Наш первый бронепоезд

С поездом № 59 наша паровозная бригада — помощник машиниста В. Т. Умников, кочегар В. И. Башков и я — ехала из Бологого в Москву. Был хороший летний день, светило солнце. В 14 часов прибыли в Калинин. Смотрим: что такое? Станция переполнена людьми, многие плачут. Что случилось? Но остановка всего 15 минут, надо набрать воду в тендер и осмотреть паровоз. И вдруг говорит радио: гитлеровская Германия без объявления войны напала на Советский Союз...

В депо Московско-Октябрьской железной дороги нас встретил начальник депо И. П. Макаревич.

— Готовьте паровоз, — сказал он, — к отправке на Белорусскую дорогу, будете перевозить военные грузы.

Проработав месяц на Белорусской железной дороге, наша бригада и бригада машиниста Игнатьева вернулись в свое депо.

Немецко-фашистские войска все дальше продвигались в глубь страны. Многие наши товарищи из депо ушли на фронт. Неоднократно приходили в партбюро и мы всей [421] бригадой, просили послать нас. Однако секретарь партбюро А. И. Чурбанов отвечал: потерпите, придет время, и мы удовлетворим вашу просьбу, а пока работайте. И мы работали. Водили поезда с военными грузами на запад и с промышленным оборудованием на восток.

В грозные дни осени 1941 года многие фабрики, заводы, железнодорожные депо Москвы переключились на выполнение военных заказов. Часть станков из нашего депо была вывезена, а на оставшихся ремонтировали танки и строили бронепаровозы.

По две-три смены подряд работали инженер С. В. Базилевич, автогенщики П. И. Афанасьев и Т. В. Литовчик, образцы высокой производительности труда показывали слесарь И. Д. Фомин, котельщики А. И. Болдуев, И. П. Якубовский, А. И. Киселев. Они выполняли норму на 350 — 400 процентов. По две-три нормы в день выполняли слесари В. Е. Макеев, П. И. Бочилин. Много потрудились старый член партии кузнец М. Г. Дятлов и бригадир кузнецов А. В. До донов. В любое время суток можно было видеть в цехе старого производственника, мастера котельного и сварочного цеха коммуниста Павла Савельевича Горячева.

Люди горели желанием быстрее отправить первый бронепаровоз, сделанный в нашем депо, на разгром фашистского зверя. Все трудились под лозунгом: «Ни одной минуты простоя!» Бронепаровоз был готов в рекордно короткий срок. Тогда я и Василий Умников решили попросить начальника депо И. П. Макаревича послать нас машинистами на первый бронепоезд.

Просьба наша была удовлетворена. Секретарь партбюро А. И. Чурбанов поблагодарил нас за инициативу и пригласил в подъемочные мастерские, где стоял уже готовый бронепаровоз. Около него быстро собрались паровозные и ремонтные бригады. Получился целый митинг. Первое слово секретарь партбюро дал мне.

— Я прошу коллектив депо назначить меня и Василия Умникова на первый бронепоезд, а название ему дать «Истребитель фашизма», — сказал я.

Выступавшие после меня товарищи нашу просьбу поддержали. Машинисты П. А. Червяков и Е. М. Сорокин просили коллектив послать их на защиту столицы на втором бронепоезде, который строили рабочие депо. Присутствующие [422] ответили на просьбу машинистов продолжительными аплодисментами.

— Бронепаровоз, сделан отлично и в бою не подведет, — сказал П. С. Горячев, когда мы принимали грозную бронированную машину.

Мы выехали в депо «Москва» Казанской железной дороги, где нашего бронепаровоза дожидались бронеплощадки. Здесь сцепили бронепаровоз с бронеплощадками и отправили к пассажирской платформе. Через некоторое время на платформе появилось много военных и гражданских товарищей. Среди них находился и командующий бронетанковыми и механизированными войсками Красной Армии Я. Н. Федоренко. Они осмотрели бронеплощадки, а затем подошли к нашему паровозу. Я. Н. Федоренко влез к нам в будку паровоза. Он поздоровался с нами и спросил:

— Готовы? Я ответил:

— Готовы выполнить любое задание.

