Изгнание фашистских войск из Польши

Накануне большой операции

Задачу разгрома фашистских оккупантов в Польше выполняли 1-й Белорусский и 1-й Украинский фронты. Наш, 1-й Белорусский, готовил главный удар с магнушевского плацдарма в общем направлении на Познань. Одновременно готовился удар с пулавского плацдарма в общем направлении на Радом, Лодзь. Поскольку исходным рубежом обоих фронтов была река Висла, а конечная цель — выход войск на реку Одер, эта стратегическая операция получила название Висло-Одерской.

Подготовка к операции на нашем фронте началась еще в октябре 1944 года. К этому времени штаб переехал из польской деревни Конколевницы в город Седлец. Однако некоторые предварительный распоряжения командующий артиллерией фронта генерал Казаков отдал командующим артиллерией армий несколько раньше. Не желая отвлекать свой штаб от руководства боевой деятельностью на модлинском направлении и от других текущих задач, а также с целью сохранения до определенного времени в тайне подготовки крупной наступательной операции В. И. Казаков лично выезжал в армии, занимавшие магнушевский и пулавский плацдармы южнее Варшавы. Зная масштабы предстоящей операции, он решил заблаговременно обсудить с командующими артиллерией армий некоторые проблемы. В частности, его беспокоил тогда вопрос о размещении на плацдармах боеприпасов, выделенных Ставкой фронту для проведения операции. Если к началу действий фронт должен был иметь примерно 4–4,5 миллиона снарядов и мин, то по меньшей мере 1–1,5 миллиона из них следовало разместить на плацдармах. Вот и возникла необходимость заблаговременно предупредить об этом командующих артиллерией армий. Ведь для того [197] чтобы обеспечить на плацдармах сохранность сотен тысяч снарядов и мин, требовалось вырыть большое количество глубоких котлованов и тщательно замаскировать их от воздушного наблюдения. Это очень большая и трудоемкая работа. Помню, мы подсчитали, какое количество кубометров земли придется выбрать, и цифра получилась внушительная — десятки тысяч кубометров.

Тогда же командующих артиллерией армий предупредили, что на плацдармах будет создана очень мощная группировка артиллерии, о размещении которой им тоже предстоит позаботиться. Были и другие вопросы.

Непосредственно для штаба артиллерии фронта подготовительный период, как всегда, был насыщен множеством дел. В этот период Ставка начала усиливать фронт войсками, в том числе и артиллерией, на прием и размещение которой требовалось немало времени.

От операции к операции возрастала сила удара наших войск. Это достигалось непрерывно растущей численностью артиллерии и мощью артиллерийских группировок. Висло-Одерская операция в этом отношении не составила исключения. В преддверии операции Ставка усилила наш фронт еще одним, 6-м артиллерийским корпусом прорыва под командованием генерала П. М. Рожановича. В состав корпуса входили 14-я и 29-я артиллерийские дивизии, которыми командовали опытные артиллерийские генералы А. И. Брюханов и Н. Г. Лебедовский. Вновь порадовали нас труженики тыла. Для включения в состав артиллерийских дивизий прорыва к нам прибыло несколько тяжеломинометных бригад, вооруженных только что появившимися мощными 160-миллиметровыми минометами.

После боев на наревском плацдарме произошли некоторые изменения в составе войск нашего фронта. Во 2-й Белорусский фронт были переданы 70-я и 65-я армии. Особенно не хотелось расставаться с 65-й. Это была старейшая армия фронта, прошедшая с нами весь долгий, тяжелый и победный путь от Волги до Вислы. Свыклись мы и с командующим артиллерией армии генералом И. С. Бескиным, и с его хорошо слаженным, очень работоспособным штабом, который в то время возглавлял полковник Г. Г. Гусаров.

Несмотря на уход этих армий, группировка войск оставалась очень сильной. К началу Висло-Одерской операции в состав фронта входило восемь общевойсковых армий, в [198] том числе 1-я армия Войска Польского, две танковые армии, два танковых и два кавалерийских корпуса и несколько отдельных бригад и укрепленных районов. Что же касается артиллерии, то ее группировка в этой операции была необыкновенно сильной. Достаточно сказать, что только орудий и минометов у нас насчитывалось около 17 тысяч, а если к этому добавить установки и рамы полевой реактивной артиллерии, то и все 18 тысяч единиц. Огонь такого огромного количества артиллерии предстояло спланировать и организовать штабам артиллерии фронта и армий. Чтобы по достоинству оценить эти цифры, напомню, что во время Сталинградского контрнаступления во всех трех участвовавших в нем фронтах насчитывалось только 13,5 тысячи орудий и минометов. Да, быстрыми темпами росло могущество наших Вооруженных Сил в годы Великой Отечественной войны.

Тут я должен прервать свое повествование о работе штаба в подготовительный период и рассказать о некоторых событиях в жизни нашего фронта.

Новый командующий фронтом

14 ноября 1944 года командующим войсками 1-го Белорусского фронта Ставка назначила Маршала Советского Союза Г. К. Жукова, а Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский был назначен командующим 2-м Белорусским фронтом, который был нашим соседом справа. Нам предстояло жить и работать под руководством нового командующего. Это обстоятельство вызывало противоречивые чувства. Очень жаль было расставаться с Константином Константиновичем Рокоссовским, которого мы глубоко уважали и любили. В то же время было лестно, что нашим фронтом будет командовать такой прославленный полководец, как Георгий Константинович Жуков. Хотя, что греха таить, про себя и побаивались, так как были наслышаны о его крутом и суровом нраве.

Имя маршала Жукова известно не только в нашей стране. Не мне судить о его таланте военачальника и давать оценку операциям, проведенным войсками различных фронтов под его руководством. Я хочу сказать о другом. Многие характеризуют Г. К. Жукова лишь как властного, [199] крутого нрава человека, не раскрывая других его черт. И напрасно!

Георгий Константинович был действительно суров, но в то же время справедлив и заботлив по отношению к подчиненным. Требовательный, непримиримый к недостаткам, он ждал от подчиненных только правдивых докладов о событиях, какого бы характера они ни были, так как не терпел лжи и обмана. Человек исключительного трудолюбия, он работал, не щадя себя, и того же требовал от других. Тех, кто ревностно относился к воинскому долгу, уважал, высоко ценил.

Не могу не рассказать того, что сохранила память о полководце, так много сделавшем для победы над врагом.

Начну с его отношения к артиллерии. Ее роли в операции он придавал решающее значение, не без основания считая, что только артиллерия способна мощным, массированным огнем нанести наибольший урон противнику и тем самым предельно сократить потери как в живой силе, так и в технике во время прорыва и развития наступления.

Поэтому при разработке плана операции маршал требовал от командующего артиллерией фронта предельной концентрации артиллерийских средств на направлениях главных ударов, решительного привлечения для этой цели артиллерии из соединений вторых эшелонов и даже резервов фронта. При этом он добивался создания не только большой плотности артиллерии, но и максимальной плотности ее огня на решающих участках прорыва, высокой эффективности и постоянно напоминал о необходимости поиска новых форм ее боевого применения.

К штабу артиллерии фронта Г. К. Жуков относился с большим доверием и полностью полагался на наш опыт и знания. Я отчетливо помню несколько личных встреч с Георгием Константиновичем и хочу рассказать о них, чтобы читатель увидел его таким, каким он был в рабочей обстановке фронтовых будней.

Однажды в период Висло-Одерской наступательной операции маршал Жуков вызвал меня к себе. Не зная причины вызова, я вооружился всеми данными, чтобы ответить на любой вопрос. Шел и напряженно думал: о чем может идти речь и чего мы еще не сделали? Откровенно признаюсь, готовился к трудному разговору. Обстановка [200] была сложная: фронт сильно растянут, в тылу наших войск остались группировки противника, не была взята крепость в Познани, тревожило и многое другое. Так что ожидать можно было самых неприятных вопросов. Но страхи мои оказались напрасными. Маршал встретил меня приветливо, поздоровавшись, усадил за свободный стол.

— Есть ли у вас сведения о наличии боеприпасов в войсках и на складах? — спросил он.

— Так точно, есть все данные, — ответил я. А про себя подумал, что с этим правильнее было бы обратиться к начальнику артиллерийского снабжения фронта.

— Так вот, садитесь и пишите мотивированную шифровку Верховному, сколько боеприпасов еще необходимо фронту.

У меня не было с собой книги шифровок, и я доложил об этом.

— Ничего, — услышал в ответ, — возьмите отдельные листы.

Суть вопроса была ясна, но я не знал, в каком тоне пишется шифровка лично Верховному Главнокомандующему. Прежде этого делать не доводилось.

