Держать порох сухим

Я в родном Минске. С Виленского вокзала на конке добираюсь до Комаровки. Покосился, обветшал наш дом. Постаревшие родители встретили со слезами радости. Жить им трудно. Не хватает самого необходимого. Набежали соседи, товарищи по заводу. Любуются моей командирской формой, расспрашивают, завидуют. Вздыхают, когда я рассказываю о гибели друзей, тех, кто пять лет назад вместе со мной уходил с завода биться с беляками.

А от завода нашего почти ничего не осталось. Пустые, полуобвалившиеся коробки стен. Враг все разграбил и сжег. Сейчас среди развалин копошились люди. На тачках подвозили кирпичи. На плечах тащили бревна и доски с лесопильного завода, а он в двух километрах! Подростки с грохотом били молотками, выравнивали обожженные, покореженные листы кровельного железа.

Рабочих никто не заставлял. Никто им не платил. Но они трудились самозабвенно, восстанавливая разрушенный войной завод, где работали их деды, отцы и они сами. И я тоже с утра приходил сюда, чтобы поработать наравне с другими.

В газете «Звезда» мне попалась на глаза статья «Роль трудящихся Белоруссии в борьбе с бандами Савинкова, Балаховича, Монича и др.». Под статьей стояла подпись: «Заместитель председателя ЦИК И. А. Адамович». Решил встретиться с ним. Пошел в 1-й Дом Советов (он и теперь сохранился), где жили члены правительства и ЦК партии республики. Сказали, что Иосифа [105] Александровича нет: он размещает детей, прибывших с голодающего Поволжья. Оттуда должен поехать в Совнарком.

Направляюсь туда. Адамовича еще нет. Заглядываю в исторический кабинет при Совнаркоме. Знакомлюсь со многими документами о жизни белорусского народа. И то и дело вижу имя Адамовича. Вот он выступает на 3-м Всебелорусском съезде в декабре 1921 года с докладом об организации Советской власти в Белоруссии. Вижу его фамилию в списке делегатов X съезда РКП (б). Вот приказы за подписью Адамовича. По ним можно проследить его рост: губвоенком, начальник гарнизона, член Реввоенсовета округа и, наконец, нарком по военным делам Белоруссии.

А ведь Адамович старше меня всего на два года. И в грамоте когда-то был чуть посильнее меня. Революция раскрыла его дарование и так высоко подняла этого самородка. И мне еще сильнее захотелось увидеть его.

Возвращаюсь в приемную. Он пришел через несколько минут. Я сразу узнал его. Невысокий, плотный, с большими черными усами. Одет в шинель с клапанами, на голове островерхий шлем.

— Стой, стой, браток! — Большие сильные руки обнимают меня. — Так ты же датуевец! Помню, хорошо помню!

Он ведет меня в кабинет.

— Подожди. Людей отпущу, поговорим.

Посетителей много. И вопросы разные. Адамович быстро вникает в суть, принимает решение, и люди уходят удовлетворенные.

Осматриваю кабинет. Во всю стену стеклянный шкаф, заполненный книгами. Два телефона на письменном столе. В углу диван, покрытый солдатским одеялом: повидимому, заместителю председателя ЦИК частенько и ночи приходится проводить тут.

Отпустив последнего посетителя, Адамович подходит ко мне. Виновато признается:

— Знаешь, а фамилию твою забыл...

Беседа длится долго. Адамович расспрашивает, где я воевал.

Рассказываю о 41-й дивизии, о Перекопе, о боях с Махно. Еще и еще просит рассказать подробности о форсировании [106] Сиваша. Узнав, что я окончил военную школу, вздыхает:

— А у меня образование прежнее: церковно-приходская школа. Правда, сам подучился малость. Но знаний не хватает, Гриша. Сейчас у меня большая радость: зачислен в академию. Учиться буду как черт!

Немного говорит о себе. И он все эти годы в боях. Воевал на польском фронте. Громил банды националистов. Подавлял кулацкие восстания. Работы много. По совместительству он еще народный комиссар внутренних дел республики.

Проговорили до глубокой ночи. На прощание Иосиф Александрович желает мне успехов в службе.

— Помни: партия велит держать порох сухим.

На всю жизнь остался в моей памяти этот большой, талантливый, душевный и простой человек. Впоследствии он стал Председателем Совнаркома Белоруссии.

* * *

Отпуск кончился. Еду в штаб Западного округа. Принял меня заместитель инспектора артиллерии Виктор Никитович Курганов. Вызвал начальника строевого отдела, посоветовался с ним. Меня назначили командиром взвода в артиллерию 4-й имени Германского пролетариата дивизии. Вопрос был решен за несколько минут. В то время отделов кадров не было, расстановкой людей занимались сами начальники. И надо признать, дело от этого не страдало.

