Мы перехватываем инициативу
Первый военный Новый год. В памяти еще были живы веселые новогодние вечеринки мирной поры. Война сделала каждого из нас более сдержанным и суровым и в то же время обострила у нас чувство товарищества. Мы поздравляли с наступающим Новым, 1942 годом всех, кого удалось застать на месте, желали друг другу боевых успехов. А собралось нас, однокашников по училищу, на Северном флоте немало. На кораблях служили Павел Колчин, Александр Виноградов, Борис Пермский, работали в штабах Алексей Баринов, Александр Шмелев, Федор Зозуля, среди нас были и морские летчики — Иван Беляев, Лев Левант и, наконец, сам командующий — Арсений Григорьевич Головко. С боевыми друзьями по традиции выпили за победу, тепло помянули тех, кто положил свою жизнь на алтарь Отечества — это были в основном балтийцы, — командира бригады ОВРа Александра Милешкина, командира дивизиона эскадренных миноносцев Льва Сидорова, командира линкора «Марат» Павла Иванова, командира высадки десанта Николая Чулкова, командира эсминца Николая Фалина, командира дивизиона торпедных катеров Константина Шилова... [193]
Каждый из нас отлично понимал, что до конца войны еще далеко. К риску, связанному с ней, к лишениям и невзгодам мы уже привыкли. Война стала нашим ремеслом, освященным ненавистью к фашистам, повседневной работой, трудной, опасной, но необходимой. И конечно же, вспомнили тех, кто в море, в боевом походе и на вахте.
И в новогоднюю ночь, как и в любую другую, тральщики и сторожевые корабли ОВРа несли дозор. Сколько же надо было иметь воли и мужества, чтобы, прикрывая дальние и ближние подходы к главной базе флота, по пять-шесть суток кряду ходить взад-вперед, болтаться как маятник между мысом Цып-Наволок и островом Кильдин или между мысом Бык и утесом Сеть-Наволок и при этом знать, что в любую минуту твой корабль может быть разнесен в щепки торпедой противника. Командиры кораблей А. И. Сапогов, А. И. Стрельбицкий, набранные из рыбаков капитан-лейтенанты К. Л. Бурков, В. А. Киреев, старшие лейтенанты И. И. Дугладзе, В. А. Егоров, Н. П. Ненайденко, В. Л. Окуневич и многие другие героически защищали северные морские рубежи нашей Родины.
Тральщикам и сторожевым кораблям приходилось перевозить воинские грузы и десантировать войска, осуществлять огневую поддержку десантов а охранять внутренние коммуникации, а при необходимости выполнять функции посыльных судов. Но все же главной задачей тральщиков являлась борьба с минами. «Пахари моря» имели своего рода рекордсменов. Так, «Т-115», например, к январю 1945 г. совершил 104 боевых выхода. Вместе с другими кораблями он отконвоировал 232 союзных и отечественных транспорта, уничтожил около ста мин. Его командир капитан-лейтенант А. И. Иванников в апреле 1945 г. был удостоен высокого звания Героя Советского Союза. Афанасий Иванович отличался удивительной скромностью и редким спокойствием. Он никогда не повышал голоса на подчиненных, не устраивал разносы, не наказывал под горячую руку провинившихся, памятуя, что нигде так не полезно промедление, как во гневе. Придя на Северный флот, не стал требовать, чтобы его послали на эсминцы, подводные лодки, торпедные катера или другие корабли, пользующиеся у моряков уважением. На вопрос кадровиков, где бы он хотел служить, молодой командир ответил: «Я коммунист и пойду туда, куда меня пошлют». Его непреложным правилом было: пришел с моря — сделай разбор выхода, проанализируй с личным составом промахи, поощри отличившихся. Иванников хорошо помнил старую морскую поговорку, что океан [194] начинается у причала, и уделял в базе большое внимание готовности кораблей к немедленному использованию оружия и технических средств.
