4. Генерал фон Эдельхайм требует ответа

Надо было обладать высоким искусством вождения автомобиля, чтобы вот уже несколько часов двигаться от одного НП к другому по таким разбитым, разжиженным дорогам и не застрять. Юркий «Виллис» метался из стороны в сторону, проваливался в рытвины, его заносило в кювет, засасывало в глубокую колею, но он выбирался и опять ехал...

В полночь мы остановились в Цветково. Пока операторы связывались с соединениями, мы вошли в домик, приютившийся у дороги. Керосиновая лампа тускло освещала единственную комнату, у порога которой стояла печь. В углу под образами крестилась старая женщина, кланяясь ликам печальных Богородицы и Николая-угодника. Она умоляла их уберечь мужика Матвея и сынку Ивана от пули быстрой, сабли острой и навеять погибель на иноземную погань.

— Вернутся твои мужики, мать, не горюй, — успокоил старуху полковник Компанией..

— Так вже верталысь. Вон той, що з вамы прискакав, то ж мой Иван. Неужто не знаете? — всхлипывая и вытирая подолом фартука слезы, ответила она.

— А как фамилия?

— Той же Иван Шпычка.

— Иван Шпычка? Его, мать, всяк знает. Добрый казак.

С нами в это время был корреспондент газеты «Казак-гвардеец», он тут же бросился на поиски Ивана Шпычки. Но среди казаков 34-го кавполка такого не нашлось.

Позже выяснилось, что этот казак из 10-й гвардейской кавалерийской дивизии. Просто он отпросился принять участие в освобождении родного села.

Старушка заметалась по хате, готовясь угостить нас «чем бог послал». Она схватила лопату, ведро и заспешила во двор.

— Сейчас, сынки, погодьте. Отрою яму с картошкой, [55] огурчиками... — но вдруг, вспомнив что-то, она открыла крышку подпола. — Эй, хвриц, вылазь, вже наши прийшлы.

К нашему удивлению, из подпола вылез совсем еще молодой немецкий солдат. Он смотрел на нас широко открытыми, светлыми глазами, казалось, они побледнели от страха.

Нам было подумалось, что старушка в героическом единоборстве пленила грозного врага. Но здесь произошло иначе. Хозяйка была во дворе и вдруг увидела, как более десятка немецких солдат и офицеров заскочили в соседний дом, вытащили оттуда солдата и тут же расстреляли. В это время через дорогу перебежали два немца и спрятались в сарай. Их тоже расстреляли. Потрясенная случившимся, хозяйка вернулась в хату и с ужасом заметила стоявшего посреди комнаты немца. Он что-то горячо говорил, показывал на свой мундир, но видя, что она не понимает, бросил автомат в печь и полез под кровать. Старушка, видя недоброе, спрятала его в подпол. Немецкая мать должна быть благодарна старой русской женщине за жизнь ее сына.

Сдав нам спасенного, женщина заторопилась попотчевать нас на радостях нехитрым угощением. Чувствовалось, что для нее это была главная забота последних лет. У нас же были иные заботы.

Теперь, когда Конно-механизированная группа вошла в прорыв, необходимо было развить, предельные в условиях сильной распутицы темпы наступления, и во что бы то ни стало утром захватить крупный населенный пункт и узел дорог Троицко-Сафоново. Этим завершался выход в оперативный тыл армии генерал-полковника Холлидта, и она по существу оказывалась рассеченной на две части. Стоявшие перед ней проблемы удержания или восстановления положения сменялись проблемой спасения армии от очередного разгрома.

Говорят, чтобы правильно понять положение противника, надо поставить себя на его место и постараться объективно осмыслить за него конкретно сложившуюся обстановку, продумать наиболее целесообразные решения и действия. Скорее всего, думалось мне, генерал Холлидт, поняв, что подвижная группа рвется в глубокий тыл его армии, предпримет попытку нанести фланговые удары, чтобы если не разгромить, то хотя бы остановить нас. Он может использовать 24-ю танковую дивизию для [56] удара с севера и 3-ю горно-стрелковую дивизию — с юга. Можно ожидать также, что первой нанесет удар 3-я горно-стрелковая дивизия, так как она, по сведениям разведки, начала двигаться от Владимировки к устью речки Висунь, с намерением использовать ее как рубеж развертывания. С 24 танковой дивизией мы могли «скрестить шпаги» несколько позже, у Троицко-Сафоново. Были также сведения, что где-то в районе Баштанки обнаружены немецкие колонны, медленно ползущие на север. Но эти резервы явно опаздывали, и по времени могли быть использованы лишь для удержания Нового Буга.

Лучше, конечно, если бы Конно-механизированная группа перехватила эти резервы после Нового Буга. К тому времени мы успели бы пробиться через вторые эшелоны и районы артиллерийских позиций 6-й армии немцев, дезорганизовать работу ее тыла, а затем смогли бы уделить этой группировке больше внимания. Ведь разгром оперативных резервов — наша важнейшая задача.

При всем этом, перед фронтом Конно-механизированной группы оказывали ожесточенное сопротивление местные гарнизоны и ближайшие тактические резервы. Они цеплялись за каждую высоту, балку, за каждый населенный пункт. Бои шли непрерывно, напряженно, днем и ночью.

Чтобы предотвратить удар с рубежа Висунь, пришлось 10-ю гвардейскую дивизию направить южнее. Наступая за 30-й кавалерийской дивизией уступом влево, она нацеливалась на нанесение удара во фланг группировке противника, выдвигающейся с юга. Но все эти осложнения могли возникнуть где-то перед рассветом. А теперь главным было не допустить, чтобы отходящие части закрепились на речке Вербовая. Этот рубеж выглядел довольно грозно. Вербовая имеет высокие и крутые берега. На них (в полосе наступления группы) приютился целый ряд населенных пунктов: Котовское, Авдотьевка, Червона Винница, Михайловка. Сочетание столь удобного для обороны рубежа с большим количеством опорных пунктов на узком фронте заставляло принимать самые решительные меры, чтобы на плечах отходящих частей прорваться через него. Направлением главного удара была выбрана Авдотьевка. На пути к ней нам предстояло разгромить огневые позиции артиллерии 6-й армии немцев. Поэтому, чтобы облегчить наступление 9-й [57] гвардейской дивизии (она вырвалась несколько вперед и, проходя между опорными пунктами Казанковка, Александрия, могла попасть под массированный огонь артиллерии), к Казанковке были форсированно выброшены 35-й и 37-й танковые полки и 36-я танковая бригада с десантами. Они с ходу атаковали вражеские позиции. Но удача не всегда приходит сразу. Танки натолкнулись на плотный артиллерийский огонь. Пока 35-й танковый полк вел огневой бой вдоль дороги, 36-я бригада с 37-м танковым полком двинулись двумя колоннами в обход села с юга и, развернув башни, сосредоточили огонь по позициям противника. Десантники спешились и атаковали вслед за танками. Боевой дух немецких артиллеристов быстро погас, и они бросились бежать, оставив застрявшие в грязи несколько танков и самоходок, батареи гаубиц и пушек.

