Сибиряки в великой битве за Москву

14 октября 1941 года был получен приказ, которого мы так ждали. Нам надлежало сдать участок на дальневосточной границе и вывести дивизию для погрузки в эшелоны. Через два дня мы уже ехали на запад.

Равномерно стучат колеса. И под их стук думаю о пережитом, о том, что ожидает впереди.

Свыше полутора десятков лет мне пришлось служить в войсках, стоявших на берегах Тихого океана и Амура, на страже неблизкого, но нашенского, родного, советского Дальнего Востока. Нелегкой была эта служба. Тысячи километров, отделяющие нас от центральных районов Родины, сложная политическая обстановка на дальневосточных границах, наконец, суровая природа края...

Мы настойчиво, днем и ночью, в пургу и бесконечные приморские дожди учились и укрепляли пограничные районы. Обучение проходило в обстановке, максимально приближенной к боевой. Наши стрелки, артиллеристы, саперы, связисты больше времени проводили в поле и в тайге, чем на зимних квартирах. Мы учились форсировать реки на подручных [211] средствах, совершали стремительные многокилометровые марши в пешем строю. Все это дало нам настоящую солдатскую закалку, оказавшуюся такой необходимой в дни Великой Отечественной войны.

Когда фашистская Германия напала на нашу Родину, дивизия вышла на дальневосточную границу и заняла на берегах Уссури боевой участок. Но наши помыслы были там, на западе, где шли тяжелые бои с гитлеровцами.

И вот приказ получен. Идут составы на запад...

В пути следования бойцы и командиры узнали, что их желание исполняется: нас направляют прямо на фронт. Эта весть была встречена с огромным подъемом. На коротких остановках во всех батальонах прошли митинги.

Всего десять дней (срок по тем временам очень короткий) понадобилось железнодорожникам, чтобы доставить нас с Дальнего Востока в Подмосковье. 27 октября мы полностью разгрузились и сосредоточились на западных подступах к столице, в районе города Истры. Дивизии было оказано высокое доверие — защищать Москву на одном из самых важных направлений, на Волоколамском шоссе, плечом к плечу с дивизией генерала И. В. Панфилова.

Уже 1 ноября мы получили через штаб 16-й армии распоряжение Военного совета Западного фронта: одним полком, сменив 27-ю танковую бригаду, занять и упорно оборонять участок Слобода — Городище — Барынино, а двумя полками выдвинуться на рубеж станция Холщевики — Кострово.

3 ноября мы вместе с комиссаром дивизии М. В. Бронниковым были вызваны в Ново-Петровское, где располагался штаб 16-й армии. Наша «эмка» подпрыгивала на ухабах, как мячик. Вражеские штурмовики с воем проносились над дорогой. Шофер, умело маневрируя, уходил от их огня.

В штабе армии нас приняли командующий 16-й армией генерал-лейтенант К. К. Рокоссовский и член Военного совета дивизионный комиссар А. А. Лобачев. Выслушав наш доклад о состоянии дивизии, Константин Константинович выяснил все детали укомплектования и снаряжения. Сообщив нам некоторые сведения о противнике, он поставил дивизии боевую задачу. При этом командующий выразил уверенность в том, что о воинах-дальневосточниках скоро узнает вся страна. На нас обоих Константин Константинович [212] произвел очень хорошее впечатление своими знаниями, тактом, непоколебимой верой в войска.

Честь первыми из воинов-сибиряков вступить в бой за родную землю выпала 258-му стрелковому полку, которым командовал подполковник Суханов, а комиссаром был батальонный комиссар Кондратенко.

Хорошо помню этот наш боевой экзамен. Дивизия СС «Рейх», прикрывая шоссейную дорогу, укрепилась на западном берегу реки Озерны, сосредоточив здесь много артиллерии и минометов. Но, несмотря на ожесточенное сопротивление гитлеровцев, мы вброд форсировали реку и стремительным ударом вышибли врага из деревни Михайловское и села Федчина.

В этом бою отличился командир 7-й стрелковой роты лейтенант А. И. Иванов. Когда наши наступающие подразделения подошли к реке, противник начал контратаку силами до пехотного полка с танками при мощной поддержке артиллерии. Наша атака могла сорваться. И тогда лейтенант Иванов первым бросился в холодную воду. Бойцы устремились за ним. Рота первой ворвалась в Михайловское. Второй батальон под командованием капитана П. В. Борисова овладел Федчином. Борисова в этом бою тяжело ранило. Первый успех и первые потери...

