Слушай нас, великая Родина!

В 1944 году все более радостные вести приходили с фронтов. Один за другим следовали исполинской мощи удары по врагу. Радио доносило из Москвы раскаты салютов в честь войск, освобождавших города. В своем стремительном движении наша победоносная армия уже перешла советскую границу, неся избавление от фашистского ига народам Европы.

С нетерпением ждали мы часа, когда в серию невиданных по размаху боевых операций будет вплетен и наш удар в Заполярье.

В ночь на 10 октября 1944 года эскадренные миноносцы «Гремящий» и «Громкий» тихо покинули Кольский залив. Погода как по заказу — полный штиль. Только на Кильдинском плесе нас качнула океанская зыбь, катившаяся с норд-веста.

Выполняя приказ командующего Северным флотом, наши корабли вскоре вошли в губу Ейна, что вдается в гранитное тело полуострова Рыбачий. Оттуда мы должны были открыть артиллерийский огонь по батареям, переправе через реку в районе селения Титовка и по вражескому опорному пункту «Обергоф».

Фашисты почуяли недоброе. Они беспрерывно освещали побережье ракетами.

Наконец-то день расплаты настал! Мы, североморцы, долго готовились к нему. Сейчас враг на своей шкуре испытает всю нашу ярость. Нам мало выбросить гитлеровцев [183] за пределы Советского Заполярья. Мы должны освободить исконно русскую землю Печенгу и помочь народу Норвегии.

Это наш священный долг!

Штурман лейтенант Киселев, часто отбрасывая коротким кивком головы длинные русые волосы, падающие на выпуклый лоб, склонился над картой. Молодой офицер уже вошел в курс дела, и командир корабля не имеет к нему претензий. Рядом со штурманом, что-то прикидывая в уме, стоит наш новый артиллерист капитан-лейтенант Шабуров — среднего роста, энергичный крепыш.

На командно-дальномерном посту все моряки на своих местах. Мне со старшим матросом Михаилом Мелиховым выпала большая честь работать на визире центральной наводки. Все орудия главного калибра будут повторять движения нашего визира. От четкости нашей работы зависит теперь точность огня. Ожили стрелки приборов. Я плавно веду визир по горизонту. Вот он, вражеский берег.

Первый залп потряс «Гремящий». Снаряды со свистом полетели на запад. На контрольном приборе вспыхивают четыре красные лампочки: значит, все орудия заряжены и наведены точно на цель, как и мой визир. Снова грохот. Теперь он не прекращается более минуты. За это время несколько десятков снарядов посланы в стан врага. Неожиданно до меня доносится с мостика чей-то тревожный возглас. Всматриваюсь в окуляр. Берег и залив ярко освещены. А вскоре в поле зрения прибора попала «люстра», подвешенная фашистским летчиком. Теперь жди вражеских бомбардировщиков.

Но огонь наш не ослабевает. Снаряды летят на вражеский передний край, на опорный пункт «Обергоф». Враг сопротивляется. Его батареи на мысу открывают стрельбу по нас. Снаряды рвутся близко. На мостик поступает доклад: смертельно ранен командир третьего орудия. У меня сжимается сердце. Никифор Филь, наш парторг, чудесный друг! Туманится в глазах. Протираю их ладонью и вновь смотрю в визир, удерживая в перекрестии нитей заданную точку на берегу. Бой продолжается!

Никифор Филь погиб как коммунист. И в самую страшную минуту он думал только о деле. «Стреляйте [184] без задержки!» — были его последние слова. Мстя за его гибель, артиллеристы усилили огонь. Замочный, воспитанник Филя, старший матрос Табалыкин заменил командира орудия. На место Табалыкина встал старший матрос Бажанов. А старший матрос Нехайчик из машинистов работал на приборах за двоих. Третье орудие ни на секунду не снизило темпа огня.

В результате артиллерийского налета экипажи «Гремящего» и «Громкого» уничтожили две батареи, склад боеприпасов, разрушили десятки дотов, дзотов, истребили сотни вражеских солдат. Тем самым мы оказали большую помощь нашему десанту, высадившемуся на берег.

Корабль двинулся на выход из губы. Когда мы проходили недалеко от устья реки, одна из уцелевших гитлеровских батарей, установленная на высоком берегу, открыла по «Гремящему» огонь. В визир эту батарею мы с Мелиховым не видели, но угадывали ее местонахождение по вспышкам выстрелов. Нам хотелось немедленно расправиться с ней, но управляющий огнем капитан-лейтенант Шабуров спокойно приказал сосредоточить все внимание на переправе через реку, где [185] в то время скопилось много живой силы и техники врага.

