10-я армия в наступлении

Мало кто из москвичей, наверное, знает о том, какую роль сыграла 10-я армия в Московской битве.

Да это и не удивительно.

10-я армия сражалась на самом большом удалении от Москвы из всех армий Западного фронта (от 250 до 400 километров). Да и прибыла она на Западный фронт последней из десяти входивших в его состав армий, прибыла буквально в самые последние дни, даже часы перед началом декабрьского контрнаступления. Сосредоточение ее совершалось очень скрыто: из глубины страны, с Волги, обходя Москву с юга, на Рязань и Ряжск.

Поставлена была армия на самый левый фланг Западного фронта, как раз в полосу того очень опасного и большого разрыва, который существовал к концу ноября между Западным и Юго-Западным фронтами. Этот разрыв тянулся от Зарайска (35 километров южнее Коломны) до Скопина (40 километров к западу от Ряжска) и еще дальше на юго-запад, в сторону Ефремова. Только в полосе Западного фронта ширина этого разрыва составляла 100 — 120 километров, [346] что оставляло открытыми для врага Рязань и Ряжск. Враг находился от этих городов в 30 — 40 километрах, а полевых войск здесь у нас не было. Поэтому первой задачей 10-й армии было не допустить прорыва противника в этом направлении.

10-я армия создавалась как резервная армия Ставки Верховного главнокомандования и была включена в состав Западного фронта наряду с 1-й ударной и 20-й армиями. Состояла 10-я армия главным образом из резервных дивизий Московского военного округа: семь из первоначально входивших в ее состав девяти дивизий родились на его территории. Потом, уже под Рязанью, в нашу армию были включены вышедшие из окружения после героических боев в районе Узловой, Сталиногорска и Богородицка 239-я стрелковая и 41-я кавалерийская дивизии. В итоге армия включала в себя одиннадцать дивизий. В первые дни в составе армии был и батальон курсантов пехотного училища из города Владимира.

Каждая резервная стрелковая дивизия имела около 11 500 человек, а кавалерийские — по 3500 человек. В составе 239-й дивизии оставалось 4500 и в составе 41-й — 1500 человек.

Формировалась армия в Поволжье.

Подавляющее число бойцов армии пришло из запаса. Из запаса же было и большинство лиц командного, политического, штабного, административно-хозяйственного, технического, медицинского и ветеринарного состава. Политических работников, например, кадрового состава насчитывалось всего 15 процентов. Несколько лучше были обеспечены кадровыми командирами лишь артиллерийские полки дивизий.

Между тем в нашем распоряжении имелось всего три недели. Из них только 14 — 15 суток можно было использовать на плановую учебу. Поэтому мы сразу же ввели двенадцатичасовой учебный день. Три раза в неделю проводились ночные занятия. Мы приучали пехотинцев к артиллерийско-минометному огню через их голову и к огню пулеметов, орудий ПТО и полковых пушек в промежутки подразделений. Много внимания уделялось и преодолению танкобоязни. Бойцов учили делать связки гранат и смело пользоваться ими, зажигать танки бутылками с бензином, а когда надо, [347] то укрываться в окопе и ни в коем случае не бегать от танков. При всякой возможности мы рассказывали солдатам о бронебойной силе наших 45-миллиметровых батальонных пушек, о стрельбе бронебойными и зажигательными патронами.

Бойцам прививалась стойкость против обходов, просачивания и прорывов со стороны противника. Внушалась необходимость самим обходить и окружать врага, не лезть на противника «в лоб», а смело проникать в незанятые промежутки в его расположении, охватывать врага с флангов, выходить ему в тыл.

Командирам и политработникам всех степеней мы всячески внушали мысль о значении для морального состояния частей и подразделений победы в первом бою. Хоть маленькой, но победы над врагом!

Страшный враг на войне — паника. Поэтому мы объясняли командирам, что для предотвращения этого явления бойцы всегда должны знать обстановку и задачу своего отделения и взвода, а по возможности — роты, батальона и своих соседей. Командование армии требовало, чтобы командир любого подразделения имел крепкий и сплоченный боевой актив из лучших солдат и чтобы, если потребуется, у командира не дрогнула рука применить всю свою власть для решительного пресечения паники.

Нелегко было за короткие дни формирования армии достичь сноровистости и быстроты действий бойцов, научить их активным действиям в бою под огнем врага. К тому же ноябрь в Поволжье оказался очень холодным, а части армии были еще в летнем обмундировании.

Занятиям мешала и большая нехватка оружия.

До какого нетерпения и тоски по вооружению доходило дело, можно видеть из того, что, получая орудия и пулеметы, красноармейцы буквально бросались целовать их.

Не хватало и автомобильного и гужевого транспорта.

Зимнее обмундирование, значительную часть вооружения и боеприпасов армия получала уже в пути следования, в районах выгрузки и в дни выдвижения войск на позиции перед наступлением.

Но и к моменту наступления у нас имелась большая нехватка всех видов вооружения: винтовок, пулеметов, автоматов, артиллерии, минометов. На всю армию было [348] лишь 27 мелкокалиберных зенитных орудий калибра 20 — 37 миллиметров (не хватало 40). Из 1000 положенных нам противотанковых ружей не было ни одного. Противотанковых орудий калибра 45 миллиметров имелось 69 (не хватало 180).

