«Бог войны» ковался на наших заводах

«Не время искать виновных». — Борьба за выпуск нужных артиллерийских систем. — Противотанковый дивизион имени комсомола Удмуртии. — Пушка № 14 538. — Обычное дело: темпы роста в 3—5—10 раз. — Новый цех — за три месяца. — Новатором был каждый. — Сталинградский завод «Баррикады»: 1000 пушек в месяц! — Есть такое место — Мотовилиха. — Артиллерийский гигант на Волге. — Главный конструктор В. Г. Грабин. — КБ Ф. Ф. Петрова.

В самых последних числах июля, а возможно, в начале августа 1941 года, мне позвонил заместитель наркома Илларион Аветович Мирзаханов, занимавшийся артиллерийским вооружением, и попросил зайти к нему. Отпустив находившихся в кабинете работников главка, ведавших производством стрелкового и авиационного вооружения, я направился к коллеге. В коридоре встретил Владимира Георгиевича Костыгова, тоже, оказалось, приглашенного Мирзахановым.

Илларион Аветович, обычно невозмутимый и спокойный, на этот раз смотрел на нас, не мигая, большими карими глазами из-под густых черных с сединой бровей и нервно крутил в руках карандаш. В общем — сильно возбужден.

Мирзаханов был намного старше нас и в наркомате работал с момента его организации в 1939 году. Опытнейший в прошлом директор ряда артиллерийских заводов, он пользовался у всех большим авторитетном.

— Мне нужна ваша помощь, друзья, — сказал Илларион Аветович, — буквально с сегодняшего дня. Только что был у наркома, доложил ему о неожиданном вызове к Сталину и разговоре, который состоялся в Кремле. О нашей с вами встрече прошу пока широкий круг людей не оповещать. А что произошло, расскажу, как и наркому, подробно.

И, вздохнув, продолжил:

— Вот какая история приключилась перед самой войной. По настоянию начальника Главного артиллерийского управления [219] Кулика сняли с производства пушки калибра 76 мм на заводе, который их производил, а на другом — противотанковые пушки калибра 45 мм. Наркомат вооружения протестовал против этого, обоснованно заявляя, что взамен этих систем ничего пока нет. Дело разбирали несколько комиссий, и, несмотря на возражения вооруженцев, пушки с производства сняли. Мотив такой: эти орудия слабы против немецких танков, которые выпускаются с новой, более толстой броней. Нужны, мол, противотанковые средства помощнее. А более крупные калибры еще не отработали. Взамен снятых с производства пушек заводы ничего не могли дать.

И вот, вызвав сейчас меня на заседание Государственного Комитета Обороны, Сталин бросил упрек:

— Вы, товарищ Мирзаханов, дольше всех работаете в Наркомате вооружения, объясните, как получилось, что мы перестали производить самые нужные артиллерийские системы — 45- и 76-миллиметрового калибров, которые так нужны войскам для борьбы с танками? Кто в этом виноват?

Я ответил, что на снятии этих пушек настаивал Наркомат обороны, в частности Главное артиллерийское управление. ГАУ даже не включило эти орудия в заказ на 1941 год, предполагая заменить их новыми, лучшими.

На это Сталин возразил:

— Говорите ГАУ, а вы что же, сторонний наблюдатель? Как заместитель наркома вооружения по артиллерии, разве вы не понимали, что нельзя снимать с производства эти системы, не предложив ничего взамен? Если понимали, то как коммунист должны были стучать во все двери, вплоть до ЦК, и доказывать, что этого допускать нельзя.

Я ответил:

— Товарищ Сталин, перед принятием решения положение дел изучалось тремя авторитетными комиссиями: одну из них возглавлял Маленков, другую — Молотов, третью — Жданов.

Выслушав это, Сталин больше не стал ни о чем спрашивать и закончил:

— Сами подумайте и передайте товарищу Устинову, чтобы он тоже обстоятельно подумал, как быстро выправить положение. Мы его скоро вызовем.

Мирзаханов отложил в сторону карандаш:

— Вот такой был разговор. А ведь с каким нажимом на нас снимали с производства эти пушки.

Илларион Аветович помолчал, вздохнул, обратился к нам уже более спокойно: [220]

— Просьба моя касается противотанковой пушки калибра 45 мм. На заводе, где ее изготовляли, восстановить производство сразу нельзя. Предприятие эвакуируется на Урал. В пути большая часть станков, незавершенка, оснастка. Станем делать эти пушки уже на новом месте. Но, сами знаете, сколько сейчас заводов на колесах. Владимир Георгиевич мог бы установить контроль за продвижением эшелонов именно этого предприятия, а Владимир Николаевич — помочь быстрее восстановить производство на Урале: вне очереди давать из Ижевска штамповки, инструмент, приспособления и все, чего не будет хватать. В общем, надо ли растолковывать? Сами все видите. Иначе затянем выпуск этих пушек, а это — беда для армии.

Производство противотанковой пушки калибра 76 мм, как объяснил Мирзаханов, восстанавливали на старой базе, в глубоком тылу, и нашей помощи тут не требовалось.

Обещав сделать все возможное, чтобы поправить положение, мы разошлись по своим кабинетам и, не откладывая дела в долгий ящик, дали по телефону необходимые указания.

Спустя два дня вопрос о пушках всплыл снова. Находясь в кабинете наркома поздно ночью по поводу увеличения выпуска винтовок в Ижевске, я стал невольным свидетелем его разговора со Сталиным. Он сказал, что в Государственный Комитет Обороны поступила заявка маршала Кулика, который просит дать для формирования новых стрелковых частей триста тридцать 45-мм противотанковых пушек и двести пушек калибра 76 мм. Таких пушек, как сообщает Кулик, на базах ГАУ нет и получить их можно только с заводов вооружения.

Сказав это, Сталин замолчал. Вижу, молчит и Устинов. Тогда опять послышался голос Сталина:

— Совсем недавно Кулик, да и Тимошенко докладывали совсем другое. Заверяли, что орудий именно этих калибров у нас в избытке. Упросили даже прекратить их производство. А теперь говорят, что ошиблись. Но за это спрос с них. Вам, товарищ Устинов, нужно взвесить ваши возможности по увеличению поставок этих пушек армии. Сделать это нужно срочно и доложить мне лично.

Доклад наркома, свидетелем которого я опять невольно стал, не утешил Сталина. Дмитрий Федорович с большой горечью признался, что промышленность вооружения не сможет поставить армии названное Куликом количество пушек в указанный [221] срок. Завод, изготовлявший 45-мм пушки, эвакуирован и находится в пути следования.

Меня удивил вопрос Сталина:

— А почему эти пушки не может изготовить завод Еляна?

Надо же иметь такую память, чтобы знать, какой завод мог еще выпускать подобные пушки.

Устинов ответил:

— Завод Еляна занят восстановлением производства пушек калибра 76 мм, которые также были перед войной сняты с производства.

Сталин замолчал, а затем сказал, как бы рассуждая:

— Теперь ясно: свернув налаженное производство орудий такого массового применения, не освоив взамен ничего другого, мы допустили грубую ошибку. Однако не время искать виновных. Надо быстро, любыми мерами обеспечить выпуск пушек в достаточных количествах.

В наркомате с новой силой «завертелся» этот вопрос. За дело принялся сам нарком. У В. Г. Костыгова не остывал телефон. Владимир Георгиевич пристально следил за двигавшимися на восток вагонами со станками, людьми и незавершенным производством. На мне лежала ответственность во что бы то ни стало дать вовремя металл и инструмент упоминавшемуся заводу. Мирзаханов распорядился начать собирать пушки из сохранившихся деталей еще до пуска станков на новом месте. Подсчитали, сколько времени займет изготовление недостающих деталей, сколько затратят на сборку пушек и их отстрел, когда появятся заготовки с других заводов. Как ни прикидывали, а выпуск 45-мм противотанковых орудий раньше конца сентября 1941 года не ожидался. И этот срок был слишком мал, но ставку делали на энтузиазм и самоотверженность людей. Доложили о расчетах в Государственный Комитет Обороны. Других сроков, понятно, не последовало.

На очередном заседании ГКО Сталин подтвердил, что свертывание перед войной налаженного производства орудий «массового потребления» до полного освоения идущих им на смену образцов — серьезный просчет.

Стоит, видимо, добавить, что в последние предвоенные годы снимались с производства в результате ошибочной оценки их качества и некоторые другие артиллерийские системы. Но особенно важными среди них оказались названные противотанковые орудия, что необходимо особо подчеркнуть, так как речь идет о деле чрезвычайной важности и событиях, происшедших уже в 1941 году, за несколько месяцев до войны. [222]

Начальник Главного артиллерийского управления Красной Армии маршал Г. И. Кулик сообщил Наркомату вооружения, что, по данным разведки, немцы в ускоренном темпе перевооружают танки пушками калибра более 100 мм и оснащают их соответственно более мощной и качественной броней. В связи с этим вся наша артиллерия калибра 45 и 76 мм окажется против такой бронетанковой техники неэффективной. Маршал Кулик настаивал на прекращении производства этих пушек, а вместо них предлагал начать выпуск 107-мм орудий, в первую очередь в танковом варианте.

Наркомат вооружения обладал иными данными. Там знали, что большинство немецких танков вооружены пушками калибров 37 и 50 мм, лишь часть — 75 мм. А такие танковые пушки, как правило, соответствуют броневой защите танков, которая может поражаться танковой и противотанковой артиллерией аналогичного калибра. Следовательно, в случае войны 45- и 76-мм противотанковые орудия будут иметь вполне очевидное превосходство. Наркомат считал маловероятным фактом, чтобы гитлеровцы перед самой войной сделали что-либо существенное в усилении танковой техники.

И в случае повышения бронепробивающих возможностей нашей артиллерии следовало, конечно, брать не новые для промышленности конструкции, а достигать этой цели за счет увеличения начальной скорости снаряда у тех же 76-мм пушек, производство которых было так хорошо отлажено. Переход на более крупный калибр также надо начинать не со 107-мм пушки, которая существовала лишь в старой (полевой) конструкции, а использовать выпускавшуюся уже крупными сериями современную зенитную пушку калибра 85 мм с большой начальной скоростью снаряда.

Предложение о снятии с производства пушек 45- и 76-мм нельзя было принимать еще и потому, что они выпускались не только как противотанковые, но и как очень маневренные средства против многих важных целей — броневиков, автотранспорта, живой силы противника, проволочных и других преград.

Маршал Кулик вначале не добился осуществления своего намерения. Однако он продолжал настойчиво действовать, выехав на один из артиллерийских заводов, чтобы на месте выяснить возможности создания и освоения танковой 107-мм пушки в серийном производстве, на что якобы у него имелось указание Сталина.

Вспоминает Б. Л. Ванников: «У меня были все основания [223] усомниться в характере подученных маршалом Куликом указаний. Ведь если бы это задание носило сколько-нибудь определенный характер, то его, несомненно, получил бы и Наркомат вооружения. К тому же и Н. А. Вознесенский, с которым я тогда связался по телефону, заявил, что ему ничего по этому вопросу не известно и что он дал указание лишь о том, чтобы на заводе, куда ехал Г. И. Кулик, ему были предоставлены все материалы и объяснения, которые он потребует. Тогда я передал это распоряжение директору завода, а от поездки отказался».

Побывав на одном заводе, Г. И. Кулик вскоре собрался и на другой, продолжая «изучать» возможности для реализации своего проекта. На этот раз он настаивал, чтобы его сопровождал кто-либо из руководителей Наркомата вооружения. Наркомат отказался, рассчитывая, что Кулик сам в конце концов во всем разберется и поймет пагубность своего предложения.

Но эти надежды не оправдались. Вскоре Б. Л. Ванникова вызвали к Сталину, и тот, показав докладную записку маршала Кулика, ознакомил наркома вооружения с ее содержанием:

— Что скажете по поводу предложения вооружить танки 107-миллиметровой пушкой? Товарищ Кулик говорит, что вы не согласны с ним.

В это время в кабинет Сталина вошел А. А. Жданов. Обращаясь к нему, Сталин сказал:

— Ванников не хочет делать 107-миллиметровые пушки для танков. — И добавил: — У него имеются серьезные мотивы, их надо обсудить.

Затем, по-прежнему обращаясь к Жданову, распорядился:

— Ты у нас главный артиллерист, поручим тебе возглавить комиссию с участием товарищей Кулика, Ванникова, Горемыкина и еще кого найдешь нужным. Разберитесь с этим вопросом.

На состоявшемся вскоре заседании комиссии у Жданова присутствовали от Наркомата обороны маршал Кулик, генерал Каюков и другие военные. Наркомат вооружения представляли Ванников, Мирзаханов, директора заводов Елян и Фрадкин. Прибыл сюда и нарком боеприпасов Горемыкин со своим заместителем.

Готовясь к этому заседанию, в Наркомате вооружения всесторонне обсудили вопрос, пригласив директоров и конструкторов соответствующих артиллерийских заводов. Взвесив все «за» и «против», пришли к твердому выводу: предложение о снятии с производства 45- и 76-мм артиллерийских систем нецелесообразно и грозит опасными последствиями. [224]

На заседании комиссии Б. Л. Ванников решительно возражал против принятия предложения Г. И. Кулика, хотя видел, что А. А. Жданов явно симпатизирует этому проекту. Затем Бориса Львовича вызвал Сталин. Он показал ему уже подписанное постановление, которое шло вразрез с мнением Наркомата вооружения. Ванников снова попытался высказать свое мнение, но Сталин прервал его, заявив, что возражения наркома основаны на нежелании перестроиться на выпуск новой продукции, а это наносит ущерб государственным интересам.

Этот разговор был последним. Производство 45- и 76-мм пушек пришлось прекратить.

Как только развернулись военные действия, стало ясно, что допущена непростительная ошибка. Донесения с фронтов свидетельствовали, что немецко-фашистская армия наступает далеко не с первоклассной танковой техникой. Состояние бронетанковых сил противника не соответствовало тем сведениям, которыми «козырял» маршал Г. И. Кулик. Наши пушки 45-и 76-мм оказались очень эффективными в борьбе с боевой техникой фашистов.

Исправляя положение, Государственный Комитет Обороны и предложил восстановить в спешном порядке производство 45- и 76-мм противотанковых и других пушек. И не только на тех заводах, которые изготовляли их прежде, но и на других, в том числе и некоторых гражданских, имевших мало-мальски пригодное для этого оборудование.

Тогда-то в Кремль вызвали и Мирзаханова. Признав решение Наркомата обороны недальновидным, Сталин сказал ему:

— Теперь не время искать виновных. Надо любой ценой обеспечить выпуск этих пушек в достаточных количествах. Это сейчас главное.