Маршал работал за своим столом, а я мучился за своим. Наконец, испортив несколько листов, я, волнуясь, положил мое творение перед командующим. Он очень внимательно прочитал документ и сказал:

— По существу все правильно. Вот только тон шифровки, товарищ Надысев, не совсем верный. Вы обращаетесь не к кому-нибудь, а к Верховному Главнокомандующему, значит, и тон должен быть иным. Он не должен звучать как требование. Следует показать, как обстоит у нас дело с боеприпасами, привести наш расход и соображения о потребностях фронта. Верховный сам поймет, что боеприпасы действительно очень нужны, и отдаст необходимые распоряжения.

После такого разъяснения мне уже нетрудно было переделать шифровку, и она без исправлений была подписана.

Или другой пример. За Висло-Одерскую операцию командующий артиллерией фронта представил меня к правительственной награде, но в наградном листе не указал, к какой именно, полагая, видимо, что это должен решить маршал Жуков. Просматривая наградной лист, маршал написал на нем: «Орденом Суворова 1-й степени». На [201] замечание начальника отдела кадров фронта, что по статуту полководческий орден Суворова 1-й степени начальнику штаба артиллерии фронта не положен, маршал ответил: «Он его заслужил». Об этом эпизоде мне рассказал генерал Казаков.

И мне вспомнилось, что Жуков обратил внимание на работу нашего штаба еще до вступления в командование 1-м Белорусским фронтом. Будучи представителем Ставки на нашем фронте во время подготовки и проведения Бобруйской операции, он наблюдал, как работают офицеры нашего штаба в войсках; не раз, находясь на ВПУ фронта, маршал заслушивал доклады и соображения начальников оперативного и разведывательного отделов штаба артиллерии фронта. И когда прорыв вражеской обороны на бобруйском направлении был успешно завершен, он предложил генералу Казакову представить Курбатова и Левита к награждению орденом Красного Знамени. Были награждены и другие офицеры нашего штаба, хорошо проявившие себя в войсках, — Сапков, Крышовский, Пышкин и еще несколько человек.

...Памятен и такой случай. В отсутствие Казакова маршал вызвал меня для решения очень сложного вопроса. Это произошло уже после Висло-Одерской операции, когда шесть наших армий были повернуты на север для разгрома сильной померанской группировки немцев, угрожавшей открытому правому крылу нашего фронта. Указанные армии имели крайне ограниченное количество боеприпасов, что-то не более 0,2–0,3 боевого комплекта. Положение было угрожающим. Вот в такой обстановке маршал потребовал, чтобы я срочно доложил, где взять боеприпасы для армий, действующих в Померании.

Мне было ясно, что обычный путь получения боеприпасов здесь не пригоден: мы не имели для этого времени. Обстановка требовала более оперативного решения проблемы. И я предложил рискованный, но единственно правильный, с моей точки зрения, вариант: изъять боеприпасы у пяти армий, занимавших оборону на Одере, оставив им не более 0,2 боевого комплекта, то есть 15–30 снарядов на орудие. Остальные боеприпасы транспортом этих же армий срочно перебросить в полосы армий, действующих в Померании, и сосредоточить их в определенных пунктах. Оценив целесообразность такого предложения, маршал согласился с ним и дал указание немедленно написать [202] и отослать армиям подробную шифровку. Я заметил, что, если такая шифровка будет послана за моей подписью, командармы могут ее не выполнить. В ответ Г. К. Жуков сказал буквально следующее: «А вы напишите, что это приказ лично командующего фронтом».

Не теряя дорогого времени, мы с начальником 2-го отдела артснабжения полковником И. В. Степанюком рассчитали, кому и сколько боеприпасов, куда и к какому времени нужно подать. Шифровка была написана и разослана армиям. Все командармы очень добросовестно и оперативно исполнили подписанное мною приказание командующего фронтом, и положение на угрожаемом померанском направлении было выправлено.

Уже в ходе операции по разгрому померанской группировки противника произошел еще один запомнившийся случай. Для взятия крепости Кольберг (Колобжег) на побережье Балтийского моря командующий 1-й армией Войска Польского генерал С. Г. Поплавский попросил командующего фронтом придать его армии артиллерийскую бригаду большой мощности, так как толстые стены крепости могли разрушить орудия только такого калибра.

Маршал Жуков приказал мне по телефону к утру следующего дня подать одну из таких бригад в 1-ю польскую армию (разговор состоялся примерно в 15 часов). Я ответил, что приказ будет выполнен, и приступил к его реализации. Как же поразились мы с начальником оперативного отдела, когда, взглянув на карту, увидели, что ближайшая бригада большой мощности находится в ста километрах от Кольберга, а значит, для ее переброски в 1-ю польскую армию потребуется не менее 30–40 часов. Тягачами в этих бригадах служили трактора ЧТЗ-65, скорость которых составляла четыре — шесть километров в час. К тому же трактора были так изношены, что рассчитывать на успешный марш не приходилось.

Что оставалось делать? Принесший нам оперативную карту майор Сапков, на лету схватывавший обстановку, первым предложил вместо бригады большой мощности направить в 1-го польскую армию гвардейскую минометную бригаду полевой реактивной артиллерии М-31. Эта бригада была очень маневренна и могла прибыть в нужный район к установленному сроку. К тому же во время боев по овладению крепостью Познань мы уже приобрели [203] опыт применения таких бригад для разрушения прочных сооружений. Я согласился с предложением Сапкова и приказал отдать необходимые предварительные распоряжения командиру 5-й гвардейской минометной дивизии полковнику Г. М. Фанталову, а сам стал звонить начальнику штаба фронта.

Дело в том, что маршал Жуков всегда требовал точного выполнения своих приказов, и я не мог отступить от этого правила, хотя целесообразность принятого решения не вызывала сомнений.

Трудно передать, каких усилий мне стоило добиться разговора с командующим: он отдыхал после бессонной ночи. Когда же я подробно доложил о предложении штаба артиллерии фронта, маршал ответил:

— Что ж, это разумно. Но вы могли решить и самостоятельно. Я вам доверяю и полагаюсь на вас. Передайте генералу Поплавскому, что к утру в его распоряжение прибудет бригада М-31. Проинструктируйте, как использовать ее при овладении крепостью и как ведется огонь прямой наводкой снарядами М-31.

Маршал напряженно работал всю предыдущую ночь, но, несмотря на усталость и прерванный сон, отвечал спокойно, без малейшего раздражения...

Таким я запомнил Маршала Советского Союза Г. К. Жукова. И что особенно дорого, запомнил его уважительное отношение к артиллерии и к штабу артиллерии фронта, сумевшему завоевать доверие и признание этого строгого, но справедливого военачальника.

* * *

В ноябре 1944 года произошло знаменательное событие. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 21 октября 1944 года в ознаменование заслуг артиллерии в Великой Отечественной войне был установлен День артиллерии, который впервые отмечался в стране 19 ноября 1944 года.

Стоит ли говорить, с каким энтузиазмом встретили мы этот указ. В штаб артиллерии потоком шли поздравительные телеграммы и письма из армий, от командиров артиллерийских соединений и частей, от начальников управлений и отделов полевого управления фронта.

Знаменательный день было решено отметить во всех артиллерийских частях фронта и в нашем штабе. [204]

Торжественный вечер штаба артиллерии фронта проходил в городке Бяла-Подляска, где стоял второй эшелон полевого управления фронта. В празднике приняло участие около пятисот человек. Вечер закончился товарищеским ужином, на который приехал восторженно встреченный собравшимися командующий фронтом Г. К. Жуков. Приехал поздравить нас и маршал К. К. Рокоссовский. Артиллеристы чувствовали себя настоящими именинниками.

Это была последняя, незабываемая встреча артиллеристов 1-го Белорусского фронта со своим бывшим командующим. Воспоминания о ней и теперь, много лет спустя, согревают наши сердца тем теплом, которое Константин Константинович так щедро дарил людям.

Подготовительный период

Директива Ставки 1-му Белорусскому фронту на подготовку Висло-Одерской операции была дана 28 ноября 1944 года. Задачу нашему штабу на подготовку артиллерии к предстоящей операции командующий артиллерией фронта поставил 1 декабря. С этого дня штаб артиллерии приступил к разработке документов по боевому применению артиллерии. Начало операции намечалось на вторую половину января 1945 года.

