Будапештское направление

Во второй половине октября и в ноябре 1944 года войска 3-го Украинского фронта вели напряженные бои, связанные с форсированием Дуная, захватом и расширением плацдармов на берегах реки для дальнейшего наступления на будапештском направлении. Весь личный состав полка прилагал максимальные усилия к тому, чтобы помочь славным стрелковым и танковым частям с наименьшими потерями решить поставленные задачи. Вылеты для ударов по укрепленным пунктам и узлам сопротивления противника следовали один за другим. Партийная организация довела до каждого авиатора задачи наступления, которое в конечном итоге выведет Венгрию, последнюю союзницу фашистской Германии, из войны, поможет трудящимся Венгрии сбросить продавшихся Гитлеру правителей страны.

К началу наступления полк получил приказ перебазироваться ближе к линии фронта на один из аэродромов Восточной Венгрии. И вот под крылом штурмовиков промелькнула югославско-венгерская граница. За одну осень личный состав полка вступил на землю четвертого государства Европы, вступил как воин-освободитель.

Что авиаторы полка знали раньше об этих странах? Очень немногое. А теперь все летчики и воздушные стрелки, облетав их вдоль и поперек, зримо представляли, как выглядит каждая страна, ее города и сельские населенные пункты, каковы ее водные пути. Они близко познакомились, а в Болгарии и Югославии даже подружились со многими рабочими и крестьянами, которые с [57] открытым сердцем принимали советских воинов-освободителей.

В ходе наступления в междуречье Дунай — Тисса войска фронта заняли небольшой, но важный плацдарм на западном берегу. Он получил название «батинский», по имени находящегося здесь города Батин. Противник предпринял серию яростных контратак, пытаясь сбросить наши части в Дунай. Поддержка подразделений, которые в районе батинского плацдарма вели тяжелые бои, — такую задачу поставили перед эскадрильей. Задача эта считалась очень важной, и в подразделении решили провести открытое партийное собрание. На его повестке стоял один вопрос: «Задачи коммунистов в выполнении боевого приказа командования». Собрание бышо весьма целенаправленным. Каждое выступление звучало как клятва на верность Родине, пославшей своих сынов на помощь порабощенным фашизмом народам Восточной Европы.

— Сделаю все, что только в моих силах, но приказ командования выполню, — заявил на собрании лейтенант Примакин.

— Даю слово коммуниста, что не пожалею собственной жизни, чтобы оправдать доверие Родины, — сказал лейтенант Самойлов.

Старший техник-лейтенант Савенков, техник-лейтенант Гришин, старшина Горелов заверили присутствовавших на собрании, что при любых условиях материальная часть будет готова к полетам и не подведет экипажи в бою.

После собрания агитаторы техник-лейтенант Мараховский, старший лейтенант Головко, старшина Гуменюк провели с личным составом эскадрильи беседы, в которых призвали воинов действовать смело и находчиво, стойко и мужественно, как требует присяга. Партийная организация 2-й эскадрильи значительно выросла за счет лучших летчиков, стрелков, техников, механиков, таких, как младшие лейтенанты Маракулин и Петраков, старшины Бровкин и Горелов, сержант Вороханов. Право называться коммунистом люди завоевывали в бою, примерным выполнением заданий командования. Лишь после успешного выполнения очень сложных заданий к заместителю командира полка по политической [58] части майору Иванову обратился молодой летчик Геннадий Погудин: — Скажите, достоин ли я вступить в ряды нашей родной Коммунистической партии? Хочу воевать коммунистом. Можно подать заявление?

Майор Иванов поддержал просьбу Погудина, не колеблясь сам дал ему рекомендацию для вступления в партию. Заместитель командира не раз летал в качестве воздушного стрелка и видел, как храбро и мужественно вел себя в самой трудной боевой обстановке молодой летчик-комсомолец.

Наземные войска ждали поддержки с воздуха, а погода продолжала стоять совершенно неблагоприятная. Свинцово-серые тучи были перенасыщены влагой. Видимость у земли иногда снижалась до 50-100 метров, нижняя кромка облачности порой опускалась до 30 метров.

Непрерывный дождь и мокрый снег превратили аэродром в сплошное болото. Казалось, что в таких условиях нечего даже думать о боевых вылетах — они за границами возможного. И все же летчики эскадрильи летали, перешагнув и эти границы. Выручила настойчивость, умение, опыт, приобретенный при ведении боевых действий в Югославии.