В работу включили всех, кого можно. Многие из предприятий, которым поручили изготовление противотанковых орудий, по своему станочному и кузнечно-прессовому оборудованию предназначались для изготовления тяжелых, крупных деталей. Достаточно сказать, что на заводе, где до войны изготовляли морскую артиллерию, только один слиток металла для орудийного ствола весил более 140 тонн, а его обработка шла на специальных станках. И вот на этих огромных станках, в частности на карусельных, диаметром более полутора десятков метров, в огромных корпусах, обслуживаемых мостовыми кранами грузоподъемностью свыше 250 тонн, стали изготовлять сравнительно небольшие детали и узлы для 45- и 76-мм пушек. Но иного пути наверстать упущенное не существовало. [225]

Для ускорения выпуска нужных орудий заводы получили готовую техническую документацию. Помогло и наличие больших производственных мощностей промышленности вооружения и запасов технологического оснащения и заготовок (поковок и незавершенных изделий) на артиллерийских заводах, ранее изготовлявших указанные пушки, хорошо организованное чертежное хозяйство. Решающее значение имели огромный технический опыт и самоотверженный труд рабочих, техников, инженеров и руководителей предприятий, которые буквально выжали из оборудования (кстати сказать, первоклассного) все, что оно могло дать.

В результате положение начало меняться уже к концу первого полугодия войны, а в 1942 году промышленность вооружения дала фронту 23 100 пушек калибра 76 мм. Чтобы дать представление о значении этой цифры, напомню, что гитлеровский вермахт к 1 июня 1941 года, то есть перед началом войны с СССР, имел на Востоке 4176 пушек калибра 75 мм.

Наркомату и Госплану СССР поручили составить график ежедневного выпуска пушек по заводам и предупредили, что за выполнением графика установлен особый контроль и спрос будет строгий. Героизм людей позволил выдержать сроки выпуска и выполнение графика, но все было не так просто. Рабочие, инженеры не выходили в сентябре и октябре 1941 года из цехов иногда неделями.

Сталин пристально следил за восстановлением производства. При малейших срывах в отдельные дни директор завода и парторг ЦК на заводе знали, что их промах известен правительству.

Вот как получилось с пушками, производство которых так хорошо наладили еще задолго до войны. Наше счастье, что завод, производивший 45-мм пушки, эвакуировали туда, где могли сразу с прибытием эшелонов приступить к выполнению особо важного задания. Редкий случай.

Завод, куда прибыли эвакуированные, назывался Приуральским. Старое предприятие, очень напоминавшее Ижевский завод, только значительно меньше. Даже пруд возле завода, где когда-то плотина вертела колесо для получения энергии, был такой же. Своя металлургия, но тоже более скромная в сравнении с ижевской — делали обычный прокат. Незадолго до войны здесь выпускали небольшие суда, сельхозмашины, экскаваторы, но в основном — паровозы для лесного хозяйства, как их называли — «кукушки», ходившие по узкой колее и вывозившие главным образом лес к железнодорожным станциям. [226]

Этот завод передали до войны Наркомату вооружения. Основу коллектива составляли квалифицированные кадры, знающие механообработку и металлургию. Однако перестройка на выпуск пушек далась нелегко. Помог другой коллектив, который выделил большую группу инженеров и рабочих, знающих артиллерийское производство. Они-то и взяли на себя руководство новым делом. Подолгу бывали на заводе заместитель наркома И. А. Мирзаханов, начальник и главный инженер артиллерийского главка Н. Э. Носовский и Б. И. Каневский, которые на месте оказывали помощь в освоении нового производства.

В начале войны на завод прибыли эвакуированное с киевского завода «Арсенал» оборудование и две с половиной тысячи рабочих, а следом — еще несколько предприятий.

«В этот период, — вспоминает Н. Э. Носовский, — завод столкнулся со специфическими трудностями организации производства в условиях перебазирования... Каждый коллектив пришел со своими традициями, опытом, сложившимися отношениями. И хотя основным принципом при расстановке людей была польза дела, не так-то просто было решить задачу назначения на те или иные должности. Среди прибывших оказались несколько, по всем данным, равноценных главных механиков, главных энергетиков, заместителей директоров, много начальников цехов и т. д. Кого назначить главным, кого заместителем? Все это надо было решать тактично, правильно, чтобы было поменьше обид, почти неизбежных в такой ситуации».

На помощь руководству завода и партийной организации, а также областному комитету партии пришел Наркомат вооружения, работники которого отлично знали руководящие кадры всех входивших в его систему заводов. Учитывали и опыт, и объем ранее выполняемой ими работы, и масштаб предприятия, его специфику, личные качества каждого руководителя как специалиста и организатора. Руководство наркомата приняло решение и о сохранении оплаты труда всем таким работникам по прежнему месту. Эти и некоторые другие меры во многом облегчили решение вопросов, связанных с расстановкой руководящих кадров.

Немало было на заводе и других проблем, касавшихся организации и технологии производства. Эвакуированное оборудование прибывало с разных заводов и устанавливалось в цехах не по строгому плану и не в соответствии с технологией производства. И хотя тут развернули большое строительство, [227] укрупняли электростанцию, котельную, металлургическую базу, сооружали новые корпуса, самым неотложным было переставить оборудование по единой технологической цепочке, иначе не обеспечить массового выпуска пушек.

Существовало два варианта этой огромной по объему и напряжению работы: с остановкой и без остановки производства орудий, которые уже шли с завода. Переставить надлежало более тысячи единиц оборудования внутри цехов и из цеха в цех. Высказывали опасения, что такая перестройка может вообще сорвать выпуск продукции. Созданный для руководства перестройкой штаб во главе с главным инженером Е. А. Гульянцем разработал четкий план и график работ по дням и часам, но по этому графику завод необходимо было остановить на десять суток.

Смелое, но не простое решение в условиях войны, когда 45-мм противотанковые пушки считают на фронте и в Ставке Верховного Главнокомандования по штукам. Но производство все-таки пришлось остановить. Е. А. Гульянц доказал, что остановка на десять дней обеспечит затем необходимый рост выпуска пушек в соответствии с заданием Государственного Комитета Обороны. Главного инженера поддержали партком завода и наркомат. Величайшая самоотверженность коллектива, победила. Тысяча единиц оборудования, как на огромной шахматной доске, стала строго на свои места. Все бросили на то, чтобы в считанные дни начать выпуск пушек.

И пушки пошли.

В это время я находился неподалеку от завода, где восстанавливали производство 45-мм противотанковых орудий. Звонок от Мирзаханова:

— Владимир Николаевич, если с завода попросят, вмешайся, окажи помощь.

— Хорошо, Илларион Аветович.

Прошло немного времени — звонок от наркома:

— Срочно вылетай на завод к Золотареву, они сорвали график.

Вместе с первым секретарем Удмуртского обкома партии А. П. Чекиновым вылетели на завод. Директор показал телеграмму, смысл которой был такой: «Нельзя, чтобы наши войска страдали на фронте от недостатка противотанковых средств, а в глубоком тылу прохлаждались и бездельничали. Сталин». Адресована директору и парторгу ЦК. Поняли, как плохо на фронте с пушками. Такая острая телеграмма, а недодали всего 15 орудий за месяц. [228]

В цехах рабочие трудятся напряженно. Лица утомленные, бледные, глаза воспаленные. Видим, дело не в старании людей, они отдают последние силы. Беседуем с одним, другим, третьим — почему детали на сборку идут не по графику? В одном месте не вовремя подали инструмент, в другом — нет запаса заготовок, в третьем — заболел рабочий. Причина ясна — нечеткое руководство, неслаженная работа цехов, не отрегулированы еще отдельные операции.

На следующий день — актив. Выступил А. П. Чекинов, сказал о телеграмме Сталина. Далее директор, за ним — начальники отстающих цехов, начальник инструментального цеха, начальник кузницы. Понятно, народ только что приехал, еще не все ладится. Объективно можно понять, но нельзя ждать второй такой телеграммы. Это признают все.

Вспомогательные цехи перевели на казарменное положение, в первую очередь инструментальщиков и ремонтников. «Узкие» места укрепили дополнительным количеством мастеров и рабочих. Директору Ижевского машиностроительного завода, которого я вызвал сюда, поручил в пятидневный срок изготовить недостающий инструмент и доставить его на место.

Пять этих дней мы не выходили с завода. В вагоне, поставленном на его территории, создали свой штаб. Чекинов, директор и я постоянно находились в цехах, наблюдали, как идет работа, особенно на самых ответственных участках. В график вошли на пятый день. Но надо покрыть еще недоделы, чтобы выполнить общий план, иначе наш приезд не оправдан. С завода уехали то ли на восьмой, то ли на девятый день, когда пушки пошли устойчиво.

Многое на заводе поражало. Цехи еще недостроены, нет тепла, а станки уже работают, пушки идут. В октябре 1941 года началось освоение серийного производства, а к концу года 1300 «Аннушек», как бойцы на фронте любовно называли «сорокапятки», отгрузили в действующую армию. И это в тот период, когда одновременно решали ряд задач: перестраивали производство, строили корпуса, принимали эвакуированных.

Конечно, помогло то, что эвакуированное производство противотанковых пушек начали не на пустом месте. Был сложившийся завод, который уже до войны тоже выпускал пушки, правда другого, более крупного калибра. Имелись подъездные железнодорожные пути, энергетика, крановое хозяйство в крупных цехах, кадры машиностроителей. Были, как уже отмечалось, своя металлургия, литейное производство, кузница. А это значило много. [229]

На этом заводе мне довелось быть снова летом 1942 года, когда гитлеровцы, начав наступление на Сталинград, вторглись в междуречье Дона и Волги. Нарком поручил мне вылететь в Приуралье и посмотреть, как там осваивают теперь уже 76-мм противотанковые пушки.

Главный инженер завода Е. А. Гульянц, который еще в первый приезд приглянулся мне своей инженерной эрудицией и технической зрелостью, повел меня в цехи. Увидел, что изготовление 45-мм пушек налажено теперь уже достаточно надежно. А освоение 76-мм орудий опять требовало перестройки производства, так как пушки значительно отличались по калибру и другим техническим данным.

Убедился окончательно, что директор завода не успевал охватывать все, что требовали от него. Хороший работник, в прошлом начальник производства одного из крупнейших заводов, к роли директора он оказался не готов. Упускал то то, то другое. Выручал его главный инженер.

К этому времени на заводе освоили выплавку легированных и качественных сталей для пушек, построили один из первых в стране цех центробежной отливки орудийных стволов. Заготовки стволов на заводе теперь получали путем заливки жидкого металла во вращающуюся трубу определенной формы, стенки которой интенсивно охлаждались. Центробежная сила заставляла расплавленную сталь равномерно растекаться по трубе, где она и застывала. Точно рассчитанное количество металла позволяло оставлять сердцевину получаемого таким образом орудийного ствола незаполненной. Получали как бы ствол в стволе или трубу в трубе. Полученная с помощью центробежной отливки заготовка требовала гораздо меньшей механической обработки, чем когда ее ковали из цельного металла. Отпадала очень трудоемкая операция сверления канала ствола, так как отверстие выходило само собой во время процесса отливки. Выигрыш времени многократный. Как это помогло резко увеличить выпуск столь нужных армии пушек!

В сентябре 1942 года первые 76-мм орудия вышли с завода и поступили на фронт. Затем с помощью Приволжского завода, где эта пушка изготовлялась поточным методом, а сборка происходила на конвейере, здесь тоже перешли на поточное производство. Привелжане не только поделились опытом, но и передали приуральцам свою технологию, свои чертежи на оснастку, часть оснастки в металле, заготовки, поковки, литье. Эта взаимопомощь заводов была характерна для промышленности вооружения в годы войны. [230]

Будучи на заводе, я познакомился с парторгом ЦК ВКП(б) Андреем Евдокимовичем Иванцовым, скромным человеком, ничем на первый взгляд не выделявшимся среди других. За несколько лет до войны он закончил военно-механический институт, во время учебы жил с семьей в общежитии. Затем — работа на заводе, стал начальником цеха и вот теперь — парторг ЦК. Отзывались о нем и рабочие и инженеры единодушно — отзывчивый, вдумчивый, инициативный. На этом заводе парторгу ЦК вместе с руководителями производства пришлось организовывать дружную работу коллектива, работавшего раньше на пяти разных заводах. И эту слаженность, во многом благодаря партийной организации, коммунистам, почувствовали все с первых дней приезда на новое место.

Разговаривали мы с Иванцовым обо всем, что интересовало меня, а потом он выкладывал свое — наболевшее и радостное. Поговорили обстоятельно, а под конец он сказал:

— Приходили на днях ко мне комсомольцы завода, предлагают создать артиллерийский дивизион из молодых рабочих, вооружив его противотанковыми пушками. Решили, что комитет комсомола обратится к молодежи с призывом: «Создадим противотанковый дивизион имени комсомола республики!» Ведь молодежь Ленинграда создала танковый дивизион. Поддерживаете?

Я ответил, что дело это хорошее, патриотическое. Дела на заводе, можно сказать, наладились, буду в обкоме — расскажу все Чекинову.

И вот вместе с Чекиновым мы снова на заводе, чтобы принять участие в митинге, посвященном проводам противотанкового дивизиона. Встретились, конечно, и с Иванцовым, который рассказал, как все хорошо получилось.

— А как, Андрей Евдокимович, ребята в дивизион с охотой шли? — спросил Чекинов.

— Что скажу? Если бы мы всех желающих отправили, вышло бы не меньше десяти дивизионов. Но ведь и на заводе работать надо. Пушки так нужны фронту, что еще теплыми их грузим в вагоны.

Митинг и проводы артдивизиона прошли с большим подъемом. Потом мы получали с фронта вести о нашем артдивизионе. Он участвовал во многих боях, прошел от Дона до Берлина и Праги. Заводские артиллеристы уничтожили 57 танков, 38 минометов, 3 самолета, 65 автомашин и бронетранспортеров, 230 пулеметов, а также значительное количество живой силы врага. [231]

Провожая нас с Чекиновым, Иванцов сказал:

— Не перестаю удивляться патриотизму нашего рабочего класса. Ведь не будь этого патриотизма, этой безграничной любви к своей Родине, мы бы не сделали и половины тех дел, какими теперь может гордиться заводской коллектив. Вы, наверное, слышали о колхознике из Саратовской области Ферапонте Головатом, внесшем личные сбережения на постройку боевого самолета. Оказалось, у него есть брат Василий, который работает на нашем приуральском заводе наладчиком. Так вот, узнав о патриотическом поступке Ферапонта, он встал к молоту вместе с подручными и дал пятнадцать дневных норм. И теперь продолжает давать по нескольку норм за смену. Примеру Василия последовали многие. Выработка в кузнечном цехе значительно возросла. А возьмите героический поступок мастера Павла Ложнова. У нас вышла из строя большая нагревательная печь. Специалисты прикинули, сколько потребуется времени на ее ремонт. Оказалось, что только восемь суток будет остывать под печи. В пересчете на недоданные пушки — это сотни орудий. Павел Ложнов вызвался пустить печь в тот же день. Он работал при температуре несколько сот градусов в асбестовом костюме. Много раз бросался на короткое время в дышащую жаром печь, с закрытыми глазами, на ощупь клал кирпичи, пока хватало воздуха в легких, и выбирался обратно. Через семь часов все было сделано.

