Содержание
«Военная Литература»
Мемуары

Глава четырнадцатая.

В предгорьях Кавказа

С 25 июля по 2 августа 1942 года, когда я с полковником И. А. Рубанюком и полковым комиссаром И. Н. Ломаковским возглавлял подвижную группу, штаб опергруппы ГМЧ фронта во главе с подполковником Г. В. Осмоловским и членом Военного совета группы полковым комиссаром М. И. Дрожжиным находились при ВПУ фронта и руководили гвардейскими минометными частями, которые не входили в состав подвижной группы. Это были 43-й и 67-й гвардейские минометные полки, 101-й и 48-й отдельные дивизионы и дивизион 2 гмп Южного фронта, 25, 18 и 19 гмп Северо-Кавказского фронта.

Штаб опергруппы поддерживал связь с частями, следил за их боевыми действиями, заботился об обеспечении частей снарядами и горючим. На основании решения командования фронта он отдавал боевые распоряжения о переподчинении. В ходе боевых действий гвардейские минометные части все время перебрасывались с одного участка фронта на другой, более ответственный.

Во время боев в Сальских степях и на Кубани Военный совет оперативной группы ГМЧ фронта одновременно руководил гвардейскими минометными частями и подвижной группой.

Штаб подвижной группы по радиостанции поддерживал связь со штабами фронта и опергруппы ГМЧ. Однако из-за частой передислокации штабов возникали перерывы в радиосвязи, а дублирующих станций не было. Офицеры связи, посылаемые на автомашинах, прибывали, как правило, с большим опозданием. Правда, в распоряжение [167] подвижной группы было выделено два связных самолета У-2. Один из них быстро вышел из строя. На втором постоянно летал офицер связи капитан А. П. Бороданков. Но и этот самолет гитлеровцам удалось сбить, после чего связь наша со штабом фронта стала еще хуже. Все это приводило к тому, что некоторые приказы и боевые распоряжения мы своевременно не получали. Так, например, о том, что на основании решения Ставки от 28 июля 1942 года Южный и Северо-Кавказский фронты преобразованы в один Северо-Кавказский фронт и что командующим этим фронтом назначен Маршал Советского Союза С. М. Буденный, а генерал-лейтенант Р. Я. Малиновский и генерал-полковник Я. Т. Черевиченко стали его заместителями, мы узнали только вечером 2 августа. Вот тогда-то для меня особенно стала понятна большая роль офицеров связи.

Офицер связи в бою — это не просто ответственный посыльный, которому поручено к определенному сроку доставить боевой приказ или донесение. Он является доверенным лицом командира, должен обладать широким оперативно-тактическим кругозором, быть способным быстро ориентироваться в обстановке. Офицер связи должен уметь управлять современными средствами передвижения, стрелять из различного вида оружия. Сегодня он под ожесточенным огнем врага ползет на наблюдательный пункт или к передовым частям, завтра летит на самолете, управляет мотоциклом или машиной, скачет на лошади или преодолевает водную преграду. В любую погоду, днем и ночью он обязан к сроку выполнить задание. Особенно велика роль офицера связи в динамике боевых действий.

В мае 1942 года А. П. Бороданков, как лучший командир батареи 2-го гвардейского минометного полка, получил назначение в оперативный отдел опергруппы ГМЧ фронта. В начале июля 1942 года его направили в качестве офицера связи в распоряжение начальника штаба фронта генерала А. И. Антонова. Бороданкову приходилось пользоваться связным самолетом, водить машину. Он дважды переплывал Дон.

С момента создания подвижной группы Бороданков с пилотом Старшиновым летал в Батайск, Сальск и другие пункты, сообщал нашим частям направление движения вражеских танковых и механизированных колонн. [168]

Вечером 30 июля я вручил измученному, не опавшему несколько суток Бороданкову секретный пакет. В нем были специальное донесение и карта действий подвижной группы. Их требовалось передать командующему фронтом, связь с которым была потеряна.

Летчику удалось разыскать штаб генерала Р. Я. Малиновского. Ознакомившись с донесением, Малиновский приказал Бороданкову вылететь обратно и передать мне пакет с боевым распоряжением, в котором указывались направление отхода подвижной группы и последующие рубежи обороны.

