ИПТАП в бою и на марше

4-я батарея

На заключительном этапе зимнего наступления 1943-го года 595-й ИПТАП РГК, в котором я проходил службу в должности командира 4-й батареи, поддерживал части 5-го гв. ТК — 4-ю гв. МСБр и 69-ю гв. ТБр{43}. В ночь на 21-е, 22-го и в течение всего дня 23.02 подразделения 4-й гв. МСБр, сопровождаемые огнем гаубичного дивизиона артиллерийского полка корпуса, бригадного дивизиона, 104-го гв. ОМД PC, а с вечера 22.02 2-й и 4-й батарей 595-го ИПТАП РГК и подразделений зенитного дивизиона корпуса, вели бой за Ахтырку{44} и вынудили противника оставить городок.

Утром на следующий день после ожесточенного налета пикирующих бомбардировщиков противник предпринял две контратаки с целью вернуть Ахтырку. 4-я батарея вместе с другими участвовала в отражении контратак прямой наводкой. Во второй половине дня после очередного налета «юнкерсов» последовала третья атака. [458]

С утра 24.02 наступление возобновилось{45}. 1-й танковый батальон 69-й гв. ТБр, имея в строю два танка — Т-70 и Т-34 — и приданные ему батареи бригадного дивизиона — 76-мм пушечная, 122-мм гаубичная и 4-я батарея 595-го ИПТАП РГК, — выступил из Ахтырки. Движение возглавляла ГПЗ{46} — танк Т-70, взвод управления пушечной батареи и 1-й огневой взвод 4-й батареи.

На подходе к реке Ворскле ГПЗ подверглась обстрелу и отошла обратно на опушку леса. Орудия 1-го огневого взвода стали отвечать противнику. Их поддержал подошедший к этому времени Т-34 и следовавшие за ним орудия.

Незадолго до полудня противник оставил позиции на берегу р. Ворсклы и отошел по дороге на Чернетчину. 1-й танковый батальон и приданные артиллерийские подразделения заняли оборону южнее подорванного моста на Ворскле. ГПЗ, усиленная 2-м огневым взводом и взводом управления 4-й батареи, двинулась вслед за арьергардом противника. Он состоял, судя по следам гусениц при выезде на дорогу, из четырех танков и семи-восьми бронетранспортеров.

Февраль 1943-го года выдался неустойчивым. Неделя-другая мороз трескучий, снегопады, затем потепление, туман, слякоть и опять снег и вьюга. Дорога на Чернетчину труднопроходима. За обочинами лежит снег — слой около метра, а на грейдере — канавы, оставленные немецкими танками, заполненные до краев водой. Видимость не более полутора километра. Арьергард скрылся в туманной дымке.

Взвод управления 4-й батареи двигался впереди, вел наблюдение. Орудия провели очередной обстрел прямой на-водкой дороги и разворачивались снова. Прошел танк Т-70. Лейтенант, его командир, не вылезая из люка, протянул мне клочок бумаги. Радиограмма. Командир 1-го батальона ставил в известность о том, что он получил приказание продолжать преследование противника и к исходу дня занять Ландратовку в 20-ти километрах на северо-восток от Чернетчины и что в направлении Чернетчина — Ландратовка выступают остальные подразделения 69-й гв. ТБр, имеющие задачу овладеть г. Зеньков к исходу 23.02{47}. «Как? Сегодня двадцать четвертое». Т-70 тронулся. Лейтенант не слышал, захлопнулся люк. [459]

В 15 часов после огневого налета с открытых позиций, в котором участвовали все три батареи и оба танка, немецкий арьергард оставил Чернетчину. Силы его увеличились, по данным лейтенанта Глотова. В составе арьергарда он насчитал 7 танков, 12 бронетранспортеров и столько же колесных автомобилей.

Небо сплошь затянули серые тучи. Вдруг — «мессершмитты»! Одна пара, другая, третья. 4-я батарея остановилась. Захлопали винтовочные выстрелы. Истребители обстреляли колонну на встречных курсах и скрылись среди туч.

Орудия едва ползут. Под колесами плещется грязь и виснет сосульками на бампере и крыльях.

В поле слева от дороги ложатся снаряды — два, три, четыре. Артиллерия противника обнаружила ГПЗ. Похоже, начинается пристрелка.

Уже на протяжении целого километра я слышу позади сигналы. Кому-то нужда обогнать мой автомобиль. Старший лейтенант Бажанов — помощник начальника штаба полка по связи, он же делегат связи. Срочное приказание. 4-я батарея возвращается в Ахтырку. 595-й ИПТАП по распоряжению командира 5-го гв. ТК направляется на поддержку 4-й гв. МСБр{48}.

«Боевое распоряжение 031. Штаб 5-го гв. ТК. Ахтырка.

Командир корпуса приказал: 4-й гв. МСБр и 595-му ИПТАП наступать в направлении: Ахтырка, Грунь, Куземин, Опошня, имея задачей к исходу 24.02.43 г. овладеть Опошней.

Начальник штаба корпуса... подпись».

* * *

Ахтырка, Грунь, Опошня. Я хорошо помнил эти места и людей... Андреев, Зотин, Медиков. В начале октября 1941 года мы шли в толпе голодных усталых окруженцев по ничейной земле. Питались плодами диких яблонь и груш да лесными орехами в прибрежных лесах по Ворскле.

Пришли в Грунь. Холодно, сыро, деревья роняют листья. На сельской площади пылает костер, рядом кабанья туша, разделанная наполовину. 10–12 небритых оборванцев хлопочут у огня. Наш брат — окруженцы. [460]

Мои спутники обрадовались. То-то обогреемся, и пища готова. Но поднялась женщина и указала на дорогу: «Проваливайте!». Не нашлось нам места у чужого костра. Меликов едва не плакал от обиды.

И вот снова Грунь, в снегу, зимняя. Сельская площадь не изменилась. На том же месте — два деревянных амбара с худой крышей, длинный забор, хаты.

4-я батарея остановилась. Люди прыгали на землю. Нужно рассредоточиться. «Мессершмитты» рыскают непрерывно, одна пара улетела, явилась другая. 1-е орудие вкатило во двор — тягач радиатором на выход, 2-е — под стеной амбара, там же 3-е и дальше — 4-е. Мой автомобиль остался на месте, под деревьями, в кронах еще держался утренний иней.

— Воздух!

«Юнкерсы»! Взревели двигатели, воют сирены. Землю сотрясают разрывы бомб.

В Груне — видно с бугра — машины штаба полка, 3-я, 5-я батареи, танк, какие-то повозки. Два десятка пикирующих бомбардировщиков и «мессершмитты» — их три пары — израсходовали бомбы, носятся над хатами и посылают одну очередь за другой бортовых пушек и пулеметов. Был ранен телефонист Слепцов, заряжающий 2-го орудия старший сержант Серебряков, переведенный из 5-й батареи{49}.

Я наблюдал за бомбежкой со своего сидения в «хорьхе». Костыренко, Изместьев, Плюхин и радист убежали по команде «В укрытие!». В автомобиле остался только водитель — рядовой Кулешов Д. С., чего прежде он не делал. Вдруг он заволновался: «Товарищ старший лейтенант, разрешите выйти?».

Кулешов дернул дверцу — и в сторону от «хорька». Дребезжат целлулоидные стекла, в кабину хлынула влага, пар. «Мессершмитт» стремительно падал, сверкала огненная струя. Кулешов будто присел, выпрямился и упал навзничь. Лед вокруг окрасился кровью. Погиб Кулешов{50}.

Кулешову было лет 30–35, водил «хорьх», великолепный шофер, в 4-ю батарею попал путем довольно необычным. Месяц назад, 24-го января неподалеку от Касторного, в колонне [461] пленных немцев — она двигалась навстречу 4-й батарее — мой ординарец ефрейтор Костыренко{51} заметил знакомое лицо.

Ну... не может быть, ему показалось, в замерзшем стекле... Костыренко открыл дверцу, выкрикнул фамилию. Я остановил батарею. Неужели это Буриков, ефрейтор, каптенармус 2-й батареи? Бурикову часто доставалось от непосредственного начальника, старшины Каплуна, за то, что выдавал сверх положенной нормы рюмку водки замполиту батареи Ивану Петровичу Пономаренко. Старшина безошибочно определял падение уровня жидкости в бидоне. Но ведь и замполит для каптенармуса начальник. Старшина Каплун не желал считаться с уставами, когда речь шла о продовольственных ресурсах.

Вуриков подошел к машине. Разговорились. Лето прошлого года. Южнее г. Тим 28-го июня немцы прорвали оборону{52} на участке 160-й СД. 595-й ИПТАП РГК, вместе с частями 6-й СД, в районе Старого Оскола попал в окружение. Непрерывные бомбежки, неразбериха, нехватка горючего. На рассвете 1-го июля в селе Казачьем 595-й ИПТАП, стоявший в колонне, внезапно атаковали танки, укрывшиеся еще с вечера во дворах.

Командир полка майор Купин И. В. в последнюю минуту приказал мне привести ближайшую 2-ю батарею «К бою» и прикрыть колонну. Подлинный героизм, проявленный личным составом огневых взводов, не мог предотвратить трагический исход нападения. Произвело три выстрела в упор только орудие старшего сержанта Семина Н. В. Погиб расчет под гусеницами танка, погибла 2-я батарея. Каптенармус, ефрейтор Буриков, в числе уцелевших, был взят в плен.

Ходили слухи, будто немцы в 1942-м году принуждали пленных артиллеристов к службе во вспомогательных и тыловых подразделениях. Буриков, спустя три недели после пленения, оказался на фронте, в зенитном дивизионе, который занял ОП в районе деревни Шилово, на западном берегу реки Воронеж в секторе 4-й батареи. В середине июля 1942 г. на участке Шилово наши части пытались форсировать реку Воронеж. Как только появлялись в воздухе ИЛы. зенитчики открывали огонь. Много раз 4-я батарея обстреливала их позиции. [462]

По словам Бурикова, он знал, что 595-й ИПТАП на противоположном берегу реки. Откуда? Ему сообщили пленные пехотинцы из 206-й СД, когда вели их мимо позиций зенитчиков. В одном из огневых налетов Буриков был ранен осколком снаряда. Мысль вернуться к своим пришлось отставить.

Возле автомобиля толпятся орудийные номера. Буриков сбросил шинель немецкого зенитчика, оделся в свою. Но прежде чем сесть в кузов тягача, он обратился с просьбой взять еще одного пленного — Кулешова, за которого он — Буриков — готов поручиться.

Прошел день, другой. Ко мне на НП явился уполномоченный контрразведки полка Юрий Иванович Ласейчук. Я изложил дело Бурикова и ситуацию, хорошо уполномоченному известную. Обещанный прорыв с севера на Касторное ударной группировки войск 38-й армии не состоялся. Немцы, отступающие из района Воронежа, завладели снова Горшечным. В результате этого части 4-го ТК и 595-го ИПТАП оказались в окружении. До проверок ли тут? В 4-й батарее в орудийных расчетах по четыре человека, пять трофейных автомобилей. Батарейный механик сержант Божок не знаком с немецкой техникой. В течение 2-х недель я вынужден водить автомобиль. На марше — куда ни шло, а в боевых порядках? Кулешов — специалист. А Буриков — свой, я не верю, что он изменник, у пленного нет собственного мнения. Уполномоченный должен согласиться с этим. Бурикова заставляли силой стрелять по своим.

«Да, свой, — подтвердил Юрий Иванович и оглядел стоявших поодаль Бурикова и Кулешова, — правильно, не отправляйте, пусть штаб не горячится. Выберемся из окружения, я скажу командиру полка, а вы напишите рапорт».

С Юрием Ивановичем Ласейчуком у меня сложились дружеские отношения с первых дней службы в полку. Он храбрый и мужественный человек, интересы службы всегда ставил выше всех других. Впрочем, немаловажную роль сыграло и то, что Ласейчук узнал Бурикова, тот был в дни службы во 2-й батарее его негласным сотрудником.

Вскоре Ю. И. Ласейчук — я расскажу еще о нем — ушел на высшую должность. Его сменил новый уполномоченный. Приутихли сражения. Войска перешли к обороне.

В двадцатых числах марта 1943-го года пополненный 595-й ИПТАП занял ОП на Северском Донце на участке Печенеги — Мартовая{53}. Новый уполномоченный донимал [463] Бурикова допросами. Почему Буриков стрелял по своим? Не уклонялся и не агитировал других пленных? Под Воронежем кто именно, при каких обстоятельствах передавал Бурикову сведения о 595-м ИПТАП? И так далее.

Буриков жаловался. Я сообщил о Бурикове командиру 16-й ОИПТАБр полковнику Купину, он переговорил с начальником штаба артиллерии 40-й армии полковником Блохиным. Буриков был переведен в 1850-й ИПТАП 16-й ОИПТАБр РГК.

Позже в должности заместителя командира 1850-го ИПТАП я осматривал как-то полковые тылы. Нашел там Бурикова в должности писаря автомобильной службы. Он выглядел больным. Подполковник Карманов, начальник службы, направил Бурикова в санчасть, оттуда он попал в госпиталь и скончался там от туберкулеза легких, как мне говорили, когда я после ранения вернулся в полк. Родом Буриков откуда-то с севера, чуть ли ни из Вологды.

* * *

Численность наших подразделений уменьшается с каждым днем. 454-й гв. МСБ 4-й гв. МСБр — 4-я батарея поддерживала его с вечера 22.02 и утром 23.02 в боях за Ахтырку — имел 76 человек. 27.02, сегодня, в его составе уже числилось 67 человек, три 45-мм орудия, три миномета. В то же время сопротивление противника возрастало, и действия немецких арьергардов напоминают больше маневр, чем вынужденное отступление. Например, к вечеру 22.02, когда две батареи 595-го ИПТАП вступили в бой, пехота 4-й гв. МСБр занимала лишь северную окраину Ахтырки и прилегающий лес. Не было никаких признаков того, что немцы оставят Ахтырку. Пехота готовилась с утра возобновить атаки. Обе батареи — 2-я и 4-я — заняли открытые ОП в центре городка, сменял боевые порядки 104-й ОМД PC. Но утром выяснилось, немцы ушли еще в полночь.

Та же закономерность наблюдалась на юг от Ахтырки. Немцы вцепились за Шеболдаев, и все усилия 4-й гв. МСБр и поддерживающих батарей вытеснить их с занимаемых позиций в течение двух суток ни к чему не привели. 26.02 в результате внезапной контратаки они окружили два мотострелковых батальона{54}. Разомкнуть кольцо окружения удалось лишь после того, когда 4-я гв. МСБр сосредоточила для [464] этого все свои силы. Немцы оставили Шеболдаев неожиданно{55}, как Ахтырку.

Становятся хроническими перебои в материальном обеспечении. Особенно ощутима нехватка горючего. Служба ГСМ полка после того, когда пришли к концу трофеи, вынуждена подвозить в условиях многоснежной зимы горючее с железнодорожной станции Давыдовка, на правом берегу Дона{56}. Пробег в один конец 600 км.

На рубеже Шеболдаев — Батьки участие в боях с первого дня принимали 2-я и 5-я батареи, в последующем и 4-я. Все остальные батареи 595-го ИПТАП занимали ОП в с. Грунь, не имея средств переместиться ближе к полю боя{57}.

27.02 ночью ко мне на НП (бугор западнее Буды) прибыл делегат связи. «Отбой».

4-я батарея вернулась в Грунь. Капитан Крутов ознакомил меня с новой задачей. По приказанию командующего артиллерией 40-й армии 595-й ИПТАП РГК уходит в район Харькова. Маршрут: Грунь — Ахтырка — Богодухов — Ольшаны — Пересенная. К 8.00 28.02 сосредоточиться в с. Гавриловка (западнее Харькова 8 км) и поступить в непосредственное подчинение полковника Журавлева, заместителя командующего артиллерией Воронежского фронта.

Оттепель закончилась. Дороги подмерзли. К 6.00 в Ахтырку вошли 2-я и 4-я батареи. Другие стояли по пути с пустыми баками.

4-я батарея заняла ОП на окраине Ахтырки для прикрытия дороги к разрушенному мосту через Ворсклу. Взвод управления, орудийные расчеты, исключая лиц, несших караульную службу, беспробудно спали до утра. В 20.00 28.02 возвратились машины службы ГСМ с горючим, отправленные из Груни в Богодухов{58}.

Полк продолжал движение. Дорога, содержавшаяся прежде в хорошем состоянии, стала труднопроходима. Нанесенные недавно снежные сугробы никто не расчищал. В лощинах на участке от Богодухова до Ольшани пробки, расчеты толкают буксующие тягачи, орудия. Богодухов бомбят «юнкерсы».

Немецкая авиация заметно активизировала свою деятельность. Особенно в тыловой зоне. «Юнкерсы» летят куда-то стаями, рыскают «мессершмитты», обстреливают колонну. [465]

1.03 около 6 часов 595-й ИПТАП вошел в Гавриловку{59}. Батареи приступили к занятию боевых порядков. ОП 4-й — северная окраина Гавриловки. Расчеты привели орудия «К бою» и — на отдых. Все близлежащие хаты заняты. Кому не нашлось места в тепле, тот довольствуется углом в сарае. Холод не страшен, в батарее помимо полушубков почти у каждого венгерский тулуп.

Отдых личного состава не был предусмотрен ни полковым начальством, ни заместителем командующего артиллерии, в распоряжение которого поступил полк. Нет горючего.

На подступах к Харькову царит беспокойство и тревога. Мы — командиры батареи, входившие в группу командира 595-го ИПТАП, которая рекогносцировала по приказанию полковника Журавлева западную окраину города, — могли убедиться в этом. Все твердят о немецком контрнаступлении. Многие готовятся к эвакуации. Дороги запружены. Какие-то полугражданские, полувоенные формирования. Похоже, строители или саперы, очень многочисленные. Передвигаются одни — в сторону Харькова, другие — навстречу, всеми способами: пешком, на повозках, тягой вместо лошадей служат коровы и первопроходческие сельскохозяйственные трактора на больших железных колесах.

Нашу рекогносцировку прервал делегат связи. Полковник Журавлев приказал полку двигаться на Чугуев. Командир полка озадачен. В баках горючего меньше четверти.

Что же происходило на фронте? В 20-х числах февраля немцы, завершив сосредоточение войск в районе Краснограда (180 км юго-западнее Харькова), перешли в наступление. Резервов в оперативной зоне не было. Ослабленная в длительных боях западная группировка войск Воронежского фронта (40-я, 21-я армии, 5-й ТК и другие) не могла отразить наличными силами удар противника. Попытка удержаться на занятых рубежах оказалась безуспешной.

За счет внутрифронтовых перетасовок частей противотанковой артиллерии РГК была создана противотанковая артиллерийская группа обороны города Харькова, в состав которой наряду с другими был включен и 595-й ИПТАП РГК. Командующий группой полковник Журавлев опасался, что немцы прорвут редкие боевые порядки наших отступающих частей и устремятся к мостам на Северском Донце.

Не имея горючего, 595-й ИПТАП не мог двинуться с места. [466]

Для прикрытия Чугуевского моста ушла только одна батарея{60}.

Если не учитывать предпринятые «юнкерсами» на Гавриловну налеты, личный состав 4-й батареи отдыхал, занимался самообслуживанием. Штаб полка сообщил обстановку: противник продвигался в направлении на Змиев, неоднократные попытки завладеть д. Тарановка отражены{61}.

Ночью 3.03 поступило горючее. Командующий группой приказал занять новые боевые порядки. ОП 4-й батареи — Красная Поляна, у моста на северном берегу речки Уды. 1-й огневой взвод — справа, 2-й — слева обеспечивали прикрытие дороги на Змиев{62}.

В 14 часов 4-й батарее объявлен «Отбой». ОП — Васищево. Готовность к открытию огня 16 часов. И снова «Отбой». Марш на Красную Поляну. ОП прежняя. Готовность 20.00.

4.03 в 2 часа 30 минут капитан Крутов сообщил мне по телефону о новой задаче. Батареи снимаются с боевых порядков, как только поступит горючее{63}.

Поздно вечером 4-го марта 4-я батарея вошла в город Харьков. Улицы пустынны, город погружен в темноту. Где-то позади, кажется, на аэродроме, полыхает пламя, отсветы его ложатся тусклыми пятнами на стены домов.

Район ОП 4-й батареи в западной части города — она называется Липовая Роща{64}. Заснеженная улица сбегает по склону вниз. Справа темнел лесистый бугор. На другой стороне — одноэтажные дома и заборы, где кончался один, брал начало другой.

1-й огневой взвод разворачивался на перекрестке, 2-й — в саду. Орудия приведены в боевое положение. У каждого выгружено несколько ящиков со снарядами. Поставлена наскоро маскировка, назначены секторы стрельбы. Этим и ограничились работы на ОП.

Делать нечего. Орудийные номера в ожидании очередных команд занимают свои места. Не затихает лай собак, вызванный приездом батареи. В ближних домах сквозь зашторенные окна пробивается свет. Хозяева, хочешь не хочешь, открывай дверь. [467]

В городе во всем недостаток. Ни продовольствия, ни топлива. Жители добывают пропитание кто как может.

Подготовка к открытию огня закончена. Я отослал донесение в штаб полка и отправился на отдых. Дом, отведенный мне, стоял за перекрестком улиц в плоскости стрельбы орудий 1-го огневого взвода.

Во дворе лает собака. Когда я открыл дверь, мой ординарец ефрейтор Костыренко Ф. Н. выкладывал на стол хозяевам трофейные консервы.

Около 2-х часов ночи меня поднял посыльный. 4-й батарее объявлен «Отбой». Явиться в штаб, вызывает командир полка.

От вечерней оттепели не осталось никаких луж. Валит сухой мохнатый снег. Температура воздуха — 12 °С.

Перед домом у калитки караульный, еще кто-то — адъютант командира полка.

