Огненная дуга
Советскому командованию стало известно, что гитлеровский вермахт намерен летом 1943 года осуществить крупное наступление в районе Курского выступа, рассчитывая после поражения под Сталинградом овладеть стратегической инициативой и изменить дальнейший ход войны в свою пользу. Фашистский штаб сухопутных войск денно и нощно разрабатывал план этой операции, носивший, как нам стало известно уже после войны, кодовое название «Цитадель».
«Сегодня вы начинаете великое наступательное сражение, которое может оказать решающее влияние на исход войны в целом, — говорил Гитлер в споем обращении к войскам 4 июля 1943 года. — Могучий удар, который поразит сегодняшним утром советские армии, должен потрясти их до основания. И вы должны знать, что от исхода этой битвы может зависеть все»{4}.
Для осуществления операции «Цитадель» было сосредоточено до 50 отборных дивизий, в том числе 16 танковых и моторизованных, 4-я танковая армия и ряд других частей. Действия наземных сил должны были поддерживаться с воздуха двумя тысячами истребителей и бомбардировщиков. Предусматривалось также широко использовать новую боевую технику: танки «Тигр» и «Пантера», штурмовые орудия «Фердинанд», новые типы самолетов — истребителей «Фокке-Вульф-190а», штурмовиков «Хейнкель-129».
Ставкой Верховного Главнокомандующего был принят стратегический план, в ходе реализации которого наши войска должны были обескровить наступление немецко-фашистских войск преднамеренной глубокой мощной обороной, а затем, в ходе контрнаступления, сокрушить группировки немецких войск на Курской дуге. [88]
Но ппежде чем рассказать об участии нашего полка в Курской битве, хочу поведать читателям историю одной любви двух моих однополчан — людей интересной судьбы. С героиней этой истории читатели книги уже знакомы. Это санитарка, потом санинструктор и после Сталинградской битвы командир санитарного взвода Мария Петровна Кухарская. Она добровольно пришла на фронт в 1941 году семнадцатилетней девушкой, и потому все ее звали просто Машей, Марийкой, Марусей. Родилась она в Одесской области. Перед войной окончила 10 классов средней школы на станции Слободка Кодымского района. Год прослужила в разведроте 343-й стрелковой дивизии, а с осени 1942 года и до конца Великой Отечественной войны — в нашем полку. Впервые я с ней встретился еще в ноябре 1941 года в боях под Ростовом-на-Дону, когда мы брали станицу Нижне-Гниловскую. Уже тогда она была известна всей дивизии.
Под Сталинградом наша Марийка прославилась на весь Донской фронт. Примерно за три месяца она вынесла с поля боя свыше 400 раненых! Это, считай, полнокровный стрелковый батальон! И вполне возможно, что число спасенных ею солдат, офицеров, сержантов в той битве на Волге достигло бы полтысячи, если бы сама она не пролежала в госпитале почти два месяца после тяжелого ранения в ноги. О Марии Кухарской не раз писалось в дивизионной, армейской и фронтовой газетах, о ней сочиняли песни. Причем стихи для одной из них написал известный советский поэт Евгений Долматовский, который работал тогда корреспондентом газеты Донского фронта «Красная Армия». «За время Сталинградской битвы, — вспоминает поэт, — я, по заданию политуправления, написал несколько песен на уже известные мелодии. Это был единственный верный способ — композиторов в ту пору на нашем фронте не было. Песни печатались в газете под рубрикой «На знакомый мотив». Например, песню о Марусе Кухарской, санинструкторе, награжденной орденом Ленина, я сочинил на известный мотив «Если ранили друга»{5}. Эта песня была опубликована в газете Донского фронта «Красная Армия» в конце октября 1942 года, когда Мария лежала в госпитале.
А узнал я эту историю из письма ко мне Марии Петровны Кухарской, которое она прислала спустя почти 40 лет после победы, в 1983 году. Вот что она написала: [89]
"Помню, 5 декабря в палату, где я лежала, заходит старшая сестра и говорит:
— Мария, сегодня в госпитале концерт в честь Дня Конституции. Собирайся, пойдем.
— Вы же знаете, что я не дойду, — сказала я. — Ноги еще сильно болят.
— Ничего. Сейчас дна молодца придут, донесут тебя.
И действительно, пришли два выздоравливающих парня, взяли меня на руки и доставили прямо в первый ряд импровизированного госпитального клуба.
Та же старшая сестра поднимается на сцепу, объявляет праздничный концерт открытым и говорит:
— А сейчас будет исполнена песня на мелодию «Если ранили друга». Стихи Евгения Долматовского. Песня эта посвящена санинструктору Марии Кухарской, которую вы все знаете, — и указывает на меня.
Тут все зааплодировали, а я готова была сквозь пол провалиться: нетала кое-как, поклонилась людям.
Спела песню под аккомпанемент гармони девушка-медсестра. Слов я, конечно, в тот вечер не запомнила, а потом эта девушка принесла мне их в палату».
Мария Петровна написала в письме всего один куплет песни, который я здесь привожу, конечно же, не ради создания дополнительной славы Евгению Долматовскому и Марии Кухарской, а для того, чтобы вы, читатели, смогли лишний раз приобщиться к фронтовой поэзии, которая согревала нас в суровых буднях войны. Итак, один куплет с припевом:
Никогда не забудет Отчизна,
Боевой санитарки дела,
Как в атаку мы шли с ней,
Как четыреста жизней
В сраженьях Маруся спасла.
С бинтами и ватой, с дружком-автоматом
Сквозь пули, разрывы, пожар,
Не горбясь, не труся, выходит Маруся —
Отважный боец-санитар.