10-я армия до конца своего наступления фактически не имела танков, оставалась почти совершенно без помощи авиации, не пополнилась ни зенитными, ни противотанковыми средствами, вовсе не имела тяжелой артиллерии, ни одного минометного полка. При таком положении максимальная плотность артиллерийского и минометного огня в боях 10-й армии даже при прорыве оборонительных рубежей противника выражалась всего лишь в 11 — 13 орудиях и минометах на километр фронта.

А нам предстояло действовать против войск 2-й танковой армии Гудериана, наиболее прославленной и агрессивной среди армий Гитлера.

Да, многого не хватало нашей армии и в период формирования, и даже в дни наступления. В связи с этим мне хочется сказать об огромной моральной и материальной помощи со стороны всех местных организаций и населения как в Поволжье, так и в прифронтовых районах. Трудящиеся Куйбышевской, Пензенской, Саратовской, Горьковской, Рязанской, Московской, Тульской и Калужской областей, Мордовской и Чувашской автономных социалистических республик в трудное время выручали армию продовольствием и фуражом, организовывали выпечку хлеба и стирку белья в крестьянских избах, помогали в подвозе боеприпасов, эвакуации в тыл раненых и обмороженных и во многом, многом другом. Было и такое время в районе Рязани, когда местные органы и советские патриоты, руководимые обкомом партии, обслуживали нас районной и сельской связью и даже вели для нас разведку.

Ярким выражением глубокого понимания нужд формирующейся армии явился, например, тот факт, что Кузнецкий городской комитет партии Пензенской области направил в ряды армии 118 человек из состава городского партийного актива.

Таким был наш советский тыл в то трудное для нас время.

Большую помощь и внимание нашей армии в период ее формирования оказывал начальник Генерального штаба [349] Красной Армии Б. М. Шапошников. В ноябре войска 10-й армии инспектировал К. Е. Ворошилов. Присутствуя на учении в 322-й стрелковой дивизии, он вникал во все вопросы, всем интересовался, дал много указаний и предложений.

Морально-политическое состояние стотысячного коллектива армии, ее бойцов и командиров было высоким.

Членов и кандидатов партии в армии было 5387, партийная прослойка составляла чуть больше 5 процентов — это немного. Было у нас 3718 комсомольцев. Мы просили прислать к нам еще несколько тысяч партийцев, но прибыло всего только 700 человек. Все они были посланы в стрелковые роты, где хорошо помогли в создании парторганизаций и в сплочении личного состава.

Изучение боевого опыта действующей армии, показ героизма и отваги бойцов и командиров под Москвой, Тулой, Смоленском, на Украине и на других участках фронта, воспитание жгучей ненависти к оккупантам и несокрушимой веры в победу — все это составляло важнейшую часть процесса воспитания. Над этим работали все командиры и политработники, коммунисты и беспартийные. Политическая работа велась постоянно: она пронизывала всю жизнь соединений, частей, подразделений. Боевые лозунги «Смерть немецким оккупантам!», «Все для фронта, все для победы над врагом!» стали лозунгами всего личного состава армии. В целом вся партийно-политическая работа в полках, батальонах, ротах была подчинена одной задаче: крепить ряды смелых, стойких, отлично владеющих оружием воинов Красной Армии.

За короткое время формирования политотдел армии и политотделы всех дивизий много сделали для создания партийных организаций в частях и подразделениях, сплочения вокруг них широкого беспартийного актива и для боевой спайки личного состава рот и батарей. В частности, во многих подразделениях были проведены открытые партийные собрания на темы: «За честь роты», «Честь роты — это честь ее бойцов и командиров». В батальонах проходили митинги, посвященные укреплению боевого содружества, являющегося основой успеха в бою. Политотделы подготовили личный состав к принятию воинской присяги, хорошо поработали над укреплением дисциплины. Немалую роль в воспитании [350] бойцов и командиров сыграла армейская газета «Бей врага!».

Приближались сроки отправки на фронт. Политзанятия в это время проходили очень оживленно. Чувствовалось, как велико желание красноармейцев больше знать о происходящих событиях, уяснить себе обстановку на фронтах войны. Об этом весьма красноречиво свидетельствовали вопросы, которыми особенно интересовались бойцы: какими людскими ресурсами располагает Германия? как понимать выражение — у кого больше моторов, тот и выиграет войну? какие меры принимает наше правительство для увеличения выпуска танков, самолетов, орудий и автоматического оружия? скоро ли откроют второй фронт в Европе? какую конкретную помощь оказывают Англия и США Советскому Союзу? какова политика Японии в отношении СССР? каковы наши взаимоотношения с Турцией? Особенно запомнился мне такой вопрос: какая власть будет установлена в Германии после разгрома Гитлера?

В дни предельного напряжения на фронтах люди не сомневались в нашей конечной победе. С каким вниманием слушали радио, с какой жадностью тянулись к газетам! Среди рядовых воинов и лиц начальствующего состава 10-й армии находилось немало тех, кто в годы гражданской войны прошел суровую закалку, сражаясь с полчищами внутренней контрреволюции и иностранными интервентами. И лозунг «Да здравствует Советская власть!» был на устах у всех. Все рвались в бой.

Очень сложно для армии было успеть прибыть к началу контрнаступления Западного фронта. Железнодорожники в общем успешно справились с перевозкой армии к Рязани и Ряжску. Но все же они не смогли доставить нас в срок, и мы опоздали на несколько суток. От районов выгрузки до рубежа развертывания для перехода в наступление ряду наших дивизий пришлось идти пешком по 100 — 115 километров по проселочным дорогам, занесенным снегом. Из-за недостатка транспорта люди тащили на себе боеприпасы. Но какой подъем царил в частях и соединениях! А сколько перепели песен! И «Смело, товарищи, в ногу», и «Интернационал», и «Варяга», и «Ермака», и «Священную войну», и «Орленка», и «Каховку».

