Командую оперативной группой
В конце мая 1942 года штаб Южного фронта, а вместе с ним и штаб оперативной группы гвардейских минометных частей переместились из Старобельска в Ворошиловград.
Штаб группы был укомплектован способными и грамотными офицерами. Особенно выделялись четкостью в работе помощник начальника штаба майор В. В. Русанов и начальник оперативного отделения капитан М. А. Якушев. Завделопроизводством лейтенант П. В. Шамов имел изумительную память. Он помнил номера приказов и директив, номера дел, в которых они подшиты, знал на память численность личного состава полков, наличие в них боевых машин и снарядов. Я часто брал его с собой в войска и был уверен, что он запомнит все необходимые сведения и аккуратнейшим образом нанесет обстановку на карту. Приятное впечатление производили и остальные офицеры штаба: капитан Н. А. Смирнов, старший лейтенант И. С. Щучка, старший лейтенант М. Г. Парамонов и другие.
Вскоре в Москву был отозван член Военного совета группы П. А. Лапаев. С М. И. Дрожжиным и И. Н. Ломаковским у меня установились самые добрые деловые отношения.
В мае из Москвы к нам прибыла подвижная ремонтная мастерская (ПРМ-6) во главе с опытным ремонтником и хорошим организатором военным инженером 3 ранга А. Ф. Алферовым и комиссаром капитаном Ф. Новосадом. ПРМ-6 была отлично оснащена станочным оборудованием, силовыми агрегатами и запчастями. Потом, во время тяжелых оборонительных боев и отхода войск Южного [122] фронта, она сыграла очень большую роль в деле ремонта и восстановления подбитых боевых и транспортных машин.
Тылы нашей группы состояли из артиллерийского склада, который с большим запасом снарядов перебазировался в Белую Калитву, отделения ГСМ, ПРМ и санитарной службы. Эти тыловые подразделения возглавлял начальник отделения артиллерийско-технического снабжения майор И. А. Евсюков, волевой, инициативный офицер. В тяжелых оборонительных боях он обеспечивал части боеприпасами, горючим и своевременно организовывал эвакуацию артсклада и ремонтных средств вместе с подбитыми и неисправными машинами.
После переезда в Ворошиловград свое знакомство с частями группы я начал с 8-го гвардейского минометного полка, который находился недалеко от Дзержинска. В то время им командовал подполковник А. М. Лобанов. Знающий артиллерист, рассудительный и требовательный командир, он пользовался большим уважением у всего личного состава. Комиссаром полка был батальонный комиссар Б. С. Хохлов, окончивший перед войной Военно-политическую академию имени В. И. Ленина. Это был исключительно внимательный, тактичный человек. Хорошее впечатление производил и начальник штаба полка майор X. А. Макарьян.
Я был приятно удивлен, встретив в этом полку капитана Н. В. Скирду, одного из артиллеристов, которых я отобрал под Ельней для укомплектования первых полков реактивной артиллерии. В 8-м гвардейском минометном полку он командовал 1-м дивизионом.
Разумеется, знакомство с полком я начал с этого дивизиона. Туда мы прибыли вместе с подполковником Лобановым. В ходе знакомства выяснилось, что Скирда требовал от всего личного состава отличного владения не только техникой, но и приемами рукопашного боя. Каждый боец и командир должны были уметь стрелять из автомата, метать гранаты, преодолевать разного рода препятствия, совершать быстрые перебежки, ползать по-пластунски. Вокруг позиций были отрыты щели и глубокие ячейки для одиночных бойцов.
— Ну что ж, хорошо, что вы учите гвардейцев всему, что нужно в бою, — сказал я Скирде, — однако надо проверить, как вы их научили главному делу. [123]
Мы подняли дивизион по тревоге, вывели его в поле и развернули в боевой порядок. Были тщательно проверены исходные данные для стрельбы по заданным целям. Личный состав дивизиона показал хорошую слаженность и натренированность.
