Когда нефть пахла кровью

Июнь 1942 года на Южном фронте выдался безоблачный, теплый. Кругом все благоухало и утопало в зелени. Вот уже который месяц здесь было относительно спокойно. Только одиночные орудийные выстрелы да прерывистый гул моторов самолетов-разведчиков, летающих в небе, порой нарушали тишину. А в ночное время разноцветные огни ракет изредка освещали передний край обороны войск.

Каждый, кто воевал тогда на этом фронте, понимал, что тишина временная, что скоро разразится буря: воюющие стороны почти круглосуточно, без отдыха, готовились к активным действиям.

Павленко (теперь уже старшему лейтенанту), служившему тогда в разведывательном отделе штаба ВВС Южного фронта в должности командира по аэрофоторазведке (или иначе старшего фотограмметриста-дешифровщика), это было хорошо известно. Петру приходилось иметь дело с материалами воздушного фотографирования, получаемыми от подразделений разведывательной авиации фронта. Такие материалы почти каждый день доставлялись в разведотдел в виде огромных фотосхем или аэрофотоснимков. На них были засняты районы расположения гитлеровских войск группы армий «Юг» на глубину вторых эшелонов и резервов, а также все аэродромы, на которых базировались части и соединения 4-го воздушного флота фашистских ВВС.

В начале июня 1942 года Павленко и его товарищи из разведотдела подготовили справку для доклада фронтовому командованию. В ней указывалось, что в Донбассе перед центром полосы обороны Южного фронта противник сосредоточил сотни танков. На аэродромах обнаружено огромное количество самолетов. Не трудно было [46] догадаться, что все эти силы Гитлер намеревался использовать для наступления на южном крыле советско-германского фронта.

Эти и другие данные о противнике хорошо были известны командованию Южного фронта, которое в то трудное время принимало срочные меры по усилению боевой мощи всех родов войск, улучшению их организационных форм, совершенствованию взаимодействия и управления. Несомненно, важную роль в наиболее эффективном использовании авиации сыграли начавшие создаваться в мае 1942 года из разрозненных ВВС общевойсковых армий и фронта единые оперативные авиационные объединения фронтового подчинения — воздушные армии. Всего в Вооруженных Силах к концу года было создано семнадцать воздушных армий. В Южный фронт входила 4-я, командующим которой назначили генерал-майора авиации К. А. Вершинина, членом Военного совета — генерал-майора авиации В. И. Алексеева, начальником штаба — генерал-майора авиации А. З. Устинова. Штаб армии находился вместе со штабом Южного фронта в Каменске. В огромном кирпичном здании средней школы, в самом центре города, размещались все его основные отделы.

В двадцатых числах июня командование воздушной армии собрало на совещание руководящий состав и командиров авиационных частей и соединений. В самом большом помещении школы — актовом зале — собралось множество командиров. Старший лейтенант Павленко вместе с начальником аэрофотослужбы 4-й воздушной армии капитаном Бек-Мамедовым занимался в то время формированием вновь создаваемой 13-й отдельной роты аэрофотослужбы, которая придавалась разведотделу штаба.

Петра тоже пригласили на это совещание, заранее предупредив, чтобы был готов ответить на вопросы о состоянии аэрофотослужбы. Он пришел в зал чуть раньше других, устроился поудобнее. Рядом заняли места начальник оперативного отдела майор Одинцов, начальник отдела связи майор Коваль, главный штурман подполковник Суворов. А вот появился и старший разведчик подполковник Дроздов. Пройдя в середину зала, он остановился и повернулся лицом к входу. Увидев вошедших генералов, подполковник скомандовал:

— Встать, смирно! [47]

Все присутствующие встали.

— Прошу садиться! — негромко сказал генерал Вершинин.

На первом ряду сидели командиры авиационных соединений и частей, пришедшие вместе с командующим. Среди них Павленко узнал генералов Осипенко, Котляра, полковников Батыгина, Рубана, Лебедева, Шевченко. Все они были одеты, как ему показалось, в новую, хорошо подогнанную полевую форму, на голове летние шлемы с очками, сдвинутыми на лоб. Их потемневшие от солнца и бессонных ночей лица были суровы, но спокойны.

За столом президиума разместилось командование армии. Петр впервые увидел своего командующего. Высокий, стройный, с красивым волевым лицом, чуть седеющими, слегка вьющимися темно-русыми волосами и карими внимательными глазами, он сразу вызывал к себе симпатию.

По левую сторону от Вершинина сидел член Военного совета армии генерал Алексеев. Его серые глаза с колючими бровями казались жесткими. Но стоило Алексееву улыбнуться, лицо его преображалось, становилось мягким, добрым. Это был опытнейший политический работник.

Справа от командующего сидел начальник штаба. Генерал Устинов годами был немного старше Вершинина, но выглядел молодо. Китель сидел на нем безукоризненно. Грудь его украшали ордена, полученные за Халхин-Гол, финскую и за эту, Великую Отечественную войну. Полноватое красивое лицо генерала было чисто выбрито, а волосы на голове гладко причесаны. Устинов перелистывал доклад, делал в тексте пометки.

Совещание у командующего продолжалось весь день. На нем подробно обсуждались вопросы боевой и политической подготовки вновь сформированных авиационных подразделений, частей и соединений.

Открыл совещание генерал Вершинин. Доклад сделал генерал Устинов. Он рассказал о формировании 4-й воздушной армии и задачах по вводу ее в строй.

Потом выступили все командиры авиационных дивизий. Они говорили о том, как повысить боевые возможности пар, звеньев, эскадрилий, полков в бою, улучшить взаимодействие между самолетами и авиационными подразделениями. Начальники отделов штаба армии рассказали о методах совершенствования штабной работы, [48] способах поддержания непрерывной связи армии с авиачастями и с наземными войсками. С интересом выслушали выступление генерала Алексеева, который подробно сформулировал задачи партийно-политической работы с летным и техническим составом авиачастей воздушной армии.

Итоги работы совещания подвел командующий.

— Четвертую воздушную армию, — сказал он, — мы сформировали в установленные сроки и уже организовали планомерную боевую и политическую подготовку. Причем эту сложную задачу выполняли одновременно сведением боевых действий. Но, положа руку на сердце, скажу вам, товарищи, прямо: самолетов у нас по сравнению с противником мало, даже очень мало. Зато летчики наши в морально-политическом отношении, в боевом мастерстве намного превосходят фашистов. Гитлеровские войска вот-вот перейдут в наступление. Уверены, встретим их достойно. Мы должны победить их не числом, а умением, крепостью духа!

Не успели разъехаться по своим аэродромам командиры авиасоединений, как противник 28 июня перешел в наступление. Вражеская авиация совершила массированные удары по оборонительным позициям наших войск, коммуникациям, мостам, штабам и другим объектам. Крепко досталось и штабу четвертой воздушной армии от фашистских самолетов. Вслед за ударами авиации начались атаки пехоты и танков врага.

Под превосходящими силами противника части и соединения Южного фронта вынуждены были отходить, оставляя Донбасс, Ростов, Новочеркасск.

