Восточная Пруссия. Померания

В паневежисский период и несколько позже произошли у нас очередные изменения в личном составе. Заместителем командира полка вместо Д.А. Кудымова, получившего новое назначение, прибыл майор А. К. Свиридов. Это был летчик старшего поколения, веселого, общительного нрава. Он пришелся всем нам по душе.

С октября 1944 года 1-й эскадрильей стал командовать уже упоминавшийся черноморец капитан В. Т. Добров, многократно отличившийся в Крыму, в боях под Одессой. Заместителем к нему назначили капитана Л. П. Казакевича. Майора Б. М. Сушкина назначили инспектором дивизии по летной подготовке. Его место командира 2-й эскадрильи занял подполковник Т. А. Усыченко. Позже его сменил капитан В. С. Рубцов.

Изменилось и партийно-комсомольское руководство. Комсоргом полка стал один из лучших наших механиков, младший техник-лейтенант Г. В. Мартыновский. В полк Григорий Васильевич прибыл в декабре 1943 года. До перехода на комсомольскую работу отлично обслуживал самолет летчика 1-й эскадрильи А. Г. Мелешко.

Г. В. Мартыновский сейчас живет и работает в Калининграде.

Отозвали пропагандиста капитана А. И. Груздева. Партийную организацию полка возглавил вновь прибывший капитан А. В. Воробьев. Д. С. Воскова на аналогичную должность перевели в 12-й гвардейский полк пикирующих бомбардировщиков. И неспроста. Он успешно сдал экстерном на штурмана и добился права летать на боевые задания. В качестве штурмана Восков отличился уже в первых своих полетах над просторами [216] Балтики. В одном из них он точно вывел самолет старшего лейтенанта X. С. Сохиева на цель и обеспечил снайперский бомбовый удар с пикирования. Вражеская БДБ (быстроходная десантная баржа) водоизмещением 800 тонн ушла на дно моря. В следующий раз, в группе с другими пикировщиками, Восков разбомбил немецкий крейсер «Хиппер». Получив серьезные повреждения, корабль был выведен из строя.

К боевым наградам отважного парторга-штурмана вскоре прибавился орден Красного Знамени. Неоднократно Восков летал на сложные боевые задания с командиром полка В. И. Раковым. Прославленный летчик тепло отзывается о боевой работе своего парторга. Д С. Восков в послевоенные годы работал инструктором Ленинградского горкома КПСС, был одним из руководителей завода «Электропульт». Умер 29 августа 1985 года.

В конце февраля 1945 года мы перебазировались в Восточную Пруссию, на полевые аэродромы Аглонен и Грабштейн, располагавшиеся поблизости. Их взлетно-посадочные полосы были покрыты металлической сеткой, чтобы можно было летать в условиях весенней распутицы и вместе с другими авиаторами и моряками Балтики и воинами 2-го и 3-го Прибалтийских фронтов громить одну из крупнейших группировок гитлеровских войск — восточнопрусскую. Она насчитывала 600 тысяч солдат и 200 тысяч ополченцев.

В марте — апреле, вспоминает А. М. Шугинин, в связи с развитием операций наших войск в Восточной Пруссии и Восточной Померании, основной операционной зоной авиации флота стала Данцигская бухта, ее акватория и порты. Усилия авиации были направлены на срыв оперативного маневра через море окруженных кенигсбергской, земландской и восточнопомеранской группировок противника. Наряду с этим не прекращался боевой контроль над морскими коммуникациями курляндской группировки противника. Основными объектами в Данцигской бухте были порт Пиллау и оперативная база Хель. За март — апрель наша 8-я минно-торпедная и 9-я штурмовая авиадивизии по этому порту нанесли 24 массированных удара (более двух тысяч самолето-вылетов). Было уничтожено 24 транспорта и около 40 различных боевых и вспомогательных кораблей.

