13 августа 1941 года

13 августа было затишье, вроде полетов не предвиделось, я побрился (дурная примета), получил новые яловые сапоги. Пообедали, отдыхаем в палатках, травим баланду, и вдруг вызывают на КП. Приказано в 14.00 авиаэкадрильей нанести бомбовый удар по железнодорожной станции Дубное, (затем город Глинск), где выгружаются немецкие эшелоны (станция находится между Смоленском и Ельней).

По коням! В 16.00 взлетели и пошли на цель, нас прикрыла пара И-16, летели на высоте 1200 метров — это наивыгоднейшая высота для поражения цели. Подошли к цели разобрались в колонну "по звеньям". Мы после перестроения оказались в середине группы, я подготовил данные для прицеливания, установил их на прицел. Зенитный огонь слабый, истребителей немецких не видно, открыл бомболюки, ожидаю в прицеле появление цели. И тут наш самолет перешел в пикирование. Оглянулся на Борисова, а его нет в кабине! Мать честная! Что делать? Ведь самолет над целью. Бросаю бомбы, смотрю на высотомер — высота 600 метров. Если выпрыгну сейчас, то совершенно точно попаду в плен. И тут самолет как-то начал отворачивать и стал падать на лес. Была — не была. Открыл люк, опустил ноги и мгновенно очутился в воздухе. Рванул кольцо парашюта. Батюшки! Повис в воздухе на месте, никакого движения. Вокруг меня сделал вираж И-16, внизу рвутся бомбы, стрельба, а я вишу на месте. Потом смотрю, земля приближается все быстрее и быстрее. Приземлился я на свое счастье в лесу.

Пистолет в руках. Отстегнул парашют и бегом в гущу леса. Посмотрел на свои самолеты. Они развернулись влево, собрались, только не 9, а 8 и пошли на восток, а по ним такой оружейный огонь ведется, что стоит сплошной треск, даже шума моторов не слышно.

Вдруг вижу человека в лесу. Приготовил пистолет и подхожу незаметно поближе к нему. Вижу что-то знакомое: в реглане, без головного убора, лицо в крови. Подошел ближе — Федя Борисов. Слышу треск мотоцикла, хватаю его за руку и мы бегом в низинку, в заросли. Пробежали метров 500, нашли воронку, заросшую травой, залезли, замаскировались, притихли. Отдышались и он мне рассказал, что зенитный снаряд попал по хвостовому оперению самолета и самолет стал неуправляем. На вопрос почему ничего не передал экипажу, ответил, что растерялся, а где Антифеев не знает, наверное выпрыгнул.

Так мы сидели до наступления темноты. Он мне объяснил, что у него сильно ушиблен позвоночник и перебита переносица, поэтому и лицо в крови. Пока мы сидели в воронке, я изучал систему артиллерийского огня на этом участке и это мне помогло в ориентировке для принятия предварительного решения дальнейших действий, а действие одно — на восток к своим. Он полностью положился на меня, так как ты, говорит, имеешь опыт действий в такой обстановке. Коль так, так пошли на восток, ближе к линии фронта.

Вылезли из воронки, взяли направление на восток. Идти нужно бесшумно, а у меня сапоги новые — скрипят, черти, за версту слышно. Что делать? Снимаю сапоги, бросаю их. Но в носках колко. Решил найти свой парашют, обмотать ноги и дело пойдет. Парашют недалеко. Я быстро нашел место приземления, но парашюта не обнаружил, его, очевидно, увез, мотоциклист. Пришлось топать по каменистому грунту в носках. Шли часа два, зашли в хороший крупный еловый лес. Командую — ночевка! Залезаю под сучья ели, натягиваю на голову свитер и тут же засыпаю.

Утром 14 августа проснулся поздно, солнце уже было высоко. Борисов жалуется, что почти не спал. Спина болит, ежится, стонет. По-прежнему кругом артиллерийская стрельба. Линия фронта сплошная, обе стороны и немцы и наши обороняются, мы находимся почти на передовой, на стороне занятой немцами. Разобравшись в системе артиллерийского огня и в общей системе огневых средств на этом участке, я решил пойти в разведку.

