Через Африку

После завтрака 17 августа отправились на аэродром. Вылет назначен на 10.00, но вот уже прошел час, а мы все еще на земле. Поразила толчея на аэродроме, созданная польскими военнослужащими из армии Андерса, эвакуирующейся из Советского Союза. То там, то тут перекидываемся с поляками своими мнениями по поводу этой «странной» акции. Большинство из них не одобряют ее, считают эту эвакуацию предательством по отношению не только к советскому, но и к польскому народу. Верхушка польского офицерства оправдывает это решение, но офицеры чином пониже и рядовой состав явно недовольны.

Проторчав почти три часа на аэродроме, только в 12.40 поднимаемся в воздух. В самолете полно военных, в основном канадцев, возвращающихся на родину. Много американских и английских летчиков, перегонявших боевые самолеты для Советского Союза по ленд-лизу и сейчас держащих обратный путь в Америку. Летит еще семья китайцев и один поляк, порвавший с армией Андерса. С ним у нас сразу же завязывается разговор. К русским он настроен дружески. Понимаем друг друга хорошо. От него узнаем много интересного. В частности, он знакомит нас с маршрутом нашего полета, говорит, что полетим мы через центральные районы Африки, в которых сейчас свирепствует желтая лихорадка и тропическая малярия. Маршрут до западного побережья Африки займет минимум 2,5 дня!

...Почти шесть часов над пустыней. Под нами англоегипетский Судан, пролетаем над его столицей и садимся г, 40 километрах от Хартума. Нас отвозят в американский военный лагерь при авиабазе, который построен всего четыре месяца назад специально для обеспечения перегонки самолетов под ленд-лизу. На пути туда и обратно здесь отдыхают американские и английские летчики.

Выходя из самолета, ожидали окунуться в жару, но поразились необыкновенной свежести воздуха. Оказывается, только-только прошел тропический ливень, который [31] и принес прохладу. Гляжу на часы — 18.45 — вот-вот зайдет за горизонт солнце. Каждый из нас в лагере получает «бунгало» — комнату для отдыха со всеми удобствами, которыми я тут же и воспользовался, приняв освежающий душ.

После превосходного и удивившего своей экзотикой обеда Николай и Людмила пошли отдыхать. Я же отправился осматривать лагерь. В принципе устройство его простое. Сплошное одноэтажное деревянно-щитовое здание, построенное в виде большого каре со стороной метров 50 на 50, с глухими задними стенками и выходами из каждой комнаты во внутренний дворик через сплошную террасу, охватывающую все строение по периметру. Терраса приподнята над землей примерно на полметра и вся прикрыта сплошным навесом-тентом. Внутренний дворик — это обширная травяная площадка.

Вдоль всей террасы какие-то замысловатые белые шкафы, назначение которых было непонятно до того момента, пока я, мучимый жаждой, не обратился к проходившему мимо американскому пилоту. Он подвел меня к одному из этих шкафов и, открыв дверцу, вынул и тут же открыл запотевшую бутылку холодного пива, пояснив, что, кроме пива, здесь можно взять и другие прохладительные напитки и соки, сколько угодно, в любое время, и к тому же бесплатно. Угостив меня пивом, пилот ушел. Так я познакомился с обычным бытовым холодильником. О своем «открытии» тут же доложил Людмиле и Николаю.

Комнатки для отдыха, двери из которых выходят на террасу, стандартны. В них все предусмотрено для отдыха: кровати, шезлонги, кресла, торшеры, шкаф для одежды. Над кроватями подвешены противомоскитные сетки. Замечаю, что большинство кроватей вынесено из номеров на террасу. Здесь спать не так душно.

