Глава седьмая

В первые мне удалось поехать на фронт только в начале октября 1941 года. Поздно ночью позвонили из Ставки и предложили проверить состояние связи Западного фронта. Закончив работу в наркомате, мы с генералом Стрелковым на рассвете отправились в Перхушково, где тогда располагался штаб Западного фронта, и почти до самого штаба ехали по прекрасному Можайскому шоссе. Только уже у самой станции Перхушково мы свернули на гравийную дорогу, проложенную в густом подмосковном лесу, и через 45 минут были на месте.

Подумать только, сорок пять минут потребовалось, чтобы доехать из Москвы от Центрального телеграфа до штаба фронта, в районе расположения которого уже не один раз появлялись фашистские автоматчики. Я подумал, как далеко удалось врагу проникнуть в глубь страны, какая опасность нависла над нашей страной, ее столицей. На душе было тяжело и тревожно.

У входа в штаб меня встретил начальник [95] связи фронта генерал Н. Д. Псурцев, знакомый по учебе в академии и по войне с белофиннами. Псурцев показал нам основной телеграфно-телефонный узел в Перхушково и недалеко запасный узел фронта. Затем мы поехали в Серебряный Бор, где находился радиоузел штаба. Москвичи и все, кто знает Подмосковье, хорошо представляют, как близко находятся эти места от города. В Серебряном Бору к нашему приезду готовились и, несмотря на всю сложность обстановки, успели покрасить кузова автомобильных радиостанций. Я испачкал свою новую шинель, и всю обратную дорогу надо мной подшучивали. Хотя какие могли быть тогда шутки — враг находился рядом с Москвой — радовало только то, что все узлы связи Западного фронта были богато оснащены техникой, хорошо замаскированы и обслуживались высококвалифицированными специалистами.

Возвратившись в Москву, я доложил в Ставке о том, что связь штаба Западного фронта работает устойчиво и надежно.

Время было тревожное. Многие московские предприятия эвакуировались в глубокий тыл, на Садовом кольце строились баррикады, витрины магазинов были заложены мешками с песком, а работникам Наркомата связи, сугубо гражданским людям, выдавали оружие.

Нас, связистов, работавших как в наркомате, так и в Главном управлении, с самого начала войны беспокоило отсутствие запасного узла связи Ставки. По своей инициативе мы, на всякий случай, оборудовали узлы восточнее Волги, назвав их резервными. Там была смонтирована аппаратура, установлены источники питания. Но даже этот, наиболее развитый узел не отвечал всем требованиям Ставки. Все эти узлы мы соединили с телефонно-телеграфной магистралью, построенной в первые недели войны. Кроме того, они были связаны с проводной сетью, существовавшей еще до войны.

15 октября, оказавшись в приемной И. В. Сталина, я встретился с группой секретарей областных [96] комитетов партии, выходивших из его кабинета. Среди них было много знакомых и в их числе секретарь Горьковского обкома Родионов. Я обратился к нему:

— Зачем вас вызывали в Москву?

— Сталин приказал, — ответил он.

Мне показалось, что это самый подходящий момент для доклада Сталину о месте расположения запасного узла связи Ставки Верховного Главнокомандования.

— Прибыл для доклада о запасном узле связи Ставки, — доложил я.

Хотя я ожидал неприятного для себя разговора, все обошлось благополучно. Сталин, несмотря на очень сложную обстановку под Москвой, был спокоен. Он развернул на столе принесенную мной карту, спросил:

— Где вы предлагаете создать запасной узел связи Ставки?

— С точки зрения удобства организации и обеспечения связи, для этой цели наиболее подходящим местом является район г. Куйбышева, — ответил я.

— Нет, в Куйбышев мы не поедем. Там будет много иностранцев.

И. В. Сталин, по-видимому, имел в виду известное мне решение Советского правительства об эвакуации в Куйбышев дипломатического корпуса, принятое утром этого дня.