— ...сюда... по ступенькам... тут налево, — направлял адъютант, — у командира... гость... полковник Журавлев... командующий артиллерийской противотанковой группой обороны города Харькова.

Дверь отворилась. В комнате, освещенной двумя керосиновыми лампами, накрыт стол. Дым стоит коромыслом. За столом — командир полка майор Таран, полковник Журавлев, напротив две девушки. В углу на тумбочке патефон. Майор Таран поспешно поднял головку звукоснимателя, аргентинское танго оборвалось.

— ...снимайте полушубок, — приглашал командир полка, когда я доложил о прибытии, — садитесь перекусите, после поговорим, вот прибор.

— ...отказываетесь? — спросил полковник. — ...время ужина прошло, а завтракать вроде бы рано... и рюмка иптаповцу перед дорогой ни к чему.

Полковник притушил папиросу, поднялся, развернул под лампой карту. Девушки вышли из комнаты.

— Товарищ старший лейтенант, — начал полковник, когда дверь закрылась, — когда будет готова ваша батарея к движению?

— ...максимум через 10–15 минут.

— ...вы направляетесь в распоряжение командира двести пятьдесят третьей стрелковой бригады... его КП, предположительно, Старая Водолага{65}, северная окраина... на месте установите. Район ваших ОП хутор Федоровка... к исходу четвертого марта... по данным штаба группы... пехота должна [468] занять оборону на рубеже севернее Старой Водолаги... В следующую минуту я понял, почему полковник Журавлев — образованный командир — не упомянул, как требовали правила, о противнике, начал со своих войск.

— ...крупные силы немцев... около четырехсот танков... продвигаются в направлении Новая Водолага, Валки, Люботин. Час назад поступило сообщение... с утра фланговая группировка атакует оборонительный рубеж двести пятьдесят третьей стрелковой бригады... пехоте необходима... незамедлительно... поддержка... иначе... вы понимаете насколько серьезно положение? Я... не могу выделить более одной-двух батарей... вы выступаете первым... маршрут... Липовая Роща, Основа, Мерефа, хутор Карловка, Старая Водолага, хутор Федоровка... на марше соблюдать все меры обеспечения. По прибытии в Основу вышлите разведку пути на Мерефу... поддерживать связь. Не исключено, что вы встретите противника... разворачивайтесь на месте и немедленно уведомите командира полка. — Полковник Журавлев считает обстановку крайне опасной. К тому же немецкая авиация подвергала дорогу ожесточенной бомбежке. — В Старую Водолагу вы должны прибыть до рассвета... переносите на вашу карту обстановку. Товарищ майор, кажется все?

— Товарищ полковник, разрешите уточнить задачу командира четвертой батареи по существу. Где командир бригады? Пусть командир батареи установит связь с пехотой на рубеже обороны, подготовится к ведению огня и после этого ищет начальников.

— Вы правы, — согласился полковник. — Готовность к открытию огня четвертой батареи восемь ноль. К десяти часам придет еще одна батарея... вы старший... проведете для нее рекогносцировку района ОП, встретите. Вопросы, товарищ старший лейтенант?

Кто обеспечивает прикрытие ОП четвертой батареи?

— Подразделения бригады. Их численность, возможности?

— ...выясните на месте.

А если в районе ОП не окажется пехоты?

— ...маловероятно, — отвечал полковник. — Подразделения двести пятьдесят третьей стрелковой бригады должны занять назначенный им оборонительный рубеж.

— ...если не заняли? — повторил я вопрос.

— ...ведите непрерывно разведку... дальше Старой Водолаги пехота отойти не могла.

Эти утверждения мне казались сомнительными, но вдаваться в детали было бы невежливо и я спросил; «Как поступать, [469] если не найду пехоту в Федоровке и Старой Водолаге?»

— Занять ОП там, где встретите противника... ИПТАПовские командиры постигают рано или поздно тонкости фронтовой терминологии. Контрнаступление ширилось, противник продвигался на север и северо-восток, отбрасывая наши малочисленные части. Инициатива в его руках. С какой стороны ждать очередной удар? Тактика пассивного выжидания неприемлема. Наши старшие начальники, стремясь сохранить возможно дольше собственные резервы, часто прибегали к полумерам, как в данном случае. Батарея — 4 орудия — и перед ней поставлена задача глобального масштаба. Расчет прост. Количество немецких танков с каждым пройденным километром не возрастает, а уменьшается. Сегодня их не может быть столько, сколько было вчера.

Разумеется, ни командующий группой обороны района Харькова, ни командир полка не ожидают, что 4-я батарея остановит танковую армаду, но как тот, так и другой исключали всякую мысль о том, что она уступит свои позиции без боя. Короче говоря, мои начальники рассматривали 4-ю батарею как заслон, участь которого предрешена. И толковать тут не о чем. Нужно же кому-то первому выступить навстречу танкам.

Вот почему я в нарушение такта задал еще один вопрос. Какова численность 253-й СБр, если командующий группой полагает, что без 4-й батареи она не способна удержать свой оборонительный рубеж?

— ...двести пятьдесят третья стрелковая бригада укомплектована до полного штата. Численность ее приблизительно две с половиной тысячи штыков.

«Должно быть, свежая, недавно прибыла на фронт», — подумал я и спросил разрешения приступить к выполнению задачи.

— Нет, — отозвался майор Таран. — Вы не хотите есть... но от чая, надеюсь, вы не откажетесь?

Вошли девушки. Чай подан. Я выпил свой стакан и обратился за разрешением выйти.

— Товарищ старший лейтенант... в путь, — сказал полковник, — желаю удачи. — Они оба поднялись, вышли из-за стола.

В открытую дверь ворвался морозный воздух. В ночном небе сверкают звезды. Хрустел под сапогами выпавший вчера снег.

— Стой, кто идет? — встретил меня на перекрестке караульный. [470]

Он в валенках, огромном венгерском тулупе, на груди автомат. Нужно не меньше минуты, чтобы изготовиться к стрельбе.

Явился старший лейтенант Никитин — старший на батарее.

— Товарищ старший лейтенант, — доложил Никитин, — взвод управления, огневые взводы, хозяйственное отделение построены в колонну. Обеспечение... боеприпасы — полтора БК, горючее — полторы заправки, продовольствия — пять сутодач... ...четвертая батарея готова к маршу... разрешите подать команду «По местам»?

* * *

4-я батарея... вот ее штатно-должностное расписание на 25-е декабря 1942 года{66}:

1. Командир батареи — старший лейтенант Петров В. С.

2. Заместитель командира батареи — младший лейтенант Ростовцев В. М.

3. Заместитель командира батареи по политической части — политрук Кокорин А. Г.

Взвод управления

4. Командир взвода управления — лейтенант Глотов В. Н.

Отделение разведки

5. Помощник командира взвода управления — старший сержант Ибадов Кахраман.

6. Шофер — красноармеец Смирнов И. В.

7. Старший разведчик — ефрейтор Костыренко И. Н.

8. Разведчик — красноармеец Изместьев М. С.

9. Разведчик — красноармеец Воробьев И. И.

10. Разведчик — красноармеец Медведь Н. М. И. Разведчик — красноармеец Плюхин Ф. Е.

12. Разведчик.

Отделение телефонной связи

13. Командир отделения телефонной связи — сержант Березняков Ф. А.

14. Старший телефонист — ефрейтор Зубар И. П.

15. Старший телефонист — ефрейтор Бузин Н. Г. [471]

16. Телефонист — красноармеец Жданов Н. Я.

17. Телефонист — красноармеец Артемов Н. Д.

18. Телефонист — красноармеец Желудков М. И.

19. Телефонист — красноармеец Андреянов М. И.

20. Телефонист — красноармеец Кудрев И. А.

21. Телефонист.

Отделение радиосвязи

22. Командир отделения радиосвязи — младший сержант Пасека В. И.

23. Старший радист — старший сержант Пискунов Д. М.

24. Радиотелеграфист — красноармеец Слепцов М. И.

25. Радиотелеграфист.

26. Радиотелеграфист.

1-й огневой взвод

27. Командир огневого взвода — младший лейтенант Серебряков М. П.

1-й орудийный расчет

28. Командир орудия — сержант Агуреев Г. Д.

29. Заместитель командира орудия — наводчик — сержант Тимершин У. М.

30. Заместитель наводчика — младший сержант Гончаров А. А.

31. Орудийный номер — ефрейтор Шестаков П. И.

32. Орудийный номер — красноармеец Балко А. К.

33. Орудийный номер — красноармеец Кондратьев С. Ф.

34. Орудийный номер — красноармеец Аманов Н.

2-й орудийный расчет

35. Командир орудия — старший сержант Климентьев Н. Я.

36. Заместитель командира орудия — наводчик — сержант Сергеев И. М.

37. Заместитель наводчика — младший сержант Артеменко М. И.

38. Орудийный номер — красноармеец Нос А. И.

39. Орудийный номер — красноармеец Брюхно Е. А.

40. Орудийный номер — красноармеец Ишаков Б.

41. Орудийный номер — красноармеец Раимов Р. [472]

2-й огневой взвод

42. Командир огневого взвода — лейтенант Панин В. И.

3-й орудийный расчет

43. Командир орудия — старший сержант Викторов А. В.

44. Заместитель командира орудия — наводчик — сержант Проскурин А. И.

45. Заместитель наводчика — старший сержант Серебряков.

46. Орудийный номер — красноармеец Перваков Ф. Ф.

47. Орудийный номер — красноармеец Есагальдыев К.

48. Орудийный номер — красноармеец Арудов А. В.

49. Орудийный номер.

4-й орудийный расчет

50. Командир орудия — младший сержант Шамшура С. П.

51. Заместитель командира орудия — наводчик — младший сержант Тарычев М. М.

52. Заместитель наводчика.

53. Орудийный номер — красноармеец Извеков 3.

54. Орудийный номер — красноармеец Оспанов Д.

55. Орудийный номер — красноармеец Аразалиев А.

56. Орудийный номер — красноармеец Каримов К.

Отделение тяги

57. Командир отделения тяги — старший сержант Божок И. М.

58. Механик-шофер — старший сержант Уколов Г. Н.

59. Механик-шофер — старший сержант Сидельников Т. Е.

60. Механик-шофер — красноармеец Нарышкин П. И.

61. Шофер — ефрейтор Дорошенко Н. Ф.

62. Шофер — красноармеец Подволоцкий Н. В.

63. Шофер — красноармеец Костюк А. К.

64. Шофер — красноармеец Плючко П. М.

65. Шофер — красноармеец Ткачук И. П.

Хозяйственное отделение

66. Старшина батареи — старшина Кузнецов К. И.

67. Инструктор санитарный — старший сержант Луковников А. П. [473]

68. Инструктор химический.

69. Мастер орудийный — сержант Еганов А. Н.

70. Шофер — младший сержант Рудой В. Ф.

71. Пулеметчик — красноармеец Сапелин И. В.

72. Кантенармус — ефрейтор Зеленый М. И.

73. Повар старший — ефрейтор Смирнов.

74. Повар — рядовой Казанкин.

Я помещаю этот сугубо штабной документ с мыслью о моих сослуживцах в дни минувшей войны. Невесть какой грамотей, я учил их уму-разуму, учил службе, как меня учили мои командиры, и нисколько не сомневаюсь в том, что всякий, кому попадут на глаза эти строки, вспомнит науку и отзовется.

Сколько нареканий и обид высказывали орудийные номера и люди взвода управления? Всегда 4-я! В болото под Отрожками — 4-я, в Чижовку — 4-я, в Урыв — 4-я, в Солдатское... Касторное... А в окружении на дороге восточнее Быково? Три тысячи немецких пехотинцев, а на ОП всего по пять снарядов на орудие!!!

Эти обиды искренне чувствовал замполит Кокорин — мой друг и товарищ. «Почему вы не возражаете?» — оглядевшись, спрашивал он где-нибудь в снежной нише. Кокорин дорожил репутацией замполита и не хотел, чтобы кто-то слышал, будто замполит поддерживает нездоровые настроения.

Отрожки, предположим, но относительно Чижовки обиженные неправы. У командира полка были все основания послать именно 4-ю батарею. Еще в начале боев я был недоволен работой ПНП и обратился с просьбой к командиру полка разрешить мне перенести НП в Чижовку. Кого бы послал Кокорин, если не человека, который знает местность? И потом должен же кто-то...

— Да, конечно, — возмущенно восклицал Кокорин, — вы выслуживаетесь перед начальством, а расплачиваются орудийные номера! В Отрожках оставили трех, в Чижовке... шесть...

Кокорин говорил так сгоряча. Я не обижался. Выслуживаются сотрудники тыловых учреждений, возможно, еще где-то в других частях. Действительно, во фронтовой жизни встречаются изворотливые люди, умеющие вместо себя подставить другого. Командиры-иптаповцы далеки от этого, они несут бремя несравненно больше своих подчиненных, а во всех прочих случаях делят с ними поровну труды и невзгоды войны.

Да, на досуге люди судачили между собой. Но все обиды [474] забываются, когда подана команда «По местам!». Разведчики, орудийные номера, связисты действовали как повелевала совесть и обязанности воина. 4-я батарея решала задачи, непосильные для других, и по меньшей мере четырежды спасала полк от гибели. Но об этом речь впереди.

* * *

4-я батарея... я принял ее 6-го июля 1942 года{67} в 500 км от Липовой Рощи в Рождественской Хаве близ м. Анна в восточной части Воронежской области, куда 595-й ИПТАП РГК был отведен на доукомплектование после того, когда вырвался из окружения в районе г. Тим — Ефросиновка — Старый Оскол{68}, потеряв в тяжелых боях более половины личного состава, три четверти орудий и столько же автомобилей и тягачей. Среди погибших и пропавших без вести числился и старший лейтенант Кипенко, прежде командовавший 4-й батареей, я выполнял обязанности старшего на батарее до того дня, когда вторично был переведен на должность помощника начальника штаба полка.

14-го июля в Рождественской Хаве полк встречал командующего артиллерией 40-й армии генерал-майора артиллерии Баренцева С. С. Он осмотрел позиции и хаты, в которых жили орудийные расчеты. Подразделения еще не были укомплектованы, не получены шесть орудий, приборы, средства связи, отсутствовали семьдесят человек, но командующий артиллерией нашел, что полк вполне вернул боеспособность.

Командир 595-го ИПТАП РГК майор Купив И. В. построил на деревенской улице командный состав. За чертой, которую обозначили линейные с примкнутыми, как на параде, штыками, толпились местные жители. Генерал Баренцев перед строем изложил обстановку в районе Воронежа, назвал меры, предпринимаемые командованием 40-й армии с целью стабилизировать положение, и приказал немедленно выступить на фронт{69}.

595-й ИПТАП, совершив пятидесятикилометровый марш, в тот же день занял боевые порядки в полосе обороны частей 206-й СД, которая подошла из тыла. ОП 4-й батареи — на берегу безымянного озера, 800 м южнее деревни Масловка, [475] НП — голый песчаный бугор, в ряду других, которые тянутся грядой вниз по течению, к деревне Таврово по восточному берегу реки Воронеж. Район целей — деревня Шилово на высоком крутом западном берегу реки.

3 августа 595-й ИПТАП РГК сменил боевые порядки{70}. ОП 4-й батареи (она называлась сводной потому, что в ее состав включены 2 орудия 1-й батареи) — на берегу речки Усманки на окраине деревни Гололобово (в 9-ти км восточнее Воронежа). НП — на пятом этаже жилого дома в Придаче по улице, которая отделяла ограду 18-го авиазавода от прибрежных болот восточного берега реки Воронеж. Основной сектор стрельбы: граница справа — еврейское кладбище (включительно), слева — угловой дом (правый угол) в переулке В. Фигнер (включительно). Дополнительный — справа здание розариума Зелентреста (включительно), слева — красная казарма (исключительно) на территории Воронежского военного училища связи.

4-я батарея вместе с другими поддержала огнем с закрытых ОП усилия пехоты частей 100-й СД, 6-й СД, 111-й ОСБр, в последующем — танков 14-й ТБр и других в боях по овладению Чижовкой (южная окраина Воронежа), а затем тщетные попытки этих соединений выйти в тыл Воронежской группировки немецких войск{71}.

Ночью с 26-го на 27-е октября с ПНП 4-й батареи поступило сообщение: в частях 100-й СД на Чижовском плацдарме поднялась тревога. В районе ориентира 6 — красная казарма военного училища связи — слышен гул двигателей. По мнению пехоты, немцы концентрируют танки с намерением ликвидировать плацдарм. Пехота не полагается на минные поля, так же как на собственные противотанковые средства — 45-мм батальонные, 76-мм полковые орудия и подразделения ПТ ружей — и требует немедленно выдвинуть ИПТАПовские орудия в ее боевые порядки.

27-го октября утром 4-я батарея оставила свои позиции в Гололобово и на виду всех НП противника форсировала реку Воронеж южнее подорванных ферм моста Варейкиса{72}. 4-я батарея опровергла утверждения скептиков в собственных рядах и в рядах командного состава полка, что подобное [476] предприятие днем неосуществимо и показала пехоте, что ИПТАП во всякое время готов прийти ей на помощь.

Расчеты более полутора километра катили орудия на руках, до укрытий у подножия чижовского холма. Всякий пехотинец, попавший по пути, привлекался на помощь. С наступлением темноты 4-я батарея заняла открытую ОП среди развалин между второй и третьей траншеей на участке 1-го батальона 472-го СП. НП — позади, бугор, нагромождение битых кирпичей за церковью. Командиры взводов, старший на батарее находились «по местам» безотлучно. Я большую часть времени проводил на НП и у орудий. Ежедневно встречался с командиром 472-го СП подполковником Семиженом, командиром батальона, командирами батарей, которые поддерживали пехоту с закрытых ОП, говорил с командирами рот и взводов.

Данные наблюдения, которые собирали взвод управления, орудийные расчеты, пехота и артиллеристы, давали некоторые основания для выводов. Едва ли немцы помышляют о танковой атаке. Да, на территории училища связи и южнее в лесу замечены танки, 6–7 единиц. Выходят из укрытий и после четырех-пяти выстрелов возвращаются обратно. Если немцы решатся двинуть танки в атаку — вероятность этого весьма мала, — то только в качестве оружия непосредственного сопротивления пехоты. Они будут немедленно подавлены батареями с закрытых ОП.

Пехота и орудийные расчеты каждую ночь слышали гул моторов. Немцы, по-видимому, заняты подготовкой к зиме, подвозят материалы и имущество. Ожидать серьезных атак, мне казалось, нет причин. Я доложил об этом капитану Крутову В. И. — начальнику штаба полка — и просил разрешения занять один из двух пустующих блиндажей в тылу НП, поскольку все люди брошены на оборудование позиции и жилья для рядового состава. Спустя некоторое время телефонист позвал меня к телефону. Говорил майор Физин — командир полка{73}. Он готов согласиться с тем, что на чижовском участке наступило затишье, и доложит старшим начальникам. Задача 4-й батареи прежняя — продолжать наблюдение, закончить строительство блиндажей, изготовить и установить печки. Майор Физин не возражал против занятия блиндажа при условии, если я договорюсь с теми, кому он принадлежит. «Выясните!» — закончил он. [477]

Политрук Кокорин собрал необходимые сведения. Блиндажи подготовлены для Военного совета 40-й армии, и в настоящее время не имеют хозяина, закрыты и опломбированы. Ответственность за содержание их возложена на команду нескольких саперов, из числа тех, кто строил.

Блиндажи Военного совета? У меня отпала всякая охота повторно обращаться к майору Физину. Но Кокорин настаивал. Он до конца войны не простит себе, если 4-я батарея упустит столь необычный шанс.

Разговор происходил на НП поздно ночью 30-го октября. Кокорин настоял, чтобы я встретился с саперами. Старший саперный начальник в тот час инспектировал охрану. Кокорин представил меня и обратился к саперу с просьбой открыть дверь. «Обогреться и только... не более часа».

Сапер уступил с явным нежеланием. «Обогрев» затянулся до утра. Наступил вечер и новое утро. Охрана с помощью разных уловок хотела выкурить «постояльцев», придумывала слухи, будто Военный совет вот-вот переселится на плацдарм. Но дни шли один за другим. Так и остался блиндаж за 4-й батареей. Замполит, я, ординарцы, дежурная смена телефонистов, обслуживавшая линию до промежуточного узла связи, имели возможность ежесуточно спать по нескольку часов в теплом безопасном месте.

Блиндажи Военного совета — прочные защитные сооружения, построенные армейской саперной бригадой на склонах оврага, который тянется от развалин нижней чижовской улицы к болоту. Командиру ИПТАПовской батареи и во сне не могло привидеться ничего подобного. Перекрытие — пять накатов из рельс и бревен. Толщина его 8 метров. Два отсека. Тамбур, стены, потолок обшиты вагонкой, печки для обогрева, двойные двери, вентиляция.

Вполне комфортабельная гостиница под землей, в стиле линии Мажино. Кокорин не однажды выражал согласие жить там до скончания века. Он готов смириться с огневыми налетами 105-мм орудий и минометов и с тем, что пища доставляется только два раза — поздно вечером и ранним утром с расчетом на то, чтобы повар ефрейтор Смирнов вернулся до рассвета на тот берег.

Да, вот неудобство. Район церкви и овраг с обоими блиндажами Военного совета систематически обстреливала дальнобойная 210-мм пушечная батарея БМ из-за Дона. Дрожат стены блиндажа, будто в землетрясении, скрипит вагонка и дым из печки возвращается обратно, даже когда очередь перелетная и все четыре снаряда ложатся на болоте.

3-го или 4-го ноября в блиндаже напротив поселился [478] оперативный отдел штаба 100-й СД. Жизнь в овраге переменилась, стоят два поста. На починку линии бегают телефонисты, и с наступлением темноты один за другим идут какие-то люди.