Да, тогда было трудно сдержать бешеный натиск фашистов. Танковая армия Клейста — главная ударная сила группы армий «А» — состояла из отборных войск, в составе которых имелось несколько сот танков. Поход на Кавказ Клейст называл танковым походом и полагал, что при выходе на Ставропольское плато и в Терскую долину его танковую армаду уже никто и ничто не сможет остановить и он мощным ударом прорвется на Баку.

О том, что немецко-фашистское командование считало первоочередной целью прорваться к Грозному и Баку, свидетельствовали многие факты. Как-то разведчиков штаба Южного фронта ознакомили с данными советской агентурной разведки. В одном из документов сообщалось, что на совещании, состоявшемся 1 июня [49] 1942 года в штабе группы армий «Юг», обсуждался вопрос о предстоящем летнем наступлении на Кавказ. На этом совещании присутствовал Гитлер. В своем выступлении он заявил: «Моя основная мысль — занять область Кавказа, возможно основательнее разбив русские силы... Если я не получу нефть Майкопа и Грозного, я должен ликвидировать войну...»{2} Выполнение задач по захвату Кавказа Гитлер возложил на 1-ю и 4-ю танковые и 17-ю полевую армии, входившие в группу армий «А», которой вначале командовал фельдмаршал Лист, а затем генерал-полковник Клейст.

Потомок прусских генералов, активный участник первой мировой войны и похода во Францию, Клейст с точки зрения Гитлера являлся самой подходящей кандидатурой для операций на Кавказе. Старый, опытный генерал был верным учеником Мольтке и Шлиффена, специалистом таранного танкового удара. Правда, за восемь месяцев до этого, в конце ноября 1941 года, генерал-полковник фон Клейст был бит войсками Южного фронта под Ростовом и в панике бежал за реку Молочную. Теперь он жаждал реванша, тщательно готовился восстановить свой поколебленный престиж.

Под стать Клейсту Гитлер подобрал и командующего авиацией, действовавшей на этом направлении. Прикрывать танки Клейста с воздуха и «расчищать пути на Кавказ» поручили «первому асу» Германии генерал-фельдмаршалу Рихтгофену. Именно его и назначили командующим 4-м воздушным флотом, который укомплектовали лучшими авиационными соединениями. В него входили два авиационных корпуса. Одним из них командовал генерал авиации Флюхвайль, а вторым — генерал авиации Фибих. В этот же флот включили лучшие в немецких ВВС истребительные эскадры «Удет», «Мельдерс», «Зеленое сердце».

Для ведения боевых операций на Северном Кавказе и особенно на высокогорных участках Главного Кавказского хребта в группу армий «А» ввели 49-й горно-стрелковый корпус генерала Конрада, состоявший из лучших альпийских дивизий. Одной из них, носившей лирическое наименование «Эдельвейс», командовал генерал-лейтенант Ланц, уже известный по «европейским походам». [50]

Альпийская дивизия «Эдельвейс» была гордостью гитлеровской армии, фотографии ее солдат и офицеров печатались во всех немецких журналах, и Клейст, конечно, не сомневался в том, что «эдельвейсы» прорвутся через хребет и пройдут к самому морю. Не менее известна и 4-я горно-стрелковая дивизия. Укомплектованная тирольцами, прирожденными альпинистами, для которых горы были родной стихией, она уже дралась во Франции и Югославии. На знаменах этих дивизий красовались белые цветы гор, обе были снабжены самым совершенным горным снаряжением — от легких пушек до альпенштоков, компасов и спальных мешков.

В резерве группы армий «А» генерала Клейста под строжайшим секретом, тщательно маскируясь, шла часть, именуемая «Зондерштаб Г». В ней имелись все рода войск — от авиации до кавалерии. Ее назначение стало ясно после того, как наши казаки захватили в плен солдата Курта Мауля. Выяснилось, что «Зондерштаб Г» не что иное, как «африканский» корпус, предназначенный для соединения с генералом Роммелём, действовавшим в то время в Египте.

Гитлеровские войска 25 июля 1942 года перешли в наступление, а в августе оккупировали Ворошиловск, Армавир и другие города и железнодорожные узлы Северного Кавказа. Правое крыло их упиралось в северную часть Таманского полуострова, а левое — в калмыцкие степи. Под угрозой оказались нефтяные промыслы Грозного и Баку. Замысел гитлеровского командования состоял в том, чтобы мощным таранным ударом танков расчленить наши силы, нарушить взаимодействие армий Южного, а после Северо-Кавказского фронтов и быстрым выходом в тыл захватить районы Грозного, а затем Баку, богатые нефтью. Захват нефтепромыслов должен, по разбойничьим планам гитлеровцев, обеспечить им дальнейшее успешное ведение войны. Ради этой цели они готовы были на все.

Фашисты не сомневались в успехе. В разведотдел штаба 4-й воздушной армии из Москвы поступила итоговая разведывательная сводка, в которой, со ссылкой на агентурные источники, сообщалось, что в Берлине широко развернуло свою деятельность акционерное общество «Немецкая нефть на Кавказе». В специально напечатанном со множеством цветных иллюстраций и карт секретном справочнике подробно указывалось, какие нефтяные [51] промыслы, перегонные, машиностроительные заводы, склады бензина, смазочных материалов и другие объекты переходят в собственность акционерного общества. Этот же справочник предназначался и как путеводитель для войск генерала Клейста. Стало быть, запах кавказской нефти разжигал зверские аппетиты гитлеровских генералов и промышленных «королей» фашистского рейха. Гитлер и его подручные конечно же знали, что помимо нефти Кавказ богат марганцем, цинком, молибденом, медью и другими полезными ископаемыми, необходимыми для военной промышленности Германии. Кавказ привлекал немцев и как ворота, открывающие путь на Ближний и Средний Восток, в страны Малой Азии, а затем и в Индию.

Командование фронта то и дело требовало от разведотдела 4-й воздушной армии данные о наземном и воздушном противнике. А как их достать, если в его распоряжении не было подразделений и частей разведывательной авиации.

Воздушную разведку противника требовалось вести любыми силами и средствами, тем более что с выходом войск Клейста на реку Терек активность авиации Рихтгофена значительно возросла. Все чаще и чаще десятки, даже сотни самолетов врага подобно урагану стали налетать на боевые порядки наших войск, на их тылы, на железнодорожные станции, города и села. Фашистская авиация прочно удерживала господство в воздухе и начала осуществлять налеты даже на объекты глубокого тыла.

В сложившейся обстановке непрерывно раздавались телефонные звонки в разведотделе воздушной армии. А там не имели подробных и точных сведений о количестве и базировании самолетов фашистской авиации, не могли дать точный ответ на поставленные вопросы.

Однажды в разведотдел зашел генерал Устинов.

— Как вы считаете, — сказал он, — будет толк, если воздушную разведку поручить лучшим экипажам-истребителям? Выходя на задание, они смогут наблюдать за танками Клейста и самолетами Рихтгофена.

— Думаю, попробовать можно, — сказал заместитель начальника разведотдела подполковник В. Ф. Воронов и добавил: — Меньше будет потерь.

