Глава пятая
Вечером 22 июля 1941 года меня неожиданно вызвали к И. В. Сталину. Сталин мог в любую минуту вызвать к себе каждого, кто потребуется.
Когда я вошел в приемную, там находился начальник Управления связи Красной Армии генерал-майор Н. И. Гапич. Это было не удивительно, так как в этой приемной подобные встречи случались довольно часто. Они были связаны с рассмотрением вопросов о выделении аппаратуры связи, специалистов, а также проводов и каналов связи для штабов Красной Армии. Однако на этот раз мне показалось, что в данный момент нас вызвали по другому поводу. Генерал Гапич выглядел довольно грустным.
Что случилось? спросил я его.
Не знаю, как-то вяло ответил он. Наверное, мне сегодня попадет. По телефону это уже было...
Николая Ивановича Гапича я знал еще в довоенные годы. Он окончил Академию Генерального штаба, длительное время работал [73] в войсках и был хорошо подготовленным начальником связи. Перед войной он настойчиво добивался разрешения таких важных вопросов, как обеспечение войск средствами связи и увеличение количества частей связи.
Сложная обстановка на фронтах, большие потери средств связи, понесенные в первые дни войны, отражались, конечно, на работе Н. И. Гапича по установлению бесперебойной связи для Верховного Главнокомандования.
В первые недели войны мы часто встречались с Гапичем. Мы обсуждали и решали многие вопросы связи, старались помочь друг другу. Не один раз он рассказывал мне, как трудно ему работать, говорил, что со стороны некоторых работников Генштаба к нему предъявляется много необоснованных претензий. Я придерживался того же мнения. Мне всегда казалось, что генерал Гапич вполне справляется с порученной ему работой, хотя в то время поддерживать непрерывную и устойчивую связь было очень и очень трудно.
В кабинет Сталина сначала вызвали меня одного. Там был и армейский комиссар 1-го ранга Л. З. Мехлис. И. В. Сталин стоял у стола и что-то диктовал Мехлис сидел и писал. Как отложилось в моей памяти, они готовили какой-то документ о руководстве Западного фронта. В их разговоре часто упоминалась фамилия командующего фронтом генерала Павлова, управление, штаб...
Затем пригласили Н. И. Гапича. Сталин строгим голосом спросил его:
Почему у нас так плохо со связью?
Генерал Гапич, сильно волнуясь, докладывал Сталину, что нарушения связи объясняются тяжелой обстановкой, сложившейся на всех фронтах, и острым недостатком сил и средств связи в войсках. Однако, как он ни старался, все его доводы для Сталина были не убедительны. Сталин продолжал оставаться раздраженным. В конце этого неприятного разговора он сказал, что Гапич освобождается от обязанностей начальника связи [74] Красной Армии. Гапич вышел из кабинета.
В ту же ночь начальником Управления связи Красной Армии назначили меня. Одновременно за мной сохранялся и пост народного комиссара связи.
Нет необходимости подробно останавливаться на том, как это меня ошеломило. Война намного прибавила работы и внесла немало дополнительных трудностей. Как может один человек исполнять две такие высокоответственные должности? Это невозможно было себе представить. Но мне ничего не оставалось, как сказать «слушаюсь» и приниматься за порученную работу.
В первый месяц войны связь действительно работала плохо. Были, конечно, причины для этого. Прежде всего это объяснялось очень тяжелой обстановкой, сложившейся на всех фронтах. Кроме того, штабы фронтов и армий не имели достаточного количества частей связи, а войска ощущали острую нужду в аппаратуре и полевом кабеле. Положение со связью можно было бы улучшить, если бы командиры и штабы для управления войсками лучше использовали бы радиосвязь, но и в этом деле было много крупных недостатков. Этой же ночью мне было приказано подготовить проект приказа об улучшении связи в Красной Армии.
На следующий день этот приказ был передан по телеграфу в штабы фронтов и вступил в действие.
В этом приказе было уделено большое внимание радиосвязи и четко определено ее значение для управления войсками в подвижных формах боя. Особенно подчеркивалось, что устойчивость управления войсками, в первую очередь, зависит от того, насколько широко и правильно применяется радиосвязь. Приказ поставил задачи и в области проводной связи. Особое внимание в нем уделялось применению телеграфных аппаратов Бодо для управления войсками. Сталин, при использовании телеграфной связи, доверял только аппаратам Бодо. Это мнение, вероятно, сложилось у него в гражданскую войну.