Противник укреплял свою оборону в течение пяти месяцев. Особенно развитую и прочную оборону он создал перед плацдармами южнее Варшавы. А именно с этих двух плацдармов и были намечены два сокрушительных удара силами шести армий. Главный удар с магнушевского плацдарма должны были наносить 61-я, 5-я ударная, 8-я гвардейская, 3-я армии, а с пулавского — 69-я и 33-я армии.

Для наращивания силы удара и развития успеха на этом направлении в резерве фронта сосредоточивались одна общевойсковая и две танковые армии (3-я ударная, 1-я гвардейская и 2-я гвардейская танковые). По замыслу операции войска фронта, прорвав сильно укрепленную оборону южнее Варшавы и освободив польскую столицу, должны были выйти к реке Одер и очистить территорию Польши от фашистской мрази. [205]

Для осуществления прорыва и выполнения последующих задач войскам фронта нужна была поддержка очень сильной группировки артиллерии. К созданию ее и приступил наш штаб под руководством генерала Казакова. В вопросах распределения артиллерии мы уже имели большой опыт, и составление всех необходимых расчетов не представляло особых трудностей. Штаб артиллерии подготовил подробную справку о распределении артиллерии РВГК между армиями ударных направлений и о всей группировке артиллерии в полном соответствии с требованиями маршала Жукова, о которых я уже упоминал.

Для усиления четырех армий на направлении главного удара мы привлекли около 80 процентов артиллерии РВГК, около 70 процентов полевой реактивной артиллерии среднего и всю — тяжелых калибров, а также значительное количество артиллерии армий второго эшелона и резервов. Благодаря такой концентрации на этом направлении средняя плотность артиллерии достигала 230–250 орудий и минометов на километр фронта{31}. А на отдельных участках армий была даже значительно выше. И это не считая боевых установок и рам полевой реактивной артиллерии!

Но это были пока только расчеты, таблицы, схемы. Для того чтобы эти расчеты претворить в жизнь, предстояло еще много потрудиться. Характер и объем работы штаба артиллерии фронта уже знакомы читателю, и я не хочу повторяться. Однако подготовка каждой операции таит в себе самые непредвиденные трудности. Так получилось и с Висло-Одерской операцией.

Как только в штабах артиллерии армий узнали, какое количество артиллерии будет получено на усиление, нас забросали донесениями о невозможности разместить ее на плацдармах. Мы проверили и убедились, что условия местности действительно крайне ограничивают возможности выбора огневых позиций, отвечающих необходимым требованиям.

На первый взгляд положение казалось безвыходным, но, обсудив с Казаковым этот вопрос, мы отдали распоряжение размещать целые полки и бригады линиями, а также на участках соседних армий, примыкавших к плацдармам. [206] Причем в первой линии должны были размещаться легкие артиллерийские бригады, вооруженные 76-миллиметровыми пушками. В 400–600 метрах за ними — гаубичные и тяжелогаубичные бригады, а затем артиллерия дальнего действия. Если читатель увидит в фильме о войне орудия, выстроенные в длинную линию, пусть не сочтет, что это выдумка оператора. На войне бывало и такое.

Были свои особенности и в планировании артиллерийского наступления, выразившиеся в очень своеобразном построении графика артиллерийской подготовки. Мы уже знали случаи, когда противник в предвидении наступления советских войск, стараясь уберечь свою пехоту и танки от ударов нашей артиллерии, отводил их с первой позиции обороны. Следовательно, требовалось принять меры, чтобы предотвратить нерациональный расход боеприпасов в случае такого маневра гитлеровцев. В связи с этим маршал Жуков дал нам следующие указания о построении артиллерийской подготовки. После очень мощного двадцатипятиминутного огневого налета спланировать период поддержки атаки передовых отрядов в течение одного часа. Передовые отряды выделить по одному от каждой дивизии первого эшелона. Если они встретят упорное сопротивление и их атака не будет иметь успеха, артиллерия должна будет продолжать артиллерийскую подготовку и провести еще два мощных двадцатиминутных огневых налета с тридцатиминутным периодом разрушения между ними. Если же атака передовых отрядов будет развиваться успешно, надобность в проведении остальных периодов артподготовки отпадет. В сражение будут введены главные силы, и артиллерия переключится на их поддержку. Таким образом, продолжительность артиллерийской подготовки по полному графику составляла 2 часа 35 минут, а по сокращенному варианту — 25 минут.

Наличие двух вариантов графика артиллерийской подготовки поставило перед командующим артиллерии фронта и его штабом очень сложную задачу. Определить, какой из вариантов графика следует претворять в жизнь, можно только в ходе артподготовки, во время действия передовых отрядов, в зависимости от того, решит ли маршал Жуков отводить передовые отряды в исходное положение или же будет вводить главные силы. То есть командующий артиллерией фронта должен был в кратчайший срок успеть [207] передать соответствующее распоряжение командующим артиллерией армий, а те — уже всей действующей в их полосе артиллерии.

Сделать это можно было только имея в распоряжении командующего артиллерией фронта такие надежные средства управления, какими располагал наш 87-й дивизион управления. В этой операции командующему артиллерией фронта предстояло впервые использовать его в полной мере. Значительную помощь нам оказал генерал Максименко, выделивший для усиления 87-го дивизиона дополнительные средства связи.

Задолго до начала операции рядом с наблюдательным пунктом командующего 5-й ударной армией и его командующего артиллерией был оборудован и наблюдательный пункт генерала Казакова. На этом же пункте, начиная операцию, решил находиться маршал Жуков.

Командир дивизиона управления установил надежную телефонную и радиосвязь с командующими артиллерией армий и с командирами артиллерийских корпусов и отдельных дивизий на направлении главного удара фронта. Схема связи была хорошо продумана, и в случае необходимости командующий артиллерией фронта мог через свой коммутатор связаться со многими артиллерийскими командирами и начальниками. Немало потрудились начальник отдела связи полковник Румынский, его помощники и личный состав 87-го дивизиона управления.

В первых числах января 1945 года ко мне явился полковник Курбатов, явно чем-то встревоженный. Развернув передо мной разведывательную карту, он сообщил, что при последнем обобщении и анализе результатов разведки получилась невероятная и непонятная картина. Перед магнушевским плацдармом вскрыто непомерно большое количество вражеской артиллерии, в два раза больше, чем выходило по нашим расчетам, основанным на точном знании штатного состава противостоящего противника и возможного количества артиллерии усиления. Причем, как доложил Курбатов, все обнаруженные батареи противника «живут», и огневая деятельность каждой из них по четыре-пять раз подтверждена всеми средствами наземной разведки и корректировочно-разведывательной авиацией. Тревога полковника Курбатова была мне понятна. Несмотря на значительное количество у нас артиллерии, предназначенной для контрбатарейной борьбы, она никак не могла [208] бы справиться с одновременным подавлением такого числа батарей противника. И хотя полученные сведения показались мне сомнительными, не считаться с ними я не мог. Чтобы убедиться в достоверности данных разведки, я приказал командиру корректировочно-разведывательного авиационного полка полковнику Тищенко пикированием установить, не ложные ли это орудия. Для этого я очертил на карте в разных районах два больших прямоугольника, в каждом из которых было нанесено по 15 немецких батарей.

Выполнив задачу, Тищенко доложил, что на всех проверенных позициях действительно стоят настоящие орудия, из блиндажей вьется дымок, видны протоптанные дорожки, по которым ходят солдаты.

Вопрос был настолько серьезным, что для его окончательного решения специально собрался Военный совет фронта. Мне предложили подробно доложить обо всех имеющихся в штабе артиллерии данных, с конкретными выводами и предложениями. После обсуждения моего доклада было принято наше предложение: подавлять все обнаруженные батареи в две очереди.

Что же оказалось в действительности? У нас давно уже установилось правило проверять эффективность огня своей артиллерии сразу после начала наступления. Для этого в полосах всех армий создавались специальные группы, преимущественно из подразделений топографической разведки, действовавшие под руководством и контролем офицеров разведывательного отдела. Эти группы шли вслед за наступающими войсками и с выходом в район огневых позиций противника приступали к замеру воронок относительно цели. Тут же на каждую цель — батарею — составлялась карточка результатов стрельбы. На карточке отмечались все орудия батареи и все разрывы наших снарядов относительно центра цели в радиусе зоны поражения (в метрах). С помощью таких карточек разведотдел штаба анализировал степень эффективности контрбатарейной борьбы, а штаб артиллерии на основе этого анализа давал необходимые указания бригадам и полкам, которые вели огонь по батареям противника.

Так вот. В описываемом случае оказалось, что на многих позициях (примерно на половине проверенных нами) стояли захваченные в свое время врагом наши советские орудия — 76-миллиметровые пушки и 122-миллиметровые [209] гаубицы. Эти батареи обслуживались сокращенными расчетами и вели огонь нашими боеприпасами по определенному графику, на заранее исчисленных установках стрельбы (угломера и прицела).

