Компаньерос

Надрываясь, зуммерил полевой телефон. Наконец трубку взял командир полка:

— Двадцатый слушает!

— Двадцатый, двадцать пятый... — Командир дивизии полковник Кузнецов подковырнул не то принятую систему позывных, не то подавшего голос Еренкова. — Что-то до твоего хозяйства, Михаил Дмитриевич, в последнее время дозвониться стало трудно.

— Да я... — попытался было возразить командир полка.

— Ну ладно, не оправдывайся, — уже примирительно сказало высшее начальство. — Лучше доложи-ка, чем сегодня располагаешь для работы.

Еренков оживился. В этом плане у него положение довольно приличное. Введены в строй боевых экипажей два летчика-новичка: боевое крещение получил сержант Протопопов, недавно прибывший в полк, и допущен к ночным полетам бывший адъютант третьей эскадрильи старший лейтенант Хотяшов. Борис Протопопов до прибытия к нам летал где-то в эскадрилье связи [290] на Р-5. А Иван Хотяшов в полку с первого дня. В начале войны — истребитель. Был тяжело ранен. После госпиталя (медкомиссия отстранила его от полетов) занимался штабной работой. И вот сейчас, окрепнув физически, настоял, чтобы его еще раз проверила медицина. Попросился снова летать. Прошел курс подготовки к ночным полетам в полку.

— У меня все «кареты» с «извозчиками», — доложил Еренков. — Могу всех отправить в дорогу хоть сейчас.

— Хорошо, хорошо, — отозвался на это командир дивизии. — А сейчас слушай меня внимательно... Кстати, ты сидишь или стоишь?

— Сижу, — откровенно признался Еренков и улыбнулся: ведь при разговоре с начальством положено стоять.

— Так держись крепче за стул. Новость для тебя, думаю, особенно интересная и приятная.

Трубка замолчала. Командир дивизии, прикрыв микрофон ладонью, скомандовал летчику звена управления: «Вылетайте немедленно в Бельцы! Подробности — у оперативного дежурного».

— Алло! Алло! — Еренков даже постучал по трубке. — Почему молчите?

— Не шуми, не шуми, Михаил Дмитриевич, слышу.

— Так что за новость, товарищ полковник?

— Жди к себе гостей из Испании.

— Из Испании?..

— Именно. Хотел было отправить их к Илларионову или Девятову, да вспомнил — Испания-то тебе роднее. Кстати, ты хоть что-нибудь по-испански еще помнишь?

— А как же! Амиго... компаньерос...

— Значит, я правильно поступил.

— Гостям мы всегда рады.

— Прими заодно поправку: не гости они, а летчики. Бери к себе в полк...

Испанцы Бартоломео Масс и Мигуэль Родригес прибыли в нашу страну после падения республики в Испании. Бартоломео сражался против фалангистов генерала Франко на стороне республиканцев. Воевал, говоря по-нашему, не жалея живота своего, не щадя жизни. В трудную для Испании годину вступил в Испанскую коммунистическую партию. Личной храбростью, беззаветным служением идеалам революции заслужил большое доверие товарищей по оружию — был назначен командиром батальона... [291]

Гибель республики явилась для Масса личной трагедией. И когда перед ним встал выбор, по какому пути идти дальше, он, не задумываясь, решил эмигрировать в Советский Союз, страну победившего социализма. Верил, что придет пора и он снова будет сражаться за счастье своего народа.

В солнечной Армении Бартоломео вместе с другими испанскими парнями, нашедшими в Стране Советов свою вторую родину, прошел курс первоначальной летной подготовки. А когда разразилась Великая Отечественная война, стал проситься на фронт. Всем своим существом понимал, что, защищая с оружием в руках великую Советскую страну, он будет бороться за свободу и независимость родной Испании.

Не сразу молодой испанский пилот стал фронтовым летчиком. Сначала волею случая Бартоломео оказался в разведывательно-диверсионном отряде. Прошел здесь хорошую школу владения стрелковым оружием. Отлично стрелял из пистолета, из винтовки, знал станковый и ручной пулеметы, ППШ, научился делать фугасы. Прыгал с парашютом... Вскоре с небольшим отрядом партизан Бартоломео должен был десантироваться в глубокий тыл фашистов. Но... на войне как на войне. Случилось несчастье. Одна из групп, в которую входили друзья Масса, при выброске из самолета напоролась на немецкую засаду и почти вся погибла. Выброску остальных десантников было решено задержать. Насколько — неизвестно. Бартоломео хотелось не ждать, а драться с фашистами. И он попросил перевести его в авиацию. Просьбу удовлетворили.

