Прощай, Америка!

9 августа 1945 года радио сообщило: Советский Союз объявил войну Японии. В тот же день кэптен Максвелл принес мне поздравления:

— Коммодор Никитин, наконец-то мы союзники и на Тихом океане!

— Надеюсь, что теперь конец войны не за горами, кэптен!

— Это было бы неплохо. Скажу вам по секрету: я слышал, что высадка на Японские острова намечалась только на сорок шестой...

С волнением слушали мы сводки Совинформбюро. Диктор называл города и населенные пункты Кореи и Маньчжурии, освобожденные советскими войсками. Сообщалось о боевых успехах торпедных катеров, в том числе дивизиона М. Г. Малика, о высадке наших морских десантов на Курилах, на Южном Сахалине и побережье Северной Кореи. Приятно было сознавать, что в боевых действиях Тихоокеанского флота принимают участие и принятые в Колд-бее корабли. Я следил по карте за операциями тихоокеанцев и всякий раз вспоминал командира дивизиона М. Г. Беспалова, ставшего командиром бригады фрегатов, молодых, прекрасно подготовленных командиров кораблей, которых узнал и успел полюбить на Аляске: Л. С. Миронова и М. С. Сагуленко, В. П. Морозова и М. Н. Макуркина и многих-многих других. Как мне хотелось быть сейчас там, где вели бои корабли Тихоокеанского флота.

В течение августа, пока еще шла война с Японией, из Колд-бея ушли в порты советского Дальнего Востока еще тридцать кораблей, и в том числе двенадцать фрегатов. Для завершения нашей части программы ленд-лиза оставалось поднять наш Военно-Морской флаг на девяти кораблях. Работу можно было завершить в считанные дни. Но тут американцы стали затягивать передачу под самыми разными предлогами, а четыре оставшихся фрегата вообще не предъявляли к приемке.

Сказывались политические перемены в высших правительственных сферах в Вашингтоне. Если на Ялтинской и Потсдамской конференциях США и Англия настаивали на скорейшем вступлении нашей страны в войну против Японии, то теперь, после разгрома Квантунской армии и освобождения Советскими Вооруженными Силами Маньчжурии и Северной Кореи, Курильских островов и Южного Сахалина, правящие круги США и Англии опасались усиления военно-политических позиций нашей Родины на Дальнем Востоке, боялись укрепления Народно-освободительной армии Китая и народной власти в Северной Корее. Незамедлительно началась переоценка вклада нашей страны в победу над милитаристской Японией. После взрывов атомных бомб над Хиросимой и Нагасаки мы нередко слышали от американских офицеров, что помощь СССР была не нужна, что США и без помощи своих союзников смогут принудить микадо к капитуляции.

Удивляло и развернувшееся вдруг строительство аэродрома в Колд-бее: на большом транспорте прибыли оборудование и специальная строительная часть. Бульдозеры, экскаваторы и катки выравнивали взлетную полосу, следом специальные машины раскатывали по ней нечто вроде ковра из металлических пластин. Работу закончили в несколько дней. Стало известно, что школа военно-морского флота США на острове Кадьяк (в заливе Аляска) продолжает действовать, а ее выпускники, переводчики с русского, вовсе не предназначены для совместной работы с нами.

По поведению Максвелла, характер которого я успел изучить довольно основательно, чувствовалось, что в Колд-бее со дня на день ждут распоряжения морского министерства о прекращении действия соглашения по ленд-лизу.

Б. Д. Попов пришел к выводу, что пассивно ожидать дальнейшего развития событий нельзя. 3 сентября, на следующий день после получения сообщения о капитуляции Японии, я проводил адмирала на аэродром.

Но, видно, мы все-таки промедлили, так как уже 5 сентября кэптен Максвелл принес в наш штабной коттедж телеграмму: командиру базы Колд-бей предписывалось прекратить передачу кораблей СССР и снять советские экипажи с тех из них, на которых еще не успели поднять наш флаг. Таким образом, мы должны были отдать американцам даже корабли, фактически уже принятые, но пока что проходившие необходимый курс боевой подготовки перед переходом во Владивосток.