Тем временем генерал Головской, дивизия которого получила задачу своим передовым отрядом захватить Александрию и удерживать ее до прохода главных сил 9-й гвардейской кавдивизии, доложил, что село взято ударом с ходу. Никаких подробностей не сообщалось. Не любил Василий Сергеевич расписывать боевые успехи своей дивизии. «Если дела хороши, их все видят», — часто говорил он.

Пока шла борьба за опорные пункты, передовой отряд дивизии генерала Тутаринова проскочил между ними на Авдотьево, с небольшим разрывом прошли и предбоевые порядки его главных сил. Бежавшие из Казанковки подразделения немцев попали под удар наших казаков.

Мы подъехали к селу часа в два ночи. Оно лежало внизу, в неширокой долине речки Вербовая. На склоне высоты слышались храп лошадей, негромкие команды: «Быстрее уводи «коренных»... Разводи станины... Поставь передки поближе...» Адъютант привел ко мне заместителя командира отдельного истребительно-противотанкового дивизиона капитана Н. И. Глобенко.

— Где Тутаринов?

— У запруда, товарищ командующий. Это тут недалеко. — Он отвечал устало, будто с неохотой.

— Какая задача вам поставлена?

— Прямой наводкой уничтожить огневые точки на южной окраине села, чтобы подразделения, выдвинувшиеся за дорогу, могли одним броском ворваться на немецкие позиции. [58]

Этот немолодой уже офицер хорошо знал, что нужно делать, но в нем чувствовалась какая-то надорванность. Мне подумалось, что он чрезмерно устал. Ведь рейдовая операция — это непрерывный боевой процесс, где один бой сменяется другим, вернее перерастает в другой без заметной паузы в сложной и быстро меняющейся обстановке. Бои идут ожесточенные днем и ночью. В этих условиях, если не сумеешь вовремя расслабиться, где-то на ходу передохнуть, то можно очень быстро выдохнуться, обессилеть. Мне думалось, что у капитана сказывается физическая переутомленность. Но оказалось, его надорвала сильная душевная травма. Он получил известие, что на днях под селом Белозерка погиб его старший сын. Роту, которой он командовал, принял младший сын.

С товарищем Глобенко мне больше не привелось встретиться. Лишь недавно получил от него из села Советское, Ставропольского края, письмо, из которого узнал, что позже, в Белорусской операции, погиб и второй его сын.

Мы подъехали к запруде. Тутаринов стоял у повозки, на которой находилась рация, и что-то втолковывал командирам полков. До меня донеслась последняя фраза:

— Через тридцать минут даю сигнал атаки и имейте в виду, если опоздаете... — дальше следовали слова, употребляемые иногда для большей убедительности.

— Кому это Вы так вразумительно повелеваете?

— Подтягиваю, товарищ командующий, 32-й полк. Он идет последним, поэтому будет использован во втором эшелоне для развития успеха.

— Зачем же его ждать. Каждая минута ночного времени дорога. Атакуйте теми силами, какие подошли. Ведь характерной особенностью ночных действий является то, что сила внезапных ударов значительно увеличивается.

Неожиданно с северной окраины села послышались артиллерийские выстрелы. Сначала одиночные, затем частые. Село заискрилось вспышками огней. Орудия истребительно-противотанкового дивизиона, развернувшиеся к этому времени на склоне высоты, начали прямой наводкой расстреливать огневые точки противника.

— Дать сигнал атаки! — скомандовал комдив.

В тот же миг сзади нас в воздух взвилась серия красных ракет. Но, казалось, ничего не изменилось. По-прежнему [59] впереди было тихо. Расчетливо били орудия, зато огонь противника заметно слабел. Казаки под покровом темноты шли в атаку молча, безудержно. Можно было легко представить, как тяжело им идти по колено в вязкой грязи. Днем такая атака стоила бы больших потерь. Мне казалось, что полки уже Должны были ворваться в село. Кто-то начал сомневаться: «Может быть они не поняли?» И тем неожиданнее показалось знакомое «Ура-а!», ухание карманной артиллерии — гранат, скороговорка автоматов и пулеметов.

Оборонявшие Авдотьевку подразделения 60-го пехотного, 156-го механизированного полков и штрафной батальон немцев бежали на Троицко-Сафоново. Мы направились в село. На окраине наткнулись на брошенные танки, самоходки, автомашины и многочисленное военное и невоенное имущество. Объехать их было делом нелегким, но еще труднее было проехать по улицам села. Все они были забиты боевой техникой и транспортом. Мне доложили, что немцы оставили здесь более сотни автомобилей, танков и самоходных орудий — многие из них исправны, на ходу. Здесь были захвачены огромные склады вооружения, боеприпасов, продовольствия и около трехсот тонн горючего.

Перед утром в Авдотьевку вошли колонны 13-й механизированной и 36-й танковой гвардейских бригад. Они заправились трофейным горючим и двинулись на Троицко-Сафоново.

Труднее было дивизии генерала Головского. После Александрии на нее стали давить подходящие с юга части второго эшелона немцев, резервы боевой группы «Райх» и 3-й горнострелковой дивизии. Она встретила организованную оборону на рубеже речки Вербовая, у села Червона Винница. Переправы держались под сильным артогнем. Пришлось, чтобы не втягиваться в затяжной бой, повернуть дивизию на юг и, захватив Михайловну, форсировать здесь Вербовую. Этот маневр по замыслу должен был достичь еще и другой цели. Выводя дивизию на дорогу Михайловка — Скобелево, идущую вдоль северного берега Висунь, мы могли использовать эту реку как выгодный рубеж для прикрытия левого фланга группы, для отражения возможного удара группировки противника, которая, как уже говорилось, выдвигалась сюда с юга. Все шло хорошо. Михайловка была взята с ходу [60] решительным ударом с севера. Специально созданные отряды захватили переправы. Но неожиданно 10-я гвардейская кавалерийская дивизия, действовавшая на левом фланге группы и прикрывавшая Конно-механизированную группу с юга и юго-востока, подверглась атаке из Александрии.

— Что-то там путают, — возмутился начальник штаба генерал Пичугин, — недавно это село захватили части Головского и развивают наступление дальше. Свяжитесь с командиром дивизии по рации.

Уточнить обстановку взялся начальник оперативного отдела со своим помощником.

— Командующий интересуется, что у вас произошло?

Я взял вторые наушники. Слышен возбужденный голос командира 10-й гвардейской кавдивизии.

— Какая-то колонна немцев наткнулась на наши предбоевые порядки перед Александрией. Возник встречный бой. Его ведет 113-й гвардейский полк подполковника Иванова. Остальные части продолжают наступление на заданном направлении.

Теперь бои шли всюду: перед фронтом наступления, на флангах и в нашем тылу. Конно-механизированная группа, охваченная со всех сторон противником, пытающимся частыми контратаками задержать, или хотя бы на время сковать наше движение, рвалась все дальше в оперативную глубину «армии мстителей».