В боях за Михайловское и в последующих сражениях отличился санитар 3-й стрелковой роты 258-го полка И. Г. Авдеев. Он вынес с поля боя 270 раненых бойцов и командиров с оружием. В то же время он был хорошим наблюдателем и сообщал о замеченных им огневых точках и танках врага. За высокое воинское мужество Авдеев был награжден орденом Ленина.

Когда я вечером 4 ноября доложил в штаб армии о результатах первого боя, начальник штаба генерал-майор М. С. Малинин поздравил дивизию с боевым крещением.

Многие воины-дальневосточники отличились в первых боях. Красноармеец Гордополов штыком заколол семерых фашистских солдат, а когда гитлеровцы окружили командира роты, гранатами уложил их. Старший сержант Сувертей, доставляя товарищам боеприпасы, лицом к лицу столкнулся с десятком гитлеровцев. Отважный воин не растерялся, меткими выстрелами он обратил врагов в бегство. Пулеметчик Бортников, тяжело раненный, остался в строю и во [213] время контратаки гитлеровцев встретил их огнем «максима» в упор; он уложил два десятка фашистов. Образцы доблести и геройства показали наши политработники. Политрук Гребенюков, младшие политруки Бордюков, Зайцев и другие политработники полка вели за собой бойцов в атаку, отражали вражеские контратаки. В первых рядах сражающихся были коммунисты Стальмаков, Миграсов, Сукманов, Авдеев и многие другие.

На собственном опыте мы убедились, что «непобедимых» фашистских вояк можно крепко бить и обращать в бегство.

14 ноября Военный совет Западного фронта обратился к войскам с воззванием, в котором призвал бойцов, командиров и политработников защищать Москву до последней капли крови. «Отстоим родную Москву!», «Под Москвой должен начаться разгром немецко-фашистских захватчиков!» — эти лозунги были близки и понятны каждому из нас.

В суровые дни обороны в нашу дивизию приезжали представители трудящихся столицы. Состоялись митинги, на которых воины заявляли о том, что они не посрамят чести защитников столицы, чести воинов-дальневосточников, сибиряков. Представители трудящихся заверяли воинов, что они не пожалеют труда для создания оружия и техники. Эти встречи вызывали новый подъем патриотизма у наших воинов.

До 16 ноября в полосе нашей дивизии наиболее ожесточенные бои происходили на участке 258-го стрелкового полка. Противник то и дело бросался в атаки. Но сибиряки стояли насмерть.

Видя, что атаки «в лоб» успеха не имеют, гитлеровцы решили пойти на маневр. Мотополк противника стал обходить Михайловское. Наши разведчики заметили это. На угрожаемый участок немедленно были направлены 3-й батальон 131-го стрелкового полка и противотанковый дивизион. Противнику удалось несколько потеснить наши подразделения и овладеть Михайловским — слишком велико было численное превосходство врага. После трехдневных боев обойденный с флангов 3-й батальон 131-го стрелкового полка получил приказ оставить деревню Ваюхино.

Командир поставил задачу пулеметному расчету Петра Огнева.

— Вы остаетесь в прикрытии. [214]

Пулеметчик поставил «максим» на крышу каменного дома. Гитлеровцы обнаружили расчет и открыли по нему стрельбу. Напарник погиб. Петр Огнев остался у пулемета один, раненый. Но воин продолжал бой, не подпуская гитлеровцев к дороге, по которой отходил батальон. Когда враг открыл огонь из орудия, пулеметчик, спустился в дом. Там бушевал пожар. Из горящего здания Огнев поливал свинцом врагов, которые лезли, не считаясь с потерями. Петр Огнев стрелял по врагу до тех пор, пока не задохнулся в дыму. Он выполнил приказ Родины и выручил товарищей. Когда через несколько дней батальон вышиб гитлеровцев из деревни, жители рассказали нам, как стойко сражался отважный пулеметчик.

17 ноября после артиллерийской подготовки враг перешел в наступление. Снова главный удар приняли на себя воины 258-го стрелкового полка.

На позиции полка двинулись вражеские танки. Наша противотанковая артиллерия открыла по ним огонь. Несколько машин загорелись, но остальные продолжали атаку. Тогда воины пустили в ход бутылки с зажигательной смесью. Враг повернул обратно. На поле боя пылали танки, подожженные нашими бойцами.