В районе совхоза «Гигант» самолет атаковали «мессеры». Один из них зашел со стороны солнца и пулеметной очередью прошил мотор. У-2 вспыхнул, закувыркался. Огонь охватил кабину. Бороданков увидел, как при резком крене летчик выпал за борт. Неуправляемая машина стремительно падала вниз. Бороданков схватил ручку дублированного управления и с большим трудом выровнял самолет. Сажая охваченную пламенем машину, Александр Петрович получил сильные ожоги. К счастью, глаза, прикрытые летными очками, не пострадали.

От сильного удара о землю Бороданкова выбросило из кабины. Он сбросил горящий китель и тут же увидел, что к самолету бегут гитлеровцы. Бороданков схватился за пистолет, но страшная боль сковала движения: обгоревшая кожа сходила с кистей рук. Превозмогая боль, он стал стрелять. На помощь ему пришли бойцы аэродромной команды. Теряя последние силы, Бороданков успел сказать им, что он офицер связи и должен во что бы то ни стало доставить секретный пакет по назначению. Его привезли в авиационную часть под Белой Глиной, и вскоре самолет с секретным пакетом поднялся в воздух.

О дальнейшей судьбе Бороданкова я узнал уже после войны. Более двух лет Александр Петрович находился в разных госпиталях, перенес несколько пластических операций. После лечения он мог держать изуродованными пальцами карандаш и перелистывать страницы. Хорошая физическая закалка, большая сила воли помогли ему окончить юридический институт. Сейчас Бороданков живет и трудится в Ленинграде. Ему присвоено звание заслуженного юриста РСФСР.

В 1958 году мы встретились с Александром Петровичем в Ленинграде, и вскоре после этого я написал письмо [169] Маршалу Советского Союза Р. Я. Малиновскому, в то время Министру обороны СССР, с просьбой отметить подвиг известного ему офицера связи.

В феврале 1958 года на торжественном заседании трудящихся города Ленинграда и воинов Ленинградского гарнизона, посвященном сороковой годовщине Вооруженных Сил, командующий Ленинградским военным округом Маршал Советского Союза Н. И. Крылов зачитал приказ Министра обороны СССР о награждении Александра Петровича Бороданкова именными золотыми часами. А к двадцатипятилетию победы над фашистской Германией Бороданков был награжден орденом Красного Знамени.

* * *

Около часу дня 2 августа я получил радиограмму следующего содержания: «Начальнику подвижной группы полковнику Нестеренко немедленно явиться к маршалу Буденному».

Вместе с Ломаковским я выехал в Гулькевичи, где находился штаб. Во главе подвижной группы остался командир 176-й стрелковой дивизии полковник Рубанюк, зарекомендовавший себя как очень смелый, волевой, энергичный офицер.

Маршала Советского Союза С. М. Буденного в Гулькевичах мы не застали, он выехал в Армавир. ВПУ фронта и штаб опергруппы ГМЧ готовились к переезду в Белореченскую. Получив необходимые данные о местах расположения и состоянии своих частей, мы с Иваном Никифоровичем Ломаковским выехали в Армавир.

2 августа противник крупными силами пехоты и до двухсот танков перешел в наступление и овладел Рассыпным, Жуковским и Красной Поляной. С этого рубежа один танковый корпус врага наносил удар на Кропоткин, а второй на Ставрополь.

Для прикрытия Армавира командование фронта спешно перебрасывало с Черноморского побережья 1-й отдельный стрелковый корпус полковника М. М. Шаповалова. Однако он не успел занять оборону и 3 августа под ударами танковых корпусов противника вынужден был на широком фронте отходить за Кубань.

Над Армавиром кружились фашистские самолеты. В центре города рвались бомбы и пылали пожары. У моста арьергардные части 1-го отдельного стрелкового корпуса [170] вступили в бой. 14-й дивизион Москвина, 58-й Сидорова, 48-й Логвинова и сводная батарея 43-го гвардейского минометного полка своим огнем прикрывали переправы на реках Синюха и Чамлык.

Танки и мотопехота врага стали обходить их фланги, угрожая окружением. 6 августа дивизионы отошли за реку Лаба.

С помощью штаба 14-го дивизиона нам удалось объединить их действия на участке Лабинск, Курганная. 14-й и 58-й дивизионы огнем срывали все попытки врага форсировать Лабу.