9 апреля капитулировал гарнизон Кенигсберга, насчитывавший 130 тысяч солдат и офицеров, 4 тысячи [217] орудий и минометов. Штурм города продолжался четверо суток. в нем участвовали войска четырех армий 3-го Белорусского фронта, которым командовал Маршал Советского Союза А. М. Василевский, авиация флота и армии, французские летчики полка «Нормандия-Неман».

За время участия нашего полка в боях, завершившихся взятием Кенигсберга, я не отправил главному врачу ВВС КБФ ни одного донесения о санитарных и безвозвратных потерях. У нас в полку их не было. Последним, кого мы потеряли, уже после взятия Кенигсберга, 13 апреля, был наш общий любимец летчик Л. О. Брыжко, о котором подробно рассказано выше.

За участие в штурме и взятии Кенигсберга наш полк был награжден орденом Суворова III степени и стал именоваться Кенигсбергским. Личный состав полка наградили медалями «За взятие Кенигсберга».

Ко времени участия в заключительных ударах балтийской авиации по военно-морской базе Свинемюнде (после взятия Пиллау 25 апреля) и порту Ренне на острове Борнхольм (после падения Свинемюнде 5 мая) мы перебазировались в Померанию — на аэродром Кольберг у самого берега Балтийского моря. Колонну автомашин, перебрасывавших наземный состав, возглавлял заместитель командира полка по политической части капитан Г. П. Нечаев. В расположение гарнизона прибыли рано утром 1 мая. Летчики полка приземлились в Кольберге сутками раньше.

Здесь я встретился с подполковником Я. 3. Слепенковым. Последний раз мы виделись полтора года назад, в ноябре 1943 года, в Москве. Я и врач пикировщиков С. И. Тарасов были тогда в командировке. Быть в Москве и не навестить Я. 3. Слепенкова исключалось. При встрече в Москве (по его настоянию я переночевал у него дома) Яков Захарович подарил мне свою фотокарточку с автографом: «На память доктору от Слепенкова Я. 3. 19.11.43 г., гор. Москва». Чувствовал он себя хорошо. Откровенно признавался: тоскует по боевой работе и будет добиваться возвращения в строй.

И вот он в строю в качестве командира 9-й штурмовой авиационной Ропшинской Краснознаменной ордена Ушакова I степени дивизии. Эта дивизия под командованием Я. 3. Слепенкова и наша 8-я минно-торпедная под командованием М. А. Курочкина 4 мая 1945 года нанесли три совместные удара по военно-морской базе и порту Свинемюнде. В них участвовали 102 [218] самолета — торпедоносцы, штурмовики, истребители, в том числе и наши Як-9 под командованием Павла Ивановича Павлова. Были потоплены учебный линкор «Шлезиен», вспомогательный крейсер «Орион» и 12 других кораблей и транспортов врага. Серьезно пострадали еще 7 единиц, в том числе «Принц Ойген».

Последний воздушный бой летчики нашего полка провели 8 мая 1945 года. Вылетев на разведку погоды вдоль побережья, капитан В, Т. Добров и старший лейтенант П. С. Стручалин у острова Борнхольм сбили летающую лодку врага и Ю-52. Боевой счет полка был закрыт; 10220 боевых вылетов, 265 воздушных боев и 290 сбитых фашистских самолетов.

В «Правде» от 15 августа 1970 года в статье «Не ушли» В. Т. Добров так описывает свой заключительный боевой вылет. Воспроизвожу дословно, чтобы памятный однополчанам эпизод последнего дня войны не затерялся в подшивках газет:

«...Летим вдвоем со старшим лейтенантом Павлом Стручалиным. Под нами серая бугристая масса воды Над головой такая же серая пелена сплошной облачности. Следим за воздухом и морем.

Слева угадывается берег Борнхольма. Вдруг вижу вражескую летающую лодку. Атакуем ее. Даю очередь из пушки, затем из крупнокалиберного пулемета. Попал! Вижу, как от очередей товарища разрушается обшивка крыла самолета противника. Еще атака, и он падает в море.

