Ради нескольких цифр

Весна 1944 года. Петр Павленко и его товарищи по оружию снова в Молдавии, снова ведут бои. Тут их застала война, и они большой кровью защищали каждую пядь этой прекрасной земли. Еще в 1941 году Петр изучил и запечатлел в своем сердце населенные пункты, рощи и речки, безымянные высоты и дороги здешнего края. Тогда, в первые дни июня, все утопало в цветах и зелени.

И теперь, в солнечные весенние дни сорок четвертого, в Молдавии все кругом цвело и благоухало. Прекрасный край встречал своих воинов-освободителей теплом, запахом цветов и светлыми улыбками мирных жителей.

Среди прибывших освобождать эту землю от врага было совсем немного тех, кто начинал здесь воевать в сорок первом. Многие сложили головы на полях брани.

Ну, а те, кто остался в живых, были совсем другими людьми: возмужалыми, опытными командирами, научившимися воевать не числом, а умением.

В те весенние дни на молдавские аэродромы сели полки 9-й гвардейской истребительной авиационной дивизии, которой командовал Александр Покрышкин, ставший уже подполковником, дважды Героем Советского Союза. В сорок первом в небе Молдавии он открывал счет сбитым фашистским самолетам.

Война продолжалась. Советские войска готовились к наступлению на Балканы и в Центральной Европе, чтобы добить фашистского зверя.

Готовились к предстоящим боевым действиям и войска 2-го и 3-го Украинских фронтов: 2-й Украинский фронт под командованием генерала армии Р. Я. Малиновского [73] сосредоточился в северных районах Молдавии; 3-й Украинский, которым командовал генерал армии Ф. И. Толбухин, — в Центральных и южных районах. В состав фронтов входили 5-я воздушная армия генерал-полковника авиации С. К. Горюнова и 17-я воздушная армия генерал-полковника авиации В. А. Судца.

Весной и в начале лета 1944 года в районе севернее Ясс шли ожесточенные бои по улучшению позиций. Временами они затихали, потом разгорались с новой силой.

Истребительные авиационные корпуса 5-й воздушной армии надежно прикрывали войска 2-го Украинского фронта от ударов с воздуха. Станции наведения истребителей были установлены на холмах невдалеке от переднего края. Здесь же находился вспомогательный пункт управления (ВПУ) командующего 5-й воздушной армией генерал-полковника авиации С. К. Горюнова. Вместе с ним круглосуточно работала небольшая оперативная группа офицеров, которая держала связь по радио с истребительными, другими авиационными соединениями и частями, а также с ВПУ фронта. В этой опергруппе работал и получивший звание капитана Павленко. Петру и раньше часто приходилось встречаться в штабе с Сергеем Кондратьевичем Горюновым. Он был невысок, полноват, но быстр в движениях. Лицо крупное, взгляд строгий, внимательный. Улыбался Сергей Кондратьевич очень редко. Всегда был предельно сосредоточен, спокоен. В разговорах не употреблял лишних слов и не терпел болтливых людей. Зато любил летчиков, которые вели себя смело и решительно, рисковали ради победы. Ценил он и смелых, инициативных штабных работников. Поэтому сразу обратил внимание на помощника начальника разведки Павленко, который отличался собранностью, находчивостью, напористостью при выполнении заданий.

В один из дней капитана Павленко вместе с начальником разведки полковником Абалакиным неожиданно вызвали к представителю Ставки по авиации С. А. Худякову.

— Вашему разведотделу предстоит выполнить необычную задачу, — сказал генерал-полковник. — На первый взгляд дело покажется пустяковым. Но это не так. Наоборот, задание важное, и отнеситесь к нему со всей серьезностью. Так вот: требуется разыскивать сбитые самолеты противника и устанавливать их заводские номера, а также номера моторов. [74]

Ни Павленко, ни его начальник не поняли, кому и зачем это понадобилось, но задание есть задание, его надо выполнять.

— Беритесь за это дело, капитан, — сказал полковник Абалакин.

И Павленко взялся. Трудился усердно. Через несколько дней в разведотдел зашел офицер для особо важных поручений представителя Ставки полковник П. Г. Тюхов.

— Ну как, собираете номера? — спросил он. — Имейте в виду, маршала Тимошенко интересуют сведения о новых самолетах, которые промышленность фашистской Германии произвела в течение весны и лета текущего года, а не вообще.

— Такими сведениями мы пока не располагаем, но материал этот уже начал собирать мой помощник капитан Павленко, — ответил Абалакин.

Тюхов подошел к Петру и протянул руку. На вид полковнику было меньше сорока. Стройный, выше среднего роста, атлетически сложенный шатен с голубыми глазами, правильными чертами лица и мягким приятным голосом. Так состоялось знакомство Павленко с Петром Григорьевичем Тюховым, с которым судьба связала его на долгие годы.

После разговора с Тюховым сомнения в важности поручения рассеялись, и Петр с особым старанием выполнял его.

Фашистские самолеты сбивали почти каждый день. Прямо над ВПУ 5-й воздушной армии 31 мая барражировала эскадрилья истребителей Ла-5 под командованием капитана И. Кожедуба из 240-го истребительного авиационного полка. На юго-западе, в районе Романа, показалась большая группа вражеских самолетов Ме-109. Глядя на них, генерал Горюнов произнес:

— Ну вот и пожаловали «чистильщики», скоро жди бомбардировщиков. — И тут же распорядился: — Немедленно отогнать их!

Приказ был передан по радио эскадрилье истребителей.

— Я «Беркут-один». Вас понял, — ответил Кожедуб и вместе с ведомым вышел навстречу группе «мессершмиттов». Сближение длилось секунды. Пулеметная [75] очередь — и самолет ведущего вспыхнул. Капитан Кожедуб расстрелял его почти в упор{8}.

— Вот это лобовая! Классическая атака! — восхищенно воскликнул один из офицеров.

— Смотрите! Смотрите! — раздался голос другого. — Наши атакуют всей группой!

Советские истребители дружно наседали на врага. Фашистские самолеты пытались уйти, но не тут-то было: «лавочкины» настигли их. Загорелся один, потом второй, третий «мессер».

Петр старался определить и отметить на карте места падения вражеских машин. Он, как и все наблюдавшие за этим боем, гордился нашими летчиками.

В это время на ВПУ армии позвонил генерал армии Р. Я. Малиновский и спросил, кто сбил ведущего.

— Капитан Кожедуб, — коротко ответил генерал Горюнов.

