«Все для фронта, все для победы!»

Людно было на улицах Керчи в воскресенье 22 июня 1941 года. Но мне не приходилось думать об отдыхе: в этот день планировался выход на испытания очередного катера типа Г-5. Работали мы без выходных.

По давнишней флотской привычке к подъему флага — около восьми утра — пришел в порт. У причала гудели двигатели катера — мотористы готовились к выходу в море. К моему удивлению, не явился всегда пунктуальный капитан-лейтенант В. И. Довгай, командир отдельного отряда катеров военно-морской базы, который должен был идти на испытания.

Выслушав доклад ответственного сдатчика от завода о готовности к походу, я позвонил оперативному дежурному штаба военно-морской базы и запросил разрешение на выход. Но дежурный попросил подождать. Звоню еще и еще раз — оперативный не дает разрешения. Наконец, потеряв терпение, звоню начальнику штаба базы и спрашиваю, в чем дело, — ведь срывается график испытаний. Ничего не объясняя, начальник штаба сказал, что просит прибыть к нему. Я вызвал машину и вышел за проходную.

Через полчаса подъехала «эмка».

— Что долго не приезжали? — спрашиваю шофера.

— Война, товарищ командир, — говорит он спокойно, как о событии уже давно известном. — Потому и припоздал, что выступление Молотова слушал — по радио передавали. Гитлер напал, наши войска всюду бои ведут. Севастополь бомбили немцы...

Начальник штаба базы информировал меня об обстановке на Черноморском флоте. Налет авиации на главную базу флота — Севастополь не принес успеха гитлеровцам: все корабли целы, нет разрушений в городе и жертв среди мирного населения. Флот начал боевые действия...

— Ну, а вам, думаю, нужно ускоренно вести испытания катеров и передавать их флоту, нашей бригаде торпедных катеров, — закончил капитан 1-го ранга.

— Разумеется. За день-другой налажу работу, приемку поручу Довгаю и выеду в Севастополь. Нужно запросить распоряжения из Москвы — от Главного штаба, да за мной еще передача флоту СМ-3.

Договорившись в штабе базы об организации выходов катеров на испытания — порядке подачи заявок и обеспечении, — я вернулся в порт. Г-5 все же вышел в море. Так в первый день войны прошел испытания первый торпедный катер южного завода, и флот получил еще одну боевую единицу.

В. И. Довгай на выходе в море действовал уверенно, грамотно, придирчиво проверял катер по всем пунктам программы. Поэтому я со спокойной душой поручил ему дальнейшую работу по приемке и выехал в Севастополь.

Не отхожу от окна вагона, всматриваюсь в знакомый пейзаж степного Крыма. И в Джанкое и в Симферополе спокойно — кажется, ничего не изменилось. Лишь смотрящие в небо зенитки да колонны мобилизованных на площади у Симферопольского вокзала свидетельствуют о войне.

Поезд подходит к Севастополю. Вот Северная бухта — у причалов и на рейде стоят корабли. У зенитных орудий — краснофлотцы в касках. Проезжаем Инкерманские пещеры, образовавшиеся в карьерах, где полтора века добывался белый камень, из которого построен Севастополь. У входов в штольни толпы женщин с детьми. Видимо, люди укрывались здесь от налетов авиации врага. Асы Геринга не щадят мирных городов. На память приходят испанская Герника, голландский Роттердам, английский Ковентри...

С вокзала иду в штаб бригады торпедных катеров. Комбриг А. М. Филиппов рассказывает мне о попытке гитлеровцев заминировать с воздуха выходные фарватеры, чтобы запереть флот в Севастополе, о рассредоточении бригады по маневренным базам, о том, что дивизион А. А. Местникова уже находится в Одессе.

— Ни одного катера не потеряли, все идет пока, как надо, — говорит комбриг — А наша очаковская бригада уже ведет боевые действия в устье Дуная!