Потом я предложил расположить узел связи в районе Казани, оговорившись, что оттуда организовать связь с фронтами и всей страной будет значительно труднее, чем из Куйбышева. Но и это предложение принято не было.

Сталин долго и внимательно смотрел на разложенную карту. Я стоял рядом и с нетерпением ждал его решения. Потом он посмотрел мне в глаза, как бы изучая, повернулся снова к столу и сказал:

— Давайте здесь, — и указательным пальцем показал на населенный пункт. [97]

Это его решение было полной неожиданностью. Можно было предположить все что угодно, но что узел связи Ставки придется развертывать в этом пункте, я никогда не ожидал. Это было совсем не то, на что рассчитывали связисты. Мне было известно, что в районе этого пункта средства связи были развиты крайне слабо, он находился вдали от магистральных линий. Однако решение было принято, и его надо было исполнять.

Вернувшись из Кремля к себе, я собрал своих товарищей по работе и объявил им решение Сталина. Все мы пришли к выводу, что создание крупного узла связи в пункте, названном Сталиным, — очень сложная и трудная задача. Но ее надо было решать, причем решать в самый короткий срок. Обстановка, сложившаяся к тому времени, не допускала ни минуты промедления.

Наметив план мероприятий по обеспечению выполнения этого важного задания, мы разошлись по своим рабочим местам. Руководителем работ по оборудованию запасного узла связи Ставки было решено назначить моего заместителя Г. А. Омельченко. Вместе с группой специалистов он должен был выехать для выполнения задания вечером того же дня.

Не знаю по какой причине, но вечером мне позвонил Сталин и приказал возглавить все работы по развертыванию запасного узла.

Отдав все необходимые распоряжения о немедленном сосредоточении в районе предполагаемого места расположения узла связи, мы вместе с Г. А. Омельченко и генералом А. М. Стрелковым, взяв с собой нескольких сотрудников из наркомата и Главного управления связи, поздно ночью отправились к месту назначения.

Через день мы были уже на месте и приступили к работе. Моей штаб-квартирой стала местная контора связи: деревянный дом в два этажа, построенный каким-то купцом еще в прошлом веке. Отсюда шли все распоряжения об организации строительно-монтажных работ, материально-техническом [98] обеспечении, укомплектовании узла личным составом и аппаратурой. Сюда стекались все сведения о ходе работ и исполнении отданных распоряжений. На объекте развернулась напряженнейшая работа, не прекращавшаяся ни днем, ни ночью.

Основой запасного узла связи Ставки послужили два поезда, принадлежавшие Наркомату обороны и Наркомату связи, ранее эвакуированные из Москвы на восток. Мы сумели перехватить их в пути и использовать для решения поставленной задачи. Недостающие телеграфно-телефонное оборудование, радиостанции, монтажные и линейные материалы в спешном порядке были направлены из московских складов и соседних областей. К монтажным и линейным работам на создаваемом узле связи были привлечены: личный состав обоих поездов связи, один из ремонтно-восстановительных батальонов связи, случайно оказавшийся в этом районе, и работники местной конторы связи.

В результате героической работы всего личного состава, участвовавшего в строительно-монтажных работах, задание И. В. Сталина было выполнено за пять суток. К исходу 21 октября сорок первого года запасной узел связи Ставки Верховного Главнокомандования, получивший позывной — Виктория, что значит победа, в основном был смонтирован. Постепенно стала появляться телеграфная связь со штабами фронтов, с Москвой и другими городами. К этому же времени в близлежащем лесу силами дислоцировавшейся там запасной стрелковой бригады была построена железнодорожная ветка, на которой были поставлены оба поезда связи, а затем и поезд оперативной группы Генштаба.

Это был мощный узел связи.