До самого конца Великой Отечественной войны [75] приказ «Об улучшений связи в Красной Армий» был основным руководящим документом при использовании радиосвязи для управления войсками.
Вскоре после издания приказа 5 августа было сформировано Главное управление связи Красной Армии сокращенно ГУСКА.
Создание Главного управления связи, объединение и централизация руководства военной и гражданской связью было подсказано самой жизнью. Во время войны потребовалось решать многие сложные задачи бесперебойной связи как на фронте, так и в тылу, нужно было ликвидировать пресловутые ведомственные барьеры, мобилизовать все имевшиеся в стране силы и материально-технические ресурсы связи, которых, к слову говоря, было не так уж много.
В первый период войны, когда обстановка в стране была сложной и напряженной, все подчинялось интересам фронта. Основные силы и средства связи направлялись в Красную Армию. Большую помощь войскам связи в это время оказывали предприятия Народного комиссариата связи. Однако это было началом большой работы и создавались только предпосылки для улучшения работы связи в стране и армии.
Многие задания правительства и Верховного Главнокомандования носили сверхсрочный характер. Как правило, их можно было осуществлять только совместными усилиями частей связи Красной Армии и предприятий Народного комиссариата связи.
Это требовало большого напряжения. Генералы, офицеры и служащие управления по многу дней не бывали дома. В здании управления пришлось потесниться, и ряд рабочих комнат переоборудовать под общежития и комнаты отдыха. Красного уголка у нас не было, поэтому самую большую комнату отвели под кинозал и даже своими руками сделали эстраду, чтобы иногда принимать у себя артистов. Мой заместитель по политчасти, бригадный комиссар Филиппов много [76] делал для того, чтобы привлечь партийную организацию и политсостав для улучшения быта и культурного отдыха работников управления. Помню, однажды благодаря его стараниям к нам с артистами своего джазоркестра приехал Леонид Утесов. Всем тогда особенно понравилась песня «Барон фон дер Шпик», она была как раз на злобу дня.
На наше Главное управление было возложено не только руководство всей деятельностью войск связи Красной Армии, снабжение их имуществом связи, подготовка и пополнение частей офицерскими кадрами и специалистами, но и организация связи Ставки Верховного Главнокомандования. Для работы в управлении были привлечены опытные и хорошо знающие свое дело генералы и офицеры. Многих из них я хорошо знал лично. Там были совсем молодые офицеры, были мои ровесники, товарищи по академии, были и опытные связисты старшего поколения, такие, как генерал-лейтенант войск связи Иван Андреевич Найденов, начавший службу в частях связи еще в 1911 году и дослужившийся в старой русской армии до офицерского звания.
В Красную Армию Найденов вступил добровольцем, воевал под Царицыном начальником связи дивизии. Во время разгрома банд Антонова на Тамбовщине был начальником связи 1-й Конной армии, а потом Орловского и Московского военных округов. В предвоенные годы он работал начальником Управления связи Красной Армии. Я был у него комиссаром.
Человек он был добродушный. Мы с ним, в общем, ладили, но у нас были разные стили работы.
Иван Андреевич беспредельно любил и хорошо знал свое дело. Мне вспоминается, что ему ничего не стоило уже будучи комдивом, по-теперешнему генерал-лейтенантом, сесть за телеграфный аппарат и работать на нем ключом не хуже любого телеграфиста. Помню, в тридцать восьмом году, когда происходили бои в районе озера Хасан, он [77] не раз лично обеспечивал высшему командованию Красной Армии, наркому Ворошилову и начальнику Генерального штаба Шапошникову прямые переговоры по телеграфу между Москвой и Дальним Востоком. Присутствуя на этих переговорах, мне всегда нравилось наблюдать, как он, сидя у аппарата Уинтстона, уверенно работал на ключе, расшифровывал с ленты знаки Морзе и, как будто совсем не волнуясь, обычным своим голосом докладывал обстановку в районе боевых действий.
В Главном управлении связи во время войны Найденов работал моим первым заместителем, а затем генерал-инспектором.
Совсем другим человеком был генерал Андрей Матвеевич Стрелков, большой, крупный мужчина, внешне очень похожий на героя гражданской войны Котовского.
