Кавалеристы в боях за Москву

Когда началась война, я жил в Москве, был слушателем Академии Генерального штаба.

В первый же день войны я написал рапорт начальнику академии с просьбой направить меня на фронт, в действующую армию, но получил отказ. Снова рапорт, теперь уже народному комиссару обороны. Затем недолгое, но томительное ожидание. И вот дежурный по академии сообщает:

— Товарищ Плиев, вас вызывают в Наркомат обороны.

Охваченный волнением, я даже не заметил, как добрался до улицы Фрунзе. В просторном кабинете сидели заместитель Председателя Совета Народных Комиссаров СССР Климент Ефремович Ворошилов и маршал Борис Михайлович Шапошников.

— Вам достаточно два часа, чтобы собраться в путь?

— Да, товарищ Маршал Советского Союза, — ответил я и почему-то выпалил: — Нужно только сдать ключи от сейфа начальнику секретного сектора подполковнику Шору.

Климент Ефремович улыбнулся и сказал:

— В Северо-Кавказском военном округе формируются [232] две кавалерийские дивизии: 50-я — на Кубани и 53-я — в Ставропольском крае. Вы назначены командиром дивизии кубанских казаков. На ставропольскую дивизию идет комбриг К. С. Мельник.

Вскоре после этого разговора, в первых числах июля 1941 года, из старого казачьего лагеря, расположенного на живописном берегу реки Урупа, шли эскадроны казаков станиц Советской и Вознесенской, Отрадной и Попутной, Лабинской и Кавказской и многих других. Бравые казачьи песни, ржание гнедых кабардинцев, степняков и рыжих дончаков, звон оружия, гулкий топот тысяч копыт... Полки уходили на Западный фронт, в далекие леса Смоленщины, через которые рвались на Москву главные силы фашистской группы армий «Центр» под командованием генерал-фельдмаршала Бока.

В первой половине июля наши эшелоны разгрузились у глухой станции Старая Торопа и сосредоточились в лесах, в 45 километрах к востоку от Великих Лук. Отсюда двинулась дивизия кубанцев в первый боевой поход. Напряженные бои у села Борки; дерзкий и стремительный рейд по глухим лесным дорогам и тропам в тыл врага под село Троицкое; ожесточенная схватка на рубеже Жабоедово — Пронине; прорыв из окружения у болота Пелецкий мох... Первые неудачи и первые победы, первая кровь и первая слава.

К середине августа генерал-фельдмаршал Бок признал, что «ранее намеченная задача — к 1 октября выйти на линию Онежское море — река Волга считается теперь невыполнимой». Его войска остановились, чтобы перегруппировать силы и средства и нацелить их для нового удара на Москву.

...Косые солнечные лучи проникают сквозь густые сосны и соскальзывают с травянистого берега в воды озера Ильмень. Коновод, подал коней, чтобы ехать на рекогносцировку. Я уже был в седле, когда показался начальник штаба дивизии полковник Ревин и с ним незнакомый мне полковник, небольшого роста, ничем не приметный, лет тридцати пяти. Форма плотно облегала стройную, без «излишеств» фигуру.

— Офицер связи штаба фронта полковник Доватор, — представился он. — Мне приказано вручить вам директиву Военного совета Западного фронта и принять участие в предстоящем рейде вашей дивизии и дивизии комбрига Мельника. [233] Мне советовали, Леса Александрович, находиться в вашей дивизии. Надеюсь, найдется для меня лихой дончак...

— Конечно, — ответил я.

Доватор поблагодарил, и мы углубились в изучение привезенной им директивы штаба фронта.

Нашей дивизии и дивизии комбрига К. С, Мельника ставилась необычная и ответственная задача: прорвать фронт обороны противника на узком участке и, уйдя в рейд по тылам врага в район Демидове — Духовщина, парализовать его коммуникации, громить проходящие колонны, штабы, склады и разрушать линии связи.

К 23 августа обе дивизии сосредоточились в лесу, южнее реки Межи. Перед нами находились оборонительные позиции частей 9-й армии гитлеровцев. Прорыв намечался в промежутке между укрепленными пунктами Подвязье и Устье. Справа наносила удар дивизия комбрига Мельника, слева — наша.

В полночь спешенные полки первого эшелона без единого выстрела двинулись вперед. Ночная атака ошеломила противника. Первыми на вражеские позиции ворвались подразделения 37-го кавполка. Казачьи полки устремились через большак, разгромив попутно подвернувшуюся колонну автомашин с боеприпасами. Проскочив большак, дивизия вновь углубилась в лес и, повернув на запад, вышла к дороге Пречистое — Жарковский. Здесь на высотах, окруженных болотистыми лесами, приютился целый рой деревень. Все они были заняты небольшими гарнизонами противника. Но мое внимание больше привлекли донесения о движении по дороге больших автоколонн. Разведчики доставили нам так много сведений о противнике, что мы имели большой выбор для активных боевых действий.

Начальник штаба дивизии полковник Ревин доложил обстановку:

— В лесу, у деревни Никулино, располагается склад боеприпасов... В Красноселье дислоцируется тыловая часть, много груженых автомашин... В Дмитрове, по всему видно, находится солидный штаб... В деревню Заболотскую втягивается большая колонна автомашин с пехотой и артиллерией... С кого начнем, товарищ комдив?