Так вот эта самая Маруся после выписки из госпиталя встретила под Сталинградом молодого политработника Николая Смирнова, прибывшего в наш полк в октябре 1942 года после окончания шестимесячных курсов при военно-политическом училище, которое тогда находилось в Шуе Ивановской области. Смирнов был назначен заместителем командира пулеметной роты по политчасти в 1-й стрелковый батальон, храбро воевал, был награжден [90] орденом Красной Звезды, повышен в звании и при переаттестации политработников в 1943 году получил звание «старший лейтенант». Не буду утверждать, кто кому первый приглянулся: Николай Марусе или Маруся ему. Как они оба мне говорили уже после войны, было у них взаимное увлечение. Но хоть и в одном полку служили молодые люди, встречаться им приходилось редко: бои шли жестокие.
И только после Сталинградской битвы, уже по весне, когда мы в боях не участвовали, встречи их участились, и решили они пожениться. Надо сказать, что командир батальона капитан Ананенко, которому доложил об этом решении старший лейтенант Смирнов, попытался воспрепятствовать их браку, полагая, что это отрицательно скажется на службе политработника и медички. И только после вмешательства заместителя командира полка по политчасти майора Безухова Кухарская и Смирнов оформили свои отношения юридически: 30 мая 1943 года они зарегистрировали свой брак в сельсовете.
А на другой день Маруся и Николай явились в палатку, где размещался штаб полка, и положили мне на стол рапорт на имя командира полка о своем браке. Я их поздравил, пожелал им дожить до победы, быть счастливыми и здоровыми. Доложил о рапорте подполковнику Панскому. А он мне говорит:
— Справка из сельсовета, конечно, документ. Но давай-ка мы сей факт в приказе по полку обозначим. Для прочности...
И вот в приказе по 289-му гвардейскому стрелковому полку от 3 июня 1943 года появился параграф 2:
«Утвердить брак заместителя командира 1-й пулеметной роты по п/ч гвардии старшего лейтенанта Смирнова Николая Макаровича и командира санитарного взвода 1-го стрелкового батальона гвардии старшины медслужбы Кухарской Марии Петровны и произвести соответствующие изменения в записях учета личного состава».
Фронтовая любовь оказалась крепкой, нержавеющей. И вот уже 45 лет живут вместе Мария Петровна и Николай Макарович. После войны они сначала поселились в Брянской области, на родине Смирнова. А потом его направили поднимать целину в Кокчетавскую область. Там эта замечательная семья и живет до сих пор. У них две дочери, два внука. В 1973 году Мария Петровна стала известной не только у нас в стране, но и во всем мире. К ее пяти боевым орденам и медали «За отвагу», полученным [91] на фронте, прибавилась еще одна почетная награда. Решением Международной организации Красного Креста она была награждена медалью Флоренс Найтингейл{6}.
А Николай Макарович закончил войну в должности заместителя командира батальона по политчасти. Он был несколько раз ранен. Но, видно, судьба берегла его для любимой женщины. Можете себе представить, сколько пришлось пережить тревожных минут нашей Марусе на фронте, когда вражеская пуля или осколок мины, снаряда мог в любой день лишить жизни любимого. Впрочем, ведь и она сама все время была на передовой и смерти не раз смотрела в глаза.
* * *
9 мая войска 5-й гвардейской армии по указанию Ставки Верховного Главнокомандования начали перемещаться в район западнее Старого Оскола. 97-я гвардейская стрелковая дивизия, совершив более чем трехсоткилометровый марш, к утру 16 мая сосредоточилась на реке Оскол в районе Заломное, Ютково, Истобное.
К сожалению, в ходе передислокации не обошлось без трагического случая. Дело в том, что передвижение нашей дивизии проходило по территории, недавно освобожденной от гитлеровских захватчиков, и ее еще не успели полностью очистить от вражеских мин, неразорвавшихся снарядов и авиационных бомб. И вот при объезде полков подорвалась на мине штабная машина, в которой находился командир нашей дивизии гвардии генерал-майор М. А. Усенко. Буквально за два часа до гибели он побывал в нашем полку, разговаривал с бойцами и командирами. И вот такая нелепая смерть. Впрочем, на войне случайных смертей, наверное, бывает все же изрядно.
В этот период всеми войсками армии, в том числе и нашим полком, успешно готовился мощный оборонительный рубеж глубиной до 40 километров на участке от Заосколья до Белого Колодезя, где предполагалось наиболее вероятное направление наступления противника. Это была первая важнейшая задача подготовки к летней военной кампании 1943 года. Вторая задача, не менее важная, заключалась в том, чтобы основательно подготовить весь личный состав к предстоящим решающим боям. От бойцов [92] и командиров требовалось огромное напряжение сил. Судите сами: 6 — 8 часов в сутки мы занимались боевой подготовкой и по 4 — 6 часов ежедневно вели оборонительные работы. В условиях наступившей жары это было довольно непросто.
Особое внимание уделялось борьбе с танками. Опытные воины учили молодых солдат приспосабливаться к местности, наиболее эффективно применять противотанковые ружья и гранаты для поражения самых уязвимых мест вражеских машин. Исключительно важное значение имела обкатка личного состава танками. С этой целью на учебных полигонах танки утюжили траншеи и окопы, где находились солдаты, сержанты и офицеры. Все занятия проводились с учетом максимального приближения к реальным боевым условиям. Батальонные и ротные учения проводились с боевой стрельбой, с применением приемов рукопашного боя в разное время суток, включая ночь.
Безукоснительно соблюдалась программа политических занятий, проводимых политработниками полка. Активно работали партийные и комсомольские организации.
Помнится комсомольское собрание полка, на котором мне довелось присутствовать. Собрались члены ВЛКСМ — посланцы комсомолии взводов, рот, батальонов — в близлежащем овраге. Уселись на ковре пожухлой травы, не выпуская из рук оружия. Повестка дня — слова, которые в то время не сходили с уст советских воинов-освободителей: «Отомстим фашистским извергам за поруганную честь советской земли!» Короткий дссятиминутный доклад сделал командир полка гвардии подполковник П. Р. Панский. Он сказал, что поражение гитлеровских полчищ под Сталинградом потрясло фашистскую империю до основания. Теперь фашисты хотели бы взять реванш за поражение, дать нам решительный бой здесь, на Курской дуге, и вновь возвратить себе инициативу. Но этому не бывать, заключил докладчик. Он призвал комсомольцев быть готовыми к решительным и умелым действиям. Первым в прениях выступил командир взвода пешей разведки младший лейтенант Афанасьев.