Сын ломового извозчика из Одессы, он отличался резкостью и имел неуживчивый характер. Некоторые начальники связи фронтов недолюбливали Стрелкова, и к этому, пожалуй, были основания. За глаза они говорили про него, будто бы на одном из сборов он сказал, что если за день не сделает кому-либо неприятности, го будет считать этот день потерянным и не сможет спокойно спать. Некоторые упрекали меня зачем я держу его в своем аппарате, но я-то хорошо знал, что при всем этом Стрелков умный человек и хорошо подготовленный связист. Его работоспособность удивляла, а умение организовать людей на выполнение задания было выше всяких похвал.
Он занимался вопросами организации связи и детально знал их как в оперативных, так и в тактических звеньях управления. Стрелков принимал непосредственное участие в издании различных инструкций, наставлений, это его стараниями через девять месяцев после начала войны появился специальный труд тонкая брошюра в обложке из мягкого картона, в которой обобщался опыт работы войск связи. В 1943 году при его активном участии [78] был издан уже солидный труд, подводивший итоги работы войск связи за два года войны.
Эти издания, а также новые наставления были разосланы в войска и до конца войны служили важными пособиями, в которых учитывались особенности боевых действий Отечественной войны, маневренность боевых действий, возросшее значение взаимодействия между родами войск и видами вооруженных сил. Я так подробно останавливаюсь на этом потому, что это был важный этап в развитии теории связи нашей армии. Ведь не секрет, что в начале войны некоторая часть общевойсковых начальников слишком переоценивала проводную связь и не всегда верила в радиосредства.
Я до сих пор не могу забыть случая, который произошел на Северо-Западном фронте в начале войны. О нем мне рассказал бывший начальник связи 27-й армии полковник К. А. Бабкин, впоследствии ставший генерал-лейтенантом, начальником связи фронта.
В двадцатых числах июля 1941 года, когда штаб армии располагался в районе села Подберезье, Великолуцкой области, при моем первом докладе о состоянии связи вновь назначенному начальнику штаба армии, последний заявил: «Вот что, начальник связи, я никакой другой связи, кроме проводной, не признаю. Из этого делайте выводы и организуйте свою работу».
В 27-й армии сложилась тогда довольно сложная обстановка, армия не имела полного комплекта положенных ей частей связи, а в районе ее действий сеть постоянных линий была слабо развита. В таких условиях недооценка радиосвязи и нежелание использовать ее для управления войсками могли привести к тяжелым, если не сказать трагическим последствиям.
К сожалению, в начале войны этот случай был далеко не единственным.
Нечто подобное имело место и в других соединениях Северо-Западного фронта. О них докладывал мне начальник связи штаба Главнокомандующего [79] Северо-Западным направлением генерал-лейтенант войск связи Т. П. Каргополов.
В одном из своих докладов он писал:
«В июле и августе 1941 года мне пришлось наблюдать работу штабов ряда соединений Северо-Западного фронта. Некоторые офицеры этих штабов, несмотря на полученные уже уроки в первые недели войны, все еще считают проводную связь основным средством управления и недооценивают радиосвязь.
Так, например, при повреждениях линий проводной связи многие офицеры заявляют об отсутствии связи с подчиненными войсками, хотя существует устойчивая радиосвязь. На предложения связистов использовать радиосвязь нередко приходится слышать: «Ну, какая это связь, ваше радио».
Во время отхода 8-й армии Северо-Западного фронта была потеряна всякая связь штаба этой армии с фронтом. Основной причиной было то, что все радиостанции штаба 8-й армии двигались отдельно от штаба и при них не было ни одного офицера оперативного отдела. А связь была и действовала устойчиво, но не могла быть использована.
Справедливость требует сказать, что подобные печальные случаи в то время имели место не только в войсках Северо-Западного фронта, но и на других фронтах.
В начале войны было немало случаев, когда использование радиосвязи для управления войсками ограничивалось совершенно сознательно. Происходило это потому, что среди некоторой части наших командиров бытовало мнение: противник с помощью радиопеленгаторов может с большой точностью определить место расположения пунктов управления по работающим радиостанциям.
По этой причине были случаи, когда применение радиосвязи, без достаточных на то оснований, вообще запрещалось. Радиостанции удалялись от штабов на значительные расстояния, что [80] затрудняло их использование для управления войсками.
Такое отношение к радиосвязи в начале войны получило очень меткое определение «радиобоязнь». К сожалению, этой болезнью в 1941–1942 годах страдало немало командиров и офицеров штабов стрелковых частей и соединений. Правда, она не отмечалась в авиации, в бронетанковых и механизированных войсках и в Военно-Морском флоте. Там радиосвязь с первых дней войны заняла надлежащее место и принесла огромную пользу при организации управления войсками в самых различных условиях боевой обстановки. В стрелковых же соединениях было немало случаев заболевания «радиобоязнью».
