Сорок минут со смертью

Вечером в небольшом венгерском городке Пюшпёкладене в одной из свободных комнат школы, занятой под госпиталь 53-й армии, за столом собрались несколько офицеров и внимательно наносили на карты обстановку. Временами они переговаривались, советовались. Это работал оперативный штаб представителей Ставки маршалов Тимошенко и Ворожейкина. Название довольно громкое и звучное! А по существу, в штабе имелось всего-навсего два старших офицера по особо важным поручениям: полковник Николай Васильевич Постников, занимавшийся действиями наших войск, и полковник Петр Григорьевич Тюхов, контролировавший действия войск противника. Оба полковника, вскоре ставшие генералами, имели высшее военное образование и большой опыт работы в войсках. Это были незаурядные военные специалисты, знатоки своего дела, люди высокой культуры.

В штабе работали также офицеры-порученцы. Среди них и офицер по особым поручениям капитан Павленко, постоянно находившийся при маршале авиации Г. А. Ворожейкине и занимавшийся только авиационными вопросами. Тем не менее ему очень часто приходилось выполнять и другие поручения, в частности — наносить обстановку на карты маршалов, поскольку он неплохо рисовал, имел каллиграфический почерк. За длительную работу в штабах Петр накопил немалый опыт, неплохо разбирался в тактике родов войск.

Обычно штаб представителей Ставки работал четко, любая обстановка изучалась, анализировалась и тем более наносилась на карты для доклада маршалам очень быстро. Но в районах южнее Дебрецена, севернее Орадья и близ Карцага к 13 октября 1944 года сложилась [121] на редкость запутанная обстановка; чтобы разобраться в ней, потребовалось значительное время. Когда на карты нанесли последние данные о противнике, капитан Павленко спросил полковника Тюхова:

— Петр Григорьевич! Так что же все-таки происходит в районе Карцага? По докладам генерала Манагарова, город был взят его войсками, а позавчера, когда мы к нему подъехали, он оказался в руках противника.

— На войне всякое бывает, — сказал Тюхов. — Действительно, войска сорок девятого стрелкового и восемнадцатого танкового корпусов пятьдесят третьей армии Манагарова во взаимодействии с частью сил конно-механизированной группы Плиева с десятого по двенадцатое октября вели бои и взяли Карцаг. После этого корпуса Манагарова, оставив в городе только свои тыловые части, устремились на запад, к Тиссе, а кавалерийские корпуса Плиева резко повернули на восток для нанесения удара по Дебрецену. Такое указание дала Ставка. Ну а что получилось, смотрите на карту.

Полковник минуту помолчал, о чем-то задумался. Петр смотрел на карту и видел там синие стрелы, направленные на войска Манагарова и Плиева.

— Что это такое, Петр Григорьевич?

— Части противника внезапно ворвались в Карцаг и заняли его. Мы потеряли важный узел коммуникаций на путях наступления наших войск в центральные районы Венгрии.

— Что же будет дальше?

— А дальше будет так, как решат маршалы и конечно же командующий фронтом.

— Ну а все-таки?

— Карцаг надо брать вторично. А может быть, во избежание жертв и кровопролития, будет другое решение.

— Какое?

— Пока не знаю. Возможно, в город будет послан наш парламентер, но вряд ли, потому что враг силен, упоен своим временным успехом и капитуляции, конечно, не примет.

— Петр Григорьевич! А ведь парламентером в нашем штабе утвержден я. Помните?

— Конечно, помню, — сказал Тюхов. — Но дело-то предстоит слишком трудное. Тут еще подумать надо... [122]

Полковник направился по коридору в сторону рабочей комнаты маршалов.

После ужина Павленко вызвали к представителям Ставки.