— Сам я москвич, — сказал он. — Но мне, как и всем нам, дорога курская земля. Здесь, на Курщине и Орловщине, непреодолимой стеной вставали наши предки на пути опустошительных набегов вражеских орд и полчищ. И ныне курская земля, ощетинившись тысячами орудий, пулеметов, минометов, не пропустит врага. Порукой тому [93] — наше мужество, бесстрашие, беззаветная любовь к Родине.
— Я курянин, из-под Старого Оскола, — сказал л своем выступлении командир отделения старший сержант Б. Безлепкин. — Защищаю, считайте, свой дом. Так что вместе с вами не пущу на его порог незваных гостей. «От ворот — поворот!» — говорим мы им сегодня.
Взял слово раненный накануне в плечо узбек Юсупов. Поправив бинт, на котором висела рука, он взволнованно заговорил:
— Я уже пролил кровь за землю курскую, землю русскую, но считаю, что здесь я защищал и свой родной Узбекистан. Наций и народностей в Советском Союзе много, а Родина — одна. И мы до последнего дыхания будем защищать ее.
После собрания все воины направились к своим боевым позициям.
По многим признакам можно было удостовериться, что моральный дух наших бойцов был на подъеме, несмотря на большую усталость от занятий и оборонительных работ.
Огромное воспитательное значение для всех однополчан имело событие, которое произошло в последних числах июня. В один из солнечных дней на плацу выстроились бойцы, командиры и политработники из всех наших подразделений в ожидании начала торжественной церемонии вручения полку гвардейского Знамени. В полк прибыло командование 97-й гвардейской стрелковой дивизии вместе с командиром 33-го гвардейского стрелкового корпуса гвардии генерал-майором И. И. Поповым. Комкор вручил подполковнику П. Р. Панскому гвардейское Знамя и выразил уверенность в том, что полк пронесет его сквозь дым и пламя боев к полной победе над врагом. В ответ раздалось громкое «ура».
Я видел, как волновался командир полка, принимая Знамя. Затем он произнес клятву гвардейцев, а все воины, опустившись на одно колено, мысленно повторяли ее слова. Потом святыня была передана в руки знаменщика полка — первого кавалера ордена Отечественной войны II степени, командира орудия старшего сержанта И. Карпухина. И когда взвод со Знаменем обходил строй бойцов, снова разнеслось громкое, протяжное «ура».
На митинге первое слово было предоставлено старшему лейтенанту В. В. Кузину, который сказал: [94]
— Принимая гвардейское Знамя, мы клянемся защищать Родину не просто мужественно и умело, не щадя своей крови и самой жизни для победы над врагом, как велит военная присяга, а особенно настойчиво и упорно, с беззаветной храбростью и инициативой каждого бойца, по-молодецки, как полагается настоящим гвардейцам.
Множить боевые традиции, умножать с каждым днем боевой счет, чтобы скорее достигнуть победы, призвал бойцов в своем выступлении старший сержант А. Бондаренко. После окончания митинга подразделения полка прошли торжественным маршем. В тот же день всем воинам полка были вручены нагрудные знаки «Гвардия».
Командование полка поддержало инициативу воинов написать письмо землякам-ставропольцам в связи с присвоением полку гвардейского звания. Оно было отправлено в адрес Ставропольского краевого комитета ВКП(б). Вскоре был получен ответ, в котором говорилось: «Письмо ваше получили. Поздравляем всех вас с получением гвардейского звания. Желаем дальнейших успехов в борьбе с проклятым врагом. Ваш привет трудящимся края передали через газету «Ставропольская правда».
Присвоение полку гвардейского звания означало не только вручение ему гвардейского Знамени и знаков «Гвардия» всему личному составу. Гвардейские стрелковые полки с декабря 1942 года стали более сильными по сравнению с обычными полками. В каждой пулеметной роте стало по 12 станковых пулеметов вместо девяти. А в составе стрелкового батальона появился взвод 45-мм противотанковых пушек.
Штабу полка непосредственно подчинялись рота автоматчиков, рота связи и взводы: комендантский, пешей и конной разведки, саперный, химзащиты. Начальник артиллерии полка имел в своем распоряжении, по сути дела, дивизион (хотя он так не назывался) из трех батарей: 45-мм пушек, 76-мм пушек и 120-мм минометов. Как видим, у начальника штаба полка под рукой находилось довольно много «разнокалиберных» подразделений, действия которых ему приходилось координировать во всех видах боя и на марше.
Начиная с 1943 года гвардейский стрелковый полк должен был иметь по штату около 3000 человек личного состава. Но могу засвидетельствовать, что в нашем полку в течение всей войны был постоянный некомплект. [95]
Мне как начальнику штаба много приходилось заниматься полковыми разведчиками. Как-то в один из летних дней я собрал их и, передав обеспокоенность командования, сказал коротко: надо добыть «языка».
Ночью взвод разведки во главе с младшим лейтенантом Афанасьевым направился к вражеским позициям за рекой Пересыпь. Вначале шли, пригнувшись, по колосившемуся ржаному полю. Кто мог бы предположить, что обмолачивать жито этим летом будут гусеницы танков. «Пять поймал, один ушел» — чуть в стороне вещал перепел. «Тут не до пяти, — усмехался боец-весельчак Малышко, — нам бы хоть одного, на язык послабее которого...»