«А что, если нанести удары по нескольким объектам одновременно?» — подумалось мне. Так и решили. [234]

— Главное — захватить и уничтожить штаб в Дмитрове, — говорил я Ревину. — Для разгрома колонны, гарнизона в Красноселье и склада боеприпасов выслать отборные передовые отряды, от каждого полка по одному. Операцию начать с наступлением сумерек и завершить к ночи. К 3 часам все отряды должны сосредоточиться в лесу южнее озера Велисто. Через час командирам отрядов доложить свои решения... — Голос мой растворился в реве вражеских самолетов, которые пронеслись над лесом на бреющем полете.

— Нас выслеживают, — заметил Ревин.

— Переполошились, вон сколько авиации подняли в воздух, — услышал я сзади говорок Доватора.

Он легко соскочил с коня и, поправив клинок и пистолет, подошел к нам.

Начальник разведки доложил, что из Никулина по дороге на Пашкове движется колонна моторизованной пехоты и артиллерии противника — они идут нам наперерез. «Что это? Плановая перегруппировка или... Нет, если они идут нам наперехват, то почему до сих пор не развернулись хотя бы в предбоевой порядок?» Моментально созрело решение — разгромить.

Отдаю приказ. Офицеры связи устремляются в свои полки. Движение замедляется, подразделения и части сжимаются, словно мышцы. Перед дорогой мы останавливаемся. Слышны шум моторов и немецкие команды. Невольно бросаю взгляд на часы. Фосфорные стрелки показывают 23 часа 40 минут. Сигнал атаки. Взрывы гранат, разноголосица ружейно-пулеметного огня, рев моторов. Словно тысячи черных призраков, вырвавшись из ночи, заметались на большаке, сея страх и смерть. Скоро все было кончено. Кубанцы перевалили через дорогу и снова растворились в густой тьме леса.

Слышен глухой звон снаряжения, возбужденное дыхание казачьих коней да редкие голоса казаков.

— Эх, сейчас бы щепотку самосада, а то шибко плечо гудет! — Это глухой хрипоток старого казака Филиппа Шаповаленко.

— При чем тут плечо? — недоумевает кто-то.

— Мозговать надо. Иного самосаду затянешься — пятки защекочет. Во куда пробирает. Очень даже полезно.

Может быть, и действительно ядреная казачья махорка [265] имеет такое лечебное свойство, если даже от разговора о ней на душе становится легче.

До рассвета оставалось около трех часов, когда в район сосредоточения подошел последний отряд. Все гарнизоны были разгромлены, склады боеприпасов взорваны, на больших, участках уничтожена линия связи. Словом, задачи были выполнены наилучшим образом.

После этой операции казаки создали запасы трофейного оружия и боеприпасов. Отряды, действовавшие в Никулине и Красноселье, привезли, например, ящики патронов, гранат, противотанковых, противопехотных мин и пригнали несколько автомашин с продовольствием. Настроение у всех было отменное, всюду слышались шутки. К сожалению, мы не могли дать возможности людям отдохнуть. Полки уже начали выдвигаться к Дмитрову для разгрома штаба. Часом раньше туда уже ушли передовые отряды, чтобы перерезать дороги и тропы, блокировать село.

Когда первые лучи солнца осветили улицы Дмитрова, штаб одного из соединений 9-й немецко-фашистской армии был уже разгромлен.

Разгром нескольких гарнизонов и колонн, штабов и складов, расположенных на значительном пространстве, уничтожение кабельной линии связи на больших расстояниях — все это парализовало работу тыла 9-й немецко-фашистской армии. Быстро распространился слух о прорыве в оперативный тыл гитлеровцев крупной казачьей группировки. Назывались самые невероятные цифры. Командующий армией генерал Штраус приложил много усилий, чтобы развеять «ложные» представления о нашей численности. Он издал приказ, в котором призывал к мужеству, стойкости и объяснял, что «в тылы армии прорвалось не сто тысяч, как об этом всюду говорят, а лишь несколько десятков тысяч казаков» (?!). Нам стало также известно, что для ликвидации наших дивизий выделены крупные силы из оперативных резервов противника. Усилились поисковые полеты вражеской авиации.

Вдоль лесной дороги дивизия стремительно двинулась на юго-запад. Средь бела дня были разгромлены и разогнаны вражеские гарнизоны в Овсянкине и Будовце. Усиленный отряд свернул с дороги и ушел на Ашитики — там обнаружен склад боеприпасов и военного имущества. Но вот уже второй день, как мы не имеем устойчивой связи с дивизией [266] Мельника. Это сказывается на нашем взаимодействии. По-прежнему над нами мечутся самолеты с черными крестами на крыльях. Видно, что командование противника не успевает реагировать на полученные удары и не может определить наши дальнейшие намерения.

Описав дугу к северу от большака, дивизия вновь выходит к нему, но уже значительно западнее, в районе села Протокина Гора. Тут же рядом, буквально в километре, село Рудня. Дальше к юго-востоку, по реке Васильевке, протекающей в глубине урочища Куров Бор, расположены села Гуки и Желюхово. Все они заняты карательными отрядами гитлеровцев. Через эти пункты проходит дорога Духовщина — Слобода. По ней оживленно курсируют бронемашины, мотоциклы, танки — небольшими группами и целыми колоннами.

Рядом со мной покачиваются в седлах Ревин и Доватор. К нам присоединяется комиссар дивизии батальонный комиссар А. Н. Овчинников. Полковник Доватор только что передал по рации в штаб фронта донесение и рассказывает, что о нашем рейде доложено Верховному главнокомандующему.

