Путь на моря

В 1922 году комсомольские организации республики направили на корабли более восьми тысяч юношей и еще около тысячи — в военно-морские учебные заведения. Первый поток добровольцев пришел на флот весной, второй — осенью.

В августе в Петрограде начался набор в Военно-морское подготовительное училище. В нем рабочая и крестьянская молодежь должна была за три года пройти курс общеобразовательных дисциплин по программе дореволюционного реального училища, а также получить начальную военно-морскую подготовку. Выпускники имели право без экзаменов поступить в Училище командного состава флота.

Не помню, как дошла до меня весть о новом учебном заведении, но я сразу решил попытаться в него поступить. Ведь для Училища командного состава, размещавшегося в здании бывшего Морского корпуса, моего образования было явно недостаточно. Дома одобрили мое намерение. Партийная ячейка и командование полигона дали рекомендацию.

В один из теплых сентябрьских дней я с волнением входил в здание бывших казарм Гвардейского экипажа на Екатерингофском проспекте (ныне проспект Римского-Корсакова). В длинных коридорах и кубриках казарм, у дверей комнат, где размещались, медицинская и мандатная комиссии, можно было встретить посланцев комсомола со всех концов республики. Желающих поступить оказалось значительно больше, чем требовалось, и все, понятно, волновались; примут или не примут? С радостью прочитал я свою фамилию в списке зачисленных. Формировались сразу три курса училища. Я по уровню своего образования попал на первый, самый младший. И вот мы военморы — военные моряки.

Служба началась со строевой подготовки, изучения уставов. Много внимания уделялось политграмоте. Помню, какое большое впечатление произвело на курсантов решение V Всероссийского съезда РКСМ (Российского Коммунистического Союза Молодежи) о принятии шефства над флотом. О торжественном заседании съезда 16 октября, происходившем в Большом театре, на котором все члены президиума были в морской форме и представителям флота вручили знамя с вышитыми золотыми словами: «Орлам революции — морякам Красного Военного Флота Республики», нам рассказал комиссар училища.

3 ноября курсанты Военно-морского подготовительного училища приняли военную присягу. На Театральной площади, где был построен наш курс, прозвучали торжественные голоса молодых военморов: «Я, сын трудового народа...»

Потекли дни, наполненные напряженной учебой. Багаж знаний был невелик, заниматься приходилось много. Думаю, что у кое-кого из рабочих и крестьянских парней, не имевших даже законченного начального образования, могли опуститься руки, если б не постоянная помощь, внимание со стороны командования училища. Хорошо помню, как часто приходили к нам в классы комиссар П. Ковель — известный до революции инструктор-водолаз, начальник курса П. А. Кожевников — в прошлом офицер царского флота, участник первой мировой и гражданской войн. Непринужденной беседой, советом подбадривали они курсантов, а то и просто помогали решить трудную задачу... Рассказывали они нам о революционных традициях моряков русского флота, о подвигах балтийцев и черноморцев в годы гражданской войны, о славных делах флотилий красных военморов на Волге и Каме, на Северной Двине и Каспии, на Ладожском и Онежском озерах. Рассказывали не понаслышке — боевого опыта им было не занимать. Так воспитывали в курсантах — будущих командирах Красного Флота верность революционному долгу, ленинской партии, гордость высоким званием военмора Советской республики.

С благодарностью вспоминаю преподавателей училища, делавших все возможное, чтобы подготовить нас к поступлению в Военно-морское училище Рабоче-Крестьянского Красного Флота — так стало именоваться с октября 1922 года Училище командного состава. Мне и моим товарищам по учебе навсегда запомнились прекрасные преподаватели специальных дисциплин Алексей Иванович Холодняк, Владимир Владимирович Данилов и Анатолий Александрович Рыбалтовский, Алексей Павлович Белобров и Николай Георгиевич Ганенфельд. Великолепно читал литературу член-корреспондент АН СССР профессор Василий Васильевич Сиповский, известный литературовед и педагог. С увлечением слушали мы яркие, образные лекции по русской истории Сергея Васильевича Предтеченского. Командованию удалось привлечь к работе в училище лучших педагогов города.

Наша курсантская жизнь несла на себе печать того времени. Ремень приходилось затягивать потуже: из месяца в месяц на обед и ужин кормили жидким супом из соленой зубатки с пшеницей и пшенной кашей с прогорклым маслом. Но это не мешало учебе, многочисленным диспутам, самодеятельным спектаклям типа популярной тогда «Синей блузы» и занятиям в кружках. Ведь все понимали, что страна еще только оправляется после гражданской войны, после неурожайного года, когда по карточкам выдавали маленький кусочек хлеба, а то и овес и жмыхи. Были мы веселы и бодры и по вечерам, на обязательной прогулке строем, печатая шаг по булыжной мостовой или деревянным торцам, звонко пели комсомольские «Мы — молодая гвардия рабочих и крестьян» или «Мы кузнецы, и дух наш молод». А как весело, изобретательно, с изюминкой проходили диспуты на такие, например, темы, как «Происхождение Вселенной», «Жизнь в странах капитала», «О мировой революции». Но и этого мало полным энергии ребятам — по вечерам в курилке («у фитиля», как говорят на флоте) кипят бурные споры, живо обсуждаются вести, которые приносят газеты. Дым стоит столбом, хотя среди действующих в училище есть и кружок «Бросай курить». Курим махорку, что входит в паек военмора. И конечно, гордимся цветастыми кисетами, подаренными шефами. Шефы училища — комсомольцы Тулы. Они гостили у нас несколько дней, и немало военморовских сердец были покорены симпатичными тулянками в непременных тогда красных косынках.