Над головой разведчиков осветительные немецкие ракеты чертили ослепительные ярко-оранжевые дуги. Но вот уже прибрежные кусты осокоря, ольхи, скрывающие узкую ленту степной речушки. Перешли ее вброд. Всмотрелись в темноту. Впереди при свете ракеты в глаза бросился обнесенный плетнем колодец, а рядом — фигура человека с ведром. Зачерпнув воды, он быстро удалился в сторону немецкой батареи, обнаруженной нами еще накануне. По цени передали: подойти к командиру. И когда разведчики обступили Афанасьева, он сказал: «Видели все? Думаю, у немцев он не последний водохлеб. Заляжем у колодца». Залегли. Бойцы из группы захвата — ближе, группы обеспечения — подальше. Не прошло каких-нибудь двадцати—тридцати минут, как полог ночи сторожко приоткрыл выросшего прямо перед разведчиками долговязого фрица с ведрами в руках. Пропустили его. И тут же потеряли из виду: на фоне темных кустов он как бы растворился. Но вскоре услышали что-то вроде вопля. Оказывается, у самого колодца нагнувшегося фрица оседлали несколько разведчиков во главе со старшим группы Малышко. «Отходим!» — раздалась команда Афанасьева. Тут в небо взвилось несколько ракет. Они вырвали из темноты разведчиков. Ударил немецкий крупнокалиберный пулемет. По цепи донеслось: «Командир взвода ранен». Подбежали к нему те, что были ближе. Пули прошили командиру икры ног. Его подхватили разведчики. Бойцы группы обеспечения ударили из автоматов по батарее. Огонь фашистов ослаб.
Гитлеровец оказался словоохотливым. Он дал ценные показания. Сообщил, что их часть готовится к наступлению. Все получили сухой паек на пять суток. Понимать, это, видно, надо было так: на шестые сутки фашисты могут [96] рассчитывать на горячее в курских городах и селах. Но «горячее» фашистам доставили «на дом»... Как известно, по всему фронту был нанесен сокрушительный артиллерийский удар по врагу. Снаряды накрыли позиции, с которых вот-вот должна была сорваться лавина фашистского наступления.
...А лето на курской земле становилось все жарче и жарче. Хлеба поднялись до пояса и радовали глаз однополчан, многие из которых были потомственными хлеборобами. Правда, на нивах привольно чувствовали себя и буйно разросшиеся сорняки. Становилась все жарче не только погода. По многим признакам заметно накалялась и обстановка на фронте. Все чаще и чаще командира полка и меня вызывали в штаб дивизии на оперативные совещания. Там мы познакомились с новым, только что назначенным командиром 97-й гвардейской стрелковой дивизии гвардии полковником И. И. Анциферовым. Однажды он, вернувшись из штаба армии, сообщил всем присутствующим на совещании командирам, что командующий 5-й гвардейской армией генерал-лейтенант А. С. Жадов от имени командующего Воронежским фронтом генерала армии Н. Ф. Ватутина ставит нас в известность о том, что, по имеющимся данным, в ближайшее время ожидается наступление противника на Курск. Обстановка может сложиться так, что нашим войскам придется по сигналу боевой тревоги выходить на угрожаемое направление. Поэтому все части и подразделения должны быть в полной боевой готовности.
* * *
5 июля 1943 года наступлением немецко-фашистских войск в направлении Курска из районов Белгорода и Орла началась Курская битва.
Наш полк получил приказ выступить в район боевых действий в ночь на 9 июля. Вместе с другими частями дивизии мы начали стремительный марш и через двое суток прибыли в район Обоянь, Прохоровка. И хоть матушка-пехота привыкла за два года войны мерить версты своими ногами, этот марш был особенно тяжелым. Днем — изнуряющий зной, ночью — какая-то застойная духота. Мы шли по проселочным дорогам, а рядом с нами по их обочинам справа и слева двигались колонны танков и артиллерии на гусеничной тяге. Можете себе представить, сколько пыли пришлось наглотаться, сколько пота пролить! [97]
После первой дневки командира полка вызвали в штаб дивизии, и руководить маршем он приказал мне. Я вызвал к себе командиров стрелковых батальонов и подразделений боевого обеспечения и обслуживания и поставил им задачи на второй суточный переход. Особое внимание было обращено на необходимость быстрого рассредоточения личного состава по сигналу «Воздух». Накануне вражеские самолеты несколько раз бомбили колонну, и в полку было несколько десятков убитых и раненых.
Боевая задача дивизии была не из легких: запять оборону, чтобы не допустить выход противника на участок дорог Обоянь — Курск, остановить его на рубеже южнее Пересыпь, Карташевка, разгромить врага и повести наступление из районов западнее Прохоровки в направлении Кочетовки.
Боевой порядок дивизии был построен в два эшелона. В первом эшелоне действовал наш 289-й гвардейский полк. Боевой порядок полка был также построен в два эшелона. В первом эшелоне держали оборону 2-й стрелковый батальон гвардии майора Р. О. Балквадзе и 3-й стрелковый батальон, которым командовал гвардии старший лейтенант П. И. Пихаленко. Во втором эшелоне находился 1-й батальон гвардии капитана М. Ф. Ананенко.
Нам стало известно, что к исходу 9 июля немецко-фашистским войскам удалось вклиниться в оборону войск Воронежского фронта на обоянском направлении на глубину до 35 километров. Но далее противник здесь продвинуться не смог и перенес свои усилия на прохоровское направление, то есть на участок обороны, куда были выдвинуты наши 5-я гвардейская и 5-я гвардейская танковая армии.
Главные события начали разворачиваться 11 июля. Противник бросил в бой четыре десятка танков, в том числе «тигры» и «пантеры», которые прикрывали наступление вражеской пехоты. До сотни самолетов «Юнкерс-87» и «Юнкерс-88» атаковали наши позиции с воздуха. Земля содрогалась от многочисленных разрывов мин, снарядов и бомб. Появились убитые и раненые. А тут еще жара — дышать нечем. Гимнастерки бойцов насквозь промокли от пота и стали черными. Одолевала жажда. И все же гитлеровцы были встречены плотным огнем наших подразделений, которые выдержали мощный натиск противника, понесшего большие потери в живой силе и технике. [98]
В течение ночи на 12 июля жара заметно спала, стало легче дышать, в низинах даже повеяло прохладой. Стрельба утихла, но это затишье было обманчивым. Мы все догадывались, что такое затишье бывает перед бурей.
