В Инспекции
Прибыв в Москву, я остановился в гостинице ЦДКА. Стоял март 1942 года. Столица жила напряженной жизнью военного времени. Четко работали заводы и фабрики. С раннего утра до позднего вечера по улицам двигались машины — грузовые, черные и камуфлированные эмки, а иногда и колонны автомобилей. С наступлением темноты в небо поднимались аэростаты, а весь город погружался во тьму. Строжайше соблюдалась светомаскировка.
Штаб гвардейских минометных частей Ставки Верховного Главнокомандования размещался во 2-м доме Народного комиссариата обороны на Красной площади. Туда я прибыл часов в одиннадцать дня. Адъютант доложил обо мне командующему гвардейскими минометными частями Ставки Верховного Главнокомандования заместителю Наркома обороны генерал-лейтенанту В. В. Аборенкову. Я был приглашен в просторный кабинет командующего. Там кроме Аборенкова, подвижного, высокого, русоволосого генерала с быстрым проницательным взглядом, находились члены Военного совета генерал-лейтенант П. А. Дегтярев, генерал-майор Л. М. Гайдуков и секретарь Московского городского комитета партии Н. П. Фирюбин. Аборенков познакомил нас.
— Мы решили назначить вас начальником инспекторского отделения, — сказал Аборенков. — Боевой опыт вы получили достаточный. Самое время его передавать вновь формируемым полкам и частям на других фронтах. Так что не беспокойтесь, в Москве не засидитесь...
— Постараюсь оправдать ваше доверие, — ответил я.
Затем Аборенков пригласил всех выпить чаю с сухарями. [101] Во время чаепития в маленькой комнате, смежной с кабинетом, командующий расспрашивал меня об обстановке на Юго-Западном фронте, о состоянии полка, о трудностях, с которыми нам приходилось встречаться.
Я доложил о последнем бое дивизии Руссиянова за Рубежное и, пользуясь случаем, высказал соображение, что штаты полка надо менять.
— Дивизионы все время действуют отдельно, а органов снабжения не имеют, — сказал я. — Их надо перевести на штаты отдельных дивизионов, иначе слишком трудно службам полка обеспечивать их всеми видами довольствия.
— Об этом мы думали, — живо перебил меня Аборенков. — Готовим Генеральному штабу расчеты и обоснованные предложения.
Генералы Дегтярев и Гайдуков тоже задали мне немало вопросов. Их интересовали и морально-политическое состояние личного состава полка, и партийно-политическая работа в бою, и мои взаимоотношения с комиссаром, и многое другое.
Дегтярев говорил громко, четко. Его типично русское лицо с чуть вздернутым носом было очень оживленным.
Гайдуков казался моложе других. Однако держался он, как и все, уверенно, строго и с достоинством.
Когда закончился легкий завтрак, командующий, встав первым из-за стола, сказал мне:
— Ну что ж, желаю удачи. В первую очередь советую ознакомиться со структурой нашего аппарата. Изучите штаты, по которым идет формирование частей. Ну и, конечно, задачи инспекторского отделения. А потом — за работу. Время не ждет, война.
Знакомясь со структурой органов управления командующего гвардейскими минометными частями, я узнал, что первые батареи и полки полевой реактивной артиллерии были непосредственно подчинены Ставке. Материально-техническое обеспечение и руководство их боевой подготовкой в августе 1941 года было возложено на начальника Главного артиллерийского управления, а 8 сентября 1941 года Государственный Комитет Обороны принял решение о создании специальных органов управления полевой реактивной артиллерией во главе с командующим [102] и Военным советом гвардейских минометных частей.
Командующий гвардейскими минометными частями, он же заместитель Наркома обороны, подчинялся непосредственно Ставке Верховного Главнокомандования. На него возлагалась ответственность за формирование, боевую подготовку частей, за обеспечение их вооружением, автотранспортом и боеприпасами. Он контролировал и боевое применение этого нового вида артиллерии, отвечал за сохранение боевой техники и боеприпасов.