Иванцов крепко пожал нам руки и закончил:

— С такими людьми мы уже преодолели много трудностей и, если будет нужно, преодолеем все, что от нас потребует война.

А я подумал, что и парторг ЦК ВКП(б) на заводе Иванцов тоже ведь из числа тех людей, чья самоотверженность и преданность делу помогали преодолевать людям все и всяческие трудности.

В 1944 году с фронта пришла на завод газета, в которой сообщалось об одной из пушек, сделанной приуральцами: «Пушка № 14538 выпустила на голову врагов 9500 снарядов. Ею уничтожено 7 танков, 15 дзотов, 47 огневых точек, 5 автомашин с боеприпасами, до 300 автоматчиков, подавлена минометная батарея, 3 орудия, взорван склад боеприпасов. Для дальнейших боев орудие пригодно». Три артиллериста, участвовавшие в боях с этой пушкой, стали Героями Советского Союза.

Как было не гордиться этим и подобными успехами.

С августа 1943 года и до конца войны заводом руководил Федор Кузьмич Чеботарев, бывший директор киевского завода [232] «Арсенал». Прежнего директора перевели на другую работу, более соответствующую его силам и способностям. Ф. К. Чеботарев пользовался большим уважением в коллективе как опытный инженер, прекрасный организатор, умевший к каждому найти подход. Федор Кузьмич многое сделал для успешной работы завода. Позже он уехал в Киев, где был избран председателем горсовета.

Дважды в ходе войны Приуральский завод отмечали наградами за успешное выполнение заданий Государственного Комитета Обороны. Многие его работники за героический труд награждены орденами и медалями. Выпустив 52 000 орудий — а это половина того, что произвели артиллерийские заводы Германии и ее союзники, — приуральцы вписали в военную летопись тружеников тыла одну из ярких страниц.

Столь же острое положение, как с противотанковыми пушками, возникло в начале войны и с некоторыми видами зенитной артиллерии. Большие наши потери в авиации вызвали необходимость резкого увеличения выпуска зениток для прикрытия войск и городов от налетов самолетов противника. Зениток не хватало, хотя в предвоенные годы производство их значительно увеличилось.

На второй день после начала войны руководителей Наркомата вооружения вызвали в Кремль, где шла речь о пересмотре прежних планов выпуска оружия и боевой техники и принятии мер для значительного расширения производства вооружения. Прежде всего ставилась задача резко увеличить изготовление зенитной артиллерии. В первый же месяц необходимо было дать в 1,5 раза больше против плана 85-мм зенитных пушек, а во второй и третий — в 2 раза больше. По 37-мм зенитным автоматическим пушкам выпуск уже в июле 1941 года необходимо было поднять в 6 раз. Когда работники наркомата пытались доказать заместителю председателя Совнаркома СССР Н. А. Вознесенскому, который шефствовал над Наркоматом вооружения, что увеличение выпуска 37-мм зенитных пушек за такой срок — вещь нереальная, Николай Алексеевич ответил:

— На нас налетела фашистская орда, и поэтому рассуждать о меньшем плане непозволительно. Предлагайте любые меры, и правительство утвердит их, но план не будем уменьшать ни на одну единицу.

В течение суток он потребовал представить график ежедневного выпуска пушек в соответствии с установленным планом. Такой график, где указывались мероприятия, необходимые [233] для развертывания производства 37-мм пушек, в том числе и привлечение для этой цели ряда необоронных заводов, представили правительству в указанный срок, и он тотчас был утвержден.

В эти же дни ГКО принял решение о развертывании производства 25-мм зенитных автоматических пушек. Эта пушка предназначалась для борьбы с авиацией противника на малых высотах, прежде всего с пикирующими бомбардировщиками и штурмовиками. Она обладала большой скорострельностью и маневренностью. Выпускать ее предусмотрели в кооперации с автомобильными заводами, на которые возлагали изготовление ряда узлов этой пушки.

Вспоминается такой факт. В связи с быстрым продвижением гитлеровских войск уже в июне 1941 года по решению украинского правительства началась эвакуация уже упоминавшегося киевского артиллерийского завода «Арсенал». Перед войной завод производил значительное количество спаренных и счетверенных зенитных пулеметных установок, 76-мм горные пушки, 107-мм горно-вьючные минометы, осуществлял ремонт почти всех видов орудий. Но самой ощутимой потерей для фронта сейчас было прекращение производства платформ-повозок для 37-мм зенитных автоматических пушек.

Никто не ожидал такого быстрого поворота событий, но эвакуация завода стала фактом.

Узнав об этом, заместитель председателя СНК СССР Н. А. Вознесенский, который в силу каких-то обстоятельств оказался в неведении, позвонил Д. Ф. Устинову и выразил свое неудовольствие. Затем вызвал к телефону начальника артиллерийского главка:

— Как вы допускаете, — спросил он Носовского, — что подчиненный вам завод эвакуируется без вашего разрешения, и как вы можете согласиться на его эвакуацию, не имея решения правительства?

Наум Эммануилович пояснил, что такое решение приняли украинские организации, с чем наркомат вынужден был согласиться. Больше всего Н. А. Вознесенского интересовал вопрос о платформах для зенитных пушек:

— Когда можете начать их выпуск снова?

— Не ранее чем через полтора месяца, — ответил Носовский.

— А как же будет с 37-мм зенитными автоматами? Раз нет платформ, значит, полтора-два месяца эти пушки не будут поступать на фронт? Немыслимо даже представить, чтобы выпуск пушек сорвался хотя бы на один день. — Николай Алексеевич [234] буквально кипел. — Какие вы наметили меры? Что предлагаете для бесперебойного производства и выпуска пушек?

Как рассказывал мне впоследствии Н. Э. Носовский, вопросы Вознесенский задавал быстро и требовал на них немедленного ответа.

Начальник главка предложил до восстановления производства и выпуска зенитных платформ на новой базе ставить 37-мм зенитные автоматические пушки на грузовые автомашины и так отправлять их в армию.

Вознесенский не сдержался:

— Как вам пришла в голову такая глупость? Вы соображаете, что предлагаете? Разве это выход из положения? — И добавил: — Имейте в виду, товарищ Носовский, если прекратится выпуск зенитных пушек, вы будете отвечать. Вы понимаете это?

Носовский, конечно, понимал, но другого выхода не видел и попытался настаивать на своем. А Николай Алексеевич требовал другого — конструктивного решения, притом немедленно.

— Есть еще такой выход, — ответил Наум Эммануилович, — обязать Коломенский паровозостроительный завод быстро освоить производство зенитных платформ. Там сильный, квалифицированный коллектив, и я полагаю, что он в течение месяца сумеет начать поставку платформ в требуемом количестве.

— Вот это другое дело, — услышал он в ответ. — Через три часа представьте проект постановления Совета Народных Комиссаров, — совсем другим тоном сказал Вознесенский.

Носовский об этом разговоре доложил наркому. Тот тут же поручил подготовить этот проект и подсказал, какие предусмотреть предложения по эвакуации киевского завода и для быстрейшего разворота производства на новом месте. Он предложил также включить пункт об установке трехсот 37-мм автоматических пушек на трехосных машинах, что было вполне разумно. Это предложение поддержал Наркомат обороны. Оно было утверждено постановлением СНК.

На следующий день Н. Э. Носовский уже поднимал на ноги коломенских паровозостроителей. Они обещали изготовить платформы в срок. Тем временем конструкторы другого завода представили чертежи установки для пушек на трехосных автомашинах. Автомашины немедленно доставили на завод. Пушки на автомашинах пошли на фронт. А вскоре поступили и зенитные платформы от паровозостроителей. Выпуск зениток 37-мм калибра не сорвали. [235]

Величайшая самоотверженность рабочих, мастеров, инженеров, техников, служащих, руководящего состава, отдававших все силы производству, оставляя для сна и отдыха считанные часы, позволила в первые же дни и недели войны резко увеличить производство зенитной артиллерии. Завод имени М. И. Калинина увеличил вдвое выпуск зенитных 85-мм пушек, которые сыграли важную роль в противовоздушной обороне Москвы и других городов, а затем освоил производство 25-мм автоматических зенитных пушек, на что в мирное время ушло бы не менее года, а сделано это было за три месяца.

Причем этот завод с начала войны оказался в очень сложном положении, так как находился в зоне действия вражеской авиации. Но, как и в Коврове, завод замаскировали так, что обнаружить его с воздуха немцам не удавалось. Они бомбили созданную в нескольких километрах от завода бутафорию корпусов и складов, макеты производственных зданий. Лишь однажды, и то случайно, бомба попала в склад металлолома, но никто не пострадал. Однако коллектив калининцев был готов и к отражению налетов, поставив на охрану завода несколько батарей 85-мм зенитных пушек, собранных сверх плана из нестандартных узлов и деталей.

«Я часто бывал на заводе, — вспоминал впоследствии Н. Э. Носовский, — и не раз оказывался там во время воздушных тревог. Меня всегда поражало, что хватающие за душу звуки сирены не вызывали здесь ни нервозности, ни малейшего замешательства. Руководители служб противовоздушной обороны, как и производственники, в любой час дня и ночи были на местах. Все управление находилось в хорошо оборудованном бомбоубежище и было четко налажено. Прекрасно работала связь со всеми цехами и объектами. Начальники цехов и отделов, мастера, рабочие, ремонтники, электрики, медперсонал — все прошли школу противовоздушной обороны еще ранее, до войны, и теперь умело применяли приобретенные знания и навыки. Во время воздушных тревог завод продолжал работать, не прерывая ни на минуту производство».

Однако в связи с нависшей опасностью Государственный Комитет Обороны принял решение об эвакуации ряда заводов, в числе которых оказался и артиллерийский завод имени М. И. Калинина. Эвакуация проходила в самые тревожные для страны дни. Работы, связанные с погрузкой оборудования и отправкой эшелонов, шли днем и ночью. Директор завода Б. А. Фраткин, руководители цехов и отделов не покидали завод ни на час. Ускоряя отгрузку, в крупных корпусах рабочие [236] проложили узкоколейки и по ним отправляли груз прямо до железной дороги. Нужно было — проламывали стены и такелажным способом продвигали станки и оборудование.

И вот завод прибыл на Урал. Начальник артиллерийского главка Н. Э. Носовский, прилетевший туда в эти дни, вспоминал: «Я посетил на Урале новую базу для артиллерийского завода. Работу на новом месте пришлось вести в зимних условиях. Стояли жгучие морозы. Люди разместились вначале в городском клубе, а потом постепенно стали расселяться кто куда. А тех, кому достались построенные на скорую руку бараки, считали счастливчиками. Люди терпели холод, жили впроголодь и в тяжелых жилищных условиях. Тем не менее с первых же дней строительство развернулось полным ходом. Одновременно начался монтаж оборудования. Подъемных средств не хватало, работа велась вручную, такелажным способом. В монтаже участвовали все — рабочие, инженерно-технические работники, служащие, члены семей. Помещения не отапливались, люди то и дело подбегали к разложенным в цехе кострам хоть на минуту погреться — и снова за работу. Как только заканчивался монтаж оборудования, станки сразу же пускались в работу, и тут же начинали поступать детали для 85-мм зенитных пушек. Для обогрева установили паровоз, но холод был все-таки жуткий, не помогали и поставленные у станков железные печки, замерзала эмульсия, коченели руки... И ни слова упрека, жалобы, нытья! Рабочие, а среди них все больше становилось женщин, подростков, молча, с суровыми лицами строили, монтировали, выпускали детали, узлы».

На новом месте базирования коллектив завода стремился в самые короткие сроки восстановить производство, а затем и пустить в дальних краях крепкие корни. С каждым днем производство расширялось. Из цехов никто не уходил, не выполнив задания.

Завод отличался от других применением на многих операциях самой передовой технологии, которая позволяла во много раз повышать производительность. Одними из первых в практике артиллерийского производства тут стали не скоблить, а хонинговать канал ствола, протягивая через него, как и в винтовочном стволе, своеобразный пуансон. Хонингование оказалось настолько удачной операцией, что теперь на «чистовой проход» затрачивалось не 12 часов, как при старом типе инструментов, а всего 10—15 минут, то есть почти в 40 раз меньше. Протяжной станок, появившийся на заводе до войны, полностью себя оправдал, а в годы войны принес тот эффект, на [237] который рассчитывали, позволил без задержки выполнять эту важную операцию.

Еще до войны на заводе была создана исключительно благоприятная обстановка для работы конструкторов. В распоряжении конструкторского бюро имелся мощный опытный цех, где могли получать все виды деталей пушек. И что самое главное — тут работал главным конструктором талантливый инженер М. Н. Логинов, под руководством которого удалось создать все образцы зенитной артиллерии. 25-мм, 37-мм, 45-мм зенитные автоматы и полуавтоматы, а также 76-мм и 85-мм зенитные пушки вышли из этого конструкторского бюро. Бывший слесарь, потомственный питерец, окончивший в числе первых военно-механический институт, М. Н. Логинов стал главным конструктором в неполные тридцать лет.

Особая заслуга принадлежит М. Н. Логинову и его помощнику Г. Д. Дорохину в создании первоклассной 85-мм зенитной пушки, которая по своим тактико-техническим данным превосходила подобные пушки капиталистических стран. Эта мощная зенитка была безоговорочно принята военными. Благодаря применению дульного тормоза и умелой компоновке конструкторы 85-мм пушки почти полностью унифицировали ее с им же принадлежащей 76-мм зенитной пушкой. Поэтому заводу еще до войны удалось перейти на серийное производство только 85-мм зенитных пушек. Эти пушки прошли на майском параде в 1940 году по Красной площади.

Вспоминает начальник сборочного цеха завода: «Михаил Николаевич Логинов и Григорий Дмитриевич Дорохин не выходили из нашего зенитного цеха, были в нем денно и нощно, когда мы готовили первую батарею 85-мм пушек на майский парад. На завод приехал Николай Николаевич Воронов, тогда командующий артиллерией Московского военного округа. Ежедневно он бывал в цехе, подбадривал мастеров, рабочих, обещал пригласить их на парад, если сделаем пушки вовремя. Все шло хорошо, опасались лишь, не подведет ли ходовая часть. Но все прошло благополучно. Для нас было большой радостью присутствовать на параде, проходившем на Красной площади, где промчались наши гордые «восьмидесятипятки».