— Передали также, — продолжает Доватор, — что авиаразведка установила движение к району наших действий крупных колонн танков, самоходной артиллерии и мотопехоты противника. Дивизии три, а то и больше снято с фронта.

Доватор подает мне рабочую карту. Как видно, вражеские войска стягиваются к району Овсянкино — Горицкое — Ашитики. Это влияет на план наших действий. Наша задача на сегодняшнюю ночь: разгромить карательные отряды в Рудне, Гуках и Желюхове и парализовать движение на дороге Духовщина — Слобода. Кстати, разведчики донесли, что на Пригарино движется колонна моторизованной пехоты. Словом, работы для нас много.

С наступлением темноты от дивизии вновь отделились отряды специального назначения. Подполковник Арсеньев, получивший задачу уничтожить отряд карателей в селе Гуки, повел свой полк в обход с востока по Желюховскому лесу; полк подполковника Смирнова двинулся к Рудне; отборный отряд направился к мосту через реку Васильевку, чтобы здесь встретить колонну мотопехоты. Другие отряды должны были занять все важнейшие пункты вокруг сел Рудня и Гуки. [267]

Это была памятная ночь. Размах боевых действий сразу же перерос то, что мы намечали. Отряд старшего лейтенанта Ткача при подходе к большаку наткнулся на танки, замаскированные в лесу. Привыкшие к ночным действиям казаки, применяя бутылки с горючей смесью, быстро разделались с охваченными паникой танкистами и их же боеприпасами подорвали танки. Не успели они выйти на большак, как послышался надвигающийся рокот моторов. Опять танки... В этом бою родилась боевая слава политрука Александра Борисайко и казака Никона Фролова, подорвавших четыре фашистских танка. А у моста через реку Васильевку отличились казаки эскадрона старшего лейтенанта И. В. Иванкина.

Бои шли по всему Желюховскому большаку. Противник нес большие потери. Действовавшие здесь отряды захватили штабную автомашину с важными документами и другие ценные трофеи.

Село Гуки атаковали с трех сторон. Мы видели на берегу виселицы с трупами советских патриотов. Это страшное зрелище вызвало бурный гнев казаков. Бой был жестокий и беспощадный. Выполнив свои задачи, отряды заминировали трофейными минами дорогу, мосты, объезды, а затем двинулись в район сосредоточения дивизии.

...Глаза пленного испуганно мечутся, он отвечает на мои вопросы быстро, взахлеб, будто если сразу не ответит, то такой возможности ему больше не предоставят. Я сообщаю начальнику разведки интересную новость:

— Подтвердились сведения, что в Рибшеве (это крупное село, районный центр) располагается штаб 9-й армии. Думаю, что стоит заглянуть в «гости» к генералу Штраусу.

— Очень хорошо, товарищ комдив! — обрадовался он.

Наш путь пролег по западному берегу реки Васильевки, через урочище Куров Бор. С этой стороны лес ближе всего подходит к Рибшеву. До него около двадцати лесных, удивительно тяжелых километров. У Желюхова мы встретили разведчиков 53-й кавалерийской дивизии. От них узнали, что комбриг Мельник в деревне. Днем его дивизия вела бой с мотопехотой, пытавшейся прижать части к болоту. Вражеская авиация дважды наносила по дивизии бомбовые удары.

— Положение становится серьезным, — задумчиво говорит Доватор, — давай заедем в Желюхово. [268]

— Заедем, — соглашаюсь я, — тем более что надо согласовать вопросы взаимодействия на следующем этапе. Доватор кивнул головой и продолжал:

— Очевидно, о походе на Рибшево придется подумать. Стоит ли терять ночь, от которой зависит многое. Мы должны распорядиться ею очень разумно.

— Да, уточним обстановку и тогда подумаем, что делать, вернее, не что, а как, — ответил я. — Ясно, что главная задача сейчас — это выходить обратно к линии фронта и прорываться через него.

Посоветовавшись, мы решили изменить направление действий и немедленно начать движение обратно на северо-восток вдоль этого же большака, но прямо через лес, не теряя взаимодействия с 53-й кавалерийской дивизией.

Обстановка была крайне тяжелой. Генерал Штраус стянул крупные силы к Желюховскому лесу и перекрыл все выходы из него на запад, юго-запад и восток. Выскользнуть из этого полуокружения можно было только через лесисто-болотистый массив, раскинувшийся к востоку от реки Васильевки. Нам помогли местные жители, которые провели нас через лесные болота. С тяжелыми боями дивизии пробились к линии фронта.

Потери, нанесенные противнику за период рейда, выглядели внушительно. Несколько тысяч вражеских солдат и офицеров навсегда остались лежать в валдайских болотах и лесах, многие сотни автомашин, танков и самоходок разделили участь тех, кто привел их в эти места.

Позади остались покрытые кровью боевые версты Волоколамского шоссе. В октябрьских и ноябрьских боях казаки 50-й и 53-й кавалерийских дивизий покрыли себя доброй боевой славой. Над ними заполыхали гвардейские знамена.

Дивизии стали именоваться 3-й и 4-й гвардейскими, а образованному из них кавалерийскому корпусу было присвоено наименование 2-го гвардейского. В состав корпуса вошла также 20-я кавалерийская дивизия под командованием подполковника М. П. Тавлиева, прибывшая из Средней Азии. Командиром корпуса был назначен генерал-майор Л. М. Доватор. [269] В конце ноября корпус в составе 16-й армии генерал-лейтенанта К. К. Рокоссовского вел напряженные бои, сдерживая бешеный натиск противника северо-западнее Москвы.