Красивым фейерверком за переправой разорвался наш осветительный снаряд, выпущенный комендорами второго орудия. В визир центральной наводки мы с Мелиховым отчетливо видим мост через реку, а на нем гитлеровцев, бегущих в разные стороны. Мы наводим перекрестие нитей на середину моста. И туда посыпались наши снаряды. Цель была накрыта сразу. Последовала команда Шабурова:

— На поражение!

Огневой шквал захлестнул и переправу, и поселок, в котором спасались отступавшие егеря, и дамбу, где скопилось много машин. В воздух летели обломки, все кругом горело.

Только после этого наш командир решил расправиться с вражеской батареей, которая продолжала обстреливать нас. Я и Мелихов наводим визир на ее вспышки.

Дружно бьют орудия. После нескольких залпов вражеская батарея замолкает.

Рано утром эсминцы «Гремящий» и «Громкий» прибыли в Кольский залив, чтобы через двенадцать часов снова выйти в губу Ейна. Оттуда мы поддерживали успешное наступление морской пехоты Северного оборонительного района.

* * *

Командующий Северным флотом поставил перед командующим эскадрой контр-адмиралом Фокиным задачу — в ночь на 26 октября в районе Варде — Тана-фиорд произвести поиск кораблей противника, а на рассвете обстрелять порт Варде, разрушить его сооружения, уничтожить скопившиеся в нем вражеские суда.

Выполнение этого приказа возложено на лидер «Баку», эсминцы «Разумный», «Гремящий» и «Разъяренный». Расход боезапаса — сорок снарядов на орудие. [186]

Вечером в наш кубрик зашел командир корабля, седой, с задумчивыми темными глазами, капитан 2 ранга Кашеваров — третий по счету командир «Гремящего». Сыграл несколько партий в домино, поужинал с нами. Рассказал о делах на нашем фронте. Мы узнали, что войска Карельского фронта штурмовали Печенгу. Разгромленные фашистские части морем бежали в Киркенес, в северную Норвегию. И там, в ближайших от нас базах я портах, скопилось много вражеских войск.

— Придется нам этой ночью поработать! — сказал командир.

А часа через полтора, как он ушел из кубрика, мы уже снимались с якоря. Была темная штормовая ночь. Мы оказались в кильватерной струе «Разумного». Присмотревшись, впереди я узнал лидер «Баку». Вдали скрылась темная полоска полуострова Рыбачий. Рядом со мной на ходовом мостике сигнальщик Лушков. Он напевает полюбившуюся нам песню:

Наши корабли идут при полном затемнении. Вокруг нас не перемигиваются маяки. Но мы идем знакомой дорогой на норд-вест, к берегам оккупированной фашистами Норвегии. Все матросы зорко смотрят вокруг.

В 0 часов 15 минут отряд наших кораблей повернул на запад. Начинаем поиск конвоя противника. Мы на траверзе Варде. То приближаемся к самому берегу, то выходим мористее. Кругом минные поля. Но наши моряки давно уже изучили все фарватеры. Вот большой фиорд, в котором советские подводники устроили настоящее кладбище фашистских судов.

Нам не везет. Враг упорно не хочет показываться. А время близится к рассвету.

На широте мыса Барлевог корабли поворачивают на обратный курс. Штурманы кораблей с помощью радиолокаторов (теперь они появились на наших кораблях) наблюдают за берегом.

К Варде приближаемся с севера. Враг нас не ждет. Об этом говорят яркие огни в порту. Гитлеровцы поспешно [187] грузятся на суда, собираются на рассвете вывести свой караван в море и улизнуть на запад. Поздно!

Первыми открыли огонь комендоры лидера. Затем заговорили орудия миноносцев.

Стрельбу ведем с помощью радиотехнических средств. Через три минуты на берегу ослепительным смерчем вскинулся взрыв большой силы. Багровое пламя в траурной кайме дыма расползалось по горизонту.

В стане врага поднялась невообразимая паника. Очевидцы из норвежцев потом рассказывали: первые же снаряды с миноносцев разнесли причальные сооружения и стоявший у пирса транспорт. Сотни фашистских егерей, «героев Крита и Нарвика», оказались в воде.

Удар советских миноносцев с моря был настолько дерзким и неожиданным, что фашисты приняли его за налет авиации. Они открыли сильный зенитный огонь. Только потом, когда наши корабли легли на левый галс, гитлеровцы сообразили, что бомбардировка идет не с воздуха, а с моря. В бой вступили немецкие береговые батареи.

