В небе Подмосковья

Над столицей по-летнему ярко светило солнце. Небо было безоблачным. Аэростаты заграждения широкими кольцами охватили город. А над ними с сердитым ревом носились истребители. Они стерегли небо Москвы.

На улицах в одежде людей преобладает военная форма. Лица встречных суровы, редко услышишь смех. Люди торопятся, не останавливаясь ни у витрин, ни у киосков. Лишь у репродукторов собираются толпы, когда передается очередная сводка Совинформбюро.

Иду в штаб Военно-воздушных сил Московского военного округа...

Полковник Н. А. Сбытов, командующий ВВС МВО, усадил меня в кресло и углубился в изучение моего личного дела.

— Ну, что же, товарищ майор, как сказано в предписании, приступайте к выполнению обязанностей инспектора техники пилотирования бомбардировочной авиации.

— Как же так, товарищ командующий... Полковник покачал головой:

— Вы, товарищ майор, видимо, недооцениваете дело, [411] которое вам поручается. Нам предстоит обучить большое количество летного состава пилотированию новых самолетов — пикирующих бомбардировщиков «Петляков-2», которые скоро начнут поступать с заводов. Это довольно сложная в пилотировании машина. Она требует к себе большого внимания и не рассчитана на слабо подготовленного летчика. Осваивать новую технику придется, быть может, прямо под огнем...

Наступила пауза.

— Майора Карпенко знаете? — неожиданно спросил командующий и, не дав мне ответить, продолжал: — Так вот, ему мы поручили сформировать группу «ночников» для обороны Москвы. Это опытный инспектор техники пилотирования, настоящий мастер своего дела. Думаю, вам невредно будет поработать с ним...

Утром следующего дня я уже был на одном из аэродромов юго-западнее Москвы. Григория Павловича Карпенко я нашел у самолета.

— Рад вместе работать, — сказал он. — Помню тебя еще по эскадрилье особого назначения, да и на финском встречал.

Затем Карпенко подозвал техника Фролова и приказал ему во всех подробностях ознакомить меня с самолетом ПЕ-2.

— Ты ведь на нем летал? — спросил Карпенко.

— Летал, когда учился в академии, но налет в часах небольшой.

— Это ничего. Теперь налетаемся вдоволь, только успевай заносить часы в летную книжку...

Так началась моя новая работа.

На наших глазах менялся ландшафт Подмосковья.

Спешно, но искусно маскировались военные и промышленные объекты, сооружались ложные. Из бетона, земли и дерева возводили макеты фабрик, электростанций, мостов, складов — словом, самых разнообразных «тактических объектов». Поперек полей и садов, рассекая поселки и приусадебные участки, пролегли только что вырытые траншеи и окопы.

Гитлеровцы не заставили себя долго ждать. Ровно через месяц после начала войны, в ночь на 22 июля 1941 года, мы поднялись по тревоге и заняли свои места в самолетах. Фонари у всех машин открыты: духота. С запада сначала [412] еле-еле, а затем все отчетливее слышится нарастающий гул моторов. Все ближе и ближе... Напряжение достигает предела, а команды на вылет все нет и нет.

Над нашим аэродромом и в стороне от него проходят десятки вражеских самолетов.

— Приготовиться! — резко прозвучало наконец в наушниках.

— Старт!

Вдогонку прошедшей волне вражеских ночных бомбардировщиков вздымается гул моторов нашей группы. Самолеты один за другим уходят в воздух. Через несколько минут на земле замелькали чуть просачивающиеся через щели ниточки электросвета. Сбрасываем светящиеся авиационные бомбы (САБы) и уходим в высоту. Внизу заполыхал пожар. Проходит еще несколько минут томительного ожидания.

— Кажется, клюнули! — радостно кричат штурман и стрелок-радист.

«Тактический объект» с остервенением бомбардируют самолеты противника. Число их все растет. Значительная часть первого удара, нацеленного на нашу столицу, обрушивается на ложный, отвлекающий объект.

Москва стоит отгороженная сплошным щитом зенитного огня. Разрезают ночную тьму лучи прожекторов...

Нам, летчикам, хотелось верить, что Москва останется целой и невредимой. Но несколько зданий противник все-таки разбил, были и человеческие жертвы.

Налеты вражеской авиации с каждым днем становились все более ожесточенными. И командование поставило перед нами новые задачи. До сих пор мы действовали вне зон воздушных боев. Своими атаками на ложные объекты мы сбивали вражеские бомбардировщики с курса, а сами оставались в относительной безопасности, Теперь пришло время действовать непосредственно в зоне противовоздушной обороны.