Через два месяца после эвакуации завод имени М. И. Калинина уже отправил на фронт первые 85-мм зенитные пушки, производство которых и на новой базе росло с каждым месяцем.

Примерно через год после эвакуации я побывал на этом заводе. Проходя по цехам, в которых изготавливали зенитные, [238] противотанковые и танковые пушки, невольно отметил, что производство их поставлено так, будто завод тут находился многие годы. А ведь для отопления по-прежнему использовали паровозы, а люди еще размещались в бараках-времянках, даже жили в заводском клубе. Но при большой помощи областного комитета партии и заводской партийной организации коллектив перевыполнял программу, которую увеличивали с каждым месяцем.

Вспоминал о калининском заводе и когда директор Фраткин звонил мне в Ижевск с просьбой отправить малотоннажный стальной прокат, который шел на изготовление пушек. Ижевские заводы имели наиболее мощную специальную металлургическую базу, что выручало многих. Не только директора заводов стрелкового и авиационного оружия, но и директора артиллерийских заводов звонили часто с просьбой помочь металлом.

— Владимир Николаевич, если не поможете поковками, будут перебои с выпуском пушек, — обычно говорили они. Или:

— Нужен инструмент (называли какой), без него не сможем выполнить план.

Помогали всем, чем могли, в том числе и заводу имени М. И. Калинина. Во второй половине войны подобные просьбы стали реже (выработалась более устойчивая кооперация), а с некоторых предприятий прекратились совсем.

Судьба эвакуированных артиллерийских заводов и их коллективов складывалась по-разному. Многое зависело от субъективных и объективных обстоятельств. Некоторые предприятия продолжали выпускать прежнюю продукцию, кому-то выпадала доля изготовлять новую, где-то было и то и другое. Значение имело место нового базирования. Хорошо, когда рядом оказывался завод такого же профиля или было какое-то хотя и далекое от вооружения, но достаточно сильное производство. Но ведь оседали и там, где имелся лишь минимум производственных площадей, пригодных для выпуска вооружения. Случалось, заводы попадали почти на голое место. Эти коллективы преодолевали самые большие трудности, но ковали оружие для защиты Отечества.

В таком положении оказался артиллерийский завод имени К. Е. Ворошилова, коллектив которого, проделав тысячи километров из Подмосковья, осел в одном из отдаленных районов Восточной Сибири. На небольшой механический завод, где имелись далеко не новые станки для изготовления угольного [239] оборудования, нахлынула лавина заводов или их оторванных коллективов из разных мест. Основной завод — имени К. Е. Ворошилова — имел задание продолжать выпуск 37-мм зенитных автоматических пушек. Небольшая часть ранее соседнего паровозостроительного завода должна была выпускать платформы для них. Прибывшим с ленинградских заводов «Большевик», «Арсенал», киевского «Арсенала», с завода «Баррикады» из Сталинграда предстояло осваивать минометы, фугасные бомбы, морские мины и т. п.

Появление здесь заводов совпало с 40-градусными морозами. А ведь приехали не только рабочие, но и их семьи. И это не десятки и сотни, а тысячи человек. Только женщин оказалось свыше семи тысяч. Трудностей — сверх всяких норм. Прежний директор завода имени К. Е. Ворошилова, который объединял под своим руководством и всех прибывших, был отозван на другую работу. Из наркомата послали в Сибирь опытного производственника Б. А. Хазанова, работавшего ранее в наркомате и ведавшего морской артиллерией. Человек большой энергии, хороший специалист и организатор, Б. А. Хазанов при поддержке партийных организаций сумел сплотить столь разношерстный коллектив и, несмотря на все трудности, добиться в короткие сроки выпуска военной продукции широкой номенклатуры.

Уже в начале 1942 года работало свыше двух тысяч станков. Появилась своя металлургическая база, была усилена энергетика. Построили мартеновскую печь, электропечь, конверторную установку. Получили газ и сжатый воздух. Заработали насосные станции, подававшие на завод воду. Было сделано все, необходимое для производства. Необжитый район, удаление завода от других предприятий не позволяли быстро наладить столь нужную в любых условиях кооперацию. И все же коллектив добился успеха. Самоотверженный труд заводчан по праву можно назвать героическим.

В тяжелейших условиях труженики завода постепенно увеличивали выпуск столь нужной фронту военной продукции. Если в 1942 году, когда проходило становление предприятия на новом месте, завод недодал 678 зенитных пушек, 462 миномета, 260 мин и пять тысяч фугасных бомб, то начиная с 1943 года эту недостачу с лихвой покрыли и перекрыли. В последующем продукция шла, как правило, с опережением плана. Завод имени К. Е. Ворошилова вышел в число передовых предприятий наркомата и занимал передовые места в социалистическом соревновании. [240]

Был случай, когда на заводе у Хазанова произошел пожар: сгорел целиком сборочный цех. В цехе в это время находилось на сборке 100 зенитных пушек, которые пришли в полную негодность. Причина пожара: воспламенение электропроводки. Цех, деревянный, промасленный, вспыхнул, как спичка. Чрезвычайное событие. Когда доложили об этом в наркомат, там поначалу не поверили:

— Невероятно!

Нарком вызвал к телефону директора и, когда убедился, что сообщение достоверно, твердо сказал:

— Через три недели у вас должен быть новый сборочный цех.

Не прошло и трех недель, как в новом корпусе уже собирали зенитки. От Хазанова потребовали додать утраченное при пожаре. И завод имени К. Е. Ворошилова, полностью восстановивший производство, уже в очередном месяце не только сдал армии все, что от него причиталось, но и 100 пушек сверх графика. Перебоев с поставкой продукции больше не было.

Во второй половине войны завод освоил производство 37-мм спаренных зенитных автоматических пушек, а также отдельные узлы и детали для 100-мм танковых и 130-мм морских пушек.

Важно, что трудовые подвиги людей подкреплялись заботой о них. Не говорю уж о работе столовых, торговой сети и т. д., чему можно поучиться и сегодня. Сделано было все, чтобы рабочие были одеты и обуты, могли культурно отдохнуть, были в курсе всех происходящих событий. При проведении различных государственных мероприятий этот завод был тоже в числе первых. У Б. А. Хазанова хранится телеграмма И. В. Сталина, направленная на завод: «С братским приветом и благодарностью за сбор средств в сумме 1 млн. 100 тыс. рублей на строительство танковой колонны «Красноярский рабочий».

В первой половине июля 1941 года вышло решение правительства об эвакуации некоторых ленинградских заводов, в том числе одного из флагманов производства артиллерии завода «Большевик». Однако «Большевик» оказался крепким орешком. Это предприятие до войны изготовляло морскую артиллерию крупных калибров. Как снять с фундамента, разобрать на части и погрузить станки гигантских размеров? Только для одного из прессов требовалось пять-шесть железнодорожных платформ. Практически невозможно отправить металлургические цехи. Мартеновскую печь надо разобрать на кирпичики. Отправлять кирпичи — нелепость. Значит, грузить отдельные металлические части. Что это даст? А где размещать такое уникальное [241] оборудование? Готовых площадей нет, перед войной было только начато строительство завода в Сибири. А чтобы возвести цехи, где можно использовать мощные мостовые краны, нужен немалый срок. Если бы даже кое-что из крупных агрегатов и удалось отгрузить, то все это надолго легло бы где-нибудь под снег.

Когда бы ни зашел в эти дни к наркому, он, как правило, говорил с Ленинградом: то с руководителями заводов, то с Кузнецовым, то с Ждановым. После консультаций с членами комиссии по эвакуации, переговоров с ленинградцами пришли к выводу: завод «Большевик» в целом не трогать, сохранить на нем вновь организованное производство 76-мм пушек, вывезти только уникальное лабораторное оборудование и некоторые виды приборов и станков. Решение имело и военный и психологический смысл для ленинградцев. Подтверждалась уверенность в незыблемости обороны города Ленина. Завод становился как бы одним из бастионов защиты Ленинграда. Закладка новых военных кораблей на ленинградских верфях уже не велась, а наш боевой флот имел необходимое морское вооружение и запасные части для него. Завод «Большевик» полностью переключили на нужды обороны города.

Особо хотелось сказать о сталинградском заводе «Баррикады». С первых дней войны здесь тоже прекратили производство крупнокалиберных орудий — 203-мм гаубиц и 280-мм мортир и перешли к удовлетворению неотложных нужд фронта. Коллективу завода поручили освоить производство 76-мм дивизионных пушек. Уже в сентябре от предприятия ждали первую партию, а в октябре — серийный выпуск. Уместно напомнить, что основному заводу для перехода на серийный выпуск этих пушек до войны понадобилось больше года.

Сталинградские «артиллеристы» совершили, казалось, невозможное. Ведь перестройка завода на изготовление пушек значительно меньшего калибра требовала серьезной работы по переделке оборудования, рассчитанного на выпуск других пушек. Заводчане внимательно изучили чертежи новых орудий, внимательно подошли к технологии, учли опыт основного завода, приспособив все для условий своего производства. Оборудование, которое поступило на завод, устанавливали на любом свободном месте. Вот что вспоминает об этом ветеран завода Д. В. Ефимов:

«При распределении «ролей» нашему цеху вменялось изготовление верхнего станка, лобовой коробки и люльки, ставилась неслыханная задача: обеспечить комплектующими деталями [242] свыше 1000 пушек в месяц. Первые два месяца (август — сентябрь) в цехах делали не узлы пушек, а приспособления для их изготовления. Под строгим контролем технологических и конструкторских служб станочники корпели над оснасткой. Зато в последующие месяцы лавина деталей и узлов пошла в сборочный цех».

На заводе наладили оперативное планирование, составили графики освоения, запуска и выпуска узлов и деталей на отдельных узких местах вплоть до почасовых. Большую работу провели по снижению трудоемкости изделий. Освоили отливку отдельных деталей вместо получения их из кованых заготовок, применили рациональную заточку инструмента и др. Еще шла перестройка на эту пушку, как сталинградцы получили новое задание — освоить выпуск 120-мм минометов и начать поставлять армии полевые авторемонтные мастерские. И все же в сентябре первые 76-мм пушки «отстреляли», а в октябре в наркомат поступил доклад о готовности 130 пушек. Из наркомата, где ежедневно интересовались ходом дел на заводе, потребовали приложить все усилия, чтобы дать, как указывалось в задании ГКО, 1000 пушек в месяц.

Где только возможно ставили дополнительные станки. Все работали большую часть суток, недоедая и недосыпая. Многие часто так и ночевали в цехах, а утром опять начинали смену. Люди понимали свою огромную ответственность перед Родиной. Большую помощь оказывали областной, городской и районный комитет партии. Представители обкома и горкома чуть ли не каждый день бывали на заводе, интересовались выполнением заказов, собирали коммунистов — начальников цехов, бригадиров, мастеров, выслушивали их соображения, советы, нужды и принимали необходимые меры помощи.

Тысяча пушек пошла. Однако фронт приближался к Сталинграду. Авиация противника обрушивала на завод свой смертоносный груз. Земля содрогалась от взрывов тяжелых фугасных бомб. Пожары разрастались. От едкого дыма трудно было дышать. Горели запасы мазута и масла в термическом цехе. Но никто не уходил с завода в те суровые дни. Все трудились не зная страха, не зная отдыха. В поселке рядом с заводом находились дома, где жили начальники цехов, инженеры, мастера. Дома горели, в них гибло все нажитое за многие годы, но ни один человек не попросился спасать от огня свое имущество. Все спасали завод. Несмотря на бомбежку, рабочие сборочного цеха во главе с начальником Зимерякиным и секретарем партбюро Мартыновым собирали и испытывали пушки. [243]

Настали дни осени 1942 года, и баррикадовцы не только выпускали орудия и минометы, но с оружием в руках защищали свое предприятие. Когда передовая пролегла через территорию завода, в бой с врагом вступили рабочие отряды. Многие пали смертью храбрых, среди них — молодой инженер П. Бородна, политрук Серенцов, бойцы Клементьев, Федин, Яшкин и другие. В тяжелых условиях через Волгу эвакуировали женщин, детей, стариков. До последней возможности стоял завод, люди ковали оружие, с оружием в руках отбивали атаки фашистов.

А потом началась эвакуация завода. На Урал уходили эшелоны с оборудованием и людьми. Уезжали квалифицированные рабочие, инженерно-технические специалисты. Баррикадовцев эвакуировали в разные места, в том числе на несколько артиллерийских и стрелковых заводов. К большому сожалению, сведений о героическом труде сталинградцев в глубоком тылу почти не сохранилось. Но нет сомнений: вместе со всеми они ковали оружие для фронта, вносили свою лепту в разгром фашизма.

Говоря об артиллерийском производстве, необходимо отметить, даже подчеркнуть особо, что отдельные заводы этого профиля располагались вдали от фронта и оставались на месте в течение всей войны. Это было очень важно. В трудный период эвакуации эти предприятия стремительно наращивали выпуск пушечного вооружения и хотя не полностью, но все же в значительной мере покрывали недодачу заводов, находившихся в движении и на новых местах.

К таким заводам относился Мотовилихинский имени В. И. Ленина, где директором был бывший руководитель машиностроительного и металлургического заводов в Ижевске А. И. Быховский. Завод в Мотовилихе имел давние традиции, устоявшийся коллектив. Он существовал уже более семидесяти лет. В отличие от многих других предприятий тут была сильная металлургическая база, которая обеспечивала нужды не только собственного производства, но и многих других предприятий наркомата. По некоторым видам металлургической продукции Мотовилихинский завод был полным «монополистом». Поэтому в годы войны директора этого гиганта мучили не столько свои заботы, сколько нажим внешних поттребителей, которые для получения тех или иных видов проката в особо критические периоды обращались непосредственно в Центральный Комитет партии или Государственный Комитет Обороны. [244]

Основной продукцией Мотовилихи в предвоенные годы была артиллерия крупного калибра. Теперь этот гигант (а завод был именно таковым) подключили к производству 76-мм полковых, 45-мм противотанковых и даже 25-мм зенитных пушек. Положение облегчило то, что в Мотовилиху попала часть коллектива с завода имени М. И. Калинина со значительной оснасткой и незавершенным производством, а также часть Новочеркасского артиллерийского завода. Однако каждая из систем требовала особого подхода, применения своей технологии, тем более что освоение новых изделий шло одновременно с увеличением их выпуска.