Трудно было сдерживать нетерпение и даже недовольство [351] воинов в тех дивизиях, которые запаздывали с перевозкой, а особенно в тех, которые были поставлены перед нашим наступлением во вторую и третью линии.

К утру 6 декабря 10-я армия в основном была готова к боевым действиям.

Как определилась задача 10-й армии в ее первой операции? В полученной нами директиве Ставки Верховного главнокомандования от 24 ноября говорилось: «Сосредоточение закончить к вечеру 2.12.41, имея в виду не допустить выдвижения противника на Рязань, а также активные действия на Венев или Зарайск». Как известно, такая опасность существовала. Именно ударом через Рязань, Коломну, Каширу Гитлер хотел выйти в тыл Москве с юго-востока. Для этого он предназначил 2-ю танковую армию Гудериана.

Соответственно с директивой Ставки командование 10-й армии прежде всего взялось за организацию обороны Рязани и ближайших подступов к ней с запада и юго-запада. В оборону в этом районе было поставлено до трех дивизий и все то, что имелось в гарнизоне города. В районе Коломны и Зарайска по срочному приказу Ставки была экстренно сосредоточена 322-я дивизия.

Таким образом, в связи с обоснованным опасением Ставки за судьбу Коломны и Рязани на правый фланг 10-й армии были поставлены наиболее боеспособные дивизии — 322-я, 330-я и 328-я.

Чуть забегая вперед, должен заметить, что реальный ход событий показал возможность иного решения: наиболее боеспособные дивизии нужны были больше левому крылу армии, в районе Пронска.

Действительно, вскоре выяснилось, что противник уже не имел сил для наступления ни на Коломну, ни на Рязань, ни на Ряжск, а под Каширой ему под напором 1-го гвардейского кавкорпуса, хорошо усиленного танковыми и стрелковыми соединениями, даже пришлось начать отход.

В этих условиях Военный совет Западного фронта поставил перед 10-й армией задачу нанести главный удар с рубежа Захарове — Пронск в направлении на Михайлов, Сталиногорск и вспомогательный удар от Зарайска на Венев. При этом указывалось, что важнейшей задачей 10-й армии является разбить группу Гудериана и к исходу 10 декабря овладеть районом Сталиногорск — Узловая. [352]

Глубина операции составляла около 100 километров (по прямой). На пути армии были: занятая врагом с 26 ноября оборона на рубеже железной дороги от УзуновадоКремлева, реки Проня и Дон, города Михайлов, Епифань, Венев, Сталиногорск 1-й, Сталиногорск 2-й, Узловая, районные центры Серебряные Пруды и Гремячее, рабочие поселки Бобрики, Задонье, Новоугольный и др., Фронт наступления со 115 — 120 километров в исходном положении сокращался до 75 километров на рубеже Венев — Сталиногорск — Епифань — Казановка.

Правый сосед армии — усиленный 1-й гвардейский кавкорпус наступал прямо на юг в направлении Мордвес — Венев — Сталиногорск и находился к 4 декабря в 25 — 30 километрах от Венева и в 60 километрах от Сталиногорска. Наш левый сосед — 61-я резервная армия еще не успела сосредоточиться в районе Ряжска.

Действовавшие против нас силы противника составляли две мотодивизии, усиленные танками и тяжелой артиллерией. Центр обороны противника находился в Михайлове, где стоял штаб 10-й мотострелковой дивизии с ее главными силами. О намерениях противника и о составе его вторых эшелонов мы никакими данными не располагали, и это вызывало вполне понятное беспокойство.

Исходя из особенностей необстрелянной и технически слабой 10-й армии. Военный совет армии решил против важнейших центров обороны противника направить наши подавляющие силы с тем, чтобы успех был гарантирован.

Так и сделали. Против усиленного полка 29-й дивизии противника в Серебряных Прудах мы бросили всю 322-ю дивизию. Против главных сил 10-й вражеской дивизии в районе Михайлова нацелили три дивизии: 328-ю с фронта, 330-ю — в обход с севера и 324-ю — в обход с юга 323-я дивизия наносила удар на Печерники и Голдино против находившегося в них полка 10-й дивизии, 326-я и 41-я дивизии нацеливались против сил врага, принадлежавших к 18-й танковой дивизии.

Погода благоприятствовала нашему наступлению: поднялась пурга, и авиация противника действовать не могла.

Удар 10-й армии для противника был неожиданным. Оказалось, что гитлеровцы прозевали ее переброску, и подход, и развертывание! Только через пять суток непрерывных [353] боев враг разобрался, в чем дело, и начальник генерального штаба сухопутных войск Германии Гальдер записал в дневнике 11 декабря: «На фронте 2-й танковой армии действует 10-я армия противника в составе шести пехотных и одной кавалерийской дивизии».

В итоге боев 6 и 7 декабря с обороной противника на рубеже Узуново — Кремлево было покончено.

Особенно отличилась 330-я дивизия под командованием инициативного и решительного полковника С. Д. Соколова. В хорошо организованном и смело проведенном ночном бою дивизия овладела городом Михайловом, взяв там большие трофеи и нанеся противнику немалые потери. Из 328-й дивизии лишь небольшую помощь успел оказать полк майора И. И. Анциферова.

