Мирно прошло начало 1375 года для русскаго Туркестана: Хивинское ханство только что было покорено, воинственные туркмены, получившіе хорошій урокъ подъ Чандыромъ, успокоились, по-видимому, надолго, а ближайшее къ намъ Кокандское ханство безпрекословно исполняло всѣ требованія русскихъ властей и, казалось, съ этой стороны мирныя отношенія не должны были-бы нарушиться.

Кокандскій правитель, Худояръ-ханъ, еще съ 1860 года зарекомендовалъ себя какъ самаго мирнаго сосѣда. На другой день послѣ занятія русскими войсками г. Ходжента, 25 мая 1866 года, изъ Коканда прибылъ посолъ къ командующему войсками, съ письмомъ, въ которомъ Худояръ-ханъ чистосердечно объяснялъ свои отношенія къ послѣднимъ событіямъ. «Я только что», писалъ онъ, «хотѣлъ прислать къ вамъ человѣка съ письмомъ, но опасаясь эмира бухарскаго, не успѣлъ этого сдѣлать. Между тѣмъ эмиръ, желая начать войну, собралъ войска, пришелъ въ Джизакъ и приглашалъ меня, говоря, что всякій мусульманинъ долженъ защищаться противъ васъ, какъ изъ книгъ мусульманскаго закона видно. Сохраняя дружбу съ Бѣлымъ Царемъ, я не выходилъ изъ Коканда, подъ разными предлогами и, собравъ 35,000 войска для охраненія своихъ предѣловъ, стоялъ на Шайданъ-музгарѣ. Послѣ этого я услышалъ, что эмиръ отозвалъ свои войска изъ Ходжента, а потому и я вериулся обратно, и если-бы не желалъ дружбы съ «Бѣлымъ Царемъ, то вошелъ-бы въ Ходжентъ».

Затѣмъ ханъ выразилъ желаніе остаться въ мирѣ съ новыми сосѣдями, на что, конечно, и получилъ полное согласіе.

Съ тѣхъ поръ Худояръ-ханъ крѣпко держалъ свое слово: во время борьбы русскихъ съ Ура-тюбе, Джизакомъ и Самаркандомъ, наконецъ въ 1873 году, когда большая часть русскихъ войскъ выбыли изъ округа въ хивинскіе предѣлы, оставивъ въ Ташкентѣ очень слабый резервъ, — мирныя отношенія наши съ Кокандомъ не нарушались.

Такая сдержанность Худояръ хана объясняется тѣмъ обстоятельствомъ, что положеніе самаго правителя ханства никогда почти не было особенно прочно.

Въ первое время послѣ основанія ханства, господствующимъ народомъ въ Кокандѣ были узбеки-кипчаки; изъ ихъ-же среды вышли и первые ханы{1}, недружелюбно относившіеся къ сартамъ, какъ къ народу покоренному; но съ теченіемъ времени ханскій родъ, постоянно окруженный сартами, утратилъ свой рѣзкій тюркскій типъ и принялъ всѣ сартовскіе обычаи. Узбеки лишились затѣмъ всякаго политическаго значенія и первенствующія должности вь ханствѣ остались за сартами.

При Ширъ-Али-ханѣ (отцѣ Худояра), женатомъ на дочери одного вліятельнаго узбека бія, кипчакская партія снова восторжествовала и представитель ея, Мусульманъ-кулъ, родственникъ Ширъ-Али-хана по женѣ, сдѣлалея регентомъ ханства. Онъ-же, по смерти Ширъ-Али въ 1844 гоцу, провозгласилъ ханомъ его младшаго сына, шестнадцати-лѣтняго Худояра, съ цѣлью удержать правленіе въ своихъ рукахъ, оставаясь регентомъ. Это удалось Мусульманъ-кулу. Только въ 1852 году Худояръ-ханъ, крайне тяготившійся опекой регента, успѣлъ, при помощи сартовской партіи, отстранить кипчаковъ. Мусульманъ-кулъ былъ казненъ; съ нимъ вмѣстѣ поплатились жизнью тысячи узбековъ.

На этомъ однако борьба изъ-за политическаго преобладанія не остановилась. Два раза Худояръ-ханъ спасался, во время междоусобиць, бѣгствомъ въ Бухару, и только незадолго до взятія русскими Ташкента, онъ въ третій разъ, по приглашенію утомившагося безпрерывной рѣзнею народа, принялъ ханскую власть.

Не мудрено, что Худояръ-ханъ, чувствуя подъ собою непрочную почву, рѣшился прибѣгнуть къ внѣшней поддержкѣ, въ лицѣ русской власти; заручившись содѣйствіемъ ея, онъ расчитывалъ укрѣпиться въ ханствѣ до конца дней своихъ.

И расчетъ его, отчасти былъ вѣренъ. Хотя представители кочеваго и полукочеваго населенiя ханства иногда и возставали противъ своего властителя, но всегда легко были усмиряемы при посредствѣ болѣе миролюбивыхъ осѣдлыхъ жителей, всегда боявшихся анархіи. Съ другой стороны, русскія прiобрѣтенія совершенно отрѣзали Кокандъ отъ вліянія Бухары, не разъ пользовавшейся смутами въ ханствѣ, съ завоевательными цѣлями.

Въ послѣдній разъ Худояръ-ханъ вернулся въ Кокандъ далеко не тѣмъ, какимъ былъ прежде. Онъ сдѣлался менѣе жестокъ, рѣдко, рубилъ головы, но зато привезъ съ собою изъ Бухары новую страсть — къ наживѣ и выжималъ все, что только могла ему дать богатая долина Ферганы. Онъ обложилъ податями всякую мелочь, до вязанки дровъ, привозимой на базаръ, и своею алчностью снова нажилъ себѣ враговъ, на этотъ разъ уже въ обѣихъ партіяхъ — и сартовской и узбекской. Народъ, подстрекаемый разными честолюбцами, глухо волновался и только выжидалъ случал опять смѣнить хана.

Въ 1875 году такой случай представился.

Въ іюнѣ мѣсяцѣ того года появились [2] соперники хана: племянникъ его Назаръ-бекъ, прибывшiй изъ Бухары на каратегинскую границу и Пулатъ-ханъ, около Узгента. Когда эти личности подняли волненіе среди кочеваго населенія, Худояръ-ханъ выслалъ противъ нихъ 4000-ый отрядъ, подъ начальствомъ Исса-ауліе и Абдурахмана-автобачи, сына Мусульманъ-кула, зарѣзаннаго когда-то Худояромъ. Абдурахманъ, занимавшій видную должность въ ханствѣ, только въ 1874 году вернулся изъ Мекки, гдѣ напитался фанатическою ненавистью къ невѣрнымъ и тогда-же задумалъ предиринять священную войну для истребленія кафировъ, отомстивъ, кстати, и Худояру, за казть отца. По соглашенію съ Исса-ауліе, онъ, со всѣмъ отрядомъ передался на сторону инсургентовъ, а хану послалъ формальное приказаніе оставить ханство. 19-го іюня на сторону инсургентовъ перешелъ и сынъ хана, Насыръ-Эддинъ, бывшій бекомъ въ Андижанѣ.

Худояръ-ханъ, пораженный извѣстіями объ измѣнахъ близкихъ ему людей, растерялся и рѣшилъ оставить Кокандъ, въ которомъ уже поднялось волненіе: на улицахъ появились фанатики-дуваны, проповѣдывавшіе народу «джехадъ», торговля прекратилась, ханскихъ джигитовъ оскорбляли на улицахъ.

22 іюля ханъ, вмѣстѣ съ русскимъ посольствомъ, при которомъ находился М. Д. Скобелевъ, выѣхалъ изъ Коканда, отстрѣливаясь отъ инсургентовъ, сильно желавшихъ пограбить обозъ хана. Отрядъ посольства, слѣдовавшій отдѣльно, по просьбѣ Худояръ-хана, принялъ его семью подъ свою защиту и 24 іюля ханъ прибылъ въ Ходжентъ, потерявъ дорогой около 40 арбъ съ цѣнными вещами, убитыми 8 джигитовъ и ранеными 9.

Тѣмъ временемъ инсургенты, подъ предводительствомъ Автобачи, заняли Кокандъ, и провозгласили «газаватъ». Для почина, кипчаки расчитывали разграбить въ Кокандѣ товары русскихъ торговцевъ (бр. Пупышевыхъ, Коншиныхъ и др ); но кокандскіе купцы не допустили кипчаковъ къ караванъ-сараямъ, сомнѣваясь, чтобы кочевники стали разбирать: которые изъ товаровъ русскіе и которые мусульманскіе. Затѣмъ кокандцы начали стягивать свои войска къ нашимъ границамъ.

Еще 22 іюля въ Ташкентѣ было получено свѣдѣніе о волненіяхъ въ Кокандѣ. Всѣ встрепенулись. «Походъ! Ура!» радостно сообщали другъ другу въ военныхъ кружкахъ.

— А главное, что хорошо? — Ни одного фазана прилетѣть не успѣетъ, какъ и походъ кончится,» ликовали другіе, изъ числа небывшихъ въ хивинскомъ походѣ и ожидавшихъ теперь своей очереди. Надежды сбылись, отрядъ былъ немедленно сформированъ, и всѣ мы съ нетерпѣніемъ ждали знакомаго сигнала. Выступленіе наконецъ назначено было на 11-е августа.

Съ весны 1875 года я жилъ въ азіятской части г. Ташкента. Бесѣдуя, по вечерамъ, съ сосѣдями-сартами, я нерѣдко наводилъ разговоръ на политику, но правовѣрные воздерживались даже отъ малѣйшихъ намековъ на счетъ послѣднихъ событій въ Кокандскомъ ханствѣ. Въ городѣ все было спокойно, по крайнѣй мѣрѣ наружно, но торговля какъ будто притихла и туземцы начали уклоняться отъ повѣрки ея акцизными надзирателями. Я жилъ одинъ, въ глухомъ саду на р. Босъ-су, и занятый цѣлые дни на военномъ полѣ обученіемъ казаковъ ракетнаго дивизіона, рѣшительно не подозрѣвалъ, какое смятеніе въ городѣ произвело бѣгство Худояръ-хана. Только случай открылъ мнѣ, что мои сосѣди по саду живутъ теперь далеко не такъ спокойно, какъ мнѣ казалось, и 5 августа, приглядѣвшись по пристальнѣе въ сосѣдніе дворы, я нашелъ, что арбы у всѣхъ разобраны и лежать подъ навѣсами, лошади почему-то заботливо подчищаются, въ сакляхъ пусто, кромѣ кошемъ и дешевой посуды ничего не видно. Затѣмъ въ городѣ разнесся слухъ, что ташкентцами получено много прокламацій отъ Абдурахманъ-автобачи, призывающихъ къ возстанію противъ русскихъ, которымъ адресованы были также особыя приглашенія: имъ предложено было немедленно принять мусульманство или-же выѣхать изъ предѣловъ Туркестана въ Россію. Автобачн былъ даже на столько добръ, что въ случаѣ избранія русскими послѣдняго исхода, обѣщалъ дать перевозочныя средства до Казалинска.

Съ этого-то времени въ Ташкентѣ началось серьезное волненіе: сарты ломали арбы, чтобы уклониться отъ поставки ихъ для предполагавшагося похода, закапывали въ землю свое имущество, и т. п. Кромѣ того, въ азіятской части города туземцы сдѣлались менѣе вѣжливы въ обращеніи съ русскими; на базарахъ, вокругъ откуда-то появившихся дервишей, собирались толпы народа, жадно слушавшаго ихъ воинственныя проповѣди. Все это не предвѣщало ничего добраго. Русскіе, жившіе на дачахъ, спѣшили перебраться въ русскую часть, подъ защиту пушекъ.