— Нарком перевел флот на оперативную готовность «один» почти за два часа до налета немцев на Севастополь, — добавляет один из штабных командиров, — Так что успели подготовиться к встрече. Неожиданного нападения на базы Черноморского флота не вышло!

Я сказал комбригу, что постараюсь как можно быстрее передать его соединению СМ-3, а там — что Москва прикажет. На том и расстались.

Последующие дни недели были заняты работой по завершению ремонта и переделок на СМ-3, а также испытаниями катера Г-5 с дизелями. Дизели, установленные на нем вместо обычных авиационных моторов внутреннего сгорания, показали себя превосходно. Малый расход топлива обеспечивал при той же емкости цистерн вдвое больший радиус действия, а замена высокооктанового бензина соляром повышала живучесть катера. Вывод мог быть только один — переводить моторостроительные заводы на производство высокооборотных дизелей, устанавливать их на всех строящихся катерах и даже заменять ими моторы внутреннего сгорания на катерах, находящихся в составе флота. Испытания дизельного катера провели Н. Е. Хавин и инженер-дизелист П. А. Панцерный.

Надо сказать, что в создании высокооборотньтх дизелей для флота советские инженеры опередили и Германию и США. Опередили, как и по дизелям для танков: известно, что именно дизели обеспечили существенное преимущество наших танков Т-34, КВ и других перед немецкими. В США и Англии всю вторую мировую войну на боевые катера устанавливали бензиновые моторы. К сожалению, развернуть массовое производство дизелей для катеров во время Великой Отечественной войны в нашей стране не удалось: моторостроительные заводы с предельной нагрузкой работали для танковой и авиационной промышленности.

После окончания приемки Г-5 с дизелями мы оформили актом его передачу бригаде. Теперь нужно было спустить на воду СМ-3. Но тыл флота не давал плавучий кран, без которого, казалось, спустить катер с высоты двухметровой стенки невозможно. Пришлось обратиться за помощью к командующему Черноморским флотом Ф. С. Октябрьскому, пользуясь нашим давним знакомством по службе на торпедных катерах.

— Извини, Борис Викторович, но кран тебе не дам — занят, и надолго, — сказал адмирал. — А вот добрый совет — пожалуйста: на Корабельной стороне у нас лихие старики живут по мазанкам. Бывшие матросы. Так они всё могут — не то что катер, крейсер на руках на воду спустят.

Выхода не было, пришлось воспользоваться советом Филиппа Сергеевича. Действительно, и старики нашлись замечательные, и катер они с помощью талей, брусьев и доморощенных домкратов спустили так осторожно, как ни один крановщик не смог бы. После этого начались контрольные выходы на СМ-3.

Шли дни. Сводки не радовали: враг продвигался в глубь территории страны. Гитлеровская авиация совершала налеты на Севастополь. Тральщики искали немецкие мины на фарватерах, часть их была вытралена, уничтожена глубинными бомбами, которые сбрасывали катера, но все же подорвался и погиб буксир СП-12, а проходивший испытания новый эсминец «Быстрый», также подорвавшийся на мине, успел приткнуться к отмели у Константиновского равелина.

Война быстро становилась бытом. На улицах, во дворах домов появились щели-укрытия. На площадях — зенитные батареи. Привычными стали и налеты: севастопольцы относились к ним, как к неизбежному злу; прошла пора первых дней, когда по городу распространялись слухи о вражеских парашютистах и мальчишки следили за каждым, по их мнению, подозрительным человеком. Вот тогда-то и произошла трагикомическая история с Н. Е. Хавиным и П. А. Панцерным. Отправились они на почту, находившуюся в Карантинной слободке, в полукилометре от базы торпедных катеров. Высокий, грузный, рыжий Панцерный и маленький, полный, чернявый Хавин — в стальных шлемах, с пистолетами и противогазами на боку — представляли весьма приметную пару. Их воинственное обличье возбудило подозрения у бдительных мальчишек: «Дяденьки, вы кто такие?» Мои товарищи не удостоили юных севастопольцев ответом. Мальчишки пошли за ними следом в некотором отдалении, довольно метко бросая камни в «парашютистов». Собралась толпа, послышались угрожающие крики. К счастью, навстречу попался один из командиров-катерников, который удостоверил личности попавших под подозрение испытателей.