Героем боя за Михайлов стал командир 1111-го стрелкового полка майор А. П. Воеводин. В решающее мгновение он вышел перед залегшим под сильным огнем врага батальоном и поднял его в атаку. Рядом с ним стал и комиссар полка В. В. Михайлов. Вслед за командиром и комиссаром все бойцы полка в едином порыве устремились на врага. Полк первым ворвался на окраину города, но здесь командир был убит, а комиссар ранен.

Хорошо показала себя в бою за Серебряные Пруды 322-я дивизия под командованием полковника П. И. Филимонова. И здесь противник был приведен в замешательство внезапностью нашего наступления. Однако, как и в Михайлове, его основным силам удалось избежать окружения и отступить.

За двое суток — с утра 6 до утра 8 декабря — 10-я армия с боями продвинулась вперед от 45 до 55 километров.

Вот что писал впоследствии командующий 2-й танковой армией Гудериан в своей книге «Воспоминания солдата»: «47-й танковый корпус в ночь на 7 декабря вынужден был в результате удара русских сдать город Михайлов. 10-я моторизованная дивизия понесла при этом тяжелые потери». Гальдер в своем дневнике отметил, что «отвод 10-й моторизованной дивизии у Михайлова... по-видимому, будет иметь очень неприятные последствия».

Однако 10-й армии нечем было развить свой успех — наша пехота, почти не имевшая транспортных средств, не поспевала за противником. Враг закрепился на рубеже реки [554] Прони: от Венева на Подхожее, Гремячее и южнее. Нам противостояли здесь одна пехотная и две моторизованные дивизии, а южнее, в районе Горлова, начиналась полоса обороны 18-й танковой дивизии армии Гудериана. Во втором эшелоне, в городах Узловая, Дедилово и Сталиногорск, были сосредоточены 4-я танковая и 112-я пехотная дивизии врага.

Прорыв этого рубежа для войск армии был уже не так прост, тем более что заработала фашистская авиация, а местность здесь была в основном открытая. Против нас был брошен 8-й авиакорпус 2-го воздушного флота военно-воздушных сил противника. Еще 7 декабря вражеская авиация несколько раз бомбила наши войска в Михайлове. С утра же 8 декабря начались ее сильные удары по нашим наступающим колоннам и боевым порядкам, особенно по 328-й и 330-й дивизиям.

И все же к вечеру 9 декабря в ожесточенных боях мы овладели всем этим рубежом. Наибольшие усилия потребовались от 322-й дивизии, которая совместно с частями 1-го гвардейского кавкорпуса освободила Венев, и от 330-й дивизии, которой пришлось вести тяжелый бой с вражескими танками.

Трудно пришлось 328-й дивизии. В ее задачу входило освобождение района Гремячее. Наступать пришлось на врага, укрепившегося на высоком, обрывистом берегу реки Прони. В этом первом для дивизии бою была допущена поспешность и неосмотрительность. В результате головной полк понес серьезные потери. Был убит командир 1103-го полка майор И. М. Толубьев, тяжело ранены командир 1105-го полка майор М. К. Марков и комиссар А. И. Киреев.

Первые бои показали необходимость действовать главным образом длинными зимними ночами и в метель, в плохую погоду, когда авиация врага бездействует, а также использовать преимущества наступления на широком фронте, смело вклиниваясь в не занятые частями противника промежутки, бить в их стыки, обходить и смело идти на окружение врага.

Скоро стало ясно, что требуется всемерно ускорить поворот армии со сталиногорского направления на юг. Это в основном отвечало и соображениям, высказанным начальником штаба Западного фронта генералом В. Д. Соколовским в разговоре по прямому проводу. [355]

Наш замысел состоял в том, чтобы главные силы первого эшелона армии переместить южнее на 25 — 50 километров и занять ими фронт от Люторичей до Бахметьева для нанесения главного удара в направлении городов Епифаиь, Богородицк и Плавск. В состав этих сил входили 324-я, 323-я, 326-я стрелковые и 41-я кавалерийская дивизии, а за ними во втором эшелоне — 330-я стрелковая дивизия. Рокировка армии к югу совершалась под носом у противника, но все было выполнено достаточно незаметно.

Оборона противника на Дону была прорвана главными силами армии в течение 12 и 13 декабря. Бои на правом фланге велись непрерывно почти трое суток — с утра 11 декабря — и тоже завершились успехом. 13 декабря Сталиногорск 1-й (иначе — Южный) и Епифань были освобождены.

В ходе этих боев наибольшие трудности выпали на долю 323-й, 324-й и 328-й дивизий. Последней, в частности, действовавшей в неполном составе, пришлось брать Епифань. Об ожесточенности боев говорит тот факт, что в 328-й дивизии за 11 — 13 декабря из строя выбыли пять командиров батальонов (из девяти) и большинство командиров рот. Хочется еще раз подчеркнуть, что армия решала свои боевые задачи, не имея танков, артиллерии усиления, помощи авиации. На наши повторные просьбы, особенно о танках, командование фронта отвечало: «Ничего дать не можем». Отчасти это, видимо, объяснялось и таким обстоятельством: командование фронта не поверило нам, что у врага здесь имелась хорошо организованная оборона. Для проверки наших данных в 10-ю армию прибыла даже специальная комиссия.