— Вот и настала ваша очередь, — сказал ему Тимошенко. — Только что пришло новое донесение: наши войска окружили немалые силы противника в Карцаге. Гитлеровский гарнизон продолжает упорно сопротивляться и блокировать этот важный узел коммуникаций на путях наступления наших войск. Конечно, проще всего подкатить поближе к этому городу полки «катюш» и орудий и уничтожить фашистов. Но мы этого делать не будем, дабы не подвергать опасности жизни мирных жителей. Поезжайте утром в Карцаг и передайте ультиматум о немедленной капитуляции, о мирной сдаче в плен. Потребуйте, чтобы город был сдан нашим войскам целым и невредимым!{13}

— У кого получить пакет с текстом ультиматума?

— Никакого пакета не будет. Все, что вам сказано, передайте в устной форме. Да не забудьте захватить белый флаг.

Ночь перед поездкой в стан врага прошла спокойно. Петр написал текст ультиматума, перевел его на немецкий и вызубрил наизусть каждую фразу. Закрыл глаза. О предстоящем визите в расположение гитлеровцев больше не думал. Нахлынули воспоминания о многом из того, что пережил за свою молодую жизнь. Наверное, всегда, когда перед человеком встает смертельная опасность, он начинает вспоминать свое детство, родных и близких, товарищей и любимых. Это вспомнилось и Петру. Но усталость взяла свое, и он уснул крепким сном.

Рано утром Петр проснулся от толчка в плечо. Открыл глаза и увидел шофера.

— Товарищ капитан! Пора.

— Сейчас. — Павленко быстро оделся и поспешил к машине. Заняли свои места и отправились в путь.

На задание с Петром, как всегда, поехали его верные, испытанные друзья — Алексей Яцына, Давид Едиберидзе и Василий Некрасов. Все они — бывалые солдаты, за годы войны прошли сквозь огонь и воду. На таких можно положиться в любой обстановке — не [123] подведут. Комсомолец Алексей Яцына — представительный, атлетически сложенный богатырь с темно-русыми волосами и на редкость живыми голубыми глазами. В бою смелый, решительный, но осторожный — на рожон зря не лез. Оружием владел в совершенстве, стрелял без промаха. На трудные задания вызывался идти первым.

Исключительной храбростью и смелостью отличался коммунист Давид Едиберидзе — стройный красавец-грузин с черными вьющимися волосами, темными глазами. Темперамента его, казалось, хватило бы на троих. Веселый, общительный, он ни при каких обстоятельствах не унывал. Товарищи любили его, охотно шли с ним на самое сложное задание. Давид мастерски владел огнестрельным и холодным оружием, отлично водил автомашину.

Не уступал ни в чем своим друзьям и Василий Некрасов. Искусно владел оружием, был напорист, бесстрашен в бою.

Около девяти часов утра небольшая открытая машина доставила их в район Карцага. Машину вел старший сержант Давид Едиберидзе. Никаких документов при них не было, а личное оружие спрятали под одежду. Справа, к стойке смотрового стекла, был прикреплен небольшой белый флаг. Вскоре парламентеров остановил свой же патруль. Из окопа вышел молодой майор. Павленко объяснил ему цель прибытия.

Майор понимающе кивнул.

— Надо бы помочь вам... Но громкоговорящей установки у нас нет.

— Обойдемся. Белые ракеты есть?

— Хватает.

— Когда мы поедем, дайте серию белых ракет над машиной. Покажите нас противнику.

Автомобиль приблизился к нейтральной полосе — железной дороге. Стрельба в восточном секторе города стихла. Очевидно, фашисты заметили парламентеров, остановившихся у железнодорожной будки на переезде. Только здесь капитан принял окончательное решение — дальше, в город, следовать одному. «Зачем, — думал он, — рисковать молодыми жизнями боевых товарищей? Если суждено погибнуть, так уж одному». Петр положил в карман брюк гранату-лимонку. Приказал всем оставаться на месте, а машину поставить за [124] кирпичное строение. Лица товарищей посуровели. В глазах каждого он прочитал обиду и недоуменный вопрос: «Почему один, почему никого не берет с собой?» Петр поднял белый флаг и спокойно направился по шоссе к ближайшим домам. Прошел мимо строений, напоминающих казармы.