— Капитан Скирда, — сказал я старому товарищу, — нравится мне ваш метод. Вы учите именно тому, что нужно на войне. Но скажите, стрельбе прямой наводкой дивизион обучен?
— Нет.
— А почему?
— Да ведь наши установки не позволяют вести огонь ближе двух километров, какая же тут прямая наводка?
— Прямая наводка для противотанковой артиллерии — одно, для наших же систем — совсем другое. Это мощный огневой шквал на минимально допустимой дальности стрельбы.
Услышав такое, Скирда развел руками:
— Товарищ полковник, мы до этого не додумались.
— Ну что ж, будем думать вместе. Сегодня проведем учебно-показательную стрельбу одной батареей. В условиях нашего фронта мы должны быть готовы к стрельбе именно прямой наводкой.
Во второй половине дня на специально выбранной местности в присутствии командиров батарей и дивизионов полка мы провели учебно-показательную стрельбу прямой наводкой. Из-за большого рассеивания по дальности стрельба одиночными снарядами не произвела сильного впечатления, особенно на тех, кто видел стрельбу прямой наводкой ствольной артиллерии. Но зато залп установки был впечатляющим. Выпущенные за шесть — восемь секунд шестнадцать снарядов начали почти одновременно рваться в узкой полосе сектора огня. Первые разрывы легли в четырехстах метрах от огневой позиции. Для уменьшения дальности стрельбы установка была поставлена под уклон. Прямых попаданий в расставленные щитовые мишени не было, но почти все они были поражены осколками. Все поняли, что этому способу стрельбы надо учиться.
...Через несколько дней я познакомился с 14-м отдельным гвардейским минометным дивизионом моряков. С офицерами штаба капитаном Смирновым и старшим [124] лейтенантом Щучкой мы прибыли в село Почтовый Яр, где располагался этот дивизион.
В штабе нас встретили два флотских офицера. Один из них был капитан-лейтенант Москвин — командир, второй — батальонный комиссар Юровский — комиссар дивизиона.
Москвин доложил мне о состоянии дивизиона, дал характеристику командному составу. Дивизион был укомплектован моряками Краснознаменного Балтийского флота. Это были мужественные люди, испытанные в боях.
В дивизионе свято сохранялись флотские традиции. Например, через каждые полчаса дежурный отбивал склянки так же, как это делалось на военных кораблях. Когда я спросил Москвина, не мешают ли колокольные удары отдыхать морякам, он удивленно посмотрел на меня:
— Что вы, товарищ полковник, когда моряки слышат склянки, они спят спокойнее.
Обращала на себя внимание и традиционная морская терминология: «камбуз», «кок», «рапорт», «склянки».
Командир дивизиона Арсений Петрович Москвин в 1937 году окончил Севастопольское училище береговой обороны. Его направили на Краснознаменный Балтийский флот. На эсминце «Гневном» он командовал БЧ-2, был старпомом, участвовал в боях с белофиннами, затем служил в Управлении кадров ВМФ. Как только началась Великая Отечественная война, Москвин подал рапорт об откомандировании в действующий флот. Получил отказ. Но во время тяжелых боев под Вязьмой его назначили командиром батареи, входившей в артиллерийскую группу ВМФ. Его батарея была тогда вооружена самыми современными орудиями крупного калибра, способными наносить врагу большой урон. Когда под Вязьмой наши части оказались окруженными, орудия пришлось взорвать. Под командованием Москвина моряки пробились к своим.
Батальонный комиссар Евгений Яковлевич Юровский в первые дни Великой Отечественной войны был комиссаром батареи под Ржевом. После выхода из окружения его так же, как и Москвина, назначили в 14-й отдельный гвардейский минометный дивизион моряков.
В этот же дивизион пришли командирами батарей [125] выпускники Севастопольского училища береговой обороны лейтенанты Н. М. Павлюк и Д. Н. Бериашвили.
Москвину и Юровскому посчастливилось и на суше возглавить боевой коллектив моряков.