Командующему гвардейскими минометными частями подчинялось также Главное управление вооружения. Его возглавлял инициативный и эрудированный специалист генерал-майор инженерно-технической службы Н. Н. Кузнецов, исключительно заботливый и внимательный человек. В дальнейшем, когда мне пришлось командовать оперативными группами гвардейских минометных частей фронтов, я особенно ощущал его заботу о наших частях и внимание к их нуждам.
Начальником штаба командующего ГМЧ был генерал А. А. Быков, человек завидного спокойствия и рассудительности. Он всегда имел исчерпывающие данные о гвардейских минометных частях: количестве полков, их состоянии и местонахождении.
Оперативно-инспекторский отдел штаба возглавлял полковник П. Г. Любимцев. Он сразу же ввел меня в курс дела, рассказал об особенностях работы штаба и инспекторского отделения.
Запомнился мне общительный и внимательный офицер штаба майор И. П. Тронев. Он имел незаурядную память и прекрасно знал офицерский состав частей. С 1944 года Тронев командовал 66-м гвардейским минометным полком.
Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин лично утверждал распределение гвардейских минометных частей по фронтам, планы производства боевых машин и боеприпасов, а также план формирования новых полков. Поэтому деятельность штаба командующего ГМЧ и Главного управления вооружения была очень напряженной. Командующий и члены Военного совета должны были в любое время суток иметь исчерпывающие сведения по всем вопросам. В штабе, управлении и отделах устанавливалось непрерывное дежурство. Место нахождения любого [103] нашего работника всегда было точно известно оперативному дежурному.
Только после того как я узнал характер и особенности работы аппарата командующего гвардейскими минометными частями, мне стало понятно, почему В. И. Вознюк так упорно требовал, чтобы штаб полка находился при штабе армии. Правда, опыт дальнейших боевых действий показал, что для своевременной передачи в Москву необходимых данных не обязательно весь штаб полка держать при штабе армии. Для этого достаточно вовремя высылать подготовленных офицеров связи в штабы армий и фронтов.
Еще в сентябре 1941 года постановлением Государственного Комитета Обороны были созданы оперативные группы гвардейских минометных частей фронтов. На командование этих групп возлагалось руководство боевой деятельностью всех гвардейских минометных частей, находившихся в распоряжении фронта, обеспечение их боеприпасами, вооружением, организация ремонта боевых и транспортных машин. Эти группы контролировали боевую подготовку и отвечали за боеготовность частей, несли ответственность за сохранение боевой техники и боеприпасов. Начальники оперативных групп подчинялись непосредственно командующим фронтами, в распоряжении которых они находились, одновременно тесно взаимодействуя с командующими артиллерией.
Первые оперативные группы были созданы на Северо-Западном, Юго-Западном, Южном, Брянском и Ленинградском фронтах. В октябре 1941 года, во время битвы под Москвой, ленинградская опергруппа была переформирована в опергруппу Западного фронта.
Штаты опергруппы состояли из командующего и одного-двух членов Военного совета, штаба, отделения артиллерийско-технического снабжения, артиллерийского склада, автопарка, санчасти и передвижной ремонтной мастерской. В других родах войск во фронтовом звене военных советов не было. Наличие военных советов в опергруппах гвардейских минометных частей фронтов свидетельствовало об особом внимании со стороны ЦК и Ставки Верховного Главнокомандования к этому новому роду войск.
Из всего состава инспекторского отделения в то время в штабе находились только мой заместитель подполковник [104] А. А. Московцев и майор И. П. Любимов. Остальные были в командировках.
Однажды утром подполковник Московцев прямо-таки ошарашил меня неожиданным предложением:
— Товарищ полковник! Есть возможность достать билеты в Театр Красной Армии. Не хотите ли?..
В театре я был очень давно. Так складывалась жизнь. После окончания академии служил в городе Речица, воевал на Карельском перешейке, позже — пограничный городок Вяртсиля и снова Белоруссия. С первого дня войны на фронте...