— А вы почему улыбаетесь, что вы думаете об этом? — спросил генерал старшего лейтенанта Павленко. [52]

— Потерь будет меньше, — ответил Петр, — но и разведданных тоже мало.

— Это почему?

— Потому что летчики-истребители, особенно наши асы, наотрез отказываются брать аэрофотоаппараты, а без них какая разведка. Визуально трудно, даже невозможно за несколько секунд все пересчитать: к примеру, самолеты на аэродроме или танки в районе сосредоточения. Да и потом, большинство летчиков не обучены воздушному фотографированию.

Капитан Бек-Мамедов, вдруг покрасневший, как спелый помидор (такое с ним бывало, когда он волновался), попросил слова.

— Товарищ генерал! Старший лейтенант Павленко верно говорит — летчики-истребители действительно отказываются брать на борт самолетов аэрофотоаппараты. Отказ мотивируют нехваткой горючего при действиях на полный радиус и тем, что аэрофотоаппаратура мешает вести воздушный бой. Например, с АФА истребитель на вертикальном маневре в верхнем положении зависает, а в нижнем дает большую просадку, отчего можно врезаться в землю. И еще. Если экипаж взял АФА, ему приходится меньше брать боеприпасов. А без них как вести воздушный бой?..

— Вопрос ясен, — сказал Устинов. И, обращаясь к заместителю начальника разведотдела Воронову, сказал: — Немедленно отправьте в шестнадцатый гвардейский истребительный полк шесть АФА-ИМ и группу фотоспециалистов-вооруженцев, которые сегодня же должны установить эти аппараты на истребителях лучших летчиков полка. Срочно организуйте занятия с экипажами по расчетам на аэросъемку и работе с АФА в воздухе.

Подполковник Воронов тут же поручил выполнить задачу старшему лейтенанту Павленко.

— Вы эту идею высказали, вы ее и претворяйте в жизнь, — сказал он.

Взяв все необходимое, Петр с группой фотоспециалистов направился на аэродром 16-го полка, который располагался недалеко от Грозного. Приехали они туда вечером и сразу же направились в штаб.

Дежурный по части, выслушав старшего лейтенанта, предложил: [53]

— Сейчас у нас ужин, все находятся в столовой, советую и вам подкрепиться, а утром займемся делом.

За ужином Петр увидел многих знакомых летчиков, с которыми встречался раньше. «Весьма кстати, — подумал он. — Прямо здесь и потолкуем...»

Павленко подсел и поговорил с Анатолием Комосой, Николаем Кузнецовым, Валентином Фигичевым, Павлом Крюковым и другими. Уговаривать и доказывать не пришлось. Они сразу поняли важность задания, согласились взять на борт своих истребителей АФА-ИМ. Это и удивило, и обрадовало Петра. «Наверно, позвонил Устинов», — решил он.

После ужина фотовооруженцы приступили к установке аэрофотоаппаратов на самолеты. Павленко с группой летчиков направился в общежитие проводить занятия. Лед, как говорится, тронулся.

А через несколько дней ранним утром на аэродроме 16-го авиаполка приземлился самолет командующего. Генерал Вершинин сразу же направился на стоянку истребителей и осведомился у техников, на каких машинах установлены АФА и кто их летчики. Вскоре на стоянке появились пилоты во главе с командиром части. Приняв рапорт, командующий тут же поставил полку задачу, которая на сей раз целиком состояла из полетов на воздушную разведку с попутным фотографированием интересующих объектов: аэродромы врага в Армавире, Ворошиловске, Тихорецке, Майкопе, Буденновске, Элисте. Самолетам-фотографам запрещалось вступать в бой. Каждая такая мешина прикрывалась не менее чем звеном истребителей. Генерал Вершинин не разрешил уменьшать боекомплект патронов или заправку горючего. Приказал за борт выбросить все лишнее: тяжелые сапоги, различный инструмент, ненужное оружие (некоторые летчики брали с собой в полет автоматы) и другое. Донесения о выполнении заданий, обнаруженных самолетах противника приказали докладывать немедленно после прибытия разведчиков в штаб армии.

Один за другим взлетали парами самолеты-фотографы, а вслед за ними — их боевое охранение, состоящее из двух-трех пар.

Последний самолет поднялся в воздух. Командующий, отдав распоряжения командиру полка, сел в свою машину и улетел. [54]

Прошло чуть больше часа. С боевого задания вернулись все самолеты. Доклады экипажей обнадеживали. Но главное было впереди. Требовалось посмотреть заснятую пленку и установить, на каком аэродроме сколько базируется фашистских самолетов.

Фотоспециалисты во главе с младшим техником-лейтенантом И. Балутой мигом сняли кассеты с шести АФА и направили фотолаборантам для обработки заснятой пленки. Пустые кассеты тут же зарядили снова и установили на самолетные АФА. Все это заняло чуть больше получаса. Но на обработку пленки, получение отпечатков и дешифрирование фотоснимков ушло более двух часов. К полудню группа закончила дешифрирование снимков девяти аэродромов противника. Павленко насчитал на них сотни самолетов различных типов. Разведдонесение немедленно передали в штаб армии.

В тот же день полк еще раз вылетел на воздушное фотографирование других аэродромов и обнаружил на них много самолетов противника.

Разведывательные полеты продолжались. Внимание наших экипажей привлекло то, что на всех вражеских аэродромах велась интенсивная работа (самолеты взлетали и садились, на стоянках были люди, специальные машины). Но авиация противника по войскам и аэродромам Северо-Кавказского (с 1 сентября 1942 года — Закавказского) фронта ударов не предпринимала. Возник вопрос: куда же летали самолеты врага? Вскоре все выяснилось. В те дни, когда немецкая авиация не появлялась в небе Северного Кавказа, она наносила удары по нашим войскам под Сталинградом. Вот почему Рихтгофен посадил свой 4-й воздушный флот на аэроузлы, находившиеся почти в центре между войсками генералов Клейста и Паулюса, имея возможность широко маневрировать, бросать армаду своего флота то на Кавказ, то на Сталинград — в зависимости от проводимых операций.

Теперь и разведчикам 4-й воздушной армии стало ясно, почему авиация противника действует рывками: то наносит непрерывные массированные удары по всей глубине войск фронта, то ограничивается полетами одиночных самолетов-разведчиков. В 16-м истребительном полку даже сложилось мнение, что немецкие летчики имеют по нескольку выходных дней в неделю. [55]

— Ну вот и пришел конец байке. А то тут у нас пошли слухи, что фрицы летают только два-три раза в неделю, остальное время отдыхают на Кавказских Минеральных Водах, — сказал Анатолий Комоса, когда Павленко заговорил с ним.

— Да, именно так, от незнания дела, рождаются слухи, — добавил Петр. — А фашистам сейчас не до минеральных вод и не до развлечений. Они каждый день крепко получают по зубам и у нас здесь под Грозным, и особенно под Сталинградом. Но ликовать пока рано, враг еще силен. Нам, друзья, придется еще повоевать, и немало.

