На пределе сил
Боевое напряжение возрастало с каждым днем. Успешное наступление сухопутных войск, громивших врага уже на его территории, вселяло надежду на скорое победоносное окончание войны. Победа! Она была желанной и близкой. И во имя ее достижения люди действовали на пределе сил и возможностей. Теперь уже повторный вылет в течение дня не считался, как прежде, чем-то из ряда вон выходящим, Все силы, всю волю — победе!
Приятно, конечно вспоминать о наших успехах в боях, о маленьких и больших праздниках в нашем дружном фронтовом коллективе. Но, как говорится, из песни слова не выкинешь. Из документальной повести — тем более. К сожалению, завоевание господства на море и в воздухе давалось нам дорогой ценой.
Конец марта принес немало огорчений, а 26-е число черной краской вписалось в историю полка. В этот день мы потеряли двух прекрасных летчиков, двух командиров звеньев. Лейтенант Г. Г. Еникеев после успешно проведенной атаки задержался над целью чтобы сфотографировать результаты удара своей группы, и был сбит огнем вражеских зенитчиков. Это был настоящий воздушный боец, на его счету числилось 8 потопленных транспортов противника. Он любил точность во всем. Нередко плохая погода, сильное противодействие зенитной артиллерии не позволяли точно определить результаты атаки. В штабе в таких случаях даже брали под сомнение боевые донесения экипажей и засчитывали либо минимум уничтоженных объектов, либо не засчитывали вовсе. Еникеев до конца хотел быть честным...
А к вечеру пришло еще одно печальное сообщение. Лейтенант И. И. Репин, кавалер четырех орденов Красного Знамени, потопил в Данцигской бухте сторожевой корабль, но и его самолет получил серьезные повреждения. Дотянуть до своего берега летчику не удалось и он был вынужден приводниться на море. Вскоре наш торпедный катер, специально посланный из местечка Шветойя за экипажем, подобрал целых и невредимых, но изрядно промерзших Репина, штурмана звена лейтенанта В. П. Лонского и стрелка-радиста сержанта Н. С. Самойлова. Катер взял курс к берегу. Но тут налетели фашистские истребители и в упор расстреляли его. Суденышко загорелось и взорвалось. Никто из находившихся на нем не спасся.
Это были тяжелые утраты.
Наше базирование в непосредственной близости к морским коммуникациям доставляло немцам немало неприятностей. Чтобы как-то ограничить действие торпедоносцев, противник сосредоточил на Балтике значительные силы своей истребительной авиации. Но это мало помогло. Мы теперь постоянно ходили на задания под надежным прикрытием наших соседей — летчиков 14-го или 21-го истребительных авиаполков. У нас с ними установилось тесное взаимодействие и полное взаимопонимание. Стоило «мессерам» или «фоккерам» появиться в небе, наши истребители немедленно навязывали им бой, не допускали к торпедоносцам, заставляли убраться восвояси. Весной победного 45-го наше господство в воздухе было абсолютным И противник искал новые тактические приемы, новые формы борьбы с нашей торпедоносной авиацией.
...Однажды группа торпедоносцев повстречала в море небольшой вражеский пароходишко, пыхтевший в одиночку, без охранения, в направлении острова Борнхольм. Враг есть враг, и упускать его безнаказанно не имело смысла, но не разряжать же по нему все самолеты! Да и торпеду на такого жалко, тем более, что впереди ожидалась встреча с крупным транспортом. Ведущий приказал одному из ведомых атаковать противника и потопить, а затем возвращаться на базу.
Группа пошла своим курсом, а младший лейтенант И. Г. Дегтярь отвернул в сторону и начал разворот для захода в атаку с правого борта. На обреченном корабле поняли маневр летчика, там блеснуло несколько вспышек выстрелов — снаряды разорвались с недолетом. Ну и вояки! Дегтярь снизился до тридцати метров и пошел прямо на противника. И тут произошло непредвиденное: пароходишко, проявив неожиданную прыть и маневренность, успел сделать резкий разворот навстречу торпедоносцу, на нем одновременно упали фальшивые палубные надстройки, открыв множество стволов зенитных орудий, обрушивших на самолет тугой сноп огня. Корабль-ловушка! Непонятно, каким чудом удалось тогда экипажу избежать гибели. Дегтярь почти бесприцельно сбросил бомбы и резко, со скольжением, бросил облегченный «Бостон» еще ниже, к самой воде. Это, вероятно, и помогло ему уйти. Он привел на аэродром самолет изрядно побитый осколками и пулями, но экипаж, к счастью, не пострадал.