После прорыва обороны противника на Дону командование фронта резко сократило полосу нашего наступления и поставило перед нами задачу наступать строго на запад, на город Плавск, который стоит на шоссе и железной дороге Тула — Орел. Быстро выйдя к Плавску, мы могли бы отрезать войска Гудериана, еще находившиеся к югу и юго-востоку от Тулы, В свою очередь, 50-я армия от Тулы должна была быстро наступать навстречу 10-й армии в сторону Дедилова и к югу — на Щекино, Житово. Что же касается 1-го гвардейского кавкорпуса с приданными ему танковыми частями и 322-й дивизией, то он, взаимодействуя с 10-й и 50-й армиями, должен был наступать со стороны Сергиева, Сталиногорска Северного на юго-запад, к Дедилову, Житову. [356] Расстояние от Дона до магистрали Тула — Орел по направлению главного удара армии составляло 80 километров по прямой.

На этом пути наши войска встретили организованную оборону противника на рубеже железной дороги Узловая — Богородицк — Товарково — Левикка. За двое суток в условиях сильной метели и по глубокому снегу наши части продвинулись на 30 километров и в упорных маневренных боях овладели: 324-я дивизия — Богородицком, 323-я и 326-я — угольным районом Товарково — Ломовка — Левинка, а правофланговая 328-я — районом Притоны — Черная Грязь — Киреевка и помогла кавкорпусу в освобождении города и станции Узловая. Решающие действия все дивизии вели ночью и в снегопад.

17 декабря войска армии вступили в бой на реке Упе. Река Упа рассматривалась немецко-фашистским командованием как последний рубеж отхода немецких войск зимой 1941/42 года на этом направлении.

Ожесточенные бои на Упе шли до полудня 18 декабря. Благодаря упорству наших частей и широкому применению обходных действий сопротивление врага было сломлено. В быстром продвижении от Богородицка до Упы отличилась 41-я кавалерийская дивизия как передовой отряд армии. Ею в то время командовал полковник М. И. Глинский.

К 15 часам 18 декабря наши войска выдвинулись к магистрали Тула — Орел, а 19 декабря 10-я армия по всей своей полосе наступления подошла к реке Плаве.

В оборону по левому берегу этой реки противник успел поставить крупные силы 2-й танковой армии. Решающую роль в обороне гитлеровцев играл город Плавск со станцией Паточная и примыкающими к нему населенными пунктами. Подступы к городу были минированы, улицы и мосты забаррикадированы, на окраинах и на перекрестках поставлены орудия для стрельбы прямой наводкой. Из-за города с закрытых огневых позиций вела огонь артиллерия.

На реку Плаву армия вышла уже в иной группировке, чем до сих пор. Справа шли 328-я, 323-я и 326-я дивизии, а левее их была выведена армейская кавалерийская группа (ею командовал генерал-лейтенант танковых войск В. А. Мишулин) в составе трех кавдивизий (41-й, 57-й и 75-й) с 239-й стрелковой дивизией. Из-за узости армейской полосы наступления [357] кавгруппу пришлось вести в полосе соседней, 61-й армии Юго-Западного фронта. Целью конницы было: обойти сильную оборону врага в районе Плавска с юга и, обогнав наши стрелковые дивизии, быстро продвинуться в район станции и крупного рабочего поселка Арсеньево, на 45 — 50 километров вперед.

Кавгруппа действовала успешно, но не смогла обогнать дружно наступающие стрелковые дивизии нашей армии. Этому помешали отсутствие танков и средств ПВО, активность авиации врага и бездорожье.

Прорыв на реке Плаве по всему фронту был начат с вечера 19-го и завершен к исходу 20 декабря. С наибольшей эффективностью и умением действовали 323-я и 328-я дивизии. Последняя под командованием полковника П. А. Еремина того же 20 декабря совместно с 1-м гвардейским кавкорпусом освободила город Крапивну.

Части армии захватили много танков, орудий, автомашин, пулеметов и винтовок, большие склады с продовольствием, инженерным, химическим и другим имуществом. В Плавске было освобождено из вражеского плена 840 советских воинов.

Далее армия на сутки раньше поставленного командующим фронтом срока вышла на линию Одоево — Нивны. К исходу 22 декабря части 10-й армии совместно с 1-м кавкорпусом взяли Одоево и на левом фланге Арсеньево.

Выход советских войск на магистраль Тула — Орел и на реку Плаву означал завершение операции войск левого крыла Западного фронта (в составе 50-й армии, 1-го гвардейского кавкорпуса и 10-й армии) против главных сил 2-й танковой армии Гудериана в обширном районе Тула — Лаптеве — Кашира — Зарайск — Серебряные Пруды — Михайлов — Горлово — Товарково — Плавск — Щекино.

Врагу был нанесен большой урон в людях, технике и в материальных ресурсах. Успехи войск левого крыла Западного фронта содействовали наступлению 49-й и 43-й армий нашего и 61-й армии Юго-Западного фронта. Под нашими ударами противник был вынужден отходить. Однако отходили фашисты достаточно организованно. Беда была в том, что после захвата того или иного рубежа, того или другого населенного пункта нам (говорю о 10-й армии) нечего было бросить вперед для решительного, эффективного преследования [358] и полной дезорганизации противника. 1-й гвардейский кавкорпус также не смог прорваться в глубину оперативной обороны противника и все время шел бок о бок с нами. Войска 50-й армии в своих настойчивых усилиях наступать навстречу кавкорпусу и нашей армии (то есть к востоку, юго-востоку и югу) встречали сильное сопротивление врага.