Зима прошла быстро. Весеннее солнце грело все сильнее, посерел лед на канале Грибоедова, куда выходили окна кубрика нашей роты. Всех волновал вопрос, как будет проходить летняя практика. Конечно, мы мечтали о полюбившихся с прошлого года шлюпочных походах под парусом, но еще больше о плавании на кораблях. В Кронштадте уже стояли вступившие в строй после ремонта крейсер «Аврора» и учебный корабль «Комсомолец» — бывший «Океан».

К практике на этих кораблях готовились курсанты военно-морского училища. Что же предстоит нам, военморам подготовительного?

В один из майских дней 1923 года училище наконец-то облетела радостная весть: к причалу одного из заводов прибуксирован учебный корабль «Воин». На нем нам предстоит проходить практику. Здесь, в заводе, «Воин», на котором ходили в учебные плавания еще кадеты и гардемарины Морского корпуса, должен пройти ремонт, в котором мы примем самое деятельное участие.

Заканчивается учебный год. Теперь мы каждое утро строем идем на завод. Вначале кажется, что корабль привести в порядок невозможно: в помещениях многолетняя грязь, ржавчина, в кубриках и каютах нет и половины положенного инвентаря, а что есть — сломано. Паровая машина, котлы, вспомогательные механизмы не работали уже несколько лет. Удастся ли привести их в действие? Но мы не теряем бодрости духа и трудимся упорно, с утра до вечера. Военморов распределяют для работ по объектам. Нашему третьему взводу чаще других достается очистка цистерн питьевой и котельной воды и междудонного пространства. Это не случайно — в свое время поступивших в училище распределяли по взводам, построив по ранжиру, и в нашем, левофланговом, курсанты небольшого роста, которые могут пролезть куда угодно. Мы и пролезаем — работаем в междудонном пространстве — ячейках-флорах, ограниченных шпангоутами.

Работать приходится лежа на спине, одной рукой, в другой — свеча. А нужно еще убрать мусор, тщательно засуричить очищенный от ржавчины металл... Через час-другой работы дышать уже почти нечем, даже свеча гаснет. Тогда вылезаем на палубу или, по крайней мере, высовываем из горловины голову, чтобы отдышаться, глотнуть свежего воздуха.

Командование училища старается дать нам разрядку после рабочего дня и по выходным ходим на шлюпках по заливу, близ Канонерского острова. На ладонях твердеют мозоли от тяжелых весел, и все-таки самый лучший отдых — на воде. Никогда не забыть, как под мерное «ра-а-аз, два-а...» режет гладь воды шестивесельный ял, как наполняет паруса вечерний бриз и в тишине слышно журчание воды за кормой...

В училище я пришел, уже умея управлять шлюпкой. На одном из выходов в залив мои знания проверил Павел Андреевич Кожевников. С тех пор я уже часто командовал шестеркой самостоятельно. Уверен, что вырабатывать в себе умение быстро ориентироваться в обстановке и первоначальные командные навыки моряку следует начиная с управления шлюпкой.

Наши походы были интересны и тем, что на пути в залив шлюпки каждый раз проходили мимо громад судостроительных заводов. Казалось, жизнь ушла из них навсегда: на стапелях и у достроечных стенок ржавели громады кранов и корпусов кораблей. На палубе прославленного в боях с кайзеровским флотом броненосного крейсера «Рюрик» голубело пламя газорезки — корпус разрезали на части, чтобы потом отправить на переплавку.

Постепенно «Воин» приобретал щегольской вид настоящего учебного корабля. Уже сменили такелаж, отремонтировали вспомогательные механизмы, привели в порядок внутренние помещения. Наш курс переселился на корабль. Несколько дней ушло на отработку организации, проиграли боевые и авральные расписания, в соответствии с которыми каждый военмор должен занимать назначенное ему место. И вот уже буксиры повели нас в Кронштадт.

Мы идем в море! Пусть это всего лишь Маркизова лужа, как говорят моряки, часть Финского залива, на берегах которого мы выросли. Какое оно, это море? Зимой курсанты мечтали о штормах и бескрайних просторах, о том, чтобы проверить свои силы в борьбе со стихией. Комиссар П. Ковель, частенько заходивший по вечерам в классы, человек спокойный и обстоятельный, возвращал нас к действительности. «Не спешите, хлопцы, — говорил он. — Все придет, будут и штормы. Радости от них мало. Помните, что море шутить не любит. Недаром поется: в роковых его просторах много бед погребено.,.» Ковель рассказывал о флотской службе, старался объяснить нам, юнцам, что суть ее — постоянный труд, без которого нельзя преодолеть враждебную стихию. «Любоваться штормом и читать о нем стихи — лучше с берега, а в море на корабле надо работать. Тогда и никакой шторм не страшен», — не раз повторял комиссар.