Только благоприятное стечение обстоятельств и подлинно героическая работа всех участников этого важного строительства позволили смонтировать и пустить в действие такой крупный узел связи за пять суток. [99]

Утром 21 октября я встречал маршала Шапошникова на местной железнодорожной станции, который прибыл туда специальным поездом вместе с оперативной группой Генерального штаба.

В салон-вагоне я увидел Бориса Михайловича, сидевшего за столом с какой-то книгой в руках. Несмотря на его видимое спокойствие, я чувствовал, что обстановка на фронте продолжает ухудшаться, оперативная группа Генштаба приехала сюда неспроста.

Я доложил Шапошникову, что нами сделано. Вместе с ним мы наметили план работы по дальнейшему совершенствованию узла, после чего я возвратился к себе. Поздно ночью мне позвонили из Москвы и передали приказание Ставки о возвращении. Рано утром 22 октября на самолете Ли-2 мы вылетели и через несколько часов были уже в Москве.

Примерно в 100 километрах от Москвы, очевидно по указанию Генштаба, к нашему Ли-2 присоединилась четверка истребителей, которая сопровождала нас до центрального аэродрома.

Так закончилась история создания запасного узла связи Ставки Верховного Главнокомандования в октябре 1941 года. К счастью, он так и не понадобился. Обстановка не потребовала, чтобы Ставка выехала из Москвы. Советские воины отстояли столицу нашей Родины и разгромили немецко-фашистские полчища на ее подступах.

В первых числах ноября стало известно, что 6 ноября, как и во все годы до войны, состоится торжественное заседание, посвященное 24-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. Политбюро ЦК ВКП(б) несколько раз обсуждало вопрос, где лучше всего провести это заседание. В конце концов выбор остановился на станции метро «Маяковская». Перед тем, как окончательно решить этот вопрос, туда поехали некоторые члены Политбюро, а потом и Сталин.

Это было поздней ночью. В подземный зал станции метро «Маяковская» Сталин и сопровождавшие [100] его лица спустились на эскалаторе, специально запущенном по этому случаю.

Он осмотрел зал и одобрил предложение о проведении торжественного заседания именно в этом зале. Но, одновременно с этим, обратил внимание присутствовавшего там председателя Московского Совета В. П. Пронина на то, что маленькие дети, укрывавшиеся там вместе с матерями от бомбежек противника, лежали прямо на полу.

— За чем вы смотрите? — строго сказал он. — Это безобразие.

Через несколько дней на всех станциях Московского метро, которые широко тогда использовались жителями Москвы в качестве убежищ, появились раскладные кроватки для детей. Мне было поручено на станции метро «Маяковская» оборудовать зал усилительной радиоаппаратурой и осуществить трансляцию торжественного заседания по радио.

Связисты принялись за выполнение этого важного задания правительства.

Станция была быстро превращена в зал заседания. На трибуне, знакомой по Кремлю и Большому театру, были установлены микрофоны и стройными рядами расставлены кресла. Большие работы были проведены по звукофикации импровизированного зала. Одновременно радисты Наркомата связи готовили все радиовещательные станции Советского Союза и Московскую радиотрансляционную сеть.

6 ноября. Торжественное заседание началось. Среди присутствовавших члены Политбюро и правительства, рабочие московских предприятий, известные генералы, актив Московской партийной организации, солдаты и офицеры-фронтовики. Вдоль платформ стоят длинные поезда метро. В вагонах разместились гардеробы и буфеты, отчего холодный каменный зал стал выглядеть уютнее.

На заседании, как известно, с докладом выступил И, В. Сталин. Его речь, с помощью радио, слушала вся страна — фронт и тыл. Много надежд [101] вселила она тогда в сердца советских людей.

После окончания торжественного заседания состоялся большой праздничный концерт. В нем приняли участие известные артисты и Краснознаменный ансамбль песни и пляски Красной Армии под руководством его создателя А. В. Александрова. В моей памяти навсегда остались выступления народных артистов СССР В. В. Барсовой, И. С. Козловского, М. Д. Михайлова и, конечно, Краснознаменного ансамбля.