Определить боевую эффективность подводной лодки или торпедного катера сравнительно просто: потопил корабль или транспорт — плюсуй к боевому счету. Тральщик же лицом к лицу с противником не встречается. Он тралит мины, бороздя море по минному полю, каждую минуту рискуя взлететь на воздух. Его задача — уничтожить коварное и мощное оружие врага. И кто знает, сколько жизней спас «Т-115» своей кропотливой, незаметной работой!
«T-110» под командованием старшего лейтенанта В. В. Михайлина прошел с тралом в общей сложности 4000 миль, уничтожив несколько десятков мин, провел за собой 51 транспорт, отконвоировал 7 судов. В марте 1944 г. этот-корабль был награжден орденом Красного Знамени. Его командир В. В. Михайлин в послевоенные годы стал командующим дважды Краснознаменным Балтийским флотом.
За самоотверженную борьбу с минной опасностью орденом Красного Знамени в 1945 г. были также награждены 6-й отдельный дивизион тральщиков (командир капитан 3 ранга В. П. Морозов) и тральщик «Т-887» (командир капитан-лейтенант И. И. Дугладзе). До войны этот корабль (траулер «РТ-46») плавал в составе тралового флота треста Мурманрыба. Большая часть прежней команды продолжала служить на нем, защищая морские просторы страны.
Северные коммуникации были наиболее коротким путем, связывающим СССР с союзниками по антигитлеровской коалиции.
Движение союзных конвоев на Севере началось в конце августа 1941 г. Суда шли, минуя главную базу флота, прямо в Архангельск. Поскольку транспорты группировались не более чем по 6–9 единиц, противник вначале, видимо, не придавал этому серьезного значения и никаких препятствий не чинил. Только на седьмой по счету конвой случайно налетели два вражеских самолета, но, к счастью, сброшенные ими авиабомбы в цель не попали. Поставки боевой техники и военного имущества в Мурманск начались зимой 1941/42 г., когда замерзло Белое море, а Обозерская ветка была соединена с железнодорожной магистралью Москва — Архангельск. Обеспечение прибывающих и отправляемых океанских конвоев потребовало от всех соединений [195] и органов управления Северного флота большого напряжения.
За первые два месяца 1942 г. в столицу Заполярья с запада прибыло пять небольших конвоев. По договоренности с союзниками далеко в море их встречали наши эскадренные миноносцы, самолеты обеспечивали данными разведки, со стороны норвежского побережья конвои прикрывали подводные лодки. Корабли ОВРа должны были проводить контрольное траление входных фарватеров, осуществлять поиск плавающих мне на подходах к базе и уничтожать их, прослушивать водное пространство Кильдинского плеса в целях обнаружения и уничтожения подводных лодок врага. Кроме того, в задачу катеров МО входила противовоздушная оборона транспортов, стоящих на рейде под разгрузкой и погрузкой. Немецкие подводные лодки близко подходить к нашей главной базе по-прежнему опасались и стерегли суда союзных конвоев на дальних подступах. И в этом мы скоро смогли убедиться. Так, в январе 1942 г. у Териберки они напали ка конвой «PQ-8» и торпедировали английские транспорт «Харметрес» и эсминец «Матабеле». Эсминец погиб со всем экипажем, а транспорт удалось отбуксировать в Мурманск.
Столкнувшись с первыми неудачами на советско-германском фронте, противник вскоре оценил роль союзных конвоев в вооруженной борьбе с нашей страной, поэтому в начале 1942 г. он сосредоточил в базах Норвегии крупные силы флота (линкор «Тирпиц», тяжелые крейсера «Адмирал Шеер», «Лютцов», «Адмирал Хиппер», легкий крейсер «Кёльн», две флотилии эсминцев, 20 подводных лодок), а также авиации (5-й воздушный флот).
После появления в портах Норвегии немецких тяжелых кораблей наши союзники начали широко использовать военно-морские базы Северного флота для подготовки и развертывания маневренных сил. Это накладывало на нас большую ответственность.