— Молодец, поздравьте его, — сказал Малиновский.

Павленко по опыту знал, что гитлеровцы на этом не успокоятся. Так оно и случилось. Через две-три минуты с юга со стороны Фокшанского аэроузла к переднему краю направилась новая группа истребителей-»чистильщиков» ФВ-190. Эскадрилья Кожедуба, приняв соответствующий боевой порядок, устремилась навстречу. Впереди, как и прежде, летел командир. Он нацелился на головную вражескую машину и пошел в лобовую атаку. Секунда, вторая, третья... Самолеты сближались на огромной скорости. Еще мгновение... И тут нервы фашиста не выдержали, он попытался отвалить в сторону, однако было уже поздно. Меткой короткой очередью из пушек Кожедуб прошил самолет врага. Фашистский летчик выпрыгнул с парашютом, а его самолет упал в расположении наших войск.

Вдохновленные примером командира, другие летчики смело ринулись на гитлеровцев. Наши и фашистские истребители закружились в «вертикальной карусели». Рев авиационных моторов и треск пулеметных и пушечных очередей заглушили шум наземного боя. Один за другим загорелись и упали на землю шесть «фокке-вульфов». Петру удалось зафиксировать места их падения. Наблюдавшие за схваткой в воздухе советские [76] воины кричали «ура». Они были восхищены мастерством и мужеством летчиков. На ВПУ воздушной армии снова раздался звонок генерала Малиновского.

— Кто сбил самолеты? — последовал вопрос.

— Капитан Кожедуб сбил ведущего группы и еще один «фокке-вульф» — ведущего пары, а остальные пять самолетов сбили летчики его эскадрильи, — ответил Горюнов.

Но и после второй схватки небо не стало чистым. К линии фронта с юга, со стороны Фокшан, на высоте полутора тысяч метров приближалась большая группа бомбардировщиков Хе-111. Они следовали плотным строем, девятками. Вокруг сновали тонкие, как осы, Ме-109.

Эскадрилья Кожедуба, разгромив вторую группу истребителей противника, израсходовала почти все боеприпасы, горючее и собиралась уходить на свой аэродром. Вторая эскадрилья 240-го истребительного полка была связана воздушным боем с вражескими самолетами в районе Тыргу-Фрумос, а третья только поднималась в воздух и должна была появиться через несколько минут.

— Поздновато. «Хейнкели» успеют отбомбиться, — сказал командующий и быстро взял микрофон. В эфир на волне «Беркутов» он послал слова не приказа даже, а просьбы: — «Беркут-один», я «Сокол-один»! Немедленно сбить ведущего бомбардировщиков! Сбить во что бы то ни стало! Прошу вас. Как поняли?

— «Сокол-один», я «Беркут-один». Вас понял. Атакую, — послышалось в ответ.

Капитан Кожедуб тут же дал команду своим ведомым следовать на аэродром, а сам сделал вертикальный маневр и молнией понесся навстречу колонне «хейнкелей». За ним потянулись огненные трассы. Но Кожедуб резким броском в сторону увильнул от них. Сблизившись на расчетную дистанцию, он выпустил последние снаряды по ведущему колонны и, чтобы избежать столкновения, нырнув под колонну, со снижением ушел в сторону своего аэродрома. Ведущий вражеский бомбардировщик, подбитый Кожедубом, сперва резко клюнул носом, а затем, разваливаясь на куски, упал на землю. Павленко тут же отметил место его падения. Остальные самолеты, нарушив первоначальный строй, начали сбрасывать бомбы на свои войска и, разворачиваясь [77] на сто восемьдесят градусов, быстро уходить на юг.

Наблюдавшие за боем солдаты и офицеры радостно кричали:

— Вот это работа! Срезал начисто! Герой, настоящий герой!

В третий раз позвонил командующий фронтом генерал армии Р. Я. Малиновский и спросил Горюнова:

— Кто сбил ведущего бомбардировщика?

— Капитан Кожедуб!

— Как, снова Кожедуб?!

— Да, он сбил за один вылет четыре ведущих самолета, — подтвердил Горюнов.

После небольшой паузы командующий фронтом сказал:

— Товарищ Горюнов, представьте капитана Кожедуба к званию Героя Советского Союза!

— Он уже удостоен этого звания.

Снова молчание.

— А сколько он всего сбил самолетов? — спросил Малиновский.

— Более тридцати.

— Тогда представьте Кожедуба повторно к званию Героя Советского Союза и сегодня же вечером пришлите летчика ко мне{9}.

— Будет исполнено, — коротко ответил Горюнов.

Вечером того же дня командующий фронтом вручил капитану Кожедубу и другим летчикам ордена Красного Знамени.

Через несколько дней на трехместном самолете Павленко послали за летчиком-асом, которого сбил в районе Лорга все тот же Кожедуб.

Быстро был найден нужный населенный пункт и обнаружено место падения фашистского истребителя. Пилот совершил посадку. Кругом валялись обломки. На уцелевшей нижней передней части мотора Петр заметил медную пластинку, на которой были обозначены фирма, серия, заводской номер и дата выпуска. Все записал. Обследовали обломки, стремясь установить номер самолета, но безрезультатно. Пленного летчика, награжденного двумя Железными крестами, нашли в штабе одной из танковых частей. [78]

Вечером полковник Абалакин и капитан Павленко пошли на доклад к генерал-полковнику авиации Худякову.

— Ну какие у вас новости? Выкладывайте, — сказал генерал.

— Вот заводской номер мотора и другие сведения. Полковник положил донесение на стол представителя Ставки.

— А номер самолета? — спросил Худяков.

— Не установлен. Фюзеляж сгорел, пленный летчик номера не помнит.

— А что сообщил он об укомплектованности авиационных частей новой материальной частью?

— По словам пленного, — сказал полковник Абалакин, — из Германии прибыла группа истребителей ФВ-190 и Ме-109 последних модификаций. Все они предназначены для румынской королевской гвардии летчиков, и теперь король Михай будет летать на самом новом «мессершмитте».

— А разве король Михай летчик? — спросил Худяков.

— Пленный рассказывал, что Михай летает на самолетах нескольких типов.

— О чем еще говорил пленный?

— Просил показать сбившего ею летчика.

— Ну что ж, желание законное, — сказал генерал Худяков. — Надо удовлетворить. — Подумав, спросил: — Где еще базируются свежие авиационные части противника?

— На Фокшанском аэроузле. Туда посажена целая эскадра, вооруженная новейшими истребителями Ме-109 и ФВ-190 для прикрытия района Плоешти.