— Да мы и не обольщаемся. Вон на очередное задание кличут.

И летчики побежали к штабу.

Боевые вылеты становились все интенсивнее. Танковые части Клейста пытались форсировать Терек и захватить плацдарм на его южном берегу. В воздухе то и дело появлялись истребители и штурмовики, вооруженные пушками, реактивными снарядами и бомбами. Преодолевая ураганный огонь вражеских зениток, они снижались до десяти-пятнадцати метров, поражали технику и живую силу противника.

В небе непрерывно вспыхивали жаркие бои. Вот на командира 926-го истребительного авиационного полка капитана В. Эмирова и его ведомого обрушились шесть истребителей врага. Капитан смело принял бой. С первого же захода он сбил самолет. Не давая фашистам опомниться, ринулся в новую атаку и сразил вторую машину. Остальные поспешили покинуть место боя.

В другом бою под Грозным истребитель Эмирова был подожжен. Энергичным маневром летчик сбил пламя, но поврежденная машина не поддавалась управлению, быстро теряла высоту. Капитан с трудом выбросился из самолета, однако для раскрытия парашюта не хватило высоты. Бесстрашный сын дагестанского народа Валентин Аллахиярович Эмиров погиб. Посмертно ему присвоили звание Героя Советского Союза{3}.

В конце августа на разведку противника, пытавшегося форсировать Терек, вылетела группа истребителей во главе с капитаном В. Князевым. Чем ближе летчики подходили к району разведки, тем ниже и плотнее становилась облачность. На пути встало ущелье. Пролететь [56] через него группа не могла. Тогда командир Передал своим ведомым: «Задание выполняю я, остальным вернуться на аэродром».

Коммунист Князев повел самолет дальше. Он напряженно всматривался вниз, отыскивая врага. И вот его взору предстало большое скопление танков и мотопехоты, готовившихся к переправе через Терек. Князев отметил место на карте и лег на обратный курс. Он благополучно прибыл на свой аэродром, привезя ценные данные.

Три дня наша авиация, артиллерия и пехота вели борьбу с противником в этом районе и сорвали его попытки форсировать Терек.

Многие группы штурмовиков и бомбардировщиков наводил на цель капитан Князев, прошедший хорошую школу в рядах Осоавиахима в довоенные годы. За мужество и отвагу, проявленные в боях (он совершил 551 боевой вылет, успешно провел 125 воздушных схваток, сбил лично и в группе 20 вражеских самолетов), отважный защитник Грозного В, А. Князев был удостоен звания Героя Советского Союза{4}.

Бок о бок с белорусом Князевым в 88-м истребительном авиационном полку 216-й смешанной авиадивизии сражались его боевые друзья: русский А. А. Постнов, украинцы В. И. Максименко и В. А. Колесник, кабардинец К. Л. Карданов. Не раз они летали вместе в бой, не одного фашистского стервятника своими меткими выстрелами вогнали в землю. Особенно много побед отважные летчики одержали на Северном Кавказе. Над родной землей, близ города Нальчика и близ Моздока, кабардинец Карданов сбил два бомбардировщика. Вырос и боевой счет его товарищей по оружию. Лично и в группе они сбили семьдесят шесть самолетов и все были удостоены звания Героя Советского Союза{5}.

В предгорьях Кавказа огромный урон врагу наносили наши прославленные штурмовики. Они опустошали ряды фашистов. 29 июля 1942 года группа штурмовиков под командованием старшего лейтенанта В. Емельяненко обрушила сильный удар по мотоколонне противника. [57]

Во время атаки цели самолет ведущего был подбит. Планируя с небольшой высоты, Емельяненко совершил вынужденную посадку в километре от пылающей колонны танков и автомашин врага. К нему тотчас устремился фашистский бронеавтомобиль. Казалось, гибель летчика неминуема. Но на помощь командиру поспешил младший лейтенант М. Талыков. Ведя огонь, он подбил вражеский бронеавтомобиль, посадил самолет рядом с машиной Емельяненко и взял командира к себе на борт. Спустя полчаса оба летчика были на своем аэродроме. Герой Советского Союза В, Б. Емельяненко в годы войны много вылетал на штурмовку вражеских войск. М. Талыков пал смертью храбрых в битве за Кавказ.

Немало славных страниц в историю борьбы за Кавказ вписали и наши пикирующие бомбардировщики Пе-2. Они наносили удары по врагу ежедневно по нескольку раз. Эскадрилья Героя Советского Союза майора А. Бардеева из 366-го бомбардировочного полка 219-й бомбардировочной авиационной дивизии 22 августа 1942 года трижды вылетала в район Моздока для уничтожения танковых и автомобильных колонн. Делая по три-четыре захода на каждую обнаруженную цель, экипажи с высоты 800–1000 метров сбрасывали бомбы, а затем на бреющем полете расстреливали гитлеровцев из бортового оружия. Они уничтожили 180 вражеских солдат и офицеров, 12 танков и около 50 автомашин. Благодаря искусному применению противозенитного маневра эскадрилья не имела потерь{6}.

Стойкость и отвага советских воинов сорвала планы гитлеровского командования на Кавказе. Потеряв надежду продвинуться вглубь, фашисты решили применить на важнейшем стратегическом направлении Грозный — Баку тактику авиационного «сокрушения и истощения». Суть ее заключалась в том, чтобы массированными ударами крупных сил авиации по жизненно важным объектам парализовать деятельность грозненского и других промышленных центров Северного Кавказа.

Враг начал осуществлять этот коварный замысел, проводя интенсивную воздушную разведку городов, районов сосредоточения нефтедобывающей и нефтеперерабатывающей промышленности, аэродромов, узлов [58] железных и шоссейных дорог, перевалов через Главный Кавказский хребет и других важных объектов, расположенных в прифронтовой зоне и в глубине нашей территории. Особенно тщательно разведывался район Грозного. Вслед за разведчиками в небе появлялись группы бомбардировщиков в сорок — шестьдесят самолетов, прикрываемые истребителями. Но и этот план фашистского командования был сорван. Старшему лейтенанту Павленко не раз приходилось наблюдать поединки наших отважных истребителей и воинов-зенитчиков с воздушными пиратами. Гитлеровские летчики действовали напористо и в то же время осторожно. От боя частенько старались уклониться. При первом же появлении советских истребителей, вылетавших на перехват воздушных целей, как правило, сбрасывали бомбовый груз куда попало и удирали на свои базы. Вражеские истребители прятались в облаках, на большой скорости уходили к линии фронта под прикрытие зениток. Было ясно, что гитлеровцы берегли самолеты, избегали потерь в воздушных налетах и боях. И все же масштабы действий фашистской авиации росли.

Используя все возможности для скрытного выхода в районы объектов удара — гористый рельеф местности, малые высоты, подход к целям по криволинейному маршруту, налет с большой высоты с приглушенными моторами или со стороны солнца, — фашистские бомбардировщики стремились в первую очередь поразить Грозный, лишить боевую технику Советской Армии горючего.