...Недолог путь по Морскому каналу. К вечеру «Воин» уже стоял в доке. Несколько дней мы отдирали ржавчину и ракушки с его подводной части, потом красили очищенные до блеска листы стальной обшивки. Работали до ужина. Вечером, помывшись и надраив медные бляхи ремней, мы знакомились с Кронштадтом.

В гаванях единственной тогда на Балтике военно-морской базы на первый взгляд царило запустение. У пирсов ржавели громады корпусов недостроенных крейсеров. Да и многие корабли, совершавшие в свое время героический ледовый переход из Гельсингфорса, казались заброшенными. Но мы видели, что дымят трубы ремонтирующихся на Морском заводе линкоров «Парижская коммуна» и «Марат», что уже стоят на Большом Кронштадтском рейде рядом с «Авророй» эсминцы. Флот восстанавливался, набирал силы!

Произвел на нас сильное впечатление и сам город-крепость, ровесник Петербурга. Вымощенные чугунными торцами улицы, Якорная площадь, на которой всего лишь несколько лет назад собирались на бурные митинги революционные матросы, памятник адмиралу Степану Осиповичу Макарову с навсегда запомнившимся наказом «Помни войну», старинный парк у Усть-Рогатки и царь Петр, смотрящий в залив. На цоколе надпись: «Оборону флота и сего места держать до последней силы и живота, яко наиглавнейшее дело». И памятники, и Якорная площадь, и одетые в гранит доки и каналы — все это было историей, не книжной — зримой, наглядной иллюстрацией к тому, о чем раньше слышали, читали.

Прошло недели две, и «Трефолев» (наш корабль получил новое имя в честь известного большевика-балтийца) встал на якорь на Петергофском рейде. Началась напряженная учеба. Ходили на шлюпках — на веслах и под парусом. Каждый сдавал зачет по умению управлять шестивесельным ялом. Занимались такелажными работами: сплеснивали тросы, плели маты, делали швабры и кранцы. «Не ленись, в хозяйстве все пригодится!» — не раз говорил нам главный боцман, под руководством которого шло наше обучение флотскому «рукоделию». Ежедневно тренировались в передаче и приеме средствами зрительной связи — семафором, сигнальными флагами, прожектором.

Физическая нагрузка у нас была основательная, а силенок маловато: паек скудноват, не хватало витаминов. Из-за этого многие курсанты заболели куриной слепотой: с заходом солнца зрение резко ослабевало, люди становились беспомощными.

Как-то шлюпка с «Трефолева» пошла в Петергофскую гавань за продуктами. Работали до сумерек. Мы еще не успели закончить погрузку, как понадобилось освободить место у причала. Боцман приказал двум курсантам, сидевшим в шлюпке, отойти на время на середину гавани, и мы оттолкнули ял. Спустя несколько минут все с удивлением увидели, что шлюпка вертится на месте: гребцы сели спинами друг к другу и гребли в противоположные стороны — оказалось оба курсанта больны слепотой.

Вскоре впервые увидели шторм. В конце августа курсантов подняли ночью по сигналу аврала для подъема шлюпок на корабль. Ветер быстро усиливался, волна била в борт, окатывая шкафуты брызгами. Оставалось поднять стоявший у кормы баркас, на котором находился курсант-дневальный. Но сделать это оказалось не так-то просто: баркас то поднимался на волне почти вертикально, то падал в ложбину меж пенных валов. Дневальный, вцепившись в банку, старался не вылететь за борт. С «Трефолева» вывалили штормтрап, чтобы поднять курсанта, но трап стелился по ветру... После долгих усилий дневального подняли на палубу, и почти тотчас лопнул бакштов, баркас скрылся в пелене дождя. Нашли его на следующий день уже в Ленинграде, в Угольной гавани. Дневальному порядком влетело за то, что не доложил об усилении волнения. Но наш товарищ пытался спорить, доказывая, что имел самые лучшие намерения: моряк должен уметь бороться и преодолевать морскую стихию. Поэтому шторм он воспринял как случай для проверки своей стойкости и даже декламировал «Буревестника»...

Незаметно прошло лето. Снова сели за парты курсанты подготовительного. Учиться стали серьезнее, упорнее — месяцы летней практики не прошли зря. Первое знакомство с флотом позволило нам понять, что моряку нужны обширные и глубокие знания.

Наступила зима. В январские дни 1924 года глубокая скорбь охватила всю страну — умер Владимир Ильич Ленин. Вместе с моряками Балтики для прощания с вождем в Москву выехали курсанты военно-морских училищ, в том числе и несколько курсантов нашего подготовительного.

