В Русской Америке

Перелет на «Дугласе» из Вашингтона на Аляску занял три дня. После промежуточных посадок в Канзас-Сити, Сан-Диего, Лос-Анджелесе, Окленде, Сиэтле и Анкоридже (город на Аляске) наш самолет наконец-то приземлился на базе Колд-бей. Вместе со своими спутниками я ступил на заснеженное поле небольшого аэродрома. На краю его виднелись небольшие домики, а вдалеке — на северо-востоке и на юге — сверкали белыми вершинами горы. Несколько матросов в живописных меховых костюмах погрузили багаж на нарты. Мохнатые ездовые псы дружно потянули их в сторону домиков. Туда же направились и мы.

Командир базы кэптен Максвелл встретил нашу группу близ поселка. Оставив вещи в отведенном нам уютном домике и одевшись потеплее, мы прошли в столовую. После плотного завтрака Максвелл предложил приступить к осмотру базы.

База в заливе Колд-бей на полуострове Аляска была создана американцами в 1942 году, после того как японцы захватили два западных острова Алеутского архипелага — Атту и Кыска. В окруженной сопками долине были спешно построены аэродром и городок для размещения частей морской пехоты — они готовились к высадке на оккупированные японцами острова. Однако десант американцев на Атту состоялся только в мае 1943 года. Двадцать дней отстаивал свои позиции японский гарнизон под командованием полковника Ямадзаки-2500 солдат и офицеров. И это несмотря на четырехкратное превосходство американцев на суше, полное господство на море и в воздухе.

С моря десант поддерживали мощной артиллерией три линейных корабля. Для овладения островом Кыска были сосредоточены еще большие силы. В течение восемнадцати дней остров подвергался обстрелам пяти линейных кораблей и бомбардировкам с воздуха. Наконец 16 августа на Кыску высадились 34 тысячи американских и канадских солдат и офицеров. И только тут выяснилось, что японцы эвакуировали свой пятитысячный гарнизон еще 29 июля... С освобождением Атту и Кыски база в заливе Колд-бей оказалась не нужной. И только после того как морское министерство избрало ее пунктом передачи кораблей советскому Тихоокеанскому флоту, сооружения приказали расконсервировать и подготовить к приему «русских».

Вместе с кэптеном Максвеллом мы обошли утепленные прессованным картоном сборные металлические казармы-домики. Каждый был рассчитан на размещение взвода. Обогревались они печками на соляре. Осмотрели хорошо оборудованные душевые и прачечную, дизельную электростанцию и котельную, автоматическую хлебопекарню, камбуз, столовые. На базе были также клуб с вместительным кинозалом и госпиталь из нескольких домиков, соединенных крытыми переходами. Все находилось в хорошем состоянии, и я еще раз убедился в умении американцев устраивать быт с максимальным комфортом, независимо от того, где приходится это делать — во Флориде или на Аляске.

Но пришлось сказать Максвеллу, что Колд-бей не подготовлен для обучения прибывающих советских экипажей: кроме кабинета для тренировки гидроакустиков, никакого учебного оборудования не было. Небольшие мастерские базы не могли обеспечить необходимый ремонт на кораблях. А ремонт мог понадобиться.

Командир базы сослался на отсутствие указаний из Вашингтона о подготовке в Колд-бее соответствующего учебного центра, но согласился дать в морское министерство телеграмму с перечнем наших пожеланий. Одновременно запросил у командования военно-морской базы Датч-Харбор оборудование для ремонтных мастерских и учебных кабинетов. В свою очередь Н. П. Сербин сообщил контр-адмиралу А. А. Якимову о наших выводах.

Шли дни, но ни мы, ни Максвелл не получили ответа из Вашингтона. Никак не реагировал морской отдел нашей закупочной комиссии и на мою телеграмму с просьбой обеспечить Колд-бей учебными средствами или добиться согласия американцев на создание временного учебного отряда в составе кораблей тех типов, которые будут нам передаваться, — тральщиков, больших охотников за подводными лодками, фрегата и десантного корабля.