— Так вот, — заключил Худяков, — в дальнейшем внимание районам Фокшан и Бухареста. Используйте все возможности, чтобы добыть хотя бы несколько цифр, по которым можно судить о времени и месте производства последних типов самолетов противника. Эти сведения сейчас очень нужны. А номер мотора, о котором вы доложили, годичной давности и нас не интересует.

...Шли дни. Советские войска готовились к наступлению. Специальная авиационная группа, в которую входили самолеты-разведчики Пе-2 и Ил-2, сфотографировала [79] с воздуха Тыргу-Фрумосский и Ясский укрепрайоны и всю полосу предстоящего наступления войск фронта (эти районы были построены еще в первую мировую войну, а накануне второй мировой модернизированы). На заснятой огромной полосе местности опытные глаза фотограмметристов-дешифровщиков отчетливо увидели линии долговременных огневых точек различных типов: полукапониров, капониров и блокгаузов. Эти линии образовывали первую, вторую и третью позиции, которые, в свою очередь, составляли главную полосу обороны, за ней шла вторая, и на удалении пятнадцати — двадцати километров от переднего края по хребту Маре проходила третья полоса. Вот так внешне выглядела укрепленная оборона противника в районе Ясс и западнее этого города. А что собой представляла эта оборона внутри? Какова ее насыщенность огневыми средствами? Какова плотность огня по отдельным направлениям? Каково полевое заполнение этих УРов? На эти и другие вопросы необходимо было найти ответы. Их искали целыми сутками многие специалисты из аэрофотослужбы 5-й воздушной армии. Разведданных с нетерпением ждали наши танкисты — для уточнения маршрутов ввода в прорыв, артиллеристы — для планирования своих огней и, наконец, бомбардировщики — для нанесения ударов. В общем, данные нужны были всем, кому предстояло подавлять, разрушать и прорывать вражескую оборону. Однако полных данных все еще не было.

Во всех звеньях сложного фронтового механизма день и ночь кипела напряженная работа, нужные сведения о противнике постепенно собирались, а вот выполнение задания по добыче номеров новых фашистских самолетов не продвинулось ни на шаг. Павленко вместе с Абалакиным приходилось изредка бывать на докладе у командующего фронтом Р. Я. Малиновского, и однажды он спросил:

— Ну как, удалось добыть номера новых немецких самолетов?

— Пока нет, — смущенно ответил капитан.

— Торопитесь, время не ждет. Или справиться не можете?

— Задание будет выполнено, товарищ командующий, — заверил Абалакин.

Горько было слышать упрек, справедливый упрек. [80]

Уже прошла половина августа 1944 года. Разведотдел получал множество различных сведений и снизу, и сверху, от соседей справа и слева, из-за линии фронта, однако данных о номерах новых фашистских самолетов не было. Это удручало.

Всех работавших на вспомогательном пункте управления 5-й воздушной армии 19 августа пригласил к себе С. А. Худяков, которому в этот день присвоили звание маршала авиации. Он поставил перед разведчиками задачи в связи с наступательной операцией, сообщил, что на танки командиров передовых подразделений 6-й танковой армии будут посажены специально выделенные авиаторы. Наряду с выдачей целеуказаний летным экипажам они должны будут при захвате аэродромов противника записывать заводские номера всех оставленных гитлеровцами самолетов.

Офицеры разведотдела терялись в догадках: кому и для чего потребовались эти номера? Если к поиску подключают таких людей, значит, очень нужны.

* * *

...Ясско-Кишиневская операция началась утром 20 августа 1944 года. После прорыва тактической зоны обороны в сражение были введены части и соединения 6-й танковой армии, которые захватили ряд вражеских аэродромов{10}. В разведотделе смекнули: случай упускать нельзя.

Вечером 29 августа полковник Абалакин и капитан Павленко зашли к заместителю командующего воздушной армией по тылу генералу П. М. Тараненко и спросили, не собирается ли он посылать кого-либо на захваченный нашими танкистами Фокшанский аэроузел.

— Завтра утром сам полечу туда, — ответил генерал.

— Как завтра? Ведь там еще много гитлеровцев.

— Ничего. Пока доберусь, никого не будет.

— В таком случае разрешите и мне с вами лететь, — попросил Петр.

— Капитану командующий приказал переписывать заводские номера всех оставляемых противником самолетов и моторов, — пояснил Абалакин.

— И вам тоже? — Генерал рассмеялся. — Мне начальство два месяца не дает покоя из-за этих номеров. [81]

Абалакин и Павленко переглянулись: значит, и генерал Тараненко занимается этим вопросом.

— Хорошо, капитан, — согласился генерал. — Полетим вместе смотреть Фокшанский аэроузел, заодно запишем и номера самолетов. Значит, завтра в восемь ноль-ноль вылетаем на Двух По-2 с нашей площадки.

Утром Петр спросил у генерала Тараненко:

— Разрешите узнать, каким маршрутом полетим?

— Напрямик.

— Напрямик нельзя. В лесах, над которыми мы полетим, несколько тысяч вооруженных до зубов гитлеровцев.

— Вы можете лететь другим маршрутом, а я полечу этим.

Самолет генерала Тараненко взлетел и на бреющем пошел на юг, быстро слившись с фоном окружающей лесной местности. Павленко с пилотом старшим лейтенантом Василием Кузнецовым несколько задержались у своего По-2, чувствуя неловкость от слов генерала. После минутной заминки капитан произнес:

— Летим! Прижимайся ближе к западному шоссе. Не думали они, что впереди их ожидает столько опасностей и приключений. Уже через двадцать минут над населенным пунктом Негрешти самолет атаковали два «мессершмитта». Избегая наземного автоматного огня гитлеровцев, поднялись на тысячеметровую высоту и попали в лапы «мессеров». Сперва увидели огненные трассы, прошившие левую плоскость машины: консоль верхней плоскости была повреждена. Вражеские истребители, проскочив над По-2, стали разворачиваться влево с набором высоты для повторной атаки.

— Давай к земле, — крикнул Петр пилоту, а сам потянулся к мешочку с ракетницами.

Кузнецов резко убрал газ и перевел самолет в глубокое скольжение. Павленко выхватил обе ракетницы и выстрелил в направлении вражеских истребителей. В это время последовала повторная атака. Пунктиры трассирующих пуль прошли мимо. Фашисты стреляли явно неважно, что и выручало беззащитный «кукурузник».