Еще один элемент подготовки артиллерии к операции заслуживает того, чтобы рассказать о нем. Штаб фронта много внимания уделял оперативной маскировке и скрытности подготовки к операции, поэтому огромное количество войск, в том числе и артиллерии, до поры до времени находилось в резерве фронта и укрывалось в больших лесах, в 60–80 километрах восточнее Вислы. Только за две ночи до начала операции вся эта армада выводилась на плацдармы, где к тому времени для артиллерии были не только выбраны, но и оборудованы в инженерном отношении огневые позиции и наблюдательные пункты. Последние уже были заняты разведчиками, которые вели непрерывное наблюдение за противником. Вывод на плацдармы большого количества войск в течение двух ночей при наличии всего лишь двух переправ на каждом плацдарме являлся делом весьма сложным, требовавшим очень четкой организации.

Оперативный отдел штаба фронта, возглавляемый полковником В. М. Крамаром, заблаговременно разработал детальный план вывода войск из районов сосредоточения на плацдармы. В разработке этого плана активно участвовал и оперативный отдел штаба артиллерии фронта, так как удельный вес артиллерии в составе резерва фронта был очень велик. К плану прилагалась карта, где были нанесены районы сосредоточения всех соединений и частей резерва фронта. Были прочерчены маршруты, по которым частям предстояло выходить из лесов на основные дорожные магистрали и далее следовать к переправам. В пунктах выхода из леса фиксировалось точное время появления головы и хвоста колонны каждой части. Точность прохождения по времени была особенно важна в тех пунктах, где пересекались маршруты нескольких частей. Время на выход частей к переправам настолько уплотнялось, что только при строжайшей дисциплине марша и точнейшем выполнении графика движения, предусмотренного планом, вывод войск на плацдармы мог быть осуществлен в указанные планом жесткие сроки.

Для непосредственной переправы артиллерии через Вислу наш оперативный отдел дополнительно разработал [210] свой частный план. В соответствии с ним части, подходившие к реке по графику фронта, укрывались в прибрежных лесах в непосредственной близости от переправы и в дальнейшем действовали по указаниям артиллерийского коменданта переправы. Последний, находясь на переправе, устанавливал связь (телефонную и связными) со всеми районами сосредоточения частей перед рекой. Благодаря этому мы избежали возможных при массовых передвижениях войск пробок и смогли точно выдержать интервалы между частями, давая команды на выход из районов сосредоточения в зависимости от фактического положения дел на переправе. Правда, к такой организации мы прибегли только на переправе в полосе 8-й гвардейской армии, где проходило наибольшее количество артиллерийских частей.

Добавлю к этому, что комендантом переправы был назначен майор Сапков, который отлично справился со своей нелегкой задачей. Благодаря его стараниям и хорошей организации в частях сложная переправа через Вислу была проведена четко, вся артиллерия своевременно заняла позиции и подготовилась к выполнению задач.

Рассказывая о событиях, связанных с подготовкой большой операции, хочу отметить огромную работу в войсках наших молодых офицеров, тот авторитет и доверие, которое они сумели заслужить не только в частях, но и у командующих артиллерией армий и их штабов. Приведу пример.

В период, когда наши войска занимали оборону на плацдармах, для проверки планирования огня артиллерии и работы штаба артиллерии 8-й гвардейской армии на магнушевский плацдарм был послан майор В. М. Турбин. Как всегда в таких случаях, с офицером штаба выехала большая группа офицеров из числа находившихся в резерве фронта.

Тогда мы не исключали возможности контрудара противника по войскам, оборонявшимся на плацдармах. Поэтому перед отъездом Турбина я дал ему указание наиболее тщательно проверить все, что определяет готовность артиллерии к отражению вражеских ударов: организацию и вызов неподвижного заградительного огня, обеспечение стыков и флангов, организацию противотанковой обороны и порядка вызова на рубежи развертывания противотанковых резервов армии. По прибытии в армию Турбин доложил [211] командующему артиллерией армии генералу Н. М. Пожарскому и его начальнику штаба полковнику В. Ф. Хижнякову о полученном задании. Изучив группировку артиллерии, систему огня в обороне, наличие и размещение боеприпасов, а также все отданные штабом артиллерии распоряжения частям, он распределил свою группу по направлениям и отослал в части, напомнив требования нашего штаба. Сам же взялся за проверку организации огня артиллерии: НЗО, ПЗО, СО и т. д.

Работая в частях, наши офицеры кропотливо изучали каждый вопрос и тщательно проверяли умение артиллеристов точно и своевременно выполнять огневые задачи. Причем проверка проводилась с секундомером в руках. Ведь быстрота открытия огня по вызову и его точность имели решающее значение.

Каковы же были результаты? Отметив хорошее состояние боевой готовности артиллерии на плацдарме, офицеры нашли и существенные недостатки. Об этом майор Турбин подробно доложил генералу Пожарскому и полковнику Хижнякову.

Надо сказать, что Пожарский и Хижняков, узнав об итогах проверки, не пытались брать под сомнение правильность выводов Турбина, не стали защищать «честь мундира», а со всей серьезностью и оперативностью взялись за исправление недочетов.

С такой же ответственностью работали в войсках и другие офицеры нашего штаба. Хочу подчеркнуть, что, за исключением начальников отделов, офицеры штаба артиллерии фронта имели звание не выше подполковника, и им необходимо было проявлять достаточно такта, решая служебные вопросы в армиях и артиллерийских соединениях с полковниками и генералами. И то, что большие артиллерийские начальники считались с мнением и даже указаниями майоров и подполковников, убедительно свидетельствует об их авторитете и авторитете штаба артиллерии фронта в целом.

За два-три дня до начала операции произошел небезынтересный, хорошо запомнившийся случай. Это было 11 или 12 января 1945 года. В те дни уже подходила к концу подготовка артиллерии к большому наступлению. Мы еще не знали точно дня его начала, но по всему чувствовалось, что он близок. Как всегда в такие периоды, генерал Казаков находился в войсках. В его отсутствие [212] позвонил нам маршал артиллерии Н. Н. Воронов, и разговаривать с ним пришлось мне.

— В день наступления, товарищ Надысев, — сказал он, — погода будет нелетная. Сможет ли артиллерия фронта надежно подавить оборону противника без участия авиации?

— Можете быть спокойны, товарищ маршал. В тактической зоне мы всегда планируем огонь артиллерии внакладку по целям, предназначенным для авиации.

— Имейте в виду, этот вопрос интересует Верховного.

— Можете заверить Ставку, что артиллерия свою задачу выполнит.

— А сможете ли вы обеспечить готовность артиллерии в самое ближайшее время? — спросил Воронов.

Я доложил, что у нас еще имеются некоторые недоделки, но, если необходимо, мы сделаем все возможное, чтобы артиллерия была готова к любому сроку, который назовет Ставка.

Смысл этого разговора я понял много позднее. Теперь-то уже широко известно, что Висло-Одерская операция, в которой участвовали 1-й Украинский и 1-й Белорусский фронты, началась раньше, чем было намечено. Только несколько лет спустя я узнал, что вызвано это было необходимостью выручить союзников, попавших в тяжелое положение в Арденнах.

Верная союзническому долгу, Ставка Верховного Главнокомандования начала большое наступление двух фронтов ранее планируемого срока. Наступление советских войск вынудило Гитлера снять ряд танковых дивизий, участвовавших в окружении войск Эйзенхауэра и Монтгомери, и перебросить их на Восточный фронт.

Вспоминая об этом, невозможно не оценить по достоинству и дальновидность штаба фронта, который заблаговременно разработал четкий план вывода войск на плацдармы, что помогло тогда блестяще выполнить решение Ставки.

Ввод в прорыв танковых армий

Из года в год возрастала роль в войне танковых и механизированных войск.

С 1943 года в состав фронтов стали поступать танковые армии и в значительных количествах танковые и механизированные корпуса. Благодаря этому [213] резко повысилась огневая и ударная мощь Красной Армии.

В 1943 году танковая промышленность произвела 16,5 тысячи тяжелых и средних танков, а за последующие полтора года — 41,8 тысячи танков и самоходно-артиллерийских установок. Это позволило Ставке ВГК обеспечить фронты в большом количестве бронетанковыми и механизированными частями и соединениями, а фронты, находившиеся на важнейших стратегических направлениях театра войны, — танковыми армиями.