Советское командование приняло решение нанести утром 12 июля мощный контрудар и уничтожить вклинившегося противника. В 8.30 5-я гвардейская армия генерал-лейтенанта А. С. Жадова и 5-я гвардейская танковая армия генерал-лейтенанта танковых войск П. А. Ротмистрова после мощной артиллерийской и авиационной подготовки нанесли контрудар. В это же время начала наступление ударная группировка немецких войск в составе 4-й танковой армии, частей 2-го танкового корпуса СС и войск группы «Кемпф». Под Прохоровкой две бронированные лавины встретились. Более 1200 танков и самоходных орудий участвовали с обеих сторон в этом крупнейшем в истории войны встречном танковом сражении. Мощный удар наших танковых соединений был для гитлеровцев большой неожиданностью.
Ожесточенная схватка длилась до позднего вечера. Многотонные стальные машины превращались в груды металлического лома. С танков летели башни, стволы пушек, на куски рвались гусеницы. Тучи пыли и дыма заволокли все кругом. Обе стороны понесли большие потери.
На долю 97-й гвардейской стрелковой дивизии выпала тяжелая задача: борьба с танками и пехотой противника, которые шли на левом фланге основного танкового клина, нацеленного на Прохоровку. Ожесточенные бои развернулись и на участке нашего 289-го гвардейского стрелкового полка.
Противник бросил в бой свои хваленые танки «тигр» и «пантера», самоходные орудия «фердинанд». За ними двинулась пехота, с воздуха их поддерживала авиация.
Советские воины обрушили на наступающих фашистов мощный шквал огня из всех видов оружия, по танкам врага открыла огонь артиллерия. Стрелки-гвардейцы, пропуская вражеские танки через свои окопы, огнем и гранатами отрезали фашистскую пехоту от танков и истребляли ее. Пять вражеских танков двинулись на участок, где находился взвод ПТР под командованием гвардии лейтенанта Д. А. Гасанова. Он приказал подпустить вражеские танки как можно ближе, и, когда до них осталось 150—200 метров, первым открыл огонь и [99] сразу же подбил один танк. А всего в этом бою Гасанов вывел из строя три фашистских танка.
Исключительное мужество и завидное хладнокровие проявили при отражении танковой атаки командир противотанкового орудия гвардии сержант П. К. Темников и наводчик Т. П. Антошкевич. Ведя огонь прямой наводкой, они подбили вражеский танк и вывели из строя автомашину с пехотой. А потом подожгли еще два танка противника.
В этот день произошел перелом в развитии оборонительного сражения на южном фасе Курского выступа, где действовала и наша 5-я гвардейская армия. Основные силы врага перешли к обороне. Он был измотан и обескровлен. Только в Прохоровском танковом сражении немцы потеряли 400 танков и более 10 тысяч солдат и офицеров.
В течение последующих пяти-шести дней шли непрерывные бои с вражескими танками и пехотой. Атаки и контратаки сменяли друг друга и днем и ночью.
До 16 июля немецко-фашистские войска еще удерживали захваченные ими рубежи, а потом под натиском советских войск начали отходить на исходные позиции. Нашей дивизии пришлось вести яростные бои за село Кочетовку, преодолевая сопротивление противника. 289-й и 294-й гвардейские стрелковые полки перешли в наступление и завязали бои за село.
Это было 19 июля. Наш полк действовал в первом эшелоне. В бою за это село отличились многие. Но мне хочется рассказать о подвиге одиннадцати бойцов во главе с парторгом 1-й стрелковой роты гвардии старшим сержантом Лабаскиным.
При обходе Кочетовки рота встретила сильное огневое сопротивление врага. Был убит командир роты. Его заменил командир взвода гвардии лейтенант В. М. Фомин. Он отобрал 11 смельчаков во главе с гвардии старшим сержантом Лабаскиным, приказал им ворваться в село и отвлечь огонь противника от основных сил роты. Задачу они решили успешно, обеспечили продвижение подразделения к господствующей высоте 226,6. Но из 11 в живых остался только один — гвардии рядовой Жевалдин. Тяжело раненного, его подобрала местная жительница Марфа Дмитриевна Чеботарева и спрятала в своей землянке. Всю ночь она ухаживала за ним, а утром передала солдатам нашего полка, освободившего Кочетовку.
Группа Лабаскина, ворвавшись в село, подняла там [100] настоящий переполох. Гитлеровцы бросили против нее более роты своих солдат. Разгорелся бой. В самый тяжелый момент, когда фашисты ринулись в атаку, Лабаскин крикнул своим товарищам:
— Друзья сталинградцы! Ни шагу назад! Иначе сомнут всю нашу роту ударом с тыла!
Гвардейцы сражались до последнего патрона. Погибли, но не отошли с занимаемых позиций. Вот их имена: гвардии старший сержант Матвей Лабаскин, гвардии сержанты Иван Олейников и Дмитрий Елагин, гвардии ефрейтор Мурат Аминов, гвардии рядовые Петр Поздний, Залепис Ишманов, Халимжан Юнусов, Иван Воднев, Умар Абдурзанов и Турдубай Мамбеталиев.
Все они с воинскими почестями были погребены в селе Кочетовка.
Представления для награждения воинов — эти документы мужества — прошли через мои руки, я подписывал каждое из них вместе с командиром полка. Вот выдержки из наградного листа на гвардии младшего лейтенанта И. Ф. Осадчего, командира взвода 3-й стрелковой роты: «...19 июля 1943 года в бою за село Кочетовку Курской области был убит командир роты, и управление ротой было нарушено. Одновременно выбыли из строя три командира взвода, и бойцы залегли под огнем противника, неся потери. Тогда Осадчий принял на себя командование ротой и повел ее за собой. Будучи раненным и контуженным, не покинул поля боя, пока не вышел с ротой на указанный рубеж».
