Особое задание
В один из партизанских отрядов, действовавших в тылу врага на нашем фронте, доставили двоих неизвестных. Кто такие? Первый из них — детина, косая сажень в плечах, с крупными чертами лица, светловолосый, в собачьих унтах «сорок последнего» размера, назвался летчиком Чернобуровым. Второй, среднего роста лейтенант, смуглый, с черной морской фуражкой в руках, представился штурманом Глинкиным.
— Мы, — с расстановкой начал первый, — из авиаполка легких ночных бомбардировщиков...
— Из Комсомольского... — подтвердил штурман. — Летали бомбить немцев на железной дороге. Да вот подбили наш «аэроплан», пришлось сделать вынужденную посадку.
— Машину успели поджечь, — вставил летчик.
— Не оставлять же ее фрицам, — перебил штурман. — Подожгли и скрылись в лесу.
— Это хорошо, что вы к нам попали, — сказал командир отряда и переглянулся с комиссаром. — Гостям [253] с Большой земли мы всегда рады. Присаживайтесь, пожалуйста.
— Только уж не обессудьте, — заметил комиссар. — В отряде мы все ходим без оружия. Так что вам придется сдать пистолеты.
Командир и комиссар явно хитрили. Им надо было до конца выяснить, кто же такие эти гости.
Летчики отстегнули с поясов ножны с финками. Положили на стол кобуры с ТТ.
Беседа длилась долго. К месту посадки самолета были посланы двое бойцов. Вскоре те вернулись и доложили, что видели останки сгоревшего самолета, но установить его принадлежность не сумели.
Перед выходом на операцию командир партизанского отряда собрал совещание.
— Что будем делать с летчиками?
— Они же говорили, что из Комсомольского полка! Значит, должны знать Давида и Алексея... — высказался один из бойцов.
Позвали летчиков и задали вопрос, который только что подсказал партизан.
— Давида Кричевского? — переспросил Борис Глинкин. — Лешу Томилова? Конечно, знаем. Да я вам могу назвать еще и Алексея Дорошенко, Алексея Федорова, Александра Анисимова... Неделю назад они летали в какой-то партизанский отряд, возили партизанам патроны и сухари.
Все облегченно вздохнули. На лице командира партизанского отряда летчики впервые заметили улыбку.
— Крепко нас выручили ваши ребята, — сказал он. — Мы и есть тот самый отряд.
Через некоторое время Александр Чернобуров и Борис Глинкин были переброшены в родной полк, на Большую землю.
Связь с партизанами на Калининском фронте наш полк по приказу командования фронтом и штаба партизанского движения поддерживал постоянную и бесперебойную.
«Партизанскую квалификацию» в полку получила третья эскадрилья, которой после гибели Г. С. Катилевского стал командовать Алексей Дорошенко. В задачу эскадрильи входило доставлять народным мстителям боеприпасы, легкое оружие, медикаменты, продовольствие, почту... Да мало ли в чем нуждались отряды лесной армии! [254]
Обо всех важнейших переменах на своих участках фронта, не имеющего ни флангов, ни тыла, партизаны докладывали в Центральный штаб партизанского движения. А чтобы связь была устойчивой, руководителям партизанских отрядов требовались приемники, передатчики и электропитание. Доставлять все это в партизанские отряды обязаны были летчики нашей третьей эскадрильи.
Большой отряд белорусских партизан, длительное время державший под своим контролем значительный район между Витебском и Велижем, в конце ноября — начале декабря 1942 года потеснили карательные части оккупантов. Народные мстители оказались отрезанными от продовольственных баз и лишились складов боепитания.
«СРОЧНО ДОСТАВИТЬ В РАЙОН ДИСЛОКАЦИИ ОТРЯДА ВСЕ НЕОБХОДИМОЕ», — потребовал Центральный штаб партизанского движения.
В первый полет на выполнение этого задания пошли четыре экипажа под командованием заместителя командира эскадрильи старшего лейтенанта Давида Кричевского.
Надо было решить, откуда летать к партизанам. Выбрали аэродром взлета поближе к линии фронта — в местечке Бухарь. А чтобы окончательно обезопасить возвращение на базу, каждый экипаж взял с собой по дополнительному бачку с бензином. (Несколько позже, по просьбе летчиков-ночников, летавших по таким вот дальним маршрутам, творцы небесного тихохода внесли изменение в конструкцию самолета — поставили в верхнем крыле, в центроплане, дополнительный бензобак.)
Еще днем летчики и штурманы тщательно изучили маршрут по карте. Запомнили условные световые сигналы, которыми ночью партизаны обозначают посадочную площадку.
Полтора часа полета прошли незаметно. Штурман командира группы Алексей Томилов, летавший прежде с Сашей Анисимовым, провел самолет к месту назначения без малейших отклонений.
Показался треугольник костров — условный сигнал. Кричевский делает «коробочку» над огнями, чтобы еще раз убедиться в правильности сигналов. Все правильно — можно идти на посадку.
Только посадил самолет — к дужке левой плоскости [255] уже подскочил человек в валенках, дубленом полушубке и шапке-ушанке. Со знанием дела — были в отряде, видимо, и авиаспециалисты — показал, куда надо рулить. В условленном месте остановил машину, скрестив руки над головой.