В день праздника, 7-го ноября, 210-мм батарея, как обычно, начала обстрел. Одна очередь, другая и... удар, наружная дверь в моем блиндаже сорвалась с петель, двери в отсеках — настежь. Хлынул холодный воздух. Я выглянул, из блиндажа напротив валит дым. Куча выброшенного грунта. Прямое попадание!

Тревога! Прибыли только свои — 4 человека. Обстрел закончился. Приступили к спасательным работам. Собралось 10, потом 15, 20 человек.

Увы, хваленые накаты не более, чем видимость. Ни грунт, ни рельсы, ни бревна не могли сдержать мощный удар снаряда. Огромная коническая яма, дым курится, торчат обломки. Внизу подо всем этим 12 человек. Удручающая картина.

В последующие дни немецкая артиллерия продолжала обстрел. Грохотали разрывы. Штабные телефонисты смотали кабель. Овраг опустел. Осталось только три нитки 4-й батареи, две прямые — на НП и ОП и третья в тыл к промежуточному узлу связи у волноломов. Линия тянулась дальше через реку на КП полка в Репном.

13 ноября в 0 часов 47 минут я получил по телефону приказание снять орудия с ОП в Чижовке{74} и к 9.00 прибыть на хутор Никольский (в 15 км на восточном берегу), где сосредоточиваются подразделения 595-го ИПТАП РГК, прежде чем приступить к выполнению новой задачи.

4-я батарея форсировала реку Воронеж в октябре. Я переправлял орудия по дну. Расчеты тащили их волоком на буксирных канатах. Глубина реки у моста Варейкиса на южной стороне дамбы достигала 8-ми метров, ширина — 90.

С начала ноября наступило похолодание, температура падала. На реке начался ледостав. 9-го ноября ртутный столбик батарейного термометра опустился до отметки — 16 °С.

Чижовский плацдарм к тому времени удерживали части 100-й СД со всеми своими минометными и саперными подразделениями, батальонной и полковой артиллерией, а также отдельные группы пехоты других соединений, из-за огромных потерь в августовских, сентябрьских, октябрьских [479] боях сменявшие друг друга. В Чижовке занимали наблюдательные пункты большая часть батарей многочисленных артиллерийских полков, которые окаймляли плацдарм огнем по всему периметру, подавляли ОП немецких батарей в черте города и в глубине между реками Дон и Воронеж Общая численность личного состава на плацдарме составляла примерно 2,5–3 тысячи человек.

Пути снабжения всей этой массы людей сходились на участке шириной в 150 метров у разрушенных ферм мостя Варейкиса. Поток грузов шел дальше по осыпи вдоль дамбы — полтора километра — к подножию чижовских бугров.

Мост Варейкиса... Никто не знал почему он так называется. Варейкис — литовская фамилия, но кто носил ее Инженер, строивший мост, слесарь-стахановец или историческое лицо воронежских летописей?

На подступах к мосту Варейкиса смерть настигла многих людей и число их продолжало увеличиваться. Днем мало кто появлялся на берегу у моста Варейкиса. Но с наступлением ночи здесь становилось людно. По вызову начальников спешили в Чижовку интенданты, повара с пищей в ведрах, артснабженцы тащили ящики с патронами, врачи, почтальоны. Навстречу им брели раненые, группами и в одиночку, кто не потерял способность двигаться.

Немецкая артиллерия вела методический обстрел моста Варейкиса. Каждую ночь, когда стрелки часов сходились на цифре 12, посылала в накладку три очереди — 12 снарядов — упомянутая выше 210-мм батарея БМ. Жидкая грязь поднимается на стометровую высоту, дымят воронки, будто на дне тлел костер, и те, кто лежал поблизости, уткнувшись в землю, долго слышали, как плещется и булькает в глубине воронки вода.

Болото вдоль дамбы на обоих берегах реки и все пространство, включая прилегавшие к ВоГРЭС{75} кварталы домов Придачи, обстреливали с бугров южнее Чижовки косоприцельными цветными очередями малокалиберные зенитные автоматические пушки и пулеметы.

В дни форсирования реки «юнкерсы» ожесточенно бомбили исходный рубеж в Придаче: ВоГРЭС, завод СК-2, 16-й и 18-й авиационные заводы и участок берега у моста Варейкиса{76}, единственный пригодный в практическом отношении для переправы на всем протяжении реки от железнодорожных [480] мостов близ станции Отрожка до впадения в Дон.

С того времени у моста Варейкиса осталась на ОП 37-мм зенитная батарея. На одном берегу два орудия и на другом — два, врытые глубоко в насыпь волноломов, которые защищали мостовые опоры от льдин в весенние паводки. Там же в насыпи оборудовали себе блиндаж саперы из поста, учрежденного для обеспечения комендантских нужд переправы.

10-го ноября командир полка майор Физин собирал командиров батарей в штабе в с. Репное. Ко мне приказание поступило в 14 часов 10 минут, совещание начиналось в 16 часов. От 18-го авиазавода, где в развалинах главного сборочного корпуса укрывались средства тяги 4-й батареи, до Репного 18 километров. Я не опоздал только потому, что шофер — сержант Божок — гнал автомобиль с бешеной скоростью, в Монастырщине едва не раздавил обозную повозку.

После совещания майор Физин угощал всех ужином. Я возвращался в Чижовку в полночь — на автомобиле до пятиэтажного дома, прежнего моего НП, дальше — пешим порядком к мосту Варейкиса. На берегу меня настиг огневой налет. Уже на середине реки я думал: «Как хорошо — течение сковал лед, переправляйся, никого не надо ждать. Даже в сапогах сухо». Какая толщина льда? Командир полка упомянул вскользь, что он намерен один огневой взвод 4-й батареи, возможно, к середине или в конце месяца, если не случится ничего необычного, отвести из Чижовки на закрытые ОП. Зима к тому времени войдет в свои права и укроет белым снегом жухлую болотную растительность, трупы под дамбой и воронки. Скует болота, откроется на плацдарме сто дорог и тогда уже не будет скапливаться ночная публика тут, у моста Варейкиса.

Костыренко вызвал начальника саперного поста, вместе мы вернулись на лед к воронке, которую пять минут назад оставил снаряд ближе к середине реки напротив неподвижного парома. По краям — вода. Сапер сунул мерную линейку, осветил фонариком. Толщина льда 70 миллиметров.

И вот прошло три дня. Снова я у моста Варейкиса. Время 1 час 10 минут. В отсветах ракет под берегом темнеет платформа парома, скованного льдом. Стелятся над болотом и улетают к ВоГРЭС трассирующие очереди. Глухо потрескивал лед.

Явился сапер. Закончил замеры. Толщина льда не изменилась. За трое суток? Не может быть. В ответ сапер подсветил насечку. 70–75 миллиметров. Вес 7б-мм пушки [481] образца 1939-го года — 1750 кг. Удельное давление под колесом... нет, лед не выдержит. Что делать? Очищать проход для парома? Сколько уйдет времени? Я не успею до утра. Бегом обратно в блиндаж к телефону. Командир полка отжал переговорный клапан.

— ...что? Лед не выдержит... семьдесят миллиметров?.. Вес орудия около двух тонн.

— ... согласен... но... я не в силах увеличить толщину льда, — ответил командир полка майор Физин.

Я попытаюсь очистить фарватер и переправить орудия на пароме.

— ...Дело ваше.

Необходимо отодвинуть сроки прибытия 4-й батареи в район сосредоточения.

— ...исключается... срок назначен командующим артиллерии.

При сложившихся обстоятельствах я не находил возможности выполнить своевременно приказ.

— И пытаетесь склонить к невыполнению меня?..

Я докладываю обстановку моему непосредственному начальнику и прошу учесть реальные факторы...

— Я принял к сведению... потрудитесь и вы сделать то же самое.

Но...

— Роль советника в вопросе переправы вашей батареи мне не подходит...

Разговор затягивался. Что делать?.. Долбить лед, не остается ничего другого.

— ...дело ваше, — повторил фразу командир полка и после некоторого молчания продолжал: — Комиссар и начальник штаба говорили мне о вас, — майор Физин пересказал, что именно. — ...Кажется, они преувеличивают ваши способности... на плацдарм переправился... а обратно как будто дорогу забыл, — и с разочарованием закончил: — Действуйте, все! — трубка телефонного аппарата в Репном умолкла.

И вот последний день, точнее, ночь на плацдарме. Даже не верится... Прощай, Чижовка!

Ожидавшие конца переговоров в отсеке блиндажа лейтенант Глотов, младший лейтенант Серебряков, политрук Кокорин поднялись. Глотов возвращался на НП, Серебряков — на ОП. Всем сосредоточить людей и орудия под дамбой, у развилки дорог. Времени 20 минут.

В 2 часа 50 минут я вернулся на переправу. Пришел сапер. Что делать? Очищать фарватер? [482]

— ...чем? — вопросом на вопрос ответил сапер. — У меня нет тола.

В таком случае расчеты расчистят ломиками.

— До утра не успеете, — сапер взглянул на часы. — Я возражаю... расковыряете лед... а другим как переправляться?.. Ставьте орудия на лыжи.

Лыжи? Они не выходили из моей головы во время разговора с командиром полка. В ИПТАПе орудийных лыж нет, они предусмотрены только для конной артиллерии. Я не представляю как бы выглядело орудие на лыжах, буксируемое тягачом. Посмотрю-ка еще раз лунку. Я ступил на лед. Скользко. Орудийных лыж в 4-й батарее нет, но ведь... тягачи — ЗИСы в полутора километрах... бортовые... три сборных щита на каждом. Надоумил, молодец сапер... Костыренко! В отделение тяги. Пусть старший сержант Божок снимает с кузова борты, 6 штук, доставить на берег через 20 минут.

* * *

Все это всплыло в памяти, когда я осматривал вытянутую вдоль улицы колонну. Свет зажженных фар будто сгущает темноту. Тишина. Липовая Роща спит.

Колонна 4-й батареи насчитывает 9 автомобилей. В голове — «хорьх», его водит после гибели Кулешова старший сержант Божок, затем ГАЗ-2А и «опель» взвода управления, дальше — два тягача 1-го огневого взвода, тоже «опели», во 2-м — два ЗИСа и в хвосте колонны два автомобиля хозяйственного отделения — ГАЗ-2А и «ситроен», запасной тягач, он же буксирует кухню.

«Хорьх» — автомобиль высокой проходимости. Оба моста ведущие, с независимой подвеской всех четырех колес. В грязи и снегу одинаково незаменим, толкает перед собой гору, снег выше облицовки, уже на капоте, вот-вот закроет лобовое стекло. Но этот автомобиль не останавливается, ползет, как бульдозер.

«Хорьх» — командирский автомобиль, на нем установлено радиооборудование. Я осмотрел его вместе с начальником связи полка старшим лейтенантом Баженовым. Включить в сеть РБМ{77} невозможно, разные диапазоны частот, Бажанов утверждает, якобы это УКВ.

«Опели» — оба моста ведущие, повышенной проходимости, третий — как и «ситроен» — в этом отношении не отличаются [483] от ЗИСов. С «опелей» до сих пор не сняты немецкие номерные знаки, на «ситроене» таковых нет.

Трофейные автомобили включены в состав 4-й батареи ввиду того, что она потеряла в боях свои отечественные. «Хорьх» — поступил в д. Терновая 14 января, на второй день после начала наступления, один «опель» — в районе Синие Лепяги, два других и «ситроен» — совершенно новые — были сняты с железнодорожной платформы в Касторной заодно с новогодними подарками для немецких солдат.

...Части 4-го ТК, поддерживаемые зенитно-артиллерийский полком РГК и 595-м ИПТАП РГК{78}, были введены в прорыв с рубежа Горшечного, имея задачу завершить окружение основных сил 2-й немецкой армии в районе Воронежа. Авангард корпуса — 4-я МСБр, после занятия Быково повернула в северо-восточном направлении на Гологузовку, Бычек, Красную Долину.

Глубокий немецкий тыл. Ночь. Мороз за — 30 °С. Дорога расчищена от снега, по сторонам стена высотой более 2-х м, оборудованы разъезды. На каждом перекрестке указатели. Жители в деревнях отказываются верить собственным глазам и на обогрев требуют справку от старосты.

4-я батарея поддерживает 455-й МСБ{79}. Я договорился с командиром батальона встретиться на окраине Гологузовки — крайняя хата. И не нашел его там.

Что делать? 4-я батарея двинулась на Бычек. Население шарахается. Никого нет, ни своих, ни немцев. По-видимому, пехота ушла дальше, по дороге на ст. Касторная.

Автомобили легко катятся с притушенными фарами в снежном тоннеле. Дистанции увеличены. В случае нападения только два орудия могут вести огонь, 1-е — в голове, если мой автомобиль уйдет в сторону, и замыкающее — назад.

До Касторной 20 км... 10... 5. 4-я батарея остановилась. Рассвет. Мой автомобиль и автомобиль взвода управления двинулись вперед. Поворот дороги, слева двух — или трехэтажное здание, дальше — водонапорная башня.

Густой иней украсил провода постоянки, телеграфные столбы, деревья, длинный ряд заборов справа от дороги.

Своим прибытием в Касторную 4-я батарея привела в [484] изумление персонал немецкого госпиталя и комендатуру. На железнодорожной станции все пути забиты эшелонами с разным имуществом и вооружением для немецких войск в районе Воронежа. И ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны. Железнодорожники разбежалась. Где пехота?

* * *

Автомобили и орудия 4-й батареи окрашены зимней маскировочной краской, в лишаях и пятнах, как саламандра, под цвет окружающего ландшафта Липовой Рощи. Содержание камуфляжа в должном порядке требует постоянных усилий. Краска израсходована, а известь растворяется в снегу и дорожной грязи. После выстрела нужно красить заново.

Колонна тронулась. Старший сержант Божок часто бросал педаль сцепления, дорога на спуске обледенела. В «хорьхе» еще четыре-пять мест. Их занимают: ефрейтор Костыренко, разведчики красноармейцы Плюхин и Изместьев, они спят на своих сиденьях. Радист Пасека проверил связь и умолк.

Позади светятся притушенные фары. Восемь пар. Я включил внутреннее освещение, развернул карту. Внушительно выглядят элементы обстановки, начертанные красным карандашом полковника. Цифры как на плакате. 253-я СБр... флажок НП ... кажется, я встречал эту СБр, да, конечно, на Дону ... так ... значит она в таком же состоянии, как и все другие... первого эшелона войск 40-й армии. Неужели полковник Журавлев не знает? Откуда в 253-й СБр такая уйма людей?

«Опель-блиц» взвода управления обогнал колонну и скрылся за бугром. Разведка пути. Ее задача — своевременное оповещение колонны в случае обнаружения противника.

Мороз. Все больше розовеет снег, великолепная видимость. Автомобили набирали скорость. Мелькают за обочинами укрытые инеем шишковатые липы.

Впереди маячат хаты. Мерефа. Чуть ли ни на каждом шагу остов сгоревшей машины, присыпанный снегом. Памятник 1941-му году.

— Воздух!

Наблюдатели обнаружили опасность. Три десятка бомбардировщиков. Шасси не убраны, скверно, пикирующие.

Бомбежка длилась 15 минут. Выкорчеванная разрывом липа прикрыла кроной 2-е орудие, борт «опеля». На снегу [485] курятся, чернеют воронки. В хвосте колонны дым, кажется, «ситроен», его тушат. «Доложить!»

7 автомобилей... «ситроен» потушили, перед ним был ГАЗ-2А хозяйственного отделения. Где он? На месте ГАЗ-2А — яма{80}. Колесо с полуосью повисло на дереве, рядом смятая кабина.

Старшина Кузнецов, потрясенный происшедшим, принялся собирать разбросанные вокруг консервные банки, ему помогал ефрейтор Зеленый{81} — каптенармус — он совсем потерял дар речи. По мнению старшины, урон, нанесенный бомбежкой 4-й батарее, не восполним. ГАЗ-2А был загружен на хуторе Скупом с немецких складов самыми лучшими консервами, которые он возил без малого два месяца.

Этот налет «юнкерсов» имел для 4-й батареи далеко идущие последствия. Во-первых, командный состав автоматически переключался на довольствие во взвод управления, а ИПТАПовские взводы управления, как известно, это государство в государстве. Взвод управления имеет собственные запасы патронов, продовольствия, обуви, одежды и прочего, что необходимо всякому мало-мальски уважающему себя противотанкисту. Во-вторых, назревал вопрос инвентаризации, которую командир взвода, разведчики, телефонисты, радисты, включая обоих шоферов, всегда рассматривали как посягательство на все их права и привелегии.

8 общем, пока происходил осмотр колонны, сержант Пасека успел передать лейтенанту Глотову — своему непосредственному начальнику — сведения о результатах бомбежки и получил инструкции как действовать вплоть до возвращения разведки пути в колонну.

4-я батарея двинулась дальше. Вошла в Мерефу. Центральная часть городка разрушена «юнкерсами» до основания. Во многих местах поднимается дым. Хаты уцелели в основном на южной окраине ближе к опушке леса.

Связь с разъездом пути прекратилась. Колонна повернула в лес и уже укрылась под деревьями, когда начался очередной налет. На снегу — воронки, копоть. Много людей. [486]

Автофургоны, два-три поврежденных танка. В лесу располагался ремонтно-восстановительный батальон какого-то корпуса.

«Юнкерсы» бомбили центр Мерефы. Орудийные номера стреляют из карабинов, автоматов. Посылает очереди одну за другой пулемет из танка. «Юнкерс» качнулся, потерял управление... он падает и исчезает в дыму и пламени.

Бомбежка закончилась. Возле 2-го орудия спор. Кто произвел меткий выстрел? Пулеметчик-танкист или орудийный номер?

Я не вмешивался в спор, а политрук Кокорин объявил, что орудийным номерам сегодня такая возможность еще представится, а танкисты как-никак остаются в тылу.

* * *

Во второй половине дня Старая Водолага была потеряна{82}. 253-я СБр поспешно отходила на север в направлении Мокрая [487] Ракита. 4-я батарея повзводно трижды сменила ОП и к 17 часам отошла на восточную окраину Старой Водолаги. Вскоре прибыла 2-я батарея. С наступлением темноты последние два орудия отошли в Карловку, лесной хуторок по дороге на Мерефу, куда к тому времени прибыл штаб и остальные батареи 595-го ИПТАП РГК{83}.

Глубокой ночью Карловку внезапно атаковали автоматчики. Началась паника. В свете ракет мечутся люди, конная упряжка волочит опрокинутую повозку, и хаты оцепенело [488] взирали на все это черными квадратами окон{84}. Батареи 595-го ИПТАП, стоявшие в доходном положении, разворачивались и, обгоняя буксующие реактивные установки, спешили уйти из хутора. Ободренные успехом, автоматчики чувствовали себя хозяевами положения и, продвинувшись к перекрестку, атаковали позиции 4-й батареи{85}. Но тут же были рассеяны огнем ее орудий.

Встреча у Соколове

С утра следующего дня противник возобновил наступление. 111-я СБр, 595-й ИПТАП РГК, 104-й гв. ОМД PC, а также подразделения других частей продолжали отходить дальше.

В лесу, по пути в Мерефу, 595-й ИПТАП РГК передавался в подчинение командующего артиллерией 62-й гв. СД. Батареи распределились по стрелковым частям. 1-я и 4-я вступали в поддержку 182-го гв. СП с момента, когда пехота закончит отход на рубеж речки Мжи.

Установить связь с пехотой до конца дня не удалось, 4-я батарея развернулась на окраине Мерефы и прикрыла дорогу на Старую Водолагу.

К утру 7-го марта взвод управления 4-й батареи собрал сведения, из которых явствовало, что боевые порядки 182-го гв. СП расчленены на две части: большая отошла в лес за дорогу Карловка — Мерефа, в полосу соседнего 184-го гв. СП, меньшая — в противоположную сторону к хутору Тимченков. В образовавшемся промежутке находились подразделения из частей 6-го гвардейского кавалерийского корпуса.

Около девяти часов в 4-ю батарею прибыл майор Таран. Пока он продолжал осмотр позиций, собрались вызванные командиры остальных батарей.

Майор Таран обрисовал обстановку на рубеже Мерефы:

— ... вторая, третья, пятая батареи направляются для поддержки сто восемьдесят четвертого гв. СП, который занимает оборону... — командир полка указал рубеж, очередность выдвижения батарей, сроки готовности и обратился ко мне: — ... четвертая батарея занимает открытые позиции на [489] западной окраине хутора Миргород, задача... воспрепятствовать танкам противника форсировать речку Мжу в секторе... справа... перекресток дорог южнее хутора Тимченков полтора километра, слева... лес на южном берегу речки.

1-я батарея получила аналогичные указания. Позиции ее в хуторе Артюховка на северном берегу речки Мжи. Возглавлял обе батареи капитан Громов — заместитель командира полка по строевой части.

Майор Таран извлек из планшетки записную книжку и продолжал:

— ...в соответствии с приказанием полковника Журавлева, командующего противотанковой группой обороны Харькова, командирам обоих батарей установить связь непосредственно либо же через старшего ... решить на месте ... с подразделениями отдельной иностранной воинской части, которая занимает оборону по северному берегу речки Мжи{86}... ... Личный состав батарей, соприкасающийся с нашими иностранными союзниками, обязан обращаться корректно и соблюдать правила, указанные командующим группой. — Командир полка коснулся взаимоотношений: — ... просьбы и пожелания иностранцев, связанные с взаимодействием в бою, так же, как и все другие, должны выполняться неукоснительно. В случае затруднений, доносить немедленно старшим. Полковник Журавлев особо подчеркивал то обстоятельство, что иностранцы не имеют фронтового опыта, и наш долг обеспечить союзникам всестороннюю помощь и содействие... И не только долг, но и дело нашего воинского престижа. Инструкцию с описанием одежды, знаков различия и обычаев службы иностранцев я перешлю вам немедленно, как только она будет получена, — закончил командир полка{87}.