В этой смертельной борьбе все чаще и решительнее побеждал прочный сплав морально-боевых качеств воинов, тактического мастерства офицеров и оперативного искусства военачальников, побеждало советское военное искусство. В битве под Москвой с блеском проявила себя целая плеяда военачальников, командовавших малыми и большими войсками. Не могу не сказать о нашем командарме генерал-лейтенанте К. К. Рокоссовском. Высокий, стройный и подтянутый генерал, мужественный и необыкновенно храбрый человек, он умел в любой, самой опасной обстановке спокойно и плодотворно мыслить. Константин Константинович часто бывал у нас, чтобы непосредственно на поле боя уточнить обстановку. Это был по-настоящему боевой командарм.

В это время гитлеровские радиостанции вещали о надвигающихся событиях сенсационной важности — имелось в виду вступление гитлеровских войск в Москву.

И сенсационное событие действительно произошло. 5-6 декабря началось контрнаступление Калининского и правого крыла Западного фронта. Советские войска погнали немецко-фашистское воинство прочь от Москвы, на запад.

Армия генерала К. К. Рокоссовского должна была перейти в наступление 7 декабря и ударом на Крюково и Истру разгромить крюковскую группировку гитлеровцев. 2-му гвардейскому кавкорпусу командарм поставил задачу прикрыть действия армии со стороны Рузина и Брехова. Но в этот же день поступило другое боевое распоряжение. Командующий войсками Западного фронта Г. К. Жуков приказал корпусу форсированным маршем выйти в полосу 5-й армии генерала Л. А. Говорова и сосредоточиться в районе деревни Кубинки.

Вечером 8 декабря дивизии 2-го гвардейского кавкорпуса двинулись через Нахабино и Вязёмы на юго-запад. На последнем дневном привале, в лесу у деревни Часцы, в корпус прибыл генерал Л. А. Говоров. В штабе были собраны все командиры отдельных частей и дивизий. Высокий, внешне суровый, Говоров говорил сухо и немногословно.

— Завтра на рассвете наша армия переходит в наступление. [270]

Командарм подошел к оперативной карте и показал сходящиеся удары на Истру: 16-й армии — с северо-востока и 5-й армии — с юго-востока.

Сделав паузу, командующий перешел к задачам кавалерии: 2-му гвардейскому кавкорпусу с 22-й танковой бригадой и дивизионом гвардейских минометов приказывалось наступать вслед за 329-й стрелковой дивизией, с рубежа Апальщино — Заовражье — Локотня войти в прорыв и, действуя в тылах истринской группировки противника, не допускать подхода резервов, громить отходящие части, не давая им закрепляться на промежуточных рубежах...

С наступлением темноты дивизии начали выдвигаться в исходное положение. Вперед выехали Доватор и командиры дивизий, чтобы провести рекогносцировку и решить вопросы взаимодействия. Однако наступление было перенесено на 13 декабря. Это дало возможность лучше подготовиться к операции. Корпус передвинулся к самой реке Москве и развернулся у деревни Никифоровское в боевой порядок.

На рассвете пошел густой снег. Ровно в 9 часов воздух взорвала мощная артиллерийская канонада. С НП командира стрелковой дивизии была видна стена взрывов на том берегу. Затем она сдвинулась вглубь и исчезла в снежной пелене. Пехота поднялась из траншей и двинулась в атаку. Огонь противника неожиданно оказался очень плотным. Начался тяжелый, затяжной бой: огневые налеты, атаки, контратаки, рукопашные схватки.

К середине дня левофланговая 50-я стрелковая дивизия прорвалась через реку Москву и выбила противника из нескольких деревень. 329-й дивизии тоже удалось ворваться в Апарину Гору и в Хотяжи на северном берегу реки. К вечеру завязался бой за крупный населенный пункт Колюбаково. Стремясь остановить наступление войск 5-й армии, противник начал стягивать силы для контрудара. Командарм решил, что наступило время вводить в бой нашу подвижную группу в стыке 19-й и 329-й стрелковых дивизий.

Низкая облачность и сильный снегопад создали надежную завесу с воздуха и с земли. Но в то же время метровая толща рыхлого снега могла значительно снизить темп действий конницы и танков. День клонился уже к вечеру, когда 3-я гвардейская и 20-я кавдивизии вслед за танками начали движение через боевые порядки пехоты, чтобы на следующем [271] рубеже уже одним двинуться в атаку на противника. Во втором эшелоне шла 4-я гвардейская кавдивизия.

У Москвы-реки есть два небольших притока — Поноша и Гнилуша. Их верховья подходят близко друг к другу. Здесь в деревнях Колюбаково (на реке Поноше) и Неверове (на реке Гнилуше) были расположены сильные опорные пункты противника. У меня возникло решение: воспользовавшись тем, что наша пехота втянулась в бой за эти опорные пункты и их огневая система максимально скована, с ходу прорваться между ними. Устраивало нас и то, что крутые и глубокие балки, по дну которых текут Поноша и Гнилуша, покрыты большой толщей снега; это в какой-то мере должно было обеспечить дивизию от фланговых контратак.