На крылья, справа и слева, поднялись партизаны:
— Побыстрее, братва, побыстрее!
— Чего «побыстрее»? — спросил Томилов.
— Тут байки баять времени нет, — отозвался здоровенный бородач. — Где патроны?
— Да вот, под ногами у вас. Отвязывайте ящики.
Ящики, которые старательно привязывали к плоскостям оружейники и механики самолета, тут же отвязали и скинули в снег. Их подхватили другие партизаны и уволокли в темноту.
Томилов тем временем опоражнивал гаргрот, отсек сзади второй кабины, куда были погружены медикаменты.
Вслед за Кричевским посадили свои самолеты на партизанский аэродром Саша Анисимов, Павел Титаренко, Алексей Федоров...
— Не задерживайте летчиков! — торопил своих бородач.
Ночную тишину разорвал винтовочный выстрел. За ним второй, третий...
— Это наши фрицев бьют, — доверительно сообщил молодой партизан, бережно принимая у Томилова питание для рации.
В редкий перестук винтовочных выстрелов вклинилась частая дробь автоматов.
— А цэ каратели отбрехиваются.
Стало понятно, почему партизаны так спешили с разгрузкой самолетов. Как потом узнали наши ребята, командир отряда отдал приказ заслону — любой ценой продержаться до рассвета. А там, если помощь не придет, отступить. Патроны, привезенные летчиками группы Кричевского, пришлись отряду как нельзя кстати.
Летчики, находясь ближе всех к «ангелам» и не веря ни в бога, ни в черта, бывали порой до фанатизма преданы самым неожиданным приметам. Правда, некоторые из них можно было и понять, и объяснить. Например, никто до вылета не читал писем. Всякие они могли быть. Вдруг известие неприятное. Будешь потом [256] весь полет думать об этом. И, как знать, выполнишь ли успешно боевое задание?
А иногда с «приметами» и «талисманами» дело доходило до курьезов. Я знал одного летчика-штурмовика, который взял себе за правило перед вылетом обязательно посмотреться в круглое зеркало, снятое им в училище с У-2. Посмотрится, причешется, потом просит разрешения на вылет. Сделал более ста пятидесяти боевых вылетов на своем «горбатом». И ни разу не был сбит. Говорил, что талисман помог. Уже стал Героем Советского Союза, водил эскадрилью Илов, а свой талисман берег пуще глаза.
У Алексея Томилова приметой было носить меховой жилет вверх мехом.
Однажды группа Кричевского вылетела в партизанский район, который засекли гитлеровцы. В лагерь партизан ребята привезли патроны и взрывчатку, а обратным рейсом должны были вывезти деньги, собранные среди населения в фонд обороны, и раненых. Когда самолет Кричевского приземлился, над площадкой появился немецкий бомбардировщик «Юнкерс-88». С первого захода вражеский самолет сбросил на лагерь зажигательные бомбы, а затем, заметив на снегу самолет, стал обстреливать его из пулеметов.
У-2 стоял под разгрузкой с работающим мотором. Пока фашистский стервятник разворачивался на очередной заход, партизаны подбегали к нашему «грузовику» и, стараясь взять с собой как можно больше груза, относили его в укрытие. А когда воздушный пират начинал поливать лагерь свинцом, прятались в щели. Между пятым и шестым заходом «юнкерса», когда самолет был уже разгружен, Кричевский с Томиловым подбежали к машине, быстро забрались в кабины, летчик дал полные обороты мотору, и У-2 взмыл в небо. Ночная темнота, казалось, поглотила маленький самолетик. Но в воздухе, находясь выше, фашист над заснеженной поляной обнаружил все-таки беззащитный самолет. И атаковал его. Томилову повезло: разбило ракетницу, что была под ремнем комбинезона, пробило в трех местах жилет, надетый впопыхах вверх мехом. Но сам штурман не получил даже царапины. Уже дома, на аэродроме, товарищи Томилова не преминули удивиться «модной» одежде Алексея:
— Медведь, как есть медведь. Это зачем такая маскировка? [257]
Тогда у Томилова и сорвалось с губ сакраментальное:
— Если хочешь быть живым...
Так и летал всю зиму. Мол, примета хорошая. И казалось ему, что она ему помогала. На деле же все обстояло значительно проще: люди отлично готовились к боевой работе и отлично ее выполняли.
Бывали в ратной жизни ребят, работавших с партизанами, и не такие случаи.
Однажды противник каким-то путем выведал сигналы, которыми пользовались партизаны при приеме наших самолетов. Летчики третьей эскадрильи одиночно, с интервалом в восемь-десять минут, взлетали с аэродрома «подскока» и брали курс на партизанскую базу, не подозревая, что у костров, выложенных в форме треугольника с острым углом на юг, их ждут не друзья, а враги.
Первым, как всегда, в район цели вышел экипаж Кричевского и Томилова. На опушке леса — треугольник из костров. В воздух взлетели одна за другой две белые ракеты. «Все в порядке, можно идти на посадку», — подумал летчик и прибрал газ, переводя машину в режим планирования.
