особых поручений. Телефонные звонки раздавались непрерывно. Павленко то и дело приходилось подзывать маршалов или записывать телефонограммы.

Около восемнадцати часов 26 декабря по ВЧ позвонил маршал Ф. И. Толбухин, а вслед за ним — маршал Р. Я. Малиновский, Командующие фронтами доложили представителю Ставки С. К. Тимошенко, что Будапештская группировка фашистских войск окружена. В огромном кольце оказалось сто восемьдесят восемь тысяч фашистских солдат и офицеров.

— Значит, сегодня кольцо сомкнулось. Отлично! — одобрил Тимошенко.

— Теперь нужно принудить противника к быстрейшей капитуляции, — добавил Ворожейкин. [164]

— Это — задача первостепенной важности, — согласился Семен Константинович. — Но как ее выполнить? Ведь гарнизон свежий и сильный. К тому же гитлеровцы любой ценой попытаются удержать венгерскую столицу.

— Верно. В таком случае бои наверняка затянутся. Но все же, на мой взгляд, надо врагу предъявить требования о мирной сдаче Будапешта и безоговорочной капитуляции гарнизона. Необходимо принять все меры, чтобы сохранить столицу Венгрии от разрушений, а жителей ее избавить от страданий и лишений{16}.

— Именно с этого и начнем, — сказал Тимошенко, — но сперва посоветуемся с Верховным Главнокомандующим.

И. В. Сталин внимательно выслушал доклад маршала Тимошенко о положении в районе Будапешта. Потом разговор пошел о посылке в окруженный гарнизон советских парламентеров. Услышав это, капитан Павленко тут же подумал: «Вот если бы мне доверили пойти к фашистскому командованию? Но, наверно, пошлют кого-либо другого».

Петр подошел к маршалу Ворожейкину и спросил, есть ли уже кандидатуры парламентеров для посылки в Будапешт.

— Пока нет, — ответил Григорий Алексеевич. — Сегодня позвоним Толбухину и Малиновскому и согласуем этот вопрос. Ну а вам огорчаться не следует, если вы не попадете в число этих кандидатов. Вас и здесь ждут важные и сложные боевые задания.

Через несколько дней стали известны имена советских парламентеров, направляемых в окруженный гарнизон.

Командование 2-го Украинского фронта выделило для переговоров капитана Миклоша Штейнмеца, венгра по национальности. Детские годы Миклоша прошли в скитаниях по разным странам: его отец, активный участник революционного движения в Венгрии, был вынужден искать убежище. Наконец семья переехала в Советский Союз, который стал для нее второй родиной. Летом 1936 года вспыхнула гражданская война в Испании, Миклош добровольно отправился бороться с мятежниками. [165]

Штейнмец сражался против немецко-фашистских захватчиков с августа 1944 года.

Работал капитан Штейнмец пропагандистом-агитатором в политотделе 317-й гвардейской стрелковой дивизии 17-го гвардейского стрелкового корпуса 18-й армии 4-го Украинского фронта. Дел у него всегда было много, особенно тогда, когда наши войска вели освободительные бои в Венгрии. Он занимался вопросами оказания материальной, медицинской и другой помощи венгерским гражданам, пострадавшим от гитлеровских оккупантов. На его столе лежало много писем и просто записок, по которым он составлял материал для доклада командованию фронта и представителям Ставки.

Павленко не раз приходилось встречаться с капитаном Штейнмецом по служебным делам. Он производил впечатление скромного, трудолюбивого, делового, энергичного офицера. Казалось, у него никогда не было ни одной свободной минуты, всегда множество дел и забот. Внешность у Миклоша самая обычная. Лицо открытое, бледноватое, строгое. Глаза голубые, всегда сосредоточенные и пронзительные. Волосы темно-русые, слегка вьющиеся, зачесанные наверх. Невысокого роста, щуплый. Тихий приятный голос. В общем, среди фронтовых друзей и товарищей ничем особенно не выделялся.

Штейнмец был обаятельным собеседником. Он любил и умел слушать других и очень мало говорил сам — только о деле, о главном, без лишних слов.

В сложной боевой обстановке капитан вел себя спокойно, смело и решительно. Штейнмеца хорошо знал командующий войсками 2-го Украинского фронта Маршал Советского Союза Р. Я. Малиновский, ценил его высокие боевые качества, доверял ему самые ответственные задания. Именно его и назначил Военный совет фронта парламентером. Вместе с ним в фашистское логово пошли лейтенант Кузнецов и сержант Филимоненко.