Познакомившись с командным составом дивизиона, мы пошли обедать в офицерскую столовую, которая была устроена во дворе штаба под навесом. Моряки называли ее «кают-компанией». В дни затишья офицеры дивизиона обедали в «кают-компании» все вместе. Надо ли говорить, что это еще больше сближало их.
Во время обеда я спросил Москвина, обучен ли дивизион стрельбе с открытых позиций прямой наводкой. Оказалось, что и моряки впервые слышали об этом.
Я приказал провести показательную стрельбу прямой наводкой. Для сокращения дальности огня под передними колесами боевых машин вырыли канавки с таким расчетом, чтобы минимальный угол возвышения был около пяти — десяти градусов. Командиров батарей предупредили, что при нулевом угле возвышения на ровной местности снаряды ложатся недалеко от боевых машин. Это может привести к их поражению. В данном случае опасности не было: перед огневой позицией имелась лощина, а мишени были расставлены за ней, на склоне. Залп одной боевой установки оказался удачным: имелось прямое попадание в «танк», остальные мишени были поражены крупными осколками.
В последних числах июля и начале августа в боях под Ростовом и в Сальских степях 14-й дивизион широко применил этот способ стрельбы.
На Южном фронте с 20 мая по 15 июля 1942 года стояло затишье. Однако оперативные сводки Генерального штаба, агентурные данные и данные авиационной и войсковой разведок свидетельствовали, что это затишье перед бурей. Гитлеровское командование, стремясь захватить стратегическую инициативу, решило на юге страны сосредоточить крупные силы, овладеть Кавказом с его нефтью, выйти к Волге, захватить Сталинград. К 5 июля ценой больших потерь противнику удалось преодолеть оборону советских войск на стыке Брянского и Юго-Западного фронтов и выйти к Дону. Ожесточенные бои завязались в районе Воронежа.
17 июля 6-я, а затем и 4-я танковая армии гитлеровцев были повернуты на юго-восток и начали развивать [126] наступление вдоль правого берега Дона на Кантемировку и Миллерово, пытаясь окружить и уничтожить советские части на правобережье.
Войскам фронта пришлось срочно создавать глубоко эшелонированную оборону. Для строительства оборонительных сооружений привлекались не только войска, но и местное население. Создавались противотанковые рвы, надолбы, доты и дзоты.
Наши части занимались боевой подготовкой, накапливали боеприпасы, горючее, продовольствие. Проводилось доукомплектование людьми и боевой техникой.
Командование предупредило нас, что гитлеровцы против нашего фронта имеют численное превосходство в танках, моторизованных войсках и авиации.
В эти дни протяженность Южного фронта составляла около трехсот километров. В его составе было пять армий. Однажко гвардейских минометных частей имелись всего четыре полка — 8, 43, 49 и 67-й и два отдельных дивизиона — 101-й и 14-й. 2-й полк и 48-й дивизион были переданы в состав Юго-Западного фронта. Вместо них из Москвы прибыл 67-й полк.
Решением командования фронта гвардейские минометные части были выдвинуты на наиболее ответственные направления. На правый фланг 37-й армии — 43-й и 49-й полки, в центр, западнее Дзержинска, — 8-й. На участке 56-и армии находились два отдельных дивизиона; 67-й гвардейский минометный полк был в резерве.
Учитывая условия степной местности и превосходство противника в танках и моторизованных войсках, мы готовили свои части к маневренным боям. При подготовке батарей и дивизионов большое внимание уделялось обучению стрельбе прямой наводкой. Штабом группы была разработана временная инструкция для такой стрельбы.
Хорошо подготовленной и обученной стрельбе прямой наводкой батарее нужно было три — пять минут на то, чтобы выехать из укрытия, произвести залп и уйти в укрытие. За такое короткое время ни артиллерия, ни авиация противника накрыть ее огнем не успевали.