Самолет, прижавшись к земле, на полном газу несся вдоль дороги Бакэу — Аджуд-Ноу на юг. «Мессеры» отстали. Впереди по курсу показалась колонна автомашин. [82] Экипаж подлетел ближе и увидел: у самой обочины, накренившись, лежит По-2. Вокруг него толпа солдат. Кузнецов сделал круг, другой...

— Так это же самолет генерала Тараненко, по хвостовому номеру вижу! — вырвалось у Павленко.

— Что-то случилось с ним, — крикнул в ответ пилот.

Капитан приказал Кузнецову садиться рядом. Самолет мягко приземлился на ровной лужайке, подрулил. Офицеры подбежали к машине генерала и увидели изрешеченный пулями фюзеляж, окровавленную заднюю кабину. Тяжело раненного генерала Тараненко уложили на подошедший бронетранспортер. Подбежала медицинская сестра, оказавшаяся в автоколонне. Генерал, не сказав ни слова, по пути в медсанбат скончался от пулевых ран, полученных при обстреле самолета из леса юго-западнее Васлуй.

— Да, не послушался нашего совета, — сокрушенно произнес Павленко.

— Храбрый был человек.

— Даже чрезмерно. Вот эта храбрость и подвела.

Отдав необходимые распоряжения солдатам, оставшимся охранять По-2, Павленко с Кузнецовым отправились дальше. Вначале решили приземлиться в Аджуд-Ноу, а затем побывать на аэродромах Фокшаны, Текуч и Бузэу. Все они вместе и составляли Фокшанский аэроузел.

Самолет взлетает и следует к Аджуд-Ноу. Летит вдоль дороги. По ней движутся тыловые подразделения передовых танковых частей. Водители машин и бойцы, сидящие в кабинах и кузовах, завидев «кукурузник», приветливо машут руками.

Когда до города осталось около десяти километров, движение по дороге вдруг прекратилось. «Что бы это значило? — подумал Петр. — Может, не туда летим? Нет, вот и обозначенная на карте деревушка. Но в ней тоже безлюдно. А вот и сам городок Аджуд-Ноу. В нем также почему-то не видно ни войск, ни местного населения».

Тревога нарастала. Неужели здесь еще противник? Не может быть.

Несколько дней назад передовые советские танковые части прошли эти места, об освобождении Аджуд-Ноу уже сообщалось в сводке Совинформбюро. [83]

Разгадка пришла позже, когда к Аджуд-Ноу прорвались из окружения около семи тысяч гитлеровцев{11}. Одна из групп противника захватила аэродром и пополняла свои запасы из авиационных складов, расположенных рядом с летным полем. Экипаж По-2, к сожалению, об этом ничего не знал и вел свой безоружный самолет прямо в расположение врага.

Аэродром обнаружили сразу, севернее городка. Сели, подрулили к стоянке, на которой противник оставил несколько неисправных штурмовиков. Капитан начал считать: семь «Хеншель-126» и один самолет связи ФШ-156, или, как его прозвали, «костыль». Около них лежали приборы, инструменты, одежда и даже рассыпавшаяся колода карт.

— Наши танки врасплох застали фашистов. Те разбежались, как зайцы, — заметил Кузнецов.

— Похоже, что времени на сборы у них не было, — заметил Петр.

— Больно уж тихо. Как в могиле, — усомнился Василий. — Вас это не настораживает?

— Видимо, тут просто-напросто никого нет. Давай-ка займемся делом.

Пилот начал ремонтировать консоль крыла, а Павленко направился к самолетам. Обошел их по очереди и записал заводские номера, год и месяц производства, другие данные. Последним был новенький «хеншель» со сломанным шасси. Записал его номер, дату выпуска и не поверил глазам.

— Вот так удача! — воскликнул Петр. — Этот самолет сошел с конвейера два месяца назад! Наконец-то нам повезло.

Недалеко от аэродрома послышалась автоматная стрельба и тут же стихла. Офицеры не обратили на нее внимания, продолжая заниматься своим делом.

— Надо кончать. И так задержались больше чем на час. Пора лететь дальше, — сказал Павленко, — остальные дыры залатаем в Фокшанах.

Заняли свои места в самолете и стали выруливать на взлетную полосу. И только отсюда заметили на противоположной стороне аэродрома огромные приземистые сооружения. [84]

— Это склады, — прокричал Павленко над ухом Кузнецова, — - возможно, там моторы. Запишем их номера.

«Кукурузник» тихо рулил по пустынному летному полю. Как только достиг центральной части аэродрома, экипаж сразу заметил возле помещений, похожих на ангары, военных, выносящих какой-то груз. В примыкавшем к аэродрому винограднике и на кукурузном поле тоже виднелись люди.

— Кто это? — спросил пилот.

Не успел Петр ответить, как по самолету открыли огонь из автоматов и пулемета.

— Гитлеровцы! Разворачивайся! — закричал капитан. Кузнецов круто развернул По-2 и дал полный газ.

Мотор взревел. Машина рванулось вперед и мигом поднялась в воздух. Оба сжались в комок: пронесет или не пронесет?

Через несколько минут, показавшихся вечностью, экипаж был в безопасности, спокойно летел вдоль дороги Аджуд-Ноу — Фокшаны. По ней двигались наши автоцистерны, бронетранспортеры, орудия и другая техника.

— Сядем на северный аэродром Фокшаны, — предложил Павленко летчику.

Тот согласно кивнул.

В Фокшанах должны находиться подразделения батальона аэродромного обслуживания для приема штурмовой авиационной дивизии. Подрулили к служебному зданию. Навстречу шагнул немолодой майор, осведомился, кто такие и зачем сюда пожаловали. Капитан объяснил цель прибытия.

— Этого добра здесь хватает. Сорок два самолета оставили фашисты.

— А новые моторы есть?

— Есть и моторы. Они на складе техимущества.

Взгляд майора остановился на изрешеченном По-2. Павленко и Кузнецов посмотрели на него и только сейчас увидели, сколько в нем пробоин. Лонжероны и нервюры оказались поврежденными. Техническая сумка пробита пулями. И как еще они сами уцелели?

— Где это вас так? — спросил офицер.

Петр подробно рассказал.

— Да, многовато для одного дня, — посочувствовал майор. [85]

Он пообещал помочь отремонтировать самолет и вскрыть ящики с новыми немецкими моторами.

Работа на аэродроме Фокшаны вскоре была закончена. На одном истребителе Ме-109 Павленко обнаружил мотор, выпущенный в июне 1944 года. Два мотора, лежавших на складе техимущества, изготовлены еще позже, в июле того же года.