Разговор с американским пилотом, о котором я упомянул выше, вовсе не был столь прост для меня, как могло показаться читателю. Незнание языка по-прежнему чрезвычайно сковывает нас. Правда, времени мы не теряем и занимаемся даже в воздухе. Лично мне особенно помогает Сергей Михайлович Кудрявцев. С его помощью я завел для себя нечто вроде «разговорника», куда по разделам — «быт», «улица», «питание» и т. д. — заношу нужные слова и целые фразы. Продвижению вперед помогает и знание немецкого языка — не случайно в школе и в институте на него было потрачено столько [32] усилий и времени. Наконец, чрезвычайно много дает чтение английских газет, которые мы просматриваем ежедневно. О многом мы догадываемся по смыслу, одновременно расширяя свой словарный запас и запоминая конструкции. Короче, ко времени появления в Америке надеемся уже что-то знать, или, если быть совсем точным, что-то говорить...

Случай с холодильником завершил этот насыщенный и нелегкий день. Переполненный впечатлениями, я залез под противомоскитный полог, блаженно вытянулся на кровати и тут же заснул.

18 августа. Поднялись рано. В семь утра приехали на аэродром и уже через несколько минут поднялись в воздух. Что и говорить, темпы нашего перелета впечатляющие, и уже трудно поверить, что еще несколько дней назад была Москва, Вешняки и масса дел в школе снайперов, которые непременно и безотлагательно надо было решать.

В 10.25 дозаправились в Эль-Фашере. Через два часа еще посадка — в Эль-Дженау, на границе Судана и Французской Экваториальной Африки. В 12.50 взлетели и продолжаем держать курс на юго-запад, к побережью Атлантики.

В самолете становится мучительно жарко, донимает жажда. Не выдерживаю и спрашиваю у американского пилота, нет ли на борту воды? Он с готовностью подводит меня к стенке у кабины, где рядком висят пять цветастых баллонов сосками вниз, которые я до сего времени принимал за странные огнетушители. Взяв из ящика бумажный стаканчик, американец подставил его под сосок оранжевого баллона и нажал кнопку. Вмиг стаканчик наполнился шипящим соком. Угощая меня, американец весело произнес: «Оранжада! Дринк, плиз!» — «Апельсиновый сок! Пейте, пожалуйста!» Сок оказался вкусным и холодным. Баллоны же были не чем иным, как термосами с различными напитками.

Немного позже тот же пилот пригласил меня в кабину, к стеллажу, заполненному картонными коробками, которые напоминали коробки из-под тортов. Но это пыли не торты. Пилот открыл коробку, и я увидел аккуратно упакованные сандвичи, сыр, джем, пару апельсинов и прочее. Содержимое, как я понял, предназначалось не только для экипажа, но и для пассажиров, о чем и поспешил сообщить Людмиле и Николаю.

Полет в этот день прерывался множеством посадок. [33]

Только к вечеру, после десяти часов, проведенных в воздухе, мы прилетели к конечной точке нашего сегодняшнего путешествия — к городу Кано, столице Нигерии. За долгие часы полета мы ко многому привыкли и все же, если на минуту отвлечься от дорожных впечатлений и вспомнить, что ты делал неделю назад и делаешь, или, точнее, где находишься сейчас, — дух захватывает. Подумать только, мы — в Нигерии, далеко в Африке!

На аэродроме усаживаемся в машины и отправляемся в город. По дороге встречаем оригинальные туземные хижины в виде высоких острых глиняных конусов, напоминающих гигантские термитники. Пока едешь, успеваешь познакомиться со многими сторонами быта: здесь, кажется, вся жизнь протекает исключительно на улице, где готовят, стирают, нянчат детей, ссорятся и отдыхают. Патриархальные картинки нет-нет да и дополняются штрихами современной цивилизации. Вот машина обгоняет подростка, крутящего педали блестящего никелем велосипеда; вот в руках негра сверкнет новенькая зажигалка. Почти все туземки что-нибудь да тащат на голове — плетеные корзинки с овощами или фруктами, кувшины с водой, просто какие-то тюки. К тому же у многих за спиной в люльке-рюкзаке грудные дети. Диву даешься, когда видишь работающую в поле туземку, которой то и дело приходится наклоняться, а за спиной у нее — спокойно спящего малыша.