Более ста гитлеровцев уничтожил в этом бою взвод 9-й роты 131-го стрелкового полка. Взводом командовал младший лейтенант М. Бесчастный. На второй день снова разгорелся неравный бой. И опять отличился взвод Бесчастного, уничтожив много вражеских солдат.

18 ноября рота автоматчиков противника атаковала наши подразделения в селе Городище и ворвалась в населенный пункт. Командир роты и командиры двух взводов были убиты. Управление нарушилось. У бойцов появилась некоторая растерянность, но тут оказался политрук И. А. Романенко. С криком: «За мной!» — он выскочил из окопа и увлек за собой роту в контратаку. Растерянности как не бывало. Гитлеровцы потеряли в этом бою до шестидесяти человек; остальные бежали. Городище осталось в наших руках. Политрук Иван Андреевич Романенко был награжден орденом Ленина.

Обстановка на нашем участке фронта становилась все напряженнее. Непрерывно звонил телефон — это из штаба 16-й армии интересовались нашими боевыми делами. [215]

19 ноября оба фланга нашей дивизии обошел противник. Мы оказались в полуокружении. Вскоре прервалась связь со штабом армии. Под огнем противника мы восстановили связь и продолжали упорно обороняться. Из-за обстрела приходилось часто менять местонахождение наблюдательного пункта. Это, разумеется, затрудняло управление боевыми действиями, но иного выхода не было. Начальник штаба дивизии полковник И. Ф. Федюнькин и начальник оперативного отделения подполковник А. И. Витевский в любой обстановке не теряли связи с частями, знали состояние войск и их положение.

Враг превосходил нас по силам. Против дивизии действовали части 252-й пехотной, 10-й танковой дивизий и моторизованной дивизии СС «Рейх». Они продвинулись на наших флангах до 15 — 17 километров, а наступавшая с участка правого соседа 5-я танковая вражеская дивизия угрожала выходом в наши тылы.

20 ноября был получен приказ отойти на новый рубеж. Горькие это были минуты, но иного выхода не было.

Отходили планомерно, без паники, под прикрытием арьергардов. Одновременно приходилось отражать фланговые удары противника, вести борьбу с автоматчиками, которые прорывались в тыл.

В эти суровые дни бойцы дивизии не переставали верить в нашу победу. Они знали: придет час — будет и на нашей улице праздник.

Именно в это трудное время, в период ноябрьских боев, от 353 воинов дивизии поступили заявления о приеме в партию и комсомол. «Если погибну, считайте меня коммунистом», — так писали патриоты.

Мне не раз доводилось в это время беседовать с бойцами дивизии. Да, они были измотаны напряженными боями и бессонными ночами. Но их глаза светились огнем ненависти к врагу. После каждого разговора с бойцами мы, командиры, еще и еще раз убеждались: с такими людьми победим, отгоним врага от столицы, и не только отгоним, но и дойдем до Берлина.

С 22 ноября разгорелись бои на новом рубеже. Это были, пожалуй, самые тяжелые дни. В то время дивизию посетили командующий фронтом Г. К. Жуков и командующий 16-й армией К. К. Рокоссовский. [216]

10 мая 1965 года на приеме в Центральном доме Советской Армии Георгий Константинович напомнил мне о тяжелых событиях тех дней.

— А вы знаете, почему мы тогда приехали к вам?

Я пожал плечами, выражая недоумение. Вероятно, обстановка заставила — она была тогда трудной на участке дивизии.

— Меня тогда к вам Верховный послал, — продолжал Георгий Константинович. — Позвонил и сказал, что на Волоколамском шоссе у Белобородова тяжело. Три вражеские дивизии на них навалились, а они воюют. Посмотрите на месте. Уточните данные разведки, возможности дивизии.

И вспомнилась мне та холодная зимняя ночь. Было это в деревне Желябино, где располагался штаб дивизии. После двух бессонных, до предела напряженных ночей я прилег немного отдохнуть. Вдруг слышу, кто-то тормошит меня. Открыл глаза: адъютант. «Вставайте, — говорит, — приехали командующие фронтом и армией».

Войдя в штаб, начал было рапортовать, но Георгий Константинович жестом остановил меня и просто спросил:

— Ну, как дела?

Г. К. Жукова я видел впервые. Он произвел на меня хорошее впечатление. По-настоящему военный человек. Слова взвешивает, слушает внимательно.

Докладываю обстановку. Говорю минут двадцать. Жуков не перебивает. Когда я умолк, он стал задавать вопросы, один за другим. Чувствовалось, что командующий проверяет меня.

— Вижу, хорошо знаете обстановку, — одобрительно сказал наконец Жуков.