Оставалось надеяться на личные связи, на взаимопонимание и благожелательное отношение ответственных офицеров в морском министерстве и на базе Датч-Харбор. Вскоре из Датч-Харбора Максвеллу сообщили, что заявка на оборудование для учебных кабинетов будет удовлетворена. Конечно, командир базы Датч-Харбор принял это решение с ведома морского министерства, но как бы самостоятельно: Вашингтон, что называется, сохранил лицо, оставаясь верным букве ранее согласованного документа. Впрочем, тонкости нас не интересовали. Уже через несколько дней в Колд-бей доставили почти все необходимое для учебных кабинетов и пришла плавучая ремонтная мастерская. Личный состав базы при деятельном участии наших офицеров приступил к монтажу аппаратуры. Одновременно мы готовили программы обучения советских моряков по специальностям, составляли плановые таблицы приемки кораблей, отработки организационных и огневых задач в базе и на выходах в море. Несмотря на некоторые трудности, работа шла успешно, и полученное в конце марта известие о выходе из Владивостока в Колд-бей транспортов с моряками-тихоокеанцами не застало нас врасплох. Американцы также не медлили. 4 апреля пришли первые предназначенные для советского флота корабли — шесть тральщиков типа АМ. А на следующий день Максвелл позвонил мне в кабинет:

— Коммодор Никитин, слушайте радио! Ваша страна заявила о прекращении действия договора с Японией о ненападении. Надеюсь, мы скоро станем союзниками и на Тихом океане!

После этого командир базы и его офицеры стали с большей предупредительностью относиться к нашим .просьбам, быстрее решать многочисленные организационные вопросы. Нам же стало ясно, что корабли нужно принять как можно быстрее: изменение военно-политической обстановки на Дальнем Востоке — дело скорого времени.

В эти дни я внимательно изучал по картам и лоциям выделенные нам для боевой подготовки в море учебные полигоны. Нужно было как следует разобраться в условиях плавания в сложном в навигационном отношении районе, изобиловавшем подводными опасностями. Любопытно было читать на карте русские названия: острова Буян, вулканы Павлова и Погорелый, риф Панькова и многие-многие другие.

Недаром так многочисленны русские наименования на карте всего побережья Северо-Западной Америки — первооткрывателями этой части континента были русские мореплаватели. В окрестностях базы мы даже наткнулись на старое кладбище с крестами, на которых еще можно было с трудом различить надписи кириллицей.

Впервые наши соотечественники приплыли к берегам Северо-Западной Америки еще в первой половине XVIII века. В конце августа 1732 года судно «Гавриил», вышедшее с Камчатки, преодолев штормы сурового Берингова моря, подошло к берегам Аляски. Капитан Михаил Гвоздев и штурман Иван Федоров поставили свое судно на якорь у полуострова, который ныне носит имя Сыоарда (государственного секретаря, который 135 лет спустя после открытия русскими Аляски добился у царского правительства ее продажи Соединенным Штатам).

Прошло несколько лет. Летом 1741 года корабли второй Камчатской экспедиции вышли из Петропавловска и направились к берегам Северной Америки. «Святой Петр», которым командовал Витус Беринг, пересек залив Аляски и подошел к берегам Америки в районе острова Каяк. Мореплаватели видели здесь одну из высочайших вершин Аляски, вечно покрытую снегами гору Святого Ильи, Берингу не суждено было вернуться из плавания: его похоронили на Командорских островах. Второе судно экспедиции — «Святой Павел» — достигло Американского континента в районе архипелага Александра, значительно южнее. Его капитан Алексей Чириков на обратном пути провел свой корабль вдоль гряды Алеут и благополучно вернулся в Петропавловск.

В последующие годы суда русских промышленников — добытчиков морского зверя регулярно совершали плавания к Алеутским островам и берегам Северо-Западной Америки. В 1784 году Григорий Шелихов основал на острове Кадьяк первое русское постоянное поселение в Америке, позже получившее название Павловской Гавани. Шелихов и Голиков создали «Соединенную американскую компанию», существовавшую до 1867 года.