Промелькнуло и экзотическое черное «войско» — человек двадцать негров в набедренных повязках и с огромными ружьями на плечах, место которым скорее в музеях, нежели в «армии». Строевые занятия шли своим ходом, но, увидев приближающуюся машину, командир, кажется, решил продемонстрировать свою власть и принялся распекать нерадивого солдата. Но вот мы проехали, и все пошло своим чередом. Местная гвардия готовилась нести свою службу. Ночью, в самое опасное, как нам потом разъяснили, время, белым не рекомендуется появляться на улицах.

Наконец машины остановились перед не то европейской гостиницей, не то официальной резиденцией — пока понять трудно. Входим в холл и с удовольствием опускаемся в мягкие кресла. Все-таки мы сегодня крепко устали. Вижу на столе стеклянный глобус, подсвечиваемый изнутри матовой лампочкой. Нахожу на нем Кано и прослеживаю весь наш путь. И вновь появляется прежняя мысль о превратностях судьбы. Только на этот раз, [34] получив видимое «подкрепление», она приобретает эмоциональную окраску: «Черт возьми, куда нас занесло!»

Приглашают на ужин. Понемногу начинаем привыкать к местному сервису. Присматриваемся к служащим местной администрации, к тому, как они ведут себя, что и как едят. Впрочем, не все из их богатого опыта нам подходит. Например, отношение к местным жителям. Здесь у нас с ними «принципиальные расхождения»...

Как всегда, цепочкой вытягиваются служители в белых перчатках с подносами. Перчатки вовсе не для шика, а из-за брезгливости европейцев к чернокожим африканцам. Замечаем, что необязательно брать еду с каждого подноса. Достаточно сделать соответствующий жест — и блюдо проследует дальше.

Сегодня впервые нам подали нечто, напоминающее наше первое. Суп-пюре из томата с сухариками. Мы почти радостно переглядываемся, но, увы, это совсем не то. Где ты, наш наваристый сытный борщ?!

Выйдя из ресторана, усаживаемся в кресла у журнального столика. С любопытством просматриваем журналы и «прочитываем» газеты, ища в них то, что относится к нашей далекой Родине. Что ж, она не обделена вниманием. Все газеты пестрят сообщениями о Кавказе и Сталинграде.

Проснувшись, обратил внимание, что вся моя одежда аккуратно сложена. У дверей, как начищенный самовар, стояли выдраенные до блеска полуботинки. Осторожно постучав в дверь, в комнату вошли трое негритят в униформе и в нерешительности остановились. Я попытался выяснить причину их. появления, однако из этого мало что получилось. Но ребят поразило не мое незнание английского языка, а дружелюбное отношение к ним белого человека.

Наконец до них дошли часто повторяемые мной слова: «Советский Союз!.. Россия!..» Ребята вдруг воодушевились и обрадованно затараторили: «Раша!... Руссия!» Глазенки их заблестели, и они энергично взялись за уборку помещения. Убираясь, они то и дело оборачивались ко мне и вновь, на разные лады, повторяли: «Руссия!» Конечно, то, что эти негритята в униформе знали о нашей стране здесь, в центре Африки, было приятной неожиданностью. Закончив уборку, негритята выскочили из комнаты, но лишь за тем, чтобы появиться через несколько минут со своими сувенирами. Отказать было невозможно, и я полез в карман за деньгами. Это вызвало [35] энергичный протест. Ребята замотали головами и дали понять, что все это «презент» — подарок и что денег они не возьмут...

Этот добросердечный жест детей мог растрогать кого угодно. Тронул он и меня. Я почувствовал в горле какой-то комок, а на душе было радостно от этой встречи. Мимикой и жестами ребята дали мне понять, что и они хотят получить что-либо на память. К сожалению, нам и в голову не пришло захватить с собой сувениры. Негритята внимательно наблюдали за мной и, наверное, поняли мою беспомощность. И вдруг я увидел, как они встрепенулись и показали пальцем на внутренний карман моего пиджака, пола которого распахнулась, когда я шарил по карманам. Что же привлекло их внимание? Оказалось, пришитая к карману фабричная этикетка: «Москвошвей. Фабрика «Москва». Наверно, в этой этикетке самым главным было слово — «Москва», и это решило ее судьбу. Вмиг она, к радости негритят, была отпорота и передана одному из них. Слово «Москва» я указал им на этикетке, и, пожалуй, это вызвало их наибольшую радость...