2-я танковая армия Гудериана избежала окружения. Она с трудом и серьезными потерями отходила из района Тулы, Каширы, Михайлова и Подмосковного угольного бассейна в сторону железнодорожного узла Горбачеве, городов Мценск и Орел. Однако на ее северном крыле, в полосе 43-го корпуса гитлеровцев, неотвратимо назревала катастрофа. Входившие в корпус 31-я и 131-я пехотные дивизии под натиском наших частей растягивались по фронту все шире и шире, неся при этом серьезные потери. В боях на реке Плаве, севернее Крапивны и около Дубны фронт этих дивизий в ряде мест был прорван. Советские войска быстро двинулись к реке Оке.

Река Ока, по мысли немецко-фашистского командования, уж во всяком разе должна была явиться окончательным рубежом отхода немецких армий. Однако был сорван и этот замысел: от Калуги и почти до Белева, то есть в полосе около 100 километров шириною, врагу не удалось создать надежной обороны. Лишь местами войскам 50-й армии, 1-го кавкорпуса и правому флангу 10-й армии пытались оказать сопротивление небольшие, разрозненные части гитлеровцев.

Наступление войск 10-й армии к Оке совершалось в очень узкой и бездорожной полосе. На линии Одоево — Арсеньево наша армия передала в состав 1-го гвардейского кавкорпуса по приказу командующего фронтом 328-ю стрелковую и все три кавдивизии.

После прорыва фронта 43-го корпуса врага перед 1-м гвардейским кавкорпусом была поставлена серьезная задача: быстро продвинуться в глубину обороны противника, перейдя Оку, взять Козельск и оттуда форсированно продвигаться на Юхнов и Мосальск, чтобы отрезать пути отхода на запад достаточно сильной вражеской калужской группировке.

Что касается 10-й армии, то ее задачей было освобождение Козельска и Сухиничей.

Но еще раньше на нашем пути лежал Белев, район которого занимали хорошо укрепившиеся в обороне большие [359] силы гитлеровцев: 296-я и 112-я пехотные дивизии, 4-я танковая дивизия, часть сил 31-й и 56-й пехотных дивизий, а также полк СС «Великая Германия». Занятие этого города имело большое значение для взаимодействия Западного и Юго-Западного фронтов и их смежных армий — 10-й и 61-й. Только владея Белевом, обе они могли уверенно наступать дальше на запад и юго-запад.

Между тем высланные командиром кавкорпуса на Белев 322-я и 328-я стрелковые дивизии взять город не смогли, а штаб корпуса преждевременно сообщил в Москву о том, что Белев взят 26 декабря.

Прибыв под Белев на передовой КП в селе Болото, Военный совет 10-й армии убедился в том, что взять Белев силами этих двух дивизий невозможно и что их действиями, по существу, никто не руководит, так как командование и штаб 1-го кавкорпуса были заняты главной для них задачей и основные силы корпуса действовали в противоположном Белеву направлении.

Интересы дела сразу же потребовали от меня взять эти дивизии в свое подчинение (Военный совет фронта возвращение этих дивизий в 10-ю армию сразу же утвердил), развернуть между ними еще 330-ю дивизию и усилить их артиллерией. Кроме того, вскоре выяснилось, что с утра 27 декабря вступила в изолированный бой к югу от Белева 342-я стрелковая дивизия 61-й армии. Я вызвал к себе командиров всех четырех дивизий и поставил перед ними новые боевые задачи.

Но ни взять Белев, ни обойти его с флангов, несмотря на исключительное упорство наших войск, не удавалось. Дело доходило до штыковых боев; некоторые населенные пункты на западном берегу Оки по нескольку раз переходили из рук в руки.

Тем временем 28 декабря 323-я дивизия полковника И. А. Гарцева, не встретив сопротивления противника, перешла Оку в районе Сныхова (севернее Белева) и успешно двинулась к западу. Тогда атаки с фронта в районе Белева были прекращены, а 330-я и 328-я дивизии, оставив на широком фронте четыре батальона, ночью двинулись на север для глубокого обхода Белева с северо-запада и запада.

Маневр оказался для врага неожиданным. Не смогла помешать маневру и авиация противника. Ни к северо-западу, [360] ни тем более к западу от Белева обороны у врага подготовлено не было. И все-таки нашим дивизиям, атакующим с тыла, еще пришлось целые сутки вести уличные бои. Им помогали действиями с фронта 322-я и 342-я дивизии. К вечеру 31 декабря Белев был в наших руках. Нам достались большие боевые трофеи.

Бои за Белев были самыми ожесточенными из тех, что до этого вела армия. Победа досталась нам дорого. Пали смертью храбрых командир 1109-го полка 330-й дивизии майор Е. В. Дмитриев, командир роты 1085-го полка 322-й дивизии Герой Советского Союза старший лейтенант В. Г. Захаров, командир 1107-го полка 328-й дивизии майор Н. А. Науменко и многие, многие другие.

Героически проявила себя в этих боях бывшая студентка Московского государственного университета Елизавета Шамшикова — военфельдшер, командир санитарного взвода 1113-го полка 330-й стрелковой дивизии. Лиза, как ее все звали, в этих боях под Белевом, будучи сама ранена, продолжала помогать раненым бойцам. Когда у населенного пункта Беседино гитлеровцы потеснили полк, Лиза оказалась в окружении с 70 тяжелоранеными. Она не покинула раненых и вместе с ними приняла мученическую смерть. Чтобы скрыть свое злодеяние, бандиты сожгли большой колхозный сарай, в котором они расстреляли советских бойцов и медсестру. Лиза Шамшикова посмертно была награждена орденом Красного Знамени. Именем Лизы названы улицы в городах Белеве и Суворове Тульской области.