А. И. Быховский умело направлял коллектив на безусловное выполнение заданий. Он работал в тесном контакте с партийной и профсоюзной организациями, опирался на помощь областного комитета партии. Как бы ни был занят, директор находил время выслушать людей, внимательно отнестись к их просьбам и нуждам. Никому, особенно рабочим, Абрам Исаевич не отказывал в приеме. Он был видной фигурой среди руководителей заводов артиллерийского вооружения.

Многих на заводе я знал лично, встречаясь с ними при выездах в Мотовилиху. Главный инженер завода В. В. Кудрявцев, заместитель директора по металлургии Г. К. Петухов, главный конструктор С. П. Гуренко, главный технолог А. А. Волков, главный металлург В. И. Привалов, начальник производства В. В. Кротов и другие были знающими дело, крепкими организаторами производства, как и подобает на таком крупнейшем предприятии. Их беззаветная преданность делу, уменье во многом обеспечили напряженную работу завода в военные годы, перевыполнение плана, несмотря на сложность и разнохарактерность вооружения. Очень пригодился и опыт А. И. Быховского, полученный им на ижевских оружейном и сталелитейном заводах.

Вспоминают, что спустя час после объявления о начале войны директор собрал руководящий состав цехов, партийной, профсоюзной и комсомольской организаций. Абрам Исаевич был предельно краток, объявив о переходе завода на военное положение. Работа над мирной продукцией, которую здесь тоже выпускали, прекратилась. Теперь основной задачей становится выпуск артиллерии для нужд фронта. Несмотря на уменьшение рабочей силы в связи с призывом в армию, выпуск пушек должен увеличиваться.

На митингах в цехах люди также были немногословны. В механическом цехе токарь Захаров заявил: [245]

— В ответ на налеты фашистов на наши мирные города отдадим все силы производству, уплотним максимально рабочий день. Лично я обязуюсь перевыполнять норму в два-три раза.

Стахановец Трофимов дал обещание считать себя мобилизованным, работать со сменщиком по 12 часов, а если надо, то и больше.

Мотовилихинцы дали клятву работать беззаветно — за себя и за уходящих на фронт.

В механических цехах работу организовали по замкнутому циклу, применив высокопроизводительную технологию. Перестроили инструментальное производство — организовали более мощные цехи режущего и мерительного инструмента, штампов и пресс-форм. Применение новых марок сталей, изменение термической обработки и применение новых технологий для придания большей твердости режущей части инструмента значительно повысило его стойкость. Бригада научных работников МВТУ в содружестве с мотовилихинцами на заточке применила новую «геометрию» режущего инструмента, что также подняло производительность труда на многих операциях. Организовали цех по производству абразивов.

До войны металлурги Мотовилихи многое сделали для внедрения ряда новшеств, сыгравших немаловажную роль в увеличении выпуска продукции. Теперь талант, сметка и находчивость металлургов, казалось, не знали пределов. Без снижения выплавки модернизировали мартены, увеличили их мощность на треть. Когда не стало хватать дефицитных материалов, нашли заменители. Только никеля сэкономили 1300 тонн. За счет изменения температур нагрева, режимов обжига сократили время прохождения крупных поковок в технологическом цикле с 8—11 суток до 5—7.

На тяжелом прессе бригада Соснина давала рекордную сменную выработку — до 46 тонн. Когда вышел из строя мощный турбокомпрессор, обеспечивавший сжатым воздухом все металлургическое производство, то, несмотря на серьезность повреждения, его отремонтировали за пять суток. В нормальных условиях подобный ремонт потребовал бы не менее полутора месяцев.

Успехи мотовилихинцев в быстрой перестройке своей работы на военный лад и в последующем выпуске продукции для фронта определялись во многом и тем, что коллектив завода вела испытанная в революционных боях и труде партийная организация. Славная когорта коммунистов сплачивала людей, поднимала их на большие дела. [246]

Парторгом ЦК ВКП(б) на заводе был Сергей Алексеевич Баскаков, с которым мы встречались и в годы войны, и в послевоенное время. Начав трудиться с четырнадцати лет учеником слесаря на одном из подмосковных заводов, С. А. Баскаков пришел на Мотовилиху в 1935 году после окончания Уральского индустриального института имени С. М. Кирова. Был на заводе технологом, сменным мастером, заместителем начальника и начальником цеха, начальником механосборочного производства — заместителем главного инженера завода.

Война застала Сергея Алексеевича в качестве начальника механосборочного цеха, в котором должны были собираться пушки. Было задание, но еще не было рабочих чертежей, технической документации. Эту пушку завод не изготовлял, она была совсем другого калибра. Решили действовать таким образом. Прежде всего раздобыли пушку — ту самую, которую предстояло освоить, и стали разбирать и собирать ее. Это потом здорово пригодилось. Когда наконец рабочие чертежи были доставлены на завод, время на их освоение было резко сокращено. Вскоре приступили к выпуску продукции.

Еще один пример производственной смекалки. Цех, которым руководил С. А. Баскаков, находился далеко от заводского полигона, и времени на отстрел пушек тратилось намного больше, чем на их сборку. А рядом за заводским забором была гора. Соорудив площадку, тут и оборудовали свой цеховой полигон, значительно сократив время на сдачу пушек военной приемке.

Аркадий Первенцев, побывав на заводе, писал в годы войны: «Бойцы! Вы знаете полуавтоматическую полковую пушку. Она хорошо показала себя против танков и живой силы противника. Пушки эти выходят их цеха Баскакова и грузятся на фронтовые платформы... Вместе с другими рабочими их делают совсем молодые ребята — Васильков Саша и Фирулев Сережа, пятнадцатилетние пушкари-патриоты». В ходе войны С. А. Баскаков был выдвинут на партийную работу, а затем назначен парторгом ЦК ВКП(б) на своем заводе. Многое было сделано парткомом и партийной организацией, чтобы пушки Мотовилихи бесперебойно поступали на фронт. Среди коммунистов, занятых на производстве, не было не выполняющих норм. Пятая часть коммунистов была многостаночниками. Каждый коммунист за годы войны обучил по восемь-девять новичков, а в целом — две тысячи молодых рабочих. Среди награжденных почти половина — коммунисты.

После войны Сергей Алексеевич Баскаков работал на ответственных должностях в Пермском обкоме партии, в Министерстве [247] среднего машиностроения, в аппарате ЦК КПСС — был заведующим Промышленным отделом ЦК КПСС по РСФСР и заместителем заведующего Отделом тяжелой промышленности ЦК КПСС.

За годы войны завод более 30 раз занимал передовые места в социалистическом соревновании, длительное время удерживал переходящее Красное знамя ЦК ВКП(б), которое оставили коллективу на постоянное хранение. На знамени завода — пять орденов, из них три — Красного Знамени, орден Отечественной войны 1-й степени. Это награды за бесперебойное обеспечение пушками Красной Армии во время Великой Отечественной войны, которых Мотовилихинский завод выпустил более 48 тысяч.

Был еще один завод на Урале — самый молодой наш артиллерийский завод, о котором нельзя умолчать. Вспоминает главный технолог завода А. И. Старцев: «К началу войны наше предприятие имело заранее подготовленную хорошую производственную базу. Поэтому мы сразу могли перейти на выпуск артиллерийских орудий, необходимых для нужд Красной Армии. На нашу заводскую территорию прибыло эвакуированное родственное нам артиллерийское предприятие. Наш коллектив сделал все, чтобы по-настоящему, по-товарищески принять эвакуированных и как можно быстрее совместно наладить выпуск фронтовых заказов. Но этого было слишком мало. Надо было строить новые производственные здания, спешно достраивать не законченные строительством корпуса. А пока работа шла под открытым небом, несмотря ни на дождь, ни на снег. Жили в тесноте, питались скудно. Только словом «героизм» можно назвать то, что на новом месте буквально за считанные недели были воздвигнуты целые производственные корпуса».

Директором завода с ноября 1942 года был назначен Л. Р. Гонор, который прибыл с группой квалифицированных рабочих и инженерно-технических работников со сталинградского завода «Баррикады». Вместе с главным инженером Д. А. Рыжковым, главным конструктором Ф. Ф. Петровым, главным технологом А. И. Старцевым, с помощью местных партийных органов, заводской парторганизации и Наркомата вооружения директор сумел вывести свое предприятие в число передовых. Основа успеха — правильный подход к организации производства, опора на прогрессивную технологию, высокопроизводительную технику, а также максимальное использование резервов, заложенных в унификации и упрощении конструкций пушек. [248]

Умело использовался опыт организации в короткие сроки массового производства дивизионных пушек на заводе «Баррикады», а также опыт скоростного проектирования, который был приобретен главным конструктором Ф. Ф. Петровым и его ближайшими помощниками на другом заводе. Технологи и конструкторы умело использовали то, что рождалось в годы войны на передовых предприятиях отрасли.

Мне довелось познакомиться с заводом, когда я был на Урале. Изготовляли здесь в основном 76-мм противотанковые пушки. Дело было поставлено хорошо. Пушки одна за другой сходили с конвейера.

Обратил внимание, что в цехах работает много женщин. Главный технолог А. И. Старцев пояснил:

— Эвакуированные и местные.

И похвалил своих работниц:

— Трудятся самоотверженно. Работают по десять — четырнадцать часов. Иногда так и хочется сказать, чтобы пошли отдохнуть, но говорят: по-другому работать нельзя, иначе не победим.

То же о молодежи, о подростках:

— Они же еще дети, а как работают. Я иногда удивляюсь: какие силы заложены в нашем народе. И теперь, в войну, все лучшее всколыхнулось из глубинных народных недр. Мальчики и девочки у нас такие серьезные, что иначе как на «вы» я не могу обратиться к ним.

Уральский завод мне очень понравился. Налаженное производство, налаженный быт. Это во многом объяснялось и тем, что неподалеку был Уралмаш, который помогал многим нашим заводам, выручал их в трудную минуту.

За годы войны завод, где директором был Л. Р. Гонор, дал фронту 30 000 орудий. В рапорте на имя Председателя Государственного Комитета Обороны, помещенном 22 июня 1945 года в центральных газетах, коллектив этого предприятия писал: «...Завод, созданный в дни Отечественной войны, стал основной базой по выпуску тяжелых полевых и танковых пушек. Нами созданы мощные самоходные артиллерийские установки».

Весомый отчет о трудовом подвиге создателей тяжелой артиллерии.

Наркомат вооружения гордился еще одним заводом — в Поволжье. Построенный по последнему слову техники незадолго до войны, он стал основным по выпуску пушечного вооружения среднего калибра, которое в значительной мере решало исход танковых и противотанковых боев и сражений. Стены [249] цехов еще только воздвигали, а на завод уже возлагали большие надежды. И эти надежды оправдались. Завод построили там, куда не подступил враг. Его построили так, что, стремительно набирая темпы выпуска артиллерийского вооружения, предприятие сумело дать действующей армии столько орудий, сколько их произвели все артиллерийские заводы стран фашистского блока.

В первый день войны, когда хлынул поток заявлений с просьбой отправить на фронт, руководству завода сказали:

— Воевать будем с фашистами до победы. С завода никого и ничего брать не будем, а, наоборот, дадим все необходимое для резкого увеличения производства пушек.

Дальновидное решение. Наш главный артиллерийский гигант — Приволжский завод — для того и был создан, чтобы мы могли получить от него реальную отдачу. Потребовался всего один месяц после начала войны, чтобы завод стал давать в три раза больше пушек. Но этого, конечно, было мало. На завод прибыл строительный отряд из нескольких тысяч человек. Менее чем за месяц он возвел новый корпус площадью в 10 тысяч квадратных метров; здесь разместили цехи нормалей и противооткатных устройств. Сооружение такого цеха в столь короткий срок при том уровне техники стало как бы символом ударного труда для фронта.

На завод прибыл уполномоченный Государственного Комитета Обороны Г. И. Ивановский, в прошлом директор крупнейшего в стране Криворожского металлургического комбината, в период войны заместитель наркома Госконтроля. Ему поручили изыскать на месте возможность усиления артиллерийского завода горизонтально-фрезерными, расточными и плоскошлифовальными станками. Такие станки имелись на другом заводе, до директор не давал их, говорил, что пострадает его производство. Из двух зол выбрали меньшее — станки передали артиллеристам. Георгий Иванович Ивановский позвонил директору этого завода и сказал, что оборудование надо передать сразу.

«Время было уже позднее — около 9 часов вечера, — вспоминает главный инженер завода М. З. Олевский. — Директор завода фрезерных станков полагал, что эта операция начнется по крайней мере завтра и будет продолжаться несколько дней. Но тут мы вмешались и заявили, что автомашины и люди прибудут сюда через час и будут работать всю ночь, чтобы уже завтра станки могли работать на нашем заводе».

И действительно, не более чем через час появились главный [250] механик завода Холодов и начальник цеха монтажа Сиротин с бригадой квалифицированных монтажников. С ними были уполномоченный ГКО Г. И. Ивановский и М. З. Олевский. На обратном пути Георгий Иванович шутливо сказал:

— А это вы, Марк Зиновьевич, припугнули директора, заявив, будто бы завтра станки уже должны работать.

— Нет, — ответил Олевский, — это я сказал вполне серьезно.

Утром он заехал за Г. И. Ивановским, и они направились в цех. К удивлению уполномоченного ГКО, станки были уже установлены, подключены к источнику тока и обкатывались.

— Как это удалось вам? — изумленно спросил Ивановский.

— Нам пригодился опыт перестановки станков без изготовления специальных трудоемких фундаментов, — ответил главный инженер. — Да и при изменении заданий, что с началом войны мы уже испытали на себе, такой метод имеет особенно большое значение и, скажу, практикуется уже многими оборонными заводами.

Вскоре завод стал давать уже в пять раз больше орудий, чем прежде. Однако фронт требовал большего. В начале августа

1941 года в кабинете директора Амо Сергеевича Еляна раздался звонок. Самого его на месте не оказалось. Трубку взял главный конструктор завода генерал В. Г. Грабин.

— Надо увеличить производство противотанковых пушек, — сказал Сталин.

— Делаем все возможное, рост продолжается и будет продолжаться.

Сталин:

— Рост должен не продолжаться, он должен резко вырасти. Грабин ответил:

— Примем все меры.

— Нам не нужны общие слова. Мы должны точно знать, в каком месяце и сколько вы дадите орудий. Враг наступает. Ваш завод находится в самых лучших условиях. Мы даем вам все. Мы ждем не заверений, а ваших предложений, а войска на фронте ждут вашу артиллерию.

В сентябре завод в семь раз превысил довоенный уровень производства, но и этого оказалось мало. На Волгу прибыла комиссия ГКО, а следом — первый заместитель наркома В. М. Рябиков. В октябре в Москву направили график выпуска танковых и дивизионных пушек. Коллектив завода взял обязательство ежемесячно увеличивать изготовление орудий и к маю

1942 года довести производство до 100 пушек в день, а стало быть, превысить довоенный уровень в восемнадцать раз. [251]

Многое сделали на заводе, начиная с введения новой технологии и кончая значительным улучшением материально-технического обеспечения, чтобы сдержать данное слово.