Один из самых мощных налетов гитлеровцы совершили 22 августа. Утром в 16-м гвардейском истребительном полку 216-й смешанной авиационной дивизии, базировавшейся на полевом аэродроме в районе Грозного, шла обычная фронтовая жизнь. В воздухе было спокойно. Посты ВНОС молчали. На старте в полной боевой готовности находилась дежурная эскадрилья капитана Александра Покрышкина, на стоянках — шестерки капитанов Павла Крюкова и Валентина Фигичева, а также группа истребителей, которой командовал прославившийся еще в воздушных боях на Халхин-Голе старший лейтенант Анатолий Комоса. Солнце поднялось уже высоко над горизонтом, когда с разных постов ВНОС почти одновременно последовали сигналы о появлении фашистских самолетов. Крупные группы бомбардировщиков В сопровождении истребителей летели [59] разными курсами и на различных высотах. Они шли с восьми направлений. Такой «звездный налет» враг предпринял для того, чтобы распылить силы и дезорганизовать систему управления нашей ПВО, рассчитывая наверняка добиться успеха.

Над аэродромом взвилась ракета — сигнал на вылет. Взревели моторы. Истребители прямо со стоянки пошли на взлет звеньями и быстро набрали заданную высоту. С земли на фоне чистого неба отчетливо виднелась колонна фашистских бомбардировщиков из четырех девяток «юнкерсов». Впереди и по бокам ее сновали тонкие, как осы, Ме-109.

Взлетевшая первой эскадрилья капитана Александра Покрышкина связала боем передовую группу прикрытия противника. Истребители закружились в смертельной схватке. Отчетливо слышались то короткие, то длинные пулеметно-пушечные очереди. Вот один, второй, а вслед за ним и третий «мессер» сбит подразделением Покрышкина. Через несколько секунд прогремели взрывы, а затем вспыхнули пожары. Загорелась нефть.

Бой разгорался. Группа «ястребков» Комосы сверху атаковала ведущую девятку фашистских бомбардировщиков. Но те сильным огнем бортового оружия отразили атаку и продолжали лететь своим курсом. Второй удар по ведущей девятке истребители Комосы нанесли снизу и сбили два «юнкерса». Тут же в бой включились группы Крюкова и Фигичева. Еще четыре бомбардировщика вспыхнули и повалились на землю. Строй вражеских самолетов нарушился; бросая бомбы куда попало, они стали разворачиваться и уходить на север. «Звездный налет» не принес успеха противнику. На остальных семи направлениях его встретили мощным огнем зенитчики и летчики ПВО. Все наши самолеты вернулись на аэродром без потерь{7}.

На подступах к Грозному высокое мастерство проявили летчики 249-го истребительного полка, которым командовал воспитанник Минского аэроклуба коммунист капитан П. К. Козаченко. Это был человек небывалой отваги, всегда рвавшийся в бой, чье мужество и мастерство служили примером для подчиненных. Свыше тридцати фашистских бомбардировщиков в сопровождении двенадцати «мессершмиттов» устремились 29 августа [60] в наш тыл для нанесения удара по нефтепромыслам Грозного. Группа истребителей в составе двенадцати ЛаГГ-3 под командованием Козаченко встретила врага на дальних подступах к городу. Командир с ходу пошел в лобовую атаку и сбил Ме-109. Смелые, дерзкие действия ведущего ошеломили фашистов и вдохновили ведомых капитана. Комсомолец лейтенант В. Гусев повторил прием своего командира и отправил на землю второй вражеский самолет. А всего в том воздушном бою наши истребители уничтожили пять стервятников.

В другой воздушной схватке Козаченко был тяжело ранен, но продолжал руководить боем, а затем привел группу истребителей на аэродром. Когда его самолет совершил посадку, летчик от большой потери крови потерял сознание. За совершенные подвиги П. К. Козаченко удостоен звания Героя Советского Союза.

Воздушная оборона нефтяных промыслов и заводов в районе Грозного недешево доставалась нашим летчикам. Многие из них погибли в поединках с врагом, многие получили ранения.

В один из августовских дней 1942 года, после выполнения специального задания командования, Павленко вернулся на аэродром 16-го гвардейского истребительного авиационного полка. В столовой встретил Анатолия Комосу с перевязанной головой. Лоб его был рассечен не то пулей, не то осколком снаряда. К счастью, ранение оказалось легким.

— Ну а что с другими ребятами? — спросил Петр.

— Все дома. Вот только Николай Кузнецов ранен. Его положили в санчасть, завтра, наверное, отправят в госпиталь.

— Так надо его навестить.

— Обязательно навестим.

Санчасть размещалась в небольшом домике на окраине Гудермеса. На нарах, застланных чистыми простынями, лежали раненые летчики из разных авиационных частей, среди них и Николай Кузнецов. Пуля раздробила ему правое плечо, рана оказалась серьезной. Огромная повязка пропиталась кровью. Рядом с Николаем лежал белокурый летчик, раненный в грудь. Он был в тяжелом состоянии. Возле него неотлучно находилась медсестра. [61]

Петр и Анатолий присели у постели Кузнецова. Николай молча смотрел на них и силился улыбнуться. Видимо, у него был сильный жар, говорить он не мог. Долго сидеть им не разрешили, и, пожелав другу быстрого выздоровления, Павленко и Комоса покинули санчасть. Шли молча, на душе было тяжело. Сколько хороших людей теряли...

Советской авиации приходилось вести боевые действия в сложных условиях. Противник имел численное превосходство в самолетах, разветвленную сеть аэродромов. Наши авиационные части располагали ограниченным количеством даже взлетных площадок — сразу за линией фронта находился большой горный массив. Однако летчики умело и бесстрашно вели воздушные бои, метко поражали наземные цели. Родина высоко оценила доблесть, мужество и мастерство авиаторов, наградив многих орденами и медалями. Многие летчики за оборонительный период битвы за Кавказ были удостоены звания Героя Советского Союза.

В жестоких боях и сражениях летом и осенью 1942 года в предгорье Северного Кавказа враг был остановлен, обескровлен, а затем и разгромлен. На полях сражений он оставил убитыми многие тысячи солдат и офицеров, сотни танков, самолетов, орудий, автомашин и другой техники. Фашисты захлебнулись собственной кровью, так и не дойдя до желанной кавказской нефти.

Но если к глубокой осени 1942 года под ударами наших войск на грозненском направлении фашисты, истекая кровью, значительно ослабили натиск, то на соседнем, туапсинском направлении они упорно продвигались вперед, стремясь во что бы то ни стало прорваться к морю, захватить Туапсе, расчленить нашу Черноморскую группу войск и уничтожить ее по частям. Действовавшая на этом направлении 17-я немецкая армия поддерживалась с воздуха крупными силами самолетов 4-го флота фашистских ВВС (они базировались на аэродромах Крыма и Кубани). Среди огромного количества бомбардировщиков, истребителей и разведчиков здесь было много и транспортных самолетов, способных переправлять по воздуху значительные массы войск и грузов. Гитлеровское командование располагало в черноморских портах большим количеством транспортных средств. Все это позволяло врагу высаживать крупные морские и воздушные десанты в любом месте побережья, [62] чтобы оседлать и парализовать единственную тыловую рокаду — дорогу Сухуми — Сочи — Туапсе — Новороссийск. Вдоль этой же дороги в разных пунктах находились аэродромы 5-й воздушной армии и ВВС Черноморского флота, крупные штабы войск, авиации и флота, тыловые базы и многое другое.