Тогда же, на разборе полетов, мы предупредили все экипажи о появлении кораблей-ловушек. Впрочем, и противник, убедившись в том, что его хитрость разгадана, вскоре отказался от их применения.
Совершенствовали и меняли тактические приемы и мы. Стали применять высотное торпедометание, которое, как и каждый новый прием, давало хорошие результаты. Теперь все чаще наносили удары массированно, иногда почти всем составом ВВС флота, и ни один вражеский конвой или отряд боевых кораблей противника, обнаруженные разведчиками, не уходил без потерь.
Так, 11 апреля, в разгар боев за военно-морскую базу гитлеровцев Пиллау, в воздух были подняты 328 самолетов, которые уничтожили 13 транспортов, один миноносец, 6 сторожевых кораблей, повредили 6 транспортов. От нашего полка в этой операции участвовали 25 торпедоносцев и топмачтовиков, действовавших группами по 5 самолетов.
12 апреля вылетело около 400 самолетов, причем торпедоносцы и штурмовики составляли главную ударную силу. Было потоплено четыре транспорта, два сторожевых корабля, быстроходная десантная баржа и повреждено несколько транспортов с войсками и техникой.
Однако не обходилось без потерь с нашей стороны. В этом бою получили сильные повреждения семь наших самолетов. Огнем зенитной артиллерии был сбит над целью и врезался в море самолет младшего лейтенанта Б. А. Балакина. Тогда же тяжело ранило штурмана 3-ей эскадрильи капитана Г. Н. Шарапова.
А 13 апреля мы потеряли одного из наших опытнейших летчиков, кавалера четырех орденов Красного Знамени, командира звена лейтенанта Дмитрия Башаева. 14 потопленных кораблей противника было у него на боевом счету. Я любил Башаева, этого не по годам мужественного человека. Я не раз летал с ним в паре и всегда был спокоен: Дмитрий не подведет. И вот его не стало. Экипаж не вернулся с боевого задания, суровые воды Балтики стали его последним пристанищем. Я знал Дмитрия и был уверен, что он, как и погибшие вместе с ним штурман звена А. Г. Арбузов и стрелок-радист Н. Т. Буланцев, боролись до конца.
Славные боевые подвиги торпедоносцев были высоко оценены Родиной. 20 апреля 1945 года за доблесть и мужество, проявленные в боях с немецко-фашистскими захватчиками, 51-й полк минно-торпедной авиации был награжден орденом Ушакова II степени. Высоких правительственных наград удостоились многие летчики, техники, механики. Орден Ушакова II степени получил и автор этих строк. В специальной листовке, выпущенной политотделом ВВС Балтфлота, было сказано немало добрых слов о летчиках нашего полка. Она заканчивалась призывом: «Соколы Балтики! Пример торпедоносцев-таллиннцев зовет вас на новые подвиги во имя нашей победы. Сильнее удары по врагу! На дно немецкий флот! На дно гитлеровцев — там только и место! Смерть немецко-фашистским захватчикам!»
Люди устали от войны. Даже вручение полку высокой награды, вручение орденов и медалей награжденным и связанные с этим построение, митинг, торжественный ужин, прошли на этот раз, увы, с меньшим подъемом, чем несколько месяцев назад, когда на знамени полка засиял первый орден.
— А чему тут удивляться? — рассуждал вечером майор Добрицкий, когда мы, наконец, остались вдвоем. — Причин тому множество. Прежде всего, нечеловеческое нервное напряжение... Ты можешь припомнить, чтобы когда-нибудь мы летали так интенсивно как сейчас?.. Не помнишь? И я не помню. А посмотри, как поредели наши ряды! Каково ребятам глядеть на пустые места в столовой, где еще вчера сидели их товарищи?.. Тяжело...
24 апреля, накануне взятия нашими войсками Пиллау, в воздух поднялись практически все исправные самолеты полка: 10 торпедоносцев, 10 топмачтовиков и 3 доразведчика. И на этот раз в воздухе, под прикрытием истребителей, дежурил гидросамолет, готовый спасти подбитые экипажи, если им придется совершить вынужденную посадку на воду. Мы действовали четырьмя группами. Удалось потопить 2 транспорта и 2 быстроходные артиллерийские десантные баржи.