Деятельность компании определялась дарованными правительством России «Привилегиями». В них говорилось: «По открытии из давних времен Российскими мореплавателями берега... Америки, начиная с 55° северной широты, и гряд островов, простиравшихся от Камчатки на север к Америке и на юг к Японии, и по праву обладания оных Россиею пользоваться компанией всеми промыслами и заведениями, находящимися ныне на... берегу Америки от вышеозначенного 55° до Берингова пролива и за оный також на островах Алеутских, Курильских и других по Северо-Восточному океану лежащих. Делать ей новые открытия не токмо выше 55° северной широты, но и за оный далее к югу и занимать открываемые ею земли в Российское владение на прежде предписанных правилах, есть ли оные другими народами заняты не были и не вступили в их зависимость»

Энергичный правитель Российско-Американской компании А. А. Баранов раздвинул границы ее владений. Основанный в 1804 году на острове Ситха Ново-Архангельск стал центром владений России в Америке. А в 1813 году появляются русские поселения в Калифорнии... С 1803 года, когда из Кронштадта вышли к берегам Русской Америки корабли под командованием И. Ф. Крузенштерна и Ю. Ф. Лисянского, начались кругосветные плавания русского флота. Многое в нашей истории так или иначе связано с Русской Америкой. Но в 1867 году царское правительство продало Русскую Америку Соединенным Штатам. Получив в ночь на 30 марта известие о согласии Александра II, государственный секретарь Сьюард приказал открыть в четыре утра свой департамент для подписания трактата — как бы не упустить... За семь с небольшим миллионов долларов США приобрели колоссальную территорию.

После 1867 года большая часть русских поселенцев покинула Аляску. Но русское культурное влияние не исчезло. В 1929 году самолет «Страна Советов» совершал полет из Петропавловска-Камчатского к Тихоокеанскому побережью США. На аэродромах островов Атту и Уналашка советских летчиков приветствовали потомки жителей Русской Америки — русские и алеуты, часть которых еще могла объясняться по-русски.

В общем, русский период в истории Северо-Западной Америки не забыт в США. Во время пребывания в Майами мы даже как-то смотрели некий голливудский «шедевр», главным героем которого был А. А. Баранов. Правитель Российско-Американской компании был изображен в нем буйным купчиком в шляпе с павлиньим пером, в окружении типичных персонажей вестернов.

Впрочем, весной сорок пятого нам некогда было заниматься экскурсами в историю. 10–12 апреля в Колд-бей пришли транспорты с советскими моряками. Нужно было разместить, накормить, а затем и организовать обучение 1590 матросов и старшин, 200 офицеров и 32 сопровождавших их переводчиков; тогда же прибыл командир отряда принимаемых кораблей контр-адмирал Б. Д. Попов и его начальник штаба капитан 2-го ранга Е. М. Симонов.

В эти дни, 12 апреля, мы узнали о смерти президента США Франклина Делано Рузвельта. Удивляло равнодушие, с которым встретили эту весть американские офицеры и матросы. Наше соболезнование, выраженное кэптену Максвеллу, носило не только официальный характер. Ведь президент Рузвельт в годы второй мировой войны активно выступал за укрепление антифашистской коалиции, неоднократно говорил о своем стремлении упрочить в послевоенный период сотрудничество между США и СССР. Мы могли только гадать о политике, какую будет проводить Гарри Трумэн...

Жизнь советских моряков в Колд-бее сразу же приобрела свой четкий ритм. Шли занятия по изучению технических средств и вооружения в учебных кабинетах на берегу, велась приемка кораблей, начались выходы в море для сдачи учебно-боевых задач.

Вечерами в клубе базы советские и американские моряки вместе смотрели кинофильмы. Большой успех у американцев имели «Чапаев» и «Два бойца».

К сожалению, в приемке кораблей возникало все больше и больше трудностей. При проверке технического состояния первых же тральщиков типа АМ (наши моряки называли их «амиками») выяснилось, что многие механизмы уже выработали большую часть установленных ресурсов, но положенный ремонт не проходили, требовалось пополнить комплекты запасных частей и инструмента, некоторые приборы оказывались престо неисправными или разрегулированными. Это было следствием попытки американцев передавать нам корабли «как они есть».