Миноносцы маневрировали среди всплесков. Осколками пробило дымовую трубу на флагманском корабле, изрешетило в нескольких местах корпус «Гремящего». Легкие повреждения получил эсминец «Разъяренный». Но корабли продолжали бой.

В 6 часов 56 минут на территории порта Варде возникло четыре больших пожара, они сопровождались взрывами.

Снаряды падают у борта нашего корабля. Миноносец так сильно встряхивает, что один из наводчиков башни командно-дальномерного поста слетает с сиденья. Визир центральной наводки заклинило, он разворачивается с трудом. Делаю все, чтобы привести прибор в нормальное состояние. Но это невозможно. Вот досада! Докладываю о случившемся командиру боевой части капитан-лейтенанту Шабурову.

— Ночная схема! — коротко бросает он.

Я, Селиванов и два молодых дальномерщика прыгаем из башни командно-дальномерного поста на ходовой мостик, где установлены ночные визиры. На это потребовалось не более пяти секунд. Мы не пропустили ни одного залпа. Теперь вражеский берег виден еще лучше. Он весь в огне! [188]

Вдруг сигнальщик старший матрос Лужков крикнул:

— Пять миноносцев противника на норде!

Я передаю визир установщику корректур, а сам бегу к левому прибору. В самом деле, пять фашистских кораблей четко выделяются на посветлевшем предрассветном фоне неба. Наши миноносцы оказываются как бы в коридоре между береговыми батареями и эсминцами врага. Но фашистские моряки, видя, как мы старательно обрабатываем берег, не решаются испробовать того же. Вскоре вражеские корабли скрываются за горизонтом.

В 7 часов 18 минут мы окончили артиллерийский удар и взяли курс на базу.

Вражеский берег пылал. Гигантское пламя лизало низко нависшие темные тучи.

Мы возвращались с победой.

* * *

Советские войска очистили Север от фашистской нечисти. Но гитлеровские корабли все еще пытались нападать на наши конвои.

Над Баренцевым морем повисла глухая полярная ночь, когда лидер «Баку», эсминцы «Гремящий», «Разумный», «Живучий», «Дерзкий» и «Доблестный» один за другим прошли линию створов, покидая гостеприимную гавань Гремихи. Их курс лежал в Кольский залив. На этот раз корабли не были связаны транспортами. Экипажам командующий флотом приказал попутно произвести поиск и уничтожение вражеских подводных лодок.

Море тускло отсвечивало слабо полыхавшее в небе полярное сияние, когда эсминцы разделились на три пары и повернули вдоль скалистого берега. За кормой последний раз вспыхнул Святоносский маяк, спасший когда-то «Гремящий» и выручивший Павла Петухова.

Я стоял у визира на левой стороне ходового мостика. Из открытой дверцы акустической рубки доносился звенящий писк. Оглядываясь, я видел слегка освещенное лицо старшины 2-й статьи Рымара. На голове его были массивные наушники. Рымар гидролокатором прощупывал толщу прибрежных вод.

Гидролокатор на нашем корабле появился год назад. За неимением другого места рубку для него соорудили прямо на ходовом мостике. По форме и по размерам она напоминала обычный платяной шкаф. [189]

Невысокий, широкий в плечах, киевлянин Рымар и говорил и двигался не торопясь, он никогда ни с кем не спорил и был себе на уме. Мне он нравился своими мудрыми житейскими рассуждениями. Но в море уже немолодой старшина преображался, становился подвижным, ловким, веселым. Выискивая подводного противника, он весь уходил в слух.

На этот раз чувствительные приборы ничего не улавливали. Упрямо сдвинув черные брови, старшина, не мигая, смотрел на слабо освещенную шкалу с фигурной стрелкой и вращал небольшой маховичок. Стрелка двигалась по кругу. Из рубки неслось тихое:

— Пи-и-нь... Пи-и-нь... Пи-и-нь...

Этот звук мелодичен, не лишен музыкальности. И все-таки он надоедает.

Я в который уже раз прикладываюсь глазами к окулярам визира. Тучи заволокли небо, прикрыв полярное сияние. Только там, где небо сходится с морем, я замечаю едва приметную линию горизонта. Раздается возглас Рымара:

— Слышу взрывы! Курсовой...

Командир метнулся к двери акустической рубки.

Я приник к визиру...

Было около двадцати трех часов. На траверзе левого борта находилась губа Порчниха, когда Петухов закричал:

— Вспышка прожектора! За горизонтом...