Однажды в составе отряда прикрытия в Кольский залив вошел английский линкор «Родней». Чтобы провести этого гиганта на рейд в губу Ваенгу и укрыть за островом Сальный, кораблям нашего соединения пришлось убрать одну линию сетевого противолодочного заграждения, потому что он не пролезал в узкость, которой пользовались все остальные суда, — проливом между восточным берегом Кольского залива и островом Сальный. Находящийся под нашей охраной линкор представлял собой заманчивую цель для вражеских подводных лодок. Учитывая, что у немецких [196] подводников уже был опыт потопления английского линкора «Ройял-Оук», стоявшего на якоре в главной военно-морской базе флота метрополии Скапа-Флоу, мы имели серьезные основания для опасений. Поэтому для охраны союзника ОВР выставил в Кольском заливе и на подходах к нему все средства противолодочной обороны. Но кто мог поручиться, что у немцев не найдется такого подводного аса, который сможет обойти все маневренные и позиционные преграды? Что искуснейший командир сможет это сделать, мы допускали. Успокаивал лишь опыт первого года войны, в течение которого немецкие подводные лодки так и не смогли проникнуть в Кольский залив. Была у нас и уверенность в том, что ни одна подводная лодка, обнаружив себя в результате атаки, выбраться из залива не сможет. Это ясно любому подводнику. Была еще надежда на то, что немцы не знают о приходе «Роднея» и не успеют его обнаружить до возвращения на родину.
Не одну сотню миль избороздили наши корабли в дозорах, не одна сотня моряков круглосуточно несла вахту, исполняя союзнический долг. И эти усилия помогли сохранить английский линкор для дальнейшей совместной борьбы с фашистской Германией.
Ближе к весне в лагере противника почувствовалось заметное оживление. Улучшались старые позиции, возводились новые укрепления. Участилось поступление конвоев в Петсамо и Киркенес. Взятые в плен солдаты давали показания о подготовке к новому наступлению на Мурманск и Полярный.
Штаб Карельского фронта располагал заслуживающими доверия сведениями о том, что ни новых формирований, ни свежих подготовленных частей гитлеровцы на Севере не получили. Следовательно, активных действий с их стороны можно было ожидать на каком-то одном избранном участке фронта за счет перегруппировки войск, маневра резервами. Целью наступления, вероятнее всего, мог оказаться Мурманск, поскольку с потерей его Советский Союз лишился бы незамерзающего океанского порта и выхода на коммуникации, по которым осуществлялись внешние перевозки и перевозки между портами Сибири, Дальнего Востока и европейской части страны.
На мурманском направлении наша 14-я армия теперь могла создать двойное превосходство в силах по сравнению с 19-м горноегерским корпусом. Северный флот имел в резерве свежую, хорошо обученную для действий в десанте 12-ю особую бригаду морской пехоты. Правда, у противника [197] насчитывалось значительно больше, чем у нас, самолетов и артиллерии, но ждать, пока он начнет наступать первым, и уступать инициативу смысла не было, и штаб армии начал разработку плана активных боевых действий, в котором предусматривалась высадка десанта с моря силами Северного флота.
ОВРу готовиться к предстоящим действиям по поддержке приморского фланга было несколько легче, чем в предыдущем году. Экипажи тральщиков, катеров МО и морская пехота в результате многочисленных тренировок настолько сработались, что понимали друг друга, как говорится, с полуслова. Но больше всего нас беспокоил износ материальной части кораблей. Обучая бойцов 12-й бригады высаживаться с катеров и отрабатывая способы подхода к необорудованному берегу, мы повредили столько рулей, гребных винтов и форштевней, что не могли привлечь к участию в планируемой операции и половины состава соединения. Требовались чрезвычайные меры, чтобы за два месяца ввести в строй все корабли дивизиона. Вместе с комиссаром, флагманским механиком соединения М. П. Захаровичем мы отправились на береговую базу ОВРа побеседовать на местах с катерниками, старшинами цехов и рабочими ремонтных мастерских. На базе нас встретил новый командир дивизиона капитан 1 ранга А. М. Спиридонов. Он тоже был моим однокашником по училищу и минно-торпедному классу. На Север же попал после боевого крещения на Балтике. Летом 1941 г. при переходе кораблей Краснознаменного Балтийского флота из Таллинна в Кронштадт эскадренный миноносец «Яков Свердлов», которым командовал Александр Матвеевич, погиб, подорвавшись на минах. Контуженого командира вместе с оставшимися в живых членами экипажа спасли моряки тральщика и передали на госпитальное судно. Когда Александр Матвеевич немного подлечился, его вывезли из осажденного Ленинграда в тыл. «Безработный» командир не хотел мириться с положением резервиста и попросился воевать. Тощего, слабого и бледного, его прислали в ОВР Северного флота на 5-й дивизион траления по старой специальности.