Первыми с нового аэродрома в Восточной Венгрии вылетали на задание лейтенант Примакин и младший лейтенант Логвиненко. Их задача состояла в том, чтобы сфотографировать оборонительные сооружения, которыми фашисты начали опоясывать батинский плацдарм, а также проверить с воздуха имевшиеся у командования сведения о подтягивании противником к району боев танков и артиллерии.

За вылетом командира звена и ведомого наблюдала вся эскадрилья. Он был очень трудным. Еще при выруливании самолеты то и дело попадали в лужи, грязная дождевая вода попадала в мотор и в кабину летчика. Она окатывала с ног до головы механиков, использовавших самолеты для того, чтобы добраться до старта, где они перед взлетом должны были проверить стопор хвостового колеса и контровку ветрянок взрывателей бомб, так как посадка с незастопоренным хвостовым колесом или взлет с незаконтренной ветрянкой могли привести к поломке самолета и к подрыву его на своих же бомбах. [59] Мобилизации всех сил и умения требовал от летчиков сам взлет с раскисшего аэродрома. Бешено вращающиеся винты штурмовиков поднимали из луж стену дождевой воды, и она вставала перед самолетом, мешая выдерживать направление взлета. И понятно, что все облегченно вздохнули, когда машины Ивана Примакина и Алексея Логвиненко оторвались наконец от земли и, не делая, как обычно, круга над аэродромом, взяли курс на цель.

Полет по маршруту прошел спокойно. В такую скверную погоду наши летчики могли не опасаться атак вражеских истребителей. Друзей беспокоило другое — позволит ли погода сфотографировать полосу обороны. В районе цели погода улучшилась. Дождь прекратился, но высота облаков все же не превышала 200 метров.

Лейтенант Примакин вел пару под облаками. Едва штурмовики приблизились к передовой, как к ним потянулись пулеметные трассы. Ведущий приказал ведомому атаковать зенитные установки, а сам начал заходить на фотографирование полосы обороны противника.

Немного бывает заданий более неприятных для летчика, чем аэрофотосъемка с малых высот, да еще такого объекта, как передовые позиции противника! Чтобы снимки были хорошими, необходимо лететь строго по прямой, на одной неизменной высоте, точно выдерживая определенный курс. Нарушение хотя бы одного из этих элементов приводит к невыполнению задания.

Иван Примакин понимал, что зенитчикам очень легко стрелять по его неманеврирующему самолету, и все же вел штурмовик строго по прямой, ни на метр не изменяя высоты и скорости. Между тем фашисты усилили огонь по самолету. Вместо только что подавленных Логвиненко зенитных пулеметов, гитлеровцы вводили в строй новые, начали стрелять по «илу» и танки. Один из них добился прямого попадания. В правой стороне центроплана штурмовика появилась огромная пробоина. Самолет стало сильно кренить вправо и тянуть на нос. «Что делать дальше? Выходить из боя и идти на аэродром?» — мелькнула у летчика мысль. Но он ее тут же отбросил. Ведь совсем недавно на партийном собрании дал слово выполнить приказ в любык условиях.

Лейтенант по радио приказал ведомому: — Прикрой! [60] Напрягая все силы, Примакин продолжал удерживать самолет на заданной высоте и скорости до тех пор, пока не кончился участок фотографирования. Съемка закончена. Ведущий пары еще раз бросил взгляд на изувеченную правую сторону самолета. Как же долететь на такой машине до аэродрома? По всем законам нужно немедленно производить посадку, пока штурмовик не потерял управляемости. Но задание считается выполненным только в том случае, если пленка доставлена адресату. А что фотоаппарат не пострадал, летчик был уверен. В левую сторону центроплана, где он установлен, прямых попаданий не было, контрольная лампочка убедительно свидетельствовала о нормальном ходе фотосъемки на всем боевом курсе, в том числе и после попадания в «ил» вражеского снаряда. «Надо довести «ил» до аэродрома, надо», — повторял себе летчик.

Полет до аэродрома был самым сложным экзаменом летного мастерства молодого командира звена. Ведомый, следуя за его машиной, видел, как трудно приходится Примакину. Самолет неумолимо кренило и тянуло к земле, и летчику стоило невероятных усилий снова вводить штурмовик в режим горизонтального полета. Отважный и упорный летчик-коммунист преодолел все трудности и довел свой искалеченный штурмовик до аэродрома.