Танковые корпуса имели в своем составе более 250 танков и САУ и более 150 орудий и минометов, механизированные корпуса — около 250 танков и САУ и более 250 орудий и минометов.

Еще более грозную силу представляла танковая армия, имевшая в своем штатном составе более 750 танков и САУ и более 600 орудий и минометов{32}.

Если к этому добавить, что в 1944 году на вооружение танковых войск поступили тяжелые танки ИС и модернизированные танки Т-34 с более мощной броней и вооружением (взамен 76-миллиметровой — 85-миллиметровая пушка), то нетрудно понять, какую грозную силу представляли бронетанковые и механизированные войска Красной Армии в 1944 году.

Танковые и механизированные корпуса, как правило, являлись средством общевойсковой армии для развития боя и сражения, танковые армии были подвижной группой фронта, предназначенной для развития операции в глубину.

Танковые армии в Великой Отечественной войне являлись решающим фактором разгрома крупных группировок противника, они придавали наступательным операциям более высокие темпы наступления и большую глубину. Введенные в прорыв, танковые армии должны были стремительно выходить на коммуникации противника в оперативной глубине, замыкать кольцо окружения крупных группировок, действующих перед фронтом войск первого эшелона, создавать внешний фронт окружения с последующим развитием успеха в оперативной глубине. Это очень обширный вопрос, и, по существу, не моя тема, но я хочу, хотя бы коротко, остановиться на нем, чтобы читатель [214] убедился, как важно в артиллерийском отношении обеспечить ввод танковой армии в прорыв и как важно, чтобы она максимально сохранила свою ударную и огневую силу для выполнения главных задач.

Дело в том, что после прорыва стрелковыми войсками первого эшелона тактической обороны перед их фронтом, за рубежом ввода, имеются очаги сопротивления, которые, если их своевременно не подавить огнем артиллерии, могут нанести существенный урон частям первого эшелона танковой армии, прежде чем они пройдут опасную зону и выйдут на оперативный простор. Смысл артиллерийского обеспечения ввода танковой армии заключается именно в том, чтобы артиллерией общевойсковых армий и РВГК подавить артиллерию и огневые средства противника, в особенности противотанковые, за рубежом ввода, уберечь танковую армию от возможных преждевременных потерь.

Говоря о деятельности штаба артиллерии фронта, нужно сказать и о порядке артиллерийского обеспечения ввода танковой армии в прорыв.

В Висло-Одерской операции на второй день наступления вводились в прорыв: в полосе 5-й ударной армии — 2-я гвардейская танковая армия под командованием генерала А. И. Радзиевского, замещавшего раненого командарма, и в полосе 8-й гвардейской армии — 1-я гвардейская танковая армия под командованием генерала М. Е. Катукова. Обе — с магнушевского плацдарма. Танковые армии, войдя в прорыв, имели задачу: 2-я — выйти в район Сохачева, отрезать пути отхода варшавской группировки противника, после чего вести наступление на Кутно и Гнезно; 1-я — развить удар на Лодзь и выйти к Познани.

Артиллерийское обеспечение ввода в прорыв танковых армий требовало от штаба артиллерии и штаба бронетанковых и механизированных войск фронта совместного планирования и решения вопросов, связанных с его выполнением. В то время штабом бронетанковых и механизированных войск руководил генерал П. И. Ульянов, а начальником оперативного отдела был полковник Б. В. Люсин. Это были замечательные штабные работники, прекрасно знавшие дело. Я и Левит быстро нашли с ними общий язык. От них мы узнали маршруты выдвижения танковых армий, рубежи и полосы ввода в прорыв, оперативное построение и задачи. Затем совместно разработали [215] на картах принципиальные схемы огня артиллерии по обеспечению ввода, определили артиллерийские средства усиления и договорились, чтобы артиллерия танковых армий не развертывалась при их вводе в прорыв. Разработанные обоими штабами документы были подписаны командующим артиллерией В. И. Казаковым и командующим бронетанковыми и механизированными войсками фронта Г. Н. Орлом, а также их начальниками штабов и после согласования с начальником штаба фронта утверждены командующим и членом Военного совета фронта.

Затем штаб артиллерии фронта разработал подробнейшие указания командующим артиллерией армий о порядке артиллерийского обеспечения ввода танковых армий в прорыв.

Все конкретное огневое планирование, увязка взаимодействия и решение других вопросов, связанных с выполнением этой задачи, были возложены на командующих артиллерией общевойсковых армий.

2-я танковая армия усиливалась гаубичной, пушечной, истребительно-противотанковой бригадами, полком реактивной артиллерии и корректировочно-разведывательной эскадрильей из ОКРАПа для эффективной борьбы с артиллерией противника в оперативной глубине. В обеспечении ввода в прорыв этой армии участвовали пять артиллерийских полков стрелковых дивизий, шесть артиллерийских бригад РВГК — две легкие, гаубичная и три пушечные, что в полковом исчислении составило 20 полков, в которых насчитывалось 460 орудий. Аналогично обеспечивалась и 1-я танковая армия, наступавшая в полосе 8-й гвардейской армии.

Это был наш первый опыт артиллерийского обеспечения ввода в прорыв танковых армий, и нужно признать, что мы допустили ряд существенных ошибок.

Ввод танковых армий в сражение являлся важнейшим оперативным мероприятием фронта, а командующий артиллерией фронта и его штаб несколько устранились от этого дела, ограничившись одними указаниями и составлением принципиальной схемы огня. Не был создан и временный пункт управления командующего артиллерией фронта во главе с его заместителем, с небольшой оперативной группой и необходимыми средствами управления.

2-я гвардейская танковая армия вводилась в полосе шириной в 14 километров при двухэшелонном оперативном [216] построении. В этих условиях артиллерийское обеспечение ее ввода было крайне недостаточным — около 40 орудий и минометов на километр фронта. Еще ниже оказалась обеспеченность 1-й гвардейской танковой армии, оперативное построение которой было выполнено в один эшелон, а вводилась она на 17-километровом фронте.

К счастью, условия ввода создались благоприятные, и, несмотря на наши промахи, 1-я и 2-я гвардейские танковые армии успешно вошли в прорыв и в первый же день продвинулись на 25 километров.

От Вислы до Одера

К рассвету 14 января 1945 года вся артиллерия, как и войска фронта, была готова к наступлению. Командующий артиллерией фронта и оперативная группа офицеров штаба прибыли в 5-ю ударную армию накануне и 14 января еще затемно были уже на своем наблюдательном пункте. Там их встретил полковник Румынский, который провел бессонную ночь, много раз проверяя работу всех линий связи командующего артиллерией фронта.

Если в дни подготовки к операции время летит очень быстро и все боишься, что чего-то не успеешь сделать, то в последние часы перед наступлением оно тянется мучительно медленно.

Но всякому ожиданию приходит конец. Стрелки часов показывают 8.00 по московскому времени. Пора сверять часы, и наши телефонисты соединяют генерала Казакова с командующими артиллерией армий. После них сверку часов проведут все артиллерийские начальники вплоть до командиров батарей.

Мы всегда начинали артиллерийскую подготовку мощным залпом одновременно всей артиллерии. А для того чтобы он получился дружным (в нем участвовали тысячи орудий), нужна была высокая организованность и большая точность. Даже если в последнюю минуту в каком-либо звене нарушится связь, благодаря сверке часов огонь все равно будет открыт точно в назначенное время.

Идут последние минуты ожидания, и вот мы слышим первую команду: «Оперативно», после которой на всех [217] артиллерийских линиях наступает настороженная тишина.

«Натянуть шнуры!» — подается следующая команда. У орудий, минометов и реактивных установок замирают тысячи людей, готовых в любую секунду произвести выстрел. И наконец, когда часы показывают 8 часов 29 минут, раздается грозное «Огонь!».

Как пламя по бикфордову шнуру несется к заряду, так и эта команда понеслась по всем линиям связи, и, когда в 8 часов 30 минут она закончила свой бег, тишину утра разорвал гром выстрелов многих орудий, минометов и реактивных установок всех имевшихся тогда в советской артиллерии систем и калибров.

Началась артиллерийская подготовка. В одно мгновение тихое заснеженное поле в расположении противника превратилось в бушующее море огня и дыма. Вражескую оборону заволокло дымом и скрыло от наших глаз стеной вздыбленной земли.

В этот день погода ограничивала действия авиации, и только артиллерия старательно обмолачивала, вспахивала оборону противника. За 25 минут артиллерия лишь четырех армий, наступавших с плацдармов, выпустила по врагу около 500 тысяч снарядов и мин. Как только закончился огневой налет, передовые отряды, поддерживаемые артиллерией, перешли в атаку. Их действия были стремительны, они в хорошем темпе вклинивались в оборону противника. По всему фронту наступления образовалось множество огневых коридоров, по которым в немецкую оборону неудержимо рванулись наши части.