Эти успехи приносили удовлетворение, но к нему неизменно примешивалось и чувство горечи, боль невосполнимых утрат. После возвращения групп с боевого задания несколько самолетных стоянок оставались пустыми. И техники, механики, мотористы, оружейники, опустив головы понуро брели в казарму, понимая, что с теми, кого они час назад провожали в полет, встречи уже не будет.
Исключительное мужество и силу воли проявил летчик младший лейтенант П. Е. Назаренко. При выходе из атаки его ранило осколками в голову и ногу, значительные повреждения получил и самолет. Кровь заливала глаза, управлять машиной пришлось одной рукой и одной ногой. Напрягая последние силы, летчик все же дотянул до аэродрома, но, когда перед посадкой выпустил шасси, вспыхнул пожар. Каким же должно быть самообладание, чтобы управлять горящим самолетом, который в любую минуту мог начать разваливаться в воздухе! «Одного боялся, — рассказывал потом Назаренко, — как бы не потерять сознание. Правой рукой регулировал сектор газа, а штурвал придерживал даже зубами... На земле нужно было еще нажать оба тормоза, а в голове мутнело...»
Как он сумел посадить самолет? Уму не постижимо! Назаренко пришел в себя уже в госпитале, где у него насчитали 32 осколочных ранения!
А вот для младшего лейтенанта И. Г. Дегтяря вылет в тот день стал последним. Он умело атаковал и потопил быстроходную десантную баржу, но и его «Бостон» был подбит. Летчики-истребители, обеспечивающие наше прикрытие, видели, как самолет Дегтяря перешел в крутое снижение и упал в воду. Видимо, командир экипажа был тяжело ранен или убит — это можно только предполагать.
Не вернулся с боевого задания и экипаж младшего лейтенанта М. К. Мальцева. Наши летчики, бывшие в группе вместе с ним, рассказывали потом, что Мальцев успешно отбомбился по вражескому транспорту, но при выходе из атаки был сбит огнем зенитной артиллерии с кораблей охранения. Торпедоносец взорвался в воздухе.
Героизм, несгибаемое мужество наших летчиков, доходящее до самопожертвования, в те дни никого не удивляло. Мы уже как-то привыкли к этому, это стало нормой. Но мне хочется рассказать об одном эпизоде, когда специалисты наземных служб показали себя настоящими героями.
Во время атаки немецких кораблей в базе Пиллау получил тяжелое ранение летчик младший лейтенант А. А. Бровченко. Теряя последние силы, мужественный пилот все же дотянул до своего аэродрома, но изрешеченный снарядами и пулями самолет в конце пробега загорелся. Машина не остановилась, а в ней уже начал взрываться боекомплект. С громким треском рвались патроны от крупнокалиберных пулеметов, и трассирующие пули, вычерчивая в воздухе огненные хвосты, разлетались по самым непредсказуемым траекториям... Огонь подбирался к бензобакам, нельзя было терять ни секунды. И к самолету со всех стоянок бегом устремились люди. Пренебрегая смертельной опасностью, они вытащили из кабины тяжелораненного Бровченко, раненных и обгоревших штурмана и стрелка-радиста и успели отнести их на безопасное расстояние прежде чем прозвучал взрыв...
Матерям Дегтяря, Мальцева, их штурманов и стрелков-радистов, погибших в боях за Пиллау, было решено, кроме обычных извещений, послать коллективные письма. Победа была близка, это отлично понимали и на фронте, и в тылу, тем горше воспринимались в те дни утраты. Мы отдавали себе отчет в том, что горе матерей безмерно, но надеялись, что наше участие хоть немного поможет почувствовать себя не одинокими в их горе, пережить тяжесть невосполнимой потери. «Вы по праву можете гордиться своим сыном, отдавшим жизнь за счастье нашей Отчизны, — писали летчики. — В лице Вашего сына мы потеряли лучшего боевого товарища и клянемся беспощадно мстить врагу. В наших сердцах будет вечно жить память о Вашем сыне. Его светлый образ будет вдохновлять нас на новые боевые подвиги...»
И летчики твердо держали слово.