Тяжелая зима

Враг рвался к Ленинграду. 7 сентября немецкие войска вышли к побережью Финского залива.

Обстановка на море сложилась весьма неблагоприятно для нашего флота. Враг контролировал всю западную часть Финского залива, занял побережья Лужской и Копорской губ. Фарватер Хайлода был минирован. Сообщение с островом Гогланд осуществлялось по единственному фарватеру, расположенному севернее островов Сескар, Пенисари (ныне остров Малый) и Лавенсари. Затруднена была связь с Ханко, гарнизон которого вел героическую борьбу с превосходящими силами противника.

Отрезанными оказались острова Бьёркского архипелага. Вражеская артиллерия обстреливала наши корабли и суда, следовавшие по заливу.

15 сентября, заняв Урицк, Лигово, Сестрорецк и Новый Петергоф, гитлеровцы вышли к теперешней нашей главной базе — Кронштадту. Под угрозой оказались коммуникации между Ленинградом и Ораниенбаумом. Корабли, следовавшие из Кронштадта в Ленинград и обратно по Морскому каналу, фашисты обстреливали с берега и бомбили с воздуха.

Началась 900-дневная героическая оборона великого города революции. Воины армии, флота, бойцы подразделений народного ополчения, все жители встали на защиту Ленинграда. В те дни балтийские моряки клялись:

— Пока бьются наши сердца, пока видят глаза, пока руки держат оружие — не бывать фашистам в Ленинграде! [16]

11 сентября меня назначили командиром 11-го отдельного дивизиона сторожевых катеров (ОДСК) истребительного отряда ОВРа. В этот дивизион, созданный вместо 10 ДТЩ, входили 12 базовых катеров — «рыбинцев», «ярославцев», «каэмок» и «зисов». Экипаж каждого — 8–12 человек (на «зисах» — 2). Вооружение — станковые пулеметы, глубинные бомбы, тралы и стрелковое оружие по числу команды. Днем наш отряд уничтожал плавающие мины и фугасы, тралил Большой фарватер от Кронштадта до устья Невы, Морской канал от Кронштадта до Лисьего Носа, а ночью мы несли дозорную службу вокруг Котлина.

Враг обстреливал Кронштадт из дальнобойных орудий, установленных в Новом Петергофе и Стрельне, бомбил с воздуха, минировал воды Финского залива. На какие только ухищрения не шли фашисты! Наш 11 ОДСК, например, столкнулся со «штурмботами» — небольшими плоскодонными катерами в виде понтонов. У них были удлиненные гребные валы, облегчающие подход на мелководье. Из Петергофа и Стрельни ночью немцы пытались проникнуть на них к Морскому каналу и Большому корабельному фарватеру и забросать их неконтактными минами. Наши дозоры топили «штурмботы».

Гитлеровцы пускали вниз по течению Невы плавающие мины и фугасы. Мы перегородили Неву сетями. Чтобы прорвать эти заграждения, фашисты пускали на них бревна. Их мы вылавливали и использовали на нужды обороны.

Особенно усердствовала немецкая авиация. Летчики сбрасывали неконтактные парашютные мины в Неву, а они зачастую падали на городские улицы, жилые дома.

Враг минировал фарватер Морского канала. Мы подрывали неконтактные мины глубинными бомбами.

Корабли ОВРа держали постоянную связь с островными базами, доставляли туда оружие, боеприпасы, военную технику и продовольствие. Наши подводные лодки в сопровождении тральщиков и сторожевых катеров прорывались через минные поля, топили корабли и транспорты в базах противника.

Со стороны моря за всю войну по Кронштадту и Ленинграду враг не сделал ни одного выстрела из орудий [17] своих кораблей, а наши флотские артиллеристы непрерывно наносили удары по фашистским войскам, засевшим в Петергофе и Стрельне. Огневым щитом Ленинграда называли Кронштадт в годы войны.