Командование 3-го Украинского фронта назначило парламентером отлично зарекомендовавшего себя в боях капитана Илью Остапенко.

Всю ночь и утро 29 декабря громкоговорители, установленные на переднем крае огненного кольца, передавали на немецком и мадьярском языках ультиматум, [166] обращенный к командованию окруженной группировки войск. В нем предлагались мирная сдача города и самые гуманные условия капитуляции.

* * *

29 декабря, еще затемно, отправился в путь и капитан Павленко со своими боевыми товарищами. Накануне он получил приказание от Маршала Советского Союза С. К, Тимошенко прибыть в район, через который проследует к окруженному противнику парламентер от 2-го Украинского фронта, а затем обо всем подробно доложить и написать донесение для передачи в Ставку.

На рассвете «виллис» уже мчался по Дебреценскому шоссе и Будапешту. Боялись опоздать. В пути Петру и его спутникам открылась незабываемая картина. Всюду — плотные ряды артиллерии, минометов, «катюш», танков, САУ и других огневых средств, стволы которых были направлены в сторону окруженного врага.

— Товарищ капитан! — взволнованно говорили сопровождавшие Павленко сержанты Алексей Яцына, Василий Некрасов и сидевший за баранкой старший сержант Давид Едиберидзе. — Смотрите, сколько здесь наших!

— Да и не только здесь, — пояснял капитан. — Все это и есть то железное кольцо, в которое попали гитлеровцы, оно очень большое.

«Виллис» остановили патрульные. Дальше к переднему краю добирались пешком. Отчетливо слышалась передаваемая громкоговорителями немецкая речь. Наше командование предупреждало гитлеровцев о предстоящем визите парламентеров.

Наконец Павленко достиг наблюдательного пункта, что на двадцатом километре Дебреценского шоссе. На НП находилась группа военных. Они ожидали чего-то, волнуясь.

В назначенное время огонь с нашей стороны прекратился. Все впились глазами в то место, откуда должна была появиться машина с парламентерами. Вот и она. Справа от НП по дороге Вечеш — Будапешт на небольшой открытой машине с белым флагом ехал капитан Штейнмец со своими товарищами. Они кому-то помахали руками и медленно удалились в сторону переднего края. Но едва автомобиль приблизился [167] к траншеям противника, раздался ружейный выстрел. Выстрел в упор. Автомобиль вспыхнул. Около горящей машины рвались мины. Капитан Штейнмец встал во весь рост, поднял белый флаг и замахал им над головой. И тут вражеский осколок сразил его насмерть. Погиб и сержант Филимоненко. Спасти удалось только тяжело раненного лейтенанта Кузнецова, Все находившиеся на наблюдательном пункте с замиранием сердца смотрели на внезапно разыгравшуюся трагедию, не веря своим глазам: настолько это казалось невероятным, чудовищным. Расстрелять парламентеров! Фашисты еще раз показали свое звериное нутро. Павленко до боли сжимал сталь автомата. Сердце властно требовало мести врагу...

В это же время на противоположном берегу Дуная передний край пересек советский парламентер капитан И. А. Остапенко. С ним следовали начальник штаба первого батальона 1077-го стрелкового полка старший лейтенант Н. Ф. Орлов и старшина комендантской роты штаба 23-го стрелкового корпуса Е. Т. Горбатюк. У вражеских позиций их встретила группа гитлеровцев и, завязав им глаза, повела в свой штаб. На обратном пути, когда парламентеры миновали последнюю линию огненного кольца, фашисты ударили им в спину. Илья Остапенко был убит. По счастливой случайности остались живы Орлов и Горбатюк.

После трагической гибели парламентеров советские войска приступили к штурму Будапешта, в котором засел злобный враг. Отныне ответственность за разрушение города ложилась на немецко-фашистское командование.

Тем не менее советское командование отдало распоряжение нашей артиллерии и авиации уничтожать в Будапеште и на его окраинах только военные объекты гитлеровцев и салашистов, всячески оберегать от разрушения промышленные предприятия, жилые массивы, научные, исторические и другие ценности. Этот приказ выполнялся скрупулезно.