Делаем третий галс возле острова. Почти на встречном курсе под нами проносятся два Ю-52. Едва не цепляясь за гребни волн, «юнкерсы» пытаются уйти под защиту зенитных батарей. Атакуем ближайшего. Вражеский стрелок бьет по моей машине.

Еще два захода — и «юнкерс» погружается в волны.

— Вода из радиатора твоего самолета, — слышу ведомого.

— Понял. Идем домой!

До берега 15 — 17 минут полета. Мотор пока гудит ровно. Но вода уходит из системы охлаждения, и мотор начинает перегреваться. Когда воды не станет, двигатель может заклиниться. Эти тревожные мысли прерывает еле слышный (в наушниках) голос:

— «Каштан-тринадцать», сообщите координаты, готовлю катера. [219]

Значит, на аэродроме слышали наши переговоры. Отвечаю:

— Иду к вам.

Мучительно долго тянется время. Самолет трясет как в лихорадке. Отстегиваю ремни, сбрасываю фонарь кабины. Все готово к посадке на воду. Но винт крутится. Еще немного продержаться в воздухе — и самолет будет над аэродромом.

Берег. Плавно перевожу самолет в планирование. Посадка на три точки. Подбегают друзья.

— Все рискуешь?! — с укором говорит командир. — Лезешь на пулеметы.

А в глазах искрится радость: командир по-человечески счастлив за нас, сбивших два вражеских самолета...»

К этому можно добавить: счастливы были все в полку. Командир Герой Советского Союза подполковник Павлов недолго сохранял видимость «гнева». Подъехав на легковой вслед за медиками, он с ходу сделал короткое, отмеченное выше, замечание по существу и тут же обнял отважных боевых друзей.

На санитарной машине, опередив многих, я и медицинская сестра оказались первыми у самолета, остановившегося с заглохшим мотором в конце пробега. Подъезжая, мы видели, как В. Т. Добров незамедлительно выбрался из кабины и задержался на плоскости. Вероятно, торопился показать: он цел. Летчик стоял с высоко поднятым над головою шлемофоном в руке и улыбался навстречу спешившим к нему однополчанам. Как только наша «санитарка» остановилась у самолета, Василий Трофимович спрыгнул с крыла и громко объявил, приближаясь ко мне:

— Работу привез только техсоставу, доктор. Самолет мой окончательно выдохся, а я и Павел невредимы!

Мы обнялись. Летчик, если можно так сказать, пылал жаром: оказывается, перегреваются не только моторы. На мою попытку посчитать пульс В. Т. Добров ответил шуткой, желая, видимо, напомнить: он знает, как изменяется у него пульс под влиянием факторов боевого полета.

— Запиши на веру, не ошибешься. Не меньше ста двадцати ударов в минуту.

Я все же настоял и убедился: летчик был недалек от истины. Выраженно частил пульс и у Стручалина.

Да, возможностей поврежденного в воздушном бою [220] самолета В. Т. Доброва, по заключению специалистов, хватило только-только. Воля, выдержка и хладнокровный расчет, великолепный «личный фактор» помогли опытному боевому летчику преодолеть грозную аварийную ситуацию, избежать крайне рискованного приводнения в открытом штормившем море. Как же тут было не радоваться?! Вдобавок два сбитых самолета. Все попытки врага уйти оказались тщетными. Не ушли! Последняя в полку встреча с воздушным противником закончилась в духе традиций наших славных летчиков.

Днем 8 мая среди однополчан прошел радостный слух: вечером Московское радио передаст о капитуляции фашистской Германии. Однако в последних известиях по этому поводу ничего не было сказано. О капитуляции мы узнали немного позже, спустя два-три часа.