Он стал осматривать в будке арматуру, открыл дверцу топки, расспросил, хорошо ли горит уголь, хватит ли нам воды.

— А это что у вас за бак на котле? — спросил Федоренко. Я ответил, что это кипятильник. Чаем будем угощать бойцов.

— А есть ли чай-то?

Налили ему кружку чаю с хорошей заваркой.

— А сахару, товарищ командующий, у нас нет.

Федоренко выпил кружку чаю и сказал:

— Хорошо! Бойцы будут с чаем.

Затем он пожелал нам счастливого пути и вышел. Поезд тронулся.

Остались мы вдвоем на паровозе. Двигались ночью. На коротких стоянках не было даже возможности определить, какие это станции, — все было затемнено. Наконец, на станции Бескудниково Савеловской железной дороги остановились. Сюда же прибыл еще один бронепоезд.

К паровозу подошли военные. Один из них протянул мне руку и сказал:

— Будем знакомы, капитан Ананьев — командир вашего бронепоезда № 2. — И тут же добавил: — Держим путь на Дмитров, товарищ сержант. [423]

Затем Ананьев сказал, что нам, добровольцам, присвоили воинские звания, поставили нас на военное довольствие, выдадут военную форму.

Время двигалось к утру. Около станции Яхрома мы увидели большое зарево. Остановились. Капитан Ананьев сообщил, что мост через канал Москва — Волга взорван, на Дмитров не проедем. Стало рассветать. И тут налетели фашистские самолеты. Мы получили распоряжение: поездам отправиться к лесу и укрыться от вражеских самолетов. Для лучшего маневрирования при налетах расстояние между поездами держать один километр. Я ответил, что нам это знакомо еще по «гражданке» — все будет в порядке, не подведем.

Первым двинулся бронепоезд № 1, за ним — наш. Отъехали немного от станции Яхрома, выбрали хорошее место. С двух сторон полотна железной дороги стоял высокий лес. Но фашистские стервятники продолжали охотиться за нами и снова пытались бомбить.

Командир нашего бронепоезда капитан Ананьев расположился в будке, возвышавшейся над тендером паровоза. Высота будки — полтора метра. Сварена она была гранями, и в каждой грани — щель для наблюдения. Отсюда командир бронепоезда вел наблюдение и отдавал распоряжение командирам бронеплощадок и нам, машинистам.

Около десяти заходов на бронепоезда сделали вражеские самолеты, но наша броня оказалась неуязвимой. Поезда не получили повреждений. Людских потерь также не было. Все это происходило в конце ноября 1941 года, в период ожесточенных боев под Яхромой и Лобней.

Вскоре раздался первый залп орудий нашего бронепоезда по вражеским танкам в районе станции Лобня. Вот как это было.

В 14 часов, получив команду к выступлению, мы двинули свои поезда на Лобню. Здесь у транспортного переезда, соединяющего Рогачевское шоссе с Дмитровским, остановились.

Бронепоезда было приказано поставить так, чтобы держать под прицелом переезд. При появлении на переезде вражеских танков стрелять по ним и не пропускать на Дмитровское шоссе. Бронепоезд № 1 должен был закрыть собой выходные стрелки и держать под огнем Рогачевское шоссе. Расстояние между поездами — 150 метров. [424]

Только мы заняли свои позиции, вдруг с левой стороны, от станции, где из леса выходило Рогачевское шоссе, послышались автоматные очереди. Спустя несколько минут по первому бронепоезду, стоявшему на выходных стрелках, грянул залп из пушек. Бронепоезд ответил. Начался огневой бой. Не прошло и пяти минут, как на переезде появились вражеские танки. Завязался бой.