— Неужели вы надѣетесь, что Абдурахману удастся выгнать русскихъ?» какъ-то разъ спросилъ я своего хозяина, болѣе словоохотливаго, чѣмъ другіе, заходившіе ко мнѣ сарты. «Русскіе уже знаютъ, что все имущество у васъ закопано.

— Конечно не выгонитъ», отвѣтилъ онъ, «но кокандцы могутъ прорваться въ Ташкентъ, и тогда не будетъ намъ пощады отъ кипчаковъ...

6 августа волостной старшина Аблыкской волости далъ знать, что сильная шайка кокандцевъ подошла къ кишлаку Аблыкъ и что въ горахъ видны, пробирающіяся въ наши предѣлы, другія партіи конныхь людей. По полученіи этой вѣсти, изъ Ташкента выступилъ къ Теляу, въ 5 час. утра, генералъ-лейтенантъ Головачевъ съ 4 сотнями казаковъ и дивизіономъ артиллеріи; въ 8 часовъ утра, по тому-же направленію пошелъ 2-й стрѣлковый и въ 4 часа по полудни — 1-й стрѣлковый батальонъ.

Появленіе шаекъ въ русскихъ предѣлахъ надѣлало еще болѣе переполоха въ Ташкентѣ; возбужденіе туземцевъ стало замѣтнѣе. Въ ночь на 7-е августа, около дома начальника г. Ташкента, былъ раненъ изъ ружья, неизвѣстнымъ сартомъ, безъ всякой причины, рядовой 1 стрѣлковаго батальона Ольхинъ, возвращавшійся съ бумагами; базары и чайхане окончательно опустѣли; многіе изъ ташкентской молодежи, какъ сообщали [3] лазутчики, частью еще ранѣе присоединились къ Абдурахману, частью готовились принять участіе «въ дѣлахъ подъ Ташкентомъ.»

Главныя силы русскаго отряда были въ это время уже въ полной готовности и выступленіе назначено, какъ я уже говорилъ, на 11-е августа. Но мнѣ привелось оставить Ташкентъ еще ранѣе.

Около полуночи 8 августа я получилъ коротенькое извѣщеніе отъ начальника штаба, что «ракетный дивизіонъ, въ составѣ отряда полковника Скобелева, выступаетъ въ Кураминскій уѣздъ, на разсвѣтѣ». На сколько дней выступаетъ отрядъ, брать-ли съ собой обозъ — надо было немедленно справиться. Отправляюсь къ Скобелеву, отвѣчаютъ, что «спятъ и будить не приказали». — «Беретъ-ли полковникъ съ собой арбы, палатку». — «Никакъ нѣтъ», отвѣчаетъ вѣстовой казакъ; «только одного мула приказали завьючить пожитками.» Отвѣтъ вполнѣ удовлетворительный. Въ лагерѣ дѣлаю распоряженіе: забрать съ собой провіанта на 3 дня, съ однимъ комплектомъ ракетъ, и дожидаюсь разсвѣта.

Весь отрядъ, какъ оказалось на сборномъ пунктѣ, состоялъ только изъ двухъ оренбургскихъ сотенъ и ракетнаго дивизіона. Здѣсь въ первый разъ мы увидѣли М. Д. Скобелева. Поздоровавшись съ казаками и офицерами, онъ заботливо осмотрѣлъ снаряженіе казаковъ и затѣмъ двинулъ отрядъ. По выходѣ на Куйлюкское шоссе, Скобелевъ пригласилъ всѣхъ офицеровъ ѣхать рядомъ съ нимъ, впереди ракетнаго дивизіона; тутъ-же просилъ онъ по-рѣже «козырять» ему и называть просто Михаиломъ Дмитріевичемъ, а не «г. полковникомъ».

—  «Мирной дисциплинѣ, господа, мы уже научились, полагаю, достаточно, и я убѣжденъ, что каждый изъ насъ превосходно понимаетъ, въ чемъ дисциплина должна заключаться въ военное, какъ теперь, время, говорилъ онъ, привѣтливо оглядывая насъ.

Зашла рѣчь о казакахъ, о боевой ихъ подготовкѣ. Скобелевъ разсказалъ намъ, что онъ давно уже знакомъ съ казаками, командовалъ и сотней когда-то, въ Ура-тюбе.

— Но какъ жаль, какъ грустно, что казачьи войска въ Туркестанѣ были поставлены далеко не соотвѣтственно ихъ назначенію: вмѣсто того, чтобы обучать ихъ стрѣльбѣ, сторожевой службѣ, ихъ разсылали на-вѣсти, въ няньки, повара... Но не смотря на это,» поспѣшилъ прибавить Михаилъ Дмитріевичъ, «я глубоко вѣрю въ казаковъ, какъ славную боевую силу и за этотъ походъ надѣюсь доказать, что они, при маленькой сноровкѣ, не уступятъ регулярной конницѣ. Въ аттакѣ кокандцы, какъ и всѣ среднеазіятскіе воины, никогда не выдерживаютъ лихаго натиска».

Мы растаяли, а въ переднихъ рядахъ дивизіона послышалось даже негромкое «рады стараться».

—  «Отрядъ въ двѣ сотни съ четырьмя ракетными станками», продолжалъ Скобелевъ, обращаясь ко мнѣ, «я считаю на столько сильнымъ и самостоятельнымъ въ здѣшнихъ войнахъ, что вашему дивизіону, можетъ быть, безъ очереди приведется быть со мною въ составѣ летучихъ отрядовъ.

Пройдя версты четыре за Куйлюкъ, мы свернули влѣво, къ горамъ, по дамбѣ, устроенной между рисовыми полями. Цѣлью движенія было: прогнать шайки кокандцевъ, если-бы онѣ успѣли пробраться изъ Аблыка къ Ташкенту, мимо отряда генерала Головачева. Непріятель не показывался. Кое гдѣ, по дорогѣ, на возвышенныхъ мѣстахъ и барханахъ, виднѣлись стада, попадались и туземцы, спокойно работавшіе на своихъ поляхъ. О предстоящихъ стычкахъ ничто не напоминало и мы благополучно достигли предгорій, близъ селеній Паркента. Наступилъ уже вечеръ, и казачьи лошади, впервые послѣ долгой стоянки испробовавшіе длинный переходъ, требовали отдыха. Мы расположились бивуакомъ.

Начальникъ отряда послалъ, тѣмъ временемъ, одного джигита по направленію къ Аблыку, разузнать о положеніи дѣлъ въ сосѣднемъ отрядѣ и затѣмъ пригласилъ всѣхъ офицеровъ къ себѣ «закусить и кстати, посовѣтоваться». Немедленно развьючили мула, появилось вино и обильная закуска.

Когда мы нѣсколько утолили свой голодъ, Скобелевъ сдѣлалъ намъ предложеніе, подкормивъ слегка лошадей, двинуться прямымъ путемъ, черезъ горы, къ Аблыку и на разсвѣтѣ напасть на непріятеля, если онъ до сихъ поръ не потревожень отрядомъ Головачева Сотенные офицеры согласились съ этимъ планомъ, а я позволилъ себѣ выразить сомнѣніе, что Головачевъ будеть такъ долго любоваться кокандцами.

Странно какъ-то взглянулъ на меня Михаилъ Дмитріевичъ: какъ будто удивился моей дерзости, или заподозрилъ въ трусости. И теперь еще раскаиваюсь, что позволилъ себѣ сдѣлать возраженіе, хотя и вполнѣ основательное: ему, конечно, тяжело было замѣтить недостатокъ энергіи въ командирѣ ракетнаго дивизіона, такъ необходимаго, какъ онъ заявилъ самъ, въ предстоящихъ набѣгахъ... И хорошо, что впослѣдствіи дѣло это уладилось.

Скобелевъ послѣ ужина рѣшилъ однако ожидать возвращенія джигита, и къ 12 часамъ слѣдующаго дня посланный вернулся съ извѣстіемъ, что шайка на Аблыкѣ, въ 800 человѣкъ, разбита полковникомъ Елгаштинымъ. Я нѣсколько успокоился. На другой день мы выступили къ Пскенту, на соединеніе съ главнымъ отрядомъ, спѣшившимъ выручать Ходжентъ, осажденный скопищами Абдурахмана-автобачи.

Всю дорогу Скобелевъ былъ не въ духѣ, нѣсколько разъ высказывая сожалѣніе о потерянномъ дѣлѣ. Только къ концу нашего движенія, верстахъ въ пяти отъ Пскента, онъ какъ будто повеселѣлъ.

— Теперь, господа, шутилъ онъ, мы приближаемся къ начальству, котораго должны бояться по крайнѣй мѣрѣ вдесятеро болѣе, чѣмъ непріятеля, а потому прошу г.г. сотенныхъ командировъ подтянуть свои сотни.

Надо замѣтить, что все движеніе къ Пскенту и обратно мы совершали до сихъ поръ безъ всякихъ, установленныхъ уставомъ предосторожностей, не выставляя боковыхъ патрулей авангарда и арьергарда. Теперь все это мы выполнили и въ полномъ боевомъ порядкѣ нашъ отрядъ подошелъ къ бивуаку главныхъ силъ. [4]

На другойдень назначалась дневка. М. Д. Скобелевъ назначенъ былъ начальникомъ отрядной кавалеріи.

Подъ Пскентомъ-же сдѣланъ былъ смотръ ракетному дивизіону, который не успѣлъ въ Ташкентѣ произвести практическую стрѣльбу. Ракеты, къ общему удовольствію, послушно летѣли впередъ{2}; прислуга дѣйствовала удовлетворительно.

15 августа весь отрядъ выступилъ изъ Пскента къ Ходженту. Непріятельскихъ шаекъ нигдѣ не ОкаЗЫваЛОсЬ, но слѣды ихъ недавняго пребыванія здѣсь остались: по дорогѣ виднѣлись брошенныя ямщиками телѣги съ хомутами и станцiоннымъ имуществомъ; станція Уральская оказалась сожженою, также какъ и слѣдующія двѣ станціи: Джанъ-булакъ и Мурза-рабатъ. На послѣдней найденъ обезображенный и обезглавленный трупъ старосты этой станціи, безрочно-отпускнаго рядоваго 1 стрѣлковаго батальона, Яковлева; вѣроятно онъ долго защищался отъ кокандцевъ, такъ какъ всѣ стѣны станціи, внутри и снаружи, были избиты пулями; все имущество разграблено. Трупъ Яковлева, еще за нѣсколько дней до прихола отряда, былъ найденъ около станціи эшелономъ полковника Гарновскаго и похороненъ. Теперь онъ вновь былъ найденъ вырытымъ и изрубленнымъ. Это звѣрство кокандцевъ страшно озлобило казаковъ, возбновившихъ могилу мученика.

Со станціи Мурза-рабатъ, въ 3 часа утра 17 августа, ракетный дивизіонъ съ кавалеріей, подъ общимъ начальствомъ Скобелева, выступилъ въ селеніе Самгаръ, прямымъ путемъ, главный-же отрядъ продолжалъ движеніе по почтовому тракту. Въ Самгарѣ, по слухамъ, еще оставался непріятель, освободившій уже Ходжентъ отъ осады.

На половинѣ пути къ селенію нами были найдены свѣжіе, только что оставленные слѣды непріятельскаго пикета, человѣкъ въ десять, снявшагося при нашемъ приближенiи.

Подошли и къ селенію. Вправо отъ него показалось нѣсколько всадниковъ, гарцовавшихъ въ прикишлачныхъ садахъ. Посланные Скобелевымъ джигиты захватили одного изъ всадниковъ; онъ оказался самгарцемъ и показалъ, чтъ здѣсь стояло около 30.000 кокандцевъ, которые ушли теперь за Дарью, къ Махраму, гдѣ и ожидаютъ встрѣчи съ русскими войсками.

Изъ селенiя вышли къ намъ на встрѣчу нѣсколько старцевъ, съ достарханомъ. Въ селеніи только и нашлись эти старцы, да женщины, а молодежь, очевидно, была вся на сторонѣ кокандцевъ.