* * *

Кругом было тихо. Но капитан знал: за каждым его шагом наблюдает множество глаз. Петр старался шагать как можно тверже и увереннее, чтобы не выдавать волнения. Об одном думал в эти минуты — добиться капитуляции гарнизона, а значит, избежать напрасного кровопролития. Шел и подбадривал себя словами: «Ну, Петро, держись! Выше голову! Крепче шаг!»

— Хальт! Хальт! — раздалось несколько голосов сразу.

Павленко остановился. Навстречу вышла группа гитлеровцев и, наставив автоматы, преградила путь. Капитан попросил старшего, но никто не сдвинулся с места.

Петр повторил просьбу — опять молчание. Что задумали фашисты? Каково их намерение? Павленко смотрел в полные злобы глаза, переводил взгляд на наведенные дула автоматов. Мысль работала лихорадочно: «Эти вряд ли сдадутся и вряд ли выпустят живым». Рука машинально опустилась в карман. Пальцы нащупали чеку взрывателя гранаты. В другой руке Петр крепко держал белый флаг. Прошла одна, вторая, третья минута... Вдруг подъехала машина. Из нее вышел высокий, тощий, с огромным шрамом на лице подполковник и направился к капитану.

— Я советский парламентер, — заговорил Петр по-немецки. — Мне нужно встретиться с вашим старшим воинским начальником.

— Слушаю вас, — ответил подполковник на ломаном русском языке.

— Советское военное командование поручило мне предъявить вам ультиматум о немедленной сдаче в плен. Вы находитесь в тылу наших войск, и дальнейшее сопротивление бесполезно. Во избежание напрасных жертв весь подчиненный вам состав должен немедленно [125] сложить оружие, никаких разрушений в городе не чинить, мирного населения не трогать.

— Хорошо, я подумаю. — Подполковник собрался уходить.

— У вас нет времени на раздумье. Помощи ждать неоткуда.

Фашист резко повернулся. Капитан увидел его перекошенное от злобы лицо, искривленный рот, сощуренные глаза. Рука фашиста тянулась к кобуре парабеллума. Усилием воли он отдернул руку и сказал громко:

— Черт вас побери! Еще неизвестно, кто к кому первым попадет в плен! В Трансильвании сейчас сражается целая группа армий рейха! Да и здесь мы наступали последние два дня...

— Вы не знаете обстановки, — спокойно ответил Павленко. — Трансильванская группировка отрезана, а на западе советские войска уже форсировали Тиссу.

— Не думаю, чтобы все произошло так быстро, — спокойнее произнес подполковник и потянулся за сигаретой.

— Да, ваш гарнизон попал в окружение, у вас остался один выход — капитулировать.

— Не знаю, не знаю. Я должен подумать.

— Когда дадите ответ? — настаивал капитан.

— Когда-нибудь, — неопределенно буркнул подполковник и быстро зашагал к машине.

— Жду еще тридцать минут, — вдогонку ему крикнул Петр.

— Ответ можете ждать... — Больше Павленко ничего не разобрал, слова подполковника потонули в реве мотора машины, рванувшей к центру города.

Такого поворота событий Петр не ожидал. Рой мыслей снова заполонил его голову. Нужно было все взвесить и принять решение. Но какое? Представитель фашистских войск, засевших в Карцаге, фактически не дал ответа на предъявленный ему ультиматум, и еще неизвестно, сколько времени придется ждать ответа под дулами вражеских автоматчиков, злобные взгляды которых не предвещали ничего, кроме смерти. Не исключался и такой вариант, что гитлеровский подполковник вообще не появится здесь и придется ждать впустую. Закрадывалось подозрение: «А не найдется ли в цепи автоматчиков фашиста-провокатора, который, не дожидаясь решения командования, пустит очередь?» [126]

Петр решил ждать ответа еще тридцать минут.