...Впереди маячат запорошенные бурки штабного эскадрона. А чуть дальше — боевые порядки 43-го, головного полка. Его ведет опытный, боевой командир Шемякин. Чем ближе рубеж атаки, тем быстрее, решительнее наше движение. И вот у опорных пунктов противника вырастают фонтаны артиллерийско-минометных взрывов. Огневое прикрытие подоспело вовремя. На флангах спешились и закрепились подразделения, чтобы удерживать «коридор», через который должны пройти части дивизии. Сумерки быстро сгущаются, становится совсем темно. Справа и слева бьют орудия, строчат пулеметы. Слышится протяжное «ура-а!». Наконец все это остается позади. Мы в тылу истринской группировки противника. Но это уже не то, что было в августе, в смоленских лесах. Тогда наступали гитлеровцы, теперь — советские войска.

Первый вражеский пункт на нашем пути — Апальщино. Сразу ставлю одному полку задачу обойти деревню и атаковать с севера, а двум полкам — с запада. Командиры полков и подразделений хорошо понимают смысл стремительного, широкого маневра. Знают законы комбинационного боя в условиях рейдовой операции. Это облегчает управление боем.

Разгромив вражеский гарнизон в Апальщине, дивизия продолжала развивать успех на север, вдоль лесной дороги, выходящей у села Ново-Петровского на Волоколамское шоссе.

20-я кавдивизия также успешно прорвалась в тыл правее нас и сразу двинулась через лес на Терехово, отклоняясь к северо-востоку. За нами шла 4-я гвардейская кавдивизия. [272] На первых же километрах выявилось наше подавляющее превосходство над гитлеровскими войсками в тактической подвижности. Дивизия легко настигла вражескую колонну, отходившую от Апальщина, и, сочетая удары с тыла с параллельным преследованием и стремительными обходами, буквально на ходу разгромила эту часть. Секрет высокой тактической подвижности казачьих частей и дивизий на поле боя таился не только в «универсальной» проходимости конницы. Многое достигалось и благодаря тому, что почти все пулеметы, минометы и орудия были поставлены на санки, специально сделанные полозья и лыжи. Это обеспечило нам возможность идти по любому бездорожью и быстро переводить технику из походного положения в боевое. Именно превосходство в тактической подвижности и дало нам возможность разгромить две фашистские дивизии. Произошло это так.

От Москвы-реки по дороге Карийское — Сафониха начала отход 78-я пехотная дивизия 9-го армейского корпуса гитлеровцев. Дивизия — Тавлиева двигалась наперерез и могла, захватив Андреевское, отрезать ей путь отхода. У нас же в это время была другая забота.

Разведчики утром доложили, что из Горбова навстречу нам начинает вытягиваться большая колонна мотопехоты. Встречный бой был неминуем. И мы стали к нему готовиться. Передовой 43-й кавполк был заранее усилен танковым полком. Дивизия двигалась в предбоевых порядках. Артиллерия на конной тяге галопом проскочила по обочине дороги вперед на огневую позицию у опушки леса. Противник обнаружил это и начал разворачивать колонну, но было поздно. Огонь прямой наводкой буквально опустошил его передние подразделения. Гитлеровцы растерялись. А тут из леса вырвались танки и кавалерия. Произошел молниеносный, но ожесточенный бой. Дорога оказалась забитой развороченными орудиями, автомашинами, горящими танками.

Мы двинулись дальше. Но на подступах к Горбову нас встретили вражеские траншеи и хорошо оборудованные инженерные заграждения. Первая атака с ходу не достигла цели и переросла в разведку боем. Стало ясно, что этот «орешек» будет нелегко раскусить. Пленные показали, что здесь обороняется свежий 195-й пехотный полк с приданными ему подразделениями танков и самоходной артиллерией. [273]

Затяжной бой не входил в наши планы. Поэтому решено было обойти Горбово и продолжать стремительное наступление в оперативный тыл противника. Это решение диктовалось еще и тем, что танковая бригада была временно передана другому соединению. Кроме того, я опасался, что если Тавлиев еще не миновал Терехово, то он может пропустить главные силы 78-й пехотной дивизии. Поэтому нам лучше было не втягиваться в бой за Горбово, а наступать на Загорье и перехватить здесь эту дивизию. 37-й и 47-й кавалерийские полки под прикрытием 43-го, который вел сковывающий бой, начали обход опорного пункта, втягиваясь в лес западнее села. Но вражеский гарнизон в Горбове оказался не храброго десятка. Почувствовав опасность с флангов и тыла, он проявил явное стремление покинуть «освоенное» место. Это меняло обстановку. С ходу захватив село, мы могли бы наступать вдоль дороги быстрее, чем лесом. Поэтому полки, обходившие Горбово, были развернуты для атаки. После непродолжительного артналета казаки ворвались в деревню.

Однако взять Горбово оказалось все-таки нелегко. Церковь на западной окраине осталась у противника, и оттуда он прочесывал улицы из пулеметов. Эскадрон старшего лейтенанта Найчука блокировал церковь и, взорвав противотанковыми гранатами дверь, ворвался в нее. Когда мне доложили, что в церковь ворвался Найчук, я успокоился: значит, там будет все в порядке. Но на южной окраине противник про-- должал упорно обороняться. Обстановка осложнялась тем, что с севера подошли свежие силы вражеской пехоты. Мне было ясно, что прежде всего надо сломить сопротивление противника на южной окраине, — это позволит смять его оборону перед деревней. Чтобы не допустить прорыва пехоты с севера, надо частью сил выйти на фланг атакующих гитлеровцев и дерзкой контратакой опрокинуть их боевые порядки.

Для ускорения решения главной боевой задачи пришлось применить хитрость. Я отобрал нескольких казаков, мастерски владеющих джигитовкой.