Уже с первых минут наступления появилась уверенность в успехе передовых отрядов. Маршал Жуков, находившийся на наблюдательном пункте, молча следил за полем боя. Рядом с ним были командующий 5-й ударной армией генерал Н. Э. Берзарин и командующий артиллерией фронта генерал Казаков. Время шло, и все с напряжением ждали решения командующего фронтом. Офицеры нашего оперативного отдела замерли у радиостанций и телефонных аппаратов, готовые передать распоряжение командующего артиллерией о порядке дальнейших действий, как только маршал Жуков объявит свое решение. Из других армий поступили доклады, что и там передовые отряды продвигаются успешно. [218]

Наконец, взвесив и оценив действия передовых отрядов, маршал приказал вводить в бой главные силы. На НП все ожило. В разные концы полетели короткие распоряжения и команды. К этому времени передовые отряды успели продвинуться на один-полтора километра, и артиллерия получила задачу приступить к поддержке наступления главных сил, начиная с рубежа, достигнутого передовыми отрядами. Необходимость проведения двойного огневого вала полностью, с первого рубежа, отпала. Отпала также необходимость проводить запланированную артподготовку: благодаря успеху передовых отрядов вместо 2 часов 35 минут артподготовка длилась всего 25 минут, что сэкономило сотни тысяч снарядов и мин для последующих сокрушительных ударов по врагу.

Однако эта экономия создала и непредвиденные трудности: огромное количество боеприпасов осталось на грунте, так как из-за недостатка транспорта части не смогли забрать их с собой, перейдя в наступление. Создалось прямо-таки парадоксальное положение. При наличии огромного количества боеприпасов части стали испытывать острый их недостаток. Примечательно, что просьбы о помощи посылались не в управление артиллерийского снабжения, а в штаб артиллерии фронта. И это неслучайно: такое бывало и раньше. Командиры артиллерийских соединений и частей знали, что штаб артиллерии фронта не оставит их просьбы без внимания. И не ошиблись. Мы действительно приняли срочные меры, в результате которых частям было подано транспортом фронта необходимое количество боеприпасов, а вывоз тех, что остались на плацдармах, был возложен на управление артиллерийского снабжения.

Об этой ситуации вспоминает и командир 22-й артиллерийской дивизии прорыва генерал Зражевский в одном из своих писем. Описывая уже известную читателю обстановку, он заключает: ...Тогда штаб артиллерии фронта очень помог нам с боеприпасами, но выговор за нераспорядительность я все же получил...

Несмотря на резкое сокращение артиллерийской подготовки, огонь артиллерии с магнушевского плацдарма был сокрушающим, противник понес огромные потери в личном составе и технике. Впоследствии многие пленные 73-й немецкой пехотной дивизии показали, что в ротах потери достигали 50 и даже 60 процентов личного состава, [219] в некоторых из них полностью была уничтожена техника. Еще большие потери понес 456-й пулеметный батальон, который, как впоследствии показал пленный командир батальона, был полностью разгромлен огнем артиллерии, потеряв 300 человек из 450. Уцелевшие сдались в плен.

Об успешных действиях артиллерии упоминал и командующий фронтом в своем донесении Верховному Главнокомандующему, посланном в конце первого дня наступления. Он писал, что в результате хорошо организованного и удачно проведенного артиллерийского наступления войска фронта перешли в наступление и, преодолевая упорное сопротивление противника, прорвали его оборону. В донесении указывалось также, что основная масса немецкой артиллерии нашим артиллерийским огнем была уничтожена и подавлена и в течение дня массированных огневых налетов проводить не могла.

Артиллеристы тоже были довольны своей работой.

В гибком управлении артиллерией большую помощь командующему артиллерией фронта оказали тогда офицеры оперативной группы штаба, приехавшие с ним. Кроме того, они решили еще одну важную задачу. Нас давно интересовал вопрос о расходе боеприпасов в операции. Планируя артиллерийскую подготовку, мы тщательно рассчитывали расход снарядов и мин на каждый ее период, а иногда даже на каждые 5 минут огневого налета. И естественно, нам было очень важно знать, насколько отвечают действительности наши планы и расчеты. И вот в этой операции мы решили воспользоваться своими средствами связи и сразу после артподготовки собрать интересующие нас данные. Большую помощь в этом деле нам оказали штабы артиллерии армий, с которыми предварительно была обговорена техника выполнения указанной задачи. Не вдаваясь в подробности, скажу все же, что на основании полученных данных мы определили соотношение планируемого и фактического расхода снарядов и мин всех видов и калибров в различные периоды артподготовки. Оказалось, что по всем калибрам фактический расход был меньше планируемого в среднем на 20 процентов. Изучение этого вопроса имело большое значение для установления истинной плотности огня артиллерии при подавлении и уничтожении различных целей. Это важное обстоятельство штаб артиллерии учел в последующих операциях. [220]

Ни в какой другой операции, как в Висло-Одерской, не стоял так остро вопрос обеспечения войск, и в особенности артиллерии, боеприпасами. Огромнейший размах операции, высокие темпы наступления (более 35 километров в сутки), масса очагов сопротивления в тылах наступающих войск, отставание тыловых органов снабжения создали огромные трудности. В этих условиях потребовался тесный контакт штаба артиллерии с управлением артиллерийского снабжения фронта.

Каждый вечер мне или начальнику оперативного отдела приходилось вместе с начальником второго отдела артиллерийского снабжения полковником И. Н. Степанюком собирать по ВЧ сведения о расходе и наличии боеприпасов в войсках. Тут же вырабатывался план немедленного подвоза их армиям и артиллерийским соединениям, действовавшим в отрыве от общего фронта наступления. Только надежный контакт двух органов управления командующего артиллерией фронта и оперативное руководство обеспечили непрерывность боевых действий артиллерии в этой операции.

...Наступление началось и развивалось успешно. В первые же сутки была прорвана главная полоса вражеской обороны, и за два дня наступления наши войска продвинулись на 25–40 километров. А на третий день операции, 16 января, 69-я армия, наступавшая с пулавского плацдарма, овладела Радомом. На следующий день в районе этого города была сосредоточена вся артиллерия большой и особой мощности (пять бригад, один полк и два отдельных дивизиона), выведенная в резерв фронта.

В то же время, используя успех армии ударной группировки фронта, 47-я и 61-я армии начали обходить Варшаву с севера и юга, а 2-я гвардейская танковая армия, обойдя ее с запада, нанесла удар в тыл варшавской группировке войск противника. Создалась прямая угроза окружения этой группировки, гитлеровцы начали отходить на запад и северо-запад.

В ночь на 17 января перешла в наступление и 1-я армия Войска Польского под командованием генерала С. Г. Поплавского. 17 января ее части ворвались в Варшаву, а за ними в город вступили советские дивизии.

Варшавская группировка фашистских войск, окруженная западнее Варшавы, к 18 января была полностью ликвидирована. [221]

Войска фронта стремительно продвигались на запад. На пути они окружили и блокировали частью сил мощные укрепленные районы и крупные узлы сопротивления: город Познань с крепостью «Цитадель», укрепления в районах Шнейдемюля, Дейч-Кроне и так называемого Одерского четырехугольника. Главные силы устремились в это время к реке Одер, на рубеж которой передовые части вышли к исходу 29 января. 570 километров, отделявшие Вислу от Одера, войска фронта преодолели за 16 суток. 3 февраля 1945 года, после форсирования Одера, наши войска захватили плацдарм в районе Кюстрина (Костшина). К этому времени к реке на широком фронте вышли уже шесть армий.

На этом закончилась одна из крупнейших наступательных операций Великой Отечественной войны.

Познанская «Цитадель»

В ходе наступления от Вислы до Одера советским войскам впервые пришлось столкнуться с системой мощных укреплений, прикрывавших восточную границу Германии, таких, как город Познань с крепостью «Цитадель», укрепления в районе городов Шнейдемюль, Дейч-Кроне и так называемого Одерского четырехугольника.

В артиллерийском отношении наибольший интерес представляют бои, которые вели наши войска в период овладения Познанью. Действия артиллерии во время уличных боев в этом городе явились как бы генеральной репетицией перед тем сражением, которое в недалеком будущем нам предстояло вести в Берлине.

Мне представляется интересным хотя бы коротко рассказать о познанских боях еще и потому, что до сих пор в мемуарной литературе о Великой Отечественной войне почти не было уделено внимания взятию крепостей и укрепленных районов.