В 10 часов утра 4-я батарея покинула позиции в Мерефе и двинулась на юго-запад. Было пасмурно и сыро. За обочинами дороги высятся заиндевелые сосны. Вокруг преобладают зимние тона — белеют стволы деревьев, белеет земля, укрытая полуметровым слоем подтаявшего снега. Тишина. Не слышно ни гула «юнкерсов», ни грохота стрельбы.

Мой автомобиль легко шел, ломая в лужах лед. У хутора [490] Кривцово раздался сигнал: «Внимание!» Наблюдатель, сидевший позади, указал в сторону хутора Колесники на противоположный берег речки Мжи. Двенадцать танков и бронетранспортеров двигались к одиночным строениям у подножия бугра.

Лед на речке — я знал об этом — был еще достаточно крепок. По-видимому, танки намеревались выйти к берегу. Но, чтобы связать этот эпизод с тем, что. произошло дальше, необходимо остановиться и напомнить положение на западных подступах к Харькову в те дни.

В ходе наступления, которое продолжалось весь февраль, одна из группировок войск Воронежского фронта вышла в район Полтавы. Боеспособность ее ослабла. Некомплект людей, не хватало горючего, боеприпасов и прочих ресурсов. На многие сотни километров коммуникации растянулись. Все более ощутимы становились недочеты во взаимодействии и связи на поле боя.

Полевые военкоматы призывали на службу лиц, проживающих на освобожденных территориях. Но попытка использовать этот контингент для пополнения подразделений на переднем крае не дала должных результатов. В описываемый период соединения по своей численности приравнивались к частям, основу которых составляли сводные подразделения и группы со всем тем, что свойственно всякой наспех созданной, импровизированной организации.

Войска, преодолевая возраставшее сопротивление немецких арьергардов, продвигались на запад и юго-запад. В это время немецкое командование, закончив сосредоточение крупной танковой группировки в районе Краснограда, бросило ее в наступление. Действовавшие на отдельных операционных направлениях наши соединения и части не могли в короткие сроки перестроить свои боевые порядки. Завязались встречные бои. Давление противника повсеместно усиливалось. Танки и мотопехота обтекали открытые фланги, прорывались в глубь построений наших войск.

В сложившихся условиях не было шансов удержать занятые рубежи. Наши войска начали отходить к Северскому Донцу.

Одна колонна немецких танков 4-го марта заняла Новую Водолагу и двинулась на Валки и Люботин. Другая наступала в сторону Тарановки и Мерефы. Противник рассчитывал в районе Харькова сомкнуть свои ударные группировки и окружить наши войска.

Обстановка носила в высшей степени неустойчивый характер. В глубине боевых порядков наших войск то и дело [491] появлялись разведывательные подразделения танковых дивизий противника. Так, 6 марта одно из них (5 танков, 8 бронетранспортеров и колесных машин) заняло Мерефу. Наши колонны, отходившие со стороны Карловки, остановились. Немцы удерживали Мерефу в течение шести часов, пока не подошли наши батареи. Кто-то из старших командиров приказал открыть огонь. Оставив две подбитые колесные машины и одного пленного, немцы ушли на юго-запад по дороге, которой теперь двигалась 4-я батарея.

И вот они снова. У крайних домов хутора Кривцово огневые взводы 4-й батареи развернулись и с расстояния 4000 метров открыли огонь. Стали стрелять орудия кавалерийской части, занимавшей хутор. Один танк загорелся. Было подожжено два бронетранспортера{88}.

Танки укрылись за строениями, начали ответную стрельбу. 4-я батарея двинулась дальше. Лесная дорога то удалялась, то подворачивала вновь к речке.

В полдень 4-я батарея прибыла в назначенный район и приступила к занятию позиций.

Мой НП — на чердаке сарая, в двухстах шагах от орудий. Командир взвода управления и часть разведчиков готовились в путь, нужно собрать сведения о противнике и своих частей. Все остальные оборудовали боевые порядки.

Приехал капитан Громов. Мы поднялись на НП к приборам, осмотрели местность. Заместитель командира полка ввел меня в курс обстановки на рубеже южнее Мерефы, уточнил боевую задачу и секторы стрельбы 4-й батареи — основной и дополнительный. Были назначены ориентиры и произведена кодировка местности.

— На участке иностранцев вы знакомитесь только с передним краем, — объявил Громов, — связь с ними приказано поддерживать мне... В сто восемьдесят второй гв. СП сообщите, что я занят левым соседом и раньше завтрашнего дня с командиром полка встретиться не сумею. Для организации моего НП выделите разведчика, двух телефонистов, кабель, аппараты... Остальных людей я возьму в первой батарее. Вашим... через сорок минут явиться, — он указал хату в южной части хутора и направился вниз по приставной лестнице. — Все. Поеду в штаб к иностранцам.

Я проводил заместителя командира полка, вернулся на НП. Работы по оборудованию боевых порядков продолжались.

По сведениям, которые сообщил капитан Громов, линия [492] фронта на тот день имела довольно сложную конфигурацию. В южном направлении бои шли в 15–20 километрах на рубеже Тарановки. Наши войска оставили районы, лежащие на западе. Только отдельные подразделения 6-го гв. КК{89}, 350-й СД и другие части, попавшие 4-го и 5-го марта под удар западной немецкой колонны, выходили мелкими группами к речке Мже, в полосе от Мерефы до Соколово. Севернее Мерефы противник после занятия города Валки, продолжая наступление, начал поворачивать в северо-восточном направлении.

Пользуясь стереотрубой, я знакомился с прилегающим ландшафтом. Доносились орудийные выстрелы, приглушенные и редкие — с северо-востока, гораздо отчетливей — с юга. Где-то грохочут разрывы бомб. «Юнкерсы» наносят удары по боевым порядкам наших войск и объектам в ближних тылах.

Люди взвода управления, закончив маскировку, заняли места у приборов и приступили к выполнению своих обязанностей. Шли к концу работы у орудий. Старший лейтенант Никитин — старший на батарее — доложил о готовности к открытию огня.

Спустя немного времени, на позиции 4-й батареи пришли чехословацкие командиры в сопровождении капитана Громова. Мне, как, впрочем, и всем людям 4-й батареи, еще не доводилось встречаться с иностранцами, У чехов заметно приподнятое настроение. Они были одеты в обмундирование английского образца.

— Внимание... по местам! — подал команду старший лейтенант Никитин.

Орудийные номера, поочередно поднимаясь, представлялись. После осмотра позиций чехословацкие воины и люди расчетов собрались в ближайшем дворе. Стали знакомиться. Один из пришедших, указав в направлении стрельбы, стал говорить, подбирая русские слова.

— ... Там… далеко ... за снежными холмами ... лежит Чехословакия... наша порабощенная Родина...

Лица чехословаков посуровели и, обратив взгляды на запад, они умолкли. Политрук Кокорин коснулся плеча поручика, высокого и стройного, нарушил молчание:

— Вы сегодня ближе к родному дому, нежели ваши земляки в других концах света... Русские и чехословаки связаны родством с древних незапамятных времен. Мы... славяне. Конечно, пути наши шли врозь, на то... воля судьбы. [493]

Но братские чувства всегда жили в наших сердцах. Нам, русским, близок мужественный и талантливый чехословацкий народ, веками боровшийся с чуждыми ему влияниями, сумевший сохранить национальную самобытность, свой язык и культуру. Красная Армия в тридцать восьмом году была готова прийти на помощь братской стране... но сейчас не время вспоминать о том, что прошло... В тяжелые времена для наших народов мы... вместе. Красная Армия обладает мощью, чтобы отбросить врага за границы своей страны, и мы, солдаты Советского государства, слышим зов народов, стонущих под игом фашизма. Наш долг вернуть им свободу... И этот час не за горами... Мы вместе придем в Злату Прагу. Да, я знаю примету... народ, родивший таких молодцев, как вы, не станет влачить цепи рабства. Воины четвертой батареи с радостью приветствуют вас, братьев... чехословацких воинов на переднем крае и готовы принять в круг фронтовиков... Откуда вы, пан поручик, родом?

Поручик назвал небольшой городок близ Праги и с помощью других стал говорить о своем далеком доме.

- Чье у вас, в чехословацкой части, вооружение? Есть ли семидесятишестимиллиметровые пушки? — спросил старший лейтенант Никитин.

- Автоматы и другое стрелковое оружие... советское... свои у нас только пистолеты марки «Шкода». Есть и ТТ. Артиллерия состоит из двух сорокапятимиллиметровых противотанковых пушек, прибывших к вам на марше. Семидесятишестимиллиметровых орудий не имеем. А раньше... в армии нашей республики винтовки были отечественные. Артиллерия тоже... отечественная, только других калибров...

В словах, порою непонятных, и на лицах наших гостей было столько искренности и простодушия, что речь незнакомую понимали все из 4-й батареи: кубанский казак старший сержант Агуреев, украинец ефрейтор Костыренко, чеченец старший сержант Ибадов, татарин сержант Тимершин.

Сержант Викторов — командир 2-го орудия — открыл блокнот и передал фотографию своей невесты, ленинградской девушки, чехословацкому четаржу. Унтер-офицер вздохнул:

- У меня нет фотографии... Ни у кого нет в еднотке{90} нашей... это запрещено...

- А удостоверение личности? [494]

— Нет, — ответил четарж.

— ... почему? — удивился кто-то.

— ... взамен всех документов воинам чехословацкого батальона выдаются жетоны с личным номером. Командование позаботилось о том, чтобы избавить наших близких от преследования на родине, если кто-то из нас попадет в руки нацистов...

— ...мертвый, разумеется, — уточнил сосед четаржа, — он будет нем... и нацисты не найдут никаких следов личности погибшего...

Старший из чехословацких воинов напомнил своим товарищам о времени. Простившись, они ушли. Пора возвращаться «по местам» и людям 4-й батареи. Но они толпились вокруг замполита, спрашивали: велика ли страна Чехословакия? Откуда пришел чехословацкий батальон?

Старший лейтенант Никитин вернул людей на позиции.

Командир взвода управления лейтенант Глотов с группой разведчиков отправлялся за речку Мжу. Он найдет пехоту 182-го гв. СП, ознакомится с задачей, выяснит детали обстановки, поставит в известность о прибытии батареи и договорится о времени и месте встречи с командирами-пехотинцами.

Заняв место у стереотрубы, я продолжал изучение местности. В стороне лесного массива — видимая часть его именуется лес «Волчий» — внезапно возникла перестрелка. Вдали, где-то на юге, гул разрывов то усиливался, то затихал. Мерефу бомбят «юнкерсы».

В 16 часов прилетел корректировщик. Трижды «хеншель» прошел вниз по течению реки. Чехословацкие воины каждый раз встречали его дружной стрельбой.

Лейтенант Глотов вернулся позже назначенного срока. В указанном районе пехоты не было. Кавалеристы из боевого охранения, выдвинутого северо-западнее хутора Тимченков, сообщили, что подразделения 182-го гв. СП вместе с отдельными группами разных частей отошли на берег речки Мжи. Там Глотов встретился с подполковником Антоновым — командиром 182-го гв. СП. Его КП — на северной окраине хутора Тимченков. Подполковник просил представителя 595-го ИПТАП РГК прибыть к 8-ми часам для встречи. Левофланговый батальон 182-го гв. СП насчитывал около 30 человек.

Добытые сведения я доложил по телефону капитану Громову. В ответ он сказал, что из штаба получены указания: 4-й батарее занять ОП в хуторе Тимченков. Отбой! [495]

Орудия снимались. Телефонисты начали сматывать кабель. Тут — новое приказание. 4-я батарея остается на прежних позициях.

Спустя четверть часа я говорил с капитаном Громовым.

— ...получил одно приказание, потом другое, — сказал Громов. — Четвертой батарее поддерживать пехоту в своих секторах, независимо от принадлежности, а если ее не окажется... действовать самостоятельно. Особое внимание... чехословакам. Старшие начальники полагают, что противник не устоит перед искушением нанести удар та нашим необстрелянным союзникам. Посылайте разведчиков... выяснить, как обстоят дела в подразделениях сто восемьдесят второго гв. СП, за правым флангом третьей чехословацкой роты на участке берега... до Тимченкова и за речкой в направлении леса «Волчий». Пехоте сообщите указания, полученные относительно чехословаков.

Громов звонил снова.

— Поступили разъяснения... батареи пятьсот девяносто пятого ИПТАП решают самостоятельную задачу... Но вопрос о поддержке сто восемьдесят второго гв. СП остается открытым... До двадцати часов приказано согласовать все детали взаимодействия с чехословаками. Приходите, нанесем ответный визит. Поглядим, как живут западнославянские воины на своих позициях.

В месте сбора я встретил старшего лейтенанта Романова — командира 1-й батареи. Он улыбался, поправлял ушанку.

— У вас были чехословаки? Я смотрел их позиции южнее Артюховки. Огневые точки оборудованы как напоказ, в траншеях чистота, порядок, чувствуется воинский дух...

Появился Громов. Он молча шагает по скользкой узкой тропке, протоптанной в снегу вдоль забора. Улица ведет вниз к реке. В одном из домов левого ряда — командный пункт чехословацкого батальона. Во дворе, у наспех поставленной коновязи — подседланные лошади. Караульный в шинели табачного цвета отсалютовал автоматом, и мы вошли в помещение.

Рослый чехословацкий командир шагнул навстречу. В ответ на представления вытянутых в струнку людей он неторопливо пожимал каждому руку, сдержанно улыбаясь. Полковник Свобода... спокойное выразительное лицо, гладко зачесанные русые волосы, в светлых глазах — дружеское тепло. Казалось, вы уже где-то встречались с этим добрым и учтивым человеком. [496]

В комнате, кроме чешских офицеров и двух женщин-военнослужащих, находились артиллеристы и политработник, кажется, из штаба 62-й гв. СД. Полковник Свобода приветливо оглядел собравшихся и начал говорить, употребляя непривычные для слуха, принятые в чехословацкой армии выражения.

— ...немцы не могли преодолеть оборону частей двадцать пятой гвардейской стрелковой дивизии на рубеже Тарановки... бои продолжаются... Но перевес в силах подавляющий, и есть признаки того, что фашисты обратятся в сторону флангов, нанесут удар на Борки и дальше... на Соколово... Я вижу немецкие танки на широком фронте, устремившиеся к переднему краю... Мои соотечественники готовы встретить врага. В лице гвардейской пехоты Красной Армии чехословацкие воины имеют достойный пример и не уступят рубежа, указанного командующим войсками Воронежского фронта... Подразделения первого отдельного чехословацкого батальона занимают оборону... первая рота на южном берегу речки Мжи сосредоточила свои усилия на удержании деревни Соколово... третья рота обороняется по окраине хутора Миргород... в Артюховке... вторая рота. Усиливает огневую систему обороны пулеметная рота, — полковник обратился к карте, разложенной на столе, указал районы огневых позиций, поддерживающих и приданных артиллерийских подразделений, участки минирования. — Наша цель состоит в том, чтобы не пропустить нацистов через речку. До восемнадцати часов прошу командиров батарей согласовать с командирами рот вопросы взаимодействия исходя из принятого решения: огонь, в случае массированного нападения, открывать на дальних подступах к переднему краю.

Полковник Свобода, наклонив голову, умолк. Присутствующие стали выходить. Во дворе меня окликнул Громов.

— ...идем на рекогносцировку, чехословаки хотят показать свою оборону. Представители сейчас освободятся... я догоню... идите с ним...

Из Миргорода в Соколово через пойму речки Мжи вела заснеженная дорога со следами саней и повозок. Тут низменность, в другую пору — болото, а сейчас — скованная ледяным панцирем равнина шириной от 800 до 1000 шагов.

Зима окутала в белые одеяния берега и островок, образованный посредине своеволием вешних вод. Скрылась под снегом дорога, мостик. Лишь заросли осоки да камыши, поникшие в морозы и вьюги, торчат там и сям и колышатся под напором ветра. [497]

Чехословацкий командир шагал, оживленно разговаривая с политработником. Мы двигались следом. Старший лейтенант Романов на ходу ориентировал свою карту.

— Скажите, что означают колья... вот там, справа за кустами? — спросил он капитана-артиллериста.

— Э-э-э... я сижу здесь уже третий день и успел осмотреться... могу судить о расстояниях по карте и на местности, — ответил тот. — Это... мостик через речку Мжу. А кочки на снегу... мины, саперы поставили вчера.

Артиллеристы, с момента занятия наблюдательных пунктов и до оставления их, непрерывно заняты изучением местности. В этой части, казалось, я достаточно сведущ. Панорама снежных бугров и все то, что лежит у подножия и дальше, до самого горизонта, запечатлелись в моих глазах и памяти. Я знаю, что течение Мжи делало крутой поворот. Ближе к Соколову есть заводь, по-видимому, следы прежнего русла. Но только сейчас, взглянув на карту, понял, что именно здесь самый выгодный участок для форсирования речки.

Чехословацкий штабной командир повернул на тропу, которая вела в рощу, севернее Соколове. С моего НП она представлялась рыжевато-серой и густой. Капитан Громов окрестил этот десяток гектаров леса словом «Кабан».

Стая ворон, напуганная людьми, закружилась с шумом и карканьем. Мы вышли на опушку. Деревья тихо покачивали голыми ветвями. На снегу — отпечатки лап и копыт лесных обитателей. Но кабаны в роще, кажется, не водились.

Справа на поляне стояла заброшенная лесная избушка с пустыми окнами и белой крышей. Поворот тропы ко двору отсутствующего лесника чех счел точкой, удобной для обозрения обороны 3-й роты, и начал пояснять ее боевые порядки.

Двинулись дальше. Проторенная тропа терялась на склоне сугроба в россыпи глубоких следов, оставленных соколовскими жителями, таскавшими в недавние дни хворост. С возвышенности были видны деревенские хаты.

Со стороны Соколове навстречу шел офицер, одетый так же, как все командиры чехословацкого батальона — шапка-ушанка, шинель, снаряжение с наплечными ремнями. На груди — бинокль, фотоаппарат. В нескольких шагах офицер остановился, в приветствии поднес руку к головному убору. Штабной офицер представил встречного — надпоручик Отокар Ярош — командир 1-й роты. После рукопожатия [498] Ярош стал знакомить нас со своим оборонительным участком.

Подразделения 1-го чехословацкого батальона проделали большую работу по оборудованию своих боевых порядков. Взводные позиции имели траншеи. Пулеметные и стрелковые окопы связаны ходами сообщений в опорные пункты, умело расположенные и замаскированные.

Оборонительный узел, созданный чехословацким батальоном в Соколове, занимал ключевое положение в боевых построениях наших частей, в полосе между Мерефой и Змиевым. На пути к Харькову, если бы немцы оставили Тарановку (ее удерживают малочисленные части 25 гв. СД совместно со 179 ТБр), весьма серьезным препятствием служила речка Мжа. Район села Соколово рассматривался, как плацдарм для удара во фланг. В то же время этот участок более пригоден, нежели другие для форсирования речки Мжа.

Но до тех пор, пока рота надпоручика Яроша обороняла свои позиции, к берегу не подойдет ни один танк. По мнению полковника Свободы, 1-я рота обладает необходимой боеспособностью — дисциплиной людей и силой оружия — и выполнит свою задачу.

В этом был убежден и командир 1-й роты. Спокойно и неторопливо, не опуская деталей, излагал Ярош тактическую схему действий взводов и отделений, предугаданную так же, как это делают бывалые фронтовики.

О, надпоручик Ярош внушал доверие! Среди своих соотечественников, людей в большинстве своем рослых, командир 1-й роты отличался не только внешним видом. В твердом пристальном взгляде серьезных, даже сумрачных глаз, как и в чертах лица чехословацкого надпоручика, проглядывала натура воина уязвимого, может быть, плотью, но духом — нет!

Командир 1-й роты прервал объяснения, и рекогносцировочная группа направилась к деревенской церкви. Стрелковый окоп, оборудованный под массивными стенами здания, занимала группа пехотинцев. Пришел командир взвода, кажется, унтер-офицер. Следом за ним еще несколько чехословаков. Скоро их собралось человек семнадцать.

— Пан надпоручик, — обратился политрук к представителю штаба, — ваши люди только пришли на фронт. Как им показалось? Позвольте мне, политработнику, побеседовать с вашими соотечественниками... запросто... я не займу много времени... [499]

Получив согласие, политрук оправил снаряжение и повернулся к чехословакам.

— Воины, как вы себя чувствуете? Вы отдыхали прошлую ночь? — спрашивал он, обращаясь к одному и к другому. — Где находится медпункт? Сводку Совинформбюро вы слышали? Фашисты хотят расквитаться с Красной Армией за Сталинград. Это им не удастся! Наши войска сдерживают врага и сражаются, не щадя жизни, за каждый рубеж. Вы, — политрук взглянул на чеха, который лучше других говорил по-русски, — назовите ваших соседей... части Красной Армии, которые обороняются рядом с чехословацким батальоном?

— Двадцать пятая гвардейская стрелковая дивизия.

— А фашисты? Куда нацеливают удары? Состав войск? Почти на все вопросы чехословаки отвечали верно. Но представления о наших войсках и противнике у отдельных лиц были неполными.

Политрук стал читать листовку с текстом обращения Военного совета Воронежского фронта к войскам, приводил примеры успешных действий наших подразделений в оборонительных боях последних дней.

— ...от имени бойцов, командиров и политработников частей Красной Армии по-братски желаю воинам первого отдельного чехословацкого батальона удачи и успехов во фронтовой службе. Наздар! — закончил политрук.

— Наздар! — с энтузиазмом ответили чехословаки.

На лице надпоручика Яроша появилась улыбка. Он крепко пожал руку политработнику и продолжал объяснения.

Основу обороны 1-й роты составлял опорный пункт, в центре ротного участка, оборудованный у церкви. Рассказывая о расположении огневых средств во второй и первой траншеях, командир роты обращался с вопросами к унтер-офицеру и рядовым. Представитель штаба приходил на помощь, когда в ответах встречались непонятные слова.