Требовались сведения о подготовке противником десантных операций в тыл Черноморской группы войск. Но их пока не было. Командующего генерала И. Е. Петрова не удовлетворяли данные визуального наблюдения с воздуха основных аэродромов, портов и морских коммуникаций противника, где могли скрытно готовиться и перебрасываться десанты. Он ждал точных данных аэрофоторазведки. А для получения их 5-я воздушная армия тогда не располагала нужными средствами. Правда, самолеты дальней разведки с экипажами имелись, но аэрофотоаппаратов и специалистов по обработке материалов аэрофотосъемки явно не хватало. Это не позволяло одновременно производить воздушное фотографирование большого количества аэродромов и портов, крупных сосредоточений войск, а также морских коммуникаций.

Генерал И. Е. Петров и командующий 5-й воздушной армией генерал С. К. Горюнов обратились за поддержкой к командованию Закавказского фронта. Вскоре по приказу генерал-лейтенанта авиации К. А. Вершинина из 4-й в 5-ю воздушную армию была переброшена большая партия аэрофотоаппаратов и целиком 13-я отдельная рота аэрофотослужбы. Последняя имела несколько комплектов походных автофотолабораторий (ПАФ-3), около тридцати фотоспециалистов: фотовооруженцев, фотолаборантов, фотограмметристов. Вместе с этой группой по приказанию начальника штаба 4-й воздушной армии генерал-майора авиации А. З. Устинова в 5-ю воздушную был направлен и старший лейтенант Павленко.

Не хотелось генералу Устинову отпускать от себя толкового специалиста. Под его руководством Павленко проработал почти три года, выполняя много различных заданий в Молдавии, на Украине, на Дону, на Северном Кавказе. Все они были важными и трудными, и тот с честью оправдывал доверие. Но интересы дела прежде всего. Прощаясь, Александр Захарович сказал: [63]

— Надеюсь, что вы и там исправно будете выполнять любое задание.

— Постараюсь, — заверил Петр. — Будьте уверены, вас не подведу.

Штаб 5-й воздушной армии располагался в бывшем доме отдыха Военно-воздушной инженерной академии имени Н. Е. Жуковского в Чемитоквадже (близ Сочи). В большой комнате находился разведотдел. Там Павленко познакомился с новыми начальниками и товарищами: майором И. Орловым, капитаном А. Феоктистовым, капитаном Н. Мешковым и другими. Судьба связала его с ними на долгие годы.

Вскоре старшего лейтенанта вызвали к начальнику штаба армии генералу С. П. Синякову.

— Поздравляю вас с прибытием в нашу армию, — сказал генерал. — Надо бы, конечно, отдохнуть, да некогда. Дел уйма. Немедленно принимайтесь за работу.

— Я готов, товарищ генерал.

— Вот и хорошо. А теперь о главном. На аэродроме Лазаревское базируется специальная разведывательная авиационная часть. При ней создается центр по обработке материалов аэрофоторазведки. Вы назначаетесь начальником этого центра. Помимо руководства обработкой материалов разведки будете составлять разведывательные донесения и докладывать их штабу. Не исключено, что данные воздушного фотографирования будете докладывать непосредственно командующему Черноморской группой войск генерал-лейтенанту Петрову и его штабу. Задача ясна?

— Все будет исполнено, товарищ генерал.

— Тогда желаю успеха.

* * *

Утром 30 декабря 1942 года Павленко вызвали к генералу И. Е. Петрову для доклада последних данных фоторазведки. Встреча с этим военачальником и радовала, и тревожила Петра, Раньше он многое слышал об этом незаурядном человеке, руководившем обороной Одессы, Севастополя, а теперь — обороной Кавказа на узкой приморской полосе, Петру хотелось увидеть мужественного генерала. А тревожился потому, что предстояло докладывать очень большой и важный материал по восемнадцати аэродромам и восьми портам противника. Мало ли какие вопросы задаст командующий. [64]

Утешало одно: за последние два дня удалось добыть немало данных; аэроснимки всех заснятых объектов получились на редкость отчетливыми, сочными и резкими.

Пикап доставил старшего лейтенанта на командный пункт генерала Петрова, севернее Туапсе. С собой Павленко привез огромную связку фотосхем с подробными легендами, разведсводку и приборы для дешифрирования (стереоскопические очки, набор луп, масштабный циркуль, навигационную линейку).

Вначале Павленко представился генералу Горюнову, а потом вместе с ним отправился к Петрову.

— Проходите, пожалуйста, — сказал Иван Ефимович, встречая Горюнова крепким рукопожатием.

Петр тут же представился командующему.

— Как говорится, с прибытием, товарищ старший лейтенант. Располагайтесь вон за тем столом, у окна. Там больше света. Я сейчас посмотрю все ваши снимки.

Павленко положил фотосхемы на стол, а подробное разведдонесение — перед командующим. Петров быстро прочитал документ и сказал:

— Ну так мы вас слушаем, докладывайте.

— На заснятых вчера и сегодня шести аэродромах Крыма и двенадцати Северного Кавказа, — начал Петр, — обнаружено более девятисот самолетов противника. — Павленко назвал типы самолетов, их количество, на каких аэродромах они базируются.

— Хорошо, — кивнул Петров и вместе с Горюновым подошел к столу, где лежали фотосхемы.

— Давайте посмотрим вместе, что здесь сфотографировано, но вначале покажите нам аэродромы, на которых базируется транспортная авиация противника, — предложил Иван Ефимович.

Павленко тут же отыскал фотосхему аэродрома Сальска, заснятого разведчиками вчера днем, и положил сверху. Достал стереоскопические очки и попросил генералов надеть их. Командующие охотно сделали это и, склонившись над фотосхемой, молча смотрели на изображение. Наступила пауза. Человеческий глаз не сразу воспринимает стереоскопический эффект. Требуется время для привыкания к стереоскопу, к снимку.

— Вижу, все вижу! — первым сказал Петров. — Сколько же здесь всего! Самолетов и не сосчитать, стоят, проклятые, рядами, как на выставке. Вижу и людей: возле самолетов, на дорожках, у фургончиков, подальше [65] от стоянки, даже на краю аэродрома. Что бы это значило? — спросил Иван Ефимович.

— Очень просто, товарищ командующий. Видите, люди стоят по двое?

— Конечно, вижу.

— А между ними светлое пятнышко?

— Тоже вижу.

— Это носилки.

— Неужели? — Генерал Петров выпрямился, снял стереоскопические очки и обернулся к стоявшему рядом Горюнову: — Сергей Кондратьевич! Вот и наступила разгадка. Этими самолетами немцы вывозят своих раненых и больных из-под Сталинграда, из котла...