Казалось, что оставшиеся девять вымпелов нам не получить. Но 9 сентября Б. Д. Попову удалось договориться в морском министерстве о том, чтобы нам передали все находившиеся в Колд-бее и предназначенные для советского Военно-Морского Флота корабли — при этом в акте будет указана не фактическая дата подъема советского флага, а 4 сентября.

И сейчас, через тридцать с лишним лет, думаю, что такого решения морского министерства Б. Д. Попов смог добиться только благодаря личным контактам. Живой, обаятельный, очень непосредственный человек, адмирал импонировал американцам. Он умел находить общий язык и устанавливать дружеские отношения с высокопоставленными офицерами флота США. Борис Дмитриевич почти всегда мог убедительно доказать необходимость помощи «русскому союзнику» в том или ином конкретном случае.

Тут помогали и апелляция к давним историческим связям двух держав и убедительные факты, свидетельствующие о решающем вкладе нашей страны в разгром гитлеровской Германии, и напоминание о том, что вместе мы добьемся скорой победы над Японией...

Благодаря усилиям Б. Д. Попова, вернувшегося в Колд-бей 12 сентября, приемка кораблей возобновилась и протекала без каких-либо недоразумений. 15 сентября мы проводили в путь последний отряд. На грот-мачте одного из фрегатов был поднят флаг младшего флагмана — контр-адмирал Б. Д. Попов вместе со своим штабом уходил во Владивосток. Так закончила выполнение правительственного задания наша группа.

На другой день утром мы тепло простились с кэптеном Максвеллом и американскими офицерами, поблагодарили наших переводчиков, вручили от имени нашей группы памятные подарки. Аляска провожала нас холодным, непрерывно моросящим дождем, но на душе было хорошо: скоро, очень скоро встреча с Родиной! «Дуглас» летит уже знакомым маршрутом в Сан-Франциско, а оттуда — в Вашингтон.

От Сан-Франциско моим попутчиком и соседом оказался американский полковник военно-воздушных сил. Он рассказывает, что по заданию комиссии по изучению стратегических бомбардировок авиации США побывал в Хиросиме и Нагасаки. Меня поразило явное его желание представить атомную бомбу самым обычным оружием: просто вместо сотен самолетов с обычными авиабомбами теперь можно послать один, с атомной бомбой, эквивалентной им по разрушительной силе. Полковник показывает фотографию Хиросимы после взрыва атомной бомбы — видна разрушенная обгорелая стена какого-то дома, — говорит, что подобное он уже видел в Германии, изучая результаты бомбардировок американской и английской авиацией Гамбурга, Дрездена, городов Рура. О сотнях тысяч жертв Хиросимы и Нагасаки — ни слова, об ужасном биологическом действии, сопровождающем атомный взрыв, — также. Понял ли когда-нибудь этот офицер весь ужас и бессмысленность этого варварского акта, совершенного по приказу президента Трумэна в дни, когда капитуляция Японии стала вопросом нескольких дней, понял ли, что жизнь тысяч мирных граждан — женщин и детей — была принесена в жертву с единственной целью — запугать нашу страну, весь мир, возвестить, как считал кое-кто в США, о начале новой, «американской эры»? Или с учетом изученного «бесценного» опыта планировал атомные удары по городам Советского Союза? Кто знает!..

Как ни хотелось всем нам быстрее вернуться на Родину, пришлось провести в Соединенных Штатах еще два с лишним месяца. Нужно было помочь морскому отделу нашей закупочной комиссии завершить работу: привести в порядок все дела, подытожить полученное по ленд-лизу.

Только в начале декабря я вместе с расформированной группой советской закупочной комиссии направился в СССР. Мы отплыли из Нью-Йорка на транспорте, направлявшемся в Одессу. В последний раз смотрел я на громады нью-йоркских небоскребов, на Гудзон, кипящий судами, паромами и катерами, точно Бродвей автомобилями, на знаменитый остров Слез и, точно по иронии судьбы, возвышающуюся рядом с ним гигантскую статую Свободы. Судно вышло в океан. Я стоял на корме, вглядываясь в уплывающий вдаль зубчатый силуэт Нью-Йорка.

Прощай, Америка...