Исключительно большая работа проводилась в частях по выбору и оборудованию запасных огневых позиций и наблюдательных пунктов в полосах действий поддерживаемых армий, по разведке и рекогносцировке дорог, накапливанию боеприпасов. [127]
15 июля 1942 года началось наступление немецко-фашистских войск на юге нашей страны. Преодолев сопротивление частей Юго-Западного фронта, 4-я танковая и 6-я армии гитлеровцев подходили к Миллерово. Создалась угроза левому флангу и тылам Южного фронта. В это же время 1-я танковая армия противника перешла в наступление на правом крыле Южного фронта. Главный удар гитлеровцы наносили на участке Изюм, Лисичанск, в стык Южного и Юго-Западного фронтов. При мощной авиационной поддержке 1-я и 4-я танковые армии врага прорвали фронт и устремились к Сталинграду и Кавказу.
Наиболее тяжелые бои на правом крыле Южного фронта пришлось вести 37-й армии. Танковые и механизированные колонны противника форсировали в нескольких местах Северский Донец. Правофланговые дивизии и штаб 37-й армии вынуждены были отходить. Во время отхода связь штаба армии со штабом фронта нарушилась.
Командующий фронтом генерал Малиновский приказал мне срочно выехать в 37-ю армию, разыскать штаб, уточнить положение армии и проверить, как используются 43-й, 49-й гвардейские минометные полки, находившиеся в ее оперативном подчинении.
16 июля 1942 года мы с капитаном Смирновым на вездеходе по временному мосту переправились через Северский Донец. Недалеко от переправы, на опушке леса, встретили дивизион 43-го гвардейского минометного полка. Командир дивизиона доложил, что части армии, в том числе и наши полки, отходят. Мы поехали дальше. В одной из деревень, расположенной в долине небольшой речки, к нам подъехал начальник разведки дивизиона 43-го полка. Он взволнованно доложил, что с северо-востока идут фашистские танки и мотоколонна, расстояние до них шесть — восемь километров.
Справа от нас находилась возвышенность. Мы решили выехать туда. Я приказал начальнику разведки следовать навстречу дивизиону и срочно вывести его на огневую позицию, на западную окраину деревни, протянув оттуда телефонную связь к нам на высоту.
— Товарищ полковник, — обратился ко мне начальник разведки, — разрешите тянуть связь прямо от вас в район огневой позиции. Со мною в машине связисты, а у них есть катушка с проводами, телефонные аппараты. [128]
— Отлично, это ускорит дело, — ответил я.
Не успели связисты проложить линию, как боевые машины заняли огневую позицию. За это время Смирнов по карте подготовил исходные данные для стрельбы. Как только подключили телефонные аппараты, мы передали эти данные на огневую позицию.
После контрольных выстрелов прогремел залп. Слева от нас прошумели снаряды, а через несколько секунд танки и мотоколонну противника заволокло сплошной пеленой дыма. На этой дальности стрельбы эллипс рассеивания снарядов приближался к кругу, поэтому все танки врага, шедшие развернутым фронтом, и значительная часть мотоколонны были накрыты залпом.
Когда дым рассеялся, мы увидели, что уцелевшие танки и машины, изменив направление, быстро уходят на северо-восток.
После залпа нас разыскал офицер из штаба 37-й армии. Он и указал нам его месторасположение.
Прибыв в штаб армии, я доложил командующему армией генерал-майору П. М. Козлову и командующему артиллерией генерал-майору М. И. Неделину, что прибыл от командующего фронтом, и сообщил о произведенном залпе.
— Мы слышали ваш залп. Он для нас был неожиданным, — озабоченно сказал Козлов.
Я объяснил причины. Козлов и Неделин попросили передать благодарность командиру дивизиона и всем гвардейцам.
Вскоре от дивизиона «катюш» к штабу армии была проложена телефонная линия. Генерал Неделин принимал энергичные меры для установления связи с артиллерийскими частями, которые должны были отходить на этот рубеж. По рации мне удалось связаться со штабами 43-го и 49-го полков. Их командиры М. П. Горохов и И. А. Сухушин сообщили, что они поддерживают дивизии, которые ведут арьергардные бои.