В ночь на 7 августа мы с Ломаковским выехали в Белореченскую, в ВПУ фронта. Там же находился и штаб нашей оперативной группы ГМЧ. Здесь мы узнали, что 18 и 19 гмп с войсками 51-й армии переданы Сталинградскому фронту, 25 гмп и 101 огмд теперь оперативно подчинены 56-й армии и переброшены к Краснодару, 49 и 8 гмп с частями 176-й стрелковой дивизии с тяжелыми боями отходят к Нальчику. Два дивизиона 67 гмп во главе с майором Носаревым и дивизион капитана Кабульникова из 2 гмп отходят к Майкопу. О 43 гмп, находившемся в оперативном подчинении 37-й армии, не было ничего известно.

В Белореченской мы встретились с Р. Я. Малиновским, доложили ему о состоянии своих частей и отданных нами боевых распоряжениях. Как всегда, Родион Яковлевич спокойно и внимательно выслушал нас и рекомендовал выехать в Майкоп, чтобы гвардейскими минометными дивизионами усилить оборону этого очень важного направления.

В своем штабе мы срочно оформили приказ, устно отданный в Лабинске, и выехали в Майкоп. В приказе гвардейским минометным частям ставилась совершенно самостоятельная задача — держать оборону, прикрывать отход наших войск к Майкопу и вести борьбу с танками противника.

На участке фронта от Курганной до Лабинска вела тяжелые оборонительные бои 40-я механизированная бригада. Она занимала оборону на широком фронте, имея чрезвычайно слабое артиллерийское усиление. В направлении Майкопа отходили подразделения частей 18-й и 12-й армий. Это были мелкие группы без артиллерии и противотанковых средств. [171]

Нам надо было объединить усилия гвардейских минометных дивизионов, чтобы поставить на пути врага мощный огневой заслон. Посоветовавшись с Ломаковским, я решил старшим начальником ГМЧ этого направления назначить капитан-лейтенанта А. П. Москвина, очень храброго и решительного человека, комиссаром — батальонного комиссара Е. Я. Юровского, рассудительного и волевого офицера. В состав подгруппы вошли 14, 58, 48-й отдельные дивизионы и сводная батарея 43 гмп.

Перед Москвиным стояла задача — установить связь с 40-й механизированной бригадой, штаб которой находился в Унарково, совместно с командиром бригады разработать план обороны на реке Лаба и не допустить продвижения противника к Майкопу.

В Майкопе мы разыскали командира 67 гмп майора А. А. Носарева и командира дивизиона 2 гмп капитана И. Л. Кабульникова. Носареву я приказал установить связь с командиром 383-й стрелковой дивизии генералом К. И. Проваловым и группой Москвина, огнем своих дивизионов прикрыть отход наших войск к Майкопу и не допустить прорыва вражеских танков.

В ночь на 8 августа мы прибыли в Белореченскую, в свой штаб. ВПУ фронта и штаб опергруппы готовились к переезду в Хадыженскую. После ознакомления с донесениями из 25-го полка и 101-го дивизиона, артсклада и ПРМ, утомленные непрерывными поездками и бессонными ночами, мы легли отдохнуть. Несмотря на адскую усталость, я не мог спать, меня одолевали тревожные мысли. Командиры 25-го полка и 101-го дивизиона доносили, что под Краснодаром с 6 августа идут тяжелые бои с танками противника. И хотя малочисленные дивизии 56-й армии и бойцы Краснодарского отряда народного ополчения героически отражают натиск врага, положение там остается тяжелым. Артиллерия испытывает недостаток в боеприпасах, из-за чего некоторые артиллерийские полки отводятся за Кубань. В 25-м полку и 101-м дивизионе снарядов осталось на два-три залпа.

В ночь на 9 августа штаб опергруппы разместился в Хадыженской, на ее северо-западной окраине. Утром мы должны были представиться Маршалу Советского Союза С. М. Буденному. Штаб готовил нам справку о состоянии частей. И вдруг неожиданно появился Москвин. Вид у него был озабоченный. [172]

— Что случилось, Арсений Петрович? — спросил я.