Начальником артиллерии дивизии был коммунист Козловский, бывший полковник генерального штаба царской армии. Он долго со мной беседовал, расспрашивая о прежней службе, об учебе.

Положил на стол лист бумаги, карандаш и велел решить две задачи по теории вероятностей и топографии. Сморщив сократовский лоб, внимательно следил за моим карандашом. Указал на неточности. Вызвал начальника штаба артиллерии П. П. Матвеева:

— Прошу вас, отправьте товарища Пласкова к Паршину на должность командира учебного взвода и оформите его зачисление на вечерние общеобразовательные курсы. — Пытливо взглянул на меня: — Я думаю, вы не будете против того, чтобы годик поучиться? Там хорошие педагоги... [107]

Как я мог возражать?..

Так началась моя служба в дивизионной артиллерийской школе младшего командного состава. Школу возглавлял Паршин, превосходный артиллерист. До мелочей придирчивый, он никому не давал покоя. Семьи у него не было, он все время находился в школе и нас не отпускал. Товарищи мне завидовали: я хоть через день на несколько часов уходил на общеобразовательные курсы. Но на своего начальника мы не обижались. Видели, что он весь отдается делу. Вечером терпеливо инструктировал нас, помогал подготовиться к завтрашним занятиям. От подъема до отбоя он был с людьми и нас учил не жалеть времени на воспитательную работу.

Командиры взводов школы А. А. Титмон, В. Р. Матсон, М. А. Коваленко, М. С. Герасимов, как на подбор, люди старательные и неутомимые.

Хотя время было мирное и у нас была лишь одна задача — учить людей, я уставал, пожалуй, не меньше, чем в самые напряженные дни на фронте. Ведь сейчас мои подчиненные не простые бойцы. Через несколько месяцев каждый из них должен стать младшим командиром. Значит, я обязан научить этих ребят не только изготавливать орудие к бою, наводить, заряжать, но и привить навыки руководства людьми, их воспитания.

Так началась моя мирная служба. Взвод свой я подготовил неплохо. Перед 6-й годовщиной Октября все мои подчиненные были выпущены младшими командирами. Меня назначили помощником командира, а затем командиром легкой батареи 4-го артиллерийского полка. Я крепко подружился с командирами батарей — И. В. Фроловым, Н. В. Корольковым, Р. А. Кожевниковым, П. Я. Симоновичем, С. Я. Калягиным. С некоторыми из них дружба продолжилась и на фронтах Великой Отечественной войны (с И. В. Фроловым мы, например, командовали артиллерией соседних армий; ныне он генерал-полковник).

Командиры работали много. Заботились не только о порядке в батареях и высокой выучке людей. Немало труда они вложили в разработку новых правил стрельбы, в создание учебных пособий.

Дивизией командовал бывший подполковник царской армии А. К. Окулич. В гражданскую войну водил в бой [108] соединения, был дважды награжден орденом «Бухарская звезда». Он любил свою артиллерию, постоянно следил за ее подготовкой. Мы часто видели его на полигоне во время стрельб. Командиры побаивались этого молчаливого, все запоминающего человека. Он подмечал и успехи и недочеты в стрельбе каждой батареи и на разборах давал действиям командиров точные и безапелляционные оценки.

А. К. Окулич добился коренного переоборудования полигона. Каждое подразделение должно было проработать здесь месяц. Создавались новые мишенные устройства, показательные укрепления и другие инженерные сооружения.

Наша батарея работала на блочных тягах, передвигавших цели, когда подъехало несколько легковых машин. Из одной вышел командующий округом М. Н. Тухачевский. Я растерялся, плохо отдал рапорт. Командующий улыбнулся.

— Вольно. Лучше не на словах, а на деле покажите, что у вас получается.

Мы постарались, как говорится, показать товар лицом. В то время тракторов у нас еще не было. Впряженные кони, шагая по кругу, наматывали трос на барабан. Переключение производилось старыми железнодорожными рычагами. Макет танка двигался то в одну, то в другую сторону, останавливался, снова трогался с места. Тухачевский с часами в руках следил за маневрированием цели. Заставил несколько раз повторить весь процесс с самого начала. Поблагодарив, уехал довольный.