Борисов остается на месте, ему хочется пить, но воды нигде нет, все сухо, а у нас ни воды, ни еды нет. Вышел на опушку леса, видно возвышенное поле, убрана в бабки рожь и на этой возвышенности окапывается артиллерия. Долго я всматривался в них, никак не мог понять, кто это, немцы или наши? Недалеко, чуть в глубине леса стоит высокая ель. Решил залезть на ее вершину и осмотреться. Так и сделал. Залез и начал изучать систему огня. Долго я сидел. Обнаружил справа дорогу, которая подходила к полю. Время было уже что-то часов 14, люди с поля скрылись. Я слез с ели и решил подойти поближе к полю, посмотреть что это за люди, а вдруг наши? Вышел на край леса стал и смотрю. Скоро появились люди полураздетые, жарко. Стою, замаскировавшись, и наблюдаю как они работают кувалдами. Хочется подойти поближе, хочется верить, что это наши. Внимательно прислушался и услышал клокочущую немецкую речь: "гол.., гол.., гол..." Какое огорчение, до слез обидно. Пошел в сторону дороги, подошел, лег и замаскировался. По дороге двигались в обе стороны грузовые автомобили разных марок, в том числе и наши полуторки. Я был так близко от них, что слышны были стоны людей, находившихся в автомашинах. Очевидно, вывозили раненых. Так хотелось открыть огонь, ведь я так близко был от них — метров 10!. Но, подумал, что только выдам себя, а толку будет мало. К заходу солнца возвратился к Борисову. Он обрадовался. Я ему рассказал о результатах своих неутешительных наблюдений. По оценке обстановки мы определили, что находимся километрах в 2 — 3 от наших. Поговорили немного, я натягиваю свитер — и под елку, "бай-бай".

Утром 15 августа я для уточнения обстановки повторил маршрут разведки и дополнил его еще одним наблюдением: влево от нашего местонахождения, то есть на север, находится какое-то поселение. И что характерно — ни одной души из местных жителей не видно, хотя бы какого-либо грибника, или пастуха — никого. Прошел километра два на север. Лес перешел в кустарник и показался луг, заросший мелким кустарником, немного сыроват. Я прошел этот луг, приблизился к полю и обнаружил поселок. Заходить в поселок не отчаялся. Ни одной души в поселке не вижу. Долго ходил, всматривался, но безрезультатно.

Пошел обратно к Борисову, еле нашел его в темноте. Борисов плохо чувствует себя. Просит пить, но воды нет. С темнотой укладываюсь в "постель" и засыпаю как дома мгновенно. Тепло, но комары прямо в рот лезут. Меня спасает свитер.

16 августа утром проснулся. Борисов совсем упал духом и объявляет мне, — пойдем искать партизан или, говорит, застрелюсь. Я его убедил, что партизан рядом с передовой быть не может, а воду попробуем поискать на лугу, где я был вчера. Он согласился и мы пошли к этому поселку. Утром на лугу дымка, туман, солнце только поднялось и мы потопали. Нигде воды нет. Борисов остался в кустах, а я решил идти в поселок.

Вышел на поле. Метров в трехстах во ржи стоит сарай, пошел к нему. В сарае лежит плуг, разбросан навоз и все. Вышел из него и смотрю на поселок. В поселке стоит добротный домик, на нем антенна. И в это время из домика вышли человек десять, построились и смотрят на меня (нас разделяло расстояние тоже метров 300).

В это время с востока летят 8 самолетов типа СБ. Подлетели к поселку и начали его бомбить. Свист бомб, разрывы. По самолетам идет стрельба — все трещит вокруг. Я бегом к Борисову. Это наша эскадрилья — 8 самолетов, а нас нет. Легко можно погибнуть от своей бомбы. Я снял сорочку и машу: "мы здесь, свои". Борисов на меня накинулся: что ты, приведешь на своем хвосту немцев. (Ведь он наблюдал за мной и за немцами). Шустренько побежали в лес, старое место не нашли, облюбовали другое.

Этот наш выход очень многое прояснил. Я обратил внимание на то, что как только наши самолеты развернулись влево, огонь по самолетам прекратился, значит там, влево от нас что-то есть: болото, большой лес или озеро. Потому что от цели самолеты уходят от огня в сторону отсутствия зенитных средств.