— Танки противника форсировали реку Лаба южнее Лабинска, обходят нас справа, идут на Майкоп. Все попытки гитлеровцев форсировать Лабу на участке Курганная, Лабинск нами отбиты. Прошу разрешения срочно отвести дивизионы к Майкопу.

Москвин был прав: следовало немедленно снимать дивизионы с рубежа реки Лаба и перебрасывать их на оборону Майкопа. Однако для этого нам требовалось разрешение маршала С. М. Буденного. Ломаковский, Москвин и я срочно выехали к нему. Мы ехали с тревожным сообщением и крайне неприятной просьбой... Но другого выхода у нас не было. Если наши части не отойдут к Майкопу, фашистские танки и мотопехота могут ворваться в него и закрыть выход в горы.

Около пяти часов утра мы подъехали к ВПУ фронта. Наше внезапное появление и просьба взволновали Семена Михайловича Буденного. Нам пришлось выслушать немало горьких упреков. Однако обстановка была такова, что нельзя было не согласиться с нашими доводами. Требовалось отвести «катюши» и готовиться к решительным боям в горах.

Получив разрешение, мы вернулись в свой штаб. Начальник штаба по радио дал команду дивизионам отходить к Майкопу.

К вечеру 9 августа танковые подразделения и мотопехота противника ворвались в Майкоп. Наши части успели отойти за реку Белая: 67 гмп — с 12-й армией, а дивизионы Москвина, Сидорова и Кабульникова — с 18-й армией. Из станицы Саратовской мы сумели переправить за Гойтхский перевал большое количество снарядов М-13 и М-8 оперативной группы ГМЧ Северо-Кавказского фронта. В дальнейшем этими снарядами мы обеспечивали свои части.

В боях под Майкопом погиб капитан В. Д. Сидоров, был ранен комиссар Е. Я. Юровский.

Героические действия 383-й стрелковой дивизии генерала К. И. Провалова приостановили дальнейшее продвижение противника на майкопском направлении. Встретив упорное сопротивление под Майкопом, гитлеровцы начали наступление на правом фланге 18-й армии в направлении на Апшеронск и Нефтегорск.

На левом фланге этой армии 13-я танковая дивизия [173] немцев и моторизованная дивизия СС «Викинг», захватив Белореченскую, рвались к Кабардинской и Хадыженской. Создавалось угрожающее положение для частей и штаба 18-й армии. С захватом Хадыженской противник перерезал бы единственную дорогу, идущую в тыл, к Туапсе.

Принимаем решение: из Майкопа срочно вызвать наши дивизионы. По радио передаю Москвину, чтобы он со своим дивизионом немедленно прибыл в Хадыженскую.

— Вас понял! — ответил Москвин.

Через полтора часа, совершив пятидесятикилометровый марш, дивизион Москвина уже занял огневую позицию на южной окраине Хадыженской. К этому времени с наблюдательного пункта Носарева туда была подана связь. Носарев доложил, что танки и мотопехота врага подходят к Кабардинской, и передал исходные данные для стрельбы.

Вскоре дивизион Москвина дал первый залп вдоль ущелья. Грохот от него прокатился многократным эхом.

— Отлично! — кричал по телефону Носарев. — Надо повторить залп, прибавьте прицел...

Эти первые залпы «катюш» в горах Кавказа оказали неоценимую помощь 18-й армии. Угроза выхода противника ей в тыл была ликвидирована.

Через несколько дней в ущелье Георгиевском я доложил маршалу С. М. Буденному о состоянии частей, о вывезенных из станицы Саратовской снарядах, о 14-м дивизионе и о событиях в Хадыженской. Маршал приказал представить к награде всех отличившихся моряков.

Вскоре 23 моряка 14-го дивизиона были удостоены орденов и медалей. Командир дивизиона А. П. Москвин был награжден орденом Ленина, комиссар Е. Я. Юровский — орденом Красного Знамени. Москвину было присвоено и звание капитана 3 ранга.

К сожалению, этому мужественному человеку и незаурядному командиру не довелось дожить до конца войны. Летом 1943 года А. П. Москвин был тяжело ранен в боях под станицей Крымской и умер в госпитале.

После войны его именем назвали улицу в городе Сочи и океанский теплоход. «Арсений Москвин» ныне бороздит воды Балтийского моря и Атлантики. [174]

Дальше