— Дима (так все звали Давида), ты что собираешься делать? — спросил в переговорный аппарат Томилов.
— Как что? Садиться, — ответил Кричевский. — Зачем напрасно бензин жечь?
— Погоди, командир, не торопись, — предостерег его штурман. — Мне что-то эта зала не нравится.
— Подозреваешь что-нибудь?
— В прошлый раз мы чуть дальше садились.
— Да тут все полянки одинаковые, все лесом окружены.
— Э, нет... На нашей была тропинка. А здесь не видно.
Экипаж сделал одну «коробочку» над посадочной площадкой, вторую...
— Знаешь что, Алеша, — предложил Кричевский. — Я сейчас сымитирую посадку. Перед самым приземлением дам газ и уйду на второй круг. А ты внимательно наблюдай за землей.
Самолет на малых оборотах мотора опустился до высоты выравнивания. И тут же на полном газу пошел вверх. [258]
— Что там?
— На посадочной никого не видно, — ответил Томилов. — Подозрительно.
— Сделаем еще такой же заход?
— Поехали.
И при втором заходе на посадку аэродром не «раскрылся». Ну, хоть кто-нибудь бы выбежал да помахал рукой...
Зашли третий раз. У карателей нервы не выдержали. Они открыли огонь по нашему самолету.
— Вот и закрутилась сцена! — выдохнул Томилов. — Ныряй к лесу, а то зацепят!
Когда самолет вышел из зоны обстрела, Кричевский с облегчением вздохнул:
— Все ясно. Поворачиваем домой. Надо предупредить ребят, чтобы не попались в ловушку.
Самолет лег на обратный курс, давая красные ракеты через каждую минуту.
Летчики группы поняли: у партизан что-то неблагополучно. И, не сговариваясь, все повернули назад.
В другой раз пилоты-комсомольцы посадили самолеты в тылу противника без условных сигналов с земли.
Как всегда, над площадкой первым появился самолет Кричевского.
— Сигналов не вижу, — доложил штурман. — Не случилось ли чего?
— Смотри внимательнее, — посоветовал летчик.
— А ты растяни немного «коробочку».
Прошлись на высоте 200—300 метров над «пятачком» базы. На южной окраине лагеря увидели перехлестывающиеся трассы оружейного и пулеметного огня.
— Партизаны отбиваются, — заключил Кричевский.
— Надо бы помочь. Может, боеприпасов не хватает.
Кричевский смело повел самолет на посадку. Тем более что площадка ему была хорошо знакома-
За ними приземлились Саша Анисимов и Алексей Федоров.
Федоров сразу же подошел к Кричевскому:
— Товарищ, старший лейтенант, надо бы помочь партизанам.
— Что ты предлагаешь?
— Разреши, мы с Угроватовым попугаем фрицев из пулемета, с воздуха.
— Дело говоришь, Алексей, — согласился Кричевский, [259] но предупредил: — Учтите, что рядом свои. Тут нужна ювелирная точность.
— Об этом не беспокойся.
Федоров с Угроватовым быстро разгрузили свой самолет и поднялись в воздух. С высоты 300—400 метров по пулеметным трассам и разрывам мин они ясно различали, где проходит линия боя.
— Алеша, чуть-чуть накрени самолет влево, — попросил Федорова Угроватов. — Начинаю обстрел.
Получив двойную поддержку — боеприпасами и огнем с воздуха, партизаны нащупали слабые места в цепи карателей, пошли в наступление и смяли фашистов.
Случалось, комсомольские экипажи вынужденно, из-за сложных метеоусловий, довольно продолжительное время — двое-трое суток — оставались в тылу немцев. И тогда, чтобы не сидеть без дела, наши ребята отправлялись вместе с партизанами на диверсионные вылазки, а иногда и выполняли просьбы партизанского командования; выступали как представители Большой земли в роли агитаторов среди местного населения.
Дружный коллектив третьей эскадрильи совершил на базы партизан около двухсот боевых вылетов. За успешное выполнение заданий командования фронтом и штаба партизанского движения все экипажи третьей эскадрильи были награждены боевыми орденами и медалями «Партизану Отечественной войны» 1-й степени. А командир группы Давид Кричевский был удостоен еще и памятного оружия. Народные мстители вручили ему пистолет с дарственной надписью: «Летчику Кричевскому — от партизан Белоруссии».
Приказом командующего 3-й воздушной армией наш полк с 15 апреля 1943 года был переведен в Резерв Главного командования, под Москву, в состав 312-й ночной легкобомбардировочной авиадивизии.
Подводя итоги боевой работы комсомольской части за период ее пребывания на Калининском фронте, командующий армией генерал-полковник М М. Громов высоко оценил вклад летчиков-комсомольцев в общее дело:
«Весь личный состав полка, — говорилось в приказе, — выполнял боевые задания с присущей комсомольцам нашей Родины мужеством и отвагой, не щадя сил [260] и жизни. Коммунисты и комсомольцы научились работать в самых сложных условиях. Полк способен выполнять любые боевые задания». Всему личному составу части командующий объявил благодарность.