Освободив Кочетовку, мы долго в ней не задержались: 97-я гвардейская стрелковая повела наступление на Покровку, Яковлево. Правда, пришлось проводить митинги и подразделениях. А поводом для этого послужила листовка, выпущенная политотделом дивизии, с текстом письма жителей Кочетовки, которое они адресовали «гвардейцам, освободившим село от немецких оккупантов». Взволнованные слова этого послания запали в душу каждого бойца.
«Дорогие наши товарищи! — говорилось в письме. — Девять дней, с 10 по 19 июля, хозяйничали немецко-фашистские оккупанты в нашем селе. Это были черные дни неволи... Если бы вы не пришли своевременно нам на помощь, погибли бы еще десятки невинных жителей, были бы обесчещены еще многие наши девушки и женщины, разорены окончательно наши гнезда... Кочетовка была раньше цветущим селом, насчитывающим несколько [101] сот дворов. Вы сами видите, Что от нее осталось сейчас -одни обгорелые печи да развалины. Фашистские мерзавцы увезли из села почти весь скот, сожрали телят и домашнюю птицу, разграбили дома колхозников. Только ваш приход, дорогие наши освободители, снова вернул нас к человеческой жизни, избавил нас от убийств, пыток и издевательств. Вы шли в бой за незнакомое вам русское село, не жалея жизни, вы дрались мужественно и отважно — большое вам за это народное спасибо, товарищи гвардейцы. Деритесь же с врагом так же смело и храбро и в дальнейшем, гоните его с нашей земли».
* * *
23 июля наша дивизия вышла к господствующей высоте 233,6, прикрывавшей подступы к Томаровке. Наше дальнейшее продвижение было приостановлено сильным ружейно-пулеметным, минометным и артогнем противника. Командир дивизии полковник И. И. Анциферов приказал овладеть высотой нашему полку. Но с ходу сделать это не удалось: она оказалась хорошо укрепленной. Поэтому, исходя из опыта боев в Сталинграде, я предложил командиру полка создать штурмовые группы по 8 — 12 бойцов во главе с офицером.
Одну из таких групп возглавил гвардии старший лейтенант Маликов, которому перед боем был вручен партийный билет. Кандидатские карточки получили вместе с ним автоматчики Леонтьев, Корогодин, Моливанчук, Ипатов, Савин, Синяев, Белоус, вошедшие в эту штурмовую группу. Вместе с парторгом капитаном Борозенцем я поздравил их с получением партийных документов. Все они заверили, что не подведут в бою и будут сражаться так, как и подобает коммунистам. И они сдержали свое слово.
После непродолжительной, но мощной артиллерийской подготовки по вражеским укреплениям 26 июля в 16.00 гвардейцы ринулись в атаку.
Воины штурмовых групп приближались к высоте короткими перебежками. Опередила всех группа гвардии старшего лейтенанта Маликова, действовавшая на правом фланге. По приказу командира полка гвардии подполковника П. Р. Панского водрузить красный флаг на высоте было поручено одному из лучших автоматчиков казаху гвардии рядовому Алимбаеву. Но он не сумел донести его до вершины — был смертельно ранен. Флаг из его рук подхватил гвардии рядовой М. К. Кичкаев. Он-то [102] и водрузил его на высоте. Стремительнее, но в то же время осмотрительные действия штурмовых групп позволили овладеть высотой без значительных потерь. Их поддерживали своим огнем минометчики взводов под командованием гвардии старших лейтенантов А. Е. Кузнецова и П. А. Перебейноса.
В этом бою отличился пулеметчик гвардии старшина В. Лисянский. Заняв удобную позицию на склоне высоты, он вел меткий огонь, подавив несколько огневых точек противника. Я хорошо знал Лисянского, бывшего донецкого шахтера, человека недюжинной физической силы. Со своим «максимом» он творил чудеса на поле боя. И поэтому я с радостью подписал на него представление к награждению орденом. В конце июля мы отправили старшину Лисянского на курсы младших лейтенантов, и через некоторое время он вернулся в полк уже с одной звездочкой на погонах.
Мужество и отвагу проявили в этом бою офицеры-связисты гвардии старший лейтенант Н. Е. Мрыхин и гвардии младший лейтенант С. Г. Комаров. Под огнем врага они вместе с телефонистами восстанавливали линию связи.
В те дни мы, конечно, не знали, что Ставкой Верховного Главнокомандования разработана операция под условным наименованием «Полководец Румянцев», которая потом войдет в историю Великой Отечественной войны как Белгородско-Харьковская наступательная операция Воронежского и Степного фронтов, завершившая Курскую битву. Она продолжалась с 3 по 23 августа, до освобождения Харькова. В ходе операции было разгромлено 15 вражеских дивизий, в том числе 4 танковых. Наши войска продвинулись на 140 километров на юг и юго-запад, расширив фронт наступления до 300 километров. Были созданы благоприятные условия для освобождения Левобережной Украины и выхода на Днепр.
Наша дивизия в конце июля вновь вошла в состав 32-го гвардейского стрелкового корпуса, которым командовал Герой Советского Союза генерал-майор А. И. Родимцев. Комкор поставил перед командиром дивизии И. И. Анциферовым новую боевую задачу: прорвать оборону противника на участке шириной 3 км и выйти в район сел Томаровка и Борисовка.
Первыми ровно в 5 часов утра 3 августа 1943 года начали артиллерийскую подготовку наши прославленные гвардейские минометы «катюши». Вместе с огненным [103] смерчем реактивной артиллерии на голову врага обрушились снаряды тяжелых орудий, а с воздуха — авиационные бомбы. Мне не приходилось еще видеть такой мощной артиллерийской и авиационной подготовки. В течение трех часов вражеский передний край практически не просматривался ни в стереотрубы, ни в мощные полевые бинокли — там все заволокло клубящимися облаками дыма и пыли. Да это и немудрено: на участках прорыва было сосредоточено до 230 орудий и минометов и до 70 танков и САУ на километр фронта. (Недостатка в боеприпасах в этот период войны уже не было.) Оборона противника была явно парализована, и его ответный артиллерийский огонь был беспорядочен и слаб. Передний край обороны гитлеровцев покрылся сплошными разрывами снарядов, мин и бомб. Артиллерийским и авиационным огнем подавлялись и уничтожались вражеские боевые порядки.