Я обрадовался тому, что самолеты подсказали нам куда держать направление, а Борисов этого не понимает, только твердит: — "будем искать партизан или я застрелюсь". Больше не может без воды терпеть. Я ему объяснил ситуацию, которую вскрыли наши самолеты, он немного поверил в это, но не совсем. Часиков в 4 дня снова повторился налет наших самолетов, но только звеном (три самолета). Стрельба такая же. Система огня подтвердилась. Я попросил Борисова мне не мешать. Продумал наш дальнейший маршрут. Нарисовал обстановку, растолковал наш маршрут Борисову и говорю ему, смеясь: — "Если ты мне поставишь пол-литра, то я приведу тебя к своим". Он мне сразу ответил: — "Литр поставлю."

Все. Будем ожидать темноту и двинемся, а пока поспим. Сон был короткий. Начало темнеть и мы пошли. Шли лесом. Когда стало совсем темно, вышли на дорогу, выбрали момент, когда по дороге не было движения и быстренько перебежали на другую ее сторону. Лес стал мельче и скоро перешел в кустарник на песчаной почве. Идти по кустарнику было тяжело от нестерпимого запаха разлагающихся трупов.

Но вот кусты закончились и мы очутились перед окопами. Слева немецкая болтовня, огоньки сигарет. Борисов сжал мою руку у локтя, весь дрожит. Я жестом показываю, что надо идти. Перескочили окопы. В окопах в песке я оставил свои носки. В них набрался песок и они сползли.

Предполагаемая линия фронта остается позади, ибо она вся украшена осветительными ракетами. Вышли на поле. Оно все уставлено бабками овса. Справа деревушка, а слева через ручей — пелена тумана, мои предположения сбываются — болото. Быстренько заходим в болото. Осока выше человеческого роста, растет на небольшой глубине.

Линию стрельбы и огней оставляем позади, на душе радостно. Ускоряем движение. Подальше от огня. Но очевидно наш шум в траве кто-то обнаружил и дал несколько очередей в нашу сторону, пули просвистели высоко от нас и чуть левее. Не снижая скорости и темпа вскоре мы оказались у реки. Ну, Федя, пей! Мы были уже километрах в двух от линии огня, уже не страшно.

Попили вдоволь, осмотрелись. По берегу реки стоят стога сена. В одном стогу — нора. Я полез в нору, думал найти что-нибудь поесть. Но, увы! Нора пустая.

Это было уже часа в два ночи 17 августа . Я сломал кол из стога, проверил глубину реки. Она была неширокая, правда глубокая. Решили вплавь переплыть, но как только мы в одежде окунулись в воду, нас потянуло ко дну. Не пойдет! Я разделся, переплыл половину речки и нащупал ногами дно. Хорошо! Борисов будет перебрасывать одежду, а я буду подбирать ее и относить на берег. Так и сделали. Выбрались на берег, выкрутили одежду. Я оделся, все мокрое, а ночь прохладная. У меня началась тряска — "зуб на зуб" не попадает. Борисов лучше себя чувствует — у него реглан, он быстрее согрелся. А меня трясет. И вот начинается новое испытание — непролазные кусты. Шаг ступишь и падаешь, часть лозняка срублена, внизу торчат кончики и ногам больно. Холодно, окоченел. У меня в руках пистолет, а я не могу пальцы разнять, так и топаю.

Наконец кусты закончились, идти стало легче. Вышли на поле, опять окопы, никого нет. Нашли бутерброды с маслом, хочется поесть, но они страшно пахнут. Впереди петух запел, идем на петуха, значит там наши, если петух уцелел. Прошли с полкилометра — деревушка.

Несмотря на усталость и тревогу, на душе радостно. Вышли на улицу, вся деревня спит, нигде ни души. Борисов плетется позади, я спешу, хочу согреться. В одном дворе гуси гогочут. Решил зайти в этот дом. Подошел, попробовал дверь в сенях — закрыта. Я ногой толкнул — открылась. Зашел в квартиру, в передней (столовой) на столе миска с квасом, лук и хлеб. Очень хочется поесть, но я сначала решил осмотреть жилье. Во второй комнатке на полу спят трое, я всмотрелся — все женщины.