— А туда доставляют окруженным войскам боеприпасы, продовольствие, медикаменты и прочее, — добавил Горюнов. — Видели, сколько таких грузов лежит возле самолетов?

— Так сколько всего самолетов на аэродроме Сальск? — задал вопрос Петров.

— Восемьдесят транспортных типа Ю-пятьдесят два, — ответил Павленко.

— Так. Напомните, где базируется транспортная авиация противника.

Петр подробно доложил по каждому сфотографированному вражескому аэродрому. Генерал Петров внимательно слушал и что-то записывал в свой блокнот.

Сергей Кондратьевич! — Командующий оторвался наконец от блокнота. — А не многовато противник сосредоточил авиации перед нами?

— Если считать, что немецкое командование этими силами действует сразу на трех направлениях: на нашем туапсинском, на соседнем грозненском и на сталинградском, — то таких сил ему едва-едва хватает, а скорее всего, даже и не хватает.

— Во всяком случае противнику сейчас не до воздушных десантов, — заключил Петров.

— Пожалуй, так, — согласился Горюнов.

— Теперь давайте взглянем, что делается в черноморских портах, занятых противником. Прошу приготовить фотосхемы, — распорядился Петров.

Старший лейтенант достал нужные материалы аэрофотосъемки. Генералы внимательно рассматривали каждый порт: Керченский, Феодосийский, Ялтинский, Севастопольский, Евпаторийский и Одесский. [66]

Павленко подробно докладывал, сколько в каком порту находилось плавсредств противника. Их было не так много. К тому же сосредоточений фашистских войск в портах не обнаружено. Единственное, что заинтересовало командующих, так это подводные лодки гитлеровцев, находившиеся в Севастопольской бухте. На всплытии их было всего три.

— В общем, воздушная разведка пока не подтверждает никаких подготовительных десантных мероприятий противника, — сказал генерал Горюнов.

— Да, видимо, противнику сейчас не до десантов, — согласился генерал Петров и, посмотрев на командующего 5-й воздушной армией, произнес: — Сергей Кондратьевич! А разведчики молодцы, отлично выполнили поставленную задачу. Надо поблагодарить их.

— Обязательно поблагодарим, Иван Ефимович.

— И вас благодарю, — сказал Петров и крепко пожал руку старшему лейтенанту.

Собрав все документы, Павленко вышел. Он расставался с генералом Петровым ровно на два года. Фронтовые дороги снова свели их в конце 1944 года на 4-м Украинском фронте в ожесточенных боях в Карпатах, почти в такой же горно-лесистой местности, как здесь, на Кавказе, на туапсинском направлении. Но об этих встречах рассказ будет позже.

В середине января 1943 года войска Черноморской группы перешли в решительное наступление и к началу февраля уже вели бои на подступах к Краснодару. Обескровленные в кровопролитных боях на туапсинском и грозненском направлениях, гитлеровские полчища поспешно отходили на Кубань и далее — на Ростов и Тамань. Наша авиация спешно перебазировалась на новые аэродромы на Кубань. Случилось, что штабы 4-й и 5-й воздушных армий оказались в одном городе — Краснодаре, авиационные части этих армий в начале весны 1943 года базировались рядом, зачастую на одних и тех же аэродромах.

Именно тогда в небе Кубани разгорелось одно из крупных сражений за господство в воздухе. Фашистское командование бросило сюда главные силы своего 4-го воздушного флота. С нашей стороны действовали две воздушные армии, корпуса резерва Ставки Верховного Главнокомандования. В течение дня нередко происходило [67] до ста воздушных боев. В этих боях фашисты потеряли сотни самолетов.

На острие воздушного сражения на Кубани оказались отважные летчики-истребители 16-го гвардейского истребительного авиационного полка. Многие из них впоследствии стали Героями и дважды Героями Советского Союза. Первым среди первых был капитан А. И. Покрышкин. В этих жестоких, сложных и напряженных воздушных боях он уничтожил несколько десятков фашистских стервятников.

В небе Кубани наши истребители широко применяли эшелонированное построение пар и групп по фронту и высоте. Они полностью освоили активные формы борьбы: предварительную «очистку воздуха» от авиации противника над полем боя перед приходом наших бомбардировщиков и штурмовиков, свободную охоту, блокирование аэродромов и конечно же силовую воздушную разведку, начало которой было положено еще на Тереке и в районах к северу от этой реки.

Однажды Павленко со специальным заданием разведотдела 5-й воздушной армии прибыл для обмена информацией в разведотдел 4-й воздушной армии, который тогда находился в станице Пашковской, недалеко от Краснодара. Рядом с Пашковской базировался 16-й гвардейский истребительный авиаполк. Вечером Петр заглянул в станичный клуб. Там собрались летчики 16-го и других авиаполков, среди которых он увидел многих своих знакомых. Вроде бы те же были парни — и не те. Повзрослели, возмужали. Гимнастерки большинства украшали ордена и медали. А на груди летчиков А. Покрышкина, Д. Глинки, Г. Речкалова и других сияли первые Золотые Звезды Героев Советского Союза. Петр сел рядом с Павлом Крюковым.

— Павел Павлович! По какому случаю собрались?

— Как по какому?! — удивился тот. — Во-первых, сегодня нам вручат ордена, а во-вторых, здесь будет большой концерт. Говорят, артисты приехали.

— И ты получаешь орден?

— Так сказали.

— Тогда от души поздравляю.

— Спасибо, — улыбнулся Крюков.

Петр еще раз взглянул на грудь отважного летчика, воевавшего с первых дней войны. На ней красовались три ордена Красного Знамени. И у каждого — своя история. [68]

Летом 1943 года 5-ю воздушную армию перебросили с Кубани в район восточнее Воронежа. Она вошла в состав резервного Степного фронта. Началась подготовка к новым боям. Части армии укомплектовывались материальной частью, пополнялись летным составом. В строй вводились не только отдельные летчики, но и целые эскадрильи, полки и даже дивизии. Разведывательная авиация 5-й воздушной армии получила 511-й отдельный разведывательный авиационный полк, которым командовал подполковник С. Д. Берман.

В начале июля развернулась невиданная по своему размаху Курская битва. Наступили горячие деньки и для офицеров разведотдела штаба 5-й воздушной армии. Аэрофоторазведка войск противника велась непрерывно, только поспевай обрабатывать материалы. Особенно туго пришлось воздушным разведчикам, когда наши войска устремились к Харькову. Удалось обнаружить и сфотографировать крупную танковую группировку врага в районе Барвенкова. Перед Павленко поставили задачу — срочно обработать материалы аэрофотосъемки и составить разведывательную сводку для доклада в штаб воздушной армии и в Москву. Несколько часов подряд трудился Петр над докладом. А когда все было готово, отправился в штаб армии и передал материалы аэрофоторазведки по назначению. Там Петра ждала приятная неожиданность: он встретил своего старого начальника и большого друга Степана Дмитриевича Абалакина, ставшего уже полковником, начальником разведки 5-й воздушной армии. Они обнялись и расцеловались, как братья. Расспросам и разговорам не было конца.