В тот же вечер с разрешения начальника штаба мы с Московцевым отправились в театр. Но увы! Не суждено мне было и на этот раз насладиться игрой артистов. Возле нашего четвертого ряда стоял офицер штаба. Он тихо сказал мне:
— Товарищ полковник, вас срочно вызывает командующий.
Пришлось распрощаться с Московцевым.
Через двадцать минут я был в кабинете командующего гвардейскими минометными частями. Там уже находились члены Военного совета Дегтярев и Гайдуков.
Генерал Аборенков сразу же приступил к делу:
— Товарищ Нестеренко, вы должны завтра утром выехать в штаб Северо-Западного фронта, в оперативную группу генерала Бажанова. Он туда прибыл недавно, ему надо помочь. Полки его раздерганы подивизионно, разбросаны на большие расстояния и перемешаны. Из-за распутицы затруднено снабжение. Разберитесь и доложите, что можно и нужно сделать.
Командующий встал из-за стола, прошелся по кабинету:
— Вот что еще. О своем прибытии обязательно доложите командующему фронтом генералу Курочкину и члену Военного совета Булганину. Просите их помощи в обеспечении полков горючим и продовольствием. Убедите их, что дивизионы надо собрать в свои полки и отвести в безопасное место.
...В четвертом часу утра с водителем из опергруппы Ю. П. Бажанова на юрком «газике» мы уже мчались по Ленинградскому шоссе на Северо-Западный фронт. Весна в сорок втором выдалась ранняя. До Калинина дорога [105] была сравнительно хорошая, но чем дальше, тем она становилась хуже. Места вокруг были низменные, болотистые. Покрытие шоссе не выдерживало большого потока тяжело груженных машин. В асфальте сплошь и рядом образовались провалы, а кое-где он вспучился. Когда грузовая машина попадала колесами в провалы, она тут же садилась на дифер. Вытянуть ее было труднее, чем из самой густой и вязкой грязи. Приходилось еще больше разрушать асфальт. Тогда только трактор мог вытащить машину. Многие участки дороги были покрыты толстым слоем хвороста, засыпанного землей, а обочины изрыты поперечными дренажными канавками. Все это затрудняло движение. В некоторых местах легче было проехать вне дороги — по раскисшему грунту.
В пути у нас случилась неприятность. Водитель заметил, что мотор стал быстро нагреваться. Оказалось, что потерялась пробка картера и все масло из него вытекло. Запасной пробки не было. Решили попытаться найти утерянную. Для этого пришлось пешком идти обратно по следу вытекавшего масла. Примерно через километр масляный след оборвался. В этом месте мы начали искать маленькую металлическую пробку, руками осторожно перебирая каждый прутик настила. К нашему счастью, мы все же нашли ее. Снова налили масло в картер и двинулись в путь.
На второй день мы прибыли в штаб фронта. Командующий фронтом генерал П. А. Курочкин и генерал Ю. П. Бажанов в это время находились на левом крыле фронта. В штабе опергруппы гвардейских минометных частей я застал вновь назначенного начальника штаба полковника А. П. Ярового. Мы с ним учились в академии на одном курсе. Прибыл он на Северо-Западный фронт несколько дней тому назад. Перед этим в Москве мы встретились с ним случайно: Яровой был вызван в отдел кадров гвардейских минометных частей на переговоры. Тогда он меня расспрашивал, что это за войска и следует ли соглашаться на новое назначение.
— Я же артиллерист-корпусник, а тут предлагают в какую-то неизвестную артиллерию, — говорил он.
Я ему тогда порекомендовал дать согласие не раздумывая. И вот мы снова встретились. Яровой первый рассказал мне о том, что снабжение частей прервано, что поступают тревожные радиограммы об отсутствии снарядов [106] и продовольствия. В то же время противник, контролируя шоссейную дорогу, идущую с запада на Демянск, активизировал свои действия. Замкнуть кольцо окруженной фашистской группировки в районе Демянска нашим войскам не удалось. Гвардейские минометные полки П. В. Шутова, А. А. Налбандова и Г. И. Мартынова оказались без снарядов.