Приезд Александра Матвеевича меня обрадовал, но поначалу и озадачил. Ведь он был товарищем по училищу, а теперь поступал в мое подчинение. Как-то сложатся взаимоотношения. Но вскоре все стало на свои места. Это был тот традиционный для флотских командиров случай, когда товарищеские взаимоотношения не отягощали, а, наоборот, облегчали совместную службу. Да и поучиться у А. М. [198]
Спиридонова было чему. Службу он начинал на торпедных катерах на Черном море и по кипучей натуре своей был прирожденным катерником. Затем преподавал торпедную стрельбу на офицерских курсах усовершенствования в Ленинграде, а к началу войны уже занимал должность начальника кафедры. Других таких грамотных и великолепно подготовленных специалистов-минеров, как он да контр-адмирал Ю. А. Добротворский, наш общий учитель, в то время на флоте вряд ли можно было найти.
Командиры катеров МО славились лихостью и храбростью на весь Северный флот, но нуждались в серьезной теоретической подготовке. Ведь на этом новом, впервые созданном противолодочном дивизионе накапливался большой, разносторонний военный опыт, который надо было по крупицам собрать, проанализировать и обобщить в на основе которого разработать приемы более искусного и эффективного ведения боя. Кое-что делал в этой области штаб ОВРа под руководством Б. Н. Мещерякова, но этого было недостаточно. А. М. Спиридонов являлся именно тем человеком, который с присущими ему пытливостью и скрупулезностью смог бы основательно заняться данными вопросами. Он с нескрываемой радостью принял предложение о назначении командиром дивизиона катеров МО.
За неделю новый начальник освоился с обязанностями и уже в качестве полновластного хозяина встречая нас как подобает по Корабельному уставу, вероятно догадываясь о цели визита. Когда мы остались одни, я доверительно сообщил Александру Матвеевичу, что готовится одно мероприятие, в котором должны участвовать все его катера. Он улыбнулся и, видя, что вестовые пришли накрывать на стол, попросил разрешения воспользоваться паузой, чтобы совершить небольшой экскурс в историю.
— Товарищ комбриг, вы, конечно, помните, — начал он, — о трагической участи франко-испанского флота в Трафальгарском сражении 21 октября 1805 года и о последовавшем затем экономическом кризисе в Испании, Так вот, король этой страны, инспектировавший военно-морскую крепость Пальма, в гневе хотел немедленно повесить на рее фок-мачты коменданта крепости, осмелившегося не отсалютовать ему из крепостных пушек.
Комендант в свою защиту сказал, что у него имеется двадцать одна причина не салютовать королевскому штандарту. «Назовите же их», — обратился к офицеру король, раскаляясь. «Во-первых, — ответил тот, — в погребах крепости нет ни зерна пороху. Во-вторых...» «О сеньор комендант, [199] — прервал подданного монарх. — Мы вполне удовлетворены вашей первой причиной. Не утомляйте же нас перечислением остальных двадцати!»
Александр Матвеевич неторопливо набил трубку и хитровато посмотрел мне в глаза, чтобы увидеть, какое впечатление произвело его повествование.
— Ты хочешь сказать...