На рассвете командующий армейской группой генерал фон Эдельхайм предпринял еще одну отчаянную попытку остановить конницу и танки, прорвавшиеся в его оперативный тыл. Полковник Компаниец доложил, что разведчики обнаружили за речкой Висунь, западнее села Лагодовки, значительные силы пехоты и танков противника. Это сообщение не вызвало особого беспокойства. В лесу на скатах правобережной высоты уже занял позиции выброшенный вперед усиленный передовой отряд от 10-й гвардейской кавдивизии. Но все-таки, в случае успеха, противник мог наделать нам много неприятностей. Как всякий фланговый удар, он был опасен. Начальник оперативного отдела выразил мнение развернуть здесь дивизию Головского и под ее прикрытием главными силами группы продолжать наступление на город Новый Буг.

— Зачем это делать? — возразил начальник штаба. — Пока передовой отряд втянет здесь противника в затяжной [61] бой, наши соединения уже пройдут этот рубеж и с ходу возьмут Троицко-Сафоново. Затем передовой отряд выйдет из боя, оторвется от вражеской пехоты и составит резерв дивизии. Они не смогут упредить нас. Ведь мы имеем более высокую тактическую подвижность.

Это был хороший тактический ход. Но начопер почему-то упорствовал.

— Комдив десятой докладывает, — сказал он, — что противник начал контратаки крупными силами, стремясь прорваться на Петро-Висунька.

— Если он говорит, то это не значит, что все именно так, — запальчиво ответил обычно спокойный и сдержанный в оценках Пичугин. Он взглянул на меня и, стремясь сгладить впечатление, сказал: — Комдив десятой склонен к преувеличениям. В его глазах противник всегда в несколько раз сильнее, чем в действительности.

— Передайте ему, — сказал я, — общая картина событий такова, что фронт 6-й немецкой армии быстро и катастрофически рушится. В этих условиях его стремление убедить, что противник навязывает свою волю и боевую инициативу, выглядит необоснованно и неубедительно. Боевая задача дивизии остается прежней, и ее надо смело выполнять.

К утру дождь несколько стих. Надо было ожидать, что скоро может появиться авиация противника. К сожалению, приданная группе зенитная артиллерия несколько отстала, а авиация, которая должна была с утра в какой-то мере прикрыть наши войска, как нам сообщили, не может подняться в воздух, так как аэродромы основательно развезло. Может возникнуть вопрос: почему немецкие самолеты могли взлетать, а наши нет? Дело в том, что советские войска вот уже много месяцев наступают, и авиации приходится базироваться на наскоро подготовленных полевых аэродромах, стационарные противник при отходе выводит из строя. В то же время немецкая авиация в ходе отступления перебазируется на заранее и хорошо оборудованные аэродромы и взлетные площадки.

Дул порывистый холодный ветер. Он рвал тучи на клочья и уносил их к горизонту. Небо быстро светлело. Показались темные холмы и балки, ровные ленты лесопосадки. Впереди, на склонах, скатывающихся к балке Лозоватка, вытянулось в два ряда село Лозовый. Танки, [62] стреляя на ходу, двигались огородами, а кавалерийские части, совершая маневр, спускались к дороге, чтобы по ней обойти позиции противника и выдвинуться к Троицко-Сафоново с юга. От этого села до Нового Буга шла шоссейная дорога. Южнее, от Скобелево через Ново-Юрьевку также была хорошая дорога. Ближе к городу сеть дорог становилась плотнее. Это открывало возможности осуществить стремительный бросок к Новому Бугу. До него оставалось около двадцати километров.

Легко было предположить, что немцы при обороне Троицко-Сафоново создадут сильный рубеж по берегу пруда на восточной окраине и попытаются закрепиться на скатах высот за селом. Поэтому напрашивалось решение: силами двух казачьих дивизий осуществить обходной маневр этого узла сопротивления с юга, а механизированным корпусом произвести охват его с севера. Было очень важно захватить Троицко-Сафоново до того времени, когда вражеская авиация появится над боевыми порядками Конно-механизированной группы. К счастью, нам удалось этого добиться. Уже в шесть часов генерал Жданов доложил, что части корпуса завязали бой у Троицко-Сафоново. Тем временем 9-я гвардейская кавдивизия перерезала дорогу, идущую на юго-восток, и продолжала преследовать противника, отходящего на Дренделево,{16} а 30-я Краснознаменная кавалерийская дивизия устремилась на Скобелево. Как и ожидалось, в Троицко-Сафоново части 30-го армейского корпуса генерала фон Эдельхайма оказали упорное сопротивление.

Казалось, вот-вот наступит перелом. Уже второй час шли напряженные бои у запруды и на окраинах, а перелом все не наступал. Положение могло сильно измениться с выходом кавалерийских дивизий в район Дренделево, на пути отхода противника к Южному Бугу. Но непролазная грязь, превратившаяся в нашего злейшего врага, сковывала темпы наступления.

Вскоре Троицко-Сафоново было полностью захвачено. Части противника, как и предполагалось, закрепились на высотах, западнее его. Но кавалерийские дивизии генералов Тутаринова и Головского уже овладели рубежом Дренделево, Скобелево и отрезали им пути отхода к городу Новый Буг. Полный разгром, казалось, неминуем. [63]

Вот в это время и появились «косяки» штурмовиков «Хейншель-129».

Мы находились уже в Дренделево и вели переговоры со штабом 4-го Сталинградского гвардейского мехкорпуса, когда радисты неожиданно услышали одну из немецких радиостанций, которая передавала что-то открытым текстом. Я взял запасные наушники и уловил последнюю фразу. «Противник у Троицко-Сафоново. Штаб армии приказывает: ремонтно-восстановительному отряду отправиться на запад.»

Это значило, что узел сопротивления взят нами внезапно, и штаб генерала Холлидта не получил еще информацию о положении своих войск в этом районе. Если это так, то вражеская авиация будет бомбить не Троицко-Сафоново, а Лозовый и пространство между этими пунктами, — подумал я и приказал связаться с Танасчишиным, а сам вышел во двор, сориентировал топокарту и определил направление на район предполагаемого налета «Хейншелей». Так оно и есть, они пролетели за Лозовый и, развернувшись, пошли в пике. Через некоторое время донесся отдаленный гул взрывов. Я вернулся на наблюдательный пункт, но позывные радиостанции Танасчишина еще не отвечали.

Наконец радостный голос радиста возвестил:

— Слышу, товарищ командующий, «Волгу» слышу! — и, спохватившись, стал вызывать: — «Волга», «Волга», как слышишь меня? Прием.

«Волга» слышала. Пользуясь кодом и фронтовым лексиконом, мы переговорили. Выяснилось, что немецкие штурмовики бомбят танки и самоходные орудия, с трудом продвигающиеся в грязи по дороге на Троицко-Сафоново. Потери были невелики. Радиостанция и танк, буксировавший ее, попали, в который уже раз, под удар авиации. Рация загорелась. У танка вспыхнули дополнительные бачки, но взрывная волна другой бомбы погасила пожар. Позже в Новом Буге генерал Танасчишин рассказал мне, что недалеко от радиостанции находились две установки М-13 (реактивные минометы — «Катюши»), которые также сгорели. Погибли и члены экипажа. Вот как это было:

Восьмерка «Хейншель-129» прошла левее дороги, казалось на Лозовый, но неожиданно развернулась, перестроилась и один за другим спикировала на дорогу. [64]

Бомбы упали рядом с установками М-13, они загорелись. К счастью, мины, уже заправленные для залпа, не сдетонировали. Но взрыв мог произойти в люоой момент. Командир батареи бросился к установкам, начал извлекать мины из направляющих станин. К нему подбежали бойцы. И теперь уже никто не обращал внимания на рвущиеся вокруг бомбы и пулеметно-пушечный огонь штурмовиков. Осколки и пули впивались в солдатские тела, бойцы падали, но вновь поднимались, чтобы потушить разбушевавшееся пламя. «Хейншели» продолжали остервенело вдалбливать в маленький участок земли бомбы, снаряды, пули. Все меньше солдат продолжало борьбу, а когда последняя мина была уложена в яму, и пожар потушен, их осталось всего трое, израненных, потерявших силы. К сожалению, мне не запомнились имена этих героев, но рассказать об их подвиге — значит дать возможность восстановить славные имена отважных воинов.