Было что-то непривычно-занимательное и новое во взаимоотношениях наших боевых товарищей — переплетение воинской дисциплины, дружеских чувств и необыкновенной доброжелательности друг к другу, которая проступала на лицах, в поступках и речи. Никто не тянулся, вытаращив глаза, не суетился, и при этом строго и неукоснительно соблюдались нормы воинской субординации всеми без исключения — командирами и рядовыми, И никаких признаков фамильярности.

Надпоручик Ярош обратился к унтер-офицеру по-чешски, опустил руки по швам, четко повернулся к представителю [500] штаба, тот промолвил в ответ несколько слов. Ярош сделал шаг в сторону, пропуская старшего.

Мы двинулись к позициям взвода противотанковых ружей.

Из-за дома выбежал посыльный со знаком противотанкиста на рукаве. Старшему лейтенанту Романову и мне приказано вернуться в свои подразделения.

Простившись с чехословаками и нашими командирами, мы поспешили к берегу. Старший лейтенант Романов направился в Артюховку, я — в противоположную сторону.

В районе позиций 4-й батареи гудели двигатели. Тягачи, ЗИСы и «опели» рулят к орудиям. Навстречу бежал старший лейтенант Никитин.

— Товарищ старший лейтенант, объявлен «отбой» по приказанию капитана Громова... не знаю, что дальше... обещал приехать, — доложил старший на батарее.

Заместитель командира полка не заставил себя ждать.

— ... я вышел из штаба чехословаков... во дворе... делегат связи с приказанием сняться, — начал Громов. — Вернулся на НП... послал за вами... жду... является начальник штаба полка. Командующий противотанковой группой оставил обе батареи на участке обороны чехословаков... Подайте команду «К бою!». Задача прежняя, готовность к открытию огня... пятнадцать минут!

Итак, обе батареи 595-го ИПТАП РГК, номинально состоявшие в распоряжении командующего артиллерией 62-й пз. СД, продолжали занимать позиции за разграничительной линией 182-го гв. СП, флангового полка дивизии и действовали в интересах чехословацкой воинской части{91}. [501]

Капитан Громов, направляясь к машине, напомнил:

— ...третья рота чехословаков патрулирует берег за своим флангом. Остальная часть вашего сектора... открыта.

Я знал об этом, знал и командир взвода управления 4-й батареи. После того, когда отошло боевое охранение 182-го гв. СП, участок берега почти до Тимченкова по существу остался без охраны. 4-я батарея могла выслать дозорных на удаление прямого выстрела, то есть на 600–800 метров от позиций.

— Да... Сейчас на берегу пусто, — невесело подтвердил лейтенант Глотов, — ...сторожить... кем? Оставим это дело на самотек... Вражеские разведчики отлично знают, что в такую погоду за секретами нужно идти в населенные пункты... Что им на берегу? [502]

На землю опускались сумерки. Подмораживало. Чуть подтаявший снег хрустел под ногами. У горизонта одиноко повис молодой месяц. Где-то за речкой работал двигатель. Слышался лай хуторских собак.

После осмотра позиции я вернулся к наблюдательному пункту. Поднялся на чердак, просмотрел записи в журнале наблюдения. По словам лейтенанта Глотова, в секторах 4-й батареи противник не появлялся. Отделение разведки патрулировало берег.

Есть возможность поспать. Ординарец проводил меня в хату. Дверь открылась. Пахнуло теплом. Хозяева приглашали к ужину. И вдруг — вой недалеких снарядов. Артиллерия противника начала обстрел хутора.

Огонь вела 105-ти миллиметровая батарея. Разрывы снарядов [503] громыхали, освещая крыши хат то в одном, то в другом месте. Потом наступала пауза. И снова вой и грохот.

Я поднялся на чердак НП к приборам. Звонил капитан Громов.

— ...вы видите вспышки орудийных выстрелов... на горизонте, левее леса «Волчьего»? Три очереди разорвалось в районе штаба чехословаков... Полковник Свобода просил подавить стреляющую батарею. Расход снарядов на ваше усмотрение...

Командиру-артиллеристу, прежде чем подать команду на открытие огня, необходимо рассчитать исходные данные, по крайней мере две величины: направление на цель и дальность. Найти первую из величин не составляло труда — наблюдатель уже успел снять буссолью около десяти отсчетов по вспышкам выстрелов. Но дальность стреляющий определяет только с помощью хронометра. У меня был трофейный, Громов, кажется, еще не знал, что хронометр сломан. Я не могу приняться за выполнение задачи, не имея возможности с достаточной плотностью обстрелять район цели, дальность до которой должен определять на глаз.

— ...что же делать? Дивизион, поддерживающий чехов, засек немецкие позиции. Расстояние... около тринадцати километров... Гаубичная батарея не достанет... За речкой есть пушечные, но они на открытых позициях... Я обещал чехословакам... неловко... — вслух делился своими мыслями Громов.

Я вернул трубку телефонисту. Лейтенант Глотов закончил расчет угловых величин, снятых по вспышкам выстрелов.

105-ти миллиметровая батарея продолжала методический обстрел хутора. По мнению командира взвода управления, позиции ее относительно 4-й батареи находились километрах в десяти.

Капитан Громов снова зовет к телефону. Не успел я вернуться к своему месту, послышался окрик караульного. Прибыл посыльный, с ним два чеха. Они доставили новый хронометр. Лейтенант Глотов включил его, снял несколько отсчетов и начал готовить данные.

Расчеты перекатили два орудия, и огневые взводы построились в линию, как полагается для стрельбы с закрытых позиций. Наводчики включили освещение приборе». Построен веер. Выкрики затихли. Старший на батарее доложил о готовности к открытию огня.

Обстрелу подвергалась площадь: 300 метров по фронту и 800 — в глубину — район вероятного расположения цели. [504]

Если бы 4-я батарея имела в необходимом количестве снаряды, через три-четыре минуты 105-ти миллиметровые орудия перестали бы существовать. Но на позиции выложено только 300 снарядов. Треть — бронебойные, две трети — осколочные. Часть из этого количества — резерв командира полка. Расходовать эти снаряды без его ведома никто не имеет права.

Правда, в 4-й батарее имеются неучтенные снаряды, подобранные в лесу на окраине Карловки. Там их было около четырех тысяч. Снаряды пролежали в деревянной укупорке под открытым небом с 1941 года. Орудия стреляли ими позапрошлой ночью при отражении атаки автоматчиков.

4-я батарея вела огонь полторы минуты. В десяти километрах, там, где была цель, разорвалась последняя очередь из назначенных 96-ти снарядов. Телефонист передал капитану Громову доклад о прекращении огня. И над Миргородом установилась тишина.

Однако в 3 часа ночи противник возобновил обстрел хутора. Я вернулся к приборам. На чердаке гулял пронизывающий ветер. С огневых позиций сообщили: температура воздуха — минус 17 градусов{92}. Лейтенант Глотов спросонья ежился у буссоли.

— ...неужели ожила? — спрашивал он, ни к кому не обращаясь. — Нет, кажется, это не та, другая батарея... а может быть, и вечерняя, с новых позиций... передвинулась влево... Сейчас скажу на сколько, — подсвечивая фонарем угломерный круг буссоли, рассуждал вслух лейтенант. — Постой... в очереди вроде три снаряда... а у той было по четыре...

— Так точно! — подтвердил наблюдатель. — Во всех батарейных очередях три разрыва!

Глотов щелкал секундомером, торопливо записывал отсчеты времени между вспышкой и моментом, когда звук выстрела 105-мм орудий достигал его ушей. Телефонист подал мне трубку.

— ...она начала снова... похоже, сменила позицию... — слышался в трубке голос Громова. — «Валет-четыре», у вас дальности хватит?

Начертанные командиром взвода управления на бланке цифры позволяли утвердительно ответить на вопрос. Позиции стреляющей батареи противника находились на удалении 9200–9600 метров. 105-ти миллиметровые орудия вели огонь почти на пределе своей досягаемости. [505]

— ...хорошо, действуйте... готовность... десять минут! — закончил Громов.

Время истекло, и орудия 4-й батареи загрохотали снова.

— Стой! Записать! Цель номер два... — доносились из темноты последние команды старшего на батарее.

Стрельба закончилась. Все, кто не нес охрану, вернулись в хаты.

* * *

Наступило утро 8 марта. Жидкие прозрачные облака клубились на востоке, отбрасывая розоватые тени. Небесная мгла, пронизанная лучами, становилась все светлее. Всходило солнце.

Вокруг — тишина. Слышалось пение петухов, мычала корова во дворе. Из хаты вышел хозяин и направился к сараю. Ночной лед потрескивает под ногами.

4-я батарея закончила завтрак. Люди, постукивая котелками, возвращались по своим местам: разведчики и связисты на НП, расчеты — к орудиям.

1-е — занимало позицию посреди улицы. Для маскировки орудия перенесена часть забора. Ближний двор сделался шире. Немецкие наблюдатели, глядели бы они с воздуха или с земли, едва ли заметят плетеные щиты, выдвинутые к тому месту, где «жители» начали расчистку сугроба. 2-е орудие — во дворе, приткнулось стволом к стогу сена. В действительности он стоит ближе к хате. Тут лишь макет — подобие стога — несколько охапок сена, сложенные в а шесты. При надобности они будут отброшены прочь вместе с сеном.

Но кто обращает внимание на подобные мелочи? Разве дотошный немецкий дешифровщик, когда станет сличать аэрофотоснимки, сделанные «хеншелем» в разное время? Войсковые штабы получат сведения об этом не скоро, во всяком случае — не сегодня и не завтра,

От двух других орудий — тех, что перекатывались для ночной стрельбы, — тоже не осталось заметных следов. Колесная колея выровнена и подметена. Подобные занятия, казалось бы, далекие от стрельбы, отнимают много сил и времени. Но противотанкисты не считаются ни с тем, ни с другим, когда речь идет о маскировке открытых позиций.

Перед стволами орудий 4-й батареи за рекой простираются однообразные бугры, покрытые осевшим в оттепель снегом. У левой границы сектора темнеет лес «Волчий». В батарейной схеме ориентиров южная опушка леса значится [506] под номером 4. Ближе и левее овраг — глубокая и длинная расщелина, будто след меча, рассекший склон наискось с северо-запада на юго-восток. В кодовой таблице овраг называется «Шрам». Левее и дальше — черная рытвина на снегу, дальний конец ее — ориентир номер 5. Вправо от оврага «Шрам» — ориентир номер 6 — труба кирпичного завода в створе с хатой на северной окраине Соколове. Еще ближе к берегу речки Мжи — лес «Кабан». А вдали, у самой черты горизонта, поднимались в небо дымы. В одном и другом месте. Там хутора: Боречек, левее — Гонтарь и Глубокий. Если подняться на чердак к стереотрубе, на склоне за оврагом «Шрам» можно увидеть ряд темных кочек — след полевой дороги, заметенной недавней вьюгой.

В девятом часу неожиданно нахлынул туман, сырой и морозный, обратив солнце в плоский диск, прикрытый зыбкой колышущейся темнотой. Утренние краски сразу потускнели. Прошло еще полчаса, и мгла постепенно затянула небо сплошными тучами. Но видимость у земли нисколько не изменилась. Только снег на склоне приобрел сероватый оттенок. За оврагом «Шрам» резче обозначились проталины, да лес «Волчий» будто отодвинулся назад, к горизонту.

На юге и юго-западе слышались орудийные выстрелы. Доносится откуда-то глухой угрожающий рокот.

К десяти часам стрельба переместилась к северу в район хуторов. Отчетливо слышны пулеметные очереди. Громыхнуло орудие — раз, другой. В поле зрения появились сигнальные ракеты. Стрельба за чертой горизонта то усиливается, то затихает. Ракеты стали взлетать ближе к лесу «Волчий».

И вдруг — нарастающий гул двигателей. С востока летят «ИЛы». Их пять. Штурмовики прошли южнее хутора Миргород и стали удаляться. Спустя несколько минут, в стороне леса «Волчий» послышались глухие разрывы бомб и выстрелы иловских эрэсов.

Около двенадцати часов вернулся лейтенант Глотов. Он прошагал со своими спутниками много километров по хрупкому насту. Разведчики, двигая оружием, застегивали на ходу короткие ватные куртки. Одежда в крови. Что случилось?

Глотов уже у забора. Толкнув калитку, вошел во двор, вытер мальчишеское лицо и начал:

— Товарищ старший лейтенант... наша пехота занимает позиции на берегу... по окраине Тимченкова. Оттуда я повернул, как было приказано, к ориентиру номер четыре, обнаружил гусеничную колею... немецкие танки, их не менее [507] десяти, шли след в след к хутору Глубокий... Продвинулся к хатам... ни одной живой души. Звали, стучали... Из погреба вылез хозяин... говорит, приходили перед рассветом немцы, танки, бронетранспортеры. Ушли. Куда? Сколько? Неизвестно. Я закончил опрос и вперед. За оврагом на снегу... побитые лошади, полковая пушка, оставленная на позиции... перебрался на другую сторону... слышу гул. К хутору катят три «опеля» под белыми тентами. Перед сугробом первый начал сбавлять скорость... стал. Не знаю, напугали немцев туши лошадиные или пушка. Они стали вылезать... десять, пятнадцать человек. Постояли возле машины и — к хатам... Я подал команду разведчикам... немцы стали отстреливаться, заработал МГ{93}. Я к орудию, зарядил... не закрою затвор, что ни делал... А три «опеля» разворачиваются... проклятье. Потом заметил... под рукояткой, в гнезде стопора, лед... успел сделать только три выстрела вдогонку. Среди убитых нашли раненого... едва ворочал языком. Километра два его несли, скончался.

Командир взвода управления подал знак своему помощнику — старшему сержанту Ибадову. Тот вынул из полевой сумки и передал лейтенанту немецкие солдатские книжки. Одну из них Глотов протянул политруку Кокорину и продолжал:

— ...вот документы пленного... а тут — других... все из штабной роты шестой танковой дивизии. Потерь взвод управления не имеет... Все!

Политрук Кокорин, оглядев разведчиков, стоявших поодаль, спросил:

— ...а ваши люди... еще двое... где? Изместьев, Воробьев?

— ...один повредил ногу, обувь неисправная... Я не стал ждать, оставил обоих перед речкой... Разрешите заняться... туалетом? — учтиво закончил лейтенант Глотов и принялся расстегивать воротник.

В свете задач, которые решала 4-я батарея, данные, добытые командиром взвода управления, не представляли особой ценности. 6-я танковая дивизия, штабная рота... Как попали принадлежавшие ей машины и люди на ничейную территорию? А части дивизии? Где они? Неизвестно... Пленный мог рассказать об этом, а солдатские книжки — без языка.

Но капитан Громов, когда услышал о результатах разведки, встревожился:

— ...шестая танковая дивизия? Так ведь она действовала [508] гораздо западнее, в районе Борков! У чехословаков есть сведения... Значит, передвинулись... Пришлите лейтенанта Глотова и немецкие документы ко мне, — трубка щелкнула и умолкла.

Содержание приведенного выше разговора, как и всех последующих, объяснялось не только служебными отношениями, которые связывают на поле боя командиров — старшего с младшим. Были и другие, частные причины.

Дело в том, что подразделения противотанковых артиллерийских частей РГК (если они не решали самостоятельных задач) либо придаются, либо поддерживают пехоту и танки, — тех, кто находился непосредственно в соприкосновении с противником. Как в первом, так и во втором случае противотанкисты устанавливают связь с ними через посыльных, по радио или телефону.

Но в арьергардных боях, которые вели наши части, в условиях поспешного отхода многие уставные правила носили непостоянный характер и довольно часто не соблюдались. Так, в соответствии с первоначальными приказаниями, обе батареи 595-го ИПТАП РГК предназначались для поддержки 182-го гв. СП. Но со второй половины 7 марта они решали по существу самостоятельную задачу и в ее пределах взаимодействовали с чехословаками. Этим объяснялись и некоторые другие особенности положения, в частности, то, что 4-я батарея, если не принимать во внимание деятельность разведчиков взвода управления, поддерживала телефонную связь только с «Колодой» — так именовался НП заместителя командира полка.

В 13 часов оттуда поступил запрос: вижу ли я немецкие танки, которые шли на Соколове? Не закончив передачу ответа, телефонист протянул мне трубку.

— ...кажется, немцы намерены атаковать чехословацкую оборону за речкой, — сообщил Громов. — Что вы скажете?

В южном направлении я наблюдал только ориентир номер 7 — крест и часть купола соколовской церкви. Естественно, не видел того, что происходило за гребнем укрытия.

Над Соколове рвались бризантные снаряды. Немецкие батареи с закрытых позиций обстреливали чехословацкую оборону. Огонь усилился. У ориентира номер 7 взметнулось облако, и купол церкви исчез в дыму.

Вдруг выстрелы с открытых позиций. Часто, один за одним. Семь, восемь, десять. Из леса открыла огонь гаубичная батарея.

Прошло немного времени. Телефонист позвал к телефону. [509]

— ...около полутора десятка танков и бронетранспортеры подошли к переднему краю... Чехословаки подбили три танка. Фрицы поворачивают обратно... Наскок какой-то, не похоже на правду. А у вас как? — закончил вопросом Громов.

В секторах 4-й батареи уже в течение получаса взлетали ракеты сериями и в одиночку и гасли за снежным гребнем. В лесу «Волчий» и левее, где утром в небо тянулись дымы, отмечается оживление. Ползают танки, машины. Дальность шесть-семь километров. Немцы что-то замышляли.

— Да, чехословаки также обратили внимание, — подтвердил Громов. — В направлении «Волчьего» я мало что вижу... только синяя полоска... Глотова задержу ненадолго. Все.

И снова к телефону...

— Говорил с начальником штаба чехословацкого батальона, — начал Громов, — отбитая атака подняла настроение наших друзей. Думаю, это... пробный выпад. Немцы явились, чтобы ознакомиться с обороной... Нужно ждать серьезной атаки... По сведениям, поступающим к чехам, противник обошел Тарановку. Один полк шестой танковой дивизии после занятия Борок и хутора Первомайского выдвинулся к железной дороге... Обнаружены части сорок четвертой пехотной дивизии. — Спустя минуту Громов дополнил сообщение. — Данные о шестой танковой дивизии... переброшена с запада... в обычных штатах, три полка и дивизионные части... насчитывается около двухсот танков и штурмовых орудий... Немцы получили в Тарановке первые уроки и, кажется, кое-чему научились... Ясно, машины штабной роты заехали в хутор Глубокий не случайно, даже если предположить, что заблудились... Что нового у вас?

Телефонист, поддерживающий связь с заместителем командира полка, обращался ко мне с этим вопросом через каждые десять минут. Продолжалось так довольно долго. И вот...

— Ориентир номер пять, влево десять... выше шесть... машина! — нарушил неожиданно тишину наблюдатель. — Отставить... танк!... Три, четыре, — он громко называл цифры.

Оставив стереотрубу, я взглянул, танков уже было 12, затем 17, 23... 28... 32... Они выскакивали из-за гребня и мчались по склону, оставляя позади облака снежной пыли.

— Огневые взводы... Внимание!.. Ориентир номер четыре, лес «Волчий»... танки! Телефонист!

Но телефонная линия, проложенная по обледенелой улице напрямик через дворы и огороды, может оборваться в самый неподходящий момент. Действовавшая доселе [510] бесперебойно, связь прекратилась. «Колода» не отвечала.

А танки мчались, не сбавляя скорости. Фронт ширился. Снежное облако начало отставать и возвращалось к лесу «Волчий».

Дальность сокращалась. Гул уже слышался на позиции, и эхо вторило ему в ближнем лесу.

Я не собирался оттягивать момент открытия огня, оговоренный вчера при встрече с чехословаками. В первом эшелоне танки... Второй — смешанный, преимущественно бронетранспортеры... Массированная атака... Тот же стиль, что у Старой Водолаги. Нет, медлить больше не следует.

— ...дальность... три тысячи восемьсот. Наводить по головным... на подходе к рубежу ориентира номер пять... Огонь!

Грянули выстрелы. Сарай качнулся, сверху посыпалась солома, пыль. Сверкнув над рекой красными молниями, трассирующие снаряды унеслись вдаль, провожаемые напряженными взглядами наводчиков и командиров орудий. Слева начали стрельбу еще чьи-то орудия, с тыла — эрэсы. Пакеты хвостатых реактивных мин, с воем и скрежетом поднимаясь, исчезали в пасмурном небе.

На улице, во дворе полыхают вспышки, слышны обрывки команд. Серый дым со снегом и паром стелется понизу, окутывал сарай.

— Связь есть! — привскочил на своем месте телефонист. — К телефону!

— ...началась атака... Удар направлен на чехословаков... вижу, ваши орудия ведут огонь, — торопливо говорил Громов. — Темп хорош... не сбавлять. Все!

Относительно позиций 4-й батареи танки шли облически{94} с открытым левым бортом и максимально вытянутым силуэтом. Интенсивность огня не слабела, трассирующие снаряды летели по два, три и четыре в ряд. Наводка производилась наскоро. Нельзя терять ни секунды!

В секторе стрельбы 4-й батареи уже отмечено три прямых попадания. Один танк дымил, корму другого тоже лизало пламя, третий завалился на борт.

А лавина неудержимо катилась вниз к «Шраму». Фланги все больше отставали. Выпирал дугой центр. Овраг должен разделить этот бронированный поток... И вот одна часть атакующих стала принимать влево, другая — двадцать шесть танков — поворачивала к ориентиру номер 6. Второй [511] эшелон опередил дымный шлейф и, повторив маневр, начал прижиматься к танкам. Дистанции сокращались до двух делений прицела.

Впереди и позади этой массы рвались фугасные гаубичные гранаты и эрэсовские мины второго залпа. Среди черных воронок застыли неподвижно два-три танка. А над оврагом «Шрам» скрещиваются в снежной мгле и разлетаются в стороны рикошетирующие снаряды ИПТАПовских орудий.