18 августа мы прибыли въ Ходжентъ.

Сдѣлаю маленькое отступленіе, изложивъ коротко событія въ Ходжентѣ, до нашего прихода:

Еще 8 августа до уѣздной администраціи доходили тревожные слухи о намѣреніи кокандцевъ занять Ходжентъ. Жители съ семьями поспѣшно оставляли городъ, уѣзжая въ сосѣдніе кишлаки, а всѣ способные носить оружіе, — присоединялись къ Автобачи. Вечеромъ того-же числа, когда стало извѣстно, что часть кокандцевъ заняла Самгаръ, на правый берегъ Сыръ-дарьи былъ высланъ, для защиты моста, отрядъ изъ двухъ ротъ пѣхоты при 40 казакахъ; такъ называемыя кокандскія ворота заняты также двумя ротами 7-го линейнагом батальона. Въ это премя городскіе аксакалы, какъ и слѣдовало ожидать, доносили, что въ городѣ все обстоитъ благополучно, а о непріятелѣ, въ окрестностяхъ, нѣтъ и помину. Между тѣмъ, въ этотъ-же день были захвачены кокандцами близь города два юнкера: Эйхгольмъ и Колосовскій, ѣхавшіе на почтовыхъ; имщикъ ихъ убитъ.

Около 5 часовъ утра 9 августа непріятель одновременно аттаковалъ Ходжентъ съ двухъ сторонъ, но былъ отбитъ, благодаря во-время высланнымъ подкрѣпленіямъ. Особенно большой уронъ понесла непріятельская конница, напавшая на отрядъ артиллеріи штабсъ-капитана Бѣлозерова{3}, защищавшаго мостъ черезъ Дарью; съ этой стороны кокандцы приблизились къ мишенямъ, гдѣ только что производилась учебная стрѣльба, и дорого поплатились за это: солдаты били непріятеля на выборъ, зная хорошо разстояніе отъ моста до мишеней. Осада продолжалась до 12 августа, пока наконецъ непріятель не былъ отбитъ на всѣхъ пунктахъ, и не подбирая убитыхъ, отступилъ къ Костакозу, прислѣдуемый отрядомъ полковника Савримовича.

13 августа жители Ходжента начали собираться со своими семьями въ городъ.

За время осады не мало пользы принесли волонтеры изъ разночинцевъ, статскихъ людей, вооруженныхъ чѣмъ попало и принимавшихъ дѣятельное участіе въ защитѣ города. Такъ, при первомъ нападенiи кокандцевъ на мостъ, защищаемый сначала только одною ротою прапорщика Хомичевскаго, волонтеры заняли брошенный лагерь уѣздной команды и храбро отстрѣливались отъ непрiятелей, не дозволяя зажечь временныя постройки. Волонтеры-же по-очереди несли и караульную службу въ ходжентской цитадели.

Не мало расказываютъ при этомъ и о комичныхъ сценахъ изъ боевой службы волонтеровъ.

— Дежурный! кричитъ напримѣръ, волонтеръ часовой, стоя на барбетѣ; позови, пожалуйста, мою жену, Катерину Семеновну, скажи что мнѣ дурно.

Является супруга.

— Катя, голубушка, принеси рюмочку водки.

— Да вѣдь ты на часахъ, Вася; рундъ замѣтитъ — подъ судъ отдадутъ тебя...

— Ну-хоть папироску дай.

— Еще лучше! Здѣсь сколько пороха лежитъ, всю крѣпость взорвешь!

— Ну-принеси водки, это, дѣйствительно, безопаснѣе.

Но супруга предлагаетъ компромиссъ: она становится на часы, а мужъ идетъ на ея мѣсто, покурить: требованіе-же водки останавливается угрозой принести жалобу рунду. [5]

Понятно, съ какимъ жаднымъ любопытствомъ мы, новички, выслушивали отрывочные разсказы защитниковъ Ходжента. Но уже судя по этимъ разсказамъ, нельзя было не видѣть, что непріятель, съ которымъ намъ предстояло свидѣться — далеко не страшенъ. Наиболѣе жаркія дѣла были 9–12 августа, и не смотря на массу непріятеля (до 30 т.), обрушившагося на ходжентскій ничтожный гарнизонъ, кокандцы бѣжали передъ стрѣлковыми ротами, а двѣ-три гранаты окончательно разсѣивали ихъ колонны. Рукопашнаго боя сарты избѣгали. Какъ-то разъ солдатикъ 1-го стрѣлковаго батальона отбился случайно, въ садахъ, отъ своей роты и неожиданно наткнулся на шайку кокандцевъ, человѣкъ въ 50, уже ворвавшуюся въ городъ. Не долго раздумывая, солдатъ выстрѣлилъ въ кокандцевъ изъ винтовки и съ крикомъ ура бросился бѣжать... къ своей ротѣ, а шайка, также торопливо, оставила сады. На Кокандскомъ полѣ (къ югу отъ Ходжента) въ дѣлѣ 12 августа, кокандцамъ особенно хотѣлось снять небольшой казачій пикетъ, одиноко стоявшій на барханѣ; роемъ пуль осыпали они кучку казаковъ, по вреда нанести не могли: пикетъ стоялъ неподвижно, не отвѣчая на выстрѣлы. Наконецъ сарты собрались съ духомъ; отдѣлилась отъ нихъ толпа человѣкъ въ 500 и съ гикомъ понеслась къ бархапу. Но и наши не дремали: у подножія пикета они успѣли скрытно положить 20 стрѣлковъ; отъ двухъ залповъ кокандцы повернули и даже убитыхъ подобрать не успѣли.

Потери ходжентскаго гарнизона при защитѣ города были незначительны: было два-три убитыхъ или безъ вѣсти пропавшихъ солдатъ, да еще кокандцамъ удалось захватить въ плѣнъ шесть безсрочно-отпускныхъ рядовыхъ и двухъ солдатокъ съ завода купца Исаева, гдѣ рабочіе были застигнуты въ расплохъ шайкою кокандцевъ или ходжентцевъ; другая частъ рабочихъ, около двадцати человѣкъ, успѣла, отстрѣливаясь, прибыть въ Ходжентъ. Тѣмъ не менѣе, ходжентскому гарнизону довелось пережить тяжелые дни: ко дню прибытія въ Ходжентъ 1-го туркестанскаго стрѣлковаго батальона, въ крѣпости оставалось только по пяти патроновъ на ружье.

Нечего и говорить, съ какимъ восторгомъ русское населеніе Ходжента встрѣтило главный отрядъ; но азіятскій городъ былъ еще на половину пустъ и туземцы, очевидно, еще выжидали чего-то, неохотно открывая базары. Имъ, конечно, лучше чѣмъ намъ въ то время извѣстно было, что кокандцы готовятся датъ намъ отпоръ въ Махрамѣ, гдѣ у нихъ собраны были уже всѣ роды оружія, а мѣстность сильно укрѣплялась.

Двухдневная стоянка въ Ходжентѣ, какъ нельзя болѣе была кстати для насъ, состоявшихъ въ отрядѣ Скобелева; выступили мы изъ Ташкента такъ экстренно, что не успѣли отдать подробныхъ приказаній прислугѣ на счеть сбора пожитковъ при обозѣ: недоставало то того, то другаго; снаряженіе оказалось и неполнымъ и непрактичнымъ. Теперь появилась возможность принести все въ порядокъ и закупить кое что на ходжентскомъ базарѣ. Почти одновременно съ нами прибылъ въ Ходжентъ изъ Самарканда уральскій ракетный дивизіонъ капитана Абрамова, назначеннаго тотчасъ-же командиромъ сводной ракетной батареи, въ составъ которой поступилъ и я, съ своимъ сибирскимъ дивизіономъ и помощникомъ, хорунжимъ Всеволожскимъ{4}.

20 авруста, отрядъ, оставивъ большую часть обоза въ городѣ, выступилъ въ числѣ 16 ротъ, 20 орудій и 8 казачьихъ сотень съ ракетною батареею, по дорогѣ къ Махраму. За отрядомъ увязался и походный туземный базарчикъ, арбъ до двадцати, а съ нимъ и десятка три оборванцевъ — волковъ, какъ удачно назвалъ ихъ Каразинъ. «Волки», обыкновенно, всюду сопровождаютъ отряды съ единственною цѣлью «шарить» въ брошенныхъ сартами кишлакахъ, не гнушаются и ограбить, при случаѣ, своихъ-же убитыхъ собратовъ, оставшихся не похороненными своевременно.

За первый переходъ, до развалинъ караванъ-сарая, гдѣ мы имѣли первый ночлегъ, непріятеля не было видно. Но на ночлегѣ М. Д. Скобелевъ сообщилъ намъ, что по полученнымъ имъ свѣдѣніямъ, непріятель, въ числѣ до 15 т. человѣкъ, исключательно конницы, занимаетъ кишлакъ Каракчикумъ, въ 14 верстахъ отъ нашего ночлега. «Завтра первая встрѣча, господа; поздравляю,» закончилъ онъ свое сообщеніе.

Утромъ слѣдующаго дня отрядъ выступилъ уже въ боевомъ порядкѣ, скучивъ арбы въ центрѣ. Кавалерія, подъ начальствомъ Скобелева, шла на правомъ флангѣ, имѣя впереди ракетную батарею. Тактическою единицею кавалеріи, по распоряженію Скобелева, въ это время были уже дивизіоны (каждый изъ двухъ сотень), подъ командою, предпочтительно, регулярныхъ кавалеристовъ. Полковые командиры куда-то стушевались. Невольно припоминались слова Скобелева относительно снаровки, необходимой для казаковъ.

Мы шли вправо отъ махрамской дороги, цѣликомъ. Мѣстность, слегка волнистая, едва замѣтно поднималась вправо, къ горамъ, обрамляющимъ Ферганскую долину съ запада. Влѣво виднѣлась Дарья, а за нею пустынная равнина; впереди — тоже каменистая степь безъ признаковъ жизни; но за этимъ безмолвіемъ чувствовалось что-то особенное, что заставляло усиленно приглядываться къ неяснымъ очертаніямъ отлогихъ бархановъ, подножія которыхъ мы огибали.

Наконецъ впереди насъ, изъ за косогора, показался какой-то джигитъ, и направился паралельно нашему пути, но въ противную сторону, къ Ходженту. За нимъ другой, третій; потомь потянулись кучки верховыхъ людей, все въ ту-же сторону, держась, однако, внѣ ружейнаго выстрѣла. То были не случайиые путники: сверканіе ружей выдавало ихъ. Скобелевъ приказалъ выслать цѣпь наѣздниковъ, сотнямъ подтянуться.

Поравнявшись съ линіею арьергарда, передовые всадники круто повернули на право и стали заходить въ тылъ нашего отряда. Цѣпь ихъ не прерывалась; напротивъ, изъ за того-же косогора выплывали, однѣ за другими, новыя толпы конницы и вились широкою лентою вокругъ отряда. Черезъ четверть часа, когда мы были уже обойдены передовыми [6] джигитами, на гребень лежавшаго впереди насъ бархана вдругъ высыпали массы коннаго непріятеля и съ оглушительнымъ гикомъ открыли по отряду огонь изъ ружей и фальконетовъ, все ближе и ближе охватывая насъ съ фланговъ и тыла. Наѣздники наши спѣшились и открыли огонь; зашипѣли ракеты противу колоннъ, насѣдавшихъ на авангардъ. Наши отрядные джигиты, сначала лихо гарцовавшіе впереди, очистили мѣсто для стрѣлковъ. Мелькнулъ и желтый значекъ Скобелева, а за нимъ вынесся на позицію дивизіонъ конной батареи. Нѣсколько гранатъ — и кокандцы умѣрили свой пылъ, отхлынувъ назадъ.