Когда я показал сводку потерь за последние два дня, Георгий Константинович помрачнел и, обращаясь к Рокоссовскому, заметил:

— Везде одна и та же картина. Много жертв, особенно от вражеской авиации.

Повернувшись ко мне, спрашивает:

— Вот вы докладывали, что на вашем участке сосредоточилась новая танковая дивизия противника. Вы уверены в этом? Не напутали ли ваши разведчики!? Мне известно, что она наступает против войск 5-й армии. Какие у вас доказательства, есть ли показания пленных? [217]

— У нас имеются документы, взятые у убитых на нашем участке фашистов из этой дивизии. Кроме того, наблюдением установлено сосредоточение около ста танков против селения Нефедьева. Что же касается «языка», то поиски проводятся каждый день, но пока безрезультатно. Вот и сегодня ушла поисковая группа.

«Как-то они там сейчас? — подумал я. — Неужели придут ни с чем?»

И вдруг вижу: плащ-палатка, служившая дверью, приоткрылась, и показалось улыбающееся лицо начальника разведки майора А. А. Тычинина.

«Неужели удача?!» — подумал я и, обратившись к командующему фронтом, попросил разрешения выйти. Тычинин доложил, что захвачен гитлеровец, и как раз из той самой танковой дивизии, о которой только что шел разговор.

Жуков сам допросил «языка». Пленный показал, что на следующий день назначено наступление. После допроса Георгий Константинович связался со штабом фронта.

— У Белобородова имеется пленный. Доложите обстановку в Москву.

Убедившись в том, что наша дивизия действительно находится на пределе возможного, Георгий Константинович распорядился придать нам стрелковую и танковую бригады, один дивизион реактивных установок и артиллерийский полк.

Между тем наступил рассвет, артиллерия врага открыла огонь. Через некоторое время гитлеровцы пошли в атаку. Я попросил разрешения отдать нужные распоряжения. Воины встретили врага дружным огнем. И эта атака была отбита...

И вот спустя много лет, узнав причину приезда Жукова и Рокоссовского в нашу дивизию, я еще раз убеждаюсь, что в те тяжелые дни в Ставке хорошо знали обстановку не только в полосе обороны армии, но и даже в таком звене, как дивизия.

...Бои продолжались. Вспоминаю такой эпизод. Мы держали оборону недалеко от города Дедовска, километрах в сорока от Москвы. В один из дней ко мне приехал директор местной текстильной фабрики и спросил:

— Каким временем мы располагаем для эвакуации оборудования? [218]

Обстановка на нашем участке была сложной. Но Москва была совсем рядом, и я сказал:

— Можете оставить свои станки на месте. Дальше мы не отойдем.

И верно. С этого рубежа в декабрьские дни сорок первого года началось наше контрнаступление, наш победный путь на запад.

Здесь же, возле Дедовска, мы получили радостную весть о присвоении нашей дивизии почетного наименования гвардейской.

«Гордимся вами. Желаем вам от всего сердца и впредь победоносно уничтожать фашистских варваров», — говорилось в поздравительной телеграмме, присланной нам Хабаровским крайкомом партии и крайисполкомом.

Военный совет 16-й армии также прислал приветствие, в котором была дана высокая оценка действиям воинов-дальневосточников: «...Величайшая честь — называться гвардейцами в момент жестокой схватки с кровавым фашизмом. Вы воплотили лучшие черты бессмертного советского народа: его мужество, храбрость и презрение к смерти. Во имя жизни нашей любимой Родины вы самоотверженно выполнили до последней капли крови свой долг. Так борются бойцы, командиры, политработники, воспитанные Коммунистической партией. Слава и привет вам, героические бойцы-гвардейцы. Мы уверены, что вы оправдаете доверие партии и правительства...»

До сих пор не могу без волнения вспоминать день вручения дивизии гвардейского знамени. Тогда мы дали гвардейскую клятву:

— Клянемся своими жизнями, кровью наших погибших товарищей, крепким словом партийных и непартийных большевиков, что это священное для нас знамя мы твердо и победоносно пронесем через все битвы с врагом до полного уничтожения немецких оккупантов.

Враг упорно рвался к Москве, но наши части держались стойко.