Опасность, на которую шли эти люди, была велика, и я решил накоротке побеседовать с ними. Казаков построили у крыльца дома, из-за которого мы должны были начать свои действия. Подхожу к правофланговому и задаю вопрос:

— Вы коммунист? [274]

— Коммунист.

Подхожу ко второму.

— Коммунист?

Тот же ответ. Все казаки оказались коммунистами. И вдруг комиссар спрашивает одного из них:

— Гонтарь, когда ты успел вступить в ряды партии?

— Надо ж сначала стать коммунистом, — спокойно отвечает казак, — а уж потом в партию проситься.

— Правильно, — поддержал его комиссар и скомандовал: — Члены партии, два шага вперед!

Весь строй сделал два шага вперед, и Гонтарь тоже.

— Вы уж, товарищ комиссар, не разделяйте нас, — попросил он.

Мне понравилась эта настойчивость.

— Пусть члены партии поднимут руку, — сказал я комиссару.

В строю стояло десять казаков. Членов партии было трое...

И вот кони ринулись галопом по улице. Почти одновременно с выстрелами всадники рухнули с седел и повисли на стременах. Через мгновение кони занесли их на позиции врага. И тут случилось неожиданное для противника. Казаки соскочили с коней и начали из автоматов расстреливать растерявшихся гитлеровцев. Воспользовавшись переполохом, вслед за ними рванулись эскадроны. Удар с тыла помог 47-му кавполку ворваться на позиции перед деревней. Теперь превосходство наших сил в Горбове было обеспечено...

Вечером, когда бой закончился и казаки получили возможность поесть и отдохнуть, офицер связи привез записку от Доватора: «...Танки у Петрово, к утру будут у тебя. Удерживайте Шейно, Ремянники, Бочкино. Если не удастся овладеть Бочкино, Ремянники, то эту задачу выполните завтра. С приветом, генерал-майор Доватор. 14. 12. 41, 19. 43».

«Ну и ну! — подумалось мне. — Удерживай то, чего не взял, а если не возьмешь сегодня, овладей завтра».

Удачный прорыв 2-го гвардейского кавалерийского корпуса создал благоприятные условия для успешного наступления 5-й армии. Своим правым флангом она вышла на рубеж Давыдовское — Ново-Александровское — Спасская.

Ночью полки нашей 3-й гвардейской кавалерийской дивизии, возобновив наступление, обошли с запада опорные [275] пункты Петрово, Ордино, Житянино, Бочкино и на рассвете появились перед Шейном. Эта деревня лежит в лесу, поэтому нам не составило труда скрыто подвести полки и совершенно внезапно ворваться в нее. С захватом Шейна 3-я гвардейская кавалерийская дивизия оказалась в выгодном положении для нанесения флангового удара по колоннам 78-й пехотной дивизии противника, преследуемой тавлиевцами. Мы не замедлили это сделать.

Конница и танки развернули боевые порядки фронтом на северо-восток и начали наступление на Загорье. Перед вечером наша дивизия подошла к большаку севернее деревни, а 22-я танковая бригада изготовилась для атаки противника в Загорье. По большаку (мне это было хорошо видно с опушки леса) устало, согнувшись под тяжестью оружия и каких-то больших узлов далеко не военного вида, шли гитлеровцы.

Загорский большак стал могилой 78-й пехотной дивизии врага. Лишь полтора батальона успели проскочить на Сафониху. В тот же вечер мне представили список боевой техники и оружия, разбитых и захваченных в этом бою: 105 орудий и минометов, 143 пулемета, 431 автомашина, 89 мотоциклов и многое другое.

После этого боя дивизия вернулась в свою полосу наступления и захватила село Ремянники. Короткий отдых — и снова полки в предбоевых порядках устремляются вперед, теперь уже на перехват 252-й пехотной дивизии гитлеровцев, отходившей по дороге Истра — Руза. С этой дивизией у нашего корпуса серьезного столкновения не было, и все же она, уходя от преследования, быстро таяла под ударами наших передовых отрядов, бросая тяжелую боевую технику и оружие, рассыпаясь по лесам.

19 декабря 1941 года 2-й гвардейский кавалерийский корпус вышел на шоссе Волоколамск — Можайск, тянувшееся вдоль реки Рузы. Пронизывающий ветер гнал на запад тяжелые, мрачные тучи. По полям и дорогам гуляла сухая поземка, наметая огромные сугробы у разбитых машин и повозок, орудий и танков, хороня в снежных могилах вражеских солдат...

На высоком правом берегу Рузы виднелось село Дьяково. В нем на всю округу единственная церковь. Это НП гитлеровцев. Пока полки спешивались и разворачивались в лесу в боевой порядок, артиллерия прямой наводкой уничтожила [276] огневые точки (в основном пулеметы) противника и начала обстреливать неприятельский НП. Полки в пешем строю дружно атаковали позиции противника и, быстро сломив сопротивление, овладели селом.

Правее нас 4-я гвардейская кавалерийская дивизия захватила деревню Толбузино. Это дало нам возможность нанести удар на крупный узел дорог Лихачеве и отрезать пути отхода частям противника, удерживавшим рубеж Захряпино — Палашкино. Наступление развивалось успешно. Но тут нас постигла большая беда.

Я находился на окраине деревни, когда ко мне подъехал наш офицер связи. Его взволнованный вид предвещал недоброе. Круто осадив клубящегося паром коня, он доложил:

— Товарищ генерал, под деревней Палашкино убиты генерал Доватор и подполковник Тавлиев!