В день похорон в скорбной тишине нескончаемым потоком шли петроградцы на поле Жертв Революции (бывшее Марсово поле), Шли колонны красноармейцев и краснофлотцев, курсантов военных и военно-морских училищ. Над улицами и площадями стлался морозный туман, дым от костров. От жестокого холода деревенело тело, замерзали слезы на щеках. Все мысли уносились к Москве... И вот последние минуты прощания с родным Ильичем, минуты скорбного молчания. Гудят заводы, корабли, паровозы. Гремят артиллерийские залпы...

На следующий день к нам в класс пришел Ковель. Сидели мы какие-то притихшие, было не до занятий. Долго говорил с курсантами комиссар, — уж не помню о чем. Ему удалось вдохнуть в нас бодрость,, веру в великое будущее первой страны, строящей социализм.

Вторая учебная практика летом 1924 года вновь прошла на «Трефолеве». Опять шлюпочные учения, сигнальное дело, изучение устройства и механизмов корабля. Как мы завидовали курсантам военно-морского училища и старшего курса нашего подготовительного, которые ушли в июне в первый для Красного флота дальний заграничный поход на крейсере «Аврора» и учебном корабле «Комсомолец»! Подумать только — обогнуть Скандинавию, посетить порты Норвегии и советского Севера...

Осенью подготовительное училище расформировали. Теперь мы учились на подготовительном курсе военно-морского училища, жили и занимались в его здании на Васильевском острове. Очередная наша практика проходила уже иначе, чем в прошлые годы. Летом 1925 года мы плавали на учебном корабле «Комсомолец». Ходили к острову Гогланд, стояли на рейде в Лужской губе. Время было заполнено учебой: мы несли дублерами и верхние вахты — сигнальную, на руле, впередсмотрящими — и нижние — в машинных и котельных отделениях. Подтаскивать уголь к ненасытным громадным котлам было делом нелегким. Но закалку — и физическую, и психологическую — курсанты получали хорошую. «На корабле не бывает грязной работы, — говорил нам начальник, он же и комиссар училища Н. А. Болотов, — как не может быть грязной палубы. Раз работа кораблю необходима — значит, хорошая!» Мысль предельно простая, и усвоил я ее прочно, навсегда.

В середине лета «Комсомолец» вышел в Кронштадт и присоединился к стоявшим на рейде линкору «Марат», крейсеру «Аврора» и эсминцам. На мачте линкора — флаг народного комиссара по военным и морским делам. Значит, на Балтику прибыл М. В. Фрунзе! На баке, у фитиля, не было недостатка в прогнозах: все сходились на том, что будет поход. Наши ожидания оправдались. Эскадра боевых кораблей и отряд учебных кораблей вышли на запад. В устье Финского залива «Аврора» и «Комсомолец» по сигналу флагмана повернули на обратный курс — в Кронштадт. А эскадра совершила поход в южную Балтику. Капиталистическая Европа увидела тогда возрожденный флот Советской страны.

Как известно, М. В. Фрунзе высоко оценил поход эскадры. В статье, напечатанной в газете «Красная звезда» 3 июля 1925 года, он писал: «...мы строим и построим сильный Балтийский флот. Ядро его у нас уже есть. Наша походная эскадра неплохое начало».

Для нас же, курсантов старшего подготовительного курса, это был первый настоящий поход. Возможно, читателю этот поход покажется весьма заурядным — ведь сейчас корабли советского Военно-Морского Флота постоянно находятся в дальних океанских плаваниях. Но в то время это было выдающееся событие — ведь страна еще залечивала раны после гражданской войны и иностранкой интервенции, восстанавливала народное хозяйство в условиях экономической блокады со стороны капиталистического мира. Сколько труда пришлось вложить для того, чтобы отремонтировать боевые корабли, обеспечить их топливом и всем необходимым!

По возвращении в Кронштадт кубрики облетела радостная весть: «Аврора» и «Комсомолец», идут в дальний поход к берегам советского Заполярья. Корабли посетят порты Швеции и Норвегии, обогнут Скандинавию. В общем, повторят прошлогоднее плавание, совершенное под командованием Н. А. Болотова.

Для похода на корабль требовалось принять полный запас топлива. Вскоре буксиры подтащили к борту «Комсомольца» баржи с углем. Началась круглосуточная авральная работа. Морякам наших дней трудно представить себе погрузку угля: сейчас корабли в короткое время принимают необходимый запас жидкого топлива, причем участвуют в этой работе всего лишь несколько человек. Другое дело угольная погрузка. В ней принимал участие практически весь экипаж, а на «Комсомольце» и курсанты.

И вот пошла работа! День и ночь льется бодрая музыка, играет на баке духовой оркестр. Уголь грузят краном, носят в мешках, корзинах — их загружают на барже и по сходням доставляют к трюмам и угольным ямам. Между прочим, в дни угольного аврала выявились преимущества не слишком высокого роста курсантов нашего третьего взвода. Дело в том, что приходилось затаскивать мешки с углем в такие закоулки трюмов, где ребята с правого фланга набивали себе на голове немало шишек.