Около двух часов ночи меня разбудили мощные залпы зенитных орудий, охранявших аэродром. Первая мысль: «Неужели налет?» И вторая: «Но откуда? Не может быть!» В коридоре топот множества бегущих ног. Как по тревоге. Среди беспорядочного шума слышны выкрики: «Ура!» Молнией пронизывает догадка: «Победа!» И в этот момент в дверь моей комнаты в летном общежитии сильно застучали. По голосу узнал Стручалина. «Доктор! Вставай! Война кончилась! Ура-а-а!» — громко кричал он. Удалявшийся голос Павла Степановича растворился в аналогичных криках других.

В радостном волнении часто забилось сердце. И тотчас, охваченный каким-то совершенно необычным эмоциональным порывом, и я закричал «Ура!», поспешно одеваясь и выбегая во двор. А там уже толпа людей. Она быстро увеличивалась. Радостные многоголосые крики сливались в какой-то один мощный, непрерывающийся звук. Временами он усиливался, подобно накатам волн морского прибоя, и все время накрывался залпами зениток, перемежавшимися пальбой вверх из личного оружия. Постепенно стрельба прекратилась. Однако радостно-возбужденные люди продолжали ликовать всю оставшуюся часть ночи. Взаимные поздравления, объятия, дружные подбрасывания на руках наиболее маститых летчиков. До утра никто не мог заснуть. А утром после завтрака было приказано частям и подразделениям построиться.

На импровизированной трибуне — на открытом кузове грузовика подполковник Я. 3. Слепенков с ближайшими помощниками из политотдела и штаба дивизии. Он обратился к дорогим своим товарищам, боевым [221] соратникам и друзьям с краткой взволнованной речью. После его первых слов о том. что к этому радостному дню мы шли тяжелыми дорогами войны почти четыре долгих года и наконец победоносно пришли, в воздух разных сторон взвились ракеты и тотчас ударили зенитки. По рядам прокатились крики «Ура!». Когда шквал зенитного огня прекратился, оратор продолжил свою речь. По его предложению минутой молчания обнажив головы, мы почтили память тех, кто не дошел до Победы, отдав для нее все — свою жизнь. В наступившей тишине слышались вздохи, в глазах многих мужественных авиаторов стояли слезы.

В заключение Я. 3. Слепенков от лица службы поблагодарил за верность воинскому долгу, пожелал здоровья и успехов в условиях мирной жизни, от которой, как он выразился, за эти годы мы все изрядно отвыкли. Провозгласил здравицы в честь партии, правительства, народа и его доблестных воинов-защитников. Закончив речь, Слепенков приказал развести подразделения по месту дислокации на отдых.

В послевоенные годы Герой Советского Союза Я. 3. Слепенков, кавалер двух орденов Ленина, шести — Красного Знамени, орденов Суворова, Красной Звезды и многих медалей, стал генералом. Умер он на пятьдесят восьмом году жизни в августе 1968 года.

На могиле Я. 3. Слепенкова в Риге установлен бронзовый барельеф. Образ героя запечатлен в памятном мемориале в Борках. В Невеле, на родине замечательного летчика, его именем названа улица. Золотая Звезда, ордена Я. 3. Слепенкова и его фотография выставлены в специальной витрине Центрального военно-морского музея в Ленинграде.

5 июня 1945 года в Таллине состоялось совещание авиационных врачей Балтики. В. Н. Корнев дал указания по методике обобщения опыта войны и обратил наше внимание на особенности работы в мирных условиях.

После совещания я заехал в Ленинград за семьей. 12 июня с женой и сыном Васей вернулся в Кольберг служебным самолетом из Таллина. До Таллина добирались поездом.

Вскоре мы передислоцировались на аэродром Гарц — километрах в десяти от Свинемюнде. В конце 1945 года подполковник Павел Иванович Павлов уехал в Ленинград на годичные академические курсы [222] офицерского состава ВВС ВМФ. В полк он не вернулся. После окончания курсов полковника Павлова назначили командиром истребительной авиадивизии.