С нашей бронеплощадки из первой башни прямым попаданием был подбит первый танк врага. Тут же последовал меткий выстрел второй башни. Был подбит и второй танк. Затем наши артиллеристы дали еще несколько выстрелов по этим подбитым танкам. Еще более интенсивный огонь вел бронепоезд № 1; простреливая Рогачевское шоссе. К 18 часам бой прекратился. Враг был задержан. Мы получили приказ отступить,

Наш бронепоезд отошел к платформе Шереметьево, где он должен был охранять Дмитровское шоссе. А бронепоезд № 1 отправился в сторону Бескудникова — охранять железнодорожный мост. Не успели мы укрыть свой бронепоезд, как налетели фашистские самолеты. Но бронепоезд открыл такой огонь из пушек, что гитлеровцы быстро повернули обратно.

Воспользовавшись недолгим затишьем, капитан Ананьев вызвал к себе всех командиров и меня и сообщил, что мы должны готовиться к наступательным операциям.

Готовился наш бронепоезд усиленно. Подвозили снаряды, патроны, дорожные мастера осмотрели путь и мостик, идущие к станции Лобня. Мне и Умникову в это время был дан отдых. Отдыхали мы в теплушке, не раздеваясь, по-солдатски. Но поспать как следует не пришлось. Летали вражеские самолеты, бомбили передовые линии.

Приближалось время наступления — 15 часов. Мы подъехали к выходным стрелкам станции Лобня и заняли позицию, указанную командиром бронепоезда.

Ровно в 15 часов капитан Ананьев скомандовал:

— По заданной цели — огонь!

Открыли огонь и артиллеристы передовой линии обороны. Словно ураган пронесся над лесом. Потом в бой вступила пехота. Застрочили пулеметы, автоматы. Могучее «ур-а-а!» прокатилось по полю боя. Бой длился три часа. К 18 часам стрельба утихла. [425] Попытка врага прорваться к Москве между Красной Поляной и Лобней провалилась. Доблестные войска Западного фронта нанесли здесь серьезный удар немецко-фашистским захватчикам.

После боев у станции Лобня мы получили приказ: оба поезда поставить на станции Долгопрудная Савеловской железной дороги и охранять мост через канал Москва — Волга. Как дозорный, стоял здесь наш бронепоезд «Истребитель фашизма». Зенитчики отгоняли вражеские самолеты, укрывая мост от бомбежек.

Советские войска все дальше гнали врага с подмосковной земли. Москвичи вздохнули с облегчением. К Новому году от коллектива депо Октябрьской железной дороги нам привезли подарки. Счетовод Вера Михайловна Ласкина и машинист Александр Ксенофонтович Матвеев поздравили нас с Новым годом и с боевыми успехами. Мы, в свою очередь, просили передать коллективу депо большую благодарность за крепкую броню и за подарки.

В январе 1942 года нас перебросили в район Вязьмы, где наши войска вели в это время ожесточенные бои.

Действовали наши поезда на участке дороги, соединяющей Калугу с Вязьмой. Часто выезжали на передовую линию фронта, которая находилась от места нашей стоянки (станция Кишняки) в 10 километрах. Каждую ночь мы участвовали в боях. Первым шел бронепоезд № 2, а за ним бронепоезд № 1.

Ориентиром для занимаемой позиции служили телеграфные столбы. При выезде на передовую командир давал указание машинисту — ехать до седьмого телеграфного столба с первой остановкой у пятого столба. Как только бронепоезд останавливался у пятого столба, следовала команда:

— По противнику — огонь!

Под прикрытием огня нашего бронепоезда бронепоезд № 1 подходил к четвертому телеграфному столбу и тоже открывал огонь. Тем временем наш бронепоезд продвигался к седьмому столбу, останавливался и вновь открывал огонь. Пользуясь этим, бронепоезд № 1 продолжал движение к шестому столбу. Продвинувшись в заданное место, оба поезда вели массированный огонь по передовым позициям вражеской обороны. Бойцы передовой линии неоднократно благодарили нас за хорошую помощь. [426]

Однажды мы выехали к заданной позиции — разъезд Угрюмово, в нескольких десятках километров от Вязьмы. Продвигались под ураганным огнем противника. Не доезжая до разъезда, почувствовали сильные толчки. Что такое? Остановили поезд. Капитан Ананьев дал команду — осмотреть путь и доложить, в каком положении находится поезд. А огонь врага не ослабевает. Я говорю Василию Умникову:

— Если меня убьют, веди уверенно бронепоезд, береги «Истребителя фашизма», а родным и товарищам передавай привет.