Наконец погрузка закончена. Но палуба и надстройки только что блиставшего чистотой корабля черны от толстого слоя угольной пыли. И снова аврал — теперь моем и чистим наш «Комсомолец» от киля до клотика. Подготовку к плаванию завершает покраска. Назначается смотр. Командир корабля в сопровождении помощника и главного боцмана обходит палубу и надстройки, потом спускается по трапу в шлюпку. Шлюпка обходит корабль — командир проверяет, как покрашены борта. Оценка — отлично! Теперь не стыдно идти с визитом в иностранный порт.

Настает долгожданный день начала похода. Рейды Кронштадта уже позади, за кормой. «Аврора» и «Комсомолец» держат курс в южную Балтику, в шведский порт Гетеборг. Но до пролива Зунд, соединяющего Балтийское и Северное моря, еще не одни сутки пути.

Корабли идут неторопливо, со скоростью что-нибудь узлов десять, и мы успеваем хорошо разглядеть горбатый остров Гогланд, разделяющий Финский залив почти на две равные части, ярко раскрашенный плавучий маяк у начала фарватера к Хельсинки... Преподаватели читают нам из лоции описания берегов и маяков, навигационных знаков, курсанты изучают карты районов, которые проходят корабли. Ощущаем мы и дыхание истории: бывалые моряки «Комсомольца», наши преподаватели рассказывают о боях гражданской и первой мировой войн, о славных делах флота российского в XIX и XVIII веках. Нахожу в корабельной библиотеке «Краткую историю русского флота» Ф. Веселаго и запоем читаю о победах петровского флота при Гангуте и Гренгаме — у тех самых берегов Финляндии, что угадываются в дымке с правого борта, о попытке английского флота в Крымскую войну прорваться к Петербургу и подрыве на русских минах четырех кораблей адмирала Дундаса...

На походе я несу вахту рассыльным на мостике или гребцом дежурной спасательной шлюпки. Особенно нравится быть рассыльным: на мостике можно услышать много интересного. Преподаватели училища штурманы Николай Александрович Сакеллари и Иван Николаевич Дмитриев, бывалые моряки, участники русско-японской и первой мировой войн, знают так много, говорят так увлекательно! И карта Балтики как бы оживает, начинает рассказывать о былом. Вот остров Оденсхольм (ныне Осмуссар) — здесь в 1914 году погиб, наскочив на камни, германский крейсер «Магдебург». Русские водолазы обследовали корабль и нашли секретные коды. С тех пор радиограммы врага сразу же расшифровывались русской разведкой. Южнее острова, на побережье Эстонии, — Балтийский порт (ныне Палдиски). В 1916 году к нему попытались подойти германские корабли. Попытка эта окончилась гибелью на русских минах семи вражеских эсминцев! А за кормой остался Нарген — остров, на котором белые в 1918 году расстреляли большевиков-балтийцев с захваченных врагом эсминцев «Спартак» и «Автроил». Проходя его, на «Авроре» и «Комсомольце» приспустили флаг...

Отряд выходит в Балтийское море. С левого борта остаются острова Моонзундского архипелага. Иван Николаевич Дмитриев рассказывает о том, как осенью 1917 года здесь под красным флагом революции героически сражались с германским флотом корабли Балтийского флота.

Жизнь в походе идет размеренно, без особых событий. Мы втягиваемся в корабельную службу — несем вахты, по вечерам чистим всем взводом картошку на камбузе, делаем приборку на палубах и в помещениях. В свободное время скучать не приходится: находящиеся на борту «Комсомольца» курсанты командного и инженерного училищ, нашего подготовительного курса репетируют пьесу, разучивают песни. А заядлые футболисты Миша Вейс и Костя Шилов даже умудряются тренироваться на спардеке.

Тем временем отряд минует датский остров Борнхольм и через несколько часов втягивается в узкий пролив Зунд, отделяющий Швецию от Зееланда, самого большого острова Дании. Мы с интересом рассматриваем красивый, с зеленой черепичной крышей замок на датском берегу. Это Кронборг, прообраз замка Гамлета...

Наконец пролив позади. Я как раз несу вахту рассыльным и вижу, как облегченно вздыхает поднявшийся на мостик Н. А. Сакеллари — фарватер в проливе сложный, штурманам пришлось поволноваться. Мы уже в проливе Каттегат, и корабль начинает покачивать волна, идущая с северо-запада, со стороны Северного моря.

В Гетеборг, крупный шведский порт, входим около полудня. Приветственно гремит артиллерийский салют, «Аврора» и «Комсомолец» швартуются к причалу. На крейсере быстро вываливают парадный трап, к нему лихо подходит уже спущенный на воду катер с крючковыми в белоснежной форме. Звучит команда «смирно» — по трапу спускается командир отряда В. М. Орлов, начальник и комиссар военно-морских учебных заведений, красивый подтянутый моряк. Катер, вздыбив за кормой бурун, уходит в сторону центра города — командир отряда должен нанести визит местным властям. Орлов стоит на корме, опершись на палаш в позолоченных ножнах. Владимира Митрофановича мы знаем — зимой он приходил к нам в класс, расспрашивал, как учимся, отдыхаем, кто в какие училища хочет поступить. Курсанты уважают Орлова.