Вылетели в 9.15. На удивление, сегодня полет шел спокойно. Удалось даже немного вздремнуть. Когда открыл глаза и глянул в иллюминатор вниз, увидел далеко внизу узкую полоску песчаного берега в белой прибойной пене. Океан?! Вдоль берега вьется дорога, по которой проносятся автомашины. Много в прибрежной зоне населенных пунктов. Видны посевы, плантации. Пока еще мы летим над Нигерией — британской колонией.

В 14.20 совершаем посадку в столице британской колонии Золотой Берег — городе Аккра. На аэродроме нашего посла в Канаде Федора Тарасовича Гусева встречают официальные лица британского и американского представительств. Знакомят с ними и нас. Затем — визит к английскому генерал-губернатору и американскому консулу.

После короткого отдыха нас приглашают на обед. Не обошлось и здесь без неожиданностей. На десерт подали фрукты. Один из них привлек мое внимание. Отрезав от него дольку, сунул ее в рот и тут же почувствовал, что у меня во рту полно... мыла! Замерев, посмотрел по сторонам и увидел, что присутствующие спокойно поедают этот фрукт, приправляя его томатом и солью. Но мне было не до смеху — вкус «живого» мыла ощущался все сильнее и сильнее. Выплюнуть неудобно, выйти из-за [36] стола боялся — по дороге стошнит. Надо решаться! Сделав над собой усилие, я проглотил то, что было во рту. Но вкус «мыла» не исчезал. Позднее мне объяснили, что это — грейпфрут. Запомнил я его, признаться, надолго.

После обеда нас развозят по резиденциям. Меня, Красавченко и Кудрявцева направили на виллу к военно-морскому атташе. Мне отводят комнату на втором этаже, с кроватью под пологом. После полета не вредно бы и вздремнуть, но, увы, еще не время и гостей просят спуститься вниз, в холл, куда принесли фрукты и чай. К фруктам после случая на обеде начинаю относиться с опаской. Но все-таки отваживаюсь испробовать вкус еще одного замысловатого фрукта, размером с небольшую дыньку и с кожурой, как шкура у крокодила, с шипами и острыми иглами. Попробовал. Понравилось. Вкус — нечто среднее между апельсином и земляникой. Скоро я уже знал, что это ананас.

Вечером появились англичане из местной администрации. Большинство офицеры. Из-за незнания языка мы себя чувствовали не в своей тарелке. Только Сергей Михайлович принимал живое участие в разговоре. Благодаря ему прослушали и новости, которые передавала по радио британская радиокорпорация. В сообщениях из Советского Союза говорилось, что немцы рвутся к Сталинграду, бомбили Туапсе и Новороссийск. Настроение испортилось. Извинившись, отправились к себе наверх отдыхать.

Поднялись в 3.30. Пора на аэродром. Темнота, хоть глаз выколи. Только перед фарами машины, вся в зелени разлапистых пальм, бежит асфальтированная лента приморского шоссе. Ощущение такое, что мы несемся по фантастическому зеленому туннелю. Встречный поток воздуха согнал остатки сна, и на аэродром приехали уже в норме. Постепенно подъезжают и остальные наши попутчики.

Только-только стало светать, как пригласили в самолет. Прощаемся с гостеприимными англичанами и занимаем места в нашем «Дугласе». Сегодня, 21 августа, делаем последний бросок по Африке.

Летим без посадки долгих пять часов. Постепенно самолет начинает снижаться и как-то быстро, без обычных кругов заходит на посадку. Сделав короткую пробежку, замирает у каких-то строений. Это Фишлейк, берег большого озера. Здесь находится американская база [37] гидросамолетов — клиперов, или иначе — летающих лодок. Отсюда нам предстоит сделать прыжок через Атлантику, в Южную Америку.