— Да нет. У меня не двадцать одно препятствие, мешающее дивизиону участвовать в мероприятиях, а только три. Хотя, видимо, командование может устранить первое из них. Дело в том, что половина катеров уже ходит из-за отсутствия винтов на двух машинах вместо трех, а то и на одной, и на всем дивизионе нет ни одного запасного гребного винта. Вторая причина — это поломки корпусов и связанные с этим течи в отсеках. Но лес у нас есть, починить могли бы в сами, так поднимать катера некуда и нечем. Стенка, которую давал вам торговый порт в Мурманске, теперь завалена грузами союзников, а кран занят перевалкой тюков и ящиков. Третья беда в том, что катера всю зиму не просушивались, намокли, сидят глубоко, на ходу зарываются носами в воду и теряют три-четыре узла скорости. Их пора поднимать на берег. Однако обстановка представляется мне не такой уж безнадежной.
— Саша, — принимая его шутливый тон, ответил я, — здесь не Трафальгарское сражение, а Великая Отечественная война, и я не испанский король, прощать не буду. Ладно, давай свои предложения. Знаю, ведь что-то уже придумал!
— Да. У Рихтера есть умная, смелая идея. Мероприятие это дорогое и сложное, но зато сразу решаются все проблемы, связанные с подъемом катеров. Он доложит сам более обстоятельно.
Вошли механики Марьям Павлович Захаревич и Андрей Александрович Рихтер, тот самый офицер, который очень полюбился Борису Лавреневу. Писатель впоследствии рассказывал нам, что именно его, Рихтера, он показал в пьесе «За тех, кто в море» в образе увлеченного различными идеями специалиста.
Инженер-капитан 3 ранга А. А. Рихтер предложил силами своего дивизиона и береговой базы ОВРа соорудить здесь, на месте, слип — род сухого дока, где катера можно было бы на тележках по наклонной плоскости вытаскивать из воды на отлогий берег.
Предложение показалось мне интересным, и прямо с базы я отправился в Мурманск к начальнику тыла флота [200] инженер-контр-адмиралу Н. П. Дубровину. А уже на следующий день в Кувшинскую салму отбыла первая баржа со строительными материалами.
А. А. Рихтер и М. П. Захаревич свое слово сдержали, построили слип даже раньше намеченного срока. Погнутые гребные винты наши кувшинские умельцы научились править, а ломаным — наваривать лопасти. В запланированные сроки все катера были отремонтированы, просушены и покрашены.
За проявленную инициативу и самоотверженный труд по ремонту кораблей и подготовке их к боевой операции флагманский механик ОВРа инженер-капитан 3 ранга М. П. Захаревич и флагманский механик дивизиона истребителей подводных лодок инженер-капитан 3 ранга А. А. Рихтер были награждены орденом Красной Звезды. Получила награды и большая группа краснофлотцев и старшин судоремонтных мастерских.
Готовясь к предстоящей наступательной операции 14-й армии, Северный флот активизировал боевые действия на морских коммуникациях противника. У берегов Норвегии были сосредоточены подводные лодки. В Пумманки постоянно находились торпедные катера ОВРа. Каждую ночь они выходили двумя группами на поиск и перехват конвоев, обнаруженных разведкой.
24 апреля мы получили радиограмму от капитан-лейтенанта М. Н. Моля, командира звена торпедных катеров. Он докладывал о потоплении вражеской подводной лодки в Варангер-фьорде. Но в этом районе действовали на позициях две наши «малютки», и, чтобы исключить любые случайности, катерам запрещалось атаковать какие бы то ни было подводные лодки. Поэтому М. Н. Моль поспешил заверить командование, что в принадлежности потопленной лодки к немецкому флоту катерники не сомневаются. Пришлось пережить несколько тревожных часов в ожидании ответа на посланные «малюткам» запросы. К счастью, они обе откликнулись.
Капитан-лейтенант М. Н. Моль потом объяснял, почему нарушил инструкцию и атаковал подводную лодку. Во-первых, она шла далеко от разграничительной полосы и было ясно, что допустить такую грубую ошибку в навигационных расчетах штурманы «малюток» не могли. Во-вторых, катерники, хорошо зная силуэты своих подлодок, просто не могли спутать их с немецкими.