По другимъ фасамъ непріятель также удачно былъ прогнанъ огнемъ пѣхоты, и съ этого момента военныя дѣйствія его ограничивались только бѣшеною джигитовкою вокругъ отряда, пальбою съ дальнихъ дистанцій изъ ружей и фальконетовъ, не приносившею намъ никакого вреда, да немолчнымъ воемъ тысячи голосовъ, сливавшихся въ нестерпимый гамъ, акомпанируемый отрывистыми, хриплыми звуками мѣднихъ трубъ (карнай).

Отрядъ, тѣмъ-же шагомъ продолжалъ наступленіе, изрѣдка отвѣчая на выстрѣлы. Человѣкъ пять или шесть кольчужниковъ, на прекрасныхъ лошадяхъ, изрѣдка подскакивали къ нашей цѣпи, давали выстрѣлъ и снова уносились къ своимъ, подальше, чтобъ заряжать ружья. Одинъ изъ кольчужниковъ особенно надоѣдалъ своею джигитовкою, вертясь передъ казачьею цѣпью. Пробовали наши казаки подстрѣлить храбреца, но не удавалось, а онъ послѣ этихъ попытокъ становился еще болѣе дерзкимъ и храбро лавировалъ передъ нами, какъ-бы вызывая охотниковъ на поединокъ. И охотникъ нашелся. Отъ цѣпи нашихъ наѣздниковъ отдѣлился подпоручикъ Нуджевскій, на гнѣдомъ карабаирчикѣ, и направился къ кольчужнику, съ револьверомъ на-готовѣ. Но поединокъ не состоялся: зачинщикъ, выкинувъ нѣсколько замысловатыхъ курбетовъ, отступилъ подъ прикрытіе своихъ.

Впереди показалось селеніе Каракчи-кумъ; сады его тянулись вдоль махрамской дороги. Кокандцы, вѣроятно утомившись пятичасовою джигитовкою начали примыкать къ горамъ, очищая лежавшую передъ нами мѣстность. Джигитовка стала менѣе живой, рѣже похрипывали карнаи, перестрѣлка съ той и другой стороны ослабѣвала. Отрядъ, не доходя селеіня, повернулъ къ Дарьѣ, на бивакъ, уже намѣченный штабными. Часть кокандцевъ, въ тоже время, бросилась къ селенію, но дружный залпь роты стрѣлковъ, уложенныхъ, заблаговременно, на опушкѣ каракчикумскихъ садовъ, заставилъ непріятеля удалиться въ предгорья.

Отрядъ, въ 3 часа по полудни, расположился бивакомъ на самомъ берегу Дарьи.

Хотя аксакалъ селенія Каракчикумъ и явился въ лагерь тотчасъ же, съ двумя-тремя старцами и достарханомъ, но не могъ доставить въ отрядъ самаго необходимаго — рогатаго скота. Варить войскамъ было нечего. Но казаки распорядились сами: на островѣ, какъ разъ противъ отряднаго бивака, густо заросшемъ камышемъ, они открыли цѣлое стадо коровъ, вѣроятно скрытыхъ здѣсь каракчикумцами. Не успѣлъ еще отрядъ установиться и развьючиться, казаки, на своихъ маштакахъ, уже начали охотиться за коровами, успѣвшими одичать въ камышевыхъ заросляхъ. Испуганное стадо бѣшено носилось по острову, увертываясь отъ казачьихъ аркановъ; два-три казака упали съ коней; солдаты столпились на берегу, любуясь на охоту. Даже самъ М. Д. Скобелевъ увлекся ею, и переправившись на островъ, помогалъ казакамъ своими совѣтами, какъ удобнѣе закидывать лассо. Затѣмъ онъ отдалъ приказаніе: первую захваченную скотину отдать въ роты.

На этомъ бивакѣ, почти рядомъ съ моимъ шалашомъ, расположился Александръ Павловичъ Хорошхинъ{5}. Съ 4-хъ часовъ и до вечера онъ, по порученію Скобелева, торопливо записывалъ показанія двухъ каракчикумцевъ, прибывшихъ въ отрядъ, и одного перебѣжчика; послѣдняго Скобелевъ зачислилъ къ себѣ въ джигиты и втеченіи остальной части похода этотъ сартъ весьма добросовѣстно исполнялъ свои новыя обязанности. У М. Д. Скобелева было около 15 сартовъ-джигитовъ, которыхъ онъ содержалъ на собственный счетъ, хорошо вооруженныхъ, на прекрасныхъ лошадяхъ. Онъ пользовался ихъ услугами въ качествѣ развѣдчиковъ и черезъ нихъ собиралъ всевозможныя свѣдѣнія ранѣе и полнѣе, чѣмъ тѣ, которыя получались начальникомъ отряда отъ оффицiальныхъ лазутчиковъ. Вь свитѣ-же его они составляли подмогу къ 12 конвойнымъ казакамъ, бывшимъ неотлучно при немъ еще со времени отступленія его изъ Коканда съ Худояръ-ханомъ.

Перебѣжчикъ сообщилъ, что «въ ханствѣ хозяйничаютъ кипчаки, съ Абдурахманомъ-автобачи во главы. Насръ Этдинъ-ханъ не пользуется ни малѣйшимъ вліяніемъ и ханствуетъ только номинально, подчиняясь желаніямъ Абдурахмана. Лучшія, наиболѣе видныя должности въ кокандскихъ войскахъ заняты исключительно кипчаками. Русскому отряду рѣшено датъ отпоръ въ укрѣпленiи Махрамъ (8 верстъ отъ нашего бивака), которое занято 5 т. хорошо обученныхъ и вооруженныхъ сарбазовъ; мѣстность передъ укрѣпленіемъ затоплена; со стороны горъ оборона крѣпости усилена батареею изъ 40 орудiй; въ распоряженiи Абдурахмана имѣется, кромѣ того, до 50 т. кавалерiи. Защищаться будутъ упорно»...

Насталъ вечеръ. Денщики и казаки, вернувшіеся изъ Каракчикума, съ фуражировки, заявили, что въ селенiи бродитъ много вооруженныхъ сартовъ. Послали роту очистить кишлакъ отъ гостей, но непріятеля въ немъ не оказалось. Должно бытъ это наши отрядные волки шатались по кишлаку, выглядывая добычу.

Съ наступленіемъ темноты, по сосѣднимъ предгорьямъ, въ непріятельскомъ лагерѣ, зажглись костры, рѣзко обозначая его расположенiе. Въ офицерскихъ палаткахъ начали поговаривать о возможности сдѣлать ночное нападеніе на кокандскій лагерь. — «Посмотрите, онъ совсѣмъ близко, четверть часа ходьбы... Батальона достаточно». [7]

—  «И завтра еще успѣемъ набѣгаться», возражали другіе, болѣе мирные.

Послѣ зари отрядъ началъ мало по малу затихать и только на походномъ базарчикѣ, ярко освѣщенномъ, наши арбакеши еще долго шумѣли, угощаясь разными яствами.

Настало 22 августа. Солнце поднялось уже высоко, когда отрядъ выстроился для встрѣчи командующаго войсками. «Штыковая работа будетъ сегодня, братцы», говорилъ начальникъ отряда, объѣзжая ряды солдатъ. И какое дружное «ради стараться» было отвѣтомъ генералу! Всѣ имѣли какой-то праздничный видъ, всѣ надѣялись на успѣхъ предстоящаго штурма. Предчувствіе рѣдко обманываетъ.

Къ Махраму ведутъ двѣ дороги: одна тянется вдоль кишлака Каракчикумъ и подходитъ къ стѣнамъ крѣпости, съ которыхъ хорошо обстрѣливается вся дорога и ружейнымъ и орудiйнымъ огнемъ, а другая, верхняя идетъ по предгорьямъ, выходя къ махрамскимъ садамъ. По этой посдѣдней и направился отрядъ, выстроившись въ боевой порядокъ; кавалерія опять заняла правый флангъ. Кокандцы, видимые намъ, тоже снялись съ мѣста, но пока не двигались, выжидая, какое нанравленіе возьметъ отрядъ.

По мѣрѣ того, какъ мы поднимались на горы, изъ всѣхъ горныхъ щелей выползали партіи конныхъ людей, и съ гиканьемъ, въ какія нибудь десять минутъ, окружили наше каре. Часть кокандцевъ бросилась также и на оставленный нами бивакъ, но скоро вернулась обратно, примкнувъ къ партіямъ, аттаковавшимъ арьергардъ.

А изъ ущелій все прибывали новыя толпы; впереди показались также массы кавалеріи, съ бунчуками и разноцвѣтными значками. Далѣе, на горахъ, какое-то черное пятно виднѣется. «Не кишлакъ-ли?» догадался кто-то. Но пятно задергалось, спустилось съ горы по-ниже. Это былъ резервъ кокандцевъ. «Тамъ и Абдрахманъ-автобачи, вѣроятно» какъ доложилъ намъ перебѣжчикъ. Началась вчерашняя исторія: джигитовка съ пальбою, нестерпимый гикъ и игра на корпаяхъ, такъ разстраивающая нервы; но все это продѣлывалось на приличномъ разстояніи. Скобелевъ приказалъ наѣздникамъ не отвѣчать на выстрѣлы, пока кокандцы не насядутъ ближе.

Ракетная батарея шла впереди праваго фаса, вслѣдъ за свитою М. Д. Скобелева, къ которой пристроился и А. П. Хорошхинъ. Я замѣтилъ, что у него нѣтъ револьвера, о чемъ и напомнилъ ему. — «Вы уже пятый, который дѣлаетъ мнѣ это замѣчаніе, отвѣтилъ А. П.; «для этихъ рыцарей довольно и шашки.» Не предчувствовалъ онъ, что этотъ день будетъ его послѣднимъ днемъ...

Кокандцы, тѣмъ временемъ, все ближе и ближе стягивали вокругъ отряда свое кольцо, кольчужники сдѣлались смѣлѣе. Въ арьергардѣ уже послышались залпы противу насѣдавшихъ. Это стрѣлки, которымъ наскучила назойливость кокандцевъ, пользуясь пересѣченною мѣстностью, устраивали засады противъ непріятеля. Дорога становилась труднѣе, подъемы круче. Арбы сильно тормозили движеніе. Подъ одной изъ нихъ, принадлежавшей маркитанту и высоко нагруженной закусками и водкой, упала лошадь. И арбакешъ и маркитантъ общими усиліями старались сдвинуть ее съ мѣста — все напрасно! Миновали уже послѣднія арбы обоза, прошелъ и резервъ, послѣдняя цѣпь арьергарда поравнялась съ арбой и огорченнымъ маркитантомъ; два ближайшихъ звена цѣпи попробовали было подвинуть арбу, но бросили. «А жаль, сколько добра пропадетъ», соболѣзновали солдатики. Арбакешъ выпрягъ лошадь и ускакалъ къ обозу, а маркитантъ, тоскливо поглядывая на арбу, пристроился къ цѣпи. «Добро» осталось на дорогѣ, въ добычу кокандцамъ. Съ какимъ гвалтомъ устремились они къ брошенной арбѣ, — первому ихъ трофею, и тутъ-же, многіе поплатились жизнью: солдатамъ легко было цѣлить въ густую толпу воиновъ, поторопившихся раздѣлитъ добычу.

Пальба со всѣхъ сторонъ участилась. Толпы кокандцевъ, бывшіе впереди насъ, сдвинулись, подъ прикрытіевъ облаковъ дыма, плотнѣе, и уменьшили шагъ, вѣроятно приготовляясь къ атакѣ: получилось подобіе колоны, бунчуки и значки выровнялись. Въ тоже время непріятельскіе резервы также подвинулись ближе и оттуда послышались отвратительные звуки корная. Уже можно было разглядѣть костюмы гарцовавшихъ передъ нами наѣздниковъ... Настала пора дать отпоръ. Почти единовременно вынеслись на позицію дивизіонъ артиллеріи и, по иниціативѣ капитана Абрамова, — ракетная батарея. Понеслись гранаты, зашипѣли ракеты, прыгая по каменистому грунту и оставляя за собою тонкія полоски бѣлаго дыма. Разрывы оказались удачны — въ самой цѣпи передовыхъ джигитовъ, и когда разсѣялись клубы дыма, то впереди насъ не осталось и слѣдовъ колоннъ; значки (т. е. начальство кокандское) въ безпорадкѣ отступили за сосѣдніе бугры, а цѣпь джигитовъ, прекративъ на время пальбу, спѣшила выйти изъ подъ нашихъ выстрѣловъ на рысяхъ.

