Глава четырнадцатая

В Ставке Верховного Главнокомандования 22 и 23 мая 1944 года состоялось совещание, в котором принимали участие И. В. Сталин, командующие и члены Военных советов 1, 2, 3-го Белорусских и 1-го Прибалтийского фронтов, руководящие работники Генерального штаба и Наркомата обороны. Для участия в работе совещания в числе других пригласили и меня. Это историческое совещание запомнилось мне на всю жизнь.

Генерал А. И. Антонов, работавший тогда заместителем начальника Генерального штаба, докладывал план предстоящей Белорусской операции. Он подробно изложил общую обстановку, соотношение сил, соображения командующих фронтов, предложения Генерального штаба. Кроме плана проведения операции, на совещании обсуждались и вопросы материально-технического ее обеспечения.

Целью этого наступления был разгром немецко-фашистских войск в Белоруссии. [212]

Грандиозность задачи была очевидна хотя бы потому, что общая численность 1-го Прибалтийского и трех Белорусских фронтов составляла около полутора миллионов человек. Войска готовились к наступлению на фронте от Западной Двины до Ковеля, на Украине.

После совещания мне было предложено выехать на все четыре фронта, войскам которых предстояло участвовать в намечаемых боях. Вместе с группой генералов и офицеров мы отправились в эту ответственную командировку. Задача наша заключалась в основном в оказании помощи войскам связи фронтов на месте. Кроме этого, нам надо было уточнить многие вопросы радиосвязи встречного взаимодействия, так как по замыслу наступления предполагались встречные действия наших войск на ряде участков фронта.

В то время начальниками связи фронтов были: на 1-м Прибалтийском — генерал-лейтенант К. А. Бабкин, на 3-м Белорусском — генерал-лейтенант И. И. Буров, на 2-м Белорусском — генерал-лейтенант Н. А. Борзов, на 1-м Белорусском — генерал-лейтенант П. Я. Максименко. Все они были зрелыми специалистами, имели почти трехлетний опыт практической работы по организации связи в различных условиях боевой обстановки. На этих связистов, закаленных в боях, можно было надеяться, что они все сделают, чтобы обеспечить устойчивое управление войсками. К тому же, что также немаловажно, у них был полный комплект положенных средств связи, и это также обнадеживало. Однако на всех фронтах нуждались в нашей помощи, и ехать туда нам было обязательно.

Первым из фронтов, куда мы поехали, был 3-й Белорусский, затем 1-й Прибалтийский, затем 1-й и 2-й Белорусские фронты.

Всюду, где нам приходилось быть, чувствовалось большое оживление в работе связистов, такое характерное в период подготовки к очередному наступлению. На одних направлениях строились новые постоянные линии связи, на других подвешивались [213] дополнительные провода, оборудовались вспомогательные узлы связи и контрольно-испытательные пункты.

Начальник связи 3-го Белорусского фронта не без гордости демонстрировал нам вновь смонтированный подвижный телеграфно-телефонный узел. Он состоял из 19 автомашин, в кузовах которых были установлены телеграфные аппараты Бодо и СТ-35, телефонные коммутаторы и высокочастотная телефонная аппаратура. Подвижный узел произвел на нас хорошее впечатление, он был одним из первых в нашей армии, но главное его достоинство заключалось в том, что смонтировали его сами фронтовые связисты. Такой узел позволял начальнику связи больше маневрировать и рассчитывать на поддержание бесперебойной проводной связи во время перемещения пунктов управления фронта.

На 1-м Прибалтийском фронте нам очень понравилось, как генерал Бабкин организовал радиосвязь с подвижными группами фронта и армий. Важность этой работы заключалась в том, что действия подвижных групп намечались в стремительных темпах. В каждую из этих групп начальник связи решил направить автомобильную радиостанцию фронта с офицером оперативного управления и шифровальщиком, это гарантировало надежную и устойчивую радиосвязь с подвижными группами.

На 1-м и 2-м Белорусских фронтах организация связи также не вызывала особых опасений.

Начальник связи 1-го Белорусского фронта генерал Максименко особое внимание обратил на осуществление связи взаимодействия во время операции по освобождению Бобруйска, и это было абсолютно правильным.