Ночные налеты гитлеровцев я не раз наблюдал, стоя у выхода из своеобразной потерны, сооруженной в обрывистом береге Карантинной бухты. Здесь, под развалинами стен древнего Херсонеса, еще в незапамятные времена были выкопаны усыпальницы. В первые же дни войны засыпанные входы расчистили, и благодаря древних строителей, в этих вполне приличных «комнатах» разместились краснофлотцы и командиры, командный пункт дивизиона катеров. Многометровый слой камня надежно предохранял даже от прямого попадания крупной бомбы.

Хорошо помню темные, теплые ночи в Севастополе первых дней войны. Где-то около полуночи появляются гитлеровские бомбардировщики. Они летят бесшумно, планируя с выключенными моторами, тени скользят по освещенным предательской луной белым домикам Карантинной слободки. Корабли и зенитные батареи на берегу открывают огонь. Гулко бьют орудия расположенной поблизости батареи. Слышны даже команды ее командиров: «За Родину, по фашистским захватчикам — огонь!»

...Выходы в море на СМ-3 показали, что после проведенного подкрепления корпуса катер может быть передан флоту как боевая единица. Передача катера командованию бригады не заняла много времени. И вот уже, выполняя приказание Л. М. Галлера, я еду в Москву. Что ж, на Черном море сделано все возможное. К лету 1941 года флоты имели около трехсот торпедных катеров. Смогут ли нормально работать южные заводы, чтобы обеспечивать пополнение флотов катерами? Может быть, их вскоре придется эвакуировать? Видимо, основное внимание нужно теперь уделить заводам, расположенным восточнее.

Адмирал Л. М. Галлер принял меня в Наркомате ВМФ в день приезда. Я доложил о проделанной работе и высказал мнение о необходимости передачи действующим флотам с центральных складов возможно большего количества запасных частей, а также предложил отправить соединениям катеров моторы типа АМ-34 и ГАМ-34. Эти двигатели в свое время заменили на катерах более мощными, но сейчас, когда не флотах практически нет запасных моторов, они пойдут в дело.

Лев Михайлович одобрил мои предложения и обещал дать соответствующие указания Техническому управлению.

— А сейчас вам надлежит отправиться в Ленинград, — сказал адмирал. — Задача такова: опытовые катера Д-3 — готовые и уже прошедшие испытания — отправить на Северный флот. Остальные, те, что еще постройке, как можно быстрее спустить на воду, испытать и также переправить на Северный флот. Моторы и вооружение для них мы вам пришлем.

Вечером выехал в Ленинград. Беспокоили мысли о предстоящей работе — я знал, что добиться выполнения приказания Л. М. Галлера будет не так-то просто. И еще волновало уже длительное отсутствие вестей от семьи.

Еще из Севастополя я передал жене, чтобы она не отправляла из Ленинграда наших детей — четырехлетнюю Наташу и восьмилетнего Леву, — детей вывозили из города, опасаясь воздушных налетов гитлеровцев. С вызванным в начале июля в Ленинград Н. Е. Хавиным мы договорились эвакуировать семьи куда-нибудь на северо-восток. Но что из этого вышло — не знал. С волнением нажимаю кнопку звонка своей квартиры. Никто не открывает. Вхожу. На столе в кухне записка — жена уехала за детьми в Боровичи, где находился их детский сад. Остается надеяться, что все окончится благополучно, хотя гитлеровцы стремительно движутся вперед и уже вошли в пределы Ленинградской области...