Больше мне не довелось побывать в Соединенных Штатах. Но я навсегда сохранил добрую память о простых американцах, которые искренне хотели помочь нашей Родине в тяжелую годину Отечественной войны, делали для этого все, что было в их силах. За три года мы хорошо узнали трудолюбивый американский народ, увидели сильные стороны так называемого «американского образа жизни» — великолепную технику и умение ее использовать, деловитость и энергичность людей. Но как часто поражала нас политическая и духовная ограниченность американцев, своеобразная их эгоцентричность — иногда казалось, что для них не существует иного мира, кроме Америки.

С уверенностью скажу, что советские моряки, летчики, другие наши специалисты, находившиеся в Соединенных Штатах в годы второй мировой войны, сделали очень много для того, чтобы американцы узнали правду о нашей Родине, о наших людях.

Не всем в Соединенных Штатах это нравилось.

Очень тепло встретили простые американцы наших моряков, прибывших в Сиэтл из Владивостока. Тротуары были заполнены людьми, приветствовавшими советских офицеров и матросов. Капитан 3-го ранга Н. С. Дебелов, высокий, красивый офицер, который вел колонну моряков через весь город, говорил мне после, что эта встреча стала демонстрацией дружбы и признательности Советскому Союзу, Красной Армии, уничтожившей армию Паулюса под Сталинградом, только что разгромившей гитлеровцев на Курской дуге. Но после этой радостной встречи наши экипажи, прибывшие в США, стали доставлять к эшелонам в автобусах, минуя городской центр, а эшелоны останавливались на небольших станциях. Надо думать, что выбор Колд-бея на пустынном берегу Аляски как пункта для передачи нам кораблей тоже не был случайным...

За три года мы приняли в США и отправили в СССР более трехсот пятидесяти кораблей, различное запасное имущество. На заключительном этапе Великой Отечественной войны на Северном флоте и в войне с империалистической Японией эти корабли приняли участие в боевых действиях. В послевоенные годы тральщики типа АМ и УМС вытралили на Севере, Балтике и Черном море тысячи мин. Но, безусловно, следует учитывать, что американцы передавали нам в основном противолодочные корабли — охотники за подводными лодками и фрегаты, а также тральщики, которые не были ударной силой флота. Только торпедные катера — «восперы», «хиггинсы» и «элко» — могли использоваться для ведения активных боевых действий на прибрежных коммуникациях противника.

Передавая нам корабли и катера, американцы, конечно, не ослабляли свои силы: судостроительная промышленность Соединенных Штатов, работая на войну в мирных условиях, в избытке поставляла своему флоту все, в чем он нуждался. Замечу, что пришел день, когда США потребовали вернуть все корабли и катера. Это было в конце 50-х годов, в разгар «холодной войны». Что ж, мы подлатали полученное в свое время по Ленд-лизу и вернули, хотя перегонять только что расконсервированные, едва «живые» торпедные катера морем было просто опасно.

...В тихий безоблачный день вошел наш пароход в Одесский порт. В городе, по дороге к вокзалу, я заметил немало разрушений. Бедна (особенно по контрасту с недавно покинутой Америкой) была одежда горожан, но жизнь кипела. Встретивший нас представитель Черноморского флота рассказал, что порт принимает суда, работают заводы. Вечером мы выехали в Москву.

В первые же дня по возвращении в Москву я был принят И. С. Исаковым, начальником Главного морского штаба.

Иван Степанович внимательно выслушал доклад о проделанной в США работе, задал много вопросов о судостроении, обучении личного состава в военно-морском флоте США. Его интересовала также организация переходов в СССР принятых нами кораблей. Адмирал высоко оценил морскую выучку и мужество советских экипажей.

— В ближайшие год-два работы, связанной с испытаниями новых катеров — и торпедных и противолодочных, — не предвидится, — сказал Иван Степанович. — Сейчас нужно обобщить опыт войны на море, разработать на его основе проекты катеров. Тут вам и карты в руки. И нужно готовить для флота кадры. Задача эта и трудная и очень ответственная. Думаю, что вскоре мы предложим вам ею заняться...

Открывалась новая, послевоенная страница флотской службы.