Открыл правую бронированную дверь и выпрыгнул в снежный сугроб. Свистели пули, рвались снаряды. Пополз и быстро обнаружил, что снарядом выбит кусок рельса. По выбитому месту уже прошли три правых тендерных ската{5}. Они стояли прямо на земле, а четвертый скат остановился в разрыве. Тендерные скаты левой стороны стояли на рельсах. Продолжаю осматривать дальше. У первой бронеплощадки, двухосной, оба ската стоят на поваленных рельсах. Стало ясно, почему это произошло. Наши артиллеристы на ходу открыли бортовой огонь из пушки. Во время стрельбы была сильная отдача ствола, бронеплощадка подпрыгивала на ходу, а тендерные скаты, проходя по выбитому месту, натыкались на выбоину и повалили рельсы. Пополз я еще вперед, ко второй бронеплощадке, и обнаружил, что два левых ската тоже стоят на земле, а правые — на поваленном рельсе. Затем по снегу под свист пуль пополз обратно, чтобы осмотреть бронеплощадки со стороны паровозного котла. Здесь было все нормально. У паровоза я осмотрелся, сделал маленькую выдержку, а затем под броню будки крикнул Умникову:

— Открой дверь!

Капитан Ананьев, выслушав меня, передал по связи: продолжать средней силы огонь по вражеским позициям, комиссару нашего поезда А. Н. Левшенкову вести наблюдение. Затем он предложил мне отправиться вместе с ним к командиру нашего 6-го дивизиона майору Лобинцеву доложить о [427] случившемся. Доползли мы до паровозной будки бронепоезда № 1, где находилось командование 6-го дивизиона.

Майор Лобинцев приказал капитану Ананьеву отцепить паровоз от тендера и выехать с частью площадок из боя. Поползли мы с капитаном обратно. Тут я ему и говорю:

— Товарищ капитан, разрешите мне не отцеплять тендер.

— Что ты, — ответил он, — разве можно не выполнить приказ? За это расстрел.

Но я стал доказывать ему, что выполнить эту работу под обстрелом и на тридцатиградусном морозе невозможно. Мы в депо, бывало, расцепляли втроем и то два часа. А здесь? Кругом пули свистят, работать надо лежа; ничего из этого не выйдет. Дайте мне попробовать по-другому выйти из положения. Командир подумал, а потом сказал:

— Ну ладно, делай.

В паровозной будке у нас были запасные рельсовые подкладки, пара колосников. Я все взял с собой. Подложил подкладки и дрова под то колесо тендера, которое стояло на рельсе с выбитым куском, отцепил бронеплощадку от тендера, затем пополз к площадкам, которые прицеплены со стороны котла. Ослабил стяжки у паровоза и бронеплощадок, приполз к паровозной будке, влез в нее, осадил немного поезд назад. Затем соскочил, подложил еще подкладки и колосник под колеса, осмотрел все тендерные и паровозные скаты. От разрыва пути заднее паровозное колесо находилось на расстоянии одного метра. Я снова поднялся на паровоз, сразу рывком открыл регулятор, и паровоз пошел с бронеплощадками, находившимися со стороны котла, обратно к нашей передовой. Тендер сначала качался, а потом перестал. Проехал на длину паровоза, остановился. Выпрыгнул, смотрю: все в порядке! Доложил командиру, что тендер, паровоз и передние бронеплощадки стоят на рельсах и могут передвигаться. Он поблагодарил меня и послал бойца с запиской на бронепоезд № 1 к майору Лобинцеву. Тот приказал выходить из боя.