Получив от генерала Козлова сведения о положении армии и последующих рубежах отхода, поздно вечером мы со Смирновым выехали в Ворошиловград.
Ночью 16 июля 1942 года Военный совет утвердил план отхода войск, разработанный штабом фронта во исполнение директивы Ставки. 16 июля войска Южного фронта начали отход на Новочеркасск, Ростов. [129]
На основании того же плана штаб нашей оперативной группы разработал план обеспечения боевых действий гвардейских минометных частей фронта в оборонительных боях. При этом главное внимание обращалось на поддержание устойчивой связи с частями. В плане особое место занимали вопросы обеспечения боеприпасами и горючим. Наиболее сложной задачей была своевременная эвакуация накопленных в частях боеприпасов, а также боеприпасов, имевшихся на артскладе группы в районе Белой Калитвы. К началу эвакуации на складе было 7320 снарядов М-8 и 11 450 снарядов М-13. О быстрой переброске такого количества снарядов на дальнее расстояние силами автотранспорта склада не могло быть и речи. Рассчитывать на помощь фронта и армии тоже не приходилось. Единственно возможным способом эвакуации боеприпасов являлась последовательная переброска их от рубежа к рубежу на 50–60 километров транспортом артсклада и частей. Кроме того, надо было обеспечивать эвакуацию подвижной ремонтной мастерской с неисправными боевыми и транспортными машинами. Зная направления отхода армии, мы соответственно намечали рубежи последовательной переброски снарядов, горючего и ремонтных средств. Одновременно отрабатывались и запасные варианты на случай изменения обстановки. Были намечены и пункты сбора в глубоком тылу при потере связи и отрыве частей при отходе. Эти запасные варианты нам потом очень пригодились. Они помогли отыскать многие отставшие, заблудившиеся подразделения и отдельные машины. И, конечно, неоценимую услугу гвардейским минометным частям оказал единый опознавательный знак «V», который был установлен моим приказом, как только я вступил в командование оперативной группой.
Все наши части — полки и отдельные дивизионы — были обеспечены радиостанциями и имели прямую связь со штабом группы, который всегда находился при штабе фронта или при его временном полевом управлении (ВПУ). Кроме того, была налажена взаимная информация частей и передача распоряжений через офицеров связи. Это позволяло своевременно ориентировать командиров частей, где и когда они могут получить боеприпасы и горючее, куда отправить неисправные боевые и транспортные машины, а также правильно и своевременно [130] определять направление и рубежи переброски боеприпасов с артсклада.
На правом крыле Южного фронта, где сражалась 37-я армия, 19 июля плановый отход войск был нарушен. На отдельных участках образовались большие разрывы между отходящими частями и соединениями. Нарушилось управление войсками и их взаимодействие.
Меня беспокоило большое количество реактивных снарядов, скопившихся на артскладе, и я решил выехать в Белую Калитву.
Оказалось, что по инициативе комиссара артсклада Г. С. Козлова, решительного и энергичного человека, большая часть снарядов была погружена на баржи, буксируемые пароходом, и отправлена вниз по Северскому Донцу к Ростову. Остальные снаряды пока оставались на восточном берегу Донца.
В это время передовые танковые группы и механизированные части противника уже вышли к Белой Калитве с востока, создавая угрозу артскладу. Снаряды можно было спасти, лишь перебросив их на западный берег реки по железнодорожному мосту и далее в сторону городов Шахты и Новочеркасск. Но в Белой Калитве не оказалось ни вагонов, ни паровозов. Тогда мы решили переправить снаряды по железнодорожному мосту автотранспортом. Чтобы не сломались рессоры при движении по шпалам, машины не догружались. Был установлен строгий график движения, организована быстрая загрузка и выгрузка автомашин. Железнодорожный мост неоднократно подвергался жестокой бомбежке. К счастью, не было ни одного прямого попадания. В течение ночи все снаряды удалось перевезти на западный берег Северского Донца, затем партиями их стали доставлять сначала в город Шахты, а потом в Малый Мишкин, что западнее Новочеркасска.