Оборудование полигона осуществлялось по чертежам и схемам, утвержденным инспектором артиллерии Западного военного округа комкором С. И. Певневым. Сергей Иванович с работниками своего управления целые дни проводил на строительных объектах. Указывал, советовал. Мы восхищались его энергией. Я не помню случая, чтобы он отсутствовал, когда проводились дивизионные и групповые стрельбы. Его краткие поучительные разборы многое давали всем командирам.

Полигон был оборудован на славу. Здесь могли проводиться учения широкого масштаба с привлечением частей всех видов оружия, вплоть до танков и авиации.

В полку был дружный и работоспособный офицерский [109] коллектив. О всех этих замечательных товарищах написать невозможно. Назову только некоторых. Здесь я впервые встретился с В. Э. Тарановичем. Он был командиром дивизиона. Образованнейший человек, старый большевик, он пользовался всеобщей любовью. Владимир Эрастович много повидал на своем веку. Сын железнодорожного рабочего, он шестнадцати лет тайком убежал из дому, нанялся юнгой на иностранный корабль, побывал чуть ли не во всех портах мира. В 1914 году через Грецию, Болгарию и Румынию возвратился на родину и добровольцем ушел на фронт. За отвагу был награжден Георгиевским крестом и серебряной медалью. В феврале 1918 года — в Красной гвардии. В гражданскую войну командовал батареей. В 1920 году награжден орденом Красного Знамени.

Терпеливо и неутомимо Владимир Эрастович обучал нас, молодых командиров. Обойдет огневые позиции, проверит их оборудование, выяснит, хорошо ли люди овладели пристрелкой, умело ли маскируют орудия. Всегда деловито спокойный, сдержанный, скупой на слова. К людям относился мягко, чутко, но все постоянно чувствовали его непреклонную требовательность. Таким он был и во время Великой Отечественной войны — мне выпало счастье долгое время воевать под его командованием.

Политруком нашей батареи был А. И. Козырев — человек знающий, жизнерадостный, умеющий зажечь и увлечь бойцов. Его личное обаяние, непреклонная убежденность способствовали сплочению людей. Бойцы и командиры жили одной дружной семьей.

21 января 1924 года весь наш народ понес тяжелую утрату — умер Владимир Ильич Ленин. В казармах уныние. От дивизии выделяется делегация на похороны вождя. В состав ее включили и меня. И снова я в Москве — траурной, печальной. Мы стоим в карауле. Бесконечный людской поток течет мимо нас. Встревоженные, заплаканные лица. Народ прощается с Ильичем.

Три года назад я видел его жизнерадостным, полным сил. Слышал его зажигающие слова. Помню его заверение: «После войны обязательно будете учиться».

Сбылись слова вождя. Вчерашние фронтовики сели за книгу. Вот и я окончил школу, стал краскомом... [110]

А жизнь шла своим чередом. Занятия, тренировки, стрельбы... Я уже командир батареи. Теперь у меня в подчинении командиры взводов М. А. Грехов, М. Л. Картошенков и В. Нефедов (с Греховым нам позже довелось вместе воевать с гитлеровцами).

В 1927 году меня назначили начальником полковой артиллерийской школы 2-й Белорусской дивизии. Усложнялись, совершенствовались методы подготовки командного состава. Нас стали привлекать на большие учения и военные игры в масштабе дивизии. Каждый участник на этих играх выполнял обязанности на одну служебную ступень выше занимаемой штатной должности. На картах и в поле изучали тактику и действия батальона и стрелкового полка на фоне общей обстановки дивизии, больше стало уделяться внимания вопросам взаимодействия различных родов войск. Все было направлено к тому, чтобы командир любой специальности понимал сущность современного общевойскового боя. Изучали тактику армий иностранных государств. Лозунг: «Делать все так, как на войне» — стал основным в обучении.

Я снова остро почувствовал, что знаний не хватает.

2-й Белорусской дивизией командовал комдив А. Д. Лактионов, старый большевик, член ЦК Компартии Белоруссии. Он требовал, чтобы командир непрерывно расширял свой кругозор. Порицал позднее засиживание на работе, призывал нас учиться в вечерних вузах и школах. Всем нравилось, как он делал разбор учений: коротко, без мелких придирок, глубоко принципиально. Главное внимание обращал на тактику, убедительно показывал, к чему может та или иная ошибка привести в бою.

Я принял твердое решение поступить в академию. Десять — двенадцать часов отдавал службе, а потом четыре-пять часов занимался по присланной из академии программе. В изучении общеобразовательных предметов помогала жена: она преподавала в школе.