Держа в трясущейся руке пистолет, разбудил крайнюю. Спросил кто в деревне немцы или красноармейцы? Она ответила, что были немцы, но их вчера красноармейцы прогнали. И тут уже все проснулись, одна из них была дочь хозяйки. Зажгли свет, керосинку. Тут в дверь заходит Борисов в реглане, надетом на нижнем белье, и сразу: — "Дайте, что-нибудь пожрать!" Это было так комично, что все рассмеялись. Мы объяснили, кто мы такие. Тут с печи слез какой-то старик, сказал с угрозой: — "Сейчас мы узнаем, кто вы такие..." и вышел из дома. Хозяйка принесла кувшин с молоком и хлеб, налила стакан. На вопрос можно ли нам пить молоко, ведь мы около четырех суток не ели, она сказала, что по стаканчику можно. Я выпил и спросился как бы мне согреться. Она мне предложила раздеться и лезть на печь, что я и сделал. Разделся на печи, остался в чем мать родила, укрылся кожухом и уснул. Борисов сидит ждет старика.

Проснулся утром часов в десять, никого в доме нет. Борисова тоже нет. Слышна стрельба, оделся, спустился с печи. Одежда вся страшно грязная, в ржавчине, ноги как колодки опухшие, почернели, еле передвигаюсь. В печи огонь, варится картошка. Вышел во двор, там в блиндаже сидят старик, старуха-хозяйка.

— Подожди, сынок, скоро картошка сварится, покушаешь.

— Нет, спасибо, а где Борисов?

Старик говорит:

— Я его отвел в санпункт.

Рассказал как туда пройти. Я потопал и вскоре вышел на дорогу. Встретил солдат наших, на вопросы мои не отвечают, все суровые, неразговорчивые. Шла полуторка с ранеными и меня пристроили на подножку, подвезли и сдали в санпункт.

Санпункт располагался в лесу. Меня встретил врач-полковник. Я ему рассказал кто я и как сюда попал. Он отдает приказ — отмыть под душем и переодеть в чистое белье. Тут же девушки подхватили меня и повели под полевой душ. Помыли меня, переодели и снова к полковнику повели. Пока я купался в душевой, у полковника была расстелена плащ-палатка, на палатке уже был подготовлен завтрак — суп гороховый с мясом. Подошел полковник, я ему объяснил, что у меня был большой перерыв с приемом пищи. Он меня выслушал и сказал — я вас понял, будем завтракать.

На ковре-самобранке было то же блюдо, плюс к этому он налил мне полстакана спиртного:

— Выпей!

Я засомневался. Он говорит:

— Пей!

Я выпил. Это был разведенный спирт. После выпивки я покушал "до отвала" и тут же уснул.

Сколько я спал трудно определить, но часиков в 17 я проснулся и обнаружил себя в спальном мешке, в том же лесу и на том же месте. Попросил пригласить полковника. Вскоре он появился и справился о моем состоянии. Я ответил — все хорошо.

— Ну вот, сейчас я буду задавать вам вопросы:

— Виден ли наш лагерь с воздуха?

— Нет.

— А если виден, то куда прятаться?

Рядом было распаханное плугом поле. Я говорю:

— В борозды!

— Все ясно. Сейчас подъедет автомашина и поедешь в санбатальон.

Я чувствовал себя после душа хорошо, ноги мои продизенфицировали каким-то лекарством — они стали мягче и послушнее. Подошла полуторка, вышла девушка — шофер, предложила мне сесть в кабину. Машину нагрузили и мы поехали. У девушки в кабине — винтовка, я спрашиваю, зачем ей это нужно, ведь от линии фронта далеко? Ответ: "А вдруг десант — отбиваться".

Спросил ее, откуда она?

Отвечает:

— Из Витебска.

О, батюшки, землячка. Подъехали в санбатальон. Ну чем же тебя отблагодарить?

— Давай я тебе подарю свой пистолет, но ты мне дай справку, что я его сдал тебе.

— Хорошо!

Так и сделали. Она мне дала справку, а я ей отдал наган — он мне уже был не нужен.

В санбатальоне меня принял его начальник, дал распоряжение — обмундировать. Одели меня в стиранную солдатскую форму, дали ботинки с обмотками и приказали отвезти в штаб армии.