После концерта нам под строгим секретом сказали, что завтра состоится традиционный парад, и раздали пропуска на Красную площадь. Предупредили о необходимости держать в полной готовности все радиостанции Советского Союза, так как, возможно, будет разрешена трансляция парада по радио.

Хорошо зная обстановку под Москвой, я сомневался, что парад может состояться: слишком уж близко находился враг. Но все указания о подготовке радиостанций к выходу в эфир были снова подтверждены.

Утром 7 ноября на Красной площади, занесенной снегом, собралось много приглашенных. Вдоль Кремлевской стены намело сугробы. Накануне ночью был сильный снегопад. Я это хорошо помню потому, что мою машину, стоявшую ночью около дома на улице Серафимовича, занесло снегом. Вдоль ГУМа и Исторического музея были построены стрелковые части. На Манежной стояли подразделения конницы. Еще дальше — танки. Это были не те войска, которые мы привыкли видеть на парадах в довоенное время. В строевых порядках стояли красноармейцы в полном боевом снаряжении, готовые немедленно выступить на фронт.

Противоречивые чувства овладели мной в тот момент. Было радостно, что, несмотря на очень сложную обстановку под Москвой, мы присутствуем на традиционном параде, и больно было думать, что враг стоит у стен Москвы. Но сам факт, что и в это грозное время не нарушена наша замечательная [102] традиция и буквально под дулами дальнобойных артиллерийских орудий, под угрозой нападения вражеской авиации парад будет, придавал больше уверенности в победе над врагом.

Окончательное решение о трансляции парада по радио мне стало известно только перед самым его началом. Об этом немедленно даны были указания по всей сети радиостанции страны.

Весь советский народ слушал радиопередачу из Москвы.

Такое не забывается никогда.

В период битвы под Москвой мне удалось еще несколько раз побывать в войсках Западного фронта.

В конце ноября мне позвонили и попросили приехать в 20-ю армию, чтобы помочь в организации связи.

Буквально через 20–30 минут я был там. Штаб находился в одном из больших зданий в Химках, недалеко от автодорожного моста через канал Москва — Волга.

Несмотря на то что войска связи армии, которые возглавлял полковник, впоследствии генерал-лейтенант Л. Я. Белышев, нуждались в помощи аппаратурой и специалистами, связь работала, как мы часто говорим, вполне нормально.

Пробыв несколько часов в штабе и убедившись, что со связью в армии все в порядке, мы вернулись в наркомат.

Поездки в штабы Западного фронта и 20-й армии показали, что на этом важном направлении связь работает устойчиво. Во время оборонительных боев под Москвой она достигалась за счет использования хорошо развитой проводной связи, которая включала в себя многочисленные постоянные линии Подмосковья, а также вспомогательные узлы, созданные на базе местных предприятий и контор связи.

Более эффективное использование постоянных линий связи затруднялось тем, что они принадлежали многим наркоматам и ведомствам: Наркомату [103] путей сообщения, Аэрофлоту, Мосэнерго, Метрополитену, Речфлоту... Поэтому 15 ноября был издан приказ Наркомата обороны и Наркомата связи о назначении специального уполномоченного, которому подчинялись все линии Подмосковья, независимо от их ведомственной принадлежности. Им был назначен военинженер 3-го ранга И. С. Равич, ныне заместитель министра связи СССР, на него возложили персональную ответственность за незамедлительное выполнение требований начальников связи Западного фронта и его армий о выделении в их распоряжение проводов и каналов.

Это новое мероприятие, продиктованное создавшейся обстановкой, во многом способствовало улучшению связи на Западном фронте.

Нельзя не сказать о том, что сеть связи на Западном фронте в то время была хорошо развита не только от штаба фронта, но и в армиях. Кроме постоянных проводных линий и радио, там широко использовались и полевые средства связи.