В первый момент я не понял, что он говорит — до того нелепой показалась весть. Доватор и Тавлиев убиты? Не может быть!

— Подполковник Радзиевский просит вас прибыть на КП корпуса, — откуда-то издалека донесся до меня голос офицера.

После я узнал обстоятельства гибели Доватора и Тавлиева. 19 декабря, в то время когда 3-я и 4-я дивизии втянулись в бой с вражескими заслонами на берегу реки Рузы, штаб корпуса, двигаясь в голове 20-й дивизии, находившейся во втором эшелоне, вышел по лесной тропе на шоссе Волоколамск — Руза, в районе Захряпина.

Доватор выехал с Тавлиевым на опушку леса и заметил в районе Дьякова движение пехоты и обозов противника.

— Михаил Петрович, — обратился он к Тавлиеву, — развертывай быстро дивизию — и рысью в обход. Артиллерию выводи на прямую наводку к деревне Захряпино.

Пока полки подходили и развертывались для боя, Доватор приказал комендантскому эскадрону атаковать Захряпино. Вражеские автоматчики оказали ожесточенное сопротивление. Оставив комендантский эскадрон на месте, Доватор повел 20-ю кавдивизию на деревню Палашкино.

На подходе к этой небольшой, немногим более десятка дворов, деревне разведчики доложили Доватору, что ее гарнизон начал отход. Прошло не менее часа, прежде чем командир корпуса и сопровождающие его офицеры [277] управления 20-й кавалерийской дивизии достигли реки Рузы. Доватор, очевидно, решил, что этого времени вполне достаточно, чтобы фашисты удрали из Палашкина. Не уточнив обстановку, Доватор направился по санному пути через реку Рузу. Он благополучно преодолел ее и углубился в перелесок, за которым на открытом заснеженном пространстве лежало Палашкино. За ним последовали командир дивизии Тавлиев и остальные офицеры. Ничто не выдавало присутствия в селе гитлеровцев. Но стоило группе показаться из перелеска, как из крайних домов полоснул сильный пулеметный огонь. Доватор упал. К нему бросился его адъютант Тейхман и не добежал. Пуля сразила и кинувшегося к генералу старшего политрука Карасева. А недалеко впереди лежал убитый подполковник Тавлиев. Многие смельчаки, пытавшиеся вынести своих командиров, погибли.

Когда я подъехал к Палашкину, уже начало смеркаться. Но с опушки я все же увидел тела погибших. Они лежали совсем близко. С наступлением темноты мы вынесли их с поля боя.

...22 декабря 2-й гвардейский кавкорпус, во главе которого был поставлен я, снова перешел в подчинение командующего 16-й армией.

Военный совет 5-й армии в связи с выходом корпуса из его подчинения прислал на мое имя письмо, в котором отметил, что «2-й гвардейский кавалерийский корпус за время действий в составе 5-й армии показал образец взаимодействия со стрелковыми частями. Военный совет благодарит Вас, командный, политический состав и бойцов корпуса за отличные действия, результатом которых был разгром нескольких дивизий противника...»

В первых числах января Западный фронт готовил новую операцию с целью разгрома сычевско-ржевской группировки противника. Эта задача возлагалась на 1-ю ударную, 20-ю и 16-ю армии. Их действия согласовывались с наступлением левого крыла Калининского фронта. Возобновляли наступление и другие войска Западного фронта.

Командующий войсками Западного фронта создал в районе Волоколамска, в полосе 20-й армии, сильную группировку. Нашему корпусу, усиленному 22-й танковой бригадой и пятью лыжными батальонами, отводилась роль эшелона развития прорыва. [278]

Трудно коротко рассказать о непрерывных боях, которые последовали за этим. Узлы сопротивления противника падали по-разному. Андреевское было захвачено одновременным ударом с трех сторон. Здесь сержанты Игорь Чудковский и Иван Кривоглазов доказали, что шесть вражеских танков не сильнее двух комсомольцев. Они подожгли три танка, а остальные обратили в бегство. Взятие деревни Бухолово — это не только блестящий обходный маневр, осуществленный полковником Арсеньевым (он принял 20-ю кавдивизию после гибели Тавлиева), но и дерзкая атака автоматчиков с тыла, и умелое наращивание успеха. Бой у Красного Села — это серия тактических маневров, направленных на то, чтобы форсировать крутобережную реку Рузу и открыть этим путь на крупный узел сопротивления противника Середу — очень важный в оперативном отношении пункт.

Середа осталась в моей памяти как место, где у меня произошло столкновение с командующим 20-й армией генералом Власовым.

Мы имели сведения, что Середа занята крупными силами противника и хорошо подготовлена к долговременной обороне (особенно в восточной части, по речке Мутне). Вокруг лежала открытая, сильно заснеженная местность. К тому же наши разведчики обнаружили, что к Середе движется колонна пехоты противника со стороны станции Княжьи Горы. В случае затяжного боя эта часть могла навалиться на правый фланг группы. Я доложил в штаб 20-й армии обстановку и свое решение: Середу обойти и продолжать наступление на Гжатск. Власов ответил сразу же. Он приказал атаковать противника, обороняющего Середу, ударом с севера вдоль шоссе и, захватив ее, удерживать частью сил до подхода пехоты, а главными силами продолжать наступление.

Атаковать- «в лоб» хорошо организованную оборону гитлеровцев, да еще через открытую местность по пояс в снегу — это, конечно, было неразумно и привело бы к огромным жертвам. Да и обстановка сложилась так, что для выполнения этого приказа часть сил, уже продвинувшихся вперед, надо было возвращать обратно. Поэтому я решил не изменять задач дивизиям.