Преподаватели рассказывали, что до первой мировой войны он учился в Петербургском университете, был дважды арестован царской охранкой. В 1916 году бывший студент стал гардемарином. Потом мичман Орлов служил на крейсере «Богатырь», после Февральской революции был избран в судовой комитет крейсера, в 1918 году вступил в партию большевиков... Несколько лет спустя, в 1931 году, флагман флота 1-го ранга В. М. Орлов стал начальником Морских Сил республики.

Вечером кто-то из преподавателей переводит сообщения шведских газет, посвященные приходу советских кораблей. Досужий корреспондент подробно описывает внешний вид Орлова и извещает своих читателей, что командир отряда «красных кораблей» ни больше ни меньше как прямой потомок графа Григория Орлова, фаворита Екатерины Второй...

На следующий день мы принимаем гостей. На набережной длинная очередь желающих посетить корабли. Шведов восхищает чистота палуб и помещений, вежливость военморов. Знакомство взаимное — мы рассматриваем красивый город, гуляем по тенистому парку Люсиберг, развлекаемся на его аттракционах. Здесь же, в парке, выступают наши корабельные самодеятельные коллективы: духовой и струнный оркестры. Русская музыка пользуется у шведов неизменным успехом. Не отстают и спортсмены — высокий класс прыжков с трамплина в воду показывают курсанты Измаил Зайдуллин и Иван Мешко, в упорной борьбе выигрывает у шведов футбольный матч сборная отряда.

Шведы относятся к нам дружелюбно, охотно вступают в разговор, хотя объясняться приходится на странной смеси немецкого и английского. Все же нам удается понять, что из Гетеборга только что ушел отряд американских эсминцев, экипажи которых за немногие дни стоянки в порту прославились драками и пьянством.

Настает день прощания. Корабли отходят от причала и выходят в Каттегат. Скагеррак, Северное море, затем Норвежское... Незакатное солнце, длинная свинцово-темная волна, на которую медленно взбирается корабль, черные отвесные скалы и щели входов в фиорды — таким открывается нам Заполярье. Отряд минует Нордкап и входит в Баренцево море. Каждый день, а часто и ночью мы участвуем в корабельных учениях, занимаемся отработкой зрительной связи. Коротать свободное время помогает наш забавный пассажир — молодой бурый медведь, подаренный экипажу комсомольцами Архангельска в прошлом году. Мишка принимает деятельное участие в корабельной жизни: бегает по тревогам, стоит с миской в очереди «бачковых» к камбузному окну — кок щедро наливает ему борщ. А еще он обожает бороться, но... не любит быть побежденным. Когда медведю дают подножку и он грузно валится на палубу, победитель спешно спасается бегством: в такую минуту свирепому борцу лучше не попадаться «под лапу». Случается, мишка оказывает и медвежью услугу. Сколько было веселья во время учения «человек за бортом», когда медведь, увидев летящий за борт спасательный круг, начал усердно бросать в воду и другие.

Обогнув полуостров Рыбачий, отряд входит в Кольский залив. По узкому длинному фиорду идем несколько часов — одно колено, второе, третье... Берега пустынны; лишь изредка видны почерневшие бревенчатые домики. То и дело обгоняем или расходимся встречными курсами с небольшими рыбацкими судами. Но вот слева по курсу показались хаотически раскиданные по сопкам бараки, деревянные дома. Это Мурманск, самый северный незамерзающий порт страны.

Наши корабли встают на якорь на рейде. На следующий день к борту швартуется буксир, присланный за сходящими на берег. Мы с удовольствием ощущаем под ногами земную твердь, удивляемся впервые увиденным карликовым березам и осинам, рощицы которых теснятся в ложбинах между сопками. Город, возникший только в годы первой мировой войны, не имеет еще своего лица. Люди живут в бараках, в снятых с колес вагонах, избах. В одноэтажном деревянном доме разместился и горсовет. Средоточие жизни порт, железнодорожная станция. Город еще только залечивает раны, нанесенные гражданской войной. Старожилы рассказывают о том, как пытались пробиться к югу-вдоль железной дороги на Петрозаводск — войска интервентов. Захватчиков изгнала Красная Армия. Но, уходя, американцы и англичане разорили порт, увели в Англию военные корабли и суда торгового и промыслового флотов.

Следующий пункт нашего маршрута — Архангельск. В Белое море выходим после короткой стоянки в Мурманске, пополнив запасы топлива и воды. Все время перехода стоит прекрасная погода. Лишь низкие, стелющиеся по воде туманы заставляют поволноваться штурманов.