Время тянулось очень медленно. Он старался ничем не выдавать волнения. Не спеша прохаживался вдоль цепи автоматчиков, курил сигареты, изредка посматривал на часы. Капитан, конечно, понимал, что каждая лишняя минута пребывания под дулами автоматов гитлеровцев связана с большим риском для жизни, но этот риск был оправданным. Ведь он должен привезти представителям Ставки точный ответ от фашистского гарнизона в Карцаге на ультиматум советского командования о капитуляции.

Прошло десять, двадцать, двадцать пять минут. Цепь автоматчиков, стоявшая до сих пор смирно, вдруг ожила. Все громче и громче стали злые шутки, ругань и злорадный смех. Добром это не кончится. Рука потянулась к гранате. Последний раз взглянул на часы. Истекла тридцатая минута.

«Ну что же, — решил Павленко, — условленное время истекло, положительного ответа не последовало, надо возвращаться домой».

Петр остановился перед центром строя гитлеровских автоматчиков, поднял выше белый флаг, повернулся кругом и направился по шоссе к железнодорожному переезду. Его спокойное и уверенное поведение, по-видимому, подействовало на врага. В цепи автоматчиков снова установилась тишина. Все внимательно следили за каждым движением капитана. А он шел к своему автомобилю не спеша, словно отсчитывая шаги. Старался думать о другом, но из головы не выходила мысль: «Сейчас, вот сейчас пустят очередь в спину». Невольно оглянулся. Автоматчики стояли на прежнем месте, держа оружие наготове. Холодок пробежал по спине. Но и в эти напряженные минуты Петра не оставляла мысль: «Неужели сходил напрасно?»

Вот и кирпичная будка.

— Ну как, товарищ капитан? — подбежали сержанты. — Мы тут за вас...

Петр бросил белый флаг на крышу будки, сел в машину и приказал водителю:

— Домой.

В пути Павленко окончательно успокоился.

В штабе подробно доложил представителям Ставки о разговоре с фашистским подполковником. [127]

— Хорошо, пусть подумает, — согласился Тимошенко. — Дезаться им некуда.

И действительно, вскоре подразделения противника в Карцаге выбросили белые флаги, прекратили сопротивление и без боя сдались в плен нашим тыловым частям. Этот важный узел дорог на путях наступления советских войск в глубь Венгрии снова стал функционировать нормально{14}.

В тот же день капитан Павленко с полковником Тюховым и переводчиком — старшим лейтенантом Владимиром Гриценко прибыли в Карцаг со специальным поручением. Осмотрели трофеи, а затем направились к пленным. На одной из улиц возле походной кухни в пленном, одетом в солдатскую шинель, Петр узнал того самого подполковника со шрамом на лице, с которым вел переговоры о капитуляции. Подошел к нему ближе, поздоровался и не без иронии спросил:

— Ну так кто из нас первым попал в плен?

Подполковник, как показалось, отвел взгляд в сторону, не проронив ни слова. Переодетого офицера препроводили в штаб нашей воинской части и допросили по всей форме. На допросе он показал, что является командиром мотопехотного полка 3-й дивизии 4-го танкового корпуса, наносившего контрудар из Сольнока на Карцаг. В результате контрудара город был немцами взят, поступил приказ оборонять восточную часть Карцага. Именно сюда утром 14 октября и прибыл капитан Павленко для вручения ультиматума о мирной сдаче в плен.

— Так почему же вы сразу не приняли предложения о капитуляции? — спросил переводчик.

— Потому что не имел на это полномочий от командования дивизии.

— А где оно тогда находилось?

— Командир дивизии еще до окружения города советскими войсками уехал в штаб корпуса в Сольнок, а его заместитель был на своем командном пункте на западной окраине Карцага.