Эта срочная эвакуация потребовала от водителей и работников артсклада полной отдачи сил. Инициативу и находчивость проявили капитан А. П. Конуров, старшие лейтенанты И. И. Васин и М. Л. Мальцев.
Убедившись, что снаряды перевезены на западный берег, я выехал на станцию Лихая. Нужно было отыскать 8-й полк и узнать о судьбе 67-го полка, с которыми была прервана связь.
Недалеко от Лихой, на полевой дороге, я встретил [131] вездесущего майора И. А. Евсюкова, который, по существу, выполнял обязанности заместителя начальника группы по тылу. От него я узнал, что он уже побывал в Лихой и средствами 8-го полка перебросил оттуда снаряды в Малый Мишкин, часть их передал дивизиону моряков. Евсюков доложил также, что 8-й полк распоряжением штаба фронта переброшен в Новочеркасск, а с 67-м полком связи нет.
День был на редкость жаркий. Ярко светило солнце. Дорогу обступали нивы созревающих хлебов. В хуторах зеленели сады. И вдруг сразу все изменилось. Пикирующие бомбардировщики врага налетели на станцию Лихая. Загорелись железнодорожные составы и привокзальные здания. Черные дымовые облака поднялись вверх, закрывая солнце. Вдали слышался гул артиллерийской стрельбы и рвущихся снарядов.
Мы, не останавливаясь, двигались к станции Лихой. Вскоре нам встретились несколько машин 43 гмп. Офицер, возглавлявший колонну, доложил, что их полк сосредоточивается в деревне Грушовка. Я решил ехать вместе с ними туда, а для розыска 67-го полка послал старшину С. Н. Бальцева на вездеходе.
На окраине деревни Грушовка, у обрывистого берега реки Кундрючья, мы разыскали 43-й полк. Командир полка подполковник М. П. Горохов и командир тяжелого артиллерийского полка подполковник А. И. Ратов решили здесь развернуть свои части, чтобы огнем прикрыть отход войск армии.
— Что известно о противнике? Какие наши стрелковые части обороняют этот рубеж? — спросил я.
— Стрелковых частей здесь нет. По решению командарма, войска 37-й армии должны отойти на рубеж реки Кундрючья, — доложил Ратов.
С Ратовым мы встретились впервые. Он производил впечатление спокойного, умного человека, опытного артиллериста.
Итак, 20 июдя 1942 года на подступах к городу Шахты, у деревни Грушовка, занимали оборону тяжелый артиллерийский полк 152-миллиметровых орудий во главе с подполковником Ратовым и 43-й гвардейский минометный полк подполковника Горохова.
Пользуясь правом командующего ГМЧ фронта, я приказал Ратову часть его орудий поставить на прямую наводку. [132] Условия местности позволяли это сделать. 43-му полку было приказано подготовить огни по участкам возможного сосредоточения противника и по переправам на реке Кундрючья.
Через два часа 152-миллиметровые орудия были поставлены в аппарели на прямую наводку, 43-й полк занял основные огневые позиции. Командиры дивизионов готовили исходные данные для стрельбы по указанным участкам.
Около трех часов дня в Грушовку на автомашинах с сопровождающими офицерами прибыли командующий 37-й армией генерал П. М. Козлов и командующий артиллерией армии генерал М. И. Недедин.
37-я армия в течение этих пяти дней вела тяжелые бои и приняла на себя первый мощный удар врага. Когда генералы П. М. Козлов и М. И. Неделин узнали, что здесь организована оборона силами двух артиллерийских полков, они сразу приняли решение усилить ее отходящими стрелковыми частями и противотанковой артиллерией. Меня же попросили возглавить оборону этого участка до подхода пехоты. На местности Козлов указал нам район, где предполагалось организовать наблюдательный пункт армии.