Дальность — 2800 метров. Выскользнув из ствола, красная трасса ударила в снег, другая, вспыхнув, вонзилась в борт танка{95}.Но что это? Силуэты стали уменьшаться... танки будто ныряли куда-то, и башня погружалась в снег.

— Карту!

Вот он, ориентир номер 6... Левее и ближе — бугор, обратные склоны...

Первая волна атакующих скрылась в углублении и для орудий 4-й батареи стала недосягаема. Следовавшие за ней бронетранспортеры явно прибавляли скорость. Один из отставших, настигнутый снарядом, круто взял в сторону и, взвихрив пыль, перевернулся вверх колесами{96}.

В следующую минуту все, что двигалось, исчезло с глаз. За бугром взмыла ракета, и гирлянды разноцветных огней озарили серое небо. Да... Это сигнал. Сближение завершено — начиналась решающая фаза атаки.

А тут беда! Не только от орудий, но и отсюда, с трехметровой высоты НП, где установлены приборы, кроме дымной тучи и следов, оставленных гусеницами на снегу, я ничего не видел. Нужно принимать меры. Телефонист! Передать на «Колоду».

— ...они атакуют Соколове. Но может последовать еще один удар в вашем секторе... после... по боевым порядкам сто восемьдесят второго гв. СП и через Тимченков на Мерефу. Я меняю НП... перехожу на крышу дома... Тут сто метров, — в ответ телефонист повторил слова Громова.

— Стой!

Неужели я должен прекратить огонь? Бездействовать в праздном ожидании в то время, когда там, в мертвом пространстве, полсотни танков, изрыгая огонь из своих длинноствольных пушек, обрушились на чехословаков?!

Над Соколове сгущался дым, гул и грохот стоял непрерывный. Звонко били танковые орудия, захлебываясь, стучали [512] пулеметы, и слышался зловещий скрежет рикошетов.

Огневой налет, начатый немецкими батареями по Миргороду, усиливался. Снаряды рвались посреди улицы, между орудиями, во дворах и на опушке леса, где стояли «катюши «.

Телефонист нажимал кнопку зуммера, взволнованно взывал к «Колоде», но она не отвечала.

Что происходит в Секолово? Это будоражило души всех, кто был на чердаке и у орудий. Наши братья, только пришедшие на фронт... и вот первый страшный удар! За речкой десять орудий и три-четыре сотни пехотинцев один на один с бронированной армадой, превосходящей эти силы в десять раз. Огонь и гусеницы танков обрушились на полевые укрепления, круша и сметая все перед собой...

Я не узнавал своих людей. Никто, казалось, не слышал разрывы снарядов. В безмолвии, обратив горящие взоры на юг, они, подобно язычникам, будто взывали к старым славянским богам не оставить чехословаков в их тяжкий час.

Что же с «Колодой»? Связи не было. Телефонист скатился по лестнице и пропал в дыму.

— Ориентир номер два... ближе четыре... черный дым... частые разрывы снарядов, — доложил наблюдатель.

Примерно на середине расстояния между лесом «Волчьим» и хутором Тимченков лежит небольшая роща — «Эвкалипт». Перед нею — брошенная кем-то колонна: семь машин, занесенные снегом. Одна — в черном полукруге копоти — стояла отдельно и внесена в схему ориентиром под номером 2. А ниже — стрелковые ячейки боевого охранения 182-го гв. СП, оставленные вчера во второй половине дня. Те, кто занимал их, отошли на южный берег Мжи к зарослям, которые тянулись полосой от рощи «Эвкалипт» через пойму речки к хутору.

Мины и снаряды, о которых сообщил разведчик, ложились среди ячеек. Дым, смещаясь к «Эвкалипту», затягивал луг и крайние хаты хутора Тимченков.

Вслед за этим на опушке леса «Волчий» появились девять самоходных орудий и, ведя огонь, двинулись развернутым фронтом вперед. За ними шли двенадцать бронетранспортеров. Самоходки останавливались, делали один-два выстрела и ползли дальше.'

По ним начала пристрелку батарея, стоявшая в лесу за хутором Тимченков. Снаряды отклонялись. Стреляющий, кажется, не сумел вывести разрывы на линию наблюдения и перешел на батарейные очереди. Но они беспорядочно ложились в стороне. [513]

В районе ориентира номер 2 атакующие перегруппировались. Четыре самоходных орудия, заняв позиции среди сожженных машин, начали обстреливать рощу «Эвкалипт». А остальные...

— Внимание... четвертая батарея... ориентир номер два... сожженная машина отдельно от других... самоходные орудия и бронетранспортеры... дальность четыре тысячи четыреста...

Когда противник войдет в зону воронок, чернеющих на снегу, орудия 4-й батареи откроют огонь.

Пять самоходок и бронетранспортеры продолжали движение. Заняв вчерашние позиции охранения, они остановились в ложбинке, углубленной снежными наметами, и рассредоточились.

В Соколове бой тем временем достиг высшего напряжения. Грохот орудий, стук пулеметов не затихали ни на мгновение. В густых облаках серо-белого дыма взлетали ракеты. Выглянул ненадолго купол церкви, справа несколько крыш.

— «Валет-четыре» слушает! — выкрикнул телефонист и торопливо протянул мне трубку. Говорил Громов:

— ...они ворвались в Соколово... Единоборство чехословацкой пехоты и немецкой брони длится больше получаса. Все орудия за речкой выведены из строя... Вояки полковника Свободы сражаются с яростью, унаследованной от вендов — своих древних предков... Недаром они носят эмблему льва. Немцы овладели первой траншеей лишь после того, когда погиб последний ее защитник... Да, сражаться, имея гранаты и ружья... трудно... Но чехословаки не уступают. Борьба за церковь продолжается...

Оставаясь под впечатлением чувств, которые владели моими людьми, я спросил Громова: есть ли связь с командиром чехословацкого батальона?

— ...он перенес свой командный пункт в Артюховку. Не могу никак дозвониться, снаряды сыплются со всех сторон. На НП мы только вдвоем... разведчик и я. Весь остальной персонал... телефонисты, ординарцы, Глотов, санинструктор Люся... на линии, не успевают вязать узлы...

Что же все-таки происходит на участке Соколово?

— ...большая часть деревни... — отвечал Громов, — потеряна... Но господствующая позиция у церкви и дома вокруг... в руках чехословаков...

Почему к ним не направляется подкрепление? Что можем сделать мы? Чем занят «Валет-1»? [514]

— Свяжусь... узнаю, — отвечал Громов, — нока нужно оставаться на месте... Первая батарея в Артютовке с той же задачей, что и у вас... обеспечивает левый фланг чехословацкой обороны.

Ночью со стороны хутора Гонтарь отошли наши танки. Где они? Глотов говорил: на северном берегу их больше двух десятков.

— ...да, танки тут... почему не переправляются? Не знаю... Наверное, есть причины... А у вас как?

Из леса «Волчьего» самоходные орудия я бронетранспортеры ведут атаку в направлении рощи «Эвкалипт». Продвижение вроде приостановлено. Не знаю, надолго ли...

— В Соколове немцы, кажется, застрянут... но не исключено, что попытаются вырваться из объятий чехословаков и тогда на Мерефу... Далеко ли от «Эвкалипта» самоходки? — интересовался Громов.

— Ориентир номер два... — начал наблюдатель. Вернувшись к своему месту, я оглядел бугор. Самоходки оставили укрытия и приближались к «Эвкалипту». Немецкая пехота двигалась россыпью позади. Артиллерии сопровождала атаку плотным огневым валом. Разрывы все больше опережали самоходки. Дым заволок уже рощу и прибрежные заросли. У ориентира номер 2, среди сожженных машин, сверкают языки пламени. Самоходки перешли на непрерывную стрельбу.

Командир батареи с позиций за Тимченковом, не сладивший в первую пристрелку со своими огневыми взводами, снова открыл огонь. Снаряды падают в самых случайных местах. Только два легли более или менее удачно, наставив залечь немецких пехотинцев.

Послышались выстрелы справа позади. Судя по звуку, полковые орудия. Разрывы стали ложиться в районе цели. Немецкая пехота залегла и дальше двигалась перебежками, оставляя позади убитых.

На пути самоходок вздыбила снег очередь гаубичной батареи. Одна, другая, третья. Кто-то ставил НЗО. Самоходки начали маневрировать, все больше принимая вправо, пехота перешла на беглый шаг. С береговых зарослей строчат пулеметы 182-го гв. СП.

Противник вышел на опушку рощи «Эвкалипт». Самоходные орудия, поддерживавшие атаку с места, двинулись вперед. За ними последовали и выжидавшие в укрытии бронетранспортеры. Уклоняясь от гаубичных снарядов, те и другие срезали угол. Вот-вот выйдут на рубеж открытия огня 4-й батареи. [515]

Орудийные расчеты ждали этого момента. Людей не отвлекали немецкие снаряды, прилетавшие с запада. Кружа раскиданную — солому, разрывы грохочут то в одном, то в другом месте.

Время близилось к вечеру. Я не знал того, что произойдет дальше, и не хотел привлекать к стрельбе все свои орудия. Девять самоходок и батальон пехоты... Едва ли противник решится форсировать речку на участке хутора Тимченков. Но как знать? Самоходные орудия, оставив пехоту, могли повернуть на юг, и тогда они пройдут под стволами 4-й батареи.

Только третье орудие послало шесть снарядов. Пять срикошетировали — часть на недолетах, другая — перелетела. Шестой: снаряд попал в цель — прошитый бронетранспортер замедлил ход и загорелся{97}.

Открыли огонь прямой наводкой чьи-то орудия из Тимченкова. На опушке рощи «Эвкалипт» они подбили самоходку.

Начинало темнеть. Немецкая артиллерия прекратила обстрел хутора Миргород. Не слышно орудийного грохота в Соколове, но пулеметная стрельба не затихает. Очереди трассирующих пуль веером рассеивались в вечернем небе.

Расчеты 4-й батареи получили возможность отойти от орудий. Те, кто провел все эти часы на НН, прыгали вниз, в проемы между стропил оголенной крыши сарая.

С момента последнего разговора с «Колодой» связи, исключая три коротких периода, не было. Я отошел от сарая. Зазуммерил телефон.

— «Валет-четыре» слушает, — отвечал телефонист, — есть позвать командира батареи-.

Нужно возвращаться обратно на чердак. В трубке — голос капитана Громова.

— Полковник Свобода отдал приказание первой роте оставить Соколово и отойти на северный берег речки Мжи. Надпоручик Ярош... — Громов помолчал и закончил фразу, — погиб... потери тяжелые... А в вашем секторе?

За речкой в направлении «Шрам» спокойно, вроде бы противник прекратил обстрел района позиции.

— Как дела у правого соседа?

Боевое охранение 182-го гв. СП отошло к хатам Тимченкова. Самоходки заняли рощу «Эвкалипт». Пехота продвинулась в заросли и там остановлена. [516]

Каково положение на участке Соколове в данный момент?

— ...происходит эвакуация раненых... Похоже, немцев не слишком радует успех. Часть танков ушла на Змиев... посмотрим, что' дальше будет... лейтенант Глотов свободен... отправляю к вам. Вы обедали? Пришлите пять-шесть порций ко мне.

На чердак поднялся политрук Кокорин.

— Пора поесть. Пойдемте... тут двести шагов. Ибадов позовет, если будет нужда, — предложил замполит.

Обед приготовлен в хате, где я спал прошлую ночь. Едва каптенармус расставил котелки, вошел лейтенант Глотов. Весельчак, поэт и неистощимый оптимист был мрачен. Доложив о прибытии, он обвел взглядом комнату и остановился у порога.

— Товарищ лейтенант, садитесь к столу, — пригласил его Кокорин.

Глотов молча подошел и опустился на скамейку.

— Товарищ политрук, — вздохнув, проговорил Глотов, — жаль чехов... По-братски говорю... когда начался огневой налет...

— О чем речь? — прервал Глотова старший лейтенант Никитин. — Наши союзники первоклассные воины, и с этого дня настоящие фронтовики...

— Солдат судит своих собратьев по внешнему виду... Встречают, как говорится, по одежде... — отвечал Глотов. — Воинские достоинства чехословаков я знал еще вчера... Да жаль... военная судьба сурово обошлась с достойными людьми...

— ...он и в самом деле подавлен, — приподняв над столом лампу, сказал Никитин. — Эй, парень, уж не понравилась ли вам красивая чешская телефонистка? Костыренко уверяет, что не видел ничего подобного... а ведь он человек женатый.

— Оставьте шутки, Никитин! — потребовал замполит. — Лейтенант Глотов! Первый отдельный чехословацкий батальон оборонял вверенный ему небольшой участок на огромном советско-германском фронте. Люди этой иностранной воинской части показали, что они способны сражаться рядом с нами... При том соотношении сил, которое сложилось сегодня, чешские воины добились выдающегося успеха...

— Да, разумеется... Я говорю о человеческих чувствах... Жаль потерянных жизней, — продолжал, грустно оглядывая стол, Глотов. [517]

— Гм... понимаю, — замполит поднялся и, опустив на плечо лейтенанту руку, продолжал. — бы... русский, и поэтому встретили чехословаков, как гостей... Желание хозяина приветствовать иностранцев, родственных по крови, свойственно нашему народу... Не надо огорчаться. Врагу не удалось унизить наших чехословацких союзников. Я горжусь доблестью их духа!

За столом наступила тишина.

— ...когда нагрянули танки... — заговорил снова Глотов, — я прокладывал в тот момент линию в Артюховку... Орудия на южном берегу стреляли метко, особенно... батарея из тысяча двести сорок пятого ИПТАП... четыре танка задымили сразу... другие остановились и начали бить с места. Новая волна подкатила к хатам, потом броневики, автоматчики... заработали пулеметы чехов... Танки расстреливали пулеметные точки... чехословаки отбивались автоматами да гранатами. Несколько танков с огнеметами поджигали дома, потом окружили церковь, а позади в траншеях бой не затихал... Стрельба на окраинах Соколове не прекращалась и тогда, когда я сматывал кабель. Капитан Громов говорил мне, что связь с 1-й ротой была потеряна еще до того, когда полковник Свобода отдал приказание оставить Соколове. По-видимому, те, кто не знает об этом, продолжают удерживать свои позиции.

— Да, они сражались не на жизнь, а на смерть, — согласился политрук. — Воины полковника Свободы преодолели много препятствий на своем пути, пришли сюда, чтобы бороться вместе с нами за свободу порабощенной Чехословакии... Их поддерживает... — замполит умолк, привлеченный шагами за окном.

Раздался стук в дверь. На порог взошел старший сержант Ибадов.

— Товарищ старший лейтенант, разрешите доложить? К «Эвкалипту» прошли восемь танков или самоходок... на берегу началась стрельба... — доложил помкомвзвода.

Я вернулся на чердак. Полудугой охватив Мерефу, лес «Волчий», Соколове и холмы на юге, взлетали ракеты. Багровыми факелами светятся в темноте самоходка перед «Эвкалиптом», бронетранспортер и, отмечая путь массированной атаки, пять из одиннадцати подбитых на склоне танков и бронетранспортеров. Но где же те, что вызвали тревогу?

— ...сейчас только укрылись среди деревьев... вот... вот... пламя выхлопной трубы, — наблюдатель указал рукой в направлении, куда развернут объектив буссоли.

На фоне вечернего неба в отсветах горевшей самоходки [518] темнела роща. Порывы северо-западного ветра доносили глухое урчание двигателей.

Откуда явились эти восемь танков... или самоходок?

Наблюдатель ефрейтор Плюхин утверждает, что колонна, насчитывающая восемь единиц, пришла со стороны очагов свечения в районе оврага «Шрам». Ефрейтор Ранмов, дежуривший у стереотрубы, показывал, что танки пришли из леса «Волчий».

Противник подбрасывает подкрепления для подразделений, действовавших в направлении хутора Тимченков, за счет вторых эшелонов, или же он использовал резерв, который высвободился после захвата Соколове?

Этот вопрос для командира батареи в моем положении далеко не риторический. Желание установить истину привело меня на позиции. За полем боя помимо разведчиков следят также командиры дежурных орудий и наводчики. Я опрашивал их, когда прибежал телефонист.

— ...вызывает «Колода», срочно, — запыхавшись, доложил он.

Возле лестницы меня встретил хозяин двора, бормоча сожаления по поводу разрушений, причиненных сараю. Постройка, действительно, пострадала и не годилась для своей цели. Но... есть ли смысл на ночь глядя менять НП? Однако оставаться с голыми стропилами над головой связано с неудобством. Отсутствует маскировка. Пронизывающий ветер ;гулял у приборов. Разведчики пытались укрыться от стужи, натянули плащ-палатку, но брезент совсем не то, что слой соломы. Углы хлопают под ветром в темноте, дует со всех сторон...

Высунувшись из-под трофейного венгерского тулупа, дежурный телефонист подал мне трубку.

— Полковник Свобода выражает признательность за поддержку. Мы уходим. «Валет-четыре», для вас... отбой! — быстро говорил Громов. — Подавайте команды, я подожду. — И продолжал через минуту: — Старший лейтенант Баженов доставил приказание... что-то там произошло... наш полк срочно перебрасывается в Харьков{98}. Приготовьте карту... «Валет-четыре»! Ваш маршрут движения... Миргород, Мерефа, хутор Высокий, Филиппов, Липовая Роща, дальше западная окраина города, называется Холодная Гора, Богодуховское шоссе и дальше хутор Залютино, вы видите? [519]

Южнее пустырь, за ним в стороне от шоссе отдельный дом, — Громов продул микрофон, — для вас, «Валет-четыре», район открытых позиция на юг от Залютино... отдельный дом, следите по карте... там, где сблизились горизонтали, есть? Ваша задача... обеспечить прикрытие шоссе со стороны хуторов Минутка и Подворки. Готовность к открытию огня... ровно к часу девятого марта. После занятия позиций немедленно выслать разведку и выяснить положение на рубеже Подворки... Песочек. Инженерное оборудование на ваше усмотрение... Готовность маскировочных работ... к рассвету. По прибытии установите связь с другими подразделениями в районе Залютино и Залвмсин Яр, если их обнаружите. Остальные указания... на месте. Сейчас... сверяю время... двадцать один час двадцать семь минут. Движение начать через десять минут.

Заместитель командира полка нетерпеливо отжимал клапан телефонной трубки, слушая о дозорных, патрулировавших берег. У меня в кармане чехословацкий хронометр. Как быть? До Артюховки не менее пяти километров.

— Хронометр?.. Я уже попрощался с чехословаками, — с досадой проговорил Громов. — Что же делать? Подождите... Здесь рядом был промежуточный узел связи, может, удастся вызвать.

Прошло не менее пяти минут, прежде чем раздался сигнал зуммера.

— «Валет-четыре», полковник Свобода оставляет хронометр в нашем полку на память противотанкистам за участие в церемонии боевого крещения чехословацкого батальона, — объявил Громов несколько торжественно. — Вы когда выступите? Все, кажется... Связь прекращаю, — раздался щелчок, и шорох в трубке исчез.

На чердаке помимо двух телефонистов, ждавших, окончания разговора, и лейтенанта Глотова никого не осталось. Вернув трубку, я спрыгнул вниз на землю.

В темноте слышались нриглушенные голоса. Расчеты приводили орудия а походное положение. Скрипел катушкой сматывавший кабель телефонист. У ворот шла погрузка имущества взвода управления на машины.

В немецкой колонне

В 21 чае 40 минут 4-я батарея снялась со своих позиций в Миргороде. Меня, как и людей, сидевших по местам в автомобилях, занимала мысль о наших боевых друзьях на берегу речки Мжи. [520]

Фронтовики не строили себе иллюзий относительно обстановки в районе Харькова. Конечно, успех, достигнутый чехословацкими воинами в позиционном бою, не нуждался в комментариях. Но для ведения маневренной обороны, наряду со стойкостью духа, необходимы еще много других предпосылок. Были ли они в тот момент? В условиях отступления чехословацкий батальон, как и всякую иную пехотную часть, когда она имеет дело с танками, ожидают тяжелые испытания, и никто из нас не думал, что встреча у Соколове не последняя.

Общее положение продолжало обостряться. Противник, пользуясь численным превосходством и выгодами оперативного построения, теснил наши войска, настойчиво стремясь к своей цели. Харьковский участок фронта на какое-то время стал главным театром войны. Ожесточенные бои не затихали ни днем, ни ночью. Наши измотанные полки, батальоны и дивизионы отражали непрерывные атаки с фронта, с флангов и тыла, сражались в перевернутых боевых порядках, отрезанные от соседей, в разного рода окружениях и полуокружениях.

11 марта около пятнадцати часов танки противника ворвались по Белгородскому шоссе в Харьков. Оборонявшиеся там батальоны 17-й бригады НКВД начали поспешно отходить{99}, запрудили Сумскую и прилегающие к ней улицы. Несколько танков и два бронетранспортера противника выскочили на площадь Дзержинского и открыли огонь.

595-й ИПТАП РГК был спешно снят с позиции на Богодуховском шоссе по личному распоряжению командующего артиллерией Воронежского фронта генерал-лейтенанта артиллерии Баренцева, руководившего обороной, и направлен навстречу противнику{100}. Выдвинувшись к памятнику Шевченко, орудия 4-й батареи открыли огонь по Госпрому и близлежащим зданиям. После того, когда фашистские танки отошли, лейтенант Глотов выбил и автоматчиков{101}, 4-я батарея удерживала центр города, площадь Дзержинского до [521] полудня 15-го марта{102}. К тому времени Харьков был окружен со всех сторон.

Поставленный перед свершившимся фактом командир 595-го ИПТАП РГК майор Таран приказал оставить площадь Дзержинского и всем батареям сосредоточиться на юго-западной окраине города в районе пивзавода.

Восемнадцать часов тридцать минут. В служебном помещении, заставленном рядами стульев, собрались командиры батареи{103}. Капитан Громов подал команду для встречи. Командир полка выпрямился, отодвинул лежавшую перед ним карту, вышел из-за стола.