Не каждому в авиации суждено быть истребителем. Массу, чтобы летать на Яках или «лавочкиных», требовалось, кроме всего прочего, пройти сначала подготовку на УТ-2 и УТ-1, а затем на учебных истребителях. Процесс довольно сложный и долгий. А если ты хочешь быстрее попасть на фронт — иди в легкомоторную авиацию. Там матчасть уже знакомая. Изучить надо только технику пилотирования ночью.

Военная судьба Мигуэля Родригеса была схожа с судьбой его друга Бартоломео. Разница — в нюансах. И вот они уже на фронте, в Молдавии, ждут отправления в один из полков 312-й Знаменской ночной легкобомбардировочной дивизии. В дивизии — три полка. Одним командует майор Илларионов. Его так и именуют — илларионовский. Другой называют девятовским, по [292] фамилии командира полка полковника Девятова. А еще есть полк Комсомольский. Им командует бывший «испанец» майор Еренков.

— Вот куда надо проситься, Мигуэль, — говорит другу Масс.

Родригес молчит, занятый какими-то своими мыслями. Он и вообще не очень-то разговорчивый — прямая противоположность Бартоломео.

— Что же ты ничего не отвечаешь? — упрекает его товарищ. — Позволь тогда считать по-русски твое молчание знаком согласия?

— Хорошо, — кивает Родригес.

— Вот и отлично! Там нас быстрее выпустят в боевой полет. Вива, Испания!

* * *

Прибытия летчиков-испанцев в полк более всего ожидал майор Еренков. Только что он отправил на боевое задание все экипажи полка. Одни полетели бомбить живую силу и технику врага по дорогам Яссы — Тыргу-Фрумос, Яссы — Васлуй, Кишинев — Бужор — Хуши, другие — на переправы через Прут...

«Жди к себе гостей из Испании», — вспомнились Еренкову слова командира дивизии...

Испания... 1937 год... Как давно все это уже было...

На X съезде комсомола, который избрал Еренкова членом ЦК ВЛКСМ, познакомился он с летчиком Николаем Остряковым. С ним его свел секретарь ЦК по военной работе.

— Знакомьтесь, — сказал он, — надеюсь, будете друзьями. Во всяком случае, поговорить вам есть о чем. А у меня, извините, дела...

— А-а, Еренков!.. — Николай Остряков даже чуть растерялся. — Слыхал, слыхал. Даже мечтал о встрече. Ух, думал, какой богатырь!

— Реальность разочаровала?

— Наоборот. Что не великан — даже лучше: меньше загрузка в самолете.

Оба сдержанно улыбнулись.

— При чем тут мой вес?

— Твой вес довольно значительный, — перевернул фразу летчик. — А загрузка — другое дело. Думаю пригласить тебя в экипаж на побитие мирового рекорда. Как на это смотришь?

— Хорошо смотрю. [293]

К собеседникам снова подошел секретарь ЦК комсомола. Уловив суть беседы, хотел вступить в разговор, но в это время раздался звонок на очередное заседание. Напоследок сказал:

— Когда будем формировать экипаж, вызовем.

Съезд закончился. Еренков отправился в свою часть. А там уже ждала телеграмма: вызов в Москву. «Ну, будет мировой рекорд!» — подумал Михаил.

Но в столице разговор пошел совсем о другом...

Воспоминания командира полка прервали вошедшие в штаб летчики и штурманы, только что вернувшиеся из разведывательного полета:

— Товарищ майор, экипаж Титаренко — Ланцов боевое задание выполнил. Восточнее пункта Мунтель и западнее Хендерешти, как и предполагалось, противник оборудовал полевые аэродромы. Отбомбились по стоянкам самолетов в Хендерешти. Аэродром сильно прикрыт зенитным огнем, — Ланцов выложил на стол карту и показал, где именно установлены зенитные батареи.

— Докладывает экипаж младшего лейтенанта Чернышева и сержанта Протопопова. — К столу командира подошел Иван Чернышев. — На дороге Яссы — Тыргу-Фрумос обнаружена колонна автомашин, идущая к Пруту. Бомбы сбросили на окраине Тыргу-Фрумос. Похоже, угодили в склад с боеприпасами.