Разделка отверстия в казеннике под клин затвора — операция, требовавшая большого опыта и сноровки. Ее выполняли, как правило, на долбежных станках рабочие самой высокой квалификации. Теперь в поточную линию вместе с долбежными поставили протяжной станок, изготовленный самим заводом. Работать на нем стала женщина, имевшая лишь третий разряд. Правда, на первых порах рядом с ней находились наладчик, конструктор, технолог и инструментальщик. Долбежники посмеивались:

— Хорошая ты женщина, Евгения Васильевна, но нас не догонишь.

Переданный на контроль первый казенник оказался изготовленным лучше и быстрее, чем традиционным способом. Тщательные измерения показали, что точность изготовления отверстия и чистота его обработки на протяжном станке значительно выше, а труда затрачивается во много раз меньше. Долбежники не сдавались — увеличили производительность труда вдвое. Однако это не помогало. Е. В. Углова все же обошла их. Новый метод одержал победу. Долбежные станки уступили место протяжным.

По предложению начальника сборочного цеха Анатолия Ковалева изготовили деревянные желоба, по которым покатились лафеты, поставленные на колеса и собранные в лафетном цехе. Идея чрезвычайно проста. Лафеты подавались краном и между собой соединялись специальной сцепкой. Непрерывная цепочка пушек передвигалась с помощью механической лебедки. В конце конвейера пушки грузили на автомашину и прицепляли к ней (одна в кузове и одна на прицепе). Так они уходили на полигон сборочного цеха. Танковые пушки собирали на круговом тележечном конвейере и доставляли на рельсовых тележках к месту отстрела через туннель, проложенный прямо из цеха.

Важным было резкое увеличение приспособлений — это улучшало оснащенность производства. Теперь на 100 деталей применяли 157 приспособлений: в три с лишним раза больше довоенного. Многоместные и поворотные приспособления также увеличивали в несколько раз. Широкое введение многолезвийного комбинированного инструмента втрое сократило процесс изготовления одной из основных деталей пушки.

Особое место на заводе занимала металлургия. Заместителем [252] директора по металлургии был известный профессор генерал-майор Михаил Максимович Струсельба, пользовавшийся заслуженным авторитетом среди металлургов страны. До этого он работал на сталинградском заводе «Баррикады», где его уважительно называли «магом и волшебником». На этот завод он пришел, будучи уже профессором Артиллерийской академии имени Ф. Э. Дзержинского. Под его руководством на «Баррикадах» освоили центробежное литье цветных металлов, наладили производство пружин и крупного фасонного стального литья. Работал Михаил Максимович и на Приволжском заводе, не жалея сил, иногда сутками не выходил из цехов, полностью оправдывая сложившееся о нем мнение, как о человеке высоких деловых и моральных качеств.

Заводские металлурги освоили изготовление дульного тормоза для пушек, отливая его в кокиль. Прежде заготовка дульного тормоза выковывалась. Кованый вариант этого изделия требовал 30 часов напряженного труда, а теперь требовалась лишь получасовая механическая обработка. Немцы не смогли применить нашу технологию, хотя и пытались. Дульный тормоз для пушек они до конца войны ковали по старинке.

Важным было, конечно, и то, что этот завод, как и завод в Мотовилихе, не подлежал эвакуации и на него никого не эвакуировали. И как уже отмечалось, завод строили обстоятельно, по последнему слову техники, насытили отличным оборудованием, он имел первоклассную металлургию и инструментальную базу.

В течение войны я бывал не раз на заводе, который возглавлял А. С. Елян. На сравнительно небольшом расстоянии от него находился завод по производству стрелкового и авиационно-пушечного вооружения, и поэтому обмен опытом был исключительно полезен. Особенно запомнился приезд во второй половине 1943 года, когда я познакомился с парторгом ЦК ВКП(б) на заводе Б. И. Белопросовым. Тогда на предприятии провели месячник, как его тут называли, «по выявлению новых резервов и их использованию». Идея эта возникла не потому, что на заводе что-то не ладилось, наоборот, завод работал устойчиво, уверенно насыщая армию пушками. Казалось, пик напряжения прошел и можно было бы работать более спокойно, но партком и руководство завода во главе с А. С. Еляном не могли допустить этого спокойствия — шла жестокая война, которая требовала оружия и оружия. Областной комитет партии также поддержал идею проведения месячника по выявлению новых резервов. [253]

— Только что прошла итоговая конференция, — рассказывал Б. И. Белопросов. — В ней участвовали представители других заводов, военные и иные организации.

— Каков же итог?

— В месячнике участвовало более двух тысяч рабочих и инженерно-технических специалистов. Если в обычный месяц в среднем поступало сто тридцать рационализаторских предложений, а внедрялось в производство около пятидесяти, то в этот поступило около четырех тысяч предложений, из которых уже внедрено или принято более полутора тысяч. Экономический эффект на сегодняшний день — девять миллионов рублей. Больше половины предложений дали рабочие. Вот каков результат. А ведь завод наш считается одним из передовых и как будто уже все использовано.

Как бы попутно Белопросов заметил:

— Знаете, товарищ Новиков, очень важно, чтобы каждый рабочий и специалист знал, что любой его шаг, любое достижение, заинтересованное отношение к делу будут замечены и оценены. Это дело и партийной организации, и руководителя любого ранга. Вот недавно комсомолец Александр Царев на нашем заводе делал черновую обдирку и пропустил за смену восемь стволов вместо двух по норме, то есть в четыре раза перекрыл эту норму. А работа, ведь вы знаете, исключительно тяжелая. И вот, выходя с завода, у проходной он увидел красочный плакат с приветом в адрес комсомольца-рекордиста от руководства завода и партийной организации. И тут же ему была в торжественной обстановке вручена премия.

Парторг ЦК рассказал, что на заводе разработана балльная система, учитывающая все стороны трудовой деятельности коллектива и каждого рабочего. По этой системе определяют результаты соревнования между цехами за каждый месяц. Завоевавшим первое место присуждается переходящее Красное знамя и выделяется денежная премия. Общественное жюри рассматривает итоги соревнования не только в цехах, но и в каждом отделении, на участке и присуждает звание лучшего с выдачей премии.

Снова и в этот приезд отметил, что на заводе четкий порядок, организованность, чистота, все продумано до мелочей. Таков был стиль работы руководства во главе с А. С. Еляном. Амо Сергеевич показал мне несколько технологических новинок, а когда мы вернулись в его кабинет, заметил:

— Очень важно, что мы научились так работать еще до войны. [254]

И он рассказал о том, как был поднят коллектив на великий штурм, когда заводу поручили освоить производство гаубиц.

— Задания, — говорил Елян, — были расписаны буквально всем цехам. Три раза в день — утром, вечером и ночью — проводились проверки. Новые указания записывали в журнал распоряжений. Тут определяли задания, назначали ответственного за его выполнение и указывали срок готовности. Многие задания я подписывал сам, что как бы дополнительно обязывало исполнителей. Распоряжения, внесенные в журналы, имевшиеся в каждом цехе и на каждом производстве, в значительной мере наряду с другими факторами помогли наладить ритм в работе, способствовали дисциплинированности и исполнительности.

Амо Сергеевич рассказал, что, не желая тратить зря ни минуты, слесари-сборщики не уходили домой на перерыв, ожидая прибытия пушек с полигона. Если это было ночью, они ложились спать в специально отведенной комнате. На подошве ботинок у каждого можно было увидеть надпись, сделанную мелом: «Прошу разбудить в 4 часа утра или 5 часов». Бутерброды и чай приносили рабочим прямо в цех. О каждом успехе в труде тут же извещался весь цех или даже весь завод.

Гаубицы сдали в срок. Коллектив поверил в свои силы, научился работать в экстремальных условиях.

Суровые испытания военных лет не застали нас врасплох.

Главный маршал артиллерии Н. Н. Воронов в своей телеграмме заводчанам так характеризовал значение и качество выпускаемых пушек: «Замечательный завод выпускает отличную продукцию, пользующуюся большой любовью у бойцов и командиров Красной Армии и большой ненавистью у врагов. Ваша продукция в умелых руках советских артиллеристов ежечасно наносит огромное поражение гитлеровским войскам на всех фронтах Отечественной войны. Искренне желаю вам дальнейших успехов по выполнению плана. Продолжайте выпускать высококачественную продукцию».

В статье Александра Безыменского в газете «Комсомольская правда» за 16 июля 1944 года под названием «11 тысяч выстрелов из пушки № 256563» с подзаголовком «Боевой путь одного артиллерийского орудия подразделения Магарадзе» сообщалось: «Понимаете ли вы, товарищи, что она прошла по прямым и боковым дорогам войны, по шоссе и тропинкам, по полям и болотам, по снегу и траве двенадцать тысяч двести восемьдесят километров. И как прошла? Своим ходом... [255] На своем пути от Сталинграда до Тернополя она уничтожила десять немецких танков, пять бронетранспортеров, пять самоходных орудий, пятнадцать автомашин, шестнадцать орудий, четыре противотанковых орудия, семь минометов, двадцать шесть дзотов, уложила пять батальонов гитлеровцев. Она произвела свыше 10 тысяч выстрелов (это выше нормы почти вдвое).

Скоро пушку, отслужившую свой срок, отправят в Центральный музей Красной Армии. Это неправда, что сталь не разговаривает! В музее оружие даст отчет о своей работе расчетам молодых артиллеристов, тысячам бойцов военных и невоенных профессий».

Так было написано о пушке, которая вышла из ворот Приволжского завода.

Бывая на артиллерийском заводе на Волге, я познакомился и с главным конструктором Василием Гавриловичем Грабиным, чье имя хорошо известно. Это был человек особого склада. Суровый, сдержанный в разговоре, молчаливый. Обычно он находился в общем зале конструкторов. Рядом с его столом всегда была чертежная доска. За эту доску, на которой был наколот чистый лист ватмана, он почти никогда не садился, больше обсуждал с кем-либо из конструкторов их чертежи по той или иной детали. Коллектив КБ работал напряженно. Часть конструкторов находилась непосредственно в цехах, контролируя, изготовление деталей для опытных и серийных образцов.

Сталин иногда звонил на завод непосредственно Грабину, выясняя у него ход создания новой пушки и время постановки ее на производство. Последнее, конечно, не входило в его компетенцию, а относилось к директору завода. Однако в разговоре со Сталиным Грабин брал на себя эту функцию, называя возможные сроки освоения пушек без согласования с директором. Безусловно, другой на месте Василия Гавриловича мог бы ответить, что он вопрос, связанный с производством, должен обсудить с руководством завода и ответить на него потом. Но такой уж был у него характер.

В. Г. Грабин не любил обращаться к руководству наркомата с просьбами, считая, что он и сам достаточно всесильный, чтобы решать все вопросы, опираясь, безусловно, на поддержку Сталина. Однако, бывая в Москве, он несколько раз заходил ко мне, чтобы попросить изготовить некоторые виды заготовок для новых пушек. Но это было уже тогда, когда он ушел с завода, создав с помощью наркомата Центральное артиллерийское конструкторское бюро, располагавшееся вдали от Волги. [256]

Обычно он вежливо здоровался и коротко излагал просьбу. При нем же я давал указания все сделать, что он просил, зная установку наркома относительно оказания помощи артиллерии.

Пушки у Василия Гавриловича были хорошие. Одна из них, 57-мм противотанковая, появилась еще до войны, и первые орудия даже поступили в войска. Снаряд, весивший более трех килограммов, имел начальную скорость почти тысячу метров в секунду. С дистанции 500 метров он пробивал броню более 100 миллиметров. Такой брони в начале войны не имел ни один немецкий танк. Случись несуществовавшим в то время «тиграм» и «пантерам» пересечь наши границы, у нас было чем их остановить. Грабинская «пятидесятисемимиллиметровка», участвуя уже в Курской битве, лихо пронзала крупповскую броню. Но тогда это противотанковое орудие опережало время. Слабо бронированные немецкие танки прошивались насквозь, что не причиняло подчас вреда экипажу. Снаряд проходил через броню, как шило сквозь масло. И пушку, уже участвовавшую в боях, сняли с производства «из-за избытка мощности выстрела при отсутствии соответствующих целей».

Только во второй половине войны модернизированные 57-мм противотанковые пушки, названные ЗИС-2, пошли на фронт. Слава о пушке вышла за пределы боев под Курском. Вспоминаю, как в конце 1943 года, вернувшись с какого-то приема в Кремле, Д. Ф. Устинов сказал мне, а также В. М. Рябикову и И. А. Мирзаханову, что к нему обратился глава британской военной миссии генерал-майор Мартель. Он сказал:

— Господин Устинов, я наслышан о высоких боевых качествах нового противотанкового орудия калибра 57 миллиметров и прошу поддержать просьбу моего правительства о предоставлении нам нескольких таких пушек.

Нарком ответил:

— Думаю, это возможно.

Просьба британского правительства была удовлетворена.

Особое место в артиллерии заняла грабинская 76-мм дивизионная пушка — ЗИС-3 образца 1942 года, названная немецкими специалистами «одной из самых гениальных конструкций в истории ствольной артиллерии». Эта пушка была как бы вершиной конструкторской деятельности В. Г. Грабина, хотя после нее на поле сражений из конструкторского бюро шагнуло еще одно орудие, 100-мм калибра, также очень удачное, с помощью которого был остановлен прорыв немецких танков у озера Балатон в марте 1945 года. [257]

Когда у В. Г. Грабина спросили, почему именно ЗИС-3 .так памятна ему, он ответил:

— Видимо, потому, что путь к ней был наиболее долгим и нелегким. К ней я и мои коллеги шли более шести лет, по крупицам собирая передовой опыт, рождавшийся в КБ.

Отечественная дивизионная артиллерия и начала свою историю с 76-мм пушки, принятой на вооружение еще в начале этого века. Постепенно орудие совершенствовали и незадолго до Великой Отечественной войны в КБ В. Г. Грабина «превратили» в 76-мм УСВ, обладавшую высокими боевыми и техническими характеристиками. На этом работу конструкторы не закончили, а начавшаяся война лишь ускорила дело. 76-мм УСВ наложили на лафет 57-мм противотанковой пушки, снабдив новое орудие мощным дульным тормозом. Такой дульный тормоз на отечественных дивизионных пушках применили впервые. Это позволило уменьшить вес «откатных» частей орудия, так как откат оказался даже меньше, чем у 57-мм пушки, а также облегчить в целом лафет, где клепаные станки заменили трубчатыми, а листовые рессоры — более легкими и надежными пружинными рессорами. Впервые для такого калибра применили ствол-моноблок.