2 декабря на позиции, которые занимали два батальона 258-го полка и левофланговые части 18-й стрелковой дивизии, гитлеровцы бросили сразу две танковые дивизии, поддержанные авиацией. Рано утром более 50 вражеских танков и бронетранспортеров с пехотой атаковали наши боевые [219] порядки и устремились к Нефедьеву. Командир 258-го полка подполковник Суханов доложил, что враг ворвался в селение и командный пункт полка находится в окружении. Срочно организовали контратаку и к утру 3 декабря выбили противника из Нефедьева. Наши воины захватили трофеи: два танка, пять орудий, четыре повозки с боеприпасами.

Упорные бои развернулись также и на левом фланге дивизии, где оборонялся 131-й стрелковый полк под командованием полковника Н. Г. Докучаева.

Для нашей 9-й гвардейской дивизии оборонительные бои под Москвой были серьезным экзаменом на боевую зрелость. Перед фронтом дивизии гитлеровцы потеряли убитыми, ранеными и пленными более 10 тысяч человек. Свыше 300 гвардейцев дивизии были награждены орденами и медалями.

В тяжелых оборонительных боях было выиграно драгоценное время для сосредоточения под Москвой свежих сил и подготовки мощного контрнаступления. 16-я армия должна была начать наступление 7 декабря в общем направлении на Истру.

Вечером 5 декабря нас вызвали в штаб армии.

— Говорить много сейчас нет времени, — сказал начальник штаба армии М. С. Малинин. — Познакомьтесь с обстановкой и планом предстоящих действий. Нанесите все на карту.

В тот же день состоялась встреча и с К. К. Рокоссовским. Он сообщил нам о задачах ударных группировок. Командующий армией напомнил, что нужно проверить готовность войск, добиться полного порядка в частях и сохранения в тайне начала наступления. В заключение он подчеркнул, что нужно предоставить частям возможность отдохнуть и набраться сил.

Остаток ночи и весь день 6 декабря мы продолжали готовиться к наступлению. Состоялось совещание комиссаров, секретарей партийных и комсомольских организаций, агитаторов. Это были люди, от которых во многом зависел наш успех.

Рассвет 7 декабря мы встретили в 131-м стрелковом полку, на наблюдательном пункте, который находился на фабрике в Дедовске. Здесь были и начальник оперативного отделения подполковник А. И. Витевский, и начальник разведки майор А. А. Тычинин, и начальник артиллерии подполковник [220] Н. Д. Погорелов, и начальник связи майор Герасимов — одним словом, все, кому предстояло управлять боем.

До начала наступления оставалось две минуты. По телефону проверили готовность артиллерийских позиций.

И вот уже двинулась вперед лавина. Воины стремительно атаковали противника, несмотря на неблагоприятные условия — сильный мороз и снежные заносы. Упорно преодолевали противотанковые и противопехотные препятствия, минные поля, проволочные заграждения. Противник яростно сопротивлялся.

В полосе нашей дивизии центр боя с первых же часов наступления переместился в район Рождествена. Здесь было сосредоточено много огневых средств врага. Подступы к Рождествену обороняли врытые в землю танки, орудия и минометы. Сюда еще раньше подошли свежие части 10-й танковой дивизии противника.

С ходу взять Рождествено не удалось. Произвели тщательную разведку и решили обойти его с северо-запада, сковать подразделения дивизии СС «Рейх», оборонявшие подступы к населенному пункту с севера, а затем окружить и уничтожить противника. Для выполнения этого замысла привлекли 40-ю и 36-ю стрелковые бригады и 131-й стрелковый полк.

Наши части перешли в наступление на Рождествено поздно ночью и уже к рассвету 8 декабря овладели первой траншеей. Но тут наступление замедлилось. Путь преградили невидимые под снегом проволочные препятствия. Противник косил наши части интенсивным огнем. Я немедленно приказал двум танковым ротам прикрыть пехоту, артиллеристам — усилить огонь по противнику.

Бойцы бегут по пояс в снегу. А поле ровное, нигде не укроешься. Единственное спасение — движение вперед, безостановочное, стремительное.

Снаряд разорвался недалеко от наблюдательного пункта. Но жертв не было. Когда мы пришли в себя, взглянули на поле боя, наших цепей уже не было видно. Они дрались в Рождествене.

В наступательных боях особенно отличился командир стрелковой роты 258-го полка старший лейтенант Галич. Эта рота пыталась захватить деревню Трухоловку с фронта. [221]

Противник автоматным и пулеметным огнем заставил наших воинов залечь. Тогда командир принял решение атаковать с фланга. Воины по глубокому снегу подобрались к деревне и неожиданно атаковали противника. В этом бою командир роты был ранен, но продолжал руководить бойцами.