— Вольно... садитесь. Товарищи командиры и политработники... — начал майор Таран своим хрипловатым, необычно глухим голосом. — Фронтовая дисциплина не различает ни лиц, ни рангов... Всякого, кто поступает против интересов службы по слабости духа или неразумию, ждет суровое наказание... пятьсот девяносто пятый ИПТАП РГК во всех обстоятельствах неукоснительно повиновался законам фронтовой дисциплины. Ни одна батарея, ни одно орудие не покинуло поле боя без ведома старших... Так было все годы войны, так будет и впредь. Командующий артиллерией фронта приказал мне удерживать центральную часть Харькова и не отходить без его разрешения... Но, тщательно взвесив мотивы требований командующего, я пришел к выводу, что старший из командиров, а таковым со вчерашнего дня являюсь я, руководящий обороной Харькова, не имеет права не считаться с реальными факторами в данной конкретной обстановке... По состоянию на двадцать четыре часа пятнадцатого марта помимо пятьсот девяносто пятого ИПТАП РГК в городе никого не осталось... Штаб артиллерийской группы обороны района Харькова отошел за Северский Донец, и радиосвязь с ним со вчерашнего дня из-за помех прервана. Последняя дорога, по которой поддерживалось сообщение, перерезана. Противник занял рубеж поселок Южный... Рогань... — Излагая детали обстановки, командир полка отметил, что части противника, блокирующие город, по-видимому, в ближайшие часы уйдут со своих позиций, поскольку сопротивление прекратилось. Затем он охарактеризовал состояние подразделений полка и начал ставить задачи. Управлять полком в прежнем организационном составе майор Таран не находил возможным. Полк расчленяется и должен действовать побатарейно. Командирам батарей [522] предоставлялось право толковать обстановку и принимать решения, исходя из своего понимания воинского долга и присяги. Коснувшись дальнейших задач, командир полка сказал, что внешний фронт окружения отодвинулся, по его мнению, на восток, возможно даже к Северскому Донцу.

Командир полка вполне отдавал себе отчет в том, что говорил, и, глубоко потрясенный случившимся, тем не менее не утратил надежды. Всем, кому удастся выйти из вражеского кольца, он указал сборный пункт — город Купянск{104}.

— ...может быть, не увидимся... — продолжал майор Таран. — Я хочу воздать должное мужеству командиров и рядовых пятьсот девяносто пятого ИПТАП РГК... Благодарю вас за службу! Присущий вам дух является залогом того, что личный состав полка в этой чрезвычайной обстановке исполнит свой долг до конца.

Майор Таран умолк, ж в полупустом помещении наступила тяжелая гнетущая тишина. В узкие высокие окна падали лучи заходящего солнца. Командир полка хранил молчание, как будто страшился последствий принятого решения. Молчали и все присутствующие. Снаружи доносились выстрелы танковых орудий. Назойливо дребезжало оконное стекло.

Потом кто-то встал (кто именно — не помню) и обратился к командиру полка, спросив разрешения выйти. Стулья задвигались. Все, кто был в помещении, прощались друг с другом.

Я вышел из калитки. Напротив, под кирпичной стеной пивзавода, стояла в колонне моя батарея — два орудия{105} на крюке у ЗИСов, окрашенных в белый зимний цвет, и два автомобиля — оба трофейные, принадлежавшие взводу управления. Люди понуро сидели по местам, прислушиваясь к выстрелам, которые раздавались все ближе и ближе.

Лейтенант Глотов, нарушив запрет, обрадованно вышел навстречу. Кончились невыносимые десять минут бездействия. Сейчас колонна двинется дальше! [523]

Куда? Я не имел об этом ни малейшего представления, садясь в кабину. За домами громыхнул выстрел один, другой. Немецкие танки приближались со стороны центра города, где совсем недавно занимала ОП 4-я батарея.

Я не мог сосредоточиться и подать команду «Марш!». В юго-западном направлении, куда вела улица, батарею ждало то же, что и позади.

Оба мои орудия не пригодны к стрельбе. Жидкость из противооткатных устройств, продырявленных пулями, под бешеным давлением вытеснена при последних выстрелах в переулке Гиршмана. Ствол второго орудия не накатился и залег на полпути, поравнявшись дульным срезом с торцом люльки. Ручных гранат — ни противотанковых, ни противопехотных — в 4-й батарее не водилось: я не верил в это оружие и во избежание ЧП запретил получать гранаты со складов. В колонне — два ручных пулемета, карабины, автоматы. В баках автомобилей горючего — не более чем на 50 километров.

Водитель старший сержант Божок ерзал на сидении, поворачивая ключ зажигания. Красная лампа кнопки стартера в нижней части щитка приборов вспыхивала и гасла. Над нею за стеклом — шкалы, стрелки, надписи: вассер, оиль, ампер... 4-я батарея пойдет на юг, прямо по улице в сторону деревни Жихорь... Стрельбы там не слышно.

Пролетевшая с шумом и фырканьем болванка положила конец колебаниям. Я сошел на тротуар и передал по колонне решение, принятое командиром полка, назвал сборный пункт и порядок дальнейших действий для 4-й батареи, меры на случай встречи с противником.

Второй трофейный автомобиль занял место в хвосте, и колонна тронулась. Подмораживало.

Не знаю, что заставило меня вылезть в приоткрытую дверцу и оглянуться, но убежден, что это избавило 4-ю батарею и других от неприятностей, а может быть, и гибели. За автомобилем Глотова — он шел замыкающим — ползли полтора десятка тягачей и орудий.

Остановить... немедленно! Я вернулся в хвост колонны и сказал старшему лейтенанту Романову (1-я батарея шла вплотную за автомобилем Глотова), что требую соблюдать дистанцию, либо оставить колонну 4-й батареи: неровен час, выскочит танк, а тут — этакая орава...

Романов не стал спорить. Вышел из машины, спросил о моем намерении. Я избрал юго-западное направление в расчете на беспечность встречных немецких колонн и темноту. [524]

Удивленный Романов некоторое время шел молча за мной, потом попрощался и побрел назад к своим орудиям.

Над пустынными улицами опускались сумерки. Мой автомобиль свернул в переулок, потом в следующий. Новый поворот вывел меня на улицу, посреди которой на удалении прямого выстрела стояли немецкие танки со стволами, развернутыми навстречу. Люди из экипажей сновали вокруг.

Водитель вывернул руль. Автомобиль пересек улицу, миновал угол дома. Подошло одно, потом другое орудие и замыкающий автомобиль.

Первая встреча с противником на пути из окруженного города явилась для людей 4-й батареи как бы предупреждающей и закончилась без стрельбы.

Но здесь, на страницах, посвященных чехословацкому батальону, я не стану рассказывать о приключениях 4-й батареи в ночь после оставления Харькова. Напомню только обстоятельства, предшествовавшие эпизоду, который связан со встречей у Соколове и отражает характер отношений между советскими и чехословацкими воинами.

* * *

...Стрелки показывали два часа ночи. 4-я батарея оставила русло речки и тащится с потушенными фарами по полю, в объезд Безлюдовки. Моя колонна увеличилась за счет орудия 3-й батареи, которое я вынужден был принять, когда обнаружил его в хвосте перед деревней Жихорь.

Люди в кузовах укрылись трофейным имуществом — немецкими плащ-палатками, огромными венгерскими тулупами и одеялами. Орудийные щиты завешены белым тряпьем и вместе со стволами завернуты рваной трофейной маск-сетью. Хотелось придать 76-миллиметровым пушкам хоть какое-то сходство со 105-миллиметровыми немецкими гаубицами.

Вынуты магазины из автоматов. Приняты и другие меры, которые должны исключить всякую возможность произвольной очереди. Люди 4-й батареи достаточно опытны и умеют, в случае необходимости, быстро изготовить к стрельбе свое оружие.

Автомобили ползут по полю вдоль железнодорожной насыпи. Команда из трех человек — уже в который раз — возвращается с одним и тем же известием: насыпь для автомобилей недоступна.

И вот новое сообщение: железнодорожный переезд, на который я возлагал надежды, занимает противник. 4-я батарея, продолжая следовать в восточном направлении, [525] вышла на грейдер. Дорожное полотно подмерзло. Я намеревался продвинуться дальше и после поворота продолжить путь. Автомобиль поднялся на бугор. Внизу — огни... красные, целый ряд. Немецкая колонна! Съехать с дороги!? По сторонам — широкие заснеженные канавы... Повернуть обратно? Водитель притормозил.

— «Валет-сорок один»... Позади свет фар. За нами идут машины... Много, — передал по РБМ лейтенант Глотов из замыкающего автомобиля. — Как понял? Я «Валет-сорок три»... прием.

Водитель волновался и дергал руль, будто хотел замедлить то, что должно произойти. Красные огни впереди вдруг закачались, стали перемещаться. Вспыхнули фары, осветив орудия, тягачи, машины. Немецкая колонна пришла в движение, и 4-я батарея оказалась посредине между дивизионом 105-миллиметровых гаубиц и двумя десятками машин, которые заливали светом бугор позади.

На всех немецких тягачах горели габаритные огни. Время от времени они включали фары, освещая обочины, орудия, машины, окрашенные в белый цвет. В кузове с открытой полостью тента из-под одеял торчали солдатские головы в шапках.

— Товарищ старший лейтенант, немцы тоже ездят на трофеях, — полушепотом произнес сидевший позади ефрейтор Костыренко. — Глядите... перед стопятимиллиметровкой наши ЗИСы...

В хвосте 105-миллиметровое орудие шло без чехла, с оголенным дульным тормозом. Дежурное. Перед ним — две машины без тентов. Костыренко не ошибся. Кабина с прямыми углами, заднее стекло и длинный кузов выдавали нашу марку.

Приоткрыв дверцу, я оглядел шедшие следом мои орудия. Их освещали фары немецких машин, спускавшихся по грейдеру в лощину.

Никто не верил в спасительную силу маскировки. Катастрофа могла разразиться внезапно, при первой же остановке немецкой колонны. 4-й батарее грозила неминуемая гибель.

Как избавиться от наших враждебных попутчиков? Оставить место в чужой колонне, однако, оказалось намного труднее, чем занять его. Как только мой автомобиль сбавлял скорость, разрыв впереди увеличивался, и свет немецких фар в хвосте колонны делался опасно ярким.

4-я батарея миновала один перекресток, потом — еще один. Колонна немецких гаубиц замигала огнями и начала [526] сбавлять ход. Вдоль обочин стояли толстые приземистые ветлы, за ними — черная пустота. Справа — неглубокий кювет, в ряду ветел — разрыв. Шедшее впереди 105-миллиметровое орудие приостановилось, рядом с тягачом появился немец, сверкнул луч фонарика, и орудие двинулось, освободив съезд.

Старший сержант Божок резко переложил руль, задние колеса заскользили. Мой автомобиль, едва не коснувшись 105-миллиметрового орудия, описал поворот и стал удаляться в темноту.

Немецкому командиру полагалось остановиться и подождать, пока пройдет мимо вверенное ему подразделение. Но возбужденный водитель только после третьего напоминания нашел в себе силы нажать тормоз. Я следил в приоткрытую дверцу за движением. Автомобиль Глотова сделал поворот и проследовал мимо, освещенный фарами немецких машин, заполнявших промежуток, оставленный 4-й батареей. Я захлопнул дверцу. Меня более не интересовала немецкая колонна. Прибавив скорость, мой автомобиль вышел вперед. В наушниках послышался шорох, потом — голос лейтенанта Глотова:

— «Валет-сорок четыре»! Что делать? Хочу выразить признательность. У нас не имеется с немцами общих сигналов. Это будет мучить мою воинскую совесть... Я «Валет-сорок три», прием...

Микрофонно-телефонная гарнитура висела у меня снаружи под воротником полушубка на шее. Телефоны глушили на близком расстоянии, я их отворачивал. Услышав, о чем речь, Костыренко недовольно пробормотал:

— И всегда он, лейтенант Глотов, со своими шутками... дойдет и до рукопожатий, когда не переправимся к утру через Донец... плутаем в этой проклятой темноте...

Мой ординарец подсвечивал карту, и по тому, как я обращался с ней, понял, что дело принимает скверный оборот. Я не мог сориентироваться и знал только то, что нахожусь севернее железнодорожной линии. Но этих сведений совершенно недостаточно для подразделения, ускользнувшего из-под вражеского конвоя, которому нужно во что бы то ни стало пересечь железную дорогу и двигаться еще неведомо сколько по территории, занятой немецкими войсками.

Наблюдая за звездами, я определил направление на восток. Движение продолжалось. 4-я батарея вскоре вышла на проселочную дорогу, которая привела к железнодорожному переезду. [527]

Мерцавший в будке стрелочника огонек заставил остановиться. Но я пребывал в неведении не более пяти минут. Посланный к будке Костыренко нашел там своих. Пехотинцы, летчики, артиллеристы у раскаленной печки сушили валенки. По их словам, в селах — названий никто не знал — немцы. Только летчики отвечали определенно — Роганьский аэродром немецкие танкисты захватили вчера утром. Весть о прибытии колонны вызвала в будке радость и замешательство... Люди бросились к автомобилям. Но чем могла помочь ям 4-я батарея?

Кузова перегружены. Младший лейтенант Серебряков вчера на выезд из Харькова принял шесть раненых. В поле за Березовкой подобрали еще четырех...

С размещением удалось покончить. Двенадцать человек заняли места на орудийных лафетах. Но у 4-й батареи были заботы важней этой. Я не мог определить свое местонахождение и после раздумья решил не оставлять дорогу и двигаться дальше на юг.

Прошло еще четверть часа мучительной езды наугад. Водитель испуганно крякнул и затормозил. На обочине маячил силуэт машины. Колонна остановилась.

— ...наша зенитка и два «студебеккера», — сообщил Костыренко. — Никого нет... брошены.

37-миллиметровая зенитная пушка и тягач — «студебеккер» перегородили дорогу. Рядом еще машина. Вокруг разбросаны ящики со снарядами, имущество. В металлическом кузове «студебеккера» — след попадания болванки. В баках — горючее!

Пока водители перекачивали горючее из баков «студебеккера» в тягачи, лейтенант Глотов, уехавший вперед, передал радиограмму:

— «Валет-сорок четыре». Нахожусь на окраине населенного пункта. Жители говорят: немцы прошли вчера. Положение на другом конце села неизвестно... Я «Валет-сорок три», прием!

Автомобиль увеличивал скорость. Я знаю, куда ехать. Деревня называется Терновая. Человек, с которым беседовал Глотов, показал, что вчера, пополудни, на дороге со стороны Безлюдовки началась стрельба. В село вошли немецкие танки и машины, пятнадцать или двадцать. Часть их повернула к мосту через речку Уда, а часть ушла на восток.

Терновая... вот на карте. До Чугуева осталось километров двадцать. Но кто занимает это пространство? Нужно спешить. Чем раньше 4-я батарея придет на берег Северского [528] Донца, тем больше шансов переправиться. А если противник уже вышел к Северскому Донцу? Зенитчиков, несомненно, настигли танки...

Люди подправляют одетые для маскировки трофейные палатки, готовились встретить наступление дня. Я садился в кабину.

— ...вчера, когда стемнело, — продолжал словоохотливый житель, — баба услышала голос... за воротами... на чужом языке. Я позвал соседа... чтобы помочь человеку, а он лопочет что-то, грозит оружием... не подходи, мол... напугал до смерти...

— На чужом языке... значит, немец? — спросил Глотов.

— ...кто его знает... В темноте не разглядеть... может, немец... или, как их называют, мадьяр...

— Любопытно, где же он... ушел?

— Куда ему идти... там и лежит... должно, помер уже... упокой господь его душу.

Посланный для осмотра старший сержант Ибадов вернулся и подтвердил сообщение жителя. Неизвестный в канаве был мертв.

— ...шинель вмерзла, не отдерешь... Ломик нужен, — закончил Ибадов.

Даже появление противника не заставило бы колонну двинуться с места, пока не установлена личность мертвеца. Кто он? Какой части? За документами -умершего вместе с Ибадовым отправились Глотов и Плюхин.

Окоченевшие люди ждали, сидя в кузовах. Сколько будет еще длиться канитель с мертвецом? Ефрейтор Костыренко убежал и тут же вернулся вместе с лейтенантом Глотовым.

— Товарищ старший лейтенант, жив он! — сообщил командир взвода управления. — Начали обрубывать лед... зашевелился. Где наш санинструктор?..

Вмешательство санинструктора Луковникова нисколько не ускорило дело. Немец — без всяких чувств, при последнем издыхании. Луковников не обнаружил ранений на его теле. По-видимому, замерз.

Но переговорить с ним есть возможность? Я готов был отправить санинструктора обратно, когда снова явился. Глотов. Немца освободили наполовину от ледяных пут, но ни одной бумажки при нем не нашли.

Что же, сам он уничтожил свое удостоверение личности или его унесли другие? Если так, то кто именно? Может быть, документы валяются поблизости в кювете? [529]

— ...шарили вокруг, и никаких следов, — заявил лейтенант, — давайте заберем... Черт его знает, вдруг прикинулся... свидетель ведь... оставлять нельзя...

Устроить «свидетеля» оказалось не так-то просто. Мест в кузовах не было.

— Что с фашистом возиться... отправить и все... — предложил кто-то возле второго орудия, когда я в поисках мест осматривал кузов.

Снова голос лейтенанта Глотова.

— Товарищ старший лейтенант, это... чех. Плюхин нашел в кювете автомат, шапку... кокарда квадратная. Я не распознал шинель в темноте... а похожа... без петлиц, как у немцев, — Глотов повернулся и, мигнув фонариком, задержал луч. Разведчики опустили на землю завернутое в плащ-палатку тело.

Чех? Как он очутился здесь, один, в деревне, где прошли немецкие танки?

Был снова призван житель. Уяснив, что и повторный вызов не угрожает его жизни, крестьянин оглядел безучастно лежащего в свете фонарика человека и начал припоминать:

— ...вчера отступали... много... на машинах... наши солдаты шли. В полдень в лесу и за речкой стали стрелять... Что-то загорелось на дороге. Село захватили фашисты с танками. Перед вечером уехали...

Танки ушли, а после кто был в деревне? Пехота? Машины с орудиями? Какие?

— ...когда стемнело, слышал, шли... может, наши, может, фашисты... не скажу... не ручаюсь...

— В каком направлении? Много?

— В сторону Донца... сколько?.. Не знаю. Боязно, в лесу стреляли... То там, то там... небо освещают...

В стороне вспыхнула ракета. Мой собеседник вздрогнул, опустился на корточки.

Он знает одежду у немцев? А людей в шинелях коричневого цвета видел? Вот такого покроя, как эта?

— Нет, не припомню... Такие в Терновую вроде не приходили... — ответил житель и отошел.

Повторное обследование подтвердило уже имеющиеся данные. Это — чех. В кармане обнаружен жетон с номерным знаком. Санинструктор заявил, что пока чех жив, но не известно, сколько еще протянет. Он в бессознательном состоянии, и пытаться говорить с ним бесполезно.

Известие о том, что человек, подобранный в кювете, — воин полковника Свободы, быстро распространилось по колонне. [530]

Нашлось для чеха и место, и теплый тулуп с солдатского плеча. Его догрузили в кузов тягача 2-го орудия. Принесли флягу. Санинструктор пытался оживить беднягу трофейным ромом, но не сумел разжать стиснутых челюстей.

Лейтенант Глотов, фонариком подсвечивавший Луковникову, спрыгнул на землю и объявил во всеуслышание:

— Раз уж он не отдал богу душу тут…в этой ледяной канаве... значит, ждал нас... людей, которые спасут... я лучше знаю чехов, чем Луковников. Выживет, готов держать пари. Товарищ старший лейтенант, мы можем ехать. Разрешите подать команду «По местам»?

4-я батарея миловала крайние жаты и после двинулась в объезд деревни вниз к речке Уда.

Излишне соблюдать осторожность, когда до рассвета осталось не более двух часов. Автомобиль спускался с бугра. Боковые целлулоидные стекла «хорьха» сняты. Это необходимая мера — включать свет рискованно. Мы — слева водитель, справа я — ведем наблюдение. Морозный ветер обжигает лицо, забирается под мех полушубка. Слезятся глаза. Но все это пустяки. Я знаю, где нахожусь, и обретенное вновь ощущение почвы под ногами позволяло в какой-то мере ориентироваться, когда вокруг темнота и мрак. 4-й батарее остался единственный шанс выйти к переправе, и я не хотел потерять его.

Гудят двигатели. Я следил за картой. Избранная для объезда Тернового — села протяженностью в добрых пять километров — луговая дорога схвачена непрочным мартовским льдом. Застрянешь — и не выбраться. Досадно, но делать нечего — топографические карты не содержат сведений по состоянию путей сообщения, вызванном погодными условиями.

Мой автомобиль шел поверку. ЗИСовскне колеса — тяжелее. Тягачи ползут по ступицы в воде, с шумом и треском ломая лед.

Слева, там, где лежит деревня, взвилась ракета. На мгновение стал виден луг — плоская равнина, по краю образовался, заполненный водой и льдами, канал — я полукилометровый отрезок впереди, отделяющий колонну «т зарослей, у подножия холмов.

Головной автомобиль с ходу проскочил барьер, возникший вследствие колебания уровня талых вод. Но для ЗИСов с орудиями нагромождение лада явилось серьезным препятствием. Орудию из 3-й батареи удалось преодолеть барьер только с помощью людей, собранных со всех машин. [531]

Растительность, напоминавшая в свете ракет кустарник, в действительности представляла собой участок леса на склонах бугров по северному берегу реки Уды. Едва заметная дорога петляла среди деревьев. Автомобиль прокладывает колею в рыхлом снегу на просеке, где с прошлого года не ходили, кажется, не только повозки, но и люди.