В 1950 году после окончания академии Генерального штаба генерал-майор авиации Павлов, как уже отмечалось, стал командовать истребительной авиадивизией. В последние три года службы он ушел с летной работы по состоянию здоровья.

Жизнь Героя Советского Союза генерала Павлова, награжденного тремя орденами Ленина, четырьмя — Красного Знамени, орденами Ушакова, Красной Звезды и многими медалями, оборвалась неожиданно. Он скончался 2 февраля 1967 года, на пятьдесят девятом году жизни, в военном санатории в Ялте на руках у своей жены — Валентины Терентьевны. Похоронен на Серафимовском кладбище в Ленинграде. От Министерства обороны на его могиле установлен гранитный памятник с барельефным бронзовым изображением героя. Его именем названы улицы в Борках и в Калининграде. В Борках он вместе с Яковом Захаровичем Слепенковым, Павлом Ильичом Павловым и Анатолием Георгиевичем Ломакиным запечатлен в монументе в виде большого металлического крыла самолета с вделанными из керамики портретами героев полка и дважды Героев Советского Союза В. И. Ракова, Н. Г. Степаняна, А. Е. Мазуренко, Н. В. Челнокова. В сооружении памятника, как и благоустройстве могил авиаторов в Борках, приняли самое деятельное участие бывший начальник авиаремонтных мастерских, инженер полка по ремонту Федор Федорович Мытов и его сын Борис. Именем Павла Ивановича Павлова названа пионерская дружина 44-й школы Ждановского района Ленинграда. Там же, как отмечалось, создана и продолжает пополняться новыми реликвиями комната боевой славы полка.

После Павла Ивановича Павлова командиром полка стал подполковник А. К. Свиридов. Заместителем командира по летной подготовке прибыл заслуженный боевой летчик капитан Георгий Иванович Самохин (брат командующего ВВС КБФ). После убытия Аркадия Константиновича Свиридова на учебу полк принял майор Ю. В. Храмов.

Однажды Юрий Васильевич Храмов вызвал меня в свой служебный кабинет и объявил сразу два приказа — о присвоении мне очередного воинского звания майора медицинской службы и назначении авиационным [223] врачом дивизии. Командовал дивизией полковник, в дальнейшем генерал-майор авиации В. С. Корешков, боевой летчик, энергичный руководитель, остроумный и общительный человек. Полковники И. П. Лукьянов и Б.И. Михаилов возглавляли соответственно политотдел и штаб дивизии. Уже вскоре по прибытии в дивизию с ними у меня сложились по-настоящему добрые деловые отношения. В их лице я всегда находил необходимые понимание и поддержку.

Узнать о моем повышении в звании и должности было радостно, конечно. И вместе с тем стало как-то не по себе. Не хотелось расставаться с полком. Слишком непривычно было сознавать, что вдруг ты не дома, что твой родной полк уже твое прошлое.

В памятный день прощания на пирс прибыл командир полка Ю В. Храмов. Проводить. Не только меня. Со мной было около трех десятков однополчан, уволенных в запас. Были и те, кто направлялся, как и я, к месту новой службы.

Много лет прошло с той поры. Многое ушло. Но чувство то и теперь трогает, как прежде. И каждый раз, мысленно уносясь к далеким дням войны, с гордостью вспоминаю наш славный 21-й истребительный авиационный Кенигсбергский Краснознаменный ордена Суворова полк ВВС КБФ. Вновь и вновь ощущается и горечь утрат и непреходящая радость ожидания новых ежегодных встреч с ныне здравствующими однополчанами. К сожалению, их становится все меньше.

Пусть страницы этой книги будут лепестками маленькой живой ветки среди венков на могилах павших героев-летчиков и тех наших доблестных авиаторов, кто ушел из жизни в послевоенные годы. Всем им — вечная слава! Они, как и миллионы других, отдавших жизнь за Родину, защитивших мир от фашизма, завещали то, что свято для всех людей доброй воли, что лучше всего выражают краткие и емкие слова: быть войны не должно никогда!