Проявление фотопленки, изготовление фотопланшета и расшифровка снимков заняли немного времени. И вот уже перед начальником штаба авиационного корпуса во всю ширину стола, отливая глянцем, лежит фотосхема переднего края обороны противника, мастерски заснятого с самолета. Вся оборонительная линия была видна как на ладони: и маленькие тупые головки дзотов с черными глазницами амбразур, и темные полосы противотанковых рвов, и зигзагообразные щели, и крохотные окопчики. Даже танки, укрывшиеся в рощице, не ускользнули от объектива фотоаппарата.

Закончив изучение фотопланшета, генерал взглянул на правый угол монтажа, где меленько была написана фамилия летчика, сделавшего снимки: Примакин.

— Немедленно один экземпляр фотопланшета отправьте самолетом в штаб армии, — распорядился он. — Подготовьте приказ на действия по выявленным целям. Летчика представьте к награде. [61] Около самолета Ивана Примашна собрались однополчане. Каждому хотелось взглянуть на штурмовик, который прилетел, по сути дела, без правой стороны центроплана, перекрыв все границы живучести. Началось обсуждение, можно ли в условиях фронтового аэродрома восстановить машину. Многие убежденно говорили, что самое лучшее решение — списать самолет и не тратить напрасно силы на его ремонт. Некоторые придерживались противоположного мнения, но считали, что ремонт продлится очень долго. Командир звена с грустным видом молча стоял около своего «ила». Он видел, что состояние самолета почти безнадежное. И в это время к нему подошел старший техник эскадрильи коммунист Савенков. Он твердо заверил Примакина: — Сделаем все возможное и невозможное, а самолет будет введен в строй.

Технический состав приступил к работе. Не обращая внимания на холод и ветер, стоя почти по колено в воде и грязи, техники и механики пилили, резали, клепали. Прошло немного времени, и огромная пробоина была заделана. Штурмовик снова вошел в строй боевых машин. За восстановление в полевых условиях самолетов техник-лейтенант С. Мараховский, старший техник-лейтенант П. Савенков, старшина Д. Горелов и сержант К. Гизатулин быт и награждены орденами.

В результате отлично проведенной Иваном Примакиным и Алексеем Логвиненко фоторазведки переднего края, за что ведущий был награжден орденом Красного Знамени, а ведомый — орденом Отечественной войны I степени, командование советских войск смогло принять меры для ослабления вражеской линии обороны. Несмотря на раскисшие аэродромы и плохие метеорологические условия, одна группа штурмовиков за другой вылетала для бомбо-штурмовых ударов по целям обнаруженным отважными товарищами. Успешно выполнили задание и без потерь возвратились на свой аэродром.

Повторить удар на следующий день не удалось. С утра по аэродрому волнами плыл густой туман. Летчики, находившиеся в эскадрильской землянке, уже потеряли всякую надежду на вылет. И вдруг зазвонил телефон. На командный пункт полка вызвали Германа Одноценова.

— Вам предстоит произвести разведку тылов врага, — сказал ему майор Красночубенко. Лицо лейтенанта расплылось в улыбке, глаза выражали неподдельную радость. В полку все знали, что с особой охотой Одноценов выполняет именно разведывательные задания. — Полет серьезный и ответственный. Нужно углубиться на восемьдесят — сто километров на территорию, занятую противником, и разведать его оборонительные сооружения между озерами Балатон и Веленце. По возможности основные участки сфотографируйте. Истребительного прикрытия у вас не будет. Скрытности добивайтесь за счет использования малых высот полета, облачности, особенностей рельефа местности.

На стоянке самолетов Одноценова уже дожидался ведомый Павел Маракулин.

— Летим, Павел, и летим далеко, — обрадовал лейтенант своего боевого товарища.

Летчики еще раз продумали план выполнения задания, проинструктировали воздушных стрелков.

— Какие взрыватели ставить? — спросил ведущего механик по вооружению старшина Паршин.

— С замедлением, и не менее семи секунд! Погоду над целью обещают плохую, бомбы бросать придется с малой высоты. Нужно время, чтобы отлететь на безопасное расстояние от места взрыва, — пояснил Одноценов.