В 8 часов утра при поддержке танков в атаку на вражеские позиции решительно пошли наши войска.
На участке, где действовал 289-й гвардейский стрелковый полк, немцы сопротивлялись отчаянно. Однако гвардейцы медленно, но уверенно продвигались вперед. Наше наступление заметно ускорилось, когда в полдень передовые части 1-й танковой армии генерал-лейтенанта М. Е. Катукова, обогнав пехоту, прорвали вражескую оборону.
4 августа немцы отошли в направлении села Томаровка. Наш полк достиг высоты Безымянной, что северо-восточнее этого села. Через два дня, тесня противника и обойдя Томаровку, полк оседлал участок дороги Бори-совка — Становой примерно в километре от Борисовки. На это село немцы возлагали большие надежды, рассчитывая создать в нем узел обороны. Но это были тщетные потуги. Полк блокировал Борисовку с юго-востока, другие части дивизии перекрыли противнику пути отхода на юго-запад, и фашистам ничего не оставалось делать, как пробиваться из окружения.
Но все их попытки отойти на Березовку и Хотмыжск не увенчались успехом. Когда в штабе полка стало известно, что по одной из проселочных дорог из Борисовки движется колонна немцев силою до роты при пяти танках, командир полка приказал мне:
— Бери роту автоматчиков, батарею сорокапяток, оседлай проселок и чтобы ни один фриц не ушел, понял? [104]
Я вызвал на КП командира роты гвардии старшего лейтенанта Макарова, командира батареи гвардии старшего лейтенанта Радченко и поставил им задачу: возле рощи Круглой (показал им на карте) выбрать позиции для пехоты и орудий, чтобы преградить путь немцам, Я хорошо знал этих офицеров еще по боям под Сталинградом и был уверен, что они сделают все как надо. И действительно, когда через полчаса приехал на выбранное ими место, убедился, что огневые позиции орудий, окопы для автоматчиков и пулеметчиков расположены удачно.
Едва я успел обменяться с офицерами несколькими фразами, как на проселке заклубилась пыль, послышался грохот моторов и лязг гусениц. Первыми шли танки. Иосиф Давыдович Радченко решил подпустить их поближе и открыл огонь, когда машины были ужо метрах в четырехстах. Первыми же выстрелами были подбиты два танка. Но оставшиеся три открыли ответный огонь и вывели из строя две наши пушки: на одной заклинило затвор, на другой был поврежден поворотный механизм.
Немецкая пехота, следовавшая за танками, во время артиллерийской перестрелки залегла, а потом поднялась и бросилась в атаку. Наши воины огнем из пулеметов и автоматов прижали ее к земле. Танки укрылись в придорожных балках.
Я в это время находился на НП у Радченко.
— Товарищ гвардии майор, — послышался его голос. — Орудийных мастеров Шкарупу и Горваля бы сюда — мигом исправят повреждения. А то с двумя пушками туго нам придется, если немцы снова полезут.
Я крутнул ручку полевого телефона. Отозвался связист на КП полка. Ему было приказано позвать к телефону гвардии старшего лейтенанта Коденко. Начальник артмастерской должен был находиться там. И действительно, вскоре в трубке зарокотал его голос.
— Николай Михайлович, — сказал я ему, — садись в трофейный грузовик, забери с собой двух орудийных мастеров, брось в кузов десяток ящиков со снарядами и гранаты для Радченко и сюда. Знаешь, где мы сейчас?
— Знаю, товарищ гвардии майор, я же был, когда вы задачу ставили ему и Макарову. Минут через тридцать буду.
Не прошло и получаса, как возле огневой позиции остановился трофейный автомобиль. Гвардии старшие сержанты Г. Д. Горваль и М. С. Шкарупа под руководством Н. М. Коденко принялись за дело и заклинение затвора [105] на одной из пушек устранили быстро. А вот с ремонтом поворотного механизма на другом орудии пришлось им повозиться дольше. Но и эта пушка была введена в строй. Золотые руки были у орудийных мастеров! Сколько раз приходилось им и другим специалистам ремонтировать пушки, минометы, пулеметы нередко прямо на огневой позиции, под огнем противника. И оперативная группа артвооружения, как правило, всегда была под рукой у меня или у командира полка.
Я уже не знаю почему, но какое-то время немцы не пытались снова прорваться: может быть, ожидали подкреплений. Но, видно, не дождались. Часа через два три танка выползли из своих укрытий и пошли на нас, за ними рванулась пехота.
Но и эта попытка врага окончилась для него неудачей. Артиллеристы подбили два танка, а последний повернул назад, наверное, экипаж его решил найти обходный путь. Фашистские солдаты снова залегли, а потом оставшиеся в живых десятка два повернули вспять и скрылись из виду. Мы не стали их преследовать.
А к вечеру 6 августа штаб и тылы полка были уже в Борисовке, которую освободили части нашей дивизии. Мы заняли оборону на северо-западной окраине села. В бою за Борисовну были захвачены мельница с запасом зерна и муки, продовольственный склад, склады горючего, запчастей к танкам, боеприпасов, инженерного имущества. В качестве военных трофеев полку досталось 20 исправных танков «тигр», 3 танка Т-IV и 4 автомашины.
К исходу дня 7 августа дивизия завершила ликвидацию окруженной в районе Борисовки группировки врага. Было взято в плен 1200 гитлеровских вояк. А трофейная команда целый день учитывала брошенную гитлеровцами исправную боевую технику, в том числе 48 танков, 300 автомашин, 3 эшелона с вооружением и боеприпасами.