В лесу — темень. Скользкий наст ломался. Ноги грузнут в снегу. За мной бежит Костыренко, следом еще двое перед радиатором «хоръха» в роли поводырей.

Слева взлетела ракета. Черные косые тени прыгают по снегу, ложатся поперек карты. Костыренко подсвечивает лист фонариком. Уже нет никаких примет дороги.

Положившись на карту, я повернул в поле, и колонна двинулась по снежной целине. Стоп! Железнодорожное полотно. Снова — «Два… три… взяли!» Тягачи один за другим перевалили через насыпь. И вот под колесами грейдер — он не выходил из моей головы ни на мгновение с момента прибытия в Терновое. И не только моей.

Людям в колонне запрещено вступать между собой в разговоры. Запрет необходим для поддержания воинского порядка в условиях обстановки, требовавшей особой осторожности. Но чувства, волновавшие солдатские души, выше рассудка. Как только автомобиль, переехал кювет, все, кто сидел за моей спиной, облегченно, вздохнули.

До Чугуевского моста осталось километров семнадцать. И еще одно дефиле — опасная узость в виде населенного пункта.

Близился рассвет. Первые признаки улучшения видимости я заметил на грейдере. Шуршание колес, тревожившее водителя, вызвано состоянием колеи. Обледенелое полотно было испещрено траками. Многие гусеницы прокатились здесь после захода солнца, может быть, вечером или ночью, потому что дорожное крошево, густо припудрено порошей. Где же танки, отутюжившие зимний ухабистый грейдер?

Представление об этом можно было получить, если обратиться к карте. Я читал все, что нанесено в квадратах, лежавших на пути 4-й батареи, и в воображении рисовался местный ландшафт, высоты и склоны, овраги и ручейки, дорога и населенный пункт.

Танки... либо они ушли к чугуевскому мосту, либо ожидают, остановившись в деревне, поддержку, может быть, ту самую колонну, в составе которой 4-я батарея двигалась в течение семнадцати минут.

— ...там село, — проговорил Костыренко и запнулся, — ... по нашей дороге вроде танки проехали. [532]

За снежным гребнем возвышались крыши хат деревни Покровка. Что же предпринять? Обращаться к жителям? Только время потеряю... И скажет житель лишь то, что мне уже известно... Совсем светло! Обойти Покровку? Справа железная дорога. На другой стороне села заснеженные бугры с крутыми склонами. В лощинах рыхлый снег, под низом вода. Тягачи увязнут, как за Безлюдовкой... Прямо!

В тот ранний час жители Покровки спали. На улице все заиндевело — заборы, деревья, соломенные крыши, даже стены хат. И нигде — ни одного человека!

С треском ломался лед в придорожных лужах. На повороте мой автомобиль заскользил. А когда водитель выровнял руль, я увидел танки. Целая колонна. Стоят впритык один к другому, забрызганные до самых башен желтоватой замерзшей грязью.

Три танкиста в коричневых тулупах глядели, вытаращив глаза. Автомобиль брызнул льдом и пронесся мимо. Черные кресты на башнях мелькали в двух шагах раз за разом, сливаясь в одной полосе с обожженными длинными орудийными стволами.

Улица поднималась в гору. Оглянувшись, я пришел в ужас. Вместо тягача позади катилось непроницаемое серое облако. Темный бесформенный предмет отскочил, кувыркаясь, к танку. В клубах пара явился и пропал белый борт, полуопрокинутое на колесо орудие. В наушниках послышался голос:

— «Валет-сорок четыре»! У них тревога. Сейчас откроют огонь... Если можно, увеличьте скорость! Я замыкаю. Разрешите дать очередь? Я «Валет-сорок три», прием!

Закончив передачу ответа, я снова выглянул в дверцу. ЗИСы на подъеме теряли скорость. Из хат бегут экипажи. Немец карабкался по броне к люку. Над двумя или тремя танками задымили выхлопные трубы. Сверкнуло пламя. Раз, другой. Болванка ударила в мерзлый грунт обочины и улетела в сторону.

За первыми выстрелами последовали другие. Но я уже не видел — ни вспышек, ни танков. Мой автомобиль мчался под уклон. За ним без всякой дистанции — тягач, другой носился выброшенный из колеи вместе с орудием по всей ширине улицы.

— «Валет-сорок четыре»! Ушли, вроде, все. Я на гребне. Два танка выдвинулись... Вдруг подымутся на гребень и начнут щелкать. Жалко, на станинах никто не усидел... Я «Валет-сорок три», прием! [533]

Промелькнуло окно крайней хаты. Дальше дорога открыта. Только справа на карте обозначена лощина. Может быть, я успею проскочить и укроюсь, но остальные!!! 600 шагов заснеженного поля...

Взглянув на меня, старший сержант Божок переложил руль. Автомобиль перескочил кювет, струя колючей крупы ударила в лицо. В снежном вихре позади не разглядеть ни тягачей, ни орудий.

По бугру полз танк. Взметнулся факел выстрела. Танк послал одну болванку, другую, третью, потом ударил осколочными. Снаряды легли за лощиной, рассеяв конусом осколки.

Автомобиль Глотова — я считал его пропащим — в снежном вихре вынырнул вдруг и, сделав немыслимый разворот, затормозил перед орудийным стволом. 4-я батарея достигла склона, не наблюдаемого в танковый перископ.

— «Валет-сорок четыре»... у тягача струится пар... ЗИС второго орудия просел на левый борт... у меня горючего на десять километров. Я «Валет-сорок три», прием!

Эту радиограмму я принял, когда уже был на другой стороне ручья Студенок. Под колесами стелется дорога. Два-три заброшенных домика с зияющими провалами окон торчат за обочиной. Покровский холм остался позади. Остался позади и провал — незамерзающая в морозы предательская колдобина на склоне, едва не затянувшая первый тягач вместе с орудием в глубины земли.

* * *

В утренней дымке показались строения Чугуева. Справа — длинный крутой овраг. Ниже, вдоль дороги, в самом конце спуска — хаты, над трубами вьются дымки. Было восемь часов.

Из зарослей, которые покрывали пространство за обочиной, выбежал солдат, вскинул руку, требуя сбавить ход. К нему присоединился еще один. Пришел лейтенант. Колонна остановилась. Наконец-то я мог позволить людям сойти с мест, снять декорации: камуфлированные палатки и всякий трофейный хлам, выставленный для отвода немецких глаз.

Лейтенант из наблюдательного пункта, расположенного в зарослях, рассказал о положении в районе Чугуева. Двухорудийная батарея пушечного артиллерийского полка, к которой он принадлежал, выдвинута на противотанковые позиции и прикрывала дорогу со стороны Покровки.

Пока продолжался обмен сведениями, лейтенант Глотов, [534] младший лейтенант Серебряков, замполит 3-й батареи политрук Дмитриев успели произвести осмотр своих машин. Неисправность одного из тягачей устранить не удалось, но двигатель еще мог работать.

— ...здесь был представитель штаба артиллерии Воронежского фронта, только уехал... — сообщил лейтенант, — Осматривал наши позиции, приказал направлять к нему всех, кто едет со стороны Харькова...

Лейтенант усадил ко мне в автомобиль проводника, и колонна тронулась. Из-за угла хаты угрожающе глядел ствол 152-миллиметровой пушки-гаубицы. Другое орудие развернуто на противоположной стороне улицы. Рядом — штабеля ящиков со снарядами. У массивных станин притопывали озябшие дежурные номера орудийных расчетов.

Развитие событий, однако, опередило движение моей колонны. Со двора дома, куда указал проводник, вырулил небольшой автомобиль под тентом — «виллис». На командирском сиденье я узнал Прокофьева, моего прежнего командира и сослуживца по 2-й и 5-й батареям 595-го ИПТАП РГК. На радостях мы обнялись. Я доложил о состоянии 4-й батареи, о том, что произошло вчера и сегодня по пути к Чугуеву.

— ...говорите, у вас, кроме этих, есть еще два орудия? — спросил Прокофьев.

Да, те, что повреждены на площади Дзержинского… С ведома командира полка я отправил их сюда в Чугуев.

— Вы уверены... орудия прибыли?

Думаю, да... Дорога до вчерашнего дня была открыта.

— Местонахождение их установлено?

Это нетрудно сделать. Стоит послать человека в условленное место. Наш обычай свят.

— О, не так уж плохо. Пять орудий... Теперь у нас есть основания причислить пятьсот девяносто пятый ИПТАП РГК к списку частей, которые вырвались из окружения, — повеселевший Прокофьев сообщил, что для прикрытия моста через Северский Донец развернуты два артиллерийских полка.

В моей колонне около десяти раненых... Как поступить с ними?

— ...тыловые учреждения на восточном берегу, — продолжал майор Прокофьев. — Я задержу вас недолго... Пойдете на Купянск, передадите по пути раненых. Можете сослаться на меня. Да... принесли первую весть из Харькова, — Прокофьев улыбнулся. На его плечах — новые командирские погоны, только введенные в обиход. Прокофьев [535] был третьим лицом, кого я видел в обнове. — Новые символы службы? Да... нам вернули погоны. Верховный Главнокомандующий определил срок: в течение двух месяцев заменить войскам на фронте знаки различия.

Майор Прокофьев оглядел зорким взглядом мою батарею и принял деловой вид. Он, старший сотрудник оперативного отдела штаба артиллерии Воронежского фронта, сопровождает командующего артиллерией и по его поручению занят в данный момент выяснением участи, которая постигла 595-й ИПТАП РГК.

— ...с четырнадцатого марта командующий артиллерией фронта не получал никаких сведений... считал, полк погиб в окруженном Харькове и очень сожалеет об этом. Ваша батарея пришла... где остальные? — спросил Прокофьев.

Майор Таран решил расчленить полк. 4-я батарея шла своим путем. Что сталось с другими, я не могу сказать.

— Вот что... вы лично доложите командующему. Я представлю вас. Но имейте в виду, генерал-лейтенант артиллерии Баренцев недоволен... Майор Таран израсходовал ресурсы полка до уровня, по мнению штаба артиллерии, совершенно недопустимого для командира ИПТАПовской части. Когда командующий потребовал сменить боевые порядки, Таран ответил, что в баках пусто... Вы знаете об этом?

Да, разумеется. Горючее было израсходовано. Полк маневрировал, беспрерывно менял позиции...

— Этого требовали интересы боя, — ответил Прокофьев, — и обычные правила применения противотанковых частей резерва Главного Командования.

Да, правила... я не собирался возражать. Но штаб артиллерии, выдвигая обвинения против командира полка, не должен заблуждаться... 595-й ИПТАП РГК курсировал туда и сюда не по желанию майора Тарана... Полк выполнял задачи, которые ставились командующим противотанковой группой обороны Харькова.

— И что же? — возразил Прокофьев. — Полк входил в состав группы...

В течение месяца мы испытывали перебои в обеспечении горючим, боеприпасами... Майор Таран, насколько я знаю, доносил... Но обстановка всякий раз заставляла командующего группой, и может быть вполне резонно, пренебрегать тем, что называется, насущными нуждами... В 4-ю батарею, к примеру, горючее было подано в ночь с 14-го на 15-е марта... воентехник Кандалаки нашел случайно десяток бочек в окруженном городе... [536]

— ...мелочи... ответственность за состояние полка лежит на совести командира... Незыблемые законы войны требуют равномерного расхода боевых ресурсов... При нарушении пропорции командир полка обязан принимать решительные меры к восстановлению баланса... — объективность старшего командира не позволяла Прокофьеву принять во внимание аргументы, которые мне представлялись вполне убедительными, — ...баки и все прочее в компетенции командира полка... если он не в состоянии поддерживать боеспособность, то должен обращаться к старшим начальникам, всегда, во всяком случае и когда угодно... но только не в тот момент, когда подана команда «По местам!»...

«Моменты» следовали один за другим. Много дней подряд. В приказаниях, которые получал, к примеру, я, неизменно фигурировали выражения: «срочно», «во что бы то ни стало», «до последнего снаряда»...

— Манера штаба полка формулировать свои распоряжения и реальность... не всегда одно и то же... в Харькове критическая ситуация сложилась пятнадцатого марта, когда немцы прорвались со стороны Белгорода... генерал-лейтенант артиллерии Баренцев решил снять 595-й ИПТАП, известный всем своей доблестью, с Богодуховского шоссе и выдвинуть на северную окраину... С Холодной Горы пять километров вы катили орудия на руках... полк запоздал на целый час... скомпрометировал артиллерию в глазах 17-й бригады НКВД... Возмутительно! Не имея обещанной артиллерийской поддержки, части НКВД, преследуемые танками, начали отходить, факт, предопределивший на тот день судьбу Харькова...

Майора Тарана ждет наказание? Он, Прокофьев, знает об этом?

— Командующий зол... готов был передать дело в трибунал, но старик отходчив... ехали в Чугуев... вспоминал полк, смягчился: дескать, Таран, молодой командир, не имеет должного опыта, а в той обстановке теряли голову и люди покрепче его...

Что все-таки ждет майора Тарана?

— ...дело, думаю, кончится дисциплинарным взысканием... если, конечно, этот Таран не затеряется в лабиринте харьковских улиц и неведомых загородных троп... и если не будет раньше наказан немцами... они, знаете ли, неуступчивы... — Прокофьев взглянул на часы, командующий прилег отдохнуть... подымется минут через тридцать, — майор развернул свою карту. — Сколько вы сейчас готовы выставить орудий на позиции? [537]

В моей колонне огонь могло вести только одно орудие... 3-й батареи... Но расчет не имеет командира.

— А ваши орудия, которые здесь, в Чугуеве?

Одно непригодно, в другом повреждены прицельные приспособления... Но, если нужно, я пошлю за старшим лейтенантом Никитиным и прикажу укомплектовать людьми орудие третьей батареи.

— Нет, не стоит, — ответил Прокофьев. — Подойдет ИПТАПовский полк. Есть еще два дивизиона «катюш»... С десяти часов начинается пристрелка... Так вы говорите, в Покровке два десятка танков?

Да, тридцать восемь минут назад они были там... Один увязался... послал с бугра вдогонку десяток снарядов. Какая обстановка на берегу реки?

— Чугуев эвакуируется. Передний край... по Северскому Донцу... К двадцати двум часам отход должен быть закончен.

Мост цел?

— ...да, взрыв назначен на завтра... если не разбомбят «юнкерсы», — Прокофьев вынул портсигар. Закурили. — Возле третьего тягача, кажется, знакомый. Уж не Дмитриев ли? Как он попал к вам?

Замполит 3-й батареи со своим орудием напугал ночью моего замыкающего... Да и сам едва не погиб. Тащится на расстоянии — ни туда, ни сюда. Лейтенант Глотов вообразил, будто немец следит... Так-то Дмитриев и был включен в состав четвертой батареи.

— Посылайте за вашими орудиями. Я должен убедиться, что они в Чугуеве. Пусть Дмитриев подойдет сюда... отправляйтесь, я подожду.

Когда я вернулся к «виллису», Прокофьев разговаривал с политруком Дмитриевым.

— ...так, значит, вы расстались с полком вчера, в девятнадцать часов возле пивзавода, — спрашивал Прокофьев. — До свидания... — он пожал руку Дмитриеву и обратился ко мне: — Садитесь, поедем. То-то обрадуется Седая Голова{106}.

«Виллис» начал разворачиваться. На тротуаре я заметил старшину медицинской службы Луковникова. Санинструктор имел вид человека, явно намеренного сделать срочное сообщение. Прокофьев узнал Луковникова и потребовал остановить автомобиль. [538]

— ...чех пришел в себя, — сообщил старшина, — а после, когда отведал малую толику рома, заговорил... припомнил свою фамилию. — На старом лице санинструктора появилась улыбка: — ...я записал, — и он протянул мне клочок бумаги с надписью — Барат.

* * *

На этом я хочу закончить рассказ о встрече с 1-м отдельным чехословацким батальоном. В масштабе событий того дня бой за Соколова не выходил из ряда обыденного, но в историческом плане появление на советско-германском фронте чехословацкой воинской части знаменовало собой начало нового этапа в отношениях двух славянских стран. Дух чехословацких воинов питала любовь к родине, порабощенной нацистами, и сделалась зародышем истинно воинской дружбы, в последующих боях обретшей силу нерасторжимого братства, узы которого связывают и поныне армии стран Варшавского Договора.

Именно эти чувства удерживали ночью на окраине деревни Терновая лейтенанта Глотова и санинструктора Луковникова — двух военнослужащих, которым обязан чехословацкий воин Барат своим спасением, и заставляли медлить в то время, когда для 4-й батареи была дорога каждая минута и когда никто не знал, что ждет его за следующим поворотом. Впрочем, те, кто поддерживал чехословаков у Соколове, не могли бы поступить иначе.

Подвиг воинов полковника Свободы вписал славную страницу в героическую летопись Великой Отечественной войны. Соколове... Это не только населенный пункт, ко и символ ратного подвига чехословацких воинов. Этот подвиг — в памяти и сердце народов-братьев,

В многотомном советском издании «История второй мировой войны 1939–1945» говорится о тех днях:

«...В составе 25-й гвардейской стрелковой дивизии доблестно сражался 1-й отдельный чехословацкий батальон под командованием полковника Л. Свободы. Особенно ожесточенные бои 8 марта развернулись за поселок Соколов», который обороняла 1-я рота. Против нее противник бросил до 60 танков и мотопехоту. В ходе наступления врагу удалось обойти Соколове, но его защитники продолжали вести бой в окружении. Вечером командир батальона в боевом донесении докладывал командиру 25-й гвардейской стрелковой дивизии: «Бой продолжался в окружении, в церкви и в окопах возле нее. В результате боя враг занял Соколове. Реку Мжу не перешел. Подбито и сожжено 19 танков, 4–6 транспортеров [539] с автоматчиками. Враг потерял убитыми около 300 человек.

В тяжелом неравном бою с гитлеровцами многие защитники Соколове пали смертью храбрых или были ранены. Б числе погибших был и командир роты надпоручик О. Ярош, которому 17 апреля 1943 г. посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Это был первый иностранец, удостоенный столь высокого звания. 84 солдата и офицера чехословацкого батальона за образцовое выполнение воинского долга награждены орденами и медалями СССР. В боях под Соколове кровью скреплена дружба народов Чехословакии с народами Советского Союза»{107}.

Вернусь, однако, к Барату. Он плохо помнил то, что происходило после отступления с рубежа речки Мши. Занемог Барат еще раньше. По пути к Северскому Донцу 13-го или 14-го марта чехословацкие подразделения недалеко от села Мохнач обнаружили немецкую танковую колонну, поспешно начали отходить в лес. Барата, раненых и женщину фельдшера, на попечении которых они находились, усадили в повозку. Вскоре лошадь пала. Как попал Барат в деревню Терновую, куда девались раненые, он не припоминал,

На Барата произвели сильное впечатление обстоятельства его возвращения к жизни. Пришлись ему но нраву лица и воинский порядок, принятый у противотанкистов. После выздоровления Барат изъявил желание нестн службу в 4-й батарее и был назначен 7-м номером 2-го орудия. Среднего роста и не отличаясь чрезмерной крепостью телесной, чехословацкий воин проявлял смелость, сноровку и выносливость — качества, которые высоко ценила новая для него среда.

В Купянске подразделения 595-го ИПТАП РГК имели всего несколько дней для приведения себя в порядок. 23-го марта 595-й ИПТАП РГК, частично пополненный, выступил на фронт.

Маневренный период войны закончился, и стороны на обоих берегах Северского Донца перешли к позиционной обороне. 595-й ИПТАП РГК использовался для поддержки частей 48-й гв. СД, малочисленной, ослабленной в предшествующих боях, части которой оборонялись на двадцатикилометровом участке от хутора Троицкий на севере до городка Печенеги на юге.

4-я батарея действовала повзводно. 1-й огневой взвод с [540] открытых позиций на западной окраине села Мартовая прикрывал около двух километров переднего края в промежутке между опорными пунктами, не занятыми пехотой по восточному берегу. 2-й огневой взвод занимал закрытые позиции в селе Артемовка и обеспечивал поддержку 1-го огневого взвода.

В начале апреля немцы начали отводить с переднего края танковые соединения, на смену им пришла 113-я пехотная дивизия{108}. Угроза форсирования реки ослабла. Производилась перегруппировка наших частей и подразделений.

4-я батарея была отведена на закрытые огневые позиции южнее села Артемовка для поддержки пехоты в секторе Печенеги. Огневики и люди взвода управления обслуживали ежедневные стрельбы.

В полосе обороны 113-й стрелковой дивизии немцы не имели дальнобойной артиллерии. Две батареи, 5-я и 4-я, беспрепятственно вели огонь с закрытых позиций, оставаясь недосягаемыми для немецкой дивизионной артиллерии. С мартовских дней в воздухе не показывались и «юнкерсы».

И вдруг — три девятки пикирующих бомбардировщиков. Телефонист передал на огневые позиции сигнал воздушной тревоги. Самолеты пересекли Северский Донец, пролетели над НП, в районе Артемовки разделились на две партии. Восемнадцать «юнкерсов» сохранили прежний курс, девять — повернули на юг.

Минут за двадцать до появления самолетов старший лейтенант Никитин спросил разрешения помыть людей. Для этой цели на позициях использовался блиндаж, под крышей согрели в бочках воду, политрук Кокорин решил побриться.

Весь персонал НП наблюдал за маневром бомбардировщиков. Они развернулись над Артемовкой, прошли дальше и начали пикировать.

Этот налет дорого стоил 4-й батарее. Она потеряла два орудия и тринадцать человек. Был тяжело ранен Александр Григорьевич Кокорин.

При отражении удара «юнкерсов» вместе с другими отличился рядовой Барат. Был представлен к награде. 15 апреля, за два дня до моего отъезда в госпиталь, его служба в 4-й батарее закончилась. Рядовой Барат со знаком артиллериста-противотанкиста на рукаве отбыл в распоряжение чехословацкого командования, оставив у всех нас добрую память. [541]