С честью выполнили свой долг воины-связисты. Вместе с солдатами и офицерами других родов войск они героически сражались за каждую пядь подмосковной земли, проявляли железную стойкость и невиданную выдержку, показывали высокое мастерство в работе и совершали немало героических подвигов.

В боях под Москвой совершил бессмертный подвиг сержант 28-го гвардейского батальона связи 16-й армии Н. С. Новиков. Шли напряженные оборонительные бои. В самый ответственный момент боя прервалась связь. Сержант Новиков получил приказание исправить линию. Когда он добрался до места повреждения кабеля, на него напала группа фашистских солдат. Отважный связист смело вступил с ними в бой, стал отстреливаться из автомата. Однако, не успев срастить поврежденный кабель, он зажал его концы в зубах. Смертельно раненный, Новиков так и остался лежать с зажатым кабелем в зубах. Таким трагическим способом была восстановлена связь. [104]

Только спустя несколько часов однополчане нашли окоченевшее тело героя. Его легендарный подвиг навсегда остался образцом стойкости, отваги и беззаветной преданности Родине. Подвиг сержанта-связиста Н. С. Новикова был отмечен посмертной наградой — орденом Красного Знамени.

Вот что написал об этом подвиге комсомольца-связиста Новикова поэт А. Сурков. Это стихотворение так и называлось: «Связист». Оно мне очень тогда понравилось, и я приведу его полностью.

Это, конечно, не единственный подвиг, которые совершали связисты в боях под Москвой. Их было много.

Просматривая архивные документы Великой Отечественной войны, я обнаружил пожелтевшие листы, рассказывающие о самоотверженной работе связистов Западного фронта.

Командующий 33-й армией, хорошо известный генерал-лейтенант М. Ефремов, наградивший 12 ноября 1941 года 13 отличных связистов именными часами, в своем приказе отмечал:

«Уверен, что связисты 33-й армии оправдают высокое доверие Родины и правительства и выполнят свой священный долг в деле защиты своей Родины, своей Москвы и будут всегда в первых рядах героев Отечественной войны».

В начале декабря битва под Москвой вступила в решающую фазу. Измотав и обескровив врага в [105] оборонительных боях, советские войска приостановили наступление противника.

5 и 6 декабря началось мощное контрнаступление Красной Армии. В нем приняли участие войска Калининского, Западного и правого крыла Юго-Западного фронтов. Ожесточенные бои развернулись на огромном пространстве от Калинина до Ельца. В них принимало участие с обеих сторон огромное количество войск, а также военной техники.

Накануне контрнаступления мне позвонил И. В. Сталин и приказал выехать в штаб 1-й Ударной армии для оказания ей помощи в организации связи. Штаб этой армии в то время находился в Загорске.

Мы знали, что там не ладилось со связью и отсутствовали аппараты Бодо. Поэтому я приказал взять на Центральном телеграфе один комплект Бодо с источниками питания, погрузить их на автомашину и подготовить к отъезду.

Телеграфный аппарат Бодо быстро сняли с действующей связи на Центральном телеграфе. Для обслуживания аппарата с нами поехали девушки из дежурной смены телеграфа. И до этого мы поступали так не раз, ибо резервов аппаратуры и телеграфистов в то время в Красной Армии было недостаточно.

В ту ночь был лютый мороз. Особенно холодно было телеграфисткам, ехавшим в открытом кузове грузовой автомашины. Легко одетые, в туфельках, они перенесли в ту ночь большие испытания, однако с честью выдержали их. По приезде в штаб армии они переоделись в теплое солдатское обмундирование. Они так и остались служить в полку связи армии до конца войны. Как жаль, что в моей памяти не сохранились имена этих замечательных патриоток.