— Почему на переговоры не явился сам заместитель командира дивизии? [128]

— Старший начальник после моей встречи с советским офицером приказал мне немедленно доставить парламентера к нему на командный пункт.

— Для какой цели? Для переговоров?

— Да. — Помолчав, пленный добавил: — Но скорее всего, для расстрела. Когда полковник посылал меня за парламентером, он приказал мне в случае чего расстрелять его на месте. С этим приказом я и прибыл вторично на место встречи.

— Когда вы прибыли туда?

— Через сорок минут после первой встречи. Но парламентера там уже не было.

— Ну и что же дальше?

— А дальше командир отделения автоматчиков был строго наказан за то, что отпустил живым советского парламентера.

На второй день обнаружили и доставили в штаб и самого немецкого полковника, Это был закоренелый нацист. На допросе вел себя нагло, цинично.

Внимательно слушая показания гитлеровца и рассматривая его злое лицо, с рыбьими глазами, острым длинным носом, тонкими губами и квадратным подбородком, Петр снова подумал: «Если бы я раньше встретился с этим фашистом, наверняка пришлось бы выдергивать чеку гранаты. Наверняка...»

А вскоре Павленко опять вызвали к представителю Ставки за получением нового боевого задания. Маршал Тимошенко приказал доставить на самолете По-2 срочное распоряжение сначала командующему 53-й армией генералу Манагарову в Орошхазу, а затем командиру 6-го гвардейского кавалерийского корпуса из конно-механизированной группы генерала Плиева под Дебрецен.

Во второй половине дня 14 октября, когда солнце стояло еще высоко над горизонтом, самолет, пилотируемый старшим лейтенантом Виктором Тимофеевым, доставил капитана в Орошхазу. Генерал Манагаров сразу принял его и, быстро прочитав привезенное письмо, на несколько минут углубился в карту, лежавшую на столе.

— Доложите маршалу, — сказал командарм, — что все будет выполнено. С войсками генерала Плиева взаимодействие восстановим в ближайшее время. [129]

Слова генерала Манагарова Петр старался запомнить покрепче. Записей никаких он не делал, предстоял еще полет под Дебрецен над территорией, частично занятой войсками противника.

Самолет снова в воздухе. Экипаж взял курс на север, на хутор в двенадцати километрах к юго-западу от Дебрецена. Сутки назад там были наши кавалеристы и танкисты, об этом сообщили по радио. Но вот уже второй день прекратилась с ними связь, и кто сейчас находится в этом районе — неизвестно. Маршрут полета Павленко выбирал подальше от больших дорог и населенных пунктов. Летели в основном над бескрайними кукурузными полями. Сверху хорошо виднелись на перекрестках полевых дорог советские танки и кавалерийские разъезды. Показалось огромное зарево пожара. Приглядевшись, Петр увидел разгромленную колонну немецких машин, многие из которых уже догорали.

* * *

Справа по курсу шел бой. Огненные трассы пуль, летевшие над самой землей в ту и другую сторону, смешивались, образуя своеобразный фейерверк. Впереди горели населенные пункты: там тоже шли бои.

— Мы находимся в заданном квадрате, — сообщил пилот.

— Да, да, мы прилетели. Выбирай площадку и садись. Здесь должны быть наши войска, — ответил Павленко.

Самолет сделал небольшой круг. С земли экипажу махали кубанками казаки-кавалеристы, которых легко было распознать по черным буркам, накинутым на плечи. Летчик всматривался в кукурузное поле, во дворы отдельных домов: где лучше приземлиться? Полным-полно всадников. Кое-где стояли танки с красными звездами на башнях. Самолет пошел на посадку прямо на межу. Навстречу ему устремилось несколько всадников.

— Привет, авиаторы!

— Привет, казаки!

— К кому и зачем прилетели?

— У нас срочное дело к вашему командиру.