Закончив переход, корабли отряда становятся на рейде в устье Северной Двины, близ Соломбалы, пригорода Архангельска. Невдалеке низкие песчаные берега острова Мудьюг. Здесь в устроенном англо-американскими интервентами концентрационном лагере томились советские люди: рабочие, военнопленные. Здесь расстреливали коммунистов...

На экскурсию в Архангельск плывем по реке на стареньком колесном пароходике. По обоим берегам тянутся бесконечные штабеля пиленого и круглого леса, рядом с ними, у причалов, суда-лесовозы под иностранными флагами, стоящие под погрузкой. Экспорт леса в те дни был одним из главных источников получения столь необходимой стране валюты.

Выходим на берег, прогуливаемся по длинной, тянувшейся параллельно реке улице. Она носит имя Павлина Виноградова, возглавлявшего в гражданскую войну Северо-Двинскую военную флотилию. Петроградский рабочий-большевик погиб в бою с врагом.

В городе все связано с морем, близкой Арктикой. От берега Северной Двины уходили в плавание карбасы и ладьи поморов — первооткрывателей Новой Земли и Груманта, смелых мореплавателей, проложивших в XVII веке морскую дорогу к устьям Оби и Лены, древней Мангазее. От причалов Соломбалы провожали в путь отважных мореплавателей — исследователей арктических морей П. К. Пахтусова, Г. Я. Седова и многих-многих других...

К вечеру возвращаемся на борт «Комсомольца» и узнаем, что завтра отряд уходит в обратный путь. Мы рады. Признаться, хочется домой, к близким. На пути из Архангельска в Кронштадт заходим в Берген. Отряд входит в фиорд, в глубине которого видны высокие шпили готических церквей старинного ганзейского города. «Аврора» и «Комсомолец» отдают якоря на рейде, недалеко от городской набережной. К только что вываленному трапу крейсера сразу же подходит катер: с визитом прибыл командир французского сторожевого корабля. Стоят на рейде и американские эсминцы, что заходили в Гетеборг перед нашим приходом.

После тщательной проверки формы одежды увольняющихся свозят на берег. Мы бродим по узким средневековым улочкам, любуемся устремленными ввысь стрельчатыми кирками. Но еще интереснее встречи с простыми норвежцами, многие из которых знают несколько русских слов. Как правило, это моряки, не раз побывавшие в Мурманске, или рыбаки, что ловят рыбу у берегов Кольского полуострова. Они похлопывают нас по плечу, угощают вкусным темным пивом, приглашают приходить в Берген еще. Тишину чистого, уютного города то и дело нарушают ватаги пьяных матросов с американских эсминцев. И наши моряки, и французы да и сами хозяева-норвежцы стараются не замечать их недостойного поведения. Но, как я узнал уже вечером, удается это не всегда. Возле одного из баров военморам-водолазам с «Комсомольца», ребятам крепким — один к одному, пришлось дать отпор драчунам...

И вот мы снова в пути.

Снова учения и занятия, вахты и бесконечные приборки — моем и подкрашиваем надстройки, драим медяшку... Ведь в родной порт корабль должен войти, как говорит главный боцман, «в лучшем виде». И вот по носу показался купол Кронштадтского морского собора. Еще час, другой — и отряд становится на якорь на Большом Кронштадтском рейде.

Теперь, по прошествии многих лет, хорошо понимаю, как велико было значение этого плавания для нас, молодых военморов. На «Комсомольце» мы не только несли вахты вместе с краснофлотцами, но и впервые ощутили красоту морских просторов, полюбили неповторимый запах и горьковатый вкус брызг, удивительный и ритмичный танец волн... Поход пробудил в нас прочный интерес к истории русского флота, к подвигам его боевых кораблей и выдающимся плаваниям кругосветников, исследователей Мирового океана.

Итак, мы уже курсанты первого курса Военно-морского училища имени М. В. Фрунзе — так стало называться оно после безвременной смерти председателя Реввоенсовета республики, наркома по военным и морским делам, выдающегося большевика Михаила Васильевича Фрунзе. Кажется, что до командирских нарукавных шевронов путь очень долог. Но три года пролетают удивительно быстро. Взяты вершины общеобразовательных наук — высшей математики, физики. С помощью прекрасных, глубоко эрудированных преподавателей немалые знания приобретены в специальных дисциплинах. Никогда не будут забыты учившие нас штурманскому делу Н. А. Сакеллари, Н. И. Дмитриев, А. П. Белобров, Б. П. Хлюстин и М. Н. Никитин; артиллерии — Ф. Ф. Клочанов и Е. В. Ляпидевский; торпедному и минному оружию — Ю. А. Добротворский, морской практике — Н. Д. Харин. Навсегда сохраним благодарность лаборантам учебных кабинетов военморам старшинам учебных и боевых кораблей Носкову, Голоугольникову, Лейчику, Осипову, Воробьеву, Грицуку. Это они терпеливо передавали нам свое умение работать с техническими средствами и оружием, научили ремонтировать и готовить к боевому использованию орудия и пулеметы, торпеды и мины.