Разведка 43-го полка вскоре донесла, что с правого фланга в нашем направлении движутся вражеские танки. Я приказал Горохову выслать на правый фланг дивизион «катюш» и сам выехал вслед за ним.
На марше дивизион атаковали пикирующие бомбардировщики. Батареи быстро рассредоточились. Чтобы не опоздать с открытием огня по танкам и не дать им форсировать речку Кундрючья, по приказу командиров батарей боевые машины на больших интервалах одна за другой выходили на возвышенность и вели огонь прямой наводкой. После залпа установки уходили в лощину, перезаряжались и снова вели огонь. Продвижение вражеских танков было остановлено. Несмотря на налеты бомбардировщиков, гвардейцы действовали самоотверженно.
Дивизион понес сравнительно небольшие потери. Были ранены пять человек, повреждены три боевые машины и одна грузовая.
Через некоторое время другая группа немецких танков пошла в атаку в направлении Грушовки. По ним [133] ударили 152-миллиметровые орудия. Ведя огонь прямой наводкой, они подбили три танка, остальные отошли и скрылись в лощине. Но на правом фланге снова появились фашистские танки. Их встретили залпы «катюш» и огонь орудий поолка Ратова.
В то же время артиллеристам приходилось отбиваться и от пикирующих бомбардировщиков. Зенитные батареи подбили один вражеский самолет. С длинным хвостом черного дыма, быстро снижаясь, он скрылся за горизонтом.
Как бы в ответ на это восемь «юнкерсов» один за другим стали пикировать на зенитную батарею полка Ратова. Это была жестокая дуэль. Зенитчики вели огонь, несмотря на рвущиеся на позициях бомбы. Ни один расчет не ушел в укрытие. Вот выведено из строя одно орудие... Второе... Третье... Уцелевшее орудие продолжало стрелять...
Фашистские танки снова пошли в атаку, но и эта попытка врага форсировать реку Кундрючья не удалась. Потеряв еще несколько машин, гитлеровцы отошли.
Наша пехота и противотанковая артиллерия так и не появились на этом рубеже. А разведка между тем доносила, что танковые группы противника обходят наши фланги. Надо было отвести полки на следующий рубеж.
Наступила ночь. Мы начали отходить к городу Шахты. С флангов наш отход прикрывался последовательными залпами отдельных установок. Ночные залпы «катюш» задержали продвижение вражеских танков. Угроза окружения была ликвидирована. Подбитые установки 43-го полка взяли на буксир тракторы артполка Ратова.
В эту ночь разведка донесла, что в городе Шахты противника нет, а штаб 37-й армии временно разместился в поселке Кадамовском, в пяти километрах юго-восточнее города. Мы решили полки отвести в окрестности поселка Маркин и на южную окраину города Шахты.
В штаб армии я прибыл около двух часов ночи. Генерал Козлов сообщил мне, что частям армии не удалось вовремя отойти на рубеж реки Кундрючья: опередили танки противника — и он принял решение занять оборону на участке северная окраина Шахт, Керчь, устье реки Кундрючья.
— Мы принимаем все меры, чтобы остановить противника [134] на этом рубеже, — сказал Козлов. — Прошу вас, доложите об этом командующему фронтом.
На полуторке 43-го полка с водителем Григорьевым и лейтенантом того же полка (фамилии его, к сожалению, не помню) я выехал в штаб фронта, который по плану отхода в это время должен был находиться в Большом Мишкине, в пяти километрах западнее Новочеркасска. Недалеко от штаба фронта размещались штаб нашей опергруппы ПРМ и часть артсклада.
21 июля рано утром я доложил командующему фронтом генералу Р. Я. Малиновскому о положении дел на участке 37-й армии, о состоянии гвардейских минометных частей, а также о том, что значительная часть снарядов эвакуирована баржами.
Командующий приказал мне снова выехать в штаб 37-й армии, проинформировать командарма об обстановке на участках других армий фронта и обеспечить переправу 43-го и 49-го гвардейских минометных полков на левый берег Дона. [135]