Вернувшиеся из «глубины» разведчики капитана В. Ф. Козлова привезли, как они сами оценили, «шикарного» языка, взятого на станции Новый Буг. Захват его был прост и дерзок. Просочившись за боевые порядки 16-й механизированной дивизии немцев, разведчики раздобыли на дороге два немецких мотоцикла, надели шинели и головные уборы гитлеровцев, не пожелавших, по словам разведчиков, оставаться на ими же оскверненной земле, взяли их автоматы и поехали на железнодорожную станцию Новый Буг. Было уже далеко за полночь, когда мотоциклисты въехали в поселок. Благополучно миновав переезд через железнодорожное полотно, они повернули направо и подъехали к вокзалу. На улице не было никого. Втроем вошли в зал ожидания. Десяток нижних чинов спали, не подозревая о нависшей над ними опасности. Но разведчикам важно было не количество, а качество языков. Они направились в кабинет начальника станции, где по их предположению мог быть лучший выбор. Спиной к двери стоял офицер и кричал в селектор какие-то жесткие фразы. Тон разговора явно начальствующий. Второй пребывал в почтительной позе. Начальник станции, а может быть это был его помощник, недоуменно посмотрел на «немецких» солдат, осмелившихся войти в кабинет. Один из разведчиков подошел к чину пониже и, выхватив финку, описал [65] ею крутую дугу. В это время два других схватили под руки офицера, разговаривающего по селектору. Встретившись с холодным «взглядом» пистолетных стволов, офицер потерял дар речи.

«Ну, а дальше все было в обратном порядке, — закончил свой рассказ капитан Козлов. — Мы посадили его в мотоцикл и привезли».

Захваченный офицер оказался работником штаба 6-й немецкой армии. Это был прожженный фашист. В его белесых глазах металась пугливая ненависть. С глубоких залысин стекали крупные капли пота. Отвечал он нервозно, голос срывался...

Допрос выглядел так:

— Нам известно, что генерал фон Шверин снят с поста командира дивизии за то, что допустил прорыв советских войск.

— Да, военно-полевому суду преданы командиры 24-й танковой и 16-й моторизованной дивизий. Это должно повысить стойкость войск. Уверяю, что оборонительная линия Николаевка, Троицко-Сафоново, Владимировка будет достаточно прочной, чтобы выполнить приказ фюрера! — окончание фразы пленный выкрикнул неестественно громко, стремясь заглушить свой страх.

— Вот видите, ваша армия взяла на вооружение оборонительную терминологию. Это говорит о многом. Что касается прочности упомянутого вами рубежа обороны, то он будет прорван так же, как и более мощный — Днепровский. — Мне стало ясно, что немец не представляет, в какой населенный пункт его привезли, и решил пока не говорить об этом.

— Я знаю случай времен гражданской войны в России, — резко ироническим тоном ответил гитлеровец, — когда стадо напуганной скотины прорвало фронт немецких войск в Приазовье. Но это не значит, что...

— Нет, значит! — оборвал его я. — Это значит, что оперативное искусство вашей армии было неспособно противостоять даже стаду коров.

Мне хотелось сказать, что армия кайзера проиграла войну на нашей земле потому, что ее руководители не понимали природы революционной войны, что русская революция отняла у них солдат, что любая армия капиталистического мира не способна вести войну против революционного народа длительное время, в широких [66] масштабах. Она сама революционизируется... Хотелось сказать еще многое, но не было времени, да и желания.

— Вы находитесь в Троицко-Сафоново, а ваши части расположены вон на тех высотах. Могу предоставить вам удовольствие посмотреть на стойкость ваших войск. Сейчас будет нанесен удар во фланг и тыл этим частям со стороны села Дренделево. Это, как вам известно, западнее названной вами оборонительной линии.

Гитлеровец с тревогой посмотрел вокруг и уставился на сопки.

— Не может быть! В штабе недавно получили донесение генерала фон Эдельхайм... — он что-то хотел сказать, но поняв, очевидно, бессмысленность этого, замолчал.

Мне стало ясно, что после того, как двух командиров дивизий отдали под суд за сдачу позиций, их преемники, а быть может и сам фон Эдельхайм, не решаются доложить о том, что положение продолжает катастрофически ухудшаться, что фронт окончательно прорван и разваливается. Поэтому-то и авиация противника навалилась не на передовые части и соединения первого эшелона, а на второй эшелон и застрявшую в бездорожье боевую технику и тылы. Заодно здорово досталось и резервам немцев, брошенным на тылы наших соединений.

Мы принимали энергичные меры, чтобы быстрее подтянуть все, что возможно, и пока командование «армии мстителей» не опомнилось и конкретно не разобралось в обстановке, нанести решающий удар на Новый Буг. Кстати сказать, от этого пленного мы узнали, что когда арестованных генерала графа фон Шверина и его начальника штаба майора Гудерна отправляли в Берлин, в дивизии не оказалось ни одного автомобиля. Вещи графа везли на аэродром в повозке.

Вечером мне доложили короткую радиограмму: «Развивать успех и к исходу 8. 3. 44 г. овладеть районом Новый Буг... Малиновский». В ней указывались еще четыре пункта, расположенные восточнее и южнее города Новый Буг. Мне было известно, что 46-я армия генерала В. В. Глаголева продолжала напряженные бои с противником на Ингульце. Поэтому танковые части противника, вытягивающиеся из Николаевки, сохраняли свободу действий и угрожали нам ударом с севера. Подход [67] их по нашим расчетам ожидался, с учетом бездорожья, где-то в середине следующего дня. Но на войне всякое бывает, и мы были готовы встретить их по-боевому.

Юго-восточнее 6-я армия генерала И. Т. Шлемина вела тяжелые бои с боевой группой «Райх». Несколько лучше было положение в полосе 8-й гвардейской армии. По сведениям, которые мы получали, левофланговые дивизии в напряженных боях взламывали отчаянное сопротивление противника, медленно, но неодолимо продвигались вперед. 79-я и 82-я стрелковые дивизии, наступавшие вслед за Конно-механизированной группой, продвигались вперед с боями. Это говорило о том, что прорыв завершен на достаточную глубину. Конно-механизированная группа вышла в оперативный тыл 6-й армии немцев. Мы резко размежевались с пехотой, а пространство между нами оказалось заполненным частями и соединениями противника.