Первую часть маршрута до линии фронта разведчики летели параллельно шоссе, на некотором удалении от него, на малой высоте. Погода была по-прежнему плохой. На некоторых участках дождь усиливался, уменьшая и без того ограниченную видимость. Линию фронта пересекли на бреющем полете, буквально в нескольких метрах от земли, и так быстро, что противник не успел сделать по самолетам ни одного выстрела. Удалось избежать противодействия врага и после доворота на северо-запад. [63] Придерживаясь восточной стороны канала Шарвиз, который упирался северным концом в межозерье Веленце — Балатон, летчики внимательно просматривали каждую складку местности, каждый населенный пункт и связывающие их дороги. Примерно на половине пути Одноценов заметил колонну танков, автомашин и бронетранспортеров, продвигавшуюся по направлению к нашему плацдарму. Район городка Цеце сразу попал на карту разведчиков.

— Подсчитайте, сколько в колонне танков и бронетранспортеров, да не забудьте записать, — приказал летчик воздушному стрелку сержанту Ворханову.

— Я уже подсчитал, товарищ командир, и сейчас записываю.

— Может, ударим, очень уж хорошая цель, — услышал ведущий голос своего ведомого.

— Атаку отставить, не забывать об основной задаче. Следовать за мной!

На подходах к основному району разведки погода после небольшого улучшения опять испортилась. Снова вперемежку с дождем шел мокрый снег. Наплывший откуда-то туман скрыл от разведчиков канал Шарвиз и тянувшуюся вдоль него дорогу. Ведущий решил опять, как перед линией фронта, снизиться до бреющего полета. Ведомый еще плотнее прижался к самолету Одноценова.

— Товарищ командир! Справа фашисты роют окопы, — доложил зоркий и бдительный Ворханов.

— Вижу, вижу...

Советские самолеты, появившиеся в межозерье на предельно малой высоте и в такую плохую погоду, оказались для работавших на строительстве укреплений полной неожиданностью. Увидев самолеты, люди кинулись кто куда. Летчики еще раз, теперь с востока на запад, просмотрели район разведки, и лишь после этого Одноценов передал Маракулину, что можно использовать взятые с собой бомбы для удара по оборонительным укреплениям.

Задание выполнено. Можно со спокойной совестью возвращаться на свой аэродром. На обратном пути Одноценов заметил в одном из населенных пунктов большое движение людей и машин. Воздушный стрелок уточнил, что в поселке он насчитал до сорока танков, и сделал об этом соответствующую пометку. [64] Пока два советских штурмовика летали над тыловыми районами врага, в районе линии фронта погода заметно улучшилась. Туман поднялся, поредели облака. Проскочить линию фронта незамеченными стало невозможно. Ведущий предупредил ведомого о необходимости маневрировать по высоте и курсу.

И едва гитлеровцы открыли из зенитных пулеметов и орудий огонь по прилетевшим из их тыла штурмовикам, как оба ринулись вниз, вильнули вправо, влево и оказались уже вне зоны досягаемости огня, за линией фронта. Оба «ильюшиных» благополучно, без единой пробоины, приземлились на своем аэродроме.

Вскоре после посадки разведчиков с аэродрома поднялись группы штурмовиков. Используя данные Одноценова и Маракулина, они нанесли мощный удар по вражеским танкам, автомашинам и пехоте. Именно здесь, в Венгрии, эскадрилья совершила свой тысячный боевой вылет. Он был выполнен 7 ноября, в день 27-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции.

После торжественного митинга честь совершить тысячный боевой вылет выпала лейтенанту Примакину. Его ведомым, как обычно, был младший лейтенант Логвиненко. Они атаковали в этот день железнодорожный состав с техникой и боеприпасами. Мастер фоторазведки, Примакин запечатлел на пленке результаты атаки: сплошные пожары на станции. На обратном пути летчики нанесли удар по автомашинам противника.

Вслед за Примакиным в боевой полет ушли лейтенанты Головко и Рыбак. Летчики без труда обнаружили станцию, по которой уже нанесли удар их товарищи, и с первого захода накрыли бомбами паровоз. Затем с бреющего полета они расстреливали уцелевшие вагоны. [65] Тысяча вылетов! Тысяча мощных ударов с воздуха по врагу, тысяча штурмовок, проходивших очень часто в тяжелой метеорологической обстановке, под огнем противника. Тысяча воздушных атак, в результате которых фашисты понесли огромные потери. Тысяча вылетов — это более 6000 сброшенных на гитлеровцев бомб, 4000 выпущенных по ним реактивных снарядов, 20000 пушечных снарядов и многие десятки тысяч пуль.