Это был, наверное, один из немногих случаев, когда за нарушение распоряжения по флоту «виновников» — капитан-лейтенанта [201] М. Н. Моля и командиров обоих торпедных катеров — наградили орденом Красного Знамени. Получили награды и члены отличившихся экипажей. Это еще раз подтвердило, что на все случаи жизни не составишь инструкции, что творчество, инициатива всегда должны быть присущи командиру.
Именно такой творческой натурой оказался комдив А. М. Спиридонов, но понравился катерникам он не сразу. Причиной этого было следующее обстоятельство. После каждого боевого выхода, даже после каждого маневра, он требовал от командиров кораблей полного и обстоятельного объяснения своих действий и письменного отчета.
Командиры начали было роптать. Кто-то из них пожаловался комиссару ОВРа: «Зря, мол, комдив загружает людей. Вместо того чтобы отдохнуть, вернувшись с моря, сиди скреби пером». Я спросил его:
— Что, если ограничиться устными докладами? А штабные специалисты пускай слушают и записывают.
— Э, нет, — горячо возразил мой друг, — так мы растеряем добытый потом и кровью дорогой опыт. Когда человек пишет, он десять раз подумает, взвесит каждое слово. За письменным столом у него есть время анализировать, обосновывать выводы и предложения. И умная мысль, и скрытая в потоках слов глупость виднее всего на бумаге. А это документы, которые останутся на века. Пройдет время, и потомки именно по ним составят представление о настоящих воинах, одинаково искусно владевших и мечом, и пером.
Возразить против этого было трудно.
Однажды до командующего флотом дошли жалобы, что А. М. Спиридонов взыскивает с командиров стоимость поломанных при маневрировании в сложных условиях гребных винтов. Звоню в Кувшинскую салму.
— Может, Александр Матвеевич, за поломанные винты не делать начета, не деньгами наказывать, а ограничиться выговорами? Винтов нет, я знаю, но как-то неловко выворачивать карманы командирам кораблей за вынужденные небольшие аварии. Они же ломают их не из озорства, а в боевых условиях.
— Товарищ комбриг! — отвечал он строго официальным тоном, чтобы подчеркнуть важность разговора и твердость своей позиции. — Этой истории по телефону не объяснить! Прошу разрешения прибыть в Полярный с докладом.
Оказалось, что комдив вместе с командирами отрядов капитан-лейтенантом В. В. Груздевым, старшими лейтенантами С. Я. Раскиным и С. Д. Демидовым тщательно изучали [202] на выходах в море причины повреждений гребных винтов. В итоге они пришли к выводу, что выход можно найти. Тогда А. М. Спиридонов собрал всех командиров и объявил им:
— Конечно, катера МО не десантные корабли, вылезать на берег они не обязаны и для решения подобных задач не рассчитаны. Но что поделаешь, если обстоятельства к этому вынуждают. Я убедился, что высаживать десант можно и не упираясь носами в грунт, а удерживая катер машинами на близком расстоянии от берега. Так управлять кораблем, бесспорно, труднее, особенно в волну и ветер, но можно. Нужно также иметь длинные сходни. Сделать их — дело нехитрое, а такие маневры вы просто обязаны освоить. Командиры отрядов Груздев, Раскин и Демидов подходят к берегу виртуозно. Кто не справится сам, того они научат, а уж кто не сможет — того заменим. После сдачи зачета по новой задаче буду удерживать из жалованья командиров стоимость поломанных винтов и затрат на ремонт поврежденных рулей и корпусов. Этого требует и приказ наркома.
В то время командованию ОВРа пришлось пойти на эти крайние меры, однако необходимость в них скоро отпала. Профессионализм командиров катеров настолько вырос, что поломки стали явлением редким.
В общем, усилиями всего коллектива соединения охраны водного района в установленные сроки корабли были приведены в полную боевую готовность для участия в предстоящих операциях. [203]