Город Познань, расположенный на западном берегу реки Варта, имел развитую систему оборонительных сооружений внутри и вне города и мощную крепость «Цитадель» в северной своей части и являлся крупнейшим узлом сопротивления противника.

Строительство этого города-крепости относится к 1870–1872 годам. Тогда же были возведены основные оборонительные [222] сооружения старого крепостного типа и построена сама крепость.

Уже в XX столетии, в период первой империалистической войны, затем в 1939 году и особенно в годы Великой Отечественной войны эти сооружения непрерывно совершенствовались и дополнялись новыми, применительно к требованиям современной обороны. Крепость «Цитадель» не без оснований считалась неприступной: за всю историю ее существования никому не удавалось овладеть ею, проникнуть за ее стены, опоясанные широким и глубоким рвом.

...К исходу 26 января шесть стрелковых дивизий 8-й гвардейской армии во взаимодействии с механизированным корпусом 1-й гвардейской танковой армии после форсирования Варты севернее и южнее города завершили полное окружение группировки немецко-фашистских войск в Познани по кольцу внешнего обвода крепостных фортификационных сооружений. Для поддержки наших войск во время уничтожения познанской группировки была назначена 29-я артиллерийская дивизия 6-го артиллерийского корпуса прорыва. Планирование огня артиллерии и руководство ее боевой деятельностью взял на себя штаб корпуса, возглавляемый полковником А. М. Манило.

В составе группировки нашей артиллерии в районе Познани насчитывалось тогда около 1400 орудий и минометов. Самым крупным калибром в ней были 152-миллиметровые гаубицы-пушки и 160-миллиметровые минометы, да и тех было немного — 50 гаубиц-пушек и 31 миномет. Но на данном этапе боев это количество артиллерии обеспечивало выполнение задач войск.

Для проникновения в город дивизиям предстояло вначале преодолеть линию фортов, расположенных на кольце внешнего обвода. Артиллерийское обеспечение при выполнении этой задачи было необычным. Вместо артиллерийской подготовки мы решили обрушить на форты огонь артиллерии только после того, как начнет двигаться пехота. Идея заключалась в следующем. Артиллерия открывает огонь для подавления и ослепления фортов, прикрывая тем самым действия пехоты, которая в это время продвигается между фортами, обходит их с тыла и блокирует. Огонь по фортам ведется трех-, пятиминутными огневыми налетами в сочетании с методическим огнем до тех пор, пока пехота не подаст сигнала о готовности к [223] захвату фортов. Гарнизоны последних, находясь под огневым воздействием артиллерии, укрывались в казематах и были лишены возможности использовать свои огневые средства. Благодаря такому артиллерийскому обеспечению при овладении оборонительными сооружениями внешнего обвода пехота потерь не имела.

Наши саперы проявили высокий героизм при уничтожении фортов. Не дожидаясь конца обстрела фортов, они через вентиляционные трубы спускали подготовленные к взрыву толовые шашки, а затем подрывали их. Внутри форта возникал пожар, рвались боеприпасы. Большая часть гарнизона погибала, а тех солдат, которым удавалось выскочить во двор форта, тут же уничтожала огнем из автоматов и гранатами наша пехота. В одном из таких фортов было обнаружено до 100 трупов немецких солдат и офицеров.

Преодолев все препятствия, наша пехота вступила в черту города, где завязались ожесточенные бои. Следует напомнить, что 8-я гвардейская армия, которой бессменно командовал генерал (впоследствии Маршал Советского Союза) В. И. Чуйков, одна из немногих имела большой опыт ведения уличных боев в городе, и я думаю, что это очень помогло ей в Познани, где преобладали весьма прочные кирпичные и каменные здания. Бои здесь были тяжелыми. Узкие улицы со множеством переулков еще больше затрудняли действия наступающих.

В стрелковых частях создавались штурмовые группы из представителей всех родов войск. Группы растекались по множеству улиц и вступали в упорные бои с противником. Обычно, когда штурмовая группа продвигалась вдоль улицы, с ней действовали два-три орудия, а остальные своим огнем прикрывали их движение.

Наши солдаты и офицеры очень быстро разобрались в тактике врага, в его повадках. А они были на редкость коварны. Подразделения противника обороняли каждый дом. Как правило, в верхних этажах домов, из которых уже были выбиты гитлеровцы, оставались отдельные снайперы и даже группы автоматчиков и фаустников, которые вели огонь из засад. Поэтому даже тогда, когда штурмовые группы продвигались вперед, в их тылу оставались очаги сопротивления, и наши части несли потери. В тылу наших войск действовали и группы фольксштурма, которые укрывало немецкое население города. [224]

В этом большом старинном городе с многоэтажными зданиями нам пришлось очень нелегко. Прикрываясь толстыми стенами и располагаясь на всех этажах, чердаках и в подвалах, противник обрушил на нас огонь из всех видов оружия. Чтобы овладеть зданием, его надо было разрушить и под обломками похоронить гарнизон дома. Снарядами, хотя бы и тяжелого калибра, не всегда можно было достичь нужного эффекта. Однако советские воины находили способы решения и таких задач. Так, в одной из тяжелых гвардейских минометных бригад полевой реактивной артиллерии придумали очень простой и, пожалуй, единственно правильный способ разрушения прочных кирпичных и каменных зданий.

Еще в первый период войны, когда только появились части тяжелой реактивной артиллерии М-30, а позднее и М-31, техника стрельбы этими снарядами, как я уже писал, была весьма примитивной. Ко времени боев в Познани техника в тяжелых бригадах усовершенствовалась. Но снаряды М-31 по-прежнему перевозили в такой же укупорке, и принцип примитивного производства выстрела не был забыт. К такой технике стрельбы и прибегли гвардейцы.

...Штурмовая группа овладела домами на одной стороне улицы, а в доме напротив засела большая группа гитлеровцев, которых никак не удавалось выбить. Тогда на третий этаж внесли почти шестипудовый реактивный снаряд М-31 в укупорке и установили его на подоконнике, нацелив на окно противоположного дома. Для безопасности самих стреляющих провод от снаряда вывели на лестничную площадку и протянули на нижний этаж, где находилась электрозапальная машинка, с помощью которой и произвели выстрел. Результат превзошел все ожидания. Этаж, занятый вражеским гарнизоном, разнесло, в доме возник пожар. При столь малой дальности стрельбы пороховая смесь не успела сгореть и, продолжая гореть, вызвала пожар. От залпа двух снарядов М-31 разрушилась вся стена здания, и гарнизон погиб под развалинами.

За время уличных боев в Познани таким способом было выпущено 38 снарядов и разрушено 11 зданий. Опыт, полученный артиллеристами в Познани, был нами обобщен и широко применялся впоследствии в боях за Берлин. [225]

В конце января, когда бои в Познани были в самом разгаре, туда выехал командующий артиллерией фронта. Он оставался в боевых порядках до конца боев, лишь изредка наезжая в штаб фронта. На основе полных разведданных В. И. Казакову стало ясно, что без артиллерии большой и особой мощности не обойтись.

В последних числах января перед штабом артиллерии фронта была поставлена задача: в кратчайший срок перебросить по железной дороге из-под Радома в Познань 122-ю и 184-ю гаубичные артиллерийские бригады большой мощности и 34-й отдельный артиллерийский дивизион особой мощности (калибром 280 миллиметров). Эта вроде бы простая задача в действительности оказалась очень сложной, и успешно разрешить ее удалось только благодаря совместным усилиям офицеров штаба артиллерии и отдела военных сообщений фронта.

Ко времени описываемых событий осуществить намеченную перевозку можно было, лишь используя подвижный состав Польши, который находился тогда в полуразрушенном состоянии. Но когда штаб артиллерии подал заявку на железнодорожную перевозку, в отделе военных сообщений еще не знали не только состояния подвижного состава, но и того, где он находится. Тем не менее отдел, как всегда, очень энергично взялся за выполнение нашей заявки. Обстановка требовала большой оперативности, и несколько офицеров ВОСО на самолетах ПО-2 вылетели на разведку в разных направлениях вдоль железнодорожных путей, разыскивая подвижный состав на станциях и в тупиках.

По окончании воздушной разведки началось стягивание подвижного состава на определенные станции и приведение его в относительный порядок. Затем эшелоны были сформированы и поданы под погрузку в Радом. Но вряд ли это было бы своевременно сделано, не приди нам на помощь польские железнодорожники, в первую очередь машинисты, которые не жалели сил, чтобы помочь Красной Армии.