Понятно, что ни я, ни другие советские офицеры не могли допустить приемки в состав нашего флота неисправных и не полностью снабженных всем необходимым боевых кораблей — ведь вскоре им предстояло принять участие в боевых действиях. И вот возник мой первый конфликт с кэптеном Максвеллом: я потребовал провести устранение дефектов механизмов на кораблях силами нашего личного состава, но под руководством американских специалистов и при материально-техническом обеспечении со стороны базы. Было ясно, что вопрос стоит принципиально: если мы не добьемся в данном случае удовлетворения наших требований, то впредь все претензии будут отклоняться автоматически.

В конце концов, после долгих переговоров, Максвелл согласился провести переборку вспомогательных механизмов на двух кораблях.

— Я хочу доказать вам, коммодор Никитин, — сказал он, — что претензии русских механиков неосновательны. Раз корабли плавали, значит, их механизмы в вполне приличном состоянии.

— Буду рад, если вы окажетесь правы. Но если наши подозрения подтвердятся, то будем вскрывать механизмы на всех кораблях.

— Посмотрим, посмотрим! -хмуро бросил Максвелл.

Осмотр механизмов подтвердил наши опасения. На некоторых вспомогательных двигателях подшипники оказались изношенными, могли в скором времени вообще выйти из строя. Но и это не убедило командира базы.

— Что бы вы ни писали в Вашингтон, я со своей стороны сообщу, что переборка двигателей не нужна.

— Давайте дадим такую телеграмму: все вспомогательные двигатели имеют наработку без осмотров от тысячи до двух тысяч часов. То же у части главных двигателей. Инструкции фирм-изготовителей и соответствующие флотские предусматривают осмотр или профилактический ремонт для вспомогательных двигателей через пятьсот часов, а для главных — через четыреста часов. Просим разрешения проводить осмотры и ремонты или измените требования инструкции. Согласны?

Но и тут Максвелл, используя и то, что Б. Д. Попов улетел в Вашингтон, на компромисс не пошел. Удалось, правда, добиться разрешения, на проведение выборочных осмотров механизмов.

Надо сказать, что кэптен — человек с большим опытом, в недалеком прошлом флагманский механик соединения линкоров, понимал справедливость наших требований. Но, так как на базе не имелось необходимых запасных деталей, а Вашингтон отказывался их прислать, был вынужден занимать жесткую позицию и отвечать неизменным отказом на все наши предложения.

На другой день спор возобновился и разговор протекал весьма бурно. В выражениях не стеснялись — Максвелл неплохо говорил по-русски. (Как-то кэптен рассказал мне, что еще подростком, начитавшись приключенческих книжек, бежал из Одессы в Соединенные Штаты, чтобы «стать ковбоем на Дальнем Западе». Не знаю, при каких обстоятельствах, но смелый одессит познакомился с морским офицером и был им усыновлен. Избрав профессию своего опекуна, он стал офицером флота.)

Споры с кэптеном меня измотали. После многократного повторения Максвеллом, что «никаких ремонтов не будет», я почувствовал боль в сердце и, ни сказав более ни слова, ушел к себе. В коттедже принял бром и прилег. На следующий день я все еще чувствовал себя плохо и утром не встретился, как обычно, с командиром базы. Кэптен узнал у Т. Н. Банина о моей болезни и вечером зашел, как он сказал, «для мирных переговоров».

— Не будем ссориться, коммодор Никитин. Я горяч, вы тоже. Но ведь я не могу нарушить указаний Вашингтона.

— Но и мы не можем принять корабли с двигателями, которые откажут в море. Неужели это непонятно? Мы принимаем корабли не для парадов!..

— Понимаю. И даже — скажу по секрету — послал в Датч-Харбор за запасными частями и расходным материалом. Делайте необходимый ремонт... Должен вам сказать, что у нас другие порядки. На одном из линкоров соединения, где я был флагманским механиком в море вышел из строя опорный подшипник гребного вала. На другом линкоре имелся запасной подшипник, и я предложил провести ремонт силами личного состава. Но адмирал, командир соединения, сказал, что нечего заниматься не своим делом, и линкор ушел на ремонт в базу...

Так приходилось добиваться удовлетворения наших самых неотложных нужд. Делать это было нелегко, и с каждым днем становилось труднее: после того как Трумэн стал президентом, отношение к нам заметно ухудшилось. Максвелл, видимо, чувствовал изменение обстановки и не без оснований опасался за свою карьеру.