Вечером 29 декабря капитан Павленко подробно доложил маршалам Тимошенко и Ворожейкину обо всем увиденном и случившемся с советскими парламентерами на дороге Вечеш — Будапешт. (Немного раньше о трагедии на западной окраине Будапешта с парламентером капитаном Остапенко представителям Ставки подробно сообщил по телефону командующий [168] 3-м Украинским фронтом маршал Толбухин.) Выслушав капитана, Тимошенко и Ворожейкин сидели молча несколько минут. Лица их посуровели. Они еле сдерживали гнев. Первый заговорил Ворожейкин:

— Стреляя в наших парламентеров, гитлеровцы на что-то рассчитывают, но на что?

— Видимо, думают вырваться из кольца, — сказал Тимошенко. — Они обязательно попытаются сделать это. Вот увидите. Причем удары нанесут одновременно внутри кольца и на внешнем фронте.

Впоследствии слова маршала полностью подтвердились. Но в первые дни блокады Будапешта оставалось загадкой, на каком направлении и когда последуют эти удары. Да и погода, как назло, испортилась: шел снег, Венгерскую низменность затянула густая дымка, видимость отсутствовала. Все это исключало возможность наблюдения за окруженным противником с воздуха. А данные о нем нужны были позарез.

Рано утром 31 декабря раздался звонок из Москвы. Ставка снова спрашивала, как ведет себя окруженный гарнизон, накапливает ли противник силы для прорыва кольца окружения и где. Трубку взял маршал авиации Ворожейкин.

— Фашистские войска ожесточенно сопротивляются, — сказал он. — Обстановку в кольце окружения выясняем. Сегодня в Будапешт от Малиновского и Толбухина дополнительно засылается несколько специальных разведывательных групп...{17}

В тот же день в окруженную венгерскую столицу представители Ставки направили и специальную разведывательную группу во главе с капитаном Павленко. В течение дня разведчики скрупулезно изучали город по крупномасштабному плану, узнали кое-что о подземных улицах, о сообщающихся бункерах, больших канализационных штольнях, коллекторах. Уточнили в штабе фронта линию боевого соприкосновения в намеченном для перехода месте, проверили готовность оружия, средств связи и остального снаряжения. Вечером, как только начало смеркаться, группа прибыла в южную часть города. Советские танки и пехота глубоко вклинились в оборону противника и захватили несколько улиц Пешта с крупными строениями. [169]

Оставив радийную машину с радистом и шофером в условленном месте, Павленко с группой разведчиков, в которую входили сержанты Алексей Яцына, Давид Едмберидзе и Григорий Михайлюк, поднялся на верхний этаж большого дома, каждому уточнил боевую задачу, приблизительно указал район города, куда необходимо проникнуть. Здесь же настроил свою переносную рацию и вошел в связь с радийной машиной. Связь работала надежно. Местом наблюдения за набережными города и мостами через Дунай выбрали многоэтажные дома в южном секторе Пешта, ориентировочно — на Банковской улице.

Затем группа спустилась в подвальное помещение дома и начала отыскивать подземные переходы в подвалы соседних домов. Вскоре удалось проникнуть в длинный коллектор, не охраняемый фашистами, по подземным лабиринтам пересечь линию боевого соприкосновения и выйти по канализационному лазу на одну из больших улиц Пешта. Путь этот был очень труден. На каждом шагу подстерегала смертельная опасность. Повсюду были возведены заграждения, охраняемые патрулями. Продвигались осторожно, избегая стычек с врагом.

На одном из перекрестков неожиданно наткнулись на два штурмовых орудия. Они расположились так, чтобы вести огонь вдоль улиц в южном и восточном направлениях. К большому удивлению разведчиков, возле орудий никого не было. Незаметно прошли во двор многоэтажного жилого дома, прислушались. Из подвала доносились голоса. В квартирах полная тишина. По лестнице разведчики взобрались на самый верхний этаж, а затем на чердак дома. Петр глянул на часы: стрелки приблизились к полуночи.

На войне люди иногда забывают, что дни имеют названия, а числа свое значение. Так случилось и на этот раз. Никто из разведгруппы даже не подумал, что буквально через считанные минуты наступит новый, сорок пятый год. Кто-то между прочим спросил: «А какое сегодня число?» Все переглянулись.

— Братцы, да сегодня же тридцать первое декабря! Сейчас наступит Новый год! — воскликнул Алексей Яцына.

— А ведь и верно! — отозвались разом товарищи.