Получив приказ, капитан Ананьев дал распоряжение — передней части бронеплощадок прекратить огонь. Мы выехали с головной частью бронепоезда, а хвостовые бронеплощадки остались недалеко от вражеской передовой. С бойцами находился комиссар поезда Левшенков. Приказ был — биться до последнего. [428] Вернувшись на командный пункт, мы получили приказ вывезти ночью с поля боя оставшиеся там две бронеплощадки...

Подготовили куски рельсов, балок, набрали рельсовых подкладок и ночью двинулись на передовую линию. Здесь нам принесли танковый трос в 50 миллиметров толщиной. Он был слишком толстый, разворачиваться с ним было очень трудно. Стали мы надевать трос на крюк, а петля не лезет, пришлось забивать кувалдой. Надели трос на крюк, завернули его за буфера, и можно было бы ехать, но без осмотра пути выезжать нельзя. Выяснилось, что дорожного мастера убили. Проверять путь пошли я и боец Павел (фамилию его забыл). С ним поползли мы по пути к площадкам. Путь до бронеплощадок не был поврежден, но бронеплощадки были подбиты, да и балласт под шпалами потревожен. Посмотрел я на них, и аж дрожь взяла. Как их тащить — и ума не приложишь! Около выбитого рельса лежали убитые бойцы. Как видно, они пытались восстановить пути.

Наконец, получили команду ехать. За машиниста остался Василий Умников. Я рассказал своему помощнику, как нужно подъехать к поврежденному рельсу, как будем тащить площадки.

Не доехал до разрыва на расстояние тендера, так, чтобы хватило троса до бронеплощадки, Василий остановил поезд. Взялись мы с Павлом за трос. А приступить к работе не можем. Между тендером и бронеплощадкой, к которой нам надо подползти, свистят пули. Вдруг наступила тишина, мы сразу выскочили. Только я успел надеть трос на крюк, как снова засвистели пули. Кричу:

— Павел, ты жив?

Он, лежа между рельсами, отвечает:

— Жив!

Приступили к соединению тендера с площадкой. Я кувалдой забил петлю троса на крюк бронеплощадки, уложил подкладки под колеса, подполз к будке и только хотел крикнуть Василию, чтобы он трогал, как на тендере разорвался снаряд. Не дожидаясь моей команды, Умников потащил обе площадки. Как только первая бронеплощадка прошла разрыв рельса, я крикнул:

— Стой!

Поезд остановился. [429] Отцепили мы вторую бронеплощадку от первой и поехали к своей передовой линии. Первая пара колес первой площадки вошла на рельсы, а вторая шла по снегу. Так мы ее на тросе и дотянули.

Затем вывезли вторую бронеплощадку.

Так удалось вырвать у врага бронепоезд «Истребитель фашизма».

Командование поблагодарило нас за хорошую службу. Мне предоставили три дня отпуска. А вскоре группе бойцов и офицеров 6-го дивизиона бронепоездов вручили правительственные награды. Меня наградили медалью «За отвагу». Уже после возвращения с фронта мы узнали, что командование нашего бронепоезда направило специальное письмо коммунистам депо Октябрьской и Ленинской железных дорог, в котором подробно информировало их о наших боевых делах.

Через некоторое время мы повели бронепоезд № 2 в Москву, в наше депо, на промывку паровоза. В цехе промывочного ремонта собрались рабочие и служащие депо. Около паровоза ходили котельщики и сварщики, готовясь заварить выщербины в броне. Они обошли весь бронепоезд, обнаружили несколько десятков попаданий в него осколочных снарядов, но среди них не было ни одного сквозного. Всем было приятно, что «Истребитель фашизма» остался невредим, а его команда на своем счету имела уничтоженные немецко-фашистские танки, артиллерийские орудия, автомашины и много живой силы противника. Быстро, по-военному был сделан промывочный ремонт котлу паровоза, подварены выщербины в броне, и наш бронепоезд снова отправился на фронт.