Нам было известно, что в городе Новый Буг все еще находится первый эшелон штаба генерала Холлидта и что туда из Баштанки прибыли эшелоны с пехотой и артиллерией.

В этих условиях сложилось решение предпринять предельно стремительный рывок и в течение ночи прорваться через густую сеть опорных пунктов, а на рассвете атаковать город Новый Буг одновременно со всех четырех сторон.

Исходя из этого решения, генералу Танасчишину было приказано главными силами корпуса развивать наступление вдоль шоссейной дороги и, захватив пригородный поселок Октябрьский и железнодорожную станцию Новый Буг, с ходу атаковать северную часть города. Одновременно частью сил совершить стремительный маневр в обход города для нанесения удара с северо-запада. Трудность этого маневра заключалась в том, что дуга, которую должна была описать созданная для этой цели обходная группа{17}, проходила через целый ряд населенных пунктов, и их надо было брать, так как ночью по бездорожью пройти было крайне трудно.

Комбриг подполковник М. А. Андрианов слыл опытным, [68] боевым офицером. Под стать ему был и командир танкового полка майор Г. Г. Мешков. Им были даны указания брать населенные пункты внезапно, дерзкой атакой всеми силами. Если возникнет угроза затяжного боя, смело обходить их и решительно продолжать стремительное наступление.

Генерал Танасчишин, когда ему ставилась задача, без вдохновения отнесся к идее обходных маневров.

— В условиях темной ночи и бездорожья, которое, кстати, нам дорого обходится, мы сложными маневрами запутаем скорее себя, чем противника, — сказал он.

— Это зависит во многом от того, кто будет управлять боем. У меня была возможность выделить для маневра 10-ю гвардейскую или 30-ю дивизии. Но выбор пал на дивизию Головского. Такой комдив и в сложных условиях обстановки не запутается и не упустит промаха противника. Мне кажется, комбриг Андрианов тоже подходит для этой цели. Как вы считаете?

— Вообще-то он опытный и боевой командир.

— Ну, так не будем ставить под сомнение выполнение им боевой задачи. Главное, своевременно оказать ему необходимую помощь.

На кавалерийские дивизии возлагались не менее ответственные задачи. 9-я гвардейская кавдивизия нацеливалась через Ново-Юрьевку на восточную окраину Нового Буга, а 30-я кавдивизия со средствами усиления должна была совершить обходный маневр с юга и нанести удар частью сил по южной окраине, а главными силами перерезать дороги, идущие из города на запад, воспретив отход частей Новобугского гарнизона за реку Ингул, и не допустить подхода свежих резервов с запада.

10-я гвардейская кавалерийская дивизия, наступая на левом фланге по полному бездорожью, после овладения Симоновкой поворачивала к северо-западу и, перерезав железную дорогу в районе Загальна Корысть, расчленяла свои действия на два направления: 36-й полк устремлялся на юго-запад, чтобы захватить Петровку, а 42-й полк — на юг, с целью овладения группой населенных пунктов у Ново-Васильевки. Оба полка должны были закрепиться на этом рубеже, чтобы прикрыть действия Конно-механизированной группы с юга и создать благоприятные условия для перегруппировки войск [69] после освобождения Нового Буга с целью последующего развития наступления в новом южном направлении.

Таким образом, мы взяли на себя инициативу овладеть Новым Бугом не к вечеру, а уже утром 7 марта. Но если утром город будет взят, и Конно-механизированная группа ринется на юг по тылам 4-го и 17-го армейских корпусов, все еще удерживающих свои позиции, то не трудно понять, что 6-я армия Холлидта окажется перед катастрофой.

В 17 часов генерал Танасчишин доложил, что корпус возобновил наступление. Двинулись вперед и левофланговые кавалерийские дивизии.

Эта ночь, холодная, дождливая, была полна испытаний. Десятки опорных пунктов врага и беспощадно выматывающая силы людские, выводящая из строя боевую технику непролазная, топкая грязь, ставшая для нас бедствием. А утром — штурм города Нового Буга.

«Виллис», круто накренившись, обгонял предбоевые порядки казаков. Я сидел, как это иногда бывало, на капоте, держась за приделанную для этой цели ручку. На повороте машину развернуло, и она опрокинулась набок. Мы едва успели спрыгнуть на дорогу. Мне подали коня. Растворившись в колонне, я острее почувствовал неимоверную усталость казаков и их завидную бодрость духа. Здесь мне посчастливилось познакомиться со старым казаком Жуковым Матвеем Федоровичем. Пробираюсь по обочине дороги мимо подразделений в голову колонны и вдруг слышу из темноты чей-то молодой певучий голос:

— Хватит ли у нас силенок, чтобы без передыху еще верст пятнадцать по этакой грязюке биться?

Хотел было подъехать, побеседовать, но меня остановило хриповатое восклицание:

— Гей, Василь, да никак в тебе жила тонка? Не успел заместо батько в седло взобраться, как пуп надорвал и холку натер. Ой, напишу в станицу, какой ты есть казак.

Василь зло оправдывался, дескать, сказано не к тому. Василь еще покажет себя, и пусть дед Матвей потягается с ним. А старый казак Матвей удовлетворенно сказал: [70]

— Ну-ну, покаж, гляну на тебя, а можа доброе слово черкну в том письме. Дескать герой, Мария, у тебя сынку. Отдаю за него свою внучку Настю.

Казаки устало засмеялись, а дед Матвей сюкнул на коня и как бы про себя тихо запел:

Понимал я, что доброму казаку, которого уважительно звали дед Матвей, не до песни сейчас. Он сам еле держался в седле, а погляди — какая бодрость духа, сколько призывной силы в его голосе: «чуешь, молодой казак, как надо в бой идти? Душа казака и в трудном дело петь должна. Береги, хлопец, смолоду честь казачью», — такой смысл был у песни. [71]

Казаки приободрились и подхватили:

Конница пошла резвее. Бодрящий хрипоток старого казака заглушили молодые звонкие голоса.

Было уже около полуночи, и все, казалось, идет как задумано. Генерал Танасчишин докладывал об успешной атаке под Афанасьевкой, о том, что, так называемая, обходная группа двинулась на северо-запад, а главные силы корпуса продолжают развивать наступление вдоль шоссейной дороги, сбивая и уничтожая заслоны противника, обходя некоторые узлы его обороны.

Радовало и развитие боевых действий кавалерийских дивизий. Медленно, устало разворачивались полки в боевые порядки, то и дело спешиваясь, чтобы вытянуть из грязи орудие или пулеметные тачанки, автомобили или повозки с боеприпасами, сберечь силы конскому составу для решающего рывка навстречу вражескому огню, а быть может — бессмертию.

В атаку шли зло и неудержимо, дрались отчаянно, насмерть. Так врывались они в Ново-Константиновку и Ново-Юрьевку, в Ново-Березовку и Симоновку и в другие населенные пункты. Еще не все полки вытянулись из этих сел, когда наш передовой пункт управления прибыл в Ново-Юрьевку. Быстро развернув радиостанции, мы начали связываться с командирами соединений. Рация комкора молчала. Это настораживало. Поймали станцию генерала Пичугина. Штаб 4-го гвардейского кавалерийского корпуса находился в это время в селе Дренделево.