1 августа 1941 года... Мой самолет кружится на высоте 5 тысяч метров. Где-то справа патрулирует четверка истребителей. Внизу — плотно прикрытая тьмой земля. Можно подумать, что она совсем забыла про войну, укрывшись черным покрывалом ночи. Но вот этот покров разорвала золотисто-красная вспышка. Теперь хорошо виден разомкнутый [413] боевой порядок вражеских бомбардировщиков. Они следуют к объекту. Вот уже отчетливо вырисовываются черные силуэты моторных гондол фашистских «Дорнье-215» и «Хейнкелей-111».

Штурман лейтенант М. Король включает свет. Два луча прожекторов разрезают темноту и высвечивают крест на проносящемся внизу самолете противника. Ведущий гитлеровец пытается маневрировать, вырваться, уйти от ярких лучей прожектора, но они впились в фашистский стервятник. В небе появляется длинная цепочка светящихся точек. «Дорнье-215» замирает на месте и, падая на крыло, загорается.

Несколько минут продолжалась эта схватка. В зоне действия нашей группы гитлеровцы недосчитались четырех самолетов...

...В первые месяцы войны мне приходилось выполнять самые разнообразные задания. Обстановка требовала этого: самолетов не хватало.

Девятого августа 1941 года вечером командующий Московской ПВО генерал-майор М. С. Громадин поставил мне задачу: провести воздушную разведку промышленных и военных объектов Москвы и Подмосковья, чтобы по материалам аэрофотосъемки определить надежность их маскировки. Съемку производить с высоты 3 тысячи метров.

Истребители и зенитчики, прикрывающие Москву и подступы к ней, были предупреждены о нашем полете. Казалось, все было сделано, чтобы обеспечить безопасность полета, но получилось иначе. Те дни были очень тревожными для столицы. Часто появлялись разведчики противника, и ПВО постоянно находилась в полной боевой готовности.

Прошли считанные минуты с момента взлета. Позади уже остались Люберцы. Едва наш экипаж приступил к плановой аэрофотосъемке, стрелок-радист А. Рабинович доложил мне:

— Батарея зенитной артиллерии открыла огонь из центра города. Сзади и ниже вижу до 20 разрывов.

Делаем покачивание крыльями. Штурман дает две зеленые ракеты.

В ответ стрельба лишь увеличивается. Всего одну-две минуты выдерживаю рассчитанные штурманом высоту, курс и скорость. Затем вынужден приступать к противозенитному маневру: менять направление полета, снижаться [414] или вновь набирать высоту. Ясно: нас принимают за вражеских разведчиков. Огонь все усиливается. По всему видно — вслед за первой открыли огонь и другие батареи. Наш СБ начинает бросать. Штурман докладывает:

— Есть пробоины.

Он неоднократно повторяет сигнал: «Я — свой самолет», но огонь не прекращается, Наконец, не выдерживаю и направляю самолет в пике, а потом перевожу на бреющий. Вот уже аэродром...

Вдруг путь самолету преграждают истребители. Они направляют пулеметные трассы параллельно нашему полету. Четверка «лаггов» с двух сторон берет машину в клещи, требует следовать за ними. Делать нечего, отдаюсь на милость конвоя. Они сажают нас на один из аэродромов близ Москвы. В бомбардировщике 27 пробоин.

Подбежавший дежурный тревожно сообщает:

— Товарищ майор, генерал Громадин требует вас к телефону.

Командующий ПВО спрашивает:

— Живы ли? Каково состояние машины?

— Можем перелететь на свой аэродром, — успокаиваю его я и добавляю: — Задачу эту, товарищ командующий, лучше выполнить на безобидном ПО-2, а то с высоты наш скоростной бомбардировщик опять примут за неприятеля…

Вскоре группа была преобразована в специальную часть и направлена на один из участков Западного фронта. А через некоторое время я узнал печальную весть: при выполнении боевого задания погиб мой задушевный друг и учитель, бесстрашный летчик майор Григории Павлович Карпенко, Грицко, как звали его друзья.

В эти дни судьба свела меня с известным полярным летчиком Героем Советского Союза М. В. Водопьяновым. Тогда он командовал дивизией бомбардировщиков дальнего действия.

— Ну вот, товарищ майор, и прекрасно. Теперь будете работать со мной, в 81-й дивизии. Возглавите группу особого назначения.

Эта группа состояла из разнотипных самолетов — ИЛ-4, СБ и устаревших тихоходов — четырехмоторных бомбардировщиков ТБ-3, которые использовались в качестве летающих снарядов, начиненных тротилом. Радиоуправляемые [415] самолеты сыграли свою роль при защите Москвы, нанесли эффективный удар по объектам противника.