— Заходили на Феркешени, — доложил лейтенант Костров, штурман из экипажа Александра Анисимова. — В полкилометре восточнее Феркешени — аэродром. Подсветили его САБ и насчитали до тридцати Ю-87...

Я в ту ночь летал на разведку по маршруту Кишинев — Котовск — Бужор — Хуши. Не доходя до Кишинева, в лесу восточнее Милешти, мы с Киреевым заметили мигающие огоньки.

— Миша! — крикнул мне Киреев. — Погляди на землю. Что-нибудь видишь?

— Вроде бы автомашины идут в гору.

— А что им на горе делать-то?

— Это у фрицев спросить надо.

— Давай спросим.

Штурман дал боевой курс. Затем заставил довернуть самолет куда следует... И вот я почувствовал, как раскрылись кассеты и высыпались ампулы с горючей жидкостью. Один за другим раздались несколько взрывов. Немцы открыли по нашему самолету бешеный огонь. [294]

Прилетели на аэродром, зарулили на «красную линию».

— Бомбы! Скорее бомбы! — что было сил крикнул оружейникам Киреев.

— Что, эшелон на дороге дожидается? — пошутил Юра Каевский, известный в полку юморист.

— Нет, — принял вызов Михаил. — Два Ганса греются у костра.

— Тогда жди очереди.

— Так ведь уйдут, уйдут же! Колонна автомашин... Представляешь!..

Шутки шутками, а задерживаться нам было никак нельзя. Киреев пошел докладывать о результатах разведывательного полета, а я вместе с оружейниками и механиком самолета Николаем Подзереем стал готовить По-2 к очередному вылету.

Утром на другой день, часов примерно в восемь-девять, мы были подняты по боевой тревоге. Требовалось вылететь на спецзадание — доставить боеприпасы и горючее для истребителей и штурмовиков. Так перенацеливались мы уже не первый раз. Дело в том, что к тому времени наземные части 2-го Украинского фронта вырвались далеко вперед. Оккупанты же при отступлении вывели из строя почти все железные дороги. А по грунтовым нельзя было проехать и на волах — их размыло весенним половодьем. Передовые истребительные и штурмовые полки заняли полевые аэродромы в долине реки Реут, поблизости от линии фронта. А баз снабжения рядом не оказалось. У немцев таких трудностей не было. Создалось положение, при котором самолеты 5-й воздушной армии, располагая численным и качественным перевесом, не могли его реализовать. «Худые» (так иногда мы называли немецкие истребители «мессершмитты») заходили с верховий Реута и до самого устья безнаказанно прочесывали наши аэродромы.

В задачу летчиков-комсомольцев входило как можно более быстрое и полное обеспечение бензином и боеприпасами наших самолетов. Надо было дать им возможность как можно чаще подниматься в воздух.

Первая часть задачи — «быстрее» — в целом решалась нами довольно успешно. Что же касается второй ее половины — «больше», — то... Сколько бы мы ни привозили горючего для истребителей и штурмовиков, им хватало его лишь на один вылет. Все зависело от того, [295] сколько самолетов пользуется нашей «заправочной». Так же дело обстояло и с боеприпасами.

Немецкое командование, видимо, раскусило фокус с ответными вылетами советских истребителей. Теперь для гитлеровских асов не стало цели важнее, чем самолет По-2, который они буквально караулили на наших грузовых маршрутах.

В один из таких напряженных дней и прибыли к нам в полк летчики-испанцы. Новички сразу оказались в центре внимания всего состава полка. Каждому из нас хотелось поближе познакомиться с новыми товарищами, в чем-то помочь, что-то посоветовать...

Командир полка майор Еренков не торопился бросать новоприбывших в пекло боя. И хоть полеты на спецзадания у нас почему-то не считались боевыми: мол, это полеты в тылу, а следовательно, достаточно безопасные, атакам «мессеров» мы подвергались, пожалуй, чаще, чем когда бы то ни было раньше. За довольно короткое время таких вылетов на спецзадания полк потерял самолетов больше, чем за год боевой работы на Калининском фронте. Получили ранения многие опытные летчики. Не обошлось и без невосполнимых потерь. В течение только нескольких дней были ранены Павел Ивановский, Иван Боков, Федор Черепенников, Иван Хотяшов, Виктор Тягунов. Погибли Алексей Федоров, Андрей Левчук...