Все потянулись к флягам. [170]

— По такому случаю, товарищ капитан, можно и выпить понемногу.

— Конечно, можно.

Выпили за скорую победу по глотку спирта. Других тостов не произносили. Да и пить больше было нельзя, и желания особого не имели. Поговорили о войне, о родных, товарищах. Каждый вспомнил о близком, дорогом.

Капитан распорядился тщательно обследовать новое пристанище: чердак, лестничные спуски к парадному и запасным входам. Когда спустились на нижний этаж, услышали в соседнем доме пьяные голоса и звуки губной гармоники. Ясно: фашисты справляли Новый год...

Рано утром 1 января Павленко установил наблюдение за мостами через Дунай и набережными, которые отсюда хорошо просматривались. С каждой минутой движение в городе становилось все более интенсивным. Вражеские машины двигались целыми колоннами. Перевалив через мосты, они сразу поворачивали в сторону северной части старой крепости и скрывались за горой на северо-западе. Значит, гитлеровцы сосредоточивались северо-западнее Будапешта для выхода из окружения в общем направлении на Комарно.

Петр передал первое донесение в штаб 5-й воздушной армии для доклада маршалу Ворожейкину. Примерно через два часа после сигнала разведчиков появились четыре группы Ил-2. Затявкали вражеские зенитки. Приняв боевой порядок «круг», штурмовики начали бомбить и обстреливать фашистские войска, скопившиеся на восточном берегу Дуная. Жилых кварталов поблизости не было. «Илы» прикрывались истребителями. Барражируя парами на различных высотах, они внимательно следили за воздухом, чтобы не допустить внезапного появления «мессершмиттов».

Едва успели отбомбиться штурмовики, как прямо через НП группы в направлении горы, на которой возвышалась старая крепость Габсбургов, пронеслись в «клину звеньев» одна за другой четыре девятки пикирующих бомбардировщиков Пе-2. Вскоре за горами Буды далеко от города прогремели сильные взрывы.

Рация группы в это время работала на передачу. Капитан Павленко посылал маршалу авиации Ворожейкину через радиостанцию командующего 5-й воздушной армией донесения о действиях советской авиации, [171] результатах ее ударов, наводил штурмовики на «живые» цели. А группы Ил-2 все прибывали. Сменяя друг друга, они метко наносили удар за ударом по скоплениям гитлеровских войск, блокировали мосты через Дунай. Штурмуя врага, наши самолеты делали все, чтобы не поразить мирные объекты города. Наблюдая за действиями самолетов, Петр вспомнил разговор по телефону маршала авиации Ворожейкина со Ставкой, который он вел накануне отъезда в Будапешт.

— В момент когда гитлеровцы начнут отводить основные силы за Дунай, мы заблокируем городские мосты с воздуха, — говорил маршал. — Фермы, опоры и настилы разрушать не будем. Мосты в Будапеште — не только средство передвижения из одной части города в другую. Это архитектурные памятники. Любой ценой будем стараться сохранить их.

* * *

...Шли третьи сутки работы наблюдательного пункта разведчиков на чердаке многоэтажного дома. За это время они передали несколько донесений о войсках противника в секторе своего обзора, указали важные объекты для нанесения ударов советской авиацией. Рацию включали только в необходимых случаях: в любую минуту группу могли накрыть враги. А тут еще холод донимал. Погода в те дни стояла промозглая. Постоянно дул северный ветер, ночами ударял на редкость сильный для этих мест мороз. Черепичная крыша, на которой расположились разведчики, плохо защищала от стужи. Они основательно промерзли и устали. Нужно было что-то предпринимать. Капитан решил спуститься в бункер, раздобыть хоть немного кипятку. Но как встретят его там? Риск был велик. Однако Павленко понимал: надо рискнуть, иначе придется совсем туго.

— Яцына и Едиберидзе, продолжайте наблюдение, а мы с сержантом Михайлюком разведаем бункер, — распорядился капитан. — Если не вернемся, наблюдательный пункт покинете только с разрешения «Волги». — Это позывной маршала авиации Ворожейкина. — Рацию при уходе уничтожить. Возвращаться прежним маршрутом.

— Задача ясна, — ответил Яцына.

— Товарищ капитан, может, вам одеться в гражданское? — предложил Едиберидзе.

— А где взять? [172]

— Попробую найти.