— Николай Александрович, имеете ли вы связь со Ждановым?

— Да, но он не успел сообщить положение своих соединений ввиду того, что радиостанция РСБ выведена из строя. Принимаем меры к восстановлению связи.

— Какие именно?

— Вслед за частями выслан офицер оперативного отдела штакора с радиостанцией РБМ, она будет установлена в Афанасьевке и до утра, как промежуточное звено, будет связывать штаб корпуса с частями. Утром Танасчишин сменит командный пункт. [72]

— Значит, утром, когда наступит самый ответственный период — штурм города, успех которого во многом зависит от действенности управления, он будет менять командный пункт?! Передайте генералу Танасчишину, что требую от него с передовым пунктом управления двигаться за боевыми порядками главных сил, прижимаясь к ним вплотную. Нельзя забывать, что это не обычная, а рейдовая операция. Через два часа пусть доложит свои координаты.

Мне казалось, что генерал Танасчишин, хорошо подготовленный и волевой командир, излишне привязан к штабу. Понятно, что необходимо в полной мере использовать штаб для управления боем. Но разве это возможно лишь в том случае, когда командир находится вместе со штабом? Вовсе нет. Командир, который находится ближе к войскам в условиях стремительно развивающейся операции, лично получает значительно больше свежей, объективной, конкретной информации, чем тот, который тяготеет к штабу. К тому же, непосредственно воспринимаемое «горячее дыхание» хода боевых действий на главном направлении сразу преломляется в его решение без потери времени и темпа. Короче, в рейдовой операции наряду с формулой: дивизия — штаб корпуса — комкор — штаб корпуса — дивизия, действует и такая: дивизия — комкор — дивизия. Это создает наилучшие условия для упреждения противника в действиях, обеспечивает штабам более оперативное выполнение приказов командира. Верность этого положения проверена опытом войны, и мне хотелось, чтобы командир 4-го гвардейского механизированного корпуса стал сторонником этой формулы, так как только единство системы и методов управления в Конно-механизированной группе в целом могли принести наибольший успех операции.

В указанное мной время генерал Танасчишин доложил, что находится в Афанасьевке, связь с частями упорядочена, наступление развивается успешно.

Всегда приятно, когда предвидение в оценке сложившейся обстановки и намерений противника подтверждаются в ходе операций, а действия наших войск достигают предусмотренных целей. Теперь уже 24-я танковая и 3-я горнострелковая дивизии противника не могли нанести нам флангового удара. Обе они безнадежно отстали от нас и плелись где-то уступом справа и слева нас, сзади. [73]

Конно-механизированная группа оказалась один на один с гарнизоном города Новый Буг. Но мы имели двух союзников — ночь и внезапность, противник одного — очертеневшую нам топь, да и то лишь до той поры, пока он будет удерживать оборону.

Непрерывный поток сведений глубинной разведки подтверждал, что на станции Новый Буг большое скопление эшелонов с боевой техникой, боеприпасами, военным имуществом, продовольствием. К тому же там находился элеватор с богатыми запасами зерна. Эта станция располагается в трех километрах к востоку от города. К ней примыкают два больших поселка: Октябрьский — восточнее железной дороги — и Чкаловский — западнее. Мы знали, что здесь создана заблаговременно подготовленная оборона и сделано все, чтобы этот опорный пункт был способен удерживать длительную оборону. Если не удастся взять его с ходу, под покровом ночи, то элемент внезапности будет утрачен, гарнизон города получит возможность организовать свои действия с учетом складывающейся обстановки. Нельзя было не учитывать того, что части противника, обороняющиеся в городе Новый Буг, имеют возможность маневрировать по улицам скрытно и быстро, сосредоточивая усилия на опасных участках. Судя по признакам и принадлежности пленных, там находились части и отдельные подразделения 16-й и 24-й механизированных, 3-й и 4-й горнострелковых и 5-й авиадесантной дивизий. И если бой затянулся бы до утра, то войскам группы пришлось бы проводить атаки по открытой, тяжелой местности. В голове всплывало еще много затруднений, которые могли возникнуть, если жилой массив станционного поселка Новый Буг не удастся взять с ходу и обязательно ночью.

События разворачивались так. Генерал Тутаринов имел приказ во всех случаях боя не допустить отхода гарнизона поселков Октябрьский и Чкаловский в город. Незадолго до рассвета наш передовой командно-наблюдательный пункт развернулся в лесопосадке перед самым поселком Октябрьский. Впереди, правее дороги, слышалась автоматная и пулеметная стрельба, жесткие орудийные выстрелы, надрывный гул танков и самоходок. Гвардейцы 32-го кавалерийского полка майора Шакшаева завязали бой. На станции вдруг вспыхнул сильный пожар; горели, видимо, железнодорожные составы. [74]

Недалеко от нас остановилась группа всадников. До меня донеслись команды:

— Разворачивайте рацию.

Командир принял нас, видимо, за штаб полка и приказал казаку:

— Передайте начальнику штаба, чтобы немедленно передвинулся вперед, — и в шутку добавил: — Если командующий наткнется на него — неделю заикаться будет.

Узнал голос начальника штаба 9-й гвардейской кавдивизии, сам подошел к нему. Полковник Турчанинов доложил, что 32-й полк втянул противника в огневой бой, а приданная ему дивизионная артиллерия прямой наводкой уничтожает огневые точки. Тем временем 30-й полк обходит станцию для удара с юго-запада. Докладывал Турчанинов умело и обстоятельно, хорошо ориентируясь в обстановке. Его спокойное лицо выражало внутреннюю собранность, волю. Мне он нравился еще и тем, что в его стройной, подтянутой фигуре одновременно была и юношеская легкость и мужественная строгость.

— Почему, Михаил Васильевич, образовался столь значительный разрыв между 30-м и 32-м полками?

— Полк майора Шакшаева рано развернулся в боевой порядок, товарищ командующий, к в этой непроглядной тьме сдвинулся вправо.

У меня возникла мысль: в образовавшийся разрыв ввести в бой 34-й полк подполковника Гераськина, а для наращивания усилий из глубины в случае необходимости использовать 5-ю отдельную мотострелковую бригаду. Офицер связи еще час тому назад вручил донесение подполковника Завьялова, что части бригады сосредоточились между лесопосадками, в трех километрах восточнее станции. Снова добрым словом помянул высокую подвижность полков Завьяловской бригады. Ввод ее в бой давал возможность усилить натиск более мощными силами. Для выигрыша ночного времени это было особенно важно. Правда, Конно-механизированная группа временно лишилась бы одного из резервов, но в условиях гарантированного успеха это не страшно.

Генерал Тутаринов броском вывел 34-й полк на исходный рубеж и после артиллерийского налета атаковал южную часть поселка Октябрьский. По времени атака обоих полков совпала, и они ворвались в населенный пункт. Судя по шуму боя, немцы отчаянно сопротивлялись. [75] Короткие боевые донесения рисовали нам отдельные эпизоды боя: 3-й эскадрон 32-го полка ворвался в здание элеватора... 4-й эскадрон прорвался к железной дороге... Из города движутся две колонны немецких автомашин с пехотой... Ведется бой за станцию... Захвачена улица Чкаловского поселка... Немцы бьют по нашим боевым порядкам с чердаков, контратакуют...