— Придется поехать с нами в хутор, это рядом. Штаб 6-го кавалерийского корпуса располагался в домике на окраине хутора. В штабе находился командир [130] конно-механизированной группы генерал-лейтенант Исса Александрович Плиев, который лично возглавлял руководство боями в этом районе. Выслушав доклад капитана и прочитав доставленное боевое распоряжение представителя Ставки, Плиев на словах передал для маршала Тимошенко, что задача ясна и будет выполнена.

— Что вы собираетесь делать? — спросил генерал у Павленко.

— Лететь обратно.

— А засветло успеете добраться? Ведь скоро стемнеет!

— Доберемся. Ничего не случится, — уверенно произнес Петр.

— Смотрите, не попадите в беду.

Опасения генерала Плиева оказались не напрасными. На обратном пути попали в такой переплет, что чуть было не поплатились жизнью. Самолет взлетел, когда солнце уже скрывалось за горизонтом. Сумерки сгущались с каждой минутой. Темнота наступила внезапно. После часа полета все слилось в сплошную черноту.

— Как будем садиться? — спросил Павленко у Тимофеева.

— Площадку обещали подсветить кострами и ракетами.

По всем расчетам, самолет уже находился в районе Пюшпёкладаня. Экипаж делал круг за кругом, сигналил ракетами, но на земле не зажигали обещанных костров, не выпускали осветительных ракет. Что делать? Посадка в абсолютной темноте на неизвестной местности почти всегда кончалась для самолета и его экипажа катастрофой. Если лететь дальше — можно угодить к противнику. Значит, надо садиться здесь любой ценой.

— Другого выхода у нас нет, надо будет садиться, — сказал Петр Виктору.

Тот понимающе кивнул:

— Поищу подходящую площадку.

Самолет закружил над местностью. Офицеры до боли в глазах вглядываются в землю. Но густая мгла закрыла все. Тогда Тимофеев выстрелил из ракетницы. Свет ракеты выхватил из темноты небольшую ровную площадку, кое-где покрытую мелким кустарником.

— Стреляй вверх вперед! — закричал он и сунул капитану две ракетницы и несколько ракет.

Петр понял Тимофеева. В момент посадки нужно было осветить впередилежащую местность. Наконец самолет [131] коснулся земли, подпрыгнул, опустился на три точки и медленно покатил, цепляясь крыльями за невысокий кустарник. Последний толчок — и остановка.

— Ур-р-а!!! — закричали оба разом. Радость была велика: целы и невредимы!

— Такое случается в авиации редко, — сказал Павленко Тимофееву.

— Видно, мы оба родились в рубашках, — согласился Виктор и тут же недоуменно проговорил: — Сесть-то мы сели, но где?

— Разберемся. Глазное сделали. Приказы маршала доставили по назначению и в срок. Теперь у нас есть время, до утра успеем выяснить, куда мы попали.

— Ну а если в расположение противника, что тогда? — продолжал Виктор.

— Самолет сожжем, попытаемся до своих добраться пешком. У тебя сколько запасных дисков к автомату?

— Два.

— У меня один. Маловато, конечно.

Донесся лай собак. Прислушались. Очевидно, рядом населенный пункт. Капитан решил сперва осмотреть самолет и место посадки — на случай, если придется утром взлетать. По-2 оказался в полной исправности. Сидел он в нескольких метрах от глубокого оврага, на лугу, поросшем редким мелким кустарником.

— Виктор, взгляни сюда, — указал Петр на овраг, — это еще раз подтверждает, что родились мы не только в рубашках, но и в штанах.

— Что верно, то верно, — согласился пилот, — помоги занести хвост самолета.

Развернули По-2 на сто восемьдесят градусов и подтянули к поляне. Убедившись, что поблизости никого нет, оставили машину и пошли к населенному пункту. Маленький хуторок, всего из четырех дворов, находился у самой дороги. Подошли ближе. Возле одного дома стояли мужчины, оживленно о чем-то разговаривали. Путники, укрывшиеся за толстыми деревьями, вслушивались в их речь, всматривались, что происходит в хуторке.