В штаб армии мы прибыли поздно ночью. Утомившиеся за день командующий армией генерал В. И. Кузнецов и его начальник штаба отдыхали. Мы не стали их тревожить и немедля принялись да работу. [106]

Связь с Москвой и со штабом фронта быстро наладили, так как на этих направлениях было много проводов. К утру была установлена телеграфная связь по Бодо и СТ-35, а также и телефонная. Состояние связи на направлениях к Москве и штабу фронта у нас уже не вызывало никаких сомнений.

Значительно труднее было наладить связь с подчиненными частями и соединениями, которых было в составе 1-й Ударной армии двадцать три. Этим, собственно говоря, и объяснялись все неполадки со связью армий. Однако и эта задача была успешно решена благодаря использованию радиосвязи. Попрощавшись с уже бодрствовавшим командармом и пожелав ему успеха в предстоящих боях, мы уехали в Москву.

На следующий день войска 1-й Ударной армии отбросили части противника на западный берег канала Москва — Волга в районе Яхромы, затем они стали успешно наступать в западном направлении. В этих боевых действиях немалая заслуга принадлежала и связистам этой армии.

* * *

В апреле 1942 года оказались во вражеском окружении некоторые части Западного фронта, и с ними была потеряна всякая связь, так как в боях с врагом они потеряли свои радиостанции. Для восстановления связи с ними 18 апреля 1942 года в районе деревни М. Богуславка была сброшена на парашюте радистка отдельного полка связи Западного фронта М. Г. Кузнецова. Там находилась окруженная противником группа советских воинов, состоявшая из 60 человек.

Отважная радистка, быстро разыскала окруженную группу и присоединилась к ней. Установив радиосвязь со штабом фронта, Кузнецова не прерывала ее ни на одну минуту.

Вскоре эта группа советских воинов увеличилась до 600 человек и была преобразована в отряд, который [107] вел напряженные бои в тылу противники.

Бесперебойная радиосвязь, которую обеспечивала Кузнецова, позволила штабу Западного фронта направлять действия оторванной от наших войск группы, регулярно обеспечивать ее боеприпасами и продовольствием, а затем успешно вывести из окружения. Вместе с группой благополучно возвратилась в свой родной полк и радистка Кузнецова.

За совершенный подвиг, в результате которого была спасена жизнь 600 советским воинам, М. Г. Кузнецова была награждена боевым орденом Красного Знамени. К сожалению, она не дожила до победы. При выполнении другого, не менее опасного боевого задания М. Г. Кузнецова погибла смертью храбрых.

Радиосвязью на Западном фронте в то время руководил полковник, впоследствии генерал-майор Н. Л. Гурьянов.

Офицер-радист старой русской армии, Николай Львович Гурьянов, так же как и упоминавшийся выше И. А. Найденов, перешел на сторону Советской власти в первые же дни Великой Октябрьской социалистической революции. Он был активным участником гражданской войны на Восточном, Польском и Туркестанском фронтах. Уже при Советской власти Гурьянов получил дополнительное военное и специальное образование во Франции.

К началу Великой Отечественной войны Николай Львович был зрелым связистом. Он не только успешно руководил радиосвязью на Западном фронте, но и многое сделал для укрепления службы радиосвязи всей Красной Армии. Исключительно скромный человек, Гурьянов, работая в Академии связи, воспитал до войны не одно поколение советских военных радистов. И то, что на Западном фронте широко использовались радиосредства и хорошо работала радиосвязь, немалая заслуга принадлежала именно ему.

Во время контрнаступления наших войск под Москвой мне довелось быть и в штабе 16-й армии, располагавшейся тогда в только что освобожденной [108] Истре. Это уже было после достигнутого нашими войсками успеха под Москвой. Ознакомившись с состоянием связи и работой связистов в армии, я поехал посмотреть, что же осталось в городе после отступления немецко-фашистских войск.

Оказалось, что здание истринской районной конторы связи полностью сожжено, аппаратура телефонной станции и радиоузла разрушена. Бои шли еще рядом с Истрой, а в городе, сожженном гитлеровцами, уже работали связисты. Так было всюду. Они уходили последними и всегда приходили вместе с передовыми частями Красной Армии.