После разговора с Яровым я тут же отправился на доклад к члену Военного совета фронта Н. А. Булганину. Он принял меня дружелюбно. Посетовал на раннюю весну и отсутствие дорог, рассказал о мерах, которые принимались и принимаются, чтобы помочь полкам, находящимся за рекой Ловать. Помощь эта заключалась в том, что им на парашютах сбрасывали продовольствие и боеприпасы — в основном патроны к винтовкам и автоматам. Делались попытки на парашютах сбрасывать и ящики с реактивными снарядами, но многие из них падали в болота и озера. А те, которые удавалось разыскать в лесу, стоило большого труда дотащить до огневых позиций. К тому же снаряды, попадая в воду, приходили в негодность. В день моего приезда также готовилась операция по сбрасыванию боеприпасов и продовольствия войскам, находившимся на передовой линии и отрезанным от своих тылов из-за внезапно наступившей распутицы.
К концу беседы Булганин спросил меня, что я намерен делать. Я доложил, что хочу пробраться к полкам, находящимся за Ловатыо.
— Думаю, что надо постараться переправить полки на восточный берег реки, — сказал я. — Без снарядов держать их на прежних позициях опасно.
Мое решение Булганин одобрил и попросил ежедневно радировать обо всех трудностях. От Булганина я направился в штаб артиллерии фронта. Командующий артиллерией генерал П. Н. Ничков находился на левом крыле фронта. Меня встретил начальник штаба генерал-майор Владимир Иосифович Брежнев. Он тоже посетовал на отсутствие дорог.
— Кто в этих болотах не бывал, — пошутил генерал, — тот и горя не видал.
На другой день, получив продукты, горючее, пилу, трос, домкрат, лом, траковые цепи к колесам, мы двинулись в путь. Офицера штаба для сопровождения мне не выделили, так как почти все они были в разъездах. [107]
К счастью, наступили солнечные дни. Кое-где на возвышении дороги стали просыхать, и мы уже сравнительно легко преодолевали еще вчера не проходимые места. Всего лишь два раза за весь путь пришлось прибегнуть к посторонней помощи, чтобы вытащить машину.
На вторые сутки, измученные, грязные, мы наконец добрались до штаба полка Шутова. В штабной машине сидели майоры Шутов, Налбандов и Мартынов. Вид у них был унылый. На столе стоял чайник, над которым поднимался пар, кружки и консервная банка, доверху наполненная окурками. Я громко сказал:
— Здравствуйте, гвардейцы. Вид у вас что-то неважный... Что носы повесили?
— Повесишь носы, когда вот уже вторые сутки ничего не ели, — сказал майор Налбандов. — А вы кто будете?
— Представитель командующего гвардейскими минометными частями полковник Нестеренко.
— Это хорошо, будете знать, в каких условиях мы здесь воюем. Снарядов нет, продовольствия нет, горючего в машинах осталось по четверти бака... Мы собираем из болот подмоченные сухари и снаряды, — с горечью сказал майор Мартынов.
— Товарищи командиры, это же временные затруднения. Дороги уже подсыхают, и скоро пройдут грузовые машины с продовольствием и снарядами. Вы лучше доложите, можно ли ваши дивизионы снять с огневых позиций и перевести на восточный берег Ловати.
— Боевые и транспортные машины стоят на деревянных настилах. Но вытянуть их по этим болотам трудно, — ответил Налбандов.
— А если фашисты перейдут в наступление? — спросил я. — Ведь у них лучше условия. Они пользуются шоссейной дорогой. Что тогда будем делать?
— Придется вытягивать...
— А вы пробовали стелить жердевый настил, чтобы вывести дивизионы?
— Нет... Не было команды отступать...
— Давайте пройдем на огневые позиции. Я хочу посмотреть, в каких условиях находятся дивизионы. Начнем с ближайших.