В эти дни произошло событие, которое с болью в сердце было воспринято всеми воинами нашего полка. Нам стало известно, что погиб знатный земляк моих однополчан, ставрополец, герой гражданской войны, генерал армии Иосиф Родионович Апанасенко. В начале июня он прибыл с должности командующего Дальневосточным фронтом стажироваться в качестве заместителя командующего Воронежским фронтом. Направляясь с командного пункта нашей 5-й гвардейской армии к своей машине, [106] он попал под бомбежку и был тяжело ранен. Видный советский военачальник И. Р. Апанасенко скончался в Белгороде 5 августа 1943 года, в день освобождения этого города. В своей предсмертной записке он просил похоронить его в городе Ставрополе. Просьба генерала была выполнена. На Комсомольской горке в центре Ставрополя над его могилой возвышается памятник, у подножия которого круглый год живые цветы.
* * *
11 августа наш полк получил приказ выйти рано утром по маршруту Бабков, Лозовой, Мерло, Заброда, Логовая, Крысино с целью перерезать вместе с другими частями дивизии шоссейную дорогу Харьков — Сумы. К исходу дня полк занял оборону севернее Крысино.
12 августа противник предпринял мощный контрудар из района южнее города Богодухова, используя броневую и огневую силу трех танковых дивизий СС — «Райх», «Викинг» и «Мертвая голова». У немцев была цель выйти в тыл нашим войскам, в том числе 5-й гвардейской армии. Главный удар пришелся по 97-й гвардейской стрелковой дивизии, а следовательно и по позициям нашего полка.
На левом фланге нашей обороны немцы силою до батальона пехоты под прикрытием 20 танков обошли 1-й стрелковый батальон. Одновременно враг начал атаковать и с правого фланга, двинув туда 5 танков и роту автоматчиков. Под угрозой окружения оказался командный пункт полка, штаб и его подразделения. Связь с батальонами была прервана. Из штаба дивизии по радио был получен приказ: «Держитесь. Выручим». На этом связь прекратилась, так как прямым попаданием снаряда была разбита наша радиостанция.
Командира полка подполковника Панского на КП в то время не было, он находился на НП командира 1-го батальона, и мне пришлось самому организовывать бой с прорвавшимся противником. Честно признаюсь: за два фронтовых года я впервые попал в такой переплет. Даже в окружении под селом Желобок летом 1942 года да и в Сталинграде вроде было легче. Подумалось мне тогда, в небольшом лесу южнее хутора Голованова, что, наверное, не выбраться живым из этого пекла.
Прежде всего я позаботился о том, чтобы сохранить Боевое гвардейское Знамя полка. Вызвал командира комендантского взвода гвардии старшину И. Д. Пономаренко [107] и приказал ему передать полотнище Знамени гвардии сержанту П. Я. Доброскокову, выделив в его распоряжение трех автоматчиков. Я хорошо знал Доброскокова как умелого и отважного воина и был уверен, что он сможет доставить Знамя в расположение полка.
Потом мы организовали оборону КП и штаба полка силами оставшихся в живых бойцов рот автоматчиков, связи, саперного взвода, взводов пешей разведки и химзащиты. До наступления темноты нам удалось продержаться. Но было понятно, что с рассветом немцы снова пойдут в атаку и мы погибнем в неравном бою. Поэтому я принял решение ночью прорваться из окружения двумя самостоятельными группами. Одной группой командовал начальник разведки полка капитан Белоусов, а другую возглавил я. Ночь выдалась темная. Немцы, видимо уверенные в том, что нам деваться некуда, ослабили бдительность, и обоим группам удалось прорваться почти без потерь. К 11.00 13 августа все штабные подразделения сосредоточились в балке, по которой протекает река Мерла, в двух километрах юго-западнее города Богодухова. А вскоре туда подошли и батальоны во главе с командиром полка.
Но полотнище Боевого гвардейского Знамени вручил мне не гвардии сержант Доброскоков, а командир минометного взвода гвардии лейтенант В. Н. Степанов. Оказалось, что сержант был тяжело ранен как раз на позиции минвзвода, куда он пробился с сопровождавшими его автоматчиками, и передал Знамя офицеру. За спасение Боевого Знамени гвардии лейтенант Степанов был награжден орденом Красной Звезды.
Должен отметить, что наш полк оказался в тяжелом положении еще и потому, что не все бойцы полученного накануне через полевые райвоенкоматы пополнения оказались вооруженными. В складе боепитания было достаточно стрелкового оружия, но начальник артвооружения полка капитан Васильев проявил преступную беспечность и нерасторопность. Поэтому он был отстранен от должности и предан суду военного трибунала. Приговор был обычный для такого дела на фронте: этого в общем-то энергичного, смелого, никогда не унывающего офицера разжаловали в рядовые и отправили в штрафной батальон. Что поделаешь: законы войны суровы. Правда, вскоре мы узнали, что Васильев в первом же бою храбро сражался с гитлеровцами, искупил свою вину кровью и был восстановлен в звании и должности. Но к нам в полк [108] он уже не попал. Начальником артвооружения был назначен Н. М. Коденко, провоевавший к тому времени в составе нашего полка более года.
14 августа КП полка перебазировался на восточную окраину Богодухова. До последних дней этого месяца нам пришлось вести бои с обороняющимся противником. Потом сопротивление его ослабло, и мы начали преследование откатывающихся на запад и юго-запад немецких частей.
23 августа с радостью узнали, что войсками Степного фронта при содействии нашего Воронежского и Юго-Западного фронтов был освобожден Харьков.
Так закончилась Курская битва, которая окончательно закрепила стратегическую инициативу в руках советского командования, создала благоприятные условия для развертывания общего стратегического наступления Красной Армии. Победой под Курском и выходом наших войск к Днепру завершился коренной перелом в ходе Великой Отечественной войны. [109]