Предаваться невеселым мыслям нет времени. Спешу на завод1 Е. Я. Локшин, как всегда деловитый и собранный, информирует меня о готовности к отправке по железной дороге пяти катеров Д-3 опытовой серии. А вот с серийными катерами этого же типа положение неважное: нет двигателей и крупнокалиберных турельных пулеметов. Нельзя сдать флоту по этой же причине и несколько катеров МО-4 — малых охотников за подводными лодками.

Не откладывая, иду во флотские тыловые учреждения, чтобы получить от них запасные моторы, хранящиеся на складах. Еще с того времени, когда я служил на Балтике, знаю, что моторы — возможно, и менее мощные, чем нужно, — на складах есть. К сожалению, выясняется, что нам могут дать лишь несколько моторов: основное техническое имущество в 1940 году перебазировано на запад-в Либаву, Ригу, Таллин... Удалось достать несколько моторов и в мастерских морпогранохраны.. Хорошо, хоть что-то есть. Несколько катеров теперь удастся ввести в строй. А там по распоряжению Л. М. Галлера, надо надеяться, прибудут двигатели и пулеметы.

К вечеру иду на Московский вокзал, чтобы проводить семью Н. Е. Хавина, эвакуировавшуюся из Ленинграда. Поезд отходит поздно вечером. Уже действует комендантский час, и залы ожидания полны женщин и детей беженцев. Все они ожидают утра, чтобы выйти в город. Вдруг вижу жену и детей. Оказывается, они только что приехали с каким-то эшелоном. Хоть и много пришлось им испытать лиха, пока добирались до города, но на душе спокойно: вот они — рядом, живые и целые.

В первые дни августа завод отправил пять Д-3 на Северный флот. Сведенные в отдельный отряд, эти катера стали единственным подразделением торпедных катеров Северного флота. Только в марте 1943 года отряд получил первое пополнение: четыре Д-3 и два (не имевших торпедных аппаратов) американских катера типа «Хиггинс». В первой половине августа были приняты еще несколько серийных торпедных катеров Д-3 и катера МО. Правда, на некоторых из трех положенных моторов пришлось установить только по одному стандартному, а два — меньшей мощности, без реверсов. Кроме того, отсутствующие крупнокалиберные пулеметы заменили спаренными самолетными — калибром 7,62 миллиметра, а также армейскими ДП-1. Но на север эти катера отправить уже было нельзя, и они вошли в состав Краснознаменного Балтийского флота.

Во второй декаде августа завод получил моторы и крупнокалиберные пулеметы — Л. М. Галлер выполнил свое обещание. Днем и ночью шли работы на катерах. В эти же дни на одном из катеров типа Д-3 установили пусковую установку для РС — реактивных снарядов, позже получивших в армии и народе имя «катюши». Испытания провели за один день, прошли они успешно. Для принятия решения о вооружении Д-3 «эрэсами» этого было маловато. Впрочем, и пусковых установок на заводе пока что не имели.

Обстановка на подступах к Ленинграду становилась все тревожнее. Гитлеровцы рвались к городу Ленина. В середине августа была перерезана Октябрьская железная дорога, а в последний день месяца противник захватил Мгу. Теперь Ленинград связывал с Большой землей только водный путь через Ладогу. К сентябрю завод передал флоту последние катера. Всего в июле — августе мы приняли от промышленности около тридцати малых охотников и торпедных катеров. Это было существенной помощью Краснознаменному Балтийскому. Работу удалось закончить вовремя — начались ночные налеты гитлеровской авиации, а затем и артиллерийские обстрелы. Локшин сообщил мне, что получил приказ начать эвакуацию завода.

В середине сентября адмирал И. С. Исаков, заместитель наркома ВМФ, приказал всем командирам — уполномоченным по приемке кораблей прибыть в Ульяновск. Так я на много лет расстался с родным городом. Семью мне удалось отправить в Башкирию еще в августе. Их эшелон оказался последним поездом, прошедшим через станцию Мга, — гитлеровцы замкнули кольцо блокады Ленинграда.