Не могу не вспомнить начальника штаба 131-го стрелкового полка майора А. С. Рыбко, который в боях 8 и 9 декабря организовал группу разведчиков и вместе с ними ушел в тыл врага. Он добыл ценные сведения, позволившие нам действовать успешно и с меньшими потерями. Отважный офицер был награжден орденом Красного Знамени.

Ведя упорные, напряженные бои, части дивизии заняли Трухоловку, станцию Снигири, Рождествено, Жевнево.

Холода стояли сильные. Вот когда пригодились сибирякам и физическая закалка, и привычка к морозам. Выручало и теплое обмундирование, которым армия была снабжена в достаточном количестве.

При подходе к Истре, когда вошли в леса, наступление снова замедлилось. Мы стали нести немалые потери от «кукушек»: враг, отходя, оставлял в лесу снайперов, которые, примостившись на соснах и елях, вели огонь по нашим бойцам. Обнаруживать их было трудно.

Командир 131-го стрелкового полка полковник Н. Г. Докучаев решил использовать прекрасные, качества, которыми отличались воины-сибиряки — ведь многие из них раньше были охотниками. Он подобрал группу таких охотников. В белых маскхалатах они шли впереди наступающих и снимали гитлеровских «кукушек».

10 декабря бои завязались на подступах к Истре, где противник создал сильно укрепленную оборону, организовал систему огня. Немного времени прошло с тех пор, как воины дивизии оборонялись здесь. И вот мы снова пришли сюда, но теперь для того, чтобы штурмовать вражеские позиции, выбить врага из старинного русского города.

Первыми в Истру ворвались стрелковые батальоны, которыми командовали лейтенант Юсупов и майор И. Н. Романов. Атаку поддерживала артиллерия. К исходу 11 декабря Истра была освобождена. Враг бежал так поспешно, что не успел захватить награбленное добро, документы. В освобождении Истры вместе с нашей дивизией участвовала часть сил 18-й стрелковой дивизии и 17-й танковой бригады. [222]

Один из немецких солдат дивизии СС «Рейх» в письме к жене писал: «Битва здесь более чем жестока и очень, очень тяжелая. Мы бьемся за каждый метр земли, и русский снег впитывает в себя кровь последних солдат СС. Жертвы очень велики и потрясающи».

Да, дорого заплатил враг за муки советских людей. Гитлер обещал своим солдатам легкую, «молниеносную войну», скорую победу. Но не получилось ни «молниеносной войны», ни скорой победы.

Немецкое командование стремилось во что бы то ни стало удержаться на Истринском водохранилище и реке Истре, чтобы отвести свои главные силы на рубеж рек Ламы и Рузы. Фашисты взорвали плотину Истринского водохранилища. Уровень воды поднялся до 4 метров, что затруднило действия наших войск. Одновременно артиллерия противника открыла сильный огонь по городу Истре, по местам скопления наших войск, по районам возможных переправ.

На западном берегу реки Истры были сосредоточены крупные силы врага. Только в полосе действий нашей дивизии и приданных ей двух стрелковых бригад находились части 10-й танковой дивизии и дивизии СС «Рейх». Они были усилены артиллерией и поддерживались с воздуха самолетами 8-го авиационного корпуса.

Противоположный берег господствовал над нашим. Он к тому же был покрыт лесом. Это способствовало хорошей маскировке противника. А наш берег — открытый, неблагоприятный для организации наступления. Используя преимущества местности, враг создал сильную оборону, насыщенную искусственными препятствиями и огневыми средствами. Доты, дзоты изрыгали смертоносный огонь. Нужно было принять все меры к тому, чтобы ценой наименьших потерь выбить врага с занимаемых позиций.

Первая попытка форсировать водную преграду не имела успеха. Наши передовые подразделения переправились было на противоположный берег, но вынуждены были оставить его.

Захватить плацдарм и обеспечить переправу главных сил было поручено батальону, которым командовал майор И. Н. Романов. Действия батальона поддерживались двумя дивизионами артиллерии.

В ночь на 13 декабря батальон пошел в атаку. Передвигались [223] по-пластунски. Понадобилась целая ночь, чтобы преодолеть расстояние в 200 метров! Вражеская артиллерия открыла по ним огонь. Тогда я приказал усилить артобстрел вражеских позиций. Вскоре на подмогу Романову вышли другие батальоны. Враг не выдержал и отступил. Плацдарм расширился. Появились первые пленные. Это была победа.