Это было следствием недостаточного опыта использования радиосвязи для управления войсками, слабого знания ее основных свойств и физической природы, а также переоценки возможностей радиоразведки противника.
В Берлине при главном штабе германских вооруженных сил существовал центр радиоподслушивания, высший орган, ведающий радиоразведкой.
Руководил этим центром генерал Фельдгибель, который летом 1944 года был отстранен от должности за то, что принимал участие в организации покушения на Гитлера.
Центру радиоподслушивания были подчинены 8 радиоразведывательных полков. На русском фронте находилось 6 таких полков. О том, что представлял собой радиоразведывательный полк, однажды в штабе 57-й армии рассказал пленный обервахмистр, австриец по национальности. Я воспользуюсь его показаниями, чтобы избежать слишком общих рассуждений. Конкретные примеры всегда наглядней.
«Я служил, показывал обервахмистр, в 4-м радиоразведывательном полку, который состоял из 5-й и 6-й стационарных радиоразведывательных групп, 621 роты дальней радиоразведки и 964 роты ближней радиоразведки. [81]
621 рота состояла из взвода подслушивания (70 человек), взвода дешифровки, где служили люди с высшим математическим образованием, питомцы Геттингена, прошедшие специальную подготовку в Берлине. Во взводе дешифровки их было 20 человек. Был еще взвод переводчиков (30 человек) и взвод обработки данных радиоразведки, который состоял из высших слоев интеллигенции.
621 рота действовала первоначально в Африке отдельно от 4-го полка. В районе Эль-Аламейна. Командир роты капитан Себон, то ли желая выслужиться, то ли по молодости лет, взял и ввел роту в бой как пехотное подразделение. Рота была захвачена в плен англичанами вместе со всей аппаратурой, за что капитана Себона заочно предали суду и приговорили к расстрелу. Затем роту перебросили на Восточный фронт, где работать стало значительно труднее.
Работа русских радистов во многом отличалась от работы англичан. Русские часто меняли радиоданные, применяли специальные пароли, работали на больших скоростях. Все это затрудняло перехват радиопередач и подслушивание русских радиостанций...»
Штабы немецко-фашистских войск в течение всей войны вели активную радиоразведку. С ней нельзя было не считаться. Однако радиоразведку нельзя переоценивать. Штабы наших войск обязаны были знать возможности противника, учитывать средства радиоразведки, принимать меры для затруднения радиоперехвата и в соответствии с обстановкой применять радиосвязь. Собственно говоря, так и поступало большинство штабов Красной Армии, строго выполняя требования скрытого управления войсками, добиваясь от радиотелеграфистов точного и неуклонного соблюдения правил радиообмена и обеспечения строгой радиодисциплины. Проводили также различные мероприятия для введения радиоразведки противника в заблуждение. Но существовавшую среди некоторой части наших командиров недооценку связи вообще и преувеличение [82] роли проводной связи я бы назвал «детской болезнью» начального периода Великой Отечественной войны. Случаи недостаточно полного использования радиосвязи для управления повторялись и позже, но связисты в этих случаях, как правило, были ни при чем: это их начальники часто не разрешали радиостанциям двигаться в общих колоннах штабов, удаляли их на большие расстояния на стоянках, не назначали на них офицеров оперативных отделов и шифровальщиков, а потом говорили, что связи нет...
Начальники связи всех степеней, в том числе и мы в центре, не раз докладывали, что это ненормально, что такое отношение к радиосредствам пагубно сказывается на управлении войсками, приводит ко многим недоразумениям и необоснованным обвинениям связистов. В конце концов Ставка Верховного Главнокомандования приняла решение ввести личные радиостанции командиров и командующих.
Где бы ни был командующий или командир личная радиостанция всегда должна находиться при нем так потребовала Ставка. Вместе с радистами на радиостанции обязательно должны быть офицер оперативного отдела и шифровальщик.
Радиосвязь с помощью личных радиостанций организовывалась так, чтобы командир имел возможность связаться со старшим начальником, с подчиненными войсками и со своим штабом.
Введение личных радиостанций было очень важным мероприятием и сыграло большую роль для улучшения управления войсками.
Потом, уже в последующем ходе войны и особенно во второй ее половине, все стало на свои места. Случаи недооценки радиосвязи и неправильного использования различных средств связи встречались редко, да и носили уже совершенно другой характер. [83]