В конце ноября 1941 года мы, летчики, если можно так выразиться, всем нутром чувствовали, что непосредственная угроза Москве миновала. Мы видели с неба раньше других, что фашистское наступление на столицу нашей Родины ослабевает. Наши войска под Москвой заканчивали подготовку к контрнаступлению.

В эти дни я получил новое назначение — мне было поручено командовать 9-м отдельным ближнебомбардировочным авиационным полком, подчиненным непосредственно Главному штабу ВВС.

Штаб полка размещался на Центральном аэродроме имени М. В. Фрунзе. На Ленинградском шоссе стоял непрестанный гул моторов, лязг танковых гусениц: тысячи машин шли к фронту. С большим трудом добрался я до хорошо знакомого аэродрома.

Вспомнилось, как судьба подарила мне здесь радость встречи с прославленными летчиками Валерием Павловичем Чкаловым, Михаилом Михайловичем Громовым, Анатолием Константиновичем Серовым и с одним из организаторов советских ВВС, дважды Героем Советского Союза Яковом Владимировичем Смушкевичем. Не забыть этих прекрасных наставников, мудрых старших товарищей, готовых прийти на помощь в любую трудную минуту.

С Центрального аэродрома стартовал я с полком Николая Кретова на Халхин-Гол.

Теперь здесь мне предстояло знакомиться с 9-м полком. Он одним из первых принял на себя в Прибалтике бомбовый удар вражеской авиации и в самые первые дни войны наносил ответные удары по гитлеровскому рейху.

Наступательный порыв, проявленный полком в самое тяжелое время, слаженность полкового коллектива, хорошая подготовка экипажей, проявивших способность к смелым бомбардировочным и разведывательным рейдам в тылы противника и показавших себя мастерами воздушных боев, — все это и лежало в основе решения командования ВВС подчинить полк непосредственно Главному штабу и возложить на него выполнение особых заданий. Требовалось вести тщательную воздушную разведку в интересах ВВС и штаба Западного фронта, осуществлять бомбардировку аэродромов, [416] штабов, важных переправ через водные рубежи, сопровождать и прикрывать транспортные самолеты с членами правительства и представителями Верховного главнокомандования.

...Километровая высота. Отсюда достаточно хорошо видна картина разгрома гитлеровских войск под Москвой. Наши девять «пешек» следуют к цели, обгоняя танковые и мотомеханизированные колонны. Красная Армия ведет стремительное наступление. Фронт все дальше передвигается на запад. Внизу вьется лента Волоколамского шоссе, загроможденного разбитыми вражескими танками, автомобилями, пушками и всяким иным военным ломом, еще недавно бывшим боевой техникой группы армий «Центр». В воздушном пространстве, сквозь которое я сейчас веду самолеты, еще недавно действовало около тысячи самолетов 2-го фашистского воздушного флота. Вот справа по нашему курсу видны остовы семи «юнкерсов»...

Под крылом самолета уже показался освобожденный Волоколамск.

Восемь следующих за мной ПЕ-2 под небольшим углом выходят в горизонтальный полет, а затем снова следуют с набором высоты. В центре обозначился искомый «язычок» — выступ вражеских позиций, вклинившийся в наш передний край. Минометные батареи противника опоясаны окопами. Вплотную к ним ведут бои подразделения советской пехоты. Бомбы, сброшенные на эту цель при горизонтальном полете, неминуемо поразят вместе с минометами противника и подразделения нашей мотомеханизированной дивизии.

Поэтому, оказавшись над вражескими позициями, ведущий, а вслед за ним и ведомые резко отжимают штурвалы. Самолеты почти вертикально устремляются к земле. Теперь вражеские минометы занимают большую площадь в прицеле. Стрелка высотомера минует цифру «600» и подползает к «500». Черные бомбы сначала медленно, а потом стремительно обгоняют машины.

Навстречу самолетам взметнулась черная земля. Машины снова одна за другой взмыли вверх и построились в общий круг для повторной атаки.

Пламя и дым улеглись. Наша пехота рванулась вперед, с ходу перехватила основание «язычка». Передний край войны отодвинулся от Москвы еще метров на триста. [417] Вскоре — новое задание. Девятка ПЕ-3 (вариант самолета ПЕ-2, переоборудованный в двухместный тяжелый истребитель, а также используемый в качестве ближнего бомбардировщика и разведчика) прикрывает транспортный самолет СИ-47. Маршрут: Москва — Северо-Западный фронт — Закавказский фронт — Москва. На борту сопровождаемого самолета — члены Государственного Комитета Обороны, представители Ставки Верховного главнокомандования. А ну как «мессеры» припожалуют? Ведь ПЕ-3 не маневренный истребитель. При этом половину скорости у эскорта отнимает устаревший американский тихоход: буквально вертеться вокруг него приходится, маневр сильно скован,

Когда уже возвращались в Москву и, казалось, опасность миновала, над нашими самолетами появились две пары «Мессершмиттов-109». Втроем мы взмыли вверх и пошли навстречу противнику, а остальные шесть ПЕ-3 еще теснее прижались к СИ-47, завертелись вокруг него.