Гитлеровское командование утешало своих солдат обещаниями, что наступит время, когда они снова пойдут на Москву, что нужно только закрепиться, передохнуть. Многие гитлеровские солдаты верили этим заявлениям и сопротивлялись яростно.

Особенно тяжелые бои в полосе наступления 9-й гвардейской дивизии и на участках соседних дивизий развернулись 16 и 17 декабря.

131-й стрелковый полк полковника Н. Г. Докучаева должен был захватить населенные пункты Телепнево и Дергайково. Преодолев минные заграждения, бойцы Докучаева подошли к восточной окраине села Телепнева. Разведчики установили, что в селе занимают оборону до пехотного полка эсэсовцев, несколько танков и до двух дивизионов артиллерии. Две атаки успеха не имели. Понеся значительные потери, 131-й полк вынужден был временно прекратить наступление. Командир полка начал готовить третью атаку. В это время мы с комиссаром дивизии М. В. Бронниковым прибыли к Докучаеву. Командир полка доложил обстановку и свой план захвата села. Силы полка он предложил разделить на части. Разведчики и лыжный батальон должны зайти с тыла. Один стрелковый батальон перережет дорогу Телепнево — Дергайково. А для того чтобы ввести противника в заблуждение, часть сил будет наступать с фронта — пусть противник думает, что мы не изменили план и по-прежнему намерены атаковать «в лоб». Фашисты бросят на этот участок свои основные силы, а в этот момент мы обрушимся на них с тыла.

Атака была настолько стремительной и согласованной, что противник даже не успел, как он обычно это делал, поджечь село...

Победа под Москвой, которую ковал весь советский народ, показала величие духа наших людей, воспитанных Коммунистической партией.

Бывшие гитлеровские генералы поражение под Москвой [223] стараются объяснить ошибками Гитлера и свирепостью русской зимы. Но они не говорят о главной причине, которая состоит в огромной силе и сплоченности советского народа и его армии. Героизм советских людей, сознающих, за какие идеалы они борются, за что сражаются, — это, пожалуй, самая важная причина наших побед.

Много настоящих героев, замечательных воинов было и в 9-й гвардейской дивизии.

Вот, например, сержант Федор Романович Алексеев, коммунист, командир отделения 4-го отдельного батальона связи. Его команда обеспечивала связью 18-й стрелковый полк, который занимал оборону. Противник часто предпринимал ожесточенные атаки на наши позиции, вел интенсивный огонь. От беспрерывных артиллерийских налетов линия связи повреждалась до десяти раз за ночь. Но связисты сержанта Алексеева снова восстанавливали линию. Связь работала бесперебойно все шесть суток боев.

В конце ноября Алексеев был начальником направления связи в районе города Истры, где насмерть стоял 18-й стрелковый полк. Эта линия была одной из основных и находилась под жестоким огнем противника. В разгар боев фашистские автоматчики приблизились к командному пункту полка на 100 — 150 метров. Сержант Алексеев быстро оценил обстановку. Оставив одного человека у телефона, он вместе с командой связистов занял круговую оборону. Тем временем командный пункт переместился к деревне Высокое.

Инициативно и смело действовал Алексеев и в наступлении. Нужно было проложить связь к 31-му гвардейскому полку, который значительно продвинулся вперед. Связисты взяли направление на деревню Пинашино. Сержант Алексеев и рядовой Степанов вышли в разведку, чтобы выяснить обстановку. Тут воины обнаружили, что деревня еще занята противником: Сержант немедленно доложил командиру по телефону о большом скоплении в деревне вражеской пехоты и техники. В ход пошла артиллерия дивизии. Противник понес большие потери.

Передо мной наградной лист на лейтенанта Воронина Павла Сергеевича, командира взвода 45-миллиметровых пушек 31-го стрелкового полка. Я обратил внимание на пометку: «Ранен и контужен (находится в строю)». Вспоминаю этого бесстрашного человека. [225]

Когда разгорелись бои за деревню Ленино Истринского района, командир артиллерийского взвода Павел Воронин с двумя орудиями и двадцатью бойцами оказался в окружении. Фашисты наседали остервенело, настойчиво. Они надеялись с ходу овладеть этой маленькой деревней. Но забыли враги, чье имя носит деревня, забыли они — да где им знать? — что значит для наших бойцов это название.

— Помощь придет, — подбадривал бойцов Воронин. — Нужно продержаться до утра. Ленино должно быть нашим.