Мы тоже увидели светлую полосу и услышали подводные взрывы. Кашеваров к этому времени получил приказание комдива поддержать эсминец «Живучий», который обнаружил и атаковал фашистскую подводную лодку.

— Повезло капитану третьего ранга Рябченко, — с доброй завистью проговорил Гаврилов.

Шипя, волны уступали дорогу «Гремящему». Гудя вентиляторами, наш корабль мчался по ночному морю на помощь другому кораблю, ведущему опасный и трудный поединок.

...Радиометристы эсминца «Живучий» обнаружили вражескую подводную лодку в надводном положении. Она, видимо, всплыла, чтобы зарядить аккумуляторные батареи. Ее сливающийся с темнотой ночи силуэт рассмотрел командир «Живучего» капитан 3 ранга Рябченко. [190] Он решил применить самый верный способ — таран.

На полном ходу эсминец ринулся к лодке.

До вражеского корабля оставалось несколько десятков метров, на его мостике испуганно засуетились люди.

— Торпеды! — закричал сигнальщик.

Они пронеслись по правому борту «Живучего» и умчались вдаль.

Стальной форштевень эсминца вонзился в борт лодки. Удар был настолько сильным, что многие моряки, стоявшие на мостике, попадали.

— Задний ход!

Рябченко принял решение отвести свой корабль назад с тем, чтобы повторить таран. При отходе корабля артиллеристы открыли по лодке, освещенной прожектором, огонь из всех орудий. Снаряд четырехдюймового орудия старшины 1-й статьи Будаева разорвался в рубке фашистского корабля. Автоматические пушки прострочили лодку своими очередями.

Таранить подводную лодку второй раз не пришлось: она скрылась в пучине. С кормы миноносца вслед посыпались бомбы. Когда наш эсминец подошел к месту боя, на волнах уже расплывалось широкое пятно соляра, обломки досок, обрывки бумаги. Прослушав море, Рымар коротко определил:

— Конец!

Нам было приказано охранять поврежденный «Живучий». В результате таранного удара миноносец получил вмятину в подводной части, в носовом отсеке появилась течь.

Поиск подводных лодок не прекращался. По-прежнему из рубки старшины 2-й статьи Рымара неслись на мостик звуки импульсов:

— Пи-и-нь... Пи-и-нь... Пи-и-нь...

В Кольский залив мы пришли благополучно. На переходе из района потопления фашистской подводной лодки матросы Петухов и Онохов обнаружили плавающую мину. Она осталась в стороне.

Наша боевая вахта продолжалась.

* * *

И вот он наступил светлый День Победы.

«Слушай нас, советский народ! [191]

Слушай нас, великая Родина!»

Этими словами из гвардейской клятвы начинался наш рапорт стране 9 мая 1945 года. На торжественном митинге мы подвели итоги своей боевой работы.

За время Великой Отечественной войны экипаж эскадренного миноносца «Гремящий» 11 раз поддерживал артиллерийским огнем фланг Красной Армии и десанты Северного флота. Только после обстрела вражеских позиций в ночь на 23 февраля 1942 года на берегу наши разведчики насчитали более 400 трупов гитлеровских солдат и офицеров. Мы участвовали в четырех минных постановках, в конвоировании 39 союзных и 24 отечественных караванов судов. Трижды «Гремящий» совместно с другими кораблями действовал на вражеских морских сообщениях, дважды наносил артиллерийские удары по крепости Варде, нес боевые дозоры. Экипаж эсминца «Гремящий» отразил 112 атак вражеской авиации, сбив 14 и повредив 23 самолета. Потоплена одна и повреждено несколько подводных лодок.

За время Великой Отечественной войны эсминец «Гремящий» в боях и штормах прошел 60000 миль.

В огне боев росли и мужали моряки. Многие из гвардейцев вступили в партию. Партийная организация корабля к концу войны насчитывала 150 человек. Каждый матрос, старшина и офицер заслужил несколько правительственных наград. А первый командир «Гремящего» А. И. Гурин стал Героем Советского Союза.

«Гремящий»! Замечательную школу прошли наши моряки на этом корабле. Где сейчас мои друзья? Бурная, полная творческих дерзаний жизнь разбросала их по всей стране. Некоторые все еще служат на флоте, передавая молодым морякам свой опыт и знания. Другие трудятся на заводах, в колхозах, совхозах. Но память о гвардейском корабле живет в их сердцах, так же как живут на флоте традиции и геройские дела ветеранов.