Моторы ревут остервенело. Кажется, из них уже выжато все, что можно. Стремительно сокращается расстояние. Отчетливее вырисовываются вражеские истребители с осиными телами и резко обрубленными крыльями. Скоро! Что будет? Выдержим ли атаку?

Но схватки на этот раз не произошло. На дистанции метров в семьсот «мессершмитты» клюнули носами и, развернувшись, ушли. Нервы у гитлеровцев оказались послабее наших...

Противник был отброшен далеко от столицы. Но в московском небе обстановка была все еще напряженная. Гитлеровское командование вплотную придвинуло свои авиабазы к линии фронта.

И вот наше командование решило нанести бомбардировочный удар по аэродрому неприятеля.

За два часа до обычного появления вражеских бомбардировщиков 18 самолетов ПЕ-2 взяли курс на Сухиничи. Скоро две эскадрильи полка, возглавляемые бесстрашными комэсками А. Парфеновым и В. Демидовым, приблизились к аэродрому.

На снежном фоне четко вырисовывались уже построенные в эскадрильи и готовые подняться в воздух ХЕ-111. Головное звено уже приближалось к кромке взлетной полосы. Внезапно появившиеся из разрывов в облаках «петляковы» [418] едва не столкнулись с двумя барражирующими фашистскими истребителями. Гитлеровцы не успели опомниться, как на аэродром обрушились бомбы. Повалил густой дым — это загорелись вражеские бомбардировщики.

Облегченнвхе «петляковы» один за другим взмыли вверх. И тут пошли в атаку вражеские истребители. Штурманы и стрелки открыли огонь. Первая атака была отбита.

Успех! Но этот налет и нам стоил дорого: при возвращении одна из эскадрилий была атакована «мессершмиттами». В полк возвратились только два экипажа. Лишь глубокой ночью стало известно о вынужденной посадке четырех самолетов из семи.

В эти дни пришло сообщение от партизан: им удалось подорвать мост через реку Жиздру. В квадрате 01748 сосредоточение вражеской живой силы и техники. Противник торопится восстановить мост. Надо срочно атаковать.

Плохая погода не позволила действовать в составе всего полка. На цель вышли одиночные экипажи.

Надежно прикрытый облачностью самолет идет строго рассчитанным курсом. Вот и контрольный ориентир. Отсюда до объекта несколько минут лёта. Внизу показалась лента шоссе. По нему движутся моточасти. Машин все больше: ощущается близость пробки. Невдалеке от Козельска произвожу разворот. Мелькнула речка. На береговом скате — танки, мотопехота, артиллерийские орудия, повозки.

Захожу к мосту с запада, из тыла гитлеровских войск, никем не замеченный. В самую гущу колонны штурман сбрасывает первую серию бомб. Только теперь противник открыл огонь из зенитных орудий.

Повторный заход и новая атака по скопившейся возле моста живой силе. Справа появляются две пары «мессеров». Одна почему-то уходит в сторону, а другая разворачивается для атаки. Не дотянуть до спасительных облаков! Когда ведущий истребитель противника появился в непосредственной близости сзади, я чуть повернул машину, предоставив возможность стрелку вести прицельный огонь. «Мессершмитт» не выдержал огня, а быть может, получил повреждение: он ушел из поля зрения. Второй оказался более настойчивым. Используя преимущества в скорости и маневре, ему удалось зайти для атаки с задней полусферы. Пришлось метаться в поисках значительно поредевших [420] облаков. С трудом удалось оторваться от преследователя.

Сорок одну атаку по мосту провели самолеты полка в тот день. Поставленная задача была выполнена. С задания не вернулись четыре экипажа. Однако к утру мы узнали, что самолеты летчиков А. Белякова, Ф. Пономарева и А. Гачина приземлились в расположении своих войск.

Мы вступали в 1942 год. Вечер в воинском клубе. Духовой оркестр. Распорядитель праздничного вечера объявляет, что к нам в гости приехали писатели Н. Бобров, А. Сурков и К. Симонов. Николай Бобров поделился воспоминаниями о встречах с Валерием Павловичем Чкаловым. Поэты читали стихи. А потом все запели: «Идет война народная, священная война...»

В этот момент раздался звон кремлевских курантов. Наступил новый, 1942 год.