Наиболее трудные задачи стояли тогда перед связистами 2-го Белорусского фронта. Им предстояло действовать на лесисто-болотистой местности, часто без дорог, где почти отсутствовали постоянные линии связи. Но и на этом фронте [214] опытный генерал Борзов заверил меня словами:

— Прошу не беспокоиться. Все будет в порядке.

Перед самым началом наступления я был на командном пункте 3-й армии, входившей в состав 1-го Белорусского фронта. Ею командовал генерал-лейтенант А. В. Горбатов. Там же находился и Маршал Советского Союза Г. К. Жуков. Мы встречались с ним не один раз, но работать на фронте вместе до этого еще не приходилось. Как он отнесется к связистам и какие предъявит требования в этой операции, я не знал. Вполне естественно, это меня беспокоило. Однако все обошлось благополучно.

Маршал Жуков был внимателен ко мне, в меру проявлял интерес к работе связи. Главное же, что было особенно ценно, он предоставил мне полную возможность самостоятельно решать многие важные вопросы.

Во время подготовки операции Георгий Константинович пригласил меня поехать вместе с ним в штаб 48-й армии. Эта армия находилась на самом правом фланге 1-го Белорусского фронта и при наступлении на Бобруйск должна была действовать на вспомогательном направлении.

Командный пункт армии расположился в большом красивом лесу. Личный состав и узел связи штаба размещались в добротно построенных и, как потом оказалось, в хорошо оборудованных блиндажах. Все лесные дороги в районе командного пункта были перекрыты маскировочными сетями. Движение автомашин на территории штаба было запрещено, повсюду были шлагбаумы. Словом, командный пункт 48-й армии был хорошо оборудован и замаскирован. Во всем, что мы увидели, чувствовался большой опыт и высокая требовательность командующего армией генерал-лейтенанта П. Л. Романенко.

На небольшой поляне, куда мы подошли с Г. К. Жуковым, стоял огромный ящик с песком. Такие ящики, но значительно меньших размеров, применяются [215] в военных училищах и академиях для обучения курсантов и слушателей сложной военной науке — тактике. На песке и из песка сооружают площадку с холмами, дорогами и траншеями, своими и вражескими, с заграждениями, дотами, дзотами и всем тем, что бывает на реальной местности.

Я заметил, что расположение штаба 48-й армии и порядок там Жукову понравились. Это было видно и из того, как поздоровался он с присутствующими и как стал шутить.

Однако шутки продолжались недолго. Началась работа, смысл которой заключался в том, чтобы тщательно разобрать предстоявшие боевые действия частей и соединений армии. Здесь присутствовали: командование армии, командиры корпусов и дивизий, представители соседних армий, а также командующие артиллерией до дивизий включительно, ибо артиллерии тогда уделялось много внимания.

Откровенно говоря, меня поразил этот огромный ящик с песком. На нем удивительно точно была воспроизведена местность, на которой располагались наши войска в исходном положении для наступления, обозначены границы, отведенные для каждой дивизии, и все то пространство, на котором предстояло действовать в первый день наступления.

Г. К. Жуков попросил командарма доложить свое решение на предстоящую операцию. Затем он очень внимательно выслушал доклады поочередно выступавших командиров дивизий, задавал им вопросы, предлагал разные варианты действий, спрашивал соседей, что они будут делать в случае, если намерения докладывавшего командира не осуществятся. Досконально проверив всех, маршал Жуков, как мне показалось, облегченно вздохнул. А потом задал общий вопрос:

— Скажите, противник занимает первую траншею или нет?

Докладывавший генерал почему-то замялся. Для него этот вопрос, очевидно, показался неожиданным [216] и малозначащим, он не готовился к нему. Генерал сказал нерешительно:

— Да, занимает...

Жуков, почувствовав его неуверенность, стал спрашивать других. Получилось как-то так, что каждый, к кому он обращался, отвечал по-разному. Один говорил — занимает, другой — не занимает. Были и такие, которые заявляли, что немцы днем занимают первую траншею, а ночью оставляют ее. Разобраться было трудно, как же на самом деле: «занимают» или «не занимают».