И хотя, как мне казалось, бой развивался несколько в замедленном темпе, было ясно, что гарнизону станции этой ночи не пережить.

Чтобы пока не задействовать бригаду подполковника Завьялова (это привело бы к чрезмерному уплотнению боевых порядков в южной части поселка), пришлось несколько уточнить задачу генералу Танасчишину: 35-й танковый полк майора Ю. Н. Мельникова, наступавший на левом фланге механизированного корпуса, был введен в бой непосредственно за станцию для наращивания усилий кавалерийских частей. 36-й танковой и 13-й механизированной бригадам была отдана северная часть поселка Октябрьский. Это не требовало сложных маневров и было, как потом оказалось, полезным для дальнейшего развития боя за город.

Меня мало беспокоило то, что немцы подтягивали к станции пехоту. Чем больше выведут они сил из города, тем легче возьмем его. Назад они не вернутся. Надо сразу сказать, что эти вражеские колонны, как выяснилось позже, имели другую задачу и двигались дальше к Троицко-Сафоново.

Командир дивизии решил: как только боевые порядки втянутся в поселок, 30-му кавполку атаковать с запада, атаковать хотя бы частью сил и ворваться на их плечах в населенный пункт. По мере подхода, развивать усилия из глубины. На дороге поставить сильный заслон. Правильно говорят: побеждает тот, кто последним наносит удар, а у нас их в запасе достаточно, сильных и неожиданных.

Лишь позже, когда к этим сведениям об обстановке приложились рассказанные подробности боя за станцию, мы узнали, какие удивительно яркие подвиги родились в это пасмурное мартовское утро.

Особенно внимательно следили мы за ходом боя полка майора Шакшаева, который ночью прорывался непосредственно к станции. Здесь гитлеровцы оборонялись ожесточенно и изобретательно. Учитывая, что немцы будут [76] наиболее упорно оборонять станцию и другие важные объекты, командир полка в ходе боя создал штурмовые группы для их блокировки и уничтожения. Они действовали дерзко, эффективно. Крепким орешком оказался элеватор. Установленные там пулеметы сковывали действия подразделений, рвущихся к станции. 4-й эскадрон капитана Стефанова в пешем строю прорвался к элеватору. Помощник командира 2-го взвода старший сержант К. Н. Сидоров с двумя казаками, уловив момент, проскочили через дорогу к стене элеватора. Из-за дома артиллеристы выкатили орудия и несколькими выстрелами пробили брешь в окне, заложенном кирпичом. Сидоров выскочил из-за угла, метнул туда гранату и пролез в здание. Вслед за Сидоровым в здание элеватора ворвался весь 2-й взвод, а за ним и взвод лейтенанта Дебошина из 3-го эскадрона. Схватки вспыхивали всюду: в пакгаузах, коридорах, на лестничных площадках. Наконец казаку Л. И. Крусиновскому удалось пробраться на верхний этаж. У окна три немецких солдата перезаряжали пулемет. Это были три последних солдата из того подразделения, которое после боя на элеваторе вошло в список безвозвратных потерь.

С падением такого сильного опорного пункта, как элеватор, значительно облегчился захват вокзала. Подразделения полка охватили его с трех сторон и штурмовыми действиями совместно с танками и артиллерией выбивали противника из домов, зданий, станционных построек. А подполковник Гераськин вел бой в поселке Чкаловский, пробиваясь на его западную окраину. Вскоре генерал Тутаринов доложил, что его полки очистили район станции. Все железнодорожные составы были целы и лишь один поезд, стоявший за станцией, продолжал ярко пылать.

— А какова судьба тех колонн автомобилей с пехотой, о которых докладывали разведчики?

— Видите ли, товарищ командующий, — Тутаринов мгновение помолчал, а затем многозначительно закончил, — эта колонна на станцию не пошла и в город не вернулась.

— Ну, что ж, нас устраивает любой вариант, ускоряющий выполнение задачи, — ответил я уклончиво, чувствуя, что тут может быть два варианта: или они разгромлены, или «организованно» сдались в плен. [77]

— Их, товарищ командующий, разогнал казак Завьялов. Всю «обедню» испортил. Даже не знаю, наказать или наградить.

— Потом расскажешь как это случилось, тогда и решим.

Позже, когда были учтены результаты боя в районе станции, оказалось, что гитлеровцы потеряли сотни человек только убитыми, а еще больше — ранеными. На вокзале выстроили большую колонну пленных. Кто-то из офицеров сокрушался:

— Что же с ними делать?

Интересно, что ответит наш корпусной прокурор подполковник Фарбун, к которому был обращен вопрос. Фарбун покручивал свои длинные усы, выигрывая время, чтобы подумать. Сообразив, наконец, он подошел к офицеру и, сощурив свои без того узкие глаза, решительно сказал:

— Як що? Повернуть направо и скомандовать: «По шляху, на восток, в плен шаго-ом, марш!»

Да, именно так мы и поступали с пленными. Расчет был простой. Служба безопасности — СД и гестапо жестоко карали за попытку сдаться в плен. Не получали пощады и те, кому удавалось бежать из плена и вернуться в часть. В последнее время, когда армия их терпела поражение за поражением, карательные меры усилились и распространились на родственников в Германии. В этих условиях пленным лучше уж было числиться без вести пропавшими, чем вернуться в часть. Поэтому мы смело направляли колонны пленных навстречу войскам фронта в сопровождении отделения казаков. Те вели их по глухим местам. И мне не припоминается случая, чтобы пленные «образца 44 года» предпринимали попытку бежать. Фраза: «по шляху, на восток, в плен шаго-ом, марш!» стала популярной в войсках Конно-механизированной труппы.

На станции Новый Буг в наше распоряжение поступили эшелоны горюче-смазочных веществ, эшелоны продовольствия, шесть складов с боеприпасами и пятьсот исправных автомашин (всего около 2000 автомашин). Всеми этими трофеями мы распорядились по-хозяйски. Даже боеприпасы сослужили нам добрую службу, особенно мины и гранаты. Но кому, как не кубанским казакам, истосковавшимся по земле хлебородной, понимать, [78] какую великую ценность представляет захваченный элеватор с зерном.

Пока соединения, наступавшие с востока, дрались в районе станции, подполковник Андрианов овладел Ново-Дмитриевкой, пересек железную дорогу и по полевой дороге через Пады подошел к городу с севера. Успех сопутствовал и дивизии генерала Головского. К 7 часам его части уже оседлали все дороги, идущие из города Новый Буг на запад и юго-запад. Командир 10-й гвардейской кавдивизии доложил, что овладел населенными пунктами Петровка, Ново-Федотовка и закрепился фронтом на юг. Город оказался окруженным со всех сторон. Разведчики отовсюду доносили добрые вести: «траншей и инженерных заграждений на окраинах немного, в самом городе спокойно».