В последней декаде сентября налеты немецкой авиации на Кронштадт стали особенно ожесточенными. Двадцать первого на город были сброшены десятки вражеских фугасных бомб. Сильно пострадал морской госпиталь, там погибло много раненых воинов и медицинского персонала. Двадцать третьего гитлеровцы совершили на Кронштадт «звездный» налет: 270 самолетов всех систем шли на город волнами одна за другой. Земля дрожала от взрывов бомб и снарядов.

Эту ожесточенную атаку отражали наша береговая и корабельная артиллерия. Линкоры, крейсера стреляли по пикировавшим самолетам из орудий главного калибра. В тот день было сбито 14 фашистских самолетов, но пострадали и наши корабли.

Серьезные повреждения получил линкор «Марат». Орудия этого корабля — флагмана Балтийского флота — постоянно наносили мощные удары по берегу, вывели из строя много живой силы и техники врага. Вот и мстили «Марату» фашисты. С мостика своего флагманского катера я видел, как две бомбы попали в его носовую часть. Взрывной волной сорвало красивую фок-мачту, сбросило в воду первую орудийную башню с тремя двенадцатидюймовыми орудиями. На «Марате» были убитые и раненые.

В разгаре боя, несмотря на рвавшиеся вокруг снаряды и бомбы, катера нашего дивизиона спасали тонущих, снимали раненых с борта линкора и доставляли их на Петровскую пристань, а оттуда на санитарных машинах отправляли в морской госпиталь.

До поздней осени сторожевые катера 11 ОДСК несли дозорную службу. Когда Финский залив и Неву сковал лед, 11 ОДСК расформировали и я вернулся в свой 1-й дивизион, перебазированный на зиму из Кронштадта в Ленинград. Катера подняли на кильблоки на набережной Невы, у Адмиралтейства. Личный состав перевели в казармы Адмиралтейства.

Фронт проходил рядом. Обстановка была тяжелой. По ночам фашисты совершали вылазки по льду залива, пытаясь проникнуть в Кронштадт и даже в Ленинград. [18]

Многих катерников, освободившихся на зимний период, перевели на усиление береговых частей. Сформировали роту и из матросов нашего дивизиона. Командиром назначили меня, комиссаром — секретаря парторганизации дивизиона мичмана Василия Ларина. Мы получили стрелковое оружие, патроны, ручные гранаты, каски и теплое обмундирование. Чтобы приободрить ленинградцев, шагали от Адмиралтейства с песней, Расположились мы на бровке Морского канала. Вырыли окопы полного профиля, соединили их ходами сообщения, замаскировали. Строить укрепления нас учили соседи-армейцы.

— Искать врага не придется, сам себя покажет скоро, — говорили они нам.

И действительно, мы еще не завершили земляные работы, а по брустверу уже зазвенькали пули — фашисты стреляли из пулеметов и автоматов.

Вместе с комиссаром и командирами взводов изучили местность, нанесли на карты огневые точки противника. Командиры отделений получили строгий приказ: стрелять метко и только по видимой цели.

— Каждая пуля должна разить врага насмерть, — сказал тогда комиссар мичман Ларин.

Ночью боевые группы впервые отправились в разведку на лед и столкнулись с вражескими разведчиками. До боя дело не дошло: фашисты, отстреливаясь, удрали.

Два месяца охраняли мы Морской канал. Потом нас сменили армейцы. Мы вернулись в Адмиралтейство готовить катера к летней кампании 1942 года.

Невозможно определить, что труднее — держать оборону на берегу или в зимнюю стужу ремонтировать катера. Механизмы сильно износились, в корпусах пробоины; повреждены, а то и вовсе отбиты привальные брусья, кнехты, леерные ограждения, надстройки; полной замены или переборки требовали главные двигатели, динамо-машины. Новых двигателей не было, пришлось перебирать старые. Не хватало поршневых колец, пасты для шлифовки поршней, не было инструментов. Где все это взять? Пошли на заводы разыскивать старых друзей. Многих не находили, но всюду появлялись новые.

Скомплектовали бригады: корпусную, механическую и электросварщиков. В экипажах нашлись столяры и [19] плотники, токари и слесари, монтажники и шлифовщики.