Когда организуется прорыв обороны противника, всегда готовят большую порцию снарядов, которая выпускается во время артиллерийской подготовки на первую траншею врага. В данном случае это было важно знать. Как я понял Жукова, если противник занимает первую траншею, будем бить по ней, если нет — снарядов на эту цель тратить не будем.

— Завтра с утра прикажите командующим артиллерией дивизий лично, на штурмовиках, проверить, занимает противник первую траншею или нет, — сказал Жуков. — Результат доложить мне. Я в соседней с вами, в 3-й армии.

На этом закончился так хорошо начавшийся разговор на командном пункте 48-й армии.

Мы ехали в одной машине с Г. К. Жуковым. Я восхищался оборудованием командного пункта 48-й армии.

— Это все работа Романенко, я его давно знаю, он старый солдат, — проговорил Георгий Константинович.

Направлялись мы в штаб 3-й армии, которой командовал генерал А. В. Горбатов и где было наше жилье.

Александр Васильевич Горбатов, о котором я много слышал, еще когда служил в Червонном казачестве — он тогда командовал полком и бригадой во второй дивизии корпуса Червонного казачества, — был удивительным человеком. Близкие ему люди говорили, что он никогда не пил и не курил. [217]

Таким он остается и сейчас. Бодрый, розовощекий, он всегда был и приветливым и приятным.

На рассвете 24 июня, наспех позавтракав на командном пункте Горбатова, мы отправились на его наблюдательный пункт.

По пыльной дороге в конце короткой июньской посеревшей уже ночи мы прибыли к самой линии фронта. Наблюдательный пункт командующего располагался в лесу и находился в 800 метрах от переднего края наших войск. Чтобы иметь возможность наблюдать поле боя, командарм приказал подготовить вышки на высоких соснах, под самыми зелеными кронами. На одну из таких сосен поднялись Жуков, Горбатов и я. Наблюдать оттуда было очень хорошо, но забираться туда по легкой и не очень устойчивой лестнице было довольно трудно. Во всяком случае, у меня до сих пор осталось ощущение, что оказались мы там совсем не без труда.

До начала артподготовки, которая по плану должна была продолжаться более двух часов, оставались считанные минуты. С волнением мы ждали наступления этого ответственного момента. И вдруг, хотя мы ждали этого, началась артподготовка. Тысячи орудий, минометов и «катюш» открыли огонь по противнику. Земля содрогалась от взрывов, «катюши» ярко освещали уже побледневшее небо, казалось, живого места не останется на израненной земле, где лежал противник.

После того как закончился первый огневой налег и началась методическая стрельба нашей артиллерии, Жуков сказал мне:

— Иван Терентьевич, пойдем поспим, эта музыка будет продолжаться еще долго.

Я ответил:

— Георгий Константинович, мне не так часто приходится бывать на фронте и не всегда увидишь такую красоту, я останусь и посмотрю, что будет дальше.

— Дело твое, — проговорил он и стал осторожно спускаться вниз. [218]

Артиллерийская подготовка продолжалась еще более двух часов. В конце ее был еще один огневой налет, в этот момент включились бомбардировочная и штурмовая авиация. Казалось, сделано все, что надо, но в этот день нас постигла неудача.

Пехота, поднявшаяся после артиллерийской подготовки для атаки, прошла несколько сот метров и залегла. Все поняли, что теперь ее никакими силами не поднимешь. Огромное количество снарядов, выпущенных в сторону противника, не оказали предполагаемого действия. Враг открыл ураганный огонь из всех видов оружия и преградил путь нашей пехоте.

К этому времени на вышку поднялся Георгий Константинович Жуков. Там и состоялся не совсем приятный разговор Жукова с Горбатовым. Собственно, говорил Жуков, а командарм молча слушал. Но назавтра все пошло отлично. Бобруйская операция завершилась успешно и ранее намеченного по плану срока. Генерал-лейтенант Горбатов стал генерал-полковником, так что неприятность первого дня забылась, и я вспоминаю о ней лишь потому, чтобы подчеркнуть, как важно на войне знать «мелочи», вроде того: занимает противник первую траншею или не занимает.

В наступлении советских войск, принимавших участие в освобождении Белоруссии, были применены очень сложные маневры: прорыв глубокоэшелонированной обороны, окружение крупных группировок врага в районе Витебска, Бобруйска, Минска, неотступное преследование противника и перегруппировки наших войск.