— Немцев здесь, по-моему, нет, — рассудил Павленко, — подойду к крайнему дому.

— Нет, — запротестовал Тимофеев, — первым пойду я. Я немного понимаю по-мадьярски.

— Ладно. Попробуй узнать, как называется хутор и где фашисты. [132]

Минут через десять Петр и Виктор уже сидели в светлой комнате среди венгерских крестьян. Собрались мужчины, женщины. Прибежали и дети. Где обходится без них? Им все интересно знать. А тут советские офицеры пришли! Павленко обратил внимание на то, что среди собравшихся были молодые мужчины. Явно недавние солдаты, сбежавшие с фронта.

На столе появился кувшине молоком и краюха хлеба. Гостей радушно угощали. Завязался разговор. Поначалу он не клеился из-за незнания Петром и Виктором венгерского языка. Но выручил мужчина, приглашенный из соседнего дома, — Иштван (Павленко и Тимофеев называли его Иваном). Оказалось, что он много лет жил в Закарпатской Украине и потому неплохо говорил по-украински. Иштван рассказал, что только вчера хутор покинули фашисты, еще сегодня мимо по дороге проходили колонны немецких машин.

— Мадьяры ненавидят фашистов, — сказал Иштван, — ждут не дождутся, когда они оставят венгерскую землю.

Петр попросил Иштвана объяснить землякам, что Советская Армия пришла в Венгрию освободить народ от гитлеровского ига, помочь восстановить свободу и независимость.

Иштван перевел, и венгры радостно заулыбались.

Беседа длилась долго. За несколько часов советские офицеры и венгерские крестьяне стали хорошими друзьями.

Ночь Виктор и Петр провели в крайнем от дороги домике. Венгры сами вызвались охранять самолет.

Уснули друзья быстро. Но долго спать не пришлось: разбудила хозяйка дома. Насмерть перепуганная женщина вбежала в комнату и закричала:

— Рус капитан! Герман, герман!!!

Оба мигом вскочили и вслед за хозяйкой вылетели во двор, еще толком не ведая, что произошло.

На дороге, недалеко от домика, в котором они заночевали, стояла колонна немецких машин. Спешившиеся гитлеровцы толпились возле колодцев. Слышалась громкая гортанная речь, повсюду мерцали огоньки ручных электрических фонариков, бренчали термосы, котелки и оружие.

Незаметно перебежали через двор. Долго шли по тропе, что тянулась через огород. Затем свернули в сторону к небольшому стожку сена. Женщина показала [133] место, где можно было спрятаться, и тут же удалилась.

Остаток ночи офицеры провели в этом укрытии, чутко прислушиваясь, что делается на дороге и на хуторе. Под утро немецкая колонна снялась с места и покатила на северо-запад.

Начало светать. Павленко и Тимофеев поспешили к самолету, но не увидели его.

— Вот так номер, что же теперь делать? — сокрушался Петр.

— Смотрите лучше, товарищ капитан! Цел ваш самолет.

— Где же он?

И тут Павленко увидел огромную кучу зеленых веток. Рядом на траве сидел и курил Иштван с приятелем.

— Это мы закрыли ваш самолет, чтобы германец не заметил с дороги, — улыбнулся Иштван.

— Спасибо вам, дорогие друзья, за выручку. Мы вас никогда не забудем.

Офицеры крепко пожали руки венгерским товарищам.

Все вместе убрали маскировку и подготовили машину к взлету.

— Ну теперь можно лететь, — сказал Тимофеев и попросил Павленко дернуть за винт.

Мотор запустился сразу. Петр занял свое место в самолете, посмотрел на Иштвана и его друга. Оба они энергично махали руками на прощание.