3-я гвардейская кавалерийская дивизия двинулась в обход Середы с северо-запада, а 20-я дивизия — с юго-запада. [279] Мы с полковником Туликовым, начальником политотдела корпуса, расположились у стены разбитого дома и читали письма погибших немецких солдат. «Скажу тебе только, что меня рвет от этого похода», — откровенно признавался своей знакомой Герман Бориц. Солдату Георгу Хуберу родные писали: «Дорогой Георг! Будь благоразумным, не лезь под пули русских. Умирать надо знать за что. Да простит нас бог!»

Дочитать все письма не пришлось. Генерал Власов вызвал меня к рации и потребовал доложить, как выполняется его приказ. Я подтвердил свое решение на обходные маневры и постарался доказать их целесообразность. В ответ Власов разразился бранью и приказал в указанный срок доложить ему, что Середа взята ударом «в лоб» с севера вдоль шоссе. Я не ответил. Когда он тут же вновь вызвал меня, я приказал передать, что якобы уехал в дивизии, чтобы организовать атаку Середы «в лоб». Ведь иначе он мог прислать кого-нибудь из своих замов, и тогда казакам пришлось бы лезть по сугробам на плотный огонь противника.

Чтобы обеспечить группу от удара справа, 50-му полку майора Немова и 74-му полку подполковника Кривошапки была поставлена задача разгромить колонну противника, двигавшуюся к Середе со стороны Княжьих Гор. Главная ставка по-прежнему делалась на обходные действия 3-й гвардейской и 20-й кавдивизий. Но с наступлением темноты в лесу севернее Середы начал скрыто сосредоточиваться усиленный полк 4-й гвардейской кавалерийской дивизии. Он-то и должен был ворваться в Середу с севера, но только тогда, когда под ударами с флангов и с тыла противник начнет отводить свои части из опорного пункта.

Ночью вокруг Середы начали активно действовать разъезды и отряды казаков и лыжные батальоны, имитируя окружение. В полночь противник провел разведку боем в направлении села Меркулова. Передовой отряд 20-й кавалерийской дивизии ввязался в бой. Воспользовавшись этим, я приказал командиру резервного лыжного батальона отрезать разведотряду отход в Середу. Хотя лыжники несколько опоздали, они все же успели ударить во фланг уже отходящим разведчикам противника. Удрать удалось немногим. Но даже лучше, что кое-кто вернулся в узел сопротивления. Через час-два гарнизон Середы предпринял попытку прорваться [280] под покровом ночи на юго-запад. К этому времени уже все дороги были перехвачены. Начавшие отход на юго-запад подразделения противника нарвались на один из наших полков. Они бросились к дороге, идущей на юг, и попали под удар другого полка.

Используя возникшую панику, в Середу с запада ворвался 37-й полк 3-й гвардейской кавдивизий. Эскадроны старших лейтенантов Ильи Бурунова и Ивана Картечкина атаковали северную часть деревни, где противник оставил сильный заслон. Вот в это время и начал свою атаку полк, предназначенный для удара с севера, вдоль шоссе. Гарнизон Середы был полностью разгромлен.

А какова судьба колонны, подходившей из Княжьих Гор? Она перестала существовать на рассвете, разгромленная 50-м и 74-м кавполками.

...Когда мы говорим, что захват такого-то пункта открывает путь и так далее, то это не всегда верно.

Казалось, с падением мощного опорного пункта Середа перед нами откроются возможности стремительного наступления на Гжатск. Но чем ближе мы подходили к этому городу, тем больше возрастало напряжение боев, все новые узлы обороны вставали на нашем пути.

Примером тому — небольшая деревня Быково, лежащая в стороне от магистральных дорог.

Мы подошли к ней 27 января. До Гжатска оставалось 15 километров. Непосредственно за Быково вела бой 20-я кавалерийская дивизия полковника Арсеньева.

Ночью 22-й и 124-й кавполки ворвались в деревню. Но буквально в то же время к ее противоположной окраине подошла большая вражеская колонна автомашин с пехотой, артиллерией и танками. Бой затягивался.

К утру мы получили приказ о выводе корпуса в резерв на доукомплектование. Под прикрытием заслонов 3-я и 4-я гвардейские кавдивизий быстро вышли из боя. В 20-й же кавдивизий, продолжавшей сражаться в Быкове, для прикрытия было выделено от каждого полка по эскадрону. С этими эскадронами остались оба командира полков — майоры Бросалов и Чекулин и комиссар 124-го кавполка старший политрук Зубков.

Эскадроны обеспечили отход дивизии, но сами попали в окружение в юго-восточной части деревни. Дома, в которых [281] они засели, окружили гитлеровские автоматчики. Сюда же были подтянуты пулеметы, орудия и танки. Два часа шел неравный бой. Таяли силы казаков. Оставшиеся в живых перешли в один дом. Гитлеровцы подожгли дом зажигательными снарядами. Пламя быстро охватило здание.

Один из жителей деревни оказался свидетелем последней схватки советских воинов с фашистами.

По-видимому, гитлеровцы рассчитывали, что казаки начнут выскакивать из горящего дома с поднятыми вверх руками. И действительно, из объятых пламенем окон и дверей в одних гимнастерках, с гранатами в руках, выскочили бесстрашные герои и бросились на фашистов. Это была их последняя атака...

Вскоре положение на наших рубежах на продолжительное время стабилизировалось.