Едиберидзе, а следом и Михайлюк скрылись в темном проеме чердачной лестницы. Через несколько минут они возвратились с одеждой в руках. Переодевшись, Павленко и Михайлюк спустились в подвальное помещение — бункер соседнего дома, забитый женщинами, детьми, стариками. Люди взяли с собой сюда все, что могли: кровати, диваны, постельные принадлежности и многое другое. Подвал слабо освещался свечами и плошками. Его обитатели занимались кто чем: ели, читали, шили, разговаривали. Некоторые уже спали. Тут было тепло, но очень душно.

Появления разведчиков никто не заметил. Они тихо пробрались по узкому проходу среди спящих детей и стариков в дальний угол подземелья, где была оборудована кухня. Осмотрелись: фашистских солдат не видно. Значит, можно действовать посмелее. За небольшой тумбочкой круглолицая смуглая девушка и белокурый молодой мужчина пили из кружек чай и о чем-то оживленно разговаривали.

— Постой здесь, — шепнул капитан Михайлюку, — а я пойду познакомлюсь с этой парочкой.

— Хорошо, буду начеку, — понимающе кивнул сержант.

Подойдя к тумбочке, Петр жестом попросил у молодого человека прикурить. Тот отрицательно закачал головой.

— Курить здесь нельзя, — сказал он почему-то по-немецки, видимо, поняв, что перед ним не венгр.

— Я знаю, что нельзя. Курить буду там, наверху, — ответил Павленко, тоже по-немецки.

Молодой человек с удивлением посмотрел на пришельца, очевидно соображая, кто он такой. Потом заговорил быстро:

— О нет, нет. Там опасно, герман стреляет.

«Тьфу ты черт! Как же быть? — Мысль работала лихорадочно. — Эх! Была не была».

— Вы немец? — спросил Петр.

— Нет, я чех.

— А ваша девушка?

— Она местная, из Будапешта. А вы кто такой? Как сюда попали? [173]

— С Украины я, — ответил капитан. — Немцы вывезли для работы в Германию, застрял здесь в городе. Ведь советские войска окружили Будапешт.

— Я сам почти в таком положении, — на ломаном украинском сказал парень.

В разговор вступила девушка. Она быстро что-то проговорила по-мадьярски и жестом пригласила Петра сесть рядом на ящик.

— Меня зовут Отакар, ее — Милица, — продолжал парень. — Мы вместе работали недалеко от Будапешта — в Рокощабе, в военном госпитале: я техником по медицинскому оборудованию, она — медицинской сестрой. Раньше, когда война шла на востоке, этот госпиталь располагался в районе Умани. Там я немного научился говорить по-украински. Советская Армия наступала, и госпиталь постепенно перебрался в Будапешт. Но сейчас в нем никого нет, персонал разбежался кто куда. Мы вот очутились здесь, в этом бункере. Милица живет в Буде. Как только представится возможность, уйдем к ней. Только что с нами будет, когда Пешт возьмут?

— Ничего страшного не произойдет, все будет хорошо, верьте мне. Советские войска мирных жителей не трогают, наоборот, помогают им. Когда Будапешт освободят, вы, Отакар, сможете уехать к себе на родину.

— О, если бы так! — произнес Отакар.

— Так, именно так и будет! — убеждал его Петр.

Проговорив больше часа, условились встречаться ежедневно. На прощание капитан попросил керосинку и чайник, стоявшие рядом с тумбочкой.

Поднявшись на чердак, разведчики сразу же приготовили горячий ужин: разогрели консервы, вскипятили воду в чайнике и впервые за последние дни с аппетитом, плотно поели. На душе стало веселее. Обсудили план дальнейших действий.

— А что, если привлечь Отакара и Милицу для добывания сведений о противнике? — предложил Михайлюк. — Вроде бы стоящие люди, не выдадут.

— Мысль хорошая, — согласился командир группы, — попробуем...

Ежедневно на заре и поздно вечером они встречались с Отакаром и Милицей в условленных местах. Павленко поручил им осматривать улицы и дворы, занятые гитлеровцами в центральных районах венгерской столицы, [174] получаемые сведения немедленно докладывал по радио командованию.

Здорово выручили группу Отакар и Милица. Они помогали во всем: снабжали сигаретами, таблетками от простуды, иногда приносили даже продукты. Разведчики крепко сдружились с ними. В оперативный штаб представителей Ставки шли и шли новые донесения.

Через неделю разведчики возвратились в свое расположение. Капитан доложил маршалу авиации о выполнении боевой задачи.