Новый год Военный совет армии встретил на командном пункте в Козельске. 10-я армия внесла свой вклад в разгром гитлеровцев под Москвой. С 6 декабря она продвинулась более чем на 250 километров, оставив позади реки Проню, Дон, Упу, Плаву и Оку, а к 31 декабря часть ее сил была уже под Сухиничами, то есть еще на 50 — 60 километров дальше.

В новогоднюю ночь у командования и штаба армии (во главе которого стоял генерал-майор С. И. Любарский) было много забот. Нужно было «выправить» положение армии в связи с задержкой трех дивизий боями в районе Белева. Но главное было даже не в этом. С выходом за Оку положение нашей армии резко изменилось: поставленные ей командованием Западного фронта новые задачи превращали ее из армии, действовавшей на ударном направлении, в армию, [361] обеспечивающую наступление левого крыла Западного фронта на Вязьму от Малоярославца и Калуги. Вновь установленные разграничительные линии увеличивали полосу наступления 10-й армии в пять-шесть раз в сравнении с тем, какой она была от Упы до Оки, то есть с 30 — 25 до 150 километров.

Выполняя одно за другим боевые распоряжения фронта, дивизии армии веерообразно двинулись на Мещовск, Мосальск, Сухиничи, Барятинскую, Киров, Людиново, Жиздру, Кцынь. Только главные силы 328-й дивизии оставались в армейском резерве. Все дивизии, уже привыкшие к самостоятельным действиям на отдельных направлениях, в короткое время выполнили свои задачи, освободив все перечисленные населенные пункты, кроме Сухиничей и Зикеева (около Жиздры), которые удалось только окружить и блокировать.

С занятием Кирова и Людинова войска армии перерезали очень важную в оперативно-стратегическом отношении железнодорожную линию между Вязьмой и Брянском, разобщив тем самым северную и южную группировки вражеской группы армий «Центр».

Как я уже сказал, Сухиничи и Зикеево удалось только блокировать. Они оказались занятыми свежими силами противника, прибывшими из Западной Европы.

Наши передовые отряды завязали бои на подступах к Сухиничам уже с утра 30 декабря. Подступы к городу не были укреплены, и нам, может быть, удалось бы взять его с ходу, будь у нас хоть десяток танков. Но их не было. Противник, неся потери, отошел в город, имевший мощные железнодорожные сооружения на двух своих станциях и многочисленные каменные здания. В подготовленной обороне города находились и танки из состава 19-й танковой дивизии. Снабжение фашистских войск производилось самолетами. Они же вывозили раненых. В воздухе непрерывно действовала вражеская авиация. Она систематически штурмовала и бомбила наши войска, командные пункты дивизий и штаб 10-й армии, а мы отстреливались из винтовок и пулеметов. Настойчивые атаки стрелковых частей успеха не принесли, и Военным советом армии было решено окруженный гарнизон врага блокировать силами только одной нашей ослабленной 324-й дивизии под командованием генерал-майора Н. И. Кирюхина. Так и сделали. [362]

324-я дивизия предприняла еще ряд ожесточенных атак. Дело доходило до штыковых схваток. В одной из атак командиру 1095-го стрелкового полка майору И. С. Марченко во главе группы в 20 бойцов удалось даже на короткое время захватить железнодорожное депо станции Сухиничи-главные (Южные). Выполняя приказ командования Западного фронта и 10-й армии, майор Марченко 7 — 8 января ходил парламентером в Сухиничи с предложением немецкому гарнизону сдаться нашим войскам. Однако эта попытка не удалась. Наш парламентер вместе с переводчиком был обстрелян гитлеровцами из пулемета. Именем И. С. Марченко названа одна из улиц в городе Сухиничи.

В боях за город армия понесла большие потери. Смертью храбрых пали два молодых командира полков — капитан М. И. Логвинов и майор М. Г. Клочков.

324-й дивизии удалось занять Сухиничи только утром 29 января. Но этому предшествовала упорная борьба главных сил 10-й армии против вражеского контрудара из района Брянск — Жиздра — Людиново на Сухиничи.

Прежде чем перейти к этим событиям, я должен сказать: командование армии принимало меры к тому, чтобы не допустить веерообразного распыления ее сил и сохранить 10-ю армию в составе ударной, активно действующей группировки левого крыла Западного фронта. С этой целью 5 января я написал командующему фронтом Г. К. Жукову специальное письмо. В нем, в частности, предлагалось: «Пересмотреть вопрос о границах армии. Ограничить ее целевое назначение одной оперативной целью. Может быть, ввести между нами и Юго-Западным фронтом новую силу — группу в три дивизии или армию, нарастив удар». В письме отмечалось, что «сила нашей 10-й армии до сих пор, при отсутствии танков, подвижных средств, тяжелой артиллерии и ВВС, была в компактности ее группировки, сосредоточенности ударов и в тесной взаимной связи соединений».

На наш взгляд, при условии принятия этих предложений 10-ю армию, не ослабляя больше имевшихся у нее сил, в составе всех восьми стрелковых дивизий вполне можно было двинуть в полосе Мосальск — Киров на Вязьму прямо с юга или обходя ее западнее.