Приехал в штаб армии, какой не знаю. Меня поместили в лесу в шалаше оперативного отдела. Покормили и я лег спать. А я очень любил поспать. Это было вечером 17 августа. Утром меня пообещали отправить в Вязьму, в штаб 43 САД. День прошел, никто меня никуда не отправляет. Второй прошел тоже. На третий день, 19 августа, приходит ко мне старший лейтенант и говорит поедете со мной. Я все исполняю, думаю, что поедем в Вязьму. Но не тут-то было. Он меня завез за колючую проволоку в какой-то каземат. Там были какие-то арестанты.

Я начал возражать. Он меня успокоил, говорит, так нужно. Здесь все проходят проверку, кто появится из-за линии фронта. Сели мы на пеньки срубленных деревьев, он спросил у меня при каких обстоятельствах я попал за линию фронта, кого и где встречал и говорит, ну вот и все! Сейчас я вас отправлю в Вязьму в штаб 43 САД.

Тут же подошла полуторка, идущая в Дорогобуж с грязным бельем и мы поехали. Приехали в Дорогобуж в прачечную. Там были одни девушки. Они нас встретили, разгрузили белье. Меня умоляли остаться на несколько дней, но подошла автомашина полевой почты и меня забрали. Машина следовала в Вязьму. Поздно вечером мы прехали в Вязьму и меня отвезли на аэродром Двоевка в штаб 43 САД.

Меня в землянке принял генерал-майор авиации Захаров, командир нашей дивизии, известный летчик-истребитель. Пригласил в свою землянку, мы поужинали с пивом и он уложил меня спать. 20 августа утром Захаров меня разбудил и говорит, готовься к вылету, тебя отвезут в полк. В это время девятка ПЕ-2 возвращалась с боевого задания. Он скомандовал по радио одному самолету приземлиться, и говорит мне:

— Садись в кабину радиста этого самолета и тебя отвезут на аэродром Темкино в твой полк.

Мы прилетели в Темкино в обед. Меня высадили и я, не зная расположения, как-то сразу попал в столовую, где обедал наш летный состав (столовая на опушке леса под тентом из брезента).

Я вошел в эту столовую и тут меня заметили и подняли крик:

— Явился, "бессмертный кащей!"

Я ведь уже дважды возвращался из немецкого тыла, и оба раза невредимым!

После обеда меня вызвал командир 13 СБАП капитан Богомолов, выслушал меня и рассказал, что Борисова на самолете, прямо с передовой отправили в госпиталь, а мне предложил поехать в прифронтовой дом отдыха.

Конечно, я не возражал и вечером уже был в доме отдыха. Он был рядом с аэродромом. В доме отдыха, кроме меня, находился только один старший лейтенант, фамилию его уже не помню, а мест там было человек на пять-шесть. Жили мы там отлично, давали нам по 100 грамм, питание и условия отличные.

Весь день мы занимались грибными делами. А грибов здесь была уйма. Повар их искусно жарил, парил и мы жили припеваючи, пока роскошь нас не заела и мы не начали ходить на танцульки в поселок на железнодорожной станции Темкино.

Начали нарушать распорядок дня и это дошло до командования. Приехал наш комполка и забрал нас:

— Хватит, не можете вести себя, давайте работать.

Вечером приехали в полк и тут же мне поставили задачу — ночью с капитаном Давыдовым и стрелком-радистом Арбузовым нужно полететь и уничтожить бронепоезд. Мы полетели (первый мой ночной полет на боевой вылет). Ночь была светлая, в указанном районе нашли бронепоезд, все тихо-спокойно, мне так понравилось, вот это боевое задание — как в мирное время, истребителей нет, зенитки молчат. Видно только как из бронепоезда вылетают выхлопы выстрелов на восток, стреляют по нашим. Прицелился, бросил бомбы, выхлопы прекратились, вроде подавили. Обо всем по возвращении доложили и улеглись спать.

Утром следующего дня (это было в начале сентября) с подъемом наша эскадрилья улетела на другой аэродром, то есть на тот же аэродром откуда мы и прилетели (Климово). Но так как у меня не было экипажа мне приказали добираться эшелоном вместе с наземными службами.