Ранней весной мне пришлось побывать и в 49-й армии Западного фронта. Ею командовал мой давнишний знакомый генерал-лейтенант И. Г. Захаркин.

Иван Григорьевич, на правах старого знакомого, попросил меня приехать к нему в армию и помочь его связистам. Я не мог отказать ему. Кроме того, мне очень хотелось самому посмотреть, как работают части связи на этом направлении Западного фронта.

Получив разрешение, поздно ночью я выехал из Москвы. Это было в самый разгар весенней распутицы и бездорожья, поэтому нам с большим трудом удалось добраться до штаба армии. В то время он располагался в небольшой деревне на берегу реки Угры не то в 10, не то в 15 километрах от Юхнова Калужской области.

Рано утром, узнав предварительно, где находится квартира командарма, мы подъехали к крестьянской избе. Генерал Захаркин еще отдыхал, но, услышав шум мотора нашей машины, быстро встал, встретил нас, приветливо поздоровался и приказал готовить завтрак.

За завтраком мы вспоминали довоенные наши встречи. Как вместе с ним охотились в Озерецком, под Москвой, на уток, зайцев и лисиц. Вспоминали об одной очень интересной охоте, в которой принимал участие и член Военного совета Московского [109] Округа корпусной комиссар В. Н. Богаткин. Это был очень приятный товарищ и страстный охотник. В тот раз он взял с собой своего сына, которому было лет четырнадцать, не больше. Мальчику не удалось убить ни одного зайца, хотя он и пытался это сделать. Да это и не удивительно, ведь он впервые был на охоте. Огорченный своей неудачей, юный охотник заплакал, так ему было обидно. Потом мы, конечно, его успокоили, рассказали, что на охоте бывает всякое и, как положено, наградили его охотничьими трофеями. Вспомнив этот забавный случай, мы перешли к делам.

Генерал Захаркин подробно ознакомил меня с обстановкой на фронте, пожаловался, что в армии не хватает средств связи, и попросил помочь. Я, конечно, пообещал выделить ему необходимые средства, специалистов и офицеров-связистов.

В конце завтрака Захаркин рассказал мне, что гитлеровская авиация непрерывно пытается разрушить автодорожный мост через Угру.

«Ты можешь посмотреть это, — сказал он мне, — как в кино, это продолжается уже несколько дней. Ровно в 8.00 начнется бомбежка моста».

И точно — ровно в 8.00 армада фашистских самолетов, насчитывавшая никак не менее пятидесяти Ю-88, начала бомбить мост с пикирования. Это делалось почти беспрепятственно, так как в районе штаба армии действовала только одна зенитно-артиллерийская батарея.

Но вот бомбежка закончилась, Захаркин позвонил в свой штаб, чтобы узнать результаты налета.

Из штаба сообщили: «Мост невредим. Ранено два солдата. В районе моста полностью разрушены постоянные линии связи».

В 11.00 налет снова повторился. Однако фашистская авиация и на этот раз не достигла желаемых результатов. Мост остался целым, но линии связи опять оказались сильно поврежденными.

Такую бомбардировку моста мне еще никогда не приходилось видеть. Не будь свидетелем этого зрелища, я никому не поверил бы. Этот случай наглядно [110] подтвердил существовавшее тогда мнение, что, независимо от намерений, противник, совершая налеты на различные объекты, непременно доставит много неприятностей связистам. Так было и в этом случае — бомбили мост, но он остался целым и невредимым, а линии связи, построенные вдоль шоссейной дороги, оказались дважды разрушенными. Когда мы возвратились в Москву и позвонили генералу Захаркину, то узнали, что после нашего отъезда было еще два налета авиации противника. Результат налетов был тот же — мост остался невредимым, а линии связи разрушены. [111]