Работами руководили инженер-механик дивизиона техник-лейтенант Н. В. Кострушин, механики отрядов — Н. М. Ивков и П. Г. Павленко. Не сразу дело ладилось. Учились на рабочем месте.

Командир флагманского катера «Р-701» мичман Василий Антипов подобрал помощников и возглавил сварочные работы. Трудились на улице, на морозе. Случалось, кое-кто по неопытности замешкается, а тут и пальцы к железу прикует.

На открытом воздухе ремонтировали и корпуса. Бригадирами были главстаршина Иван Ларин, мичманы Сергей Рябов, Михаил Голубев. Их всегда ставили в пример на собраниях, о них писали в стенгазетах и боевых листках.

Большую помощь всем нам оказывали комиссар дивизиона Л. А. Костарев и секретарь парторганизации дивизиона В. А. Ларин. Они организовывали соревнование, опыт лучших делали достоянием остальных.

Очень мучил нас блокадный голод. На завтрак мы получали только кусочек хлеба из суррогата. Не намного сытнее был и обед: суп — горячая вода, в которой плавали крупинки перловки или пшена, на второе — одна-две ложки каши (редко, очень редко выдавали кусочек селедки или щепотку квашеной капусты), на третье — кружка горячего кипятку.

После обеда мы снова шли в свои мастерские.

Каждый вечер командир дивизиона капитан-лейтенант Виктор Кузьмич Кимаев проводил короткие летучки, заслушивал доклады специалистов о ходе работ, давал указания на следующий день.

Судоремонт своими силами — дело новое, но мы его освоили. И я, как член партийного бюро дивизиона, взял на себя смелость поделиться опытом на страницах газеты «Красный Балтийский флот».

С этой газетой у меня была давняя дружба. Там часто публиковались мои корреспонденции. Статья под названием «Катерные тральщики в море выйдут первыми» появилась 30 апреля 1942 года. Заканчивалась она так: «Долгие зимние месяцы мы напряженно работали и учились. Личный состав катеров-тральщиков — мотористы, минеры, пулеметчики, рулевые, радисты, сигнальщики [20] в ходе судоремонта практически совершенствовали свои специальные знания и отрабатывали боевую организацию для предстоящей кампании... Мы первыми выйдем в море, протралим фарватеры, дорогу на Запад для крупных кораблей Балтийского флота».

Обязательства мы выполнили на две недели раньше намеченного срока. На катерах установили отремонтированное оборудование, вооружение и подняли военно-морские флаги и вымпелы. Перед личным составом выступил командир дивизиона В. К. Кимаев. Я всегда с большим удовольствием слушал его. Говорил он неторопливо, спокойно, убедительно.

— Корабли у нас особые, маленькие, и людей немного, поэтому успех выполнения боевого задания зависит от каждого, — сказал Кимаев, перечисляя обязанности минеров, мотористов, рулевых, сигнальщиков.

Особенно уважительно командир говорил о минерах. Похвалил он и мотористов. Среди них назвал Константина Евдокимова, Петра Воробьева и Василия Козлова, спускавшихся в холодную воду, чтобы освободить винт от намотавшихся на него оттяжек и буксиров, Михаила Лапина и Сергея Дроздецкого, у которых катер всегда был на ходу.

От мотористов многое зависит: они регулируют ход катера, равняют его по буйкам трала и по корме впереди идущего, следят в дневное время в иллюминатор, как идет передний мателот. Без всего этого невозможно обеспечить ширину протраленной полосы.

Не обошел вниманием Виктор Кузьмич и сигнальщиков, которые должны видеть и слышать в туман, ночью, в непогоду. Одним из лучших сигнальщиков командир назвал краснофлотца Николая Блистовца.

Более подробно Виктор Кузьмич говорил о работе рулевых.

— Для кораблей точно держать курс — главное, а для тральщиков — самое наиглавнейшее, — закончил свою речь Кимаев. — Сбился тральщик с курса, — значит, оставил непротраленный участок моря, а там наверняка мина. Словом, каждый из нас должен отлично выполнять свои обязанности, чтобы приблизить желанный день Победы над врагом. [21]