— Вот что, Петр, — предложил полковник. — Иди ко мне помощником. Мне как раз нужен такой человек. Думаю, начальник штаба согласится на твою кандидатуру.

— А справлюсь ли? — усомнился Павленко.

— Справишься, ты же служишь в разведке. Да и я помогу.

Так Петр стал помощником начальника разведки. Теперь он обрабатывал данные воздушной разведки, составлял разведывательную информацию для подчиненных подразделений и частей разведывательной авиации, для соседей и для отправки в Москву. Занимался и другими важными делами.

На заключительном этапе Белгородско-Харьковской операции в августе 1943 года в разведотдел 5-й воздушной [69] армии поступило сообщение из штаба общевойсковой армии о том, что в расположении её войск вынужденно сел немецкий самолет. Летчик сдался в плен, а машина взята под охрану нашими пехотинцами. Место посадки самолета указано ориентировочно, а где находится пленный — неизвестно.

Полковник Абалакин приказал Павленко лететь в указанный район, выяснить, что это за самолет и почему сел в расположении наших войск, найти пленного и доставить в разведотдел.

На трехместном По-2 Петр отправился к пункту не значения. Фашистский самолет обнаружили быстро. Сел рядом с ним на ровном поле и приступили к осмотру Это был немецкий истребитель ФВ-190 последней модификации. Новыми в его вооружении оказались прицел и некоторое навигационное оборудование. Впереди кабины самолета сверху на месте обычного оптического прицела был установлен прицел, напоминавший кусок водосточной трубы. Он заканчивался в кабине летчика круглым экраном величиной с блюдечко.

«Что же это такое, — подумал Павленко, — неужели тот самый радиолокационный прицел, о котором мы читали в разведсводках? Но те прицелы устанавливаются на истребителях-ночниках, а этот сел днем. Почему сел целехоньким? Откуда он вылетал?» Множество вопросов встали перед старшим лейтенантом. Без пленного летчика тут не разберешься. Но где же он?

Начались поиски. Солдаты, несшие охрану, ничего не знали. Петр отправился в находившийся поблизости штаб части. И тут безрезультатно. Лишь в конце дня старшему лейтенанту удалось найти пленного в штабе одной стрелковой дивизии. Взяв его на борт По-2, Павленко вернулся в свой штаб.

В разведотделе пленного допросили по всей форме. Им оказался молодой лейтенант люфтваффе, член фашистской молодежной организации «Гитлерюгенд», недавно окончивший в Берлине летную школу. Обучен для полетов ночью и в сложных метеорологических условиях. Вылетал с аэродрома Кривой Рог в паре со своим командиром на свободную охоту. Погода стояла пасмурная, облачность — до самой земли. Юго-западнее Харькова видимость улучшилась. Тут фашистские самолеты были внезапно атакованы советскими истребителями. Те спаслись, спрятавшись в облака. В это время [70] вражеские летчики потеряли друг друга. Немецкий лейтенант долго искал своего командира. Вскоре кончилось горючее, и он сел на первое попавшееся ровное поле.

Пленный подтвердил, что на самолете установлены новейший радиолокационный прицел и прибор опознавания самолетов «свой — чужой». Показания немецкого летчика срочно по спецсвязи передали в Москву. Утром следующего дня оттуда поступило указание: самолет и пленного летчика немедленно доставить в столицу.

Но главной работой Петра Павленко и его товарищей И. В. Орлова, А. Д. Феоктистова, К. П. Сычева было добывание свежих данных о противнике. Этим делом они занимались круглосуточно. Нередко сами садились в самолеты разведывательного авиаполка или отдельных разведэскадрилий и отправлялись на задание. В одном из таких полетов с Петром произошел уникальный случай. А дело было так.

Стоял хмурый январский день 1944 года. Наши войска завершали окружение Корсунь-Шевченковской группировки гитлеровцев. Обстановка в районе Каменки, Райгорода, Смелы и Черкасс была неясная, и командующий 2-м Украинским фронтом генерал армии И. С. Конев потребовал от командующего 5-й воздушной армией генерал-лейтенанта авиации С. К. Горюнова направить в этот район воздушных разведчиков. Ввиду низкой облачности решено было выслать на разведку две пары штурмовиков, которые должны с малой высоты хорошенько осмотреть все населенные пункты, складки местности и рощи в заданном районе. Поскольку Павленко родился и вырос в этом краю и ему здесь был знаком, как говорится, каждый дом и каждый куст, то он попросил послать на задание его. Петру разрешили лететь в кабине стрелка ведущего первой пары.

И вот самолеты в воздухе. Взору Павленко представились родные места. Больно было смотреть на них. Повсюду следы разрушений: сожженные дома, вырубленные сады и рощи. Деревни словно вымерли — ни души. По дорогам шли небольшие колонны пехоты, двигались повозки. Крупных скоплений войск противника нигде не видно.

— Давай еще раз осмотрим весь район! — предложил Петр. [71]

Ил-2 развернулся севернее Черкасс и теперь летел зигзагом с севера на юг. Внимательно следил Петр за местностью. Сердце учащенно билось. Он увидел свою деревню. А вон и хатка, в которой родился... Всмотрелся снова. «Не может быть! Так и есть, он, отец!» — вырвалось из груди. Стоявший рядом с хатой старик, будто услышав, запрокинул вверх голову. Сомнений не было, это его отец.

«Жив, значит, отец, а мать, сестры?.. — задумался Петр. И вдруг — сильный удар в голову. Машинально скинул шлем. Рука в крови, по спине потекла теплая струйка. «Ранен, — мелькнула мысль, — как обидно, в родных местах».

Впереди по курсу молнией пронеслись два «мессершмитта», атаковавших «илы» с задней верхней полусферы. Летчики, задрав носы своих штурмовиков, открыли по вражеским истребителям пушечный огонь. Один «мессер» завалился на крыло, на мгновение повис в воздухе, а затем рухнул на землю. «Илы» вернулись на свой аэродром.

После окружения и разгрома Корсунь-Шевченковской группировки гитлеровских войск старшему лейтенанту Павленко поручили заснять с воздуха, с малой высоты, то, что осталось от фашистов.

Три дня в самолете По-2, пилотируемом капитаном С. Ивановым, Петр фотографировал аэрофотоаппаратом АФА-27, привязанным ремнями к груди, районы Звенигородки, Шендеровки и недавнее поле боя севернее Шендеровских лесов. Чего в этом котле только не было: трупы тысяч гитлеровцев, брошенные противником танки, орудия, повозки, сбитые транспортные самолеты, другая техника. Отсюда длинные колонны военнопленных медленно двигались на восток. Снимали их до тех пор, пока не кончилась пленка.

Альбомы с этими снимками убедительно рассказали о позорном крахе гитлеровских захватчиков в самом центре Украины. К альбомам приложили подробные легенды. Все это со специальным донесением доставили нарочным в Москву.

Дела на фронте шли своим чередом. Настало время, когда последний гитлеровец был изгнан с Украины, Советские войска подошли к отрогам Восточных Карпат. [72]