Ответа мы не получили, однако Военный совет Западного фронта решил осуществить два довольно крупных мероприятия. [363] Как явствует из директивы Военного совета № К/43 от 14 января 1942 года, решено было, во-первых, 49-ю армию по выходе ее к 15 января в район Погорелова перегруппировать в район Чипляево — Занозная и, во-вторых, создать фронтовой резерв в составе четырех стрелковых дивизий, отдельной стрелковой бригады, 146-й танковой бригады и 33-го артполка РГК, сосредоточив его в районе Сухиничи — Мещовск — Моеальск. Однако эти решения не были проведены в жизнь. Прибыли лишь одна дивизия (12-я гвардейская стрелковая под командованием генерал-майора М. А. Сиязова), танковая бригада и артполк. Причем прибыли они только к 25 января, то есть когда противник подходил уже к Сухиничам. Еще через два дня на командный пункт 10-й армии в Меховое прибыло полевое управление 16-й армии во главе с генерал-лейтенантом К. К. Рокоссовским.

А после войны мы смогли ознакомиться с многочисленными свидетельствами немецко-фашистских военачальников о том, как верхи гитлеровского командования боялись достигнутого войсками Западного фронта прорыва на Оке. Например, в дневнике Гальдера за 28 декабря 1941 года есть такая запись: «Брешь на реке Ока остается предметом нашей озабоченности». Еще определеннее пишет Г. Блюментрит, бывший начальник штаба 4-й полевой армии: «Большая угроза нависла над южным участком фронта 4-й армии... Русские медленно расширяли брешь между 2-й танковой и 4-й полевой армиями. У фельдмаршала фон Клюге не было резервов, чтобы ликвидировать опасность, нависшую над его южным флангом...» И далее: «Что-то вроде чуда произошло на южном фланге 4-й армии».

Теперь о вражеском контрударе. То, что он готовится, мы предполагали, но не думали, что гитлеровское командование сможет собрать для него большие силы.

Несмотря на отличную работу наших добровольных разведчиков патриотов из Сещи, Рославля, Клетни и брянских лесов, например групп Анны Морозовой и Лидии Гарбузовой, а также многочисленных партизанских отрядов (со всеми ними был прочно связан разведотдел армии во главе с майором А. Г. Колесовым), мы считали, что вражеский контрудар будет произведен силами не больше полутора дивизий с танками. Однако мы грубо ошиблись.

В контрудар враг бросил шесть-семь дивизий, взятых [364] с других направлений и фронтов, в том числе 208-ю и 211-ю пехотные дивизии из Западной Европы (сюда, конечно, не входят силы врага, стоявшие против войск нашей армии к северу от Людинова, а также в Сухиничах).

Свои действия противник начал 10 — 11 января сильным ударом по частям 322-й дивизии и потеснил их от Зикеева, деблокировав свой гарнизон в этом населенном пункте. Затем 15, 16 и 17 января враг нанес сильные удары авиацией и танками с пехотой по 323-й дивизии и овладел городом Людиновом.

10-я армия отбивала брянский контрудар противника до 29 января. За эти дни войска вражеской группировки, наступавшие со стороны Людинова на Сухиничи, продвинулись не более чем на 50 километров, а те, которые наступали от Жиздры, не более чем на 40 километров.

Максимальным результатом этого контрудара было создание узкого, в 2 километра, прохода на Попково из Сухиничей для блокированной там и сильно поредевшей 216-й дивизии врага.

Что же помогло нам сорвать замысел врага и освободить важный в оперативном отношении узел дорог Сухиничи? Причин, думается, было несколько.

Первая. То, что гитлеровское командование было вынуждено вводить силы контрударной группировки по частям, по мере подхода, нередко даже батальонными эшелонами. Бросить их в операцию сосредоточенно и одновременно оно не смогло.

Вторая. Довольно трудный, особенно в условиях январских холодов и глубоких снегов, характер местности, избранной для контрудара (большие леса и ограниченность дорог), что было хорошо использовано нашими войсками.

Третья. Наступательный характер действий всех сил нашей армии в борьбе с контрударной группировкой врага, несмотря на исключительную активность фашистской авиации.

Командование 10-й армии настойчиво старалось встречными ударами своих войск, действующих против контрударных сил врага справа и слева, сбить противника со своих направлений к железной дороге Зикеево — Думиничи — Сухиничи, зажать его в лесах и разгромить. В ходе развернувшихся боев хорошо себя показали все дивизии армии, особенно же 324-я, 328-я, 322-я, привлеченная сюда от Кирова [365] часть сил 330-й дивизии, боевые группы полковника Тупичева и майора Чуфарина (саперы и лыжники). Хорошо помогла нам в трудные дни 25 — 27 января наконец-то появившаяся у нас небольшая танковая бригада (146-я).

После отражения вражеского контрудара положение во всей обширной полосе боев 10-й армии стабилизировалось.

В общем итоге за период своего наступления с 6 декабря до 11 января 10-я армия продвинулась вперед на расстояние около 400 километров. Освобождение городов Мосальск, Киров, Людиново, окружение Зикеева под Жиздрой и выход к району Кцыня явились пределом ее наступательного успеха. Серьезное оперативно-стратегическое значение осуществленных 10-й армией операций очевидно. В ходе боев мы захватили 57 танков, 31 самолет, до 300 орудий, 200 минометов, 500 пулеметов, 2500 автомашин и тракторов, 2500 мотоциклов и велосипедов, два с половиной миллиона снарядов, много винтовок, автоматов, патронов и ручных гранат противника.

Очень нелегко достались 10-й армии эти победы. Много было пролито и пота и крови. И в заключение мне хочется сказать великое спасибо всем участникам боев и обнажить голову перед светлой памятью наших погибших товарищей. Это о них, отдавших свои жизни за великое дело Победы, поется в песне:

Их подвиг не померкнет никогда...