На часах 13.25 — солнце печет нещадно, и мы поспешно прячемся под навес веранды. Тут же прощаемся с нашим заботливым и добрым экипажем, который шесть дней «вез» нас через всю Африку — от берегов Каспийского моря до Атлантического океана.

Экипаж уходит, а мы начинаем понемногу осматриваться. Все строения здесь на сваях, с крышами из пальмовых ветвей. Коротая время, с интересом наблюдаем, как туземцы укладывают одну из таких крыш. Выстроившись цепочкой, со стопками пальмовых ветвей на голове, они движутся к строению. Здесь их уже поджидает другая группа строителей, вооруженная длинными шестами-рогульками. Они подхватывают ветви и ловко перекидывают их на крышу. Далее ветви расправляют, укладывают по кругу на жерди и связывают лианами. Проходит совсем немного времени, и прямо на наших глазах строители завершают «укладку» одной из крыш. Мы невольно проникаемся уважением к трудолюбивым туземцам, которые под палящим солнцем, в страшной жаре работают не покладая рук.

Несмотря на зной, чувствуем голод. Но намекнуть хозяевам как-то неудобно. Впрочем, нам везет — они сами догадываются об угощении. В дверях появляется туземец и ставит перед нами блюдо с фруктами. В тот же миг с пальмы прямо ко мне на плечо прыгает какой-то зверек. От неожиданности я замираю и боюсь пошевелиться. Потом краем глаза замечаю маленькую коричневатую обезьянку. «Вот так здорово! Самая настоящая африканская обезьянка!» Она зацокала, оскалив свои мелкие зубки, а затем заверещала, смотря то на меня, то на блюдо с фруктами. Намек был понятен — зверек требовал угощения! Я взял с блюда и отломил от связки банан и тут же протянул его обезьянке.

Вскоре подали автобус, и мы направились в американский лагерь, где покачивался на воде громадный гидросамолет. За ленчем узнали, что вылетаем с наступлением темноты. Впервые нам предстоит лететь ночью. На борт нас примет именно эта летающая лодка, которая сейчас покоится на озере. Это заставляет нас с интересом посматривать в сторону самолета, оценивая его достоинства.

После ленча перебираемся на веранду. Небо заволакивают [38] тучи, и погода портится. Жара при этом спадает, и мы не без удовольствия устраиваемся в креслах. На столиках разложены журналы и газеты почти на всех языках. Выискиваем, конечно, новости с Восточного фронта. Это нетрудно сделать — они на первых полосах газет. Размеры заголовков доказывают, что сейчас всеобщее внимание сосредоточено на Сталинграде. Здесь, как пишут вездесущие журналисты, в Советской России решается будущее.

«Россия», «Советская Россия», но почему не «Советский Союз»? Этот вопрос занимал меня в первые дни путешествия, стоило лишь взять в руки журнал или газету. Лишь позднее я понял, что в этом по-своему проявляется неприятие западным миром того, что произошло у нас в 1917 году. Впрочем, при желании нетрудно найти и еще одно объяснение — признание того, что на протяжении веков история многих народов была связана с Россией. Недаром, когда в Америке или Англии узнавали, что мы из Советского Союза, то с восхищением восклицали: «О! Россия!» При этом в эту короткую фразу вкладывался какой-то могущественный и глубокий смысл! Словом, так или иначе, а надо привыкать к своеобразному именованию нашего государства — Россия так Россия!..

Быстро стало темнеть. Пора готовиться к вылету. На катере подплываем к клиперу. Только оказавшись рядом, вижу, какая это громадина. «Дуглас» — тот много меньше. Приходится потрудиться, чтобы забраться на крыло и оттуда проскользнуть внутрь гидроплана. Салон просторный, в мягких креслах и диванах. Но удивляет нас другое: оказывается, самолет двухэтажный!

Ровный гул четырех мощных моторов заполняет салон. Гидроплан медленно «выплывает» на стартовую позицию, разворачивается и берет разбег. Нас поволокло по водной глади озера. Быстрее, быстрее... Наконец мы в воздухе. Распластав могучие крылья, наш гигант начинает удаляться от берегов Африки...