На других аэродромах Фокшанского аэроузла противник оставил восемьдесят шесть самолетов. Но все они оказались старых выпусков, интереса не представляли.

— Ну а теперь куда? — спросил пилот.

— Да я и сам думаю над этим.

Капитан действительно не знал, куда лететь. Там, где им приказано было быть, они уже побывали, а нужных сведений добыли маловато. Вот бы посмотреть, что оставили фашисты на аэродромах Бухарестского аэроузла. Пленные летчики говорили, что на аэродромах Пипера, Отопени и Бэняса, входивших в этот аэроузел, базировались основные силы 1-го авиакорпуса гитлеровцев и 1-го авиакорпуса королевской авиации румын. Интересующие советское командование сведения можно было заполучить и в военном министерстве в Бухаресте. Туда Павленко и решил лететь.

— А разве туда можно? — спросил Кузнецов.

— Думаю, можно.

В те дни в столице Румынии продолжалось восстание трудящихся, начавшееся 23 августа.

Разгром гитлеровских войск в ходе Ясско-Кишиневской операции и стремительное продвижение войск 2-го и 3-го Украинских фронтов в глубь Румынии создали благоприятные условия для свержения фашистской диктатуры Антонеску. Восстание возглавили коммунисты. На сторону трудящихся встал бухарестский гарнизон. Правительство и сам фашистский диктатор были арестованы. Немецкие войска поспешно оставили город. По приказу Гитлера немецкие летчики начали бомбить королевский дворец и наиболее важные объекты столицы. Гитлеровское командование двинуло на Бухарест несколько воинских частей. Однако народ и вставшие на его сторону солдаты по призыву коммунистов преградили путь немцам и не впустили в город. А вскоре, 31 августа, в Бухарест вошли советские войска [86] и румынская дивизия имени Тудора Владимиреску. Их радостно встречало все население столицы. Вступление наших войск в Бухарест имело огромное военное и политическое значение. Оно закрепило победу антифашистского восстания румынского народа.

Около одиннадцати часов утра 31 августа По-2 приземлился на аэродроме Пипера, расположенном на северной окраине Бухареста. Советские самолеты еще не садились на этом аэродроме, поэтому румынские летчики, находившиеся здесь, проявили к экипажу Павленко — Кузнецова огромный интерес. Обоих окружила группа румынских офицеров, одетых в костюмы стального цвета и фуражки с огромными полями и кокардами. На кителях у многих виднелись орденские планки. То были лучшие летчики — цвет королевской гвардии. Петра и Василия оглядывали с головы до ног, по обшивке самолета стучали ногтями, ерзали пальцами по заплаткам на пробоинах и все время о чем-то громко переговаривались.

Павленко вспомнил рассказы пленных румынских летчиков о королевской гвардии. В ней служили сынки генералов, фабрикантов, помещиков, коммерсантов и священников. Все были любимцами короля Михая, получали большие блага от своего покровителя. Да, сомнений быть не могло: перед ними летчики королевской гвардии.

По утверждениям пленных, истребительные подразделения королевской авиационной гвардии являлись костяком противовоздушной обороны Бухареста. Но то, что увидел Павленко, говорило о другом. Никаких дежурных подразделений истребителей на аэродроме не было. Самолеты стояли в ангарах, запертых на замки. У входов — часовые. Летный состав бездельничал. Чтобы не скучать днем на аэродроме, королевские летчики тренировались на спортивных самолетах. В разгар этих занятий и прилетел на аэродром Пипера советский экипаж.

Королевские летчики, облепившие «кукурузник», стали расспрашивать Павленко и Кузнецова, многие протягивали руки, здороваясь. К Петру протиснулся офицер среднего роста и представился:

— Лейтенант Мирча. Я здесь один владею русским языком, могу быть вашим переводчиком. [87]

— Переводчик нам нужен, — ответил Петр.

— Мы румынские летчики, — продолжал Мирча, — а вы — русские, и нам бы хотелось поближе познакомиться с вами за бокалом вина. Пойдемте в кафе, оно здесь, на аэродроме.

— Спасибо, нам некогда. Давайте знакомиться здесь. Кто из вас командир?

— Командир нашей истребительной группы капитан Кантакузино только что уехал в Бухарест.

— Ну а кто из вас старший по званию или должности?

— Командир эскадрильи капитан Антонеску. Вот он осматривает кабину вашего самолета.

Кузнецов и Павленко сняли летные комбинезоны — так было удобнее. Румынские летчики с любопытством смотрели на два ордена Красного Знамени на груди у Кузнецова. Всю войну он воевал в истребительной авиации и только после тяжелого ранения пересел на По-2...

Обращаясь к капитану Антонеску, Петр сказал:

— Мы прилетели к вам по делу. Хотим посмотреть ваш аэродром. Просим также доставить нас в штаб вашего первого авиационного корпуса.

Командир авиакорпуса бригадный генерал Ионеску принял капитана Павленко сразу же после доклада адъютанта. Разумеется, Петр не сказал генералу об истинной цели своего визита, и потому разговор носил общий характер. Генерал Ионеску очень хорошо отзывался о советской авиации, ее вооружении, тактике и особенно о мужестве летчиков и командиров. Он многое слышал о приемах ведения воздушного боя советскими летчиками-истребителями, в частности — таким известным воздушным асом, как Александр Покрышкин. Кое-что знал и о капитане Кожедубе, Ионеску начал подробно расспрашивать о Покрышкине. Павленко коротко рассказал все, что знал об Александре Ивановиче по совместной службе летом 1942 года в 4-й воздушной армии.

В заключение Петр попросил разрешения побывать в авиаполках корпуса, посмотреть матчасть немецких самолетов, на что получил согласие.

Авиационные части 1-го корпуса базировались в это время на аэродромах. Отопени и Бэняса, рядом с Бухарестом, поэтому решено было следовать туда [88] на легковой автомашине. Павленко сопровождали лейтенант Мирча и адъютант командира корпуса.

Прибыв на аэродромы, осмотрев стоянки самолетов и ангары, Петр выяснил, что на вооружении авиачастей корпуса состоят немецкие истребители Ме-109 и румынские ИАРы выпуска 1940–1943 годов. Новыми оказались всего шесть «мессершмиттов», выпущенных в самом начале 1944 года. Такие самолеты не интересовали Павленко, поэтому он заторопился на аэродром Пипера, где, по его предположению, в ангарах должны были находиться новейшие немецкие истребители. Доступ к этим машинам был запрещен, требовалось разрешение штаба королевской авиации.