Поднявшись в воздух, старший лейтенант взял курс на юго-запад.

Рано утром 15 октября По-2 благополучно приземлился на свою площадку, на южной окраине Пюшпёкладаня. Самолет еще рулил, когда к нему подбежал механик — совсем молодой паренек в комбинезоне.

— Спасибо за подсветку, — с укором сказал ему летчик.

— Не до того было, товарищ старший лейтенант. Вчера вечером здесь шел бой. Какая-то немецкая колонна угодила прямо на нашу площадку. Ну ее здесь и встретили артиллеристы. Видите, сколько наколочено.

— Все ясно.

Маршалы Тимошенко и Ворожейкин внимательно слушали донесения от генералов Манагарова и Плиева, которые Павленко передавал на словах. Полковник [134] Тюхов делал пометки на карте, разложенной на столе. После доклада Тимошенко спросил:

— Ну как летели, где заночевали?

Петр рассказал подробно обо всем, что с ним произошло.

— Все хорошо, что хорошо кончается, — сказал Тимошенко. — А мадьяры молодцы. Спасибо им.

...Советские войска, решительно преследуя противника, громили его отходящие колонны. За несколько дней они освободили многие десятки населенных пунктов Трансильвании и восточных районов Венгрии, продвинулись на запад на сто двадцать и более километров. К исходу 19 октября, нанося удары по сходящим направлениям, войска конно-механизированных групп генералов И. А. Плиева и С. И. Горшкова во взаимодействии с 6-й гвардейской танковой армией и 33-м стрелковым корпусом ворвались в Дебрецен. Утром 20 октября город был полностью очищен от вражеских войск. Противнику не удалось организованно отойти за Тиссу. Советские танкисты, пехотинцы, конники и авиаторы к югу от Дебрецена нанесли врагу огромный урон. На дорогах, полях и в населенных пунктах фашисты оставили множество боевой техники. А в кукурузных зарослях, в кустарниках и сараях прятались сотни гитлеровских солдат и офицеров, не пожелавшие сдаться в плен. Зато мадьярские солдаты и офицеры сдавались целыми подразделениями и частями. Многих из них направляли в венгерский город Ясберень, в котором формировались добровольческие мадьярские соединения. Они геройски дрались с гитлеровскими полчищами и плечом к плечу с войсками 2-го Украинского фронта освобождали венгерскую землю от фашистской тирании.

Не успели погаснуть пожарища в Дебрецене, как маршалы Тимошенко и Ворожейкин вместе со своим штабом въехали в город. Остановились на квартире у пожилого рабочего. Он искренне радовался приходу советских войск, спасению Дебрецена и его жителей от окончательного разрушения и истребления.

Венгр со слезами на глазах рассказывал, что, отступая, фашисты взорвали заводы, железнодорожное депо, элеватор и мельницу, разрушили множество жилых домов, сожгли все продовольственные склады, запасы сырья [135] и многое другое. Тысячи мирных жителей остались без крова и пищи.

Из Дебрецена маршал Тимошенко позвонил в Ставку и доложил Верховному Главнокомандующему о завершении наступательной операции наших войск в этом районе. Сталин выслушал доклад, похвалил части и соединения за успешные боевые действия. Он потребовал принять самые срочные меры для быстрого продвижения подвижных групп 2-го Украинского фронта на север, чтобы во взаимодействии с войсками 4-го Украинского фронта, наносившими удар в направлении Чопа и Мукачева, окружить и пленить клужско-сигетскую группировку противника.

Для непосредственной поддержки конно-механизированных групп генералов Плиева и Горшкова с воздуха Ставка приказала выделить 5-й штурмовой авиационный корпус генерал-майора авиации Н. П. Каманина. Этот корпус срочно перебазировался на Дебреценский аэродромный узел. Офицеров наведения авиации с радиостанциями немедленно направили в кавалерийские и танковые соединения. [136]