Бартоломео Масс благодаря своему открытому общительному характеру быстро вошел в коллектив полка. Мы его вскоре перекрестили в славянина и стали называть по-русски Борисом, Борей. Но нашему Борису этого было мало.

— Я приехал сюда, чтобы бить фашистов, моих врагов. А меня не допускают к боевой работе, — возмущался он. — Может быть, мне не доверяют?

У испанских летчиков почти ежедневно проверяли технику пилотирования. Провозные они совершили под руководством командира звена Николая Шмелева и даже под опекой заместителя командира полка по политчасти майора Шрамко. Комиссар докладывал в политотдел дивизии: «Мною лично проводилась тренировка летчиков-испанцев днем и ночью. Отмечаю, что они летают неплохо, к полетам относятся с большим вниманием и подают большие надежды».

Но то были только тренировочные полеты.

Настойчивость и бойцовский характер Масс показал [296] не только перед нами. Однажды, выбрав время, он съездил в расположение дивизии и обратился к начальнику политотдела полковнику Гусеву:

— Почему меня не пускают на боевые задания? Гусев внимательно выслушал летчика-испанца и твердо пообещал:

— Будете летать! — И прибавил: — Надеюсь, что вскоре сам вручу вам награду за ваш самоотверженный ратный труд.

Начальник политотдела дивизии нашел возможность тактично поговорить с командиром полка о боевой работе испанских летчиков. Вскоре Бартоломео Масс и Мигуэль Родригес были включены в боевой расчет.

* * *

Майор Чухно перед строем зачитал только что полученную боевую задачу. Вместе с нами в строю стояли Масс и Родригес. Они наравне со всеми комсомольцами-летчиками уходили в ночное небо, чтобы бить фашистов за свою родную Испанию, за свободу и честь своей второй Родины — СССР.

На боевое задание Бартоломео Масс ушел с Алексеем Томиловым. Первый полет, первый боевой вылет всегда самый памятный. Ночной тем более. Алексей провел своего нового друга по маршруту четко, не допуская рискованных сближений с немецкими зенитчиками.

— Боря, прибери газок! — скомандовал Томилов, когда их самолет подходил к крупному опорному пункту противника — городу Яссы. — Тут зениток много.

А когда они все-таки напоролись на прожекторы близ немецкого аэродрома, Алексей скомандовал Массу:

— Убирай газ! Вниз, под луч!

Зенитчики открыли огонь, но били они уже вхолостую.

Отбомбились Борис с Алексеем по движущимся автомашинам на дороге. Повернули домой. Когда пересекали линию фронта, Масс не смог скрыть радости:

— Альёша, давай споем!

— Я не знаю по-испански.

— Запевай свою, русскую.

— Ее мы споем со всеми вместе, на земле. Немного помолчали. Потом Томилов спросил:

— Боря, как по-испански — друг?

— Амиго.

— А товарищ? [297]

— Компаньерос.

— Компанейский, значит. Ты и я с сегодняшнего дня — амиго...

Этой же ночью принял боевое крещение и Мигуэль Родригес.

* * *

Компаньерос Масс и Родригес служили в нашем полку до Победы. Много и успешно летали. Оба были награждены орденами Отечественной войны I степени. Но, как это обычно и бывает, в конце концов наши жизненные пути-дороги разошлись.

В середине 60-х годов журналистская судьба привела меня в город Тейково Ивановской области. И здесь совершенно неожиданно для себя я снова встретился с Бартоломео Массой. Звали его теперь Борисом Эммануиловичем и был он советским гражданином. О чем мы только тогда с ним не переговорили. Вспоминали войну, родной Комсомольский полк, боевых друзей... Пытался я у Бориса разузнать и о судьбе Мигуэля Родригеса.

Где он? Как живет? Чем занимается? Однако Масс ничего о своем бывшем соотечественнике не знал и поэтому ничего конкретного сообщить мне не мог.

Выяснилось лишь одно: после войны Родригес возвратился на родину. А дальше... Как знать, ведь в те годы в Испании у власти находился генерал Франко. И ко всем, кто был связан дружбой с Советским Союзом, тогдашние власти относились с подозрением.

Борис и сейчас живет в Тейкове. В 1977 году, после того, как в Испании окрепла демократия, он съездил на родину. Повидал своих родных и знакомых.

В Тейкове обрусевшего испанца частенько навещают бывшие летчики Комсомольского авиаполка.