Пушка получилась красивой и грозной. И что еще очень важно — легче своей предшественницы почти на полтонны и гораздо более простой в производстве. Восемнадцатикратное увеличение выпуска пушек на Приволжском заводе получилось и благодаря удаче с новой конструкцией. У пушки было всего 719 деталей, тогда как в УСВ — 1057, а у существовавших до этого — 2080. В производстве пушка обходилась втрое дешевле.

Исключительная скорострельность — 25—30 выстрелов в минуту, причем с исправлением наводки, что было очень важно при стрельбе по движущимся целям, в частности танкам, — сделала эту пушку самым массовым наземным орудием второй мировой войны. Именно ее и отнес руководитель отдела артиллерийских конструкций у Круппа Вольф к числу «самых уникальных» систем.

Сравнивая это орудие с немецкими, он писал: «Для 76-мм пушки образца 1942 года отношение дульной энергии к весу пушки в боевом положении составляет 131. Это удивительно высокая цифра. У лучшего немецкого 75-мм орудия 16 этот параметр составляет 80,3... Приведенные цифры показывают значительное превосходство советской системы. Оно проявляется и в максимальной дальности стрельбы. Пушка, вес которой [258] составляет 73 процента от веса 75-мм немецкой пушки 16, посылает снаряд на 1000 метров дальше. Сам снаряд — на 13 процентов тяжелее германского... Поэтому мнение, что она является лучшим 76-мм орудием второй мировой войны, абсолютно оправдано».

Появление в начале 1943 года на поле боя новых немецких средних и тяжелых танков, которых наделили именами зверей «пантер» и «тигров», пусть еще в незначительных количествах, вызвало необходимость получить от наших артиллерийских конструкторов предложение для борьбы с ними. Мнение В. Г. Грабина, высказанное в докладной записке на имя Верховного Главнокомандующего, было следующим: «Для надежной борьбы с тяжелыми танками врага предлагаю: немедленно восстановить производство 57-мм противотанковых пушек. Во-вторых, срочно создать 85-мм танковую пушку, перевооружив ею все средние танки Т-34 (взамен имеющихся у них 76-мм пушек), не меняя при этом конструкции башни. В-третьих, для усиления противотанковыми средствами корпуса и армии создать для них 100-мм противотанковую пушку, которая по своей мощности будет превосходить все, что есть в этом виде артиллерии».

В мае 1943 года на заседании Государственного Комитета Обороны обсуждались вопросы, связанные с созданием новых танковых и противотанковых артиллерийских орудий. Было решено создать 85-мм и 100-мм орудия соответствующего назначения. Такие орудия создали, причем в сроки, которые не знала история артиллерийского конструирования. Во многом это объяснялось тем, что советская школа конструкторов, и не только артиллерийских, никогда не жила лишь сегодняшними заботами, а далеко смотрела в будущее.

«Наше КБ, — вспоминал В. Г. Грабин после войны, — всегда решало две параллельные задачи: обслуживание валового производства и создание новых видов артиллерийских систем... В конструкторском бюро был специальный отдел, который занимался перспективными разработками».

Тактико-технические данные, и эскизный вариант 100-мм противотанковой пушки разработали в КБ задолго до появления тяжелых немецких танков. «Весь ход войны, — писал В. Г. Грабин, — вел к тому, что гитлеровцы должны были применить танки с более мощной броней: существовавшие немецкие машины наша артиллерия уничтожала без особого труда. Готовясь к этому, мы заранее приступили к разработке мощного 100-мм противотанкового орудия, и когда в бой вступили [259] «тигры» и «фердинанды». пушка была уже готова. Всего на ее изготовление потребовалось немногим более пяти месяцев».

В это время мне довелось побывать в конструкторском бюро В. Г. Грабина. Увидел обстановку, в которой работал коллектив КБ. Люди трудились самоотверженно, отлучаясь только для того, чтобы перекусить, да и на это затрачивали минимум времени. Ствол пушки 100-мм калибра, который применялся у нас в морской артиллерии, уже отработали.

— Мы думали над выбором калибра, — пояснил Грабин. — Выбор шел между 100-миллиметровым и 107-миллиметровым орудиями. Кстати, тем, что ГАУ хотело иметь в свое время, снимая с производства другие системы. Однако выводы оказались не в пользу последнего. У 107-миллиметровой пушки было к другим ее недостаткам еще и раздельное заряжение, к тому же боеприпасы в больших количествах не изготовлялись. А у 100-миллиметрового орудия и патрон унитарный, и выпуск снарядов хорошо налажен.

Видел я отстрел пушки. Не зря на фронте впоследствии ей дали имя «зверобой». Броня всех немецких танков и самоходных орудий разлеталась вдребезги от столкновения со снарядами «соток». При весе снаряда в 15,6 килограмма он имел начальную скорость, близкую 900 метрам в секунду, и с дистанции 100 метров надежно пробивал 150—160-мм броню. А ближе лопалась и более чем 200-мм лобовая броня «фердинандов».

Особо следует сказать о 85-мм танковой пушке, над которой работало Центральное артиллерийское конструкторское бюро. Ее испытания начинались уже в 1943 году и проходили настолько успешно, что, не дожидаясь конца отстрела, были даны указания заводу о серийном выпуске, а на стол Сталина лег документ, в котором подтверждался благополучный исход государственной проверки орудия. Акт подписал и начальник ГАУ генерал Н. Д. Яковлев.

Н. Д. Яковлев вспоминает:

«Присутствующие (товарищи Малышев, Ванников, Устинов, Кирпичников и другие. — В. Н.) горячо ратовали за немедленное представление проекта на утверждение И. В. Сталину и упрекали меня в нерешительности. А я действительно колебался. Ведь знал же, что из пушки осталось еще отстрелять несколько десятков выстрелов (чтобы полностью закончить программу испытаний), а это... Поэтому, не имея окончательного заключения полигона, воздерживался от подписи. Но в конце концов, поддавшись уговорам, а может быть, и пребывая в предновогоднем настроении, я все же подписал проект. И в [260] час ночи 1 января 1944 года было уже получено постановление ГКО, утвержденное Сталиным».

А в девять часов утра Н. Д. Яковлеву позвонили с полигона и сообщили, что после окончания испытаний по одному из узлов противооткатных устройств орудия получен неудовлетворительный результат. Это значило: пушка считается не выдержавшей испытаний и подлежит отправке на доработку.

Н. Д. Яковлев выехал в Наркомат вооружения, где и состоялось обсуждение создавшейся ситуации. При участии В. Г. Грабина и компетентных специалистов выявили причины дефекта и нашли путь к его устранению. Пришлось докладывать обо всем Сталину. Он молча выслушал начальника ГАУ и, ничего не ответив, положил трубку. Вечером Н. Д. Яковлева вызвали в Кремль, Сталин сурово посмотрел на него и погрозил пальцем:

— Это вам урок на будущее, товарищ Яковлев.

На завод, которому поручили освоить новую пушку и 1 февраля 1944 года начать ее серийный выпуск, выехали нарком вооружения Д. Ф. Устинов, нарком боеприпасов Б. Л. Ванников, нарком танковой промышленности В. А. Малышев, маршал артиллерии Н. Д. Яковлев и маршал бронетанковых войск Я. Н. Федоренко. Вместе с ними был и главный конструктор В. Г. Грабин. Обсудили меры по быстрейшей ликвидации создавшегося положения. В это время на заводе проходила полигонные испытания еще одна 85-мм танковая пушка, сконструированная заводскими конструкторами во главе с А. Савиным, заменившим на заводе В. Г. Грабина. Решили посмотреть и эту пушку.

Неизвестно, когда спали Д. Ф. Устинов, другие члены комиссии и работники завода. Почти ежечасно их видели в цехе, где производили сборку орудий. В пушке, не выдержавшей испытание, поставили новую люльку. Прямо от стола конструктора по белкам технологи-литейщики составили технологию и чертеж модели. Тут же включилось в работу столько литейщиков, сколько максимально могло быть занято в одной смене. Новая люлька обрела формы. Свершилось невероятное: одна из самых сложных частей пушки, стальная люлька, была готова на четвертый день.

После отправки новой пушки на полигон Дмитрий Федорович сказал директору завода:

— А теперь всех исполнителей отправьте спать. Смешанный вариант пушки выдержал испытания. Орудие получило индекс ЗИС-С-53, что означало: ЗИС — завод, а [261] С-53 — конструкторское бюро. Благодаря самоотверженному труду большого коллектива принятую на вооружение пушку уже в начале марта 1944 года начали отправлять на фронт. Танки Т-34, вооруженные 85-мм орудиями, с ними и закончили войну.

В развитие и совершенствование артиллерийского вооружения большой вклад внес еще один выдающийся советский конструктор, Федор Федорович Петров. Со своим коллективом он создал орудия-гаубицы, пушки-гаубицы, а также танковые и самоходные пушки больших калибров. Ф. Ф. Петров и внешне, и по характеру был как бы противоположностью В. Г. Грабина. Всегда улыбающийся, приветливый, откровенный, готовый поделиться и радостями и невзгодами, внимательно прислушивавшийся к критике и замечаниям, он был непоседой и неутомимым тружеником.

— Вы знаете, Владимир Николаевич, — говорил он мне при очередной встрече, — как будто немудреная штука — дульный тормоз, а я ведь с ним намучился. То плохо поглощает отдачу, то как будто поправили дело с отдачей, уменьшили ее в полтора раза, а дульный тормоз взяло и оторвало. Расположим «вырезы» по-одному — кучность и прицельность огня теряем, по-другому — опять что-то не ладится. А тебя погоняют: давай, давай быстрее. Думаешь: сели бы сами за доску да себя и погоняли в таком деле, как создание крупнокалиберных орудий.

Так или в таком духе, но всегда откровенно обо всем говорил Ф. Ф. Петров.

Чтобы приободрить конструктора, я утешал его:

— Дорогой Федор Федорович, ведь не только тебя погоняют, а всех нас война погоняет. Тебе говорят: давай скорее новое орудие; Новикову: давай больше автоматов и пулеметов; Устинову: и то и другое.

— Ну, Владимир Николаевич, — смеялся Петров, — все понятно. Но надо кому-то в жилетку поплакаться.

До войны Ф. Ф. Петров занимал на одном из заводов должность старшего инженера-конструктора. Однако незаурядные способности выдвинули его на одно из первых мест в работе с крупнокалиберной артиллерией. Федора Федоровича заметили, когда создавали корпусной дуплекс орудий. На лафет (основа, на которую устанавливают ствол) корпусной пушки калибра 122 мм был положен ствол пушки-гаубицы 152 мм, и таким образом получился корпусной дуплекс образца 1937 года под названием «МЛ-20». В связи с этой работой Ф. Ф. Петрова даже пригласили в Кремль на совещание, [262] где рассматривали состояние и перспективы развития советских артиллерийских систем. Выступая на нем, Федор Федорович высказал оптимистические прогнозы в отношении совершенствования орудий большой мощности, где дело двигалось вперед весьма скромными шагами. Петрову и поручили выполнить то, о чем он говорил.

«Чувствуя большую ответственность за свои высказывания в Кремле, — вспоминал впоследствии Ф. Ф. Петров, — я по возвращении на завод, задерживаясь на нем до поздней ночи, используя и выходные дни, стал работать сперва в одиночку, а затем с привлечением нескольких других наиболее способных и талантливых конструкторов — С. Н. Дернова, А. А. Ильина, П. А. Черных и А. Я. Дроздова — над проработкой многих вариантов конструкторских схем новой гаубицы.

Использование многих известных схем положительных результатов не дало. Однако мы не пали духом; позабыв про отдых, недосыпая, продолжали еще более интенсивно работать над решением этой трудной, но очень важной для страны задачи, пока, собирая по кусочку-узелочку, не остановились на схеме, воплощенной в конструкцию полюбившейся войскам и хорошо послужившей нашей Родине в минувшую войну 122-мм дивизионной гаубицы образца 1938 года М-30».

Грозное для врага оружие, созданное конструкторским коллективом во главе с Ф. Ф. Петровым, прошло по многотрудным дорогам войны до самой победы.

Конструкторский коллектив Ф. Ф. Петрова выдвинулся на передовые позиции особенно при создании самоходной артиллерии, о которой следует сказать особо. Недооценка ее в довоенный период потребовала теперь огромных усилий для восполнения создавшегося пробела в вооружении нашей армии артиллерией этого типа.

Я оказался свидетелем разговора наркома с Верховным Главнокомандующим относительно создания или, вернее, ускорения работ по созданию пушек для самоходной артиллерии. Летом 1942 года, когда я докладывал Д. Ф. Устинову об ижевских делах, раздался звонок, и при первых словах Дмитрий Федорович стал очень внимательным.

Вопрос шел о 76-мм пушке для самоходной артиллерии.

Устинов говорил, что идет доработка 76-мм орудия после испытаний в войсках.

По характеру разговора можно было понять, что Сталин спросил наркома, какая перспектива с этой пушкой.

Устинов ответил: [263]

— Нужна серьезная доработка.

Сталин еще что-то сказал и положил трубку. Нервозность наркома, его возбуждение передалось и мне:

— Что случилось?

— Сталин недоволен, что пока для самоходки нет пушки. Он предупредил, что время не ждет, нам срочно и безотлагательно нужна самоходная артиллерия. Это оружие наступления. Если мы собираемся наступать, то надо иметь такое оружие в достаточном количестве. Вопрос будет рассматриваться на ближайшем заседании Государственного Комитета Обороны.

Нарком вызвал к себе И. А. Мирзаханова, руководящий состав технического управления, работников артиллерийского главка. Стал звонить главным конструкторам Ф. Ф. Петрову и В. Г. Грабину. Увидев, что дело закрутилось минимум до 5—6 часов утра, я вышел из кабинета.

Заседание ГКО состоялось через несколько дней. Заслушали доклады В. А. Малышева (наркома танковой промышленности) и Д. Ф. Устинова. Сталин еще раз подтвердил, что войскам нужно мощное наступательное оружие для сопровождения пехоты и танков.

Основная работа в наркомате по созданию пушек для САУ выпала на долю как раз Ф. Ф. Петрова, в то время работавшего на Урале. Для первых САУ приспособили корпуса легких и средних танков, поставив на них соответственно 76- и 122-мм орудия. Под руководством Ф. Ф. Петрова создали и «самоход» СУ-122 на базе танка Т-34. А потом, используя ходовую часть танка КВ, сделали еще более грозную машину — СУ-152, вооруженную 152-мм гаубицей-пушкой. В боях на Курской дуге эти «самоходки» успешно расправлялись с тяжелыми танками и штурмовыми орудиями врага, в том числе и с «фердинандами», не только поражая их, но и буквально срывая с них башни.