Мы выехали из поселка Чкаловский в тот момент, когда танкисты майора Ельникова, прикрываясь густым «частоколом» брошенных на дороге немецких автомашин, устремились к Новому Бугу. Слева от дороги, широко развернувшись в боевые порядки за танками своей дивизии, двигались в атаку гвардейцы генерала Тутаринова. Справа, низко по земле стлалась темная полоса дыма. Где-то за ней слышалась частая артиллерийская стрельба. Похоже, что там шел артиллерийский поединок между 15-й гвардейской мехбригадой полковника Н. Е. Щербакова и немецкой артиллерией. Можно легко представить наше настроение, когда мы увидели, что танки и кавалерия достигли окраинных улиц и исчезли за домами. И тут же посыпались донесения. Все части и соединения докладывали о том, что первыми ворвались в город Новый Буг. Все были первыми. Ну что ж, такова природа советских воинов — быть всегда первыми.

Генерал Головской, используя благоприятно сложившуюся обстановку, также ворвался двумя полками в южную часть города.

Комбриг подполковник Завьялов взмолился:

— Товарищ командующий, дайте моим орлам показать удаль молодецкую.

Но и без того было решено, что кавалеристы будут очищать южную часть города, а 5-я отдельная мотострелковая бригада освобождать центральную и захватит все важнейшие административные пункты и мосты через балку. [79] Получив задание, Завьялов просиял и совсем не по-военному доложил:

— Все будет сделано, товарищ командующий, все будет в порядке.

Было трудно оставаться на месте, когда все дивизии, бригады и полки Конно-механизированной группы уже дрались на улицах города. Мы выехали на площадь к церкви и здесь устроили себе передовой командный пункт. На улицах города стоял сплошной гул от треска автоматов и пулеметов, взрывов гранат и снарядов, лязга танков и самоходок. Время от времени слышались крики «Ура!». В городе происходило избиение охваченных паникой вражеских частей и подразделений. Внезапность была полнейшая. И все-таки некоторая часть вражеской пехоты с техникой вырвалась из города и пыталась пробиться на запад по дороге на Софиевку. Генерал Головской успел перехватить эту дорогу силами 133-го кавалерийского полка подполковника Т. А. Иванова. Полк, успешно выполнив задачу, вышел сюда налегке, часть артиллерии застряла в глубокой грязи.

Прорвавшаяся из города вражеская пехота попала под сильный пулеметный огонь и залегла. Гитлеровцы пустили вперед танки и двинулись в атаку. Положение, как рассказывал подполковник Иванов, было, что называется, и смех и горе. Вообще-то настроение у казаков было радостное: город решительной атакой взят, фрицы разбиты и бегут. Но вот беда, бегут-то атакуя, да еще с танками.

Наши эскадроны, торжествуя победу, пережили все же неприятные минуты. Танки противника шли медленно, чтобы не отрываться от утопающей в грязи пехоты. Казаки, используя каждую складку местности, залегли на плащпалатках и ждали. Командир сосредоточил огонь всех соседних эскадронов по атакующей пехоте противника. Но гитлеровцы лезли напролом, видя в этом единственное спасение. И вдруг кто-то из казаков вскочил и бросился навстречу танкам противника. За ним еще несколько. Они бежали, падали, ползли, снова вскакивали и бежали. Подразделения усилили фланговый огонь по пехоте, стараясь прижать ее к земле. Ряды атакующих немцев таяли, но оставшиеся в живых все шли и шли вперед, ведя огонь на ходу. Три взрыва раздались почти одновременно, потом снова взрывы и снова. Танки загорелись [80] густым черным огнем. И будто от этих взрывов сдетонировало мощное «Ура-а!» контратакующих казаков...

С чувством большого удовлетворения я подписал наградные листы на младшего лейтенанта Михайлова и тех двух казаков, которые бросились вслед за ним (к сожалению, фамилии их не смог восстановить). Был награжден также командир эскадрона капитан Филиппов и другие.

К 10 часам бой в городе начал затихать. Улицы заполнились толпами освобожденных жителей. Их радостное возбуждение передавалось бойцам, снимало тяжелую усталость, зажигало на их лицах счастливую улыбку.

Я связался с начальником штаба, находившимся со своим штабом в поселке Октябрьский, и передал, чтобы были подготовлены боевые распоряжения: закрепиться на достигнутых рубежах, подтянуть оставшуюся боевую технику, привести в порядок материальную часть, вооружение и конский состав, накоротке, но хорошо организовать питание и отдых людей. Боевая задача оставалась прежней — наступлением на юг отрезать пути отхода главным силам 6-й немецкой армии. Наша оперативная группа развернула пункт управления в одном из домов при выходе из южной окраины города. Сюда к середине дня должны были прибыть штабы генерала Пичугина и генерала Жданова.

В ходе прорыва и развития наступления на Новый Буг мы с величайшим трудом проводили, а вернее протаскивали через вязкую топь боевую технику. Шли на самые различные ухищрения. Впереди, например, двигались четыре автомашины высокой проходимости, соединенные между собой жесткой сцепкой. Помогая друг другу, они пробивали в грязи колею. За первым автопоездом двигался второй, третий, а дальше шли автомобили без сцепок.

— Кто придумал? — спросил я у заместителя командира автобата капитана П. Ф. Давыдова.

— Не знаю, товарищ командующий, все придумали, — ответил мне капитан Давыдов.

Лишь потом узнал, что это была его выдумка. Способ капитана Давыдова был внедрен во всей Конно-механизированной группе. Мы быстро подтянули все «хвосты».

Направив командующему войсками донесение о том, [81] что его приказ — взять Новый Буг к вечеру 8 марта — выполнен на сутки раньше, очень сожалел, что не смог донести при этом о захвате в плен оперативной группы генерал-полковника Холлидта. Во второй половине ночи группа выехала в город Николаев. Пленные рассказали, что поздно вечером из Нового Буга были отправлены три эшелона с ранеными и наиболее важными материалами штаба армии. Части, обслуживающие штарм, грузились уже под пулеметным и минометным огнем, и лишь в последний момент этому эшелону удалось выскользнуть из города. Но большая часть оборудования и материалов 549-го армейского полка связи и почти весь автотранспорт, который должен был идти своим ходом, были захвачены нами. А тот самый поезд, который так ярко пылал на станции, был, оказывается, гружен имуществом штаба армии. Его не успели отправить, дорога была уже перерезана. Генерал Холлидт приказал весь поезд сжечь. Но кое-какие документы оказались в руках наших разведчиков. Мое внимание привлек приказ командира 30-го армейского корпуса, возглавляющего одновременно группу войск генерала фон Эдельхайма. Генерал требовал от командиров дивизий ответить на такие вопросы:

Почему местный прорыв противника у с. Зеленая распространился так быстро и перерос в общий прорыв?

Что привело к такому быстрому падению и к беспорядочному отходу?

«Кроме того, — говорилось в этом документе, — согласно приказу господина командующего, командиру 16-й мд провести следствия по всему ходу прошедших боев. Виновные командиры должны быть осуждены Военным судом соответственно их положению».{18}

Генерал фон Эдельхайм не успел получить ответа на свои вопросы. Да и вряд ли кто-нибудь из командиров разгромленных дивизий мог правильно ответить на них. Они, я убежден в этом, сами не успели осознать, как могло это произойти, если сам фюрер уверял, что «весенняя распутица позволит стабилизировать фронт и создать условия для достижения новых побед на полях России. [82]