Техническое оснащение учебных кабинетов тех лет не отличалось особым разнообразием. В артиллерийском кабинете мы занимались изучением, разборкой и сборкой отдельных частей орудий, снарядов и зарядов к ним, тренировались в управлении артиллерийской стрельбой на специальном приборе. В кабинетах минно-торпедного оружия находился торпедный аппарат миноносца, лежали на столах торпеды, на полу стояли мины образца 1908, 1912 годов и типа «рыбка». Из трального оружия имелись распространенные тогда тралы Шульца и «катерный». Еще беднее выглядело оборудование штурманского кабинета, где, кроме штурманского прокладочного инструмента, карт и магнитных компасов, ничего не было.

Много дала нам практика на боевых кораблях во время летних кампаний 1926 и 1927 годов. В двадцать шестом году я был на линкоре «Марат». Курсанты дотошно изучали многочисленные механизмы громадных артиллерийских башен главного калибра, 120-миллиметровые пушки, работу всех номеров расчетов. Нигде и никогда не наблюдал я после такой слаженности действий сотен людей — расчеты грозных 12-дюймовых орудий были отработаны идеально. Каждый день мы изучали громадный корабль, чертили в своих курсантских книжках планы его палуб и отсеков, с расположением основных механизмов и приборов. Помню, вначале нам казалось, что даже запомнить расположение основных помещений «Марата» невозможно. Но к концу практики курсанты уже лихо действовали в артиллерийских расчетах, в полной темноте боролись с водой и пожаром в отсеках.

Интересно прошла и летняя практика 1927 года на крейсере «Аврора». Мы совершенствовали свои знания в штурманском деле, вели учебные артиллерийские стрельбы. После «Авроры» было плавание на известном не одному поколению фрунзенцев учебном корабле «Ленинградсовет». Снова отработка штурманских навыков — ведение прокладки на карте, определение места по звездам и планетам, Солнцу и Луне.

Ю. Ф. Ралль, Л. А. Поленов, И. Г. Георгиади были командирами кораблей, на которых мы проходили практику в курсантские годы. Всю жизнь мы помнили о них и старались стать такими же — хорошими моряками, умелыми воспитателями, людьми настоящей, подлинной культуры. Не забудем и корабельных специалистов, с помощью которых изучали оружие и технические средства, их боевое применение, — А. А. Руля, Г. А. Вербовика, К, А. Плансона, В. И. Горелкина, В. Ф. Чернышева.

Этим же летом мы побывали на тральщиках и эсминцах, участвовали в учебном тралении, минных постановках и торпедных стрельбах. К осени я уже имел представление о большинстве классов кораблей флота, о характере решаемых ими боевых задач.

Долго тянулись зимние месяцы учебы на Васильевском острове. Но наступало лето — на флот! Радостно было видеть, как каждый год вступают в строй все новые и новые отремонтированные и модернизированные корабли.

В мае 1928 года училище произвело выпуск. Мы разъехались по флотам корабельными курсантами, еще не имея командирских званий. И вот наступила осень, мы вновь в Ленинграде. Начальник училища Федорович Ралль зачитывает приказ. Мы — командиры Красного Флота! Нас тепло поздравляют комиссар Я. В. Волков, преподаватели и лаборанты!

Прощай, родное училище имени Михаила Васильевича Фрунзе!

В ноябре 1924 года М. В. Фрунзе говорил: «У некоторых товарищей, в связи с недостатком у нас средств, является мысль, что лучше сосредоточить все наше внимание на сухопутной армии. Такая точка зрения крайне ошибочна... Реввоенсовет твердо и незыблемо стоит на той точке зрения, что флот нам крайне необходим, что мы должны его развивать и дальше... Перед нами во весь рост встает необходимость немедленно приступить к постройке новых судов».

Переход к строительству нового флота стал возможным лишь тогда, когда по призыву партии на флот пришли комсомольцы. Выступая на конференции РЛКСМ 17 июня 1925 года, М. В. Фрунзе так оценил вклад Ленинского комсомола в укрепление морской мощи страны: «Мы сейчас имеем хороший, крепкий вооруженный кулак, могущий быть надежным оплотом Советского Союза. И этим, повторяю, мы в значительной степени обязаны вам, обязаны тем десяткам тысяч членов союза, которые были влиты вами в морские контингенты и которые сумели создать там и моральный и материальный перелом».

В год нашего выпуска из училища в составе Балтийского флота было уже три линкора, два крейсера, десять эсминцев, девять подводных лодок и другие корабли. На Черном море вошел в строй новый легкий крейсер «Червона Украина», присоединившийся к восстановленным ранее крейсеру «Коминтерн», эсминцам и подводным лодкам. Восстановление флота закончено, уже выполняется принятая в 1926 году Советом Труда и Обороны программа военного судостроения, рассчитанная на шесть лет. Она предусматривает строительство 12 подводных лодок, 36 торпедных катеров, 18 сторожевых кораблей, а также капитальный ремонт линкора, достройку двух крейсеров и нескольких эсминцев.