В полдень 31 августа с аэродрома Пипера в сопровождении двух румынских офицеров на легковой машине капитан Павленко направился в штаб авиации, в самый центр Бухареста. Румынская столица встретила их веселым перезвоном трамваев, гудками автомобилей, ярким солнцем. В этот день трудящиеся города вышли на улицы с цветами, красными флагами и транспарантами, чтобы встретить советские войска, вступившие в Бухарест. Колонны демонстрантов — рабочих и служащих крупнейших бухарестских заводов и фабрик — двигались медленно. Слышались песни и слова приветствия в адрес советских танкистов и пехотинцев. Из колонн то и дело выбегали юноши и девушки, преподносили яркие букеты цветов своим освободителям.

Машина часто останавливалась и подолгу простаивала в ожидании, пока пройдут колонны людей. Наконец выехала на центральную площадь города — Виктория. Позади остался полуразрушенный гитлеровскими летчиками дворец короля Михая. Проехав еще немного, свернули на красивый бульвар из декоративных деревьев и цветов и остановились у парадного входа в невысокое нарядное светло-серое здание. Здесь располагалось командование авиации королевской Румынии.

— Приехали, — сказал Мирча и спросил: — Как доложить о вас адъютанту командующего?

— Зачем докладывать, пойдемте вместе.

Поднялись по широкой лестнице. На втором этаже их встретил адъютант бригадного генерала Давыдеску, исполнявшего тогда обязанности командующего авиацией. Адъютанту объяснили цель визита, и он скрылся [89] за массивной дверью кабинета командующего. Генерал принял капитана Павленко один. Он владел русским языком и в переводчиках не нуждался.

— Я вас слушаю, — сказал Давыдеску. Его серые колючие глаза, смотревшие из-под огромного лба, впились в Петра.

— Нам известно, — начал Павленко издалека, — что военно-воздушные силы Румынии все время пополнялись новыми самолетами из Германии в обмен на нефть и пшеницу.

— Ну и что же?

— Скажите, когда вы получили последнюю партию?

— Одну минуту, — сказал Давыдеску и нажал кнопку.

В кабинет вошел высокий седой полковник. Генерал отдал ему приказание. Полковник удалился. Наступила пауза.

— Чем еще могу служить? — не без иронии спросил командующий.

— Спасибо. Больше ничего не надо.

Полковник возвратился и положил на стол генерала папку с документами. Давыдеску извлек из нее огромную ведомость и начал громко называть даты и количество поступивших самолетов. Петр все тщательно записывал.

— Называйте, пожалуйста, номера новых самолетов, — попросил он генерала.

— Хорошо.

Оказалось, что последняя партия немецких истребителей Ме-109-Е5, состоявшая из двенадцати машин, прибыла на аэродром Пипера в июле 1944 года. Ими и была вооружена группа истребителей королевской гвардии, несшая службу ПВО Бухареста. Эти сведения представляли для советского командования большую ценность.

По распоряжению командующего капитану Павленко выделили легковую машину. Ее шофер солдат Федор Дмитриеску неплохо говорил по-русски. Познакомились. Федор был родом из города Браила. Его отец румын, мать украинка. Оба рабочие консервной фабрики. Сам он до службы в армии тоже был рабочим. Пока ехали до гостиницы и устраивались в ней, Федор рассказал капитану о тяжкой доле румынского солдата, об издевательствах, которые чинили офицеры над [90] рядовыми, выходцами из семей рабочих и крестьян. Шофер несказанно радовался новым порядкам.

Утром следующего дня, когда бухарестские улицы еще были пустынны, Дмитриеску вез капитана Павленко на аэродром Пипера. Они продолжали разговор о бесправном положении румынских рабочих, крестьян и солдат, о наступающих переменах.

Но вот показался аэродром. У самолета Петра уже ждал Василий. Он коротко доложил о готовности к вылету и спросил:

— Куда теперь путь держать будем?

— Домой. Наш штаб, должно быть, уже переместился в Васлуй, туда и полетим.

Крепко пожав на прощание руку шофера Дмитриеску, они заняли свои места в кабинах самолета и пошли на взлет. Петр оглянулся. Федор продолжал стоять на месте, энергично махая руками.

По-2 летел вдоль шоссе Бухарест — Бузеу — Фокшаны, по которому двигались длинные вереницы автомашин. Всходившее солнце светило в кабину. Веяло утренней свежестью. На душе было весело и радостно. Петр начал обдумывать план доклада о выполнении задания. «А ведь добытые сведения, — думал он, — говорят о многом. Во всяком случае, ясно, что самолетостроительные и моторостроительные заводы фашистской Германии работают на всю железку и по сей день...»

Показались Фокшаны, а за ними — характерный изгиб реки Серет. Справа по курсу заметили серию огромных взрывов.

- — Неужели бомбежка? — спросил Павленко.

— Не может быть. Да и самолетов противника не видно, — сказал старший лейтенант и стал прижимать к земле По-2.

Вдруг самолет тряхнула неведомая сила, отчего он встал на дыбы, словно норовистая лошадь. Петр сильно ударился затылком, а потом лбом о борт кабины и чуть не потерял сознание. Перед самым носом самолета успел заметить огромный столб огня, дыма и пыли. Машину мотало из стороны в сторону, но она продолжала лететь. Пилот искусно выровнял ее и посадил на ровную косу сухого ила. Выскочив из кабины, Василий первым делом бросился перевязывать голову капитану. Затем они вместе начали осматривать самолет и выяснять причину вынужденной посадки. [91]

Оказалось, что наши саперы в это утро взрывали доты Фокшанского укрепленного района. По-2, летевший на малой высоте, появился над этими дотами внезапно и угодил прямо на взрыв. Так что винить некого.

Через два часа сведения о новых фашистских самолетах были доложены командующему фронтом генералу Малиновскому, маршалу Тимошенко и тут же переданы в Москву специальным донесением для доклада в Ставку. А вечером оттуда передали благодарность за отлично выполненное задание. Полковник Абалакин и капитан Павленко облегченно вздохнули и пожали друг другу руки. Вскоре за мужество и отвагу в Ясско-Кишиневской операции их наградили боевыми орденами.

Прошло немногим меньше месяца. Капитана Павленко срочно вызвали к представителю Ставки маршалу авиации Г. А. Ворожейкину, сменившему маршала авиации С. А. Худякова. Григорий Алексеевич несколько дней тому назад прибыл из Москвы в румынский городок Питешти, где тогда находился штаб 5-й воздушной армии.