Много пришлось потрудиться личному составу частей, чтобы увеличить грузоподъемность платформ.

Непростой оказалась и еще одна задача: найти станции выгрузки. Многие станции были разрушены, и разгрузка на них орудий большой мощности и тракторов совершенно исключалась. Длительные поиски офицеров [226] штаба артиллерии фронта Сапкова и Турбина увенчались успехом. Подходящей оказалась станция Машенин, расположенная в стороне от основной железнодорожной линии, идущей к Познани. Общие усилия увенчались успехом: перевозка артиллерии большой и особой мощности из Радома под Познань была осуществлена вовремя. После выгрузки части совершили марш, 9–10 февраля прибыли в Познань и поступили в распоряжение заместителя командующего артиллерией 8-й гвардейской армии.

Части большой и особой мощности включились в бои за овладение городом. И хотя они действовали, как обычно, с закрытых огневых позиций, с 10 по 17 февраля их огнем было разрушено 77 каменных зданий и 8 дотов. Решающую же роль эти части сыграли при штурме крепости. Огнем орудий большой мощности разрушались форты, крепостные сооружения, проделывались проходы в толстых крепостных стенах. С этой целью орудия большой мощности выдвигались на открытые позиции для стрельбы прямой наводкой. 34-й дивизион особой мощности и во время штурма крепости оставался на закрытых огневых позициях.

Большую помощь артиллеристам оказали наши саперы. Продвижение по городу тяжелых орудий на тракторах было практически невозможно. Саперы проделали 37 проходов в стенах полуразрушенных зданий и кирпичных заборах, разобрали шесть баррикад, расчистили 11 завалов. Это позволило подвезти 203-миллиметровые орудия к крепости, где они заняли открытые позиции в 300–400 метрах от стен «Цитадели». Все это происходило ночью, однако противник интенсивно обстреливал подступы к крепости. Но ничто уже не могло спасти его от разгрома.

К 10 часам 18 февраля вся артиллерия была готова обеспечивать штурм и в 11 часов открыла огонь по крепости. За пять дней огнем 203-миллиметровых гаубиц было проделано 14 проходов в крепостной стене, а с закрытых позиций огнем 280-миллиметровых гаубиц разрушено 39 прочных оборонительных сооружений и других важных объектов внутри крепости.

Штурмовые группы, а с ними и артиллерия, предназначенная для их поддержки при захвате подземных и наземных крепостных сооружений, через проходы ворвались в крепость. [227]

К 2 часам 23 февраля саперы закончили строительство мостов через ров для танков и тяжелых орудий. В ту же ночь в крепость были введены огнеметные танки и шесть 203-миллиметровых гаубиц.

Но противник уже потерял всякую способность к сопротивлению. Он был окончательно деморализован. Большинство солдат разбрелось и укрылось в глубоких подземных ходах и убежищах. Значительная часть этих солдат не выходила в течение нескольких дней — даже после капитуляции. Артиллерии большой мощности не пришлось вести огонь внутри крепости, так как командующий окруженной группировкой генерал Коннель подписал приказ о капитуляции. Сам он после этого покончил жизнь самоубийством. Гарнизон возглавил генерал Маттерн, который объявил нашему командованию о сдаче крепости и капитуляции ее гарнизона, численность которого, не считая тяжелораненых, составила 4500 человек. Неприступная «Цитадель» пала перед мощью, боевым мастерством и мужеством советских войск.

Одерский четырехугольник

Восточный вал фашистской Германии, называемый иначе Одерским четырехугольником, являлся прототипом знаменитой линии Зигфрида — Западного вала на французской границе, который имел 22 тысячи бронеколпаков на 600-километровом фронте.

Итак, берлинское направление с востока прикрывалось мощным укрепленным районом Одерский четырехугольник по линии Шверин, река Обра, Блезен, Курциг, Буршен, Гросс Блюмберг на Одере. По замыслу немецкого командования этот укрепленный район должен был прикрывать всю бывшую (до 1933 года) немецко-польскую границу. С оккупацией Польши все работы южнее Гросс Блюмберга были прекращены. Завершилось строительство только Одерского четырехугольника. Он имел полосу по фронту около 60 километров и в глубину, включая полосу обеспечения, 20–30 километров. Главная полоса состояла из долговременных фортификационных сооружений и прикрывалась противотанковыми и противопехотными препятствиями долговременного типа. Основой укрепленного района являлись панцерверки — мощные [228] железобетонные сооружения общим объемом от 250 до 3500 кубических метров, с двухметровыми потолками и стенами из высококачественного цемента и горного гравия, углубленными в землю до 30 метров.

Целый ряд панцерверков был выполнен в виде двух-, трехэтажных построек с толщиной бетонных перекрытий 0,8 метра. Многие панцерверки были связаны между собой потернами и обеспечены электроэнергией, водоснабжением, сигнализацией и узкоколейной железной дорогой. Трехъярусные панцерверки располагали следующим вооружением: первый ярус — артиллерийско-пулеметным, второй — пулеметным и третий — минометным или огнеметным.

Бронеколпаки панцерверков (от одного до трех) имели форму цилиндра диаметром 2,5 метра, толщина брони 300 миллиметров.

В каждом долговременном фортификационном сооружении были месячные запасы продовольствия и боеприпасы. Отапливались панцерверки калориферными установками.

Наибольшая плотность панцерверков была в районе Шверина — порядка 10–12 на один километр фронта, на остальных участках — от одного до трех. Большим просчетом гитлеровского командования являлось то, что во всем укрепленном районе имелось только четыре артиллерийских каземата. Это лишило врага возможности вести борьбу с наступающими войсками на дальних подступах. Фашистское командование надеялось, что в случае отхода войск в укрепленном районе осядет на заранее подготовленных бетонных площадках полевая артиллерия.

Войска 1-го Белорусского фронта, развивая успешное наступление, не смогли с ходу овладеть Одерским четырехугольником, но и не дали осесть в нем полевым войскам противника. Огонь 122– и 152-миллиметровых орудий не принес результатов при стрельбе по панцерверкам, и наши войска вынуждены были, обходя и просачиваясь через укрепленный район, оставить его в своем тылу. Задачу добить врага в Одерском четырехугольнике могла выполнить только артиллерия большой или особой мощности.

Не останавливаясь на действиях всей артиллерии большой мощности на этом рубеже, расскажу только о [229] результатах огня 104-й артиллерийской бригады большой мощности 12-й артиллерийской дивизии. Бригадой командовал полковник П. М. Соломиенко.

Огонь этой бригады велся с дальностей от 150 до 800 метров. При попадании в бронеколпак бронебойный 203-миллиметровый снаряд не пробивал его, а делал лишь вмятину глубиной до 80 миллиметров. Зато сила удара была столь велика, что вызывала тяжелую контузию у находившихся в панцерверках гитлеровцев. Наиболее эффективным оказался огонь по тыльной двери и пулеметному каземату. Это было взято на заметку. В результате гарнизоны сдались, оставив в панцерверках массу убитых.

Восточный вал не оправдал надежд фашистского командования. Под ударами наших войск он пал, как и многие другие «неприступные» крепости.

* * *

1-й Белорусский и 1-й Украинский фронты в январе 1945 года во время Висло-Одерской операции решили очень важную военно-политическую задачу. Войска этих фронтов освободили братскую Польшу от пятилетней фашистской неволи. Боевые действия советских войск были перенесены на территорию фашистской Германии.

В ходе операции противнику был нанесен невосполнимый урон в людях и технике.

Полная победа над гитлеровской Германией была уже не за горами.

По размаху операций двух фронтов — темпам, глубине, привлечению сил и средств — Висло-Одерская операция не имеет равных в истории Великой Отечественной войны.

Для штаба артиллерии фронта эта операция была серьезным экзаменом на зрелость.

В ходе Висло-Одерской операции советская артиллерия сокрушительным огнем ломала оборону, крушила опорные пункты и узлы сопротивления неприятеля и обеспечила войскам фронта наступление в высоких темпах на огромную глубину. Под мощными ударами нашей артиллерии пала первоклассная крепость «Цитадель», не устояли разрекламированные гитлеровской пропагандой Шнейдемюльский и Дейч-Кроневский укрепленные районы и знаменитый Восточный вал. Артиллерийские командиры [230] всех степеней и руководимые ими штабы показали высокую, четкую слаженность в подготовке огня и боевых действий своих соединений и частей, а также гибкое управление огнем во все периоды операции.

Предстоял последний удар, чтобы сокрушить врага в его логове. К этому штаб артиллерии 1-го Белорусского фронта был готов. [231]