— Ваши донесения были очень кстати. Молодцы! — похвалил Г. А. Ворожейкин.

Вскоре стало известно: окруженный в Будапеште враг готовился вырваться из железного кольца ударом на северо-запад, но эту попытку сорвали наши сухопутные войска и авиация. В этом деле им помогали многочисленные разведгруппы, засланные советским командованием в город.

Через несколько дней в том же составе группу капитана Павленко снова послали в Будапешт. Маршал авиации Ворожейкин напутствовал разведчиков:

— Разберитесь как следует в возникшей несуразице. Вот только сегодня утром мне доложили, что Будапешт с воздуха так заблокирован нашими истребителями, что всякое проникновение фашистских транспортных самолетов к окруженным в нем войскам полностью исключено. В то же время командиры стрелковых соединений сообщают, что немецкие транспортные самолеты регулярно сбрасывают в Буде боеприпасы, медикаменты, горючее и продовольствие, а ночные фашистские бомбардировщики беспощадно бомбят жилые кварталы Пешта и наши войска. Кому же верить? С этими «ударами по своим» тоже не совсем ясная история. Нужно побывать вот здесь, — маршал указал на плане один из кварталов города, — и выяснить, когда и сколько совершено атак нашими самолетами и какие потери понесла наша пехота. И последнее. Уточните, в каком состоянии находятся вот эти объекты. — Маршал указал кварталы, где строго запрещено наносить удары авиации и артиллерии. — Там должна действовать в основном пехота. — Все это делалось для того, чтобы не подвергать разрушению мирные объекты венгерской столицы.

Когда группа вторично прибыла в Будапешт, там по-прежнему гремели ожесточенные бои: и в Пеште, и в [175] Буде. Гитлеровцы, несмотря на огромные потери, сопротивлялись с упорством обреченных, 8 дикой злобе они взрывали в Пеште предприятия, склады, учреждения, жилые дома, выводили из строя связь, водопровод, канализацию. И так — несколько дней. Наконец противник начал отступать из Пешта. Переправившись под покровом ночи в западную часть города — Буду, он взорвал за собой мосты через Дунай. До боли сжимались сердца советских воинов при виде страшных разрушений.

— Варвары, средневековые варвары! — воскликнул сержант Яцына.

Гитлеровцы рассчитывали, что, уничтожив мосты через Дунай, смогут надежно укрыться в Буде и отсидеться там до подхода помощи, которая уже шла с запада. Но они просчитались. Попытка врага прорвать кольцо окружения провалилась.

Разведчики расположились на чердаке массивного здания, откуда и повели наблюдение.

Однажды утром, взглянув на Буду, они были потрясены. На уцелевших домах и развалинах отчетливо виднелись огромные красные полотнища — так много, что было трудно сосчитать.

— Смотрите, товарищи! — закричал Едиберидзе. — Восстание, что ли? На всех домах красные флаги, даже на крепости. Везде реют красные полотнища.

Прильнули к слуховому окну.

— Что это означает, товарищ капитан?

— А вы посмотрите получше. Вон на тот мост. Там тоже висит «красный флаг», а под ним корзина.

Сержанты обратили взгляды на мост.

— Так что это, по-вашему?

— Похоже на парашют.

— Вот именно, что парашюты, — пояснил Петр. — Сделаны они из красного шелка, чтобы не было видно в темноте. Мы с вами всю ночь наблюдали за полетами фашистских самолетов. Много их прошло над нами. А видел ли кто-нибудь хоть один сброшенный парашют?

— Нет.

— То-то и оно. Маскировка, одним словом.

Днем транспортные средства противника над Будой не появлялись. Не летали над Пештом и бомбардировщики врага. Их не пропускали наши истребители и штурмовики. А вот ночью блокада города с воздуха ослабевала, фашистские стервятники прорывались и сбрасывали [176] окруженным продовольствие, боеприпасы, бомбили город и позиции наших войск. Много грузов доставлялось на планерах. Об этом Павленко доложил маршалу Ворожейкину. Первая загадка была разгадана. Оставалась вторая: бьют ли штурмовики по своим?

Это удалось узнать немного позже.