В том месте, где оборонялись бойцы Воронина, противник не продвинулся. В разгар боя Воронин был ранен. Но он не покинул товарищей и не согласился лечь в госпиталь, когда полк разорвал кольцо окружения.

Свои обязанности командира артиллерийского взвода лейтенант Воронин сочетал с выполнением других заданий.

— У меня есть некоторый опыт, я уже был в окружении. Значит, могу и в тыл к фашистам пойти, — наседал на своего командира лейтенант.

И он несколько раз успешно ходил за «языком».

С 2 по 27 февраля Воронин с группой бойцов осуществил рейд в тыл противника, занял деревню Евсеево (это было уже на Смоленщине). Фашисты попытались вернуть деревню. Несколько атак отбили воины. Во время одной из атак Воронин был ранен и контужен, однако продолжал руководить боем. Переползая от бойца к бойцу, он повторял:

— Держитесь, ребята. Держитесь. Не пройдет враг. Не пройдет!

И враг не прошел.

В бою за деревню Малуши Воронин выкатил свои пушки на расстояние 100 — 150 метров от переднего края врага и в упор выпустил из двух орудий почти 200 снарядов. После этого наша пехота с малыми потерями ворвалась в деревню и выбила из нее противника.

Павлу Воронину было тогда лишь двадцать два года, но он являлся одним из тех командиров, на которых мы опирались. Бесстрашный офицер был награжден орденом Красного Знамени.

Борис Степанович Астафьев прибыл в дивизию из Петропавловска-на-Камчатке. В армии вступил в ряды Коммунистической партии. Младший сержант Астафьев был назначен командиром взвода 2-го отдельного гвардейского противотанкового [226] дивизиона. В первых же боях он проявил необычайную смелость и решительность.

Особенно отличился Астафьев в боях за деревню Михайловское. Заметив у сарая три пулеметные точки, мешавшие продвижению нашей пехоты, он выкатил свое орудие на прямую наводку. Противник был всего в 300 метрах. Фашистские минометчики начали обстреливать артиллеристов. Но Астафьев не прекращал огня и подавил все три пулеметные точки врага, очистив путь нашей пехоте.

Отважно действовал Астафьев и в период наступления наших войск. 14 февраля противник силой до батальона перешел в контратаку. Пехоту врага поддерживали танки. Младший сержант Астафьев не растерялся. Он открыл огонь по противотанковому орудию, сопровождавшему танки, и подбил его. Но танки двигались вперед. Один танк удалось подбить, второй продолжал наступать. Артиллеристы видели, как следом за танком на них двигалась вражеская пехота. Нужно во что бы то ни стало подбить и этот танк, и тогда трудно придется пехоте на голом поле — ее скосят наши пулеметчики.

— Огонь!

Гулко разрывается снаряд впереди танка. Наводчик делает небольшую поправку, и новый снаряд летит во вражескую машину. Танк загорелся. Пехота черными точками рассыпалась на снегу. Контратака гитлеровцев сорвалась...

Как-то получил я письмо от гвардии майора запаса Григория Михайловича Тыло. «Я... один из тех дальневосточников, которые прошли от сопки Соколиха, что на реке Уссури, и до самого конца Великой Отечественной войны, — писал он. — Хорошо помню город Истру, победное наступление под Москвой, нашу девятую гвардейскую... Мы свято верили в нашу победу...»

Закончив военную службу, Григорий Михайлович сразу же пошел работать на завод и поныне трудится в штамповочном цехе мастером, имеет благодарности, премии, Грамоту Президиума Верховного Совета республики.

С любовью пишет он о людях, выстоявших в трудную минуту, сражавшихся насмерть: «Я никогда не забуду могучего сибиряка лейтенанта Ивана Шарапова, старшину Константина Хруслова (его все называли «КВ» за могучую грудь и необъятную ширину в плечах, а может быть, за то, [227] что эти буквы обозначают его инициалы: «Константин Васильевич»). Никогда не забуду лейтенанта Юсупова, лейтенанта Федора Ивановича Репина, парторга Анисима Эммануиловича Сироту и многих, многих других боевых друзей — сибиряков».

Никогда не забудем... Многие герои не вернулись домой, навсегда остались лежать в подмосковной земле. Не довелось им увидеть светлый день Победы. Но поднялись ввысь обелиски и памятники — символы бессмертия народного подвига, Я побывал в тех местах, где когда-то шли бои за Москву, Сравнялись окопы, в которых насмерть стояли бойцы. Из руин поднялись города и села. И это тоже памятники защитникам столицы...