Минут через двадцать мы с майором Налбандовым пришли на огневую позицию ближайшего дивизиона. Боевые установки действительно стояли на жердевом настиле [108] под чехлами, тщательно замаскированные еловыми ветками. Транспортные машины были укрыты в лесу и тоже стояли на настилах. Бойцы размещались под большими деревьями в шалашах. Налбандов объяснил, что, поскольку с питанием плохо, ракетчикам приказано экономить силы.
Я попросил собрать всех бойцов возле боевой машины, где было посуше. Представился им, рассказал, что об их тяжелом положении знает Москва, что распутица помешала окружить и ликвидировать демянскую группировку врага, поэтому боевую технику нужно переправить в безопасное место на восточный берег Ловати.
— Там места повыше и посуше, — сказал я, — продовольствие и снаряды туда доставить будет легче. Наша с вами задача — как бы это ни было тяжело — настелить жердевую дорогу от позиции до переправы. Вокруг мелкий ельник. Он-то и нужен для настила. Думаю, что за двое суток можно все сделать. А через два-три дня подойдут и первые машины с продовольствием.
Гвардейцы с подъемом восприняли такое решение. С командирами полков мы побывали и в стрелковых частях, которые держали оборону на этом направлении. Из бесед с командирами и бойцами стрелковых подразделений выяснилось, что фашисты делают тщетные попытки расширить коридор в кольце окружения.
Напрягая все силы, ракетчики за двое суток построили лежневые дороги, через болотистые места проложили фашинные настилы. Первые батареи были выведены на восточный берег Ловати уже на второй день. А через двое суток все три полка переправились через Ловать и сосредоточились в более сухих и безопасных местах. Сюда продовольствие доставлять было легче — его приносили в вещевых мешках. В продовольственные команды подобрали наиболее выносливых и сильных бойцов. Каждый доставлял пятнадцать — двадцать килограммов продуктов от ближайших тыловых складов.
Вскоре наступили теплые и солнечные дни, и к концу апреля дороги подсохли. Из фронтовых тылов двинулись автоколонны. 26–27 апреля полки получили продовольствие, горючее, боеприпасы.
Но в эти же дни участились налеты фашистской авиации. И чем погожее стоял день, тем больше была опасность нападения с воздуха. [109]
Много лет прошло с тех пор, а я все вижу одну деревушку, затерянную в лесах. Волею судеб находилась она на пути, по которому я пробирался к полкам. Ее бревенчатые просторные хаты гостеприимно раскрывали двери перед утомленными солдатами. Однажды и мне с водителем пришлось там переночевать.
26 апреля 1942 года, уже возвращаясь в штаб армии, мы ехали тем же путем. Нашему взору предстала печальная картина: вместо деревни — огромное пепелище, а на нем полуразрушенные печные трубы. Среди пожарищ бродили убитые горем жители. Мы остановились возле остатков дома, в котором прежде ночевали. Я вышел из машины и подошел к одиноко стоящему возле небольшого холмика старику:
— Здравствуй, отец! Горе-то у вас какое.
— Вот видишь, — отвечал он, — похоронил последнего внука. А жена чуть жива, обгорелая лежит в погребе. Сноха Настенька и внучка Анютка сгорели. Бомбежка была на рассвете. Дети и женщины еще спали. А мы со старухой были на дворе. Вот поэтому и спаслись. Ой, сынок, что тут было...
Больше старик говорить не мог. По его щекам покатились слезы. Ну как можно было утешить этого убитого горем человека, как помочь ему и другим таким же обездоленным не только из этой деревни, а из многих тысяч деревень и городов? Я тихо сказал:
— Крепись, отец, мы отомстим за ваше горе, за ваши слезы, за Настеньку и Анютку, за внука.
С болью в сердце покидали мы деревушку. Наш путь лежал в штаб 22-го полка, которым командовал полковник Я. А. Кочетков. Этот полк находился в лучших условиях, а главное, он имел хорошую связь со штабом армии, а через него и со штабом группы.