Въ это время ко мнѣ подъѣхалъ полковникъ Адеркасъ, командовавшій западнымъ фасомъ нашей цѣпи наѣздниковъ и потребовалъ, чтобы я, съ двумя ракетными станками, перешелъ на его фасъ.

— Но тамъ невозможно бросать ракеты, слишкомъ пересѣченная мѣстность,» попробовалъ я возразить.

— Такъ и не стрѣляйте, а только стойте, со станками, при цѣпи...

Это было понятнѣе.

Подскакавъ, со взводомъ, къ наѣздникамъ, я нашелъ слѣдующее: цѣпь ихъ медленно двигалась по самому краю глубокой балки, шириною около 12–15 сажень, съ высокимъ и крутымъ противоположнымъ берегомъ. На немъ столпилась масса кокандцевъ; нѣсколько значковъ развѣвалось тутъ-же, за бугромъ; корпаи яростно трубили, казалось, подъ самое ухо. Здѣсь уже не только костюмы, но и физіономіи непріятельскія можно было хорошо разглядѣть, когда сарты, для выстрѣловъ, выскакивали на бугоръ за оврагомъ. Рѣдкая цѣпь спѣшенныхъ наѣздниковъ очутилась въ скверномъ положеніи, на совершенно открытомъ мѣстѣ, и безъ возможности удачно отвѣчать на выстрѣлы непріятеля, пользовавшагося лучшею позиціей. Пули помунутно щелкали у самой цѣпи, съ [8] визгомъ рикошетируя къ резервамъ, и если въ теченіе получаса не ранили никого изъ казаковъ, то только благодаря тому обстоятельству, что кокандцы срѣляли съ лошадей, не спѣшиваясь.

Хотя мѣстностъ и не благопріятствовала стрѣльбѣ ракетами, но я, поставивъ станки передъ цѣпью, не могъ удержаться отъ соблазна и выпустилъ двѣ ракеты: одна разорвалась въ оврагѣ, другая надъ головами кокандцевъ, не причинилъ имъ, вѣроятно, никакого вреда... Слишкомъ скучно было стоять, не отвѣчая на градъ пуль.

Наконецъ наѣздники, мало по малу, отошли огъ опаснаго оврага; мѣсто казаковъ наступила пѣхотная цѣпь арьергарда и мы продолжали движеніе болѣе спокойно. Взводъ присоединился къ ракетной батареѣ.

Впереди послышалась частая орудійная пальба. Это кокандцы, въ Махрамѣ, пристрѣливались къ мѣстности. Еще одинъ перевалъ — и передъ нами открылась самая крѣпость и сады Махрама. Батарея его притихла, выжидая нашего приближенія, и мы имѣли нѣкоторое время возможность разглядѣть силы кокандской твердыни, на которую такъ надѣялся Абдурахманъ-автобачи.

Когда отрядъ приблизился къ махрамскимъ садамъ, на непрiятельской батареѣ взвилось облако дыма, грянулъ выстрѣлъ, но ядро упало далеко впереди отряда; опятъ рядъ быстро слѣдовавшихъ одинъ за другимъ выстрѣловъ и вся батарея, а также и крѣпость, изъ бойницъ которой открылся ружейный и фальконетный огонь, — закутались въ дыму. Это послужило сигналолъ для послѣдней аттаки кокандской кавалеріи. Быстро сгустилась ея цѣпь, замелькали значки. Отрядъ прiостановился на нѣсколько минуть, отбилъ нападеніе артиллерійскимъ огнемъ и затѣмъ, плавно повернувъ правымъ плечомъ, сталъ лицомъ къ Махраму.

На позицiю выѣхала наша артиллерія и начала отвѣчать на выстрѣлы непріятельской батареи; орудія быстро пристрѣлялись и гранаты ихъ разрывало на самой батареѣ или позади ея, гдѣ все пространство между крѣпостною стѣною и началомъ садовъ было наполнено кокандскою пѣхотой. Скоро уже нельзя было разглядѣть: что дѣлается на батареѣ: ея-ли орудія даютъ выстрѣлы или это — разрывъ нашихъ снярядовъ; былъ какой-то хаось...

Послѣ первыхъ-же выстрѣловъ нашихъ 9 фунтовокъ, кокандская кавалерія неожиданно умолкла и вся ея цѣпь, остановившись за нами гиганскимъ полукругомъ, превратилась въ зрителей; ни звука отъ нихъ не долетало, ни одинъ всадникъ не трогался съ мѣста. Наша казачья цѣпь, прекративъ пальбу, тоже повернулась спиною къ противникамъ и наблюдала только за Махрамомъ. Да и было на что полюбоваться: казалось, что громадный пожаръ охватилъ и крѣпость и батарею, гдѣ, сквозь клубы бѣлаго дыма, поминутно блестѣли огненныя линiи. Кокандцы уже потеряли очередь, спѣша засыпать насъ ядрами и безпорядочный грохотъ ихъ орудій по временамъ сливался въ сплошной гулъ, перемежавшiйся съ трескомь фальконетнаго огня. Этотъ артиллерійскій бой былъ въ высшей степени картиненъ, но нисколько не опасенъ для насъ: ядра то не долетали, то перелетали за отрядъ, а гранаты ихъ не разрывались. Только одно шальное ядро, перелетѣвъ чрезъ дивизіонъ 1 батареи, свалило отряднаго джигита. Другимъ ядромъ убило деньщика командира 4-го лин. батальона, барона Аминова.

Два раза сыграли наступленіе; передовая цѣпь приблизилась къ Махраму, орудія съ нашей стороны участили огонь. Зато непріятельская батарея стала притихать, и когда облекавшій ее дымъ порѣдѣлъ — мы увидѣли, что изъ воротъ крѣпости посыналась масса пѣхотинцевь, со значками, поспѣшно скрываясь за сады. Отрядъ нашъ ускореннымъ шагомъ пошелъ на штурмъ.

Залюбовавшись, эффектною картиною, мы съ К. К. Абрамовымъ, и не замѣтили, что М. Д. Скобелевъ, взявъ съ собою дивизіонъ Рогожникова (1 оренбургская сотня есаула Грекова и 2 уральская сотня подъ начальствомъ сотника Джигалина), уже пошелъ на рысяхъ далеко правѣе насъ, къ садамъ, за которыми тянулись вереницы кокандской пѣхоты, отступавшей изъ Махрама. Карьеромъ и наша ракетная батарея понеслась по томуже направленію, такъ что финала аттаки Махрама намъ видѣть не удалось.

Перерѣзавъ махрамскіе сады и выѣхавъ на пустырь, тяпувшійся между линiей садовъ и берегомъ Сыръ-дарьи, мы увидѣли, что бывшія впереди насъ сотни уже врубились въ толпу пѣхотинцевъ, въ паническомъ страхѣ бѣжавшихъ къ Дарьѣ, бросая оружiе. Желтый значекъ Скобелева развѣвался впереди сотень. Вправо и влѣво оть казаковъ также бѣжали сарбазы, иные безъ ружей, иные держа ихь вольно, по формѣ. Ракетчики приняли участіе въ рубкѣ...

Одна кучка кокандцевъ, подъ прикрытіемъ двухъ вооруженныхъ сарбазовъ, не торопясь отступала между барханами. Нѣсколько казаковъ бросились за нею, но прикрывавшіе отступленіе пѣхотинцы, повернувшись назадь, одновремеино прицѣлились въ казаковъ; послѣдніе невольно сдержали коней, а сарбазы, безъ выстрѣла взявь ружья вольно, снова, тѣмъ-же шагомъ продолжали движеніе. Еще одинъ такой-же маневръ, но казаки уже ожесточились, ринулись на отступавшихь и что-же? Оба сарбаза бросили свои ружья на землю: онѣ не были заряжены. «Не троньте ихъ!» крикнулъ кто то, желая спасти находчивыхъ сарбазовъ, но было уже поздно: казаки пронеслись далѣе, оставивъ за собою нѣсколько труповъ. Черезъ полчася все поле, оставшееся позади сотенъ, уже было покрыто убитыми и ранеными кокандцами; успѣвшіе добраться до рѣки бросались вплавь, но казаки и тамъ не оставляли ихъ въ покоѣ; они расположились по берегу и стрѣляли въ плывущихъ. Не мало труповъ приплыло потомъ къ Ходженту.

Подъѣхали къ Скобелеву. Онъ былъ легко ранень въ ногу, бывшая подъ нимъ, любимая его сѣрая лошадь тоже получила штыковую рану.

— А вотъ и мой призъ, сказалъ онъ, указивая на небольшое кокандское орудіе. Онъ былъ необыкновенно веселъ, шутилъ съ казаками.

Атака прекратилась, и только разсыпавшіеся казаки уничтожали остатки уцѣлѣвшихъ сарбазовъ, еще кое-гдѣ бродившихъ между [9] барханами. Скобелевскіе джигиты жались къ конвою, опасаясь, чтобъ и ихъ разгулявшіеся казаки не приняли за кокандцевъ...

Я направился по берегу Дарьи, внизъ, къ сторонѣ Махрама. Десятки труповъ валялись по пути; иные, не совсѣмъ добитые, еще шевелились. Жутко было. Подъѣхалъ къ самому берегу: какой — то оврагь или промоина выходитъ въ этомъ мѣстѣ къ рѣкѣ; изъ него несутся страшные, хриплые стоны. Я заглянувъ туда и въ ужасѣ отшатнулся: на днѣ узкой промоины, глубиною до двухъ сажень, шевелится куча людей и нѣсколько лошадей, перемѣшавшихся между собою. Должно быть, на этотъ оврагъ наткнулись защитники Махрама, бѣжавшіе отъ нашихъ гранатъ, и не успѣвъ перескочить, подъ напоромъ заднихъ бѣглецовъ, попадали внизъ. Изъ подъ берега, гдѣ я остановился, меня замѣтили сарты, человѣкъ двадцать, прижавшіеся къ обрыву и — такъ уже они были напуганы — всѣ сразу, во всей одеждѣ, бросились въ воду, оставивъ на берегу ружья и шашки. Послѣднимъ вошелъ въ рѣку небольшаго роста толстякъ, забрался по горло въ воду и, остановившись тоскливо поглядывалъ то на меня то на своихъ уплывавшихъ товарищей. — плавать не умѣлъ должно быть. Я предложилъ ему выйти изъ воды. Сартъ послушался и, разсыпавшись въ благодарностяхъ, сталъ одѣватьея въ свой костюмъ, весьма богатый: вѣроятно онъ былъ изъ особъ чиновныхъ, можетъ бытъ и значекъ свой имѣлъ въ этотъ день. Предположеніе это было весьма вѣроятно, такъ какъ тутъ-же, на эту сцепу къ намъ подъѣхалъ уралецъ съ джигитомъ, и послѣдній, вѣроятно знавшій съ кѣмъ имѣетъ дѣло, весьма почтительно поздоровался съ толстякомъ. Но распрашивать о его личности уже не было времени.