Ликвидация гитлеровцев в западной части Пешта осуществлялась советскими войсками вплоть до 18 января. Эту задачу выполняли части 30-го стрелкового, 18-го гвардейского стрелкового корпусов и 7-го армейского корпуса румын. Их поддерживали летчики 5-й воздушной армии. Для осуществления взаимодействия с пехотой на командные пункты корпусов и некоторых дивизий направили представителей от соединений штурмовой авиации. По просьбе общевойсковых командиров они вызывали штурмовиков и наводили их на опорные пункты или огневые точки противника, оборудованные в окнах и на крышах домов. Самолеты наводили командиры стрелковых частей. Обозначение переднего края или местонахождения советских войск, а также целеуказание осуществлялись по заранее разработанному коду цветными ракетами, трассирующими пулями, дымовыми цветными шашками и другими средствами.

Выбрав удобный момент, разведчики поехали в подразделения 30-го стрелкового корпуса, которые добивали гитлеровцев, засевших в домах на одной из улиц Пешта. Сюда части вызывали «илы» для нанесения ударов по огневым точкам.

Подъехав к большому серому дому, остановились. Впереди гремел бой. Капитан Павленко вышел из машины и направился к группе бойцов. Познакомились. Закурили. Заговорили о наших самолетах. Командир штурмовой группы сержант Т. Рахматулин сообщил, что вчера и сегодня утром «илы» штурмовали опорные пункты на этой улице. Бомбы и снаряды ложились точно в цель.

— Бывает, и по своим бьют? — спросил Петр сержанта.

— Бить не бьют, а пикировать пикируют.

— Как так пикируют?

— А очень просто, летят и пикируют, летят и пикируют. И точно на нас. Мы им навстречу ракеты пускаем, огнеметом указываем цель, а они все пикируют.

— А убитые или раненые были? — допытывался капитан.

— Да нет, таких не было. [177]

— Постоянные сигналы для связи с нашими самолетами имеете?

— Для чего это?

— Чтобы не стреляли по вас.

— Никаких у нас сигналов нет. Мы их сами придумываем.

Подобные разговоры состоялись в других подразделениях. Стало ясно, что сигналы взаимного опознавания сухопутных войск и авиации, а также обозначение переднего края кое-где отсутствуют, солдаты занимаются самодеятельностью. Повинны в этом штабы стрелковых и авиационных частей. Вот самолеты и пикировали иногда на свои подразделения, чтобы уточнить, кто находится внизу. Отсюда и жалобы на них. Так была разгадана вторая загадка.

Павленко направился к машине. На полпути его встретил сержант Яцына.

— Мы нашли во дворе полуживого ребенка, — сказал он хмуро. — Куда его отправить?

— Пойдем посмотрим.

Вошли во двор. Фашистов отсюда уже выбили. Девочка лет пяти лежала на коленях у Едиберидзе и чуть дышала.

— Нужно обогреть ее и накормить, — сказал капитан сержантам.

Разведчики поднялись на второй этаж и вошли в комнату. На кровати лежала женщина, видимо, больная. Рядом с ней — маленький ребенок. В комнате не убрано, доски, мусор.

Девочку положили на кровать, затопили печку, заткнули дыры в окнах.

— Едиберидзе, несите сюда наши продукты. Приготовьте ужин, согрейте чай. Чтобы все были накормлены! — приказал Петр. — Мы с Михайлюком поищем врача.

Не прошло и часа, как в комнате стало тепло и чисто. В чугунной печке потрескивали сухие дрова, где-то добытые Яцыной. На конфорке стояла кастрюля с кашей, которую приготовил из концентратов Давид Едиберидзе. На столе разложили консервы, сгущенное молоко, колбасу, хлеб.

Вскоре возле больной женщины и детей сидел врач. У матери оказалось воспаление легких и голодный обморок. Дети ослабли от голода. У старшей девочки, [178] которую советские воины нашли во дворе, болела нога. Всем тут же оказали помощь.

Разведчики покинули венгерскую семью и разместились в том же доме.

Утром решили навестить больных. Обе девочки уже встали. Мать по-прежнему лежала в постели. Оставив семье продукты, двинулись в путь — предстояло выполнить еще одно важное задание.

Трижды со своими боевыми друзьями побывал капитан Павленко в этой семье на улице Чаки. Последний раз они навестили ее в начале апреля 1945 года, когда завершилось изгнание фашистов с венгерской земли. Мать Ольга и дочки (как ни странно, обе Юлии) выздоровели. Они встречали и провожали советских гостей неизменным «кёсенем» — спасибо. [179]