Мне позвонил Н. А. Булганин. Он был тогда членом Военного совета 1-го Белорусского фронта и приехал в штаб 3-й армии.

— Мне сказали, что вы едете в Бобруйск, правда ли это? — спросил он меня.

Я подтвердил, что действительно собираюсь ехать.

— Подождите меня, — поедем вместе. [219]

Я его долго ждал, потом решил ехать один, — в Бобруйске у меня неотложные дела. Но он снова позвонил.

— Если вы надумали, поезжайте сами. Я сейчас не могу. Только не советую вам ехать по основной дороге, она забита машинами и трупами, которые там остались после вчерашней ночной бомбардировки нашей авиации. На Бобруйск есть другая, новая дорога. Я и рекомендую воспользоваться ею. Там, через реку, наши войска навели понтонный мост.

Выслушав и поблагодарив Булганина за заботу, я решил добираться все-таки по основной дороге.

— Посмотрим, что наделали там наши авиаторы, — сказал я своему адъютанту, и мы выехали.

В Бобруйске в штабе 48-й армии я неожиданно встретился с Булганиным.

Он вошел в квартиру Романенко, когда мы спокойно беседовали с ним о состоянии дел в армии.

— Доложите обстановку, — приказал Булганин, обращаясь к командарму.

Романенко, как-то по-простому одетый, встал и в ответ ему, не глядя в глаза, тихо сказал: — слушаюсь...

Когда мы вышли, Булганин проговорил:

— Я понимаю, почему он такой. Горбатов и Гусев получили вчера звания генерал-полковников, а он, старый, заслуженный солдат, пока нет. Видимо, бумаги задержались.

Булганин не ошибся. На второй день Романенко стал генерал-полковником.

Белорусская операция была сложна во всех отношениях. В ту пору штабы армий меняли пункты своего расположения через один-три дня. Так, например, за первые 15 дней наступления штабы 48-й и 65-й армий сменили места командных пунктов по семь раз, а штаб 28-й армии — 8 раз. Часто перемещались в то время и штабы фронтов. Штабы 1-го Прибалтийского и 3-го Белорусского фронтов за то же время переместились три раза. [220]

Каждый поймет, что это требовало от связистов большой работы. Чтобы не нарушалось управление войсками, надо было своевременно демонтировать узлы на старом месте, вовремя перемещать их и к приезду штаба устанавливать снова.

Боевые действия войск в этой операции были характерны не только размахом наступательных действий всех фронтов, но и, как я уже отмечал, наличием большого числа подвижных соединений, значительной насыщенностью войск техническими средствами борьбы. Все это оказывало большое влияние на работу войск связи, сокращало возможности маневра, затрудняло работу по восстановлению телеграфно-телефонных линий, усложняло работу связи взаимодействия. Однако и в этих сложных условиях связисты с успехом справились со своими задачами: они во время всей операции сумели поддерживать вполне устойчивую и надежную связь.

Несмотря на то, что к тому времени уже недалек был конец войны, в центре и в штабах фронтов тщательно изучался опыт работы частей связи во время белорусского наступления.

Были подведены итоги и сделаны основательные выводы о работе войск связи в наступательных боях 1944 года.

В них отмечалось, что, несмотря на быстрые темпы продвижения войск и частые перемещения штабов в течение всей операции по освобождению Белоруссии, основным средством управления войсками, в звене Генеральный штаб — штабы фронтов, была проводная связь.

Между штабами фронтов и армий на нервом этапе операции проводная связь также была основным средством связи. Однако во время преследования противника она работала менее устойчиво, а на ряде фронтов с большими перебоями.

Опыт показал, что при маневренных действиях войск и быстром их продвижении для осуществления непрерывного управления войсками исключительно важное значение приобретает хорошо организованная [221] и широко используемая радиосвязь. Особенно велика ее роль была при поддержании связи с подвижными группами фронтов и армий. Важную роль сыграла при этом и авиация связи.

Полностью оправдали себя подвижные узлы, смонтированные на автомашинах, позволившие маневрировать и своевременно устанавливать связь при переходах штабов фронтов и армий. [222]