«Снова какое-нибудь необычное задание поручат», — думал Петр. Но на этот раз его ожидало новое назначение, о котором он не мог даже предполагать. Прибыв к маршалу, Павленко представился по всей форме. Из-за стола ему навстречу вышел высокий, средних лет человек. Лицо было строгое, но глаза внимательные, добрые. От всей могучей фигуры веяло силой, здоровьем и волей. Китель украшали ряды орденских планок: маршал был награжден несколькими орденами Ленина, Красного Знамени, Суворова.

Такие ордена вручались на фронте за особые заслуги, за успехи в крупных операциях, за победу над врагом малой кровью и умелое вождение войск. К тому времени тремя орденами Суворова было награждено всего несколько военачальников, и в их числе маршал авиации Ворожейкин.

Григорий Алексеевич подошел к капитану и протянул руку. Поздоровавшись, спросил:

— Значит, вы и есть капитан Павленко? Будем знакомы. Мне рекомендовали вас в порученцы.

— Об этом ничего не знаю. Я получил приказание явиться к вам лично от генерала Горюнова, — сказал Петр. [92]

— Все правильно. Именно он и рекомендовал. Скажите, раньше вам не приходилось быть порученцем?

— Нет, я слабо разбираюсь в хозяйственных делах. Боюсь, не справлюсь, — смущенно ответил капитан.

— Мне нужен не хозяйственник, а офицер, способный выполнять ответственные задания в войсках и хорошо знающий штабное дело. Раз Горюнов направил вас ко мне, значит, убежден, что вы справитесь с такими заданиями.

Петр понял: сказал не то, что надо. Доверяют важное и ответственное задание, а он про какие-то хозяйственные дела. Ему стало неловко.

— Ну так как же, будем работать вместе?

— Я готов, товарищ маршал авиации, выполнить любое ваше задание. А то вот недавно бог знает чем пришлось заниматься.

— Чем же, если не секрет?

— Переписывал номера самолетов.

— Какие номера, каких самолетов?

Павленко подробно рассказал, как по заданию представителя Ставки маршала авиации Худякова почти три месяца охотился за номерами новых немецких самолетов и моторов, неизвестно кому и для чего понадобившихся. Ворожейкин, слегка прищурившись, внимательно слушал.

— Помню, помню, — сказал он, — такое указание в начале мая поступило из Ставки Верховного Главнокомандования. Оно было передано представителям Ставки, некоторым фронтам и воздушным армиям. Да, требовалось добыть сведения о самолетах и моторах, производившихся на заводах фашистской Германии после апреля сорок четвертого года. Это было очень важное задание, и вы должны гордиться, что выполнили его успешно. Вон и орден у вас новенький. Не за это ли задание получили?

— Нет, за Ясско-Кишиневскую операцию.

— Видимо, учли и это задание.

Лишь спустя несколько лет, уже после войны, Павленко узнал смысл выполненного им приказа. Весной 1944 года союзники пустили версию, что их авиация нанесла массированные удары по авиационным заводам и заводам синтетического топлива фашистской Германии, что последняя будто бы не сможет произвести ни одного нового самолета и мотора и что, мол, судьба [93] фашистской авиации предрешена. Советское Верховное Главнокомандование решило проверить, насколько достоверна эта версия. Сведения, добытые непосредственно в районах боевых действий, говорили о другом. Авиационная промышленность фашистской Германии продолжала производить самолеты в течение лета 1944 года и поставлять их на фронт своим воздушным флотам и ВВС сателлитов. Так что версия оказалась несостоятельной.

Маршал не раскрыл тогда капитану суть задания, выполняя которое, приходилось рисковать жизнью ради нескольких цифр. Он перевел разговор на другую тему, попросил Петра коротко поведать о себе: кто родители, где учился, работал, служил в армии и на каких фронтах воевал.

Павленко родился в 1917 году на Черкасщине. После окончания начальной школы поступил в Каменскую политехническую семилетку. Здесь, в школьных мастерских, получил трудовое крещение. В 1928 году за успехи в учебе и труде Каменская районная пионерская организация направила его своим делегатом на Всеукраинский слет пионеров в город Харьков. Как волновался он, выступая перед огромной аудиторией! Но его волнение было вознаграждено сполна. Ему подарили горн. Радости не было предела. Еще бы! Ведь в их деревне никто из ребят не имел горна!

В 1931 году Петра приняли в комсомол, а через некоторое время избрали секретарем сельской ячейки ВЛКСМ. Ответственность немалая. В начале тридцатых годов трудно было на селе. Проводилась коллективизация сельского хозяйства. Кулаки всячески сопротивлялись ей, убивали активистов. Комсомольцы всеми силами помогали немногим коммунистам деревни претворять в жизнь идеи партии. Работали день и ночь, не покладая рук. Колхоз набирался сил и к началу Великой Отечественной войны стал самым богатым хозяйством в районе.

Рос колхоз, а вместе с ним росли и люди. Молодые и старые потянулись к знаниям. Однажды отец Петра — Федот Степанович сказал за семейным ужином:

— Не пора ли тебе, Петр, на учебу податься?

Вся семья поддержала его.

— С великим удовольствием поеду. Вот только нужно согласовать с комсомольской ячейкой.

— Давай, согласовывай. [94]

Члены комсомольской ячейки не возражали, и Петр отправился в Киев, поступил в паровозный техникум на технологическое отделение. В выборе профессии не ошибся. С увлечением изучал математику, физику, химию, механику, машиностроение, электротехнику и другие предметы. Ежегодно в течение четырех месяцев проходил практику в паровозных депо. Поскольку это учебное заведение было военизированным, то помимо специальных предметов в нем изучали и военные дисциплины, усиленно занимались спортом. Петру больше всего нравилась стрельба. Все свободное время проводил в тире Осоавиахима. Часто бывал на стрельбище подшефной воинской части. Участвовал в студенческих стрелковых соревнованиях. На городских состязаниях 1934 года он занял первое место и стал чемпионом Киева по стрельбе из винтовки.

Студенческие годы пролетели быстро. Техникум Петр окончил с отличием. О том, куда идти работать, думать не пришлось. Как раз тогда обнародовали призыв наркома путей сообщения и ЦК ВЛКСМ: «Комсомольцы — на сибирские магистрали!» В техникуме состоялся митинг. На нем выступил и Павленко, просил послать работать в Сибирь. Еще человек тридцать изъявили такое желание.