Конструкторы продолжали упорно трудиться. «11 ноября 1943 года, — вспоминает Федор Федорович, — к нам прибыл из Москвы Ж. Я. Котин (главный конструктор тяжелых танков. — В. Н.), с коллективом которого наше КБ работало в тесном контакте. Ему за подписью моей и директора Л. Р. Гонора была выдана справка со всеми основными характеристиками предлагаемой нами новой 122-мм пушки для вооружения разрабатываемого под его руководством танка ИС-2.

На второй день после отбытия Котина мне по ВЧ позвонил нарком танкопрома В. А. Малышев, который поздравил меня с успехом, сообщил, что они с Котиным только что вернулись [264] от Сталина, который, полностью поддерживая указанную инициативу, сказал, что это далеко опередит события, и тут же подписал постановление ГКО о разработке и поставке к 27 ноября 1943 года танковому заводу первого опытного образца 122-мм пушки, названной Д-25Т, с поршневым ручным затвором, одновременно обязывающее нас срочно разработать для нее полуавтоматический затвор для выпуска с ним этих пушек с начала 1944 года».

Государственные испытания тяжелого танка ИС-2 с пушкой Д-25Т прошли очень быстро и успешно. Танк привезли на подмосковный полигон, чтобы показать его К. Е. Ворошилову. Тут же стояла трофейная немецкая «пантера». Выстрелили по ней с полуторакилометровой дистанции. Пробив лобовую броню «пантеры», снаряд снес ее башню и отбросил на несколько метров в сторону.

— Какое чудо! — сказал Климент Ефремович.

Вскоре то, что было названо «чудом», появилось на фронте и заявило о себе указанием немецкого командования не вступать в открытый бой с новыми советскими танками ИС-2. Самый большой калибр на гитлеровских танках равнялся 88 мм. Пушка такого калибра была очень сильной. Но сделать то, что удалось советским конструкторам и артиллерийским вооруженцам, противник не смог.

Пушка, предназначенная для ИС-2, хорошо подошла и к «самоходке». Ее поставили на ходовую часть танка и получили ИСУ-122. Очень компактная самоходно-артиллерийская установка, с большой скорострельностью и хорошей проходимостью уверенно поддерживала танки и пехоту в наступлении в последнем периоде Великой Отечественной войны.

Появилась и самоходно-артиллерийская установка СУ-100. Благодаря большой унификации ее быстро освоили в производстве, и она сыграла свою роль в наступательных операциях советских войск.

Ф. Ф. Петров и В. Г. Грабин нередко звонили мне, когда шло изготовление опытных образцов пушек. Делается хотя всего два-три образца, а нужны разнообразные сорта проката, часто новые. И нужно-то всего ничего, не больше двух — пяти тонн — капля в море нашего выпуска металла, а где взять? Для металлургов это крайне невыгодные заказы. Выход продукции мизерный, а времени на переналадку прокатных станов и другие операции теряли много. Ни один директор завода не мог позволить себе сам такую роскошь. И мне это было сделать нелегко, а надо. [265]

В этих условиях как с Василием Гавриловичем, так и с Федором Федоровичем обычно договаривались, что они «подошлют» на завод специалистов: возможно, нужное можно будет подобрать из готового, из того, что уже есть. И только в крайних случаях я обязывал директоров переналадить станы или молоты и выполнить просьбы конструкторов артиллерии. За это Ф. Ф. Петров и В. Г. Грабин были мне всегда благодарны.

«Создавая танковое вооружение и для самоходных установок, — вспоминал маршал артиллерии Н. Д. Яковлев, — ГАУ и Наркомат вооружения имели постоянную, самую тесную связь с Наркоматом танковой промышленности и с Главным бронетанковым управлением. Всю войну эта связь была самой плодотворной, мы всегда находили общее, наиболее приемлемое решение в интересах танковых войск. Во всяком случае, я не помню, чтобы поступали жалобы с фронта на пулеметное и артиллерийское вооружение, которое поставлялось Наркоматом вооружения заводам танковой промышленности».

В войну было приостановлено строительство морской артиллерии, как и постройка крупных военных кораблей для Военно-Морского Флота. Но эта артиллерия участвовала в боевых действиях и сыграла свою роль во многих операциях, как оборонительных, так и наступательных. На Севере и Дальнем Востоке наш флот был численно невелик. Но на Балтийском и Черном морях советские надводные и подводные силы значительно превосходили по своей ударной мощи, основу которой составляла сильная корабельная артиллерия, действовавший там флот врага. Например, 180-мм орудия, устанавливавшиеся на крейсерах, стреляли почти стокилограммовыми снарядами на расстояние свыше 37 километров. Таких пушек не было ни у одного флота в мире. Самая распространенная 130-мм палубная установка Б-13, созданная для эсминцев, посылала снаряд весом в 33 килограмма на 25 километров. А 100-мм скорострельные пушки, которыми вооружали и подводные лодки, били более чем на 20 километров при отличной меткости огня.

К началу войны на заводе «Большевик» скопилось 300 палубных морских артиллерийских установок, главным образом 130-мм Б-13, которые использовали в обороне Ленинграда. Их устанавливали на специальных железнодорожных платформах, с них они и вели огонь по врагу. Впоследствии все железнодорожные батареи в Ленинграде свели в одну морскую железнодорожную артиллерийскую бригаду, которая по количеству орудий стала самым мощным артиллерийским соединением [266] в городе. Морские установки Б-13 хорошо показали себя и в морских операциях, где они широко применялись. А на Северном флоте эсминцы, вооруженные 130-мм морскими орудиями, вели успешную борьбу с немецкими самолетами-торпедоносцами, летавшими на малой высоте.

Перед самой войной строители морской артиллерии успешно испытали 406-мм корабельное орудие, предназначенное для строившегося тогда линкора «Советский Союз». Такие орудия создавались в нашей стране впервые. Длина ствола этих мощнейших пушек составляла 16 метров, снаряд весил более 1 тонны, и посылался он на 45 километров. Не каждый бомбардировщик мог нести бомбу, равную по весу этому снаряду. Было изготовлено 12 таких орудий, но в боевых действиях участвовало лишь одно. На мемориальной плите, которая хранится в музее ВМФ, сделана следующая запись: «406-мм артустановка Военно-Морского Флота СССР. Это орудие Краснознаменного НИМАПа (Научно-исследовательский морской артиллерийский полигон. — В. Н.) с 29 августа 1941 года по 10 июня 1944 года принимало активное участие в обороне Ленинграда и разгроме врага. Метким огнем оно разрушало мощные опорные пункты и узлы сопротивления, уничтожало боевую технику и живую силу противника, поддерживало действия частей Красной Армии Ленинградского фронта и Краснознаменного Балтийского флота на Невском, Колпинском, Урицком, Пушкинском, Красносельском и Карельском направлениях».

Свою роль в войне сыграла и морская береговая артиллерия, которая также была вооружена морскими дальнобойными орудиями. Особое слово эти пушки наших вооруженцев, изготовленные и установленные еще до войны, сказали на участках от Кронштадта до Полонгена, от Архангельска до полуострова Рыбачий, при обороне Одессы и Севастополя и в других местах.

Следует сказать и о таком виде артиллерийского вооружения, как минометьк Они несложны в производстве, просты в эксплуатации, дешевы, но в предвоенные годы, как и самоходно-артиллерийские установки, не были по достоинству оценены. О неправильном отношении к этому оружию свидетельствует и тот факт, что единственное конструкторское бюро по минометам, возглавляемое Б. И. Шавыриным, в свое время закрыли под предлогом «ненадобности этого вида вооружения». А между тем в миномете — «трубе и плите», как с иронией называли его некоторые военные, заложены большие боевые возможности. [267]

Уже советско-финляндская война внесла ясность в это. Несмотря на некоторую недооценку минометов, закрытие на какое-то время соответствующего КБ, у нас до нападения Германии на СССР были созданы многие образцы этого вооружения, а также боеприпасы к ним. Советский конструктор Б. И. Шавырин добился таких результатов, каких не добились немцы. Минометы, созданные коллективом под его руководством, обладали более высокими боевыми и техническими качествами, чем подобное оружие врага.

Выпуск минометного вооружения усилился после войны с Финляндией. К началу Великой Отечественной войны производство их нарастало, причем стали выпускаться и минометы более крупных калибров. Если в боях на Карельском перешейке применялись 50-мм и 82-мм минометы, то теперь промышленность поставляла и 120-мм. На 1 июня 1941 года в армии имелось свыше 13 тысяч 82-мм минометов и более 3 тысяч 120-мм. Это больше, чем в немецко-фашистском вермахте на это же время, не говоря о качестве наших минометов, превосходивших немецкие. Гитлеровские войска имели, по сути, только один калибр—81-мм минометы, и они уступали нашим 82-мм.

С нападением фашистской Германии на СССР производство минометов развернулось в небывало широких масштабах. Только за один 1942 год на фронт поступило более 25 тысяч минометов калибра 120-мм. «Русские также с большим искусством и весьма широко использовали это оружие, — признавал гитлеровский генерал Э. Шнейдер, — их объединенные в батальоны 120-мм минометы приняли на себя основную часть тактических задач, которые обычно решались легкой дивизионной артиллерией».

Конструкторское бюро, руководимое Б. И. Шавыриным, исключительно скромным человеком, располагалось рядом с одним из наших заводов, которому наркомат уделял большое внимание. Поэтому, бывая на этом заводе, я всегда заходил к Борису Ивановичу, интересовался его новыми разработками, а он охотно делился достижениями своего коллектива и новыми задумками.

Появившиеся в ходе войны тяжелые 160-мм минометы сконструировал уже И. Г. Теверовский. Такого оружия не имела ни одна из воюющих армий. Миномет передвигался на колесном ходу, заряжался, как и орудие, с казенника, а мину весом в сорок килограммов бросал на пять с лишним километров при хорошей меткости. [268]

160-мм миномет, обладая очень высокими боевыми качествами, стал мощным наступательным оружием завершающего периода войны. Тяжелые минометы применялись для разрушения всех видов полевых укреплений, они являлись надежным средством подавления и уничтожения артиллерийских и минометных батарей противника, их эффективно использовали в уличных боях в крупных населенных пунктах. Главный маршал артиллерии Н. Н. Воронов вспоминал: «Когда на одном из фронтов были впервые массированно применены новые минометы, они произвели огромное моральное воздействие на противника. Выстрелы этих минометов глухие, мина взлетает очень высоко по крутой траектории, а затем почти отвесно падает вниз. При первых же разрывах таких мин гитлеровцы решили, что их бомбит наша авиация, и стали подавать сигналы воздушной тревоги».

Появление такого мощного и маневренного оружия, как миномет И. Г. Теверовского, свидетельствовало не только об огромных возможностях советской конструкторской мысли, больших производственных возможностях, но и знаменовало собой завершение создания системы минометного вооружения Советской Армии.

Говоря об артиллерии, следует подчеркнуть, что фашистские агрессоры недооценивали и так и не оценили этот вид вооружения. Планируя наступательные действия для быстрого захвата чужих территорий, гитлеровцы опирались в первую очередь на авиацию и танки, считая, что их наличный парк орудий и минометов, хотя во многом и устаревший, достаточен для того, чтобы выполнить возложенные на него боевые задачи. Советская артиллерия развивалась со значительным опережением не только до войны, но и в ходе нее и завоевала беспредельное господство на поле боя.

Один из пленных немецких артиллеристов рассказывал: «Мы новую артиллерию не создавали. Большинство наших орудий либо образца первой мировой войны, либо немного улучшенные. Гитлер делал ставку на танки и авиацию. Нам уделяли минимум внимания и минимум средств. Большинство артиллерийских заводов переоборудовали в авиационные или танковые. Потом мы захватили артиллерию у чехословаков, поляков, французов и англичан. Так, с разнокалиберной артиллерией, пошли войной на вас. Наше высшее военное руководство считало, что при наличии превосходства в танках и авиации пехота вполне обойдется легкими минометами и пехотным оружием». [269]

Война опрокинула это мнение. Успех или неуспех боя и операции во многом зависел от того, на чьей стороне был «бог войны». А он был на стороне наших войск. Большую роль в насыщении войск артиллерийскими средствами играли постоянно возраставшие производственные возможности нашего тыла, самоотверженный труд рабочих, техников, инженеров, артиллерийских, приборостроительных, металлургических и других заводов, а также конструкторов, которые постоянно совершенствовали советские артиллерийские системы.

Вот что писал в связи с этим бывший нарком вооружения Б. Л. Ванников: «Система артиллерийского вооружения, с которой начала войну Красная Армия, в своей основе оставалась почти неизменной до конца войны. Она претерпела лишь некоторые изменения за счет введения новых калибров. Но не было острой необходимости осваивать принципиально новые типы, конструкции, что имело важное значение для военной экономики, для снабжения армии боеприпасами. В этом большая заслуга военных руководителей, военных специалистов и работников оборонной промышленности, которые отработали гамму калибров артиллерийских систем с хорошими боевыми качествами, сохранив большую преемственность и учтя интересы промышленности.

В ходе войны конструкторами и производственниками-вооруженцами была проделана большая творческая работа по дальнейшему совершенствованию артиллерийского вооружения: повышались его эксплуатационные качества, упрощались конструкции деталей и узлов, совершенствовалась технологичность конструкций с целью улучшить организацию производства, увеличить выпуск и снизить себестоимость продукции».

Промышленность вооружения вышла на уровень, обеспечивавший удовлетворение потребностей фронта в артиллерии спустя полтора года после начала войны, а уже в 1943 году Наркомат вооружения обладал избыточными производственными мощностями.

Известный артиллерийский генерал П. С. Семенов, докладывая командующему артиллерией фронта будущему маршалу артиллерии К. П. Казакову о плане артиллерийского наступления (дело было под Курском), в заключение заметил:

— У нас каждый стрелковый полк будет поддерживать четыре-пять артиллерийских полков. Год назад я мог такое увидеть разве что в фантастическом сне. [270]

Этот «фантастический сон» стал реальностью благодаря самоотверженному труду всех, кто ковал артиллерию в глубоком тылу. За годы войны наша артиллерийская промышленность произвела около 500 тысяч пушек, намного превысив промышленные возможности гитлеровской Германии и ее союзников.

В середине 1944 года в Кремле состоялся смотр новых танков и самоходно-артиллерийских установок. Его проводили руководители партии и правительства в присутствии создателей боевой техники. Рассказывают, что во время осмотра Верховный Главнокомандующий сказал:

— На этих машинах и будем заканчивать войну.

На этих машинах, значит, и с этими пушками. Новой артиллерийской техники уже не требовалось. [271]