В январе 1928 года меня вызвали в Москву держать конкурсные вступительные испытания. Месяц волнений и напряженнейшей работы — и вот сдан последний экзамен. Я слушатель первого курса основного факультета Военной академии РККА имени М. В. Фрунзе. Слушаю [111] лекции виднейших наших военачальников — М. Н. Тухачевского, Р. П. Эйдемана, И. П. Уборевича, А. И. Егорова, А. И. Корка, Б. М. Шапошникова, И. Э. Якира, Д. М. Карбышева. Среди профессоров академии многие уже тогда были светилами военной науки: А. И. Верховский, М. С. Свешников, П. Г. Понеделин, Е. Н. Сергеев, А. В. Кирпичников, Н. А. Клич, А. А. Свечин, Ф. П. Шафалович, В. К. Мордвинов, А. И. Готовцев.

Я невольно вспоминал гражданскую войну. Тогда мы, полуграмотные рабочие и крестьяне, впервые столкнулись с военным делом. С трудом познавали его азы. Вчерашний офицер — поручик или прапорщик царской армии — был для нас богом, мы изумлялись его знаниям, нам казалось, что никогда не сравняемся с ним. А теперь рядом со мной сидят сто двадцать слушателей первого курса академии, отобранные из пятисот кандидатов, вызванных на приемные экзамены. До революции это были такие же, как и я, малограмотные мастеровые или батраки. Теперь они командиры, опытные, знающие, уверенно овладевающие самыми сложными проблемами военной науки. И преподают им виднейшие ученые, подчас с мировым именем. А главное, не видим в этом ничего особенного. Обычное дело: армии нужны кадры, и они готовятся в академиях.

Как выросли мы, как подняла, возвысила трудового человека наша революция!

И само собой разумелось, что люди, сидящие сейчас в классах академии, будут и дальше расти. И действительно, здесь учились Н. Н. Воронов, П. А. Ротмистров, П. А. Курочкин, В. В. Курасов и многие, многие другие будущие крупные военачальники.

* * *

В академии я еще глубже осознал значение своей специальности и еще сильнее полюбил ее. Понял, что артиллерия была и остается могучим родом войск, что в будущей войне она наряду с пехотой, танками, авиацией сможет сыграть не последнюю роль. Академия расширяла наш кругозор, учила мыслить, развивала смелость и уверенность в решениях. А главное, мы поняли, что нельзя быть командиром, если постоянно не учиться, не двигаться вперед. Военное дело не терпит застоя! [112]

На выпускном вечере начальник академии Г. П. Эйдеман сказал:

— В войсках вас ждут, на округ мы посылаем не больше пяти-шести выпускников академии. Вы должны задавать тон. Умейте видеть в работе главное. Учите войска тому, что нужно на войне. По вас будут равняться, будут судить о высшей школе Красной Армии. Не забывайте, вы — войсковые академики!

* * *

20-й артиллерийский полк 20-й стрелковой дивизии, куда я был назначен начальником штаба, в это время был без командира — он учился на Артиллерийских курсах усовершенствования командного состава. Поэтому мне пришлось, по существу, вступить в командование частью. Было, конечно, трудно. Мое счастье, что попал я в дружный, хороший коллектив.

В конце 1932 года командир полка А. И. Воскресенский вернулся с курсов, первые его слова были:

— Все хорошо, Григорий Давидович!

Он, оказывается, уже побывал во всех дивизионах и батареях, ознакомился, как идут дела, и остался доволен.

Работу мне облегчало то, что начальником штаба соседней артиллерийской дивизии был мой однокашник по академии А. А. Малиновский, человек пытливый и знающий. Мы постоянно советовались, помогали друг другу.

А. И. Воскресенский принадлежал к той части офицеров старой армии, которые после Великой Октябрьской революции перешли на сторону Советской власти. Геройски сражался в гражданскую войну, громил басмачей в Средней Азии. Прекрасно знал тактику артиллерии, строевую службу, конное дело.

Работать под началом этого справедливого и умелого командира было приятно. Людей он не дергал, хотя и зорко следил за успехами каждого.

Осенью 1937 года я стал командиром 30-го артполка 30-й Иркутской трижды Краснознаменной имени ВЦИК дивизии. Некоторое время был начальником артиллерии 192-й дивизии.

Писать о мирной учебе трудно. По сравнению с годами войны здесь все кажется слишком спокойным, будничным. Да и что тут рассказывать? Овладевали новой [113] техникой, поддерживали строгий порядок в подразделениях, учили, воспитывали подчиненных, готовили их к бою.

И я не хочу задерживаться на мирных годах. К тому же многих из людей, с которыми служил тогда, я позже встретил на фронте, в огне, когда наиболее полно раскрываются человеческие характеры. Лучше рассказать о них в главах, посвященных войне. [114]