И вот Петр — теплотехник паровозного депо узловой станции Тайга Томской железной дороги. Тяжело приходилось на первых порах, но комсомольцы стойко переносили невзгоды, сочетали работу с напряженной учебой в Тайгинском аэроклубе. Сейчас трудно даже понять, как это юноши успевали все делать. Удивительно, но везде поспевали. Молодость брала свое. В Тайгинском аэроклубе Петр впервые поднялся в воздух на учебном самолете По-2. Впечатление ни с чем не сравнимое. Оно осталось у него на всю жизнь.

С тех пор небо манило к себе, звало. В 1938 году по путевке комсомола Петр поступил в Московское Краснознаменное военное авиационное училище. Международная обстановка в то время была сложной. На Западе и на Востоке создавались опасные очаги войны. Курсанты училища стремились как можно глубже овладеть военной специальностью. Занимались по двенадцать — четырнадцать часов в сутки, встречались с участниками боев в Испании, на озере Хасан, реке Халхин-Гол, в Китае. Нередко занятия проводили летчики, штурманы, инженеры и техники, уже прошедшие через бои. Трехгодичную [95] программу обучения курсанты усвоили и отработали за полтора года.

В числе круглых отличников Петра досрочно аттестовали, выпустили из училища и направили на белофинский фронт: он получил назначение в отдельную армейскую разведывательную эскадрилью ВВС 9-й армии, действовавшей на ухтинском направлении. Вначале был начальником аэрофотослужбы, а затем адъютантом (начальником штаба) эскадрильи, вооруженной новыми самолетами СБ.

В середине февраля 1940 года Павленко совершил первый боевой вылет. Эскадрилья имела задачу: на самолете-разведчике пересечь с востока на запад территорию Финляндии, выйти к Ботническому заливу и произвести воздушное фотографирование важного стратегического пункта Оулу — порта и узла железных и шоссейных дорог. Через этот пункт белофинская армия получала военную помощь из стран Западной Европы. Вылететь на разведку решил сам командир эскадрильи полковник Михаил Котельников. Штурманом он взял Павленко. Полковник знал, что в авиаучилище тот получил большую теоретическую и практическую подготовку по аэрофоторазведке, поэтому его выбор и пал на Петра.

В назначенное время экипаж взлетел и взял курс на запад. К объекту разведки подошел скрытно, со стороны залива, и сфотографировал весь заданный район. На обратном пути самолет неоднократно обстреливался вражескими зенитками, атаковывался истребителями, но полковник Котельников, искусно маневрируя, выходил из-под ударов и уверенно вел машину на аэродром.

Однако самое страшное ждало впереди. Когда подлетали к линии фронта, разразилась метель. Мощные снеговые заряды бушевали за стеклами кабины, застилая горизонт. Видимость снизилась до нуля.

— Где мы? — спросил командир.

— Над своей территорией, до аэродрома примерно шестьдесят километров, — ответил Петр.

— До аэродрома нам не добраться. Будем садиться здесь. Приготовиться!

Самолет пошел на снижение. Все ближе и ближе земля. И вот лыжи мягко коснулись снежного покрова озера или поляны. Машина прокатилась несколько метров и застыла на месте. [96]

Павленко попытался определить место посадки. Но куда ни кинь взгляд — всюду снег и снег. Ни одного ориентира. А метель не унималась. Надрывно выл ветер, крепчал мороз. Чтобы не заморозить систему охлаждения моторов, слили воду. Достали бортовой аварийный паек. Перекусили. Ждали час, второй, третий... Буря начала утихать, но мороз не спадал.

— Давай обозначим свое местопребывание, — сказал командир.

Он достал из кобуры пистолет и через открытый фонарь кабины выстрелил в воздух. Петр сделал несколько выстрелов из передней установки спаренных пулеметов, трижды пальнул из ракетницы. Прислушались. Никого. Повторили стрельбу. Еще раз... Снова прислушались. И вдруг различили ответные выстрелы. Но кто стрелял: свои или противник?

— Должно быть, наши, — предположил Петр. — Ведь мы на своей территории.

— И я думаю, что наши, — сказал полковник. — Однако надо быть настороже.

Выстрелы приближались. Павленко обернулся направо и увидел небольшую группу пограничников, бежавших к самолету.

— Наши, наши! — радостно закричал Петр.

— Где? — спросил командир.

Но вскоре и сам заметил бегущих.

Ночью прибыли на пограничную заставу — усталые, с обмороженными лицами. Новые друзья оказали им первую помощь. Помогли связаться по телефону со штабом армии. На следующий день прибыла техпомощь. Залили системы горячей водой и теплым маслом. Моторы запустились сразу, и вот самолет легко взмыл в воздух. А спустя четверть часа уже заруливал на свою стоянку на ледовом аэродроме в Ухте.

Задачу экипаж выполнил успешно. На отпечатанных фотоснимках отчетливо виднелась военная техника, находившаяся в Оулу. Добытые сведения направили в Москву. Вероятно, они представляли большую ценность. Командование армии объявило экипажу благодарность.

Так состоялось боевое крещение Петра Павленко. Потом было еще много боев, много вылетов. Но больше всего ему запомнился тот, первый.

После окончания советско-финской войны весной 1940 года Павленко направили в Одесский военный округ. [97]

Служил здесь в разведывательной авиации на различных должностях. А потом грянула Великая Отечественная война...

— Ну что ж, биография у вас богатая. А теперь поговорим о работе. — Маршал развернул карту. — Я прибыл сюда, чтобы вместе с маршалом Тимошенко оказывать постоянную помощь командованию авиационных, танковых и общевойсковых армий, а также соединений, входящих в их состав. Для того чтобы эта помощь была своевременной и действенной, мне постоянно нужно быть в курсе всех событий. Каждый час необходимы самые свежие и точные данные о противнике и наших войсках, полученные из первоисточников. Именно из первоисточников. Во всей этой работе вы и должны оказать мне содействие.

— Сделаю все, что в моих силах.

— Учтите, — продолжал Ворожейкин, — вам теперь придется частенько бывать не только в штабах, но и непосредственно на поле боя.

— Это не впервой.

— Итак, отныне вы офицер для особых поручений представителя Ставки. Письменный приказ об этом назначении оформят позже, а сейчас приступайте к исполнению своих обязанностей.

— Благодарю за высокое доверие. Постараюсь оправдать его! — заверил Павленко маршала авиации.

Очень скоро ему пришлось доказывать свое умение и способности на деле. [98]