Как только в войска стали прибывать боеприпасы и продовольствие, командование фронта начало готовить частную операцию по окончательному окружению демянской группировки врага. Во время подготовки операции разгорелись споры о методе артиллерийского обеспечения наступающих войск. Выдвигалось два предложения. Артиллеристы настаивали на классическом методе артподготовки — с пристрелкой, с разрушением обнаруженных дзотов, блиндажей, с огневым сопровождением. Представители [110] гвардейских минометных частей настаивали на внезапном огневом налете всеми артиллерийскими средствами, и главным образом гвардейскими минометными частями. Артиллерии предлагалось наносить удар по переднему краю с широким применением стрельбы прямой наводкой, а гвардейским минометным частям — по узлам сопротивления, расположенным в первой полосе обороны. Затем предполагался перенос огня в глубину и на фланги с немедленной атакой пехоты.
Так как наступление готовилось с двух участков, но в одном общем направлении, спор об артподготовке был решен «третейски»: на одном участке решили проводить артподготовку по классической схеме, а на втором — методом внезапного огневого удара.
3 мая началась операция. В итоге оказалось, что там, где артподготовка проводилась по классической схеме, наша пехота успеха не имела и осталась на прежних позициях. На участке же, где был применен внезапный огневой удар, передовые батальоны продвинулись на 1,5–2 километра. Но так как на другом участке атака наших войск захлебнулась, противник имел возможность перебросить резервы туда, где обозначился успех наших войск. В результате врагу удалось приостановить нате наступление и на этом направлении. Стало очевидно, что в условиях лесисто-болотистой местности с ограниченной видимостью и совершенно непросматриваемой глубиной обороны противника лучший метод артиллерийского обеспечения — внезапный огневой удар на узком фронте прорыва с высокой плотностью огня, надежное обеспечение флангов огнем артиллерии и гвардейских минометных частей, а также стремительная атака пехоты сразу же после огневого налета. Преимущество такого артиллерийского обеспечения прорыва обороны противника неоднократно потом подтверждалось и на других фронтах.
Из Москвы я получил распоряжение выехать на левое крыло фронта, где находились другие гвардейские минометные части. Дороги уже достаточно подсохли, и через двое суток я прибыл в полк, которым командовал Герой Советского Союза гвардии майор Казбек Дриссович Карсанов. Это был высокий статный мужчина с красивой черной бородой. Волевое лицо, спокойные, уверенные движения, рассудительность внушали уважение и симпатию к этому человеку. Забегая вперед, скажу, что [111] Казбек Дриссович окончил войну в звании генерал-майора, командуя 7-й гвардейской минометной дивизией.
После беглого ознакомления с дивизионом, который был расположен недалеко от штаба части, мне стало ясно, что полк боеспособен. Вместе с Карсановым мы наметили план проверки дивизионов и тылов полка. Но осуществить эту проверку не пришлось, так как я вскоре получил приказ выехать в Москву. Прежде чем вернуться в столицу, я заехал в штаб фронта, чтобы увидеть генерала Ю. П. Бажанова, с которым мне до сих пор не удалось встретиться, и члена Военного совета опергруппы гвардейских минометных частей фронта полковника Г. С. Должикова. Я доложил им о результатах проверки, передал свое впечатление о полках и в целом о группе. Оно было хорошим. Несмотря ни на что, полки остались боеспособными, моральное состояние их — высоким.
Временные затруднения в обеспечении частей продовольствием и боеприпасами Юрий Павлович объяснял тем, что они не ожидали такого внезапного и раннего наступления весенней распутицы, поэтому не успели своевременно завезти все необходимое на период бездорожья.
Расстались мы друзьями. Осенью 1943 года и в 1944 году мы с Юрием Павловичем были на соседних фронтах: он на 1-м, а я на 2-м Прибалтийском. Оба командовали гвардейскими минометными частями. Когда обстановка позволяла, мы навещали друг друга, обменивались боевым опытом. Юрий Павлович был замечательным товарищем, требовательным и заботливым военачальником. Наша дружба сохранилась и после войны.
Последний раз с маршалом артиллерии Ю. П. Бажановым мы виделись 8 августа 1974 года в Диканьке, во время встречи ветеранов 4-го гвардейского минометного полка. [112]