— Айда, ваше благородье, уходить отселево надобно, напомнилъ казакъ. И дѣйствительно, уходить былъ пора: въ берегъ и по водѣ защелкали пули казаковъ, стоявшихъ выше, и замѣтившихъ партію, спугнутыхъ мною, плывущихъ сартовъ. Переспектива быть убитымъ или раненымъ своими-же не была заманчива, и мы поскакали къ сотнямъ, цѣликомъ, черезъ барханы. Дорогой снова приводилось натыкаться на трупы и раненыхъ; встрѣчались и вполнѣ здоровые, по видимому, субъекты, молча пробиравшіеся къ Дарьѣ; съ невыразимымъ ужасомъ смотрѣли на насъ они, можетъ быть чудомъ спасшіеся отъ казачьихъ шашекъ.

Вдали показались наши сотни; онѣ были уже въ сборѣ и въ полномъ порядкѣ слѣдовали на рысяхъ за желтымъ значкомъ, къ концу махрамскихъ садовъ, гдѣ проходила дорога въ Канибадамъ. Тамъ, на этой дорогѣ, молча двигалась черная лента кокандской кавалеріи, спустившейся съ горъ, пестрѣли бунчуки и значки. Значитъ, роль этой массы кавалеріи, со взятіемъ Махрама, окончилась. Но вотъ нѣсколько значковъ съ конницей отдѣлились изъ общей вереницы, и встали лицомъ противъ сотень; на встрѣчу имъ полетѣло нѣсколько ракетъ, наѣздники выпустили по одному патрону и кокандцы снова потянулись по дорогѣ, оставляя за собою облака пыли. Мы повернули назадъ, къ Махраму, по тропинкѣ, у самыхъ садовъ. И хорошо, что мы избрали этотъ путь: по крайнѣй мѣрѣ на этой дорогѣ не попадалось убитыхъ; нервамъ отдохпуть было можно... Кишлакъ Махрамъ оказался совершенно пустымъ.

Уже вечерѣло, когда мы прибыли къ крѣпости. Бивакъ отряда оказался на берегу Дарьи, между кокандской батареей и стѣнами Махрама. Здѣсь уже началась вполнѣ мирная жизпь — базаръ давно раскинулся, образовавъ, изъ двухъ рядовъ арбъ, цѣлую улицу; въ ротахъ кипѣли котлы; палатки тянулись правильными рядами. На Дарьѣ съ шумомъ и гамомъ купались сотни казаковъ и солдатъ.

Начали провѣрять людей, бывшихъ со Скобелевымъ въ атакѣ, и не досчитались одного казака и подполковника Хорошхина.

Джигиты и казаки, командированные по распоряженію М. Д. Скобелева, вечеромъ 22 августа, объѣхавъ все поле между садами кишлака Махрама и Сыръ-дарьей, не нашли никакихъ слѣдовъ ни А. П. Хорошхина, ни бывшаго съ нимъ казака. Появилось подозрѣніе, что онъ взятъ кокандцами въ плѣнъ, во время самой аттаки. Такъ и прошла ночь, а утромъ одинъ изъ отрядныхъ джигитовъ сообщилъ, что проѣзжая между барханами, тянувшимися у конца махрамскихъ садовъ, онъ нашелъ лежащими какого-то офицера, повидимому убитаго, и рядомъ съ нимъ казака.

— Да это и есть, навѣрное, подполковникъ Хорошхинъ. Что-же ты не разглядѣлъ хорошенько? спрашивали джигита.

— Боялся я къ нимъ близко подъѣхать, отвѣтилъ джигитъ; казакъ, какъ только я намѣревался приблизиться — прицѣливался въ меня лежа; встать не можетъ, должно быть израненъ. Кричу ему, что я, молъ, изъ отряда, — не вѣритъ, только ружье направляетъ. Такъ я и уѣхалъ отъ нихъ.

Послали казаковъ и черезъ часъ они доставили въ лагерь и убитаго Хорошхина и бывшаго съ нимъ израненаго казака. Онъ разсказалъ, что во время аттаки Хорошхинъ, отбившись нѣсколько вправо отъ сотень, веденныхъ Скобелевымъ, врубился въ толпу отступавшихъ кокандскихъ сарбазовъ. Кокандцы бѣжали. Въ это время лошадь подъ Хорошхинымъ, споткнувшись въ арыкѣ, сломала себѣ ногу и упала. Когда Хорошхинъ сталъ пересаживаться на лошадь казака, то въ это время, кокандцы, замѣтивъ неловкое положеніе своихъ враговъ, вернулись и изрубивъ обоихъ, бросились бѣжать, увидя, что сотенные значки тоже повернули въ ихъ сторону. Хорошхинъ, не имѣвшій револьвера, не могъ защищаться одной шашкой и былъ убить наповалъ, казакъ же получилъ нѣсколько ранъ и не въ силахъ будучи двигаться, остался лежать около трупа своего командира; двадцать часовъ пролежалъ онъ безъ перевязокъ, безъ воды, истекая кровью, но не выпуская ружья. «Нѣсколько разъ, говорилъ онъ, къ нимъ ночью подходили какіе-то люди, безоружные (должно быть отрядные волки) и каждый разъ онъ прогонялъ ихъ, прицѣливаясь изъ ружья. Командующій войсками округа, посѣтивъ походный госпиталь, самъ положилъ знакъ отличія военнаго ордена на грудь храбраго казака{6}. [10]

Съ утра 23 августа было сдѣлано распоряженiе объ очищеніи прилегающей къ Махраму мѣстности отъ труповъ. Работы оказалось не мало: сотни убитыхъ кокандцевъ найдены и на полѣ, гдѣ преслѣдовали непріятеля казаки, и на батареѣ, и въ самой крѣпости, взятыхъ штыками солдатъ. Общая потеря непріятеля насчитывалась, приблизительно, до 900 человѣкъ. Нужно было торопиться съ уборкою{7}, занявшею у солдатъ не мало времени. Затѣмъ въ нашъ походный лазаретъ начали являться, одинъ за другимъ, и раненые кокандцы, выползавшіе изъ разныхъ щелей Махрама. Довѣрчивость ихъ не была обманута: наши врачи охотно дѣлали имъ перевязку, благо своихъ раненыхъ было незначительное количество (7 нижнихъ чиновъ).

О непріятельской арміи не было уже помину. Все, что успѣло спастись, ушло къ Бишъ-арыку. Махрамъ достался намъ сравнительно дешево, кокандцы-же потеряли 39 орудій, много фальконетовъ, снарядовъ и запасовъ пороха, 9 бунчуковъ и 37 значковъ. Къ ставкѣ командующаго войсками начали прибывать депутаціи отъ сосѣднихъ кишлаковъ, съ изъявленіями покорности и тотчасъ-же дано приказаніе по отряду: не производить реквизицій въ кишлакахъ, а покупать все необходимое на наличныя деньги.

Между тѣмъ вернувшіеся съ фуражировки казаки заявили, что кишлакъ Махрамъ еще пустъ, покупать фуражъ не у кого, хотя запасы клевера и ячменя находятся въ кишлакѣ въ достаточномъ количествѣ. Люди просили разрѣшенія отправиться за фуражомъ въ дальнія селенія, гдѣ надѣялись встрѣтить жителей. За позовленіемъ я отправился къ Скобелеву, разсказавъ обстоятельно дѣло.

— Если хозяевъ нѣтъ, а запасъ есть, берите такъ, разрѣшилъ онъ. Послѣ расчитаетесь. Въ дальніе-же кишлаки ѣхать еще рано.

ІІривезли казаки фуражъ и объявили, что купили все очень дешево... у одного изъ отрядныхъ арбакешей. «Залѣзъ онъ, разсказывали казаки на крышу, гдѣ было побольше скирдъ клевера, и началъ торговать. Солдаты признали его, бранить начали. «Этотъ домъ принадлежитъ моему родственнику», оправдался арбакешъ и наторговавшись вдоволъ, поспѣшилъ убраться въ отрядъ. А къ вечеру, какъ говорили, явился настоящій хозяинъ и предъявилъ жалобу начальнику отряда на разграбленіе его имущества.

Къ полудню отрядный базарчикъ необыкновенно оживился: сюда стали прибывать и волки съ добычей, одѣтые уже не оборванцами, а въ порядочныхъ халатахъ и чалмахъ, шатались арбакеши, казаки и солдаты. Торговля произволилась большею частію «изъ-подъ-полы», торопливо; иные отдавали товаръ не торгуясь. Привели и нѣсколько лошадей на продажу, найденныхъ на волѣ, преимущественно раненыхъ, а потому и брошенныхъ кокандцами за негодностью; были и порядочные, повидимому, кони. При мнѣ одинъ солдатъ велъ въ поводу красивую вороную лошадь, засѣдланную довольно цѣннымъ сѣдломъ.

— Почемъ продяешь, землякъ, спрашиваетъ чей-то деньщикъ.

— Коли не торговаться, давай пять рублей и веди съ Богомъ... Отдаю даже съ сѣдломъ.

— Получай деньги.

Черезъ полчаса эта-же лошадь снова появилась на базарѣ, деньщикъ запрашивалъ тѣ-же пять рублей.

— Не понравился, что-ли, аргамакъ-то, спрашиваютъ его.

— Всѣмъ бы ничего лошадь, да привелъ домой, разсѣдлалъ, — и дохнуть нельзя было: подъ сѣдломъ вся спина въ ранѣ, потникъ насилу отодрали. Въ походѣ гдѣ же залечивать, теперь хотя за три рубля сбыть и то ладно...

У большей части продаваемыхъ лошадей спины оказались попорченными. Кокандцы имѣютъ обыкновеніе, во время военныхъ дѣйствій, не разсѣдлывать лошадей даже и на ночь, чѣмъ и портятъ нѣжныхъ карабаировъ. Вороную лошадь деньщикъ продалъ за три рубля, съ сѣдломъ и уздой.

Пользуясь свободнымъ временемъ, я отправился, по узенькому мостику, въ крѣпость, примыкавшую къ самому берегу Дарьи. Тамъ такія-же узенькія улицы, какъ и вообще въ азіятскихъ городахъ, но постройки еще болѣе скучены и нагромождены однѣ на другія. Вездѣ уже хозяйничали солдаты, приводя въ порядокъ и извѣстность брошенные кокандцами запасы... Въ одной, изъ сарбазскихъ кухонь всѣ принадлежности и запасы для печенія хлѣба найдены были въ полномъ порядкѣ, какъ будто хозяева только что оставили свою работу. Тутъ-же стояли и громадные котлы съ холодною, недоваренною шурпою. Кое-гдѣ, во дворахъ, ближайшихъ къ крѣпостнымъ воротамъ, лежатъ трупы убитыхъ сартовъ, которыхъ не успѣли еще прибрать наши санитары.

Крѣпость окружена высокимъ валомъ, съ глубокимъ рвомъ и деревянной башней на западномъ углу; башня оказалась избитою пулями нашихъ стрѣлковъ, во рву валялись ружья и убитые кокандцы. Вообще картина была невеселая... Зато видъ съ крѣпостныхъ верковъ на бивакъ и примыкающіе къ нему сады Махрама нѣсколько отвлекалъ мысль отъ непріятныхъ воспоминаній недавней бойни, разрушенія; тамъ кипѣла жизнь, слышались говоръ и пѣсни; крутой берегъ Дарьи пестрѣлъ разноцвѣтными костюмами отдыхающаго люда. Словно 22-е августа было когда-то давно, а не вчера; словно оно успѣло уже вовсе изгладиться изъ памяти...

За обѣдомъ у моей арбы появился сартъ, знакомый мнѣ еще по Ташкенту. Униженно раскланялся.

— Какъ попалъ сюда?

— Въ отрядѣ Автобачи, у Ахмедъ-понсата сотеннымъ командиромъ былъ, да подъ Каракчикумомъ, у него третьяго дни, лошадь убили. Вотъ и вернулся... Объяснилъ, вмѣсто прибывшаго, мой джигитъ, подсмѣиваясь подъ сконфуженнымъ видомъ недавняго инсургента.

— Теперь куда-же думаешь?

— Въ Ташкентъ вернуться-бы, съ обозомъ. Потомъ, если русскіе Кокандъ возьмутъ, [11] вернусь съ арбой, извозомъ займусь... Въ отрядъ много ташкентцевъ перешло сегодня за-ночь; иные еще не смѣютъ на глаза русскимъ показываться, въ садахъ дожидзются и не знаютъ, какъ домой вернуться{8}...

Кокандцы, по разсказамъ прибывшихъ депутацій, отложили намѣреніе сопротивляться русскимъ. Впечатлѣніе махрамскаго погрома на Кокандъ было слишкомъ огромное и столицу ханства предполагалось сдать безь боя.

Эти извѣстія не всѣхъ порадовали; слишкомъ скоро походъ кончался, а первый успѣхъ, относительно легкій, подогрѣвалъ желаніе еще испытать тревогу сильныхъ ощущеній. Она такъ заманчива.

Настали сумерки, кончилась повѣрка людей, прогремѣлъ заревой выстрѣлъ и по всей громадной площади бивака зажглись тысячи огней, освѣщая группы солдатъ, возившихся между палатками. Скоро бивачный шумъ сдѣлался тише, но говоръ еще долго не умолкалъ въ палаткахъ солдатъ, успѣвшихъ отдохнуть за дневку. Въ ракетной батареѣ казаки, недавно, передъ зарей, вернувшіеся съ уборки коней, успокоились раньше другихъ и только самовольно прикомандировавшійся ко мнѣ въ драбанты казакъ Разсохинъ, еще долго разсказывалъ кому-то, недалеко отъ моей арбы, эпизоды изъ штурма непріятельской батареи, слышанные имъ у знакомыхъ солдатъ. — «Какъ подскочили солдаты», болталъ Разсохинъ, «къ орудію, самому крайнему на батареѣ, видатъ, что подъ самой пушкой лежитъ сартъ съ оторванной ногой, и говоритъ солдатамъ: братцы, я русскій, доколите вы меня, отцы родные»... Ну какъ земляку не уважить — тутъ же и прикололи. Бѣглый былъ, должно-быть»...

Подтянувъ къ Махраму оставленные временно въ Ходжентѣ обозы, нашъ отрядъ 20 августа выступилъ къ Коканду. Въ 1 ½ верстахъ огь Махрама командующаго войсками встрѣтили посланцы Насръ-Этдинъ-хана: ишанъ Фазиль-Ахметъ и мулла Исса-ауліе, одинъ изъ главныхъ сановниковъ ханства и подстрекатель Абдурахмана-автобачи. Въ письмѣ, привезенномъ посланниками, ханъ увѣрялъ, что кокандскiй народъ вовсе не былъ солидаренъ съ безпокойнымъ Абдурахманомъ. Письмо заканчивалось изъявленіемъ полной покорности. Командующій войсками отвѣтилъ, что «переговоры о мирѣ будуть вестись не иначе, какъ въ Кокандѣ, лично съ ханомъ, причемъ если жители встрѣтятъ съ хлѣбомъ-солью, то зла имъ не сдѣлаютъ, а противномъ случаѣ не будетъ пощады».

Не мало любовались мы, по пути къ Коканду, прекрасно обработанными полями Ферганской долины: ни клочка пустырей; вездѣ засѣянные правильные участки, отдѣленные одни отъ другихъ либо арыками, либо рядами тутовыхъ деревьевъ. Культура казалась далеко выше, чѣмъ въ Ташкентскомъ раіонѣ. По мѣрѣ приближенія къ Коканду, кишлаки встрѣчались чаще, караванъ-сараи и курганчи виднѣлись почти на каждой верстѣ. Но самая дорога, обрамленная съ обѣихъ сторонъ арыками, была убійственна; колеи, глубиною до полъ-аршина, крайне затрудняли движеніе арбъ; пыль была невыносимая. Заботы Худояръ-хана, прозваннаго въ народѣ «дорожный мастеръ», о путяхъ сообщенія въ ханствѣ, выразились только распоряженіемъ объ устройствѣ арыковъ по бокамъ дороги, на манеръ нашихъ шоссе, но о мощеніи ихъ не было и помину!

Депутаціи отъ придорожнаго населенія, являвшіяся къ отряду съ выраженіями покорности, доставили сообщенную и посольствомъ вѣсть, что Абдурахманъ-автобачи, сѣ его шайкаыи кипчаковъ, не былъ принятъ въ Кокандъ и, миновавъ его, прослѣдовалъ въ Маргеланъ.

Не доходя верстъ пяти до Бишъ-арыка, въ 35 верстахъ отъ Коканда, командующаго войсками встрѣтила депутація отъ всего торговаго, мирнаго населенія столйцы ханства, съ просьбою о помощи. Пока отрядъ остановился на короткій привалъ я, съ отрядными вожаками, продолжалъ ѣхать впередъ, и скоро встрѣтилъ, вправо отъ дороги, группу людей, по облику русскихъ, но одѣтыхъ въ сартовскіе костюмы. Это были возвращаемые ханомъ плѣнные, взятые большею частію со станцій въ Ходжентскомъ и Кураминскомъ уѣздахъ (Нау, Джанъ-булакъ, Мурза-рабатъ, Уральской) и съ завода купца Исаева; въ числѣ ихъ были также женщины, взятыя съ упомянутаго завода, и также одѣтыя сартянками. Но какой былъ видъ этихъ жеищинъ! Изможденныя, безъ кровинки въ лицъ, онѣ походили скорѣе на покойницъ, чѣмъ на живыхъ. Тяжела неволя вообще, но у мусульманъ плѣннымъ достается въ особенности. Плѣнные мущины, по ихъ заявленію, вынуждены были принять наружно, во избѣжаніе пытокъ, мусульманство и надъ всѣми ими кокандцы успѣли совершить обрѣзаніе.

Проѣзжая далѣе по дорогѣ, я встрѣтилъ какого-то верховаго сарта, везшаго на сѣдлѣ русоволосую дѣвочку лѣтъ семи, также одѣтую въ сартовскуюрубашку. «Дядя!» крикнула она мнѣ, протягивая крохотныя загорѣлыя ручонки. Это была тоже плѣнная, теперь; сиротка, дочь врача Петрова, убитаго кокандцами во время проѣзда на почтовыхъ, подъ селеніемъ Нау. «Дядя, вѣдь ты русскій?» спрашивала она, радостно и недовѣрчиво поглядывая на меня. Съ нею вмѣстѣ я вернулся къ отрядному авангарду и подвелъ ее къ мѣсту, у самой дороги, гдѣ расположился на привалъ М. Д. Скобелевъ, съ группою офицеровъ. Велико было удивленіе послѣднихъ, узнавшихъ въ этой бѣдной дѣвочкѣ, одѣтой въ непривычный для нея сартовскій костюмъ, дочь русскаго доктора. Ее засыпали вопросами, на перерывъ угощали случившимися подъ рукой походными яствами. — «Папу убили, меня тоже хотѣли убить», тихо лепетала она, незная кому и что отвѣчать.

— Одкако пора и двигаться, господа, сказалъ Скобелевъ поднимаясь; сейчасъ будетъ сигналъ. Дѣвочку тамъ, въ отрядѣ, пріютятъ.

Дальнѣйшее слѣдованіе отряда къ Коканду уподоблялось тріумфальному шествію: вездѣ встрѣчи съ депутаціями отъ придорожныхъ селеній, обильные достарханы. 29 августа [12] ханъ Насыръ-Этдинъ встрѣтилъ командующаго войсками и отрядъ расположился подъ стѣнами Коканда, бивакомъ, у Джаръ-мечети.

Сильно хотѣлось намъ, строевымъ офицерамъ, побывать тогда-же въ столицѣ Кокандскаго ханства, но почему-то еще въ день прибытія нашего къ Джаръ-мечети отъ начальника отряда послѣдовало запрещеніе ѣздить въ городъ. Положимъ, особой нужды въ этихъ поѣздкахъ и не представлялось, такъ какъ немедленно-же кокандцы открыли около нашего бивака громадный базаръ, на которомъ можно было достать рѣшительно все необходимое; но все таки воспрещеніе отлучекъ на первое время отзывалось тяжело; мирная скука входила въ свои права. Тѣмъ временемъ велись переговоры съ Насыръ-Этдиномъ, пріѣзжавшимъ въ отрядъ два раза, съ огромною свитою; ханъ казался унылымъ, утомленнымъ. Въ свитѣ его мнѣ попалось и знакомое лицо — тотъ самый толстякъ, который, подъ Махрамомъ купался въ Дарьѣ; онъ постарался не узнать меня.

По отрывочнымъ свѣдѣніямъ, которыя получались нами изъ главной квартиры отряда, командующимъ войсками было рѣшено весь правый берегъ Дарьи, съ Наманганомъ, присоединить къ генералъ-губернаторству. Переговоры затягивались вмѣшательствомъ сановниковъ ханства, вліявшихъ на хана и убѣждавшихъ его ие дѣлать никакихъ уступокъ. Болѣе другихъ успѣху переговоровъ мѣшалъ мулла Исса-ауліе, который впослѣдствіи и поплатился на это{9}.

Между тѣмъ Абдурахманъ-автобачи прибылъ въ Маргеланъ, былъ радушно принятъ населеніемъ города и бекомъ Султанъ-Муратомъ (родной братъ Худояръ-хана) и успѣлъ уже собрать около себя новыя шайки, численностью до 10 т. человѣкъ. Скобелевъ оживился.

— Еще будутъ дѣла, кипчаки скоро не угомонятся, говорилъ онъ намъ, и занялся комплектованіемъ своихъ верховыхъ лошадей. Въ три дня у него было уже готовыхъ 12 лошадей рысаковъ и ходистыхъ, засѣдланныхъ всевозможными сѣдлами, начиная отъ форменныхъ и англійскихъ охотничьихъ — до простаго сартовскаго. Каждый день у его палатки ставились по двѣ дежурныхъ засѣдланныхъ лошади.

Переговоры велись также и съ Автобачи, который въ письмахъ своихъ главному начальнику войскъ хотя и отказывался отъ дальнѣйшей борьбы съ русскими, но не рѣшался однако-же явиться въ русскій лагерь съ повинною, не смотря на увѣреніе хана, что ему не будетъ сдѣлано зла. Тогда командующій войсками рѣшилъ двинуться къ Маргелану; 6 сентября отрядъ выступилъ съ бивака, чрезъ городъ Кокандъ. Шли самыми людными улицами, частію и по базару, но народу встрѣчали не много, и нельзя сказать, чтобы населеніе Коканда провожало нась дружелюбными взглядами. На ночлегѣ въ селеніи Алты-арыкъ неожиданно получилось извѣстіе, что Абдурахманъ-автобачи не пожелалъ принять боя подъ Маргеланомъ и, снявшись съ позиціи, направился по дорогѣ въ Ассаке. Одновременно съ тѣмъ въ Алты-арыкъ прибыли почетные маргеланцы, аглямы, казіи и аксакалы, съ изъявленіями покорности. Привезли съ собою и 9 орудій, находившихся въ Маргеланѣ. Сюда мы прибыли 8 сентября и въ этотъ-же день кавалеріи, подъ начальствомъ Скобелева, было приказано выступить въ погоню ва Абдурахманомъ-автобачи. Летучій отрядъ этотъ состоялъ изъ 6 казачьихъ сотенъ, ракетной батареи, и кромѣ того, двухъ ротъ пѣхоты съ дивизіономъ конныхъ орудій. Пѣхотными частями командовалъ маіоръ Родзянко, причемъ пѣхота, для сбереженія силъ людей, была посажена на арбы.

Въ 10 часовъ вечера, едва подкормивъ лошадей, мы выступили по большой дорогѣ, ведущей къ Ассаке, и скоро опередили пѣхоту. Темь была непроглядная, дорога невыносимая, изрытая глубокими колеями. Впереди, вслѣдъ за вожаками, ѣхалъ, по обыкновенію, М. Д. Скобелевъ, время отъ времени мѣняя своихъ верховыхъ коней, чѣмъ по его заявленію, не мало облегчалъ себѣ ночное движеніе. Принялись и мы, дѣлать тоже самое, пересаживаться на своихъ подручныхъ лошадей, или просто мѣняться лошадьми и результатъ выходилъ блестящій: усталости чувствовалось меньше, силы какъ будто возобновлялись. Отрядъ двигался со всѣми предосторожностями: разговаривать и курить было воспрещено, даже фители ракетной батареи потушили. Скобелевъ, имѣя прекрасныхъ лошадей, шелъ ходою, а за нимъ мы должни были двигаться трусцой, крайне утомляющей сѣдока. Къ разсвѣту большая часть казаковъ, не успѣвшихъ отдохнуть въ Маргеланѣ, уже клевала носомъ, покачиваясь на своихъ маштакахъ. Въ кишлакѣ Ніязъ-батырь, куда мы подошли около 5 часовъ утра, Скобелевъ получилъ извѣстіе, чтоАбдурахманъ автобачи, со своимъ скопищемъ, направился по другой дорогѣ, къ кишлаку Минъ-тюбе, куда мы и устремились за Скобелевымъ. Казаки какъ будто пріободрились, подтянули маштаковъ. Вдали кое-гдѣ виднѣлись уже непріятельскіе пикеты, отступавшіе по мѣрѣ нашего приближенія, оставляя за собою густые клубы сѣрой пыли, Скобелевъ двинулъ впередъ дивизіонъ подполковника фонъ-Бреверна, не учавствовавшій въ атакѣ подъ Махрамомъ. За нимъ рысью слѣдовали мы и скоро достигли предмѣстій кишлака Минь-тепе, гдѣ передовыя сотни, въ непроглядной пыли, уже наткнулись на арьергардъ отряда Автобачи. Что дѣлалось въ кишлакѣ — видѣть намъ, конечно, не удалось; мы слышали только частую ружейную пальбу, а подъѣхавъ къ селенію, нашли нѣсколько изрубленныхъ казаками кокандцевъ, да арбы съ разнымъ имуществомъ, брошенныя на улицѣ кишлака бѣжавшимъ непріятелемъ. Подполковникъ Адеркасъ, командовавшій передовыми сотнями, преслѣдовалъ арьергардъ Абдурахмана еще 5 верстъ; намъ-же приказано было расположиться на отдыхъ, въ кишлакѣ. И пора было отдохнуть; въ послѣдніе сутки мы, почти безъ отдыха, сдѣлали 110 верстъ (отъ Алты-арыка); и люди и лошади были изнурены до крайности. Но не успѣлъ еще отрядъ порядкомъ оріентироваться въ кишлачныхъ садахъ, какъ изъ густой джугары выѣхалъ сартъ, вооруженный, на прекрасной лошади; онъ хотѣлъ было смѣшаться съ толпю джигитовъ Скобелева, но сейчасъ-же былъ признанъ за [13] чужаго. Это былъ одинъ изъ джигитовъ Автобачи, случайно отставшій отъ своихъ.

Повернувъ коня, онъ выскочилъ изъ толпы джигитовъ и мимо насъ понесся по улицѣ. Нѣсколько револьверныхъ пуль полетѣло ему вслѣдъ, не причинивъ однако вреда, и онъ, юркнувъ въ переулокъ, скрылся изъ вида.

— Жаль, лошадъ устала, воротилъ-бы, сказалъ А. Е. Громовъ, бывшій свидѣтелемъ сцены.

— Попробуйте моего аргамака, поспѣшилъ предложить Петръ Васильевичъ Смирновъ.

Черезъ минуту Громовъ, поправляя револьверъ, уже сидѣлъ на неуклюжемъ карабаирѣ и, щелкнувъ нагайкой, пустился вслѣдъ за джигитомъ, оставившемъ лишь длинную полосу пыли на склонѣ сосѣдняго бархана.

Черезъ часъ А. Е. вернулся. Сѣрый карабаиръ, послѣ непосильной гонки, тяжело дышалъ и шатался.

— Не догналъ, поздно хватились. Да и лошадь хороша у канальи...

Казаки между тѣмъ пріютились въ какомъ-то саду и одинъ за другимъ укладывались спать на голую землю: сутки, проведенныя безъ сна, давали себѣ чувствовать. Послѣдовали и мы примѣру казаковъ и скоро заснули, какъ убитые.

Въ Минь-тепе мы немного не захватили Абдурахмана-автобачи; въ домѣ, гдѣ онъ останавливался, какъ разсказывали казаки, найденъ еще горячій недопитый имъ чай.

Рано утромъ отрядъ нашъ продолжалъ движеніе къ Ошу. Тяжело было подниматься въ новый путь: короткій отдыхъ въ Минь-тепе, сонъ на кочковатомъ вспаханномъ полѣ, казалось, еще болѣе расквасили людей; лошади двигались вяло, поминутно требуя нагайки; многія изъ нихъ отставали, отрядъ невольно растягивался.

Изъ Оша, на встрѣчу намъ, выѣхала депутація отъ городскаго населенія, съ серкеромъ во главѣ. Ошцы не рѣшились оказывать сопротивленіе и просили пощадить городъ, обѣщая доставить даромъ въ отрядъ все, что только потребуется. М. Д. Скобелевъ былъ несказанно радъ этому исходу, такъ какъ съ одной кавалеріей атаковатъ многолюдный городъ было-бы слишкомъ рискованно; пришлось-бы дожидаться прибытія отряда маіора Родзянки.

Депутація объяснила, что скопища Абдурахмана-автобачи разбѣжались по окрестнымъ кишлакамъ, а самъ онъ, съ немногими приверженцами, напуганный неожиданнымъ появленіемъ казакомъ въ своемъ тылу и стремительностью аттаки передовыхъ сотень, бросился, миновавъ Ошъ, къ Кара-су, и что окрестное населеніе, даже кипчаки, приняли его не совсѣмъ дружелюбно. «Они убѣдились, что неугомонный Абдурахманъ можетъ довести страну только до полнѣйшаго раззоренія», говорила депутація.

Ошцы исполнили свое обѣщаніе. Мирно прослѣдовали мы чрезъ предмѣстья города и встали въ саду, на позиціи, нѣсколько командующей надъ городомъ. Жители тотчасъ-же доставили къ отряду все что требовалось: фуражъ, лепешки, барановъ и даже, сверхъ всего этого, приготовили пловъ и угощали казаковъ виноградомъ. Но Скобелевъ заботился о другомъ: необходимо было освѣжить казачьихъ коней, изъ которыхъ многіе, за этотъ тяжелый набѣгъ, пришли въ совершенную негодность, а нѣкоторыя даже пали. Скобелевъ приказалъ немедленно доставить въ отрядъ 900 лошадей.

Призадумался серкеръ, которому было объявлено это требованіе.

— Во всемъ Ошѣ девятисотъ лошадей не наберется, говорилъ онъ, униженио раскланиваясь М. Д. Скобелеву.

— Въ такомъ случаѣ камня на камнѣ въ городѣ не останется, послѣдовалъ отвѣтъ. Серкеръ уѣхалъ.

Черезъ два часа къ нашему биваку начали пригонять лошадей, но такихъ клячъ, что рѣшительно ни одной не было на столько годной, чтобы безопасно было можно замѣнить ею казачью лошадь, хотя тоже обезножившую. Въ отрядѣ начали говорить, что эти лошади набраны изъ числа брошенныхъ скопищами Автобачи, и это тѣмъ болѣе было вѣроятно, что у всѣхъ, доставленныхъ къ намъ лошадей, спины были страшно сбиты. Впослѣдствіи мы слышали объясненіе этого обстоятельства: въ скопищахъ Абдурахмана-автобачи находилось не мало ошцевъ, прибывшихъ домой немногимъ ранѣе насъ. Когда потребовалась контрибуція въ 900 лошадей, то старшины города, на экстренно собранномъ совѣтѣ, рѣшили разложить контрибуцію только на оставшихся въ городѣ приверженцевъ Автобачи и отобравъ у нихъ лошадей, передать отряду. Серкеръ получилъ крѣпкій нагоняй отъ Скобелева, послѣ чего вторая партія контрибуціи оказалась нѣсколько лучше, хотя тоже не особенно завидная. Всего доставлено на бивакъ только около 400 лошадей, изъ которыхъ казаки могли выбрать не болѣе 80, замѣнивъ ими лишь лошадей павшихъ, да окончательно обезножившихъ.

Такъ какъ дальнѣйшихъ слуховъ объ Абдурахманѣ-автобачи уже не получалось, и нельзя было расчитывать на попытку съ его стороны вновь собрать свои разбитыя шайки, то Скобелевъ порѣшилъ возвратиться въ Маргеланъ, тѣмъ болѣе, что командующимъ войсками было приказано не зарыватъся въ преслѣдованіи непріятеля.

Сотни выступили обратно изъ Оша, далеко провожаемыя серкеромъ и старшинами города. Не вѣрилось имъ, что такъ скоро пронеслась надъ ними неожиданная гроза и такъ дешево они отдѣлались.

— Мусульмане, если бы имъ такъ, безъ боя, достался городъ, не ограничились-бы контрибуціею въ видѣ сотни лошадей, замѣтилъ кто-то дорогою.

— И на томъ спасибо, возразилъ Скобелевъ. Если-бы ошцы вздумали защищаться я не рѣшился-бы аттаковать ихъ безъ пушекъ. А контрибуцію всегда берутъ такъ, какъ мы это сдѣлали, т. е. предоставивъ жителямъ доставить самимъ все, что нужно. Не мало примѣровъ уже было, что города сдавались безъ боя или съ небольшими потерями, а затѣмъ непосильная контрибуція или мародерстію вызывали неожиданный отпоръ и войска не досчитывались людей сотнями.

13 сентября мы соединились съ главнымъ отрядомъ подъ Маргеланомъ; здѣсь я могь обновить нѣсколько составъ подъемныхъ [14] лошадей ракетнаго дивизіона (дивизіонъ К. К. Абрамова верпулся еще ранѣе въ Самаркандъ), окончательно сбитыхъ во время погони за Автобачи. Цѣны на лошадей въ Маргеланѣ однако оказались высоки и порядочныхъ лошадей было не много. «Себѣ берегутъ хорошихъ-то, болтали казаки; вишь какую калечь на базаръ выгнали... Еще махрамскіе, должно бить».

Наконецъ двинулись мы и къ Намангану. Жители послѣдняго прислали командующему войсками адресъ, въ которомъ выражали свою радость по случаю подчиненія Наманганскаго раіона русской власти. На переправу у Сыръ-дарьи они выслали 1000 арбъ, предназначенныхъ для перевозки пѣхоты. Весь путь, по которому долженъ былъ пройти командующій войсками отъ берега Сыръ-дарьи до роскошнаго шатра, съ поставленнымъ въ немъ достарханомъ, былъ устланъ шелковыми матеріями . На бивакѣ были заготовлены уже для войскъ массы фуража и хлѣба. Но радушіе это было только кажущееся. Въ одну изъ своихъ поѣздокъ по Намангану, я черезъ джигита, случайно разговорившагося съ знакомымъ наманганцемъ, узналъ, что городъ ждетъ рѣшеяія Коканда: что Кокандъ скажетъ, то и мы сдѣлаемъ.»

Скоро получилось тревожное извѣстіе, что въ Андиджанѣ Абдурахыанъ-автобачи, съ своими единомышленниками, снова готовится объявить газаватъ, священную войну противъ невѣрныхъ. Въ это время въ Андиджанѣ находился А. Л. Кунъ и топографъ Петровъ, отправившіеся туда для сбора статистическихъ свѣдѣній о восточной части Кокандскаго ханства. При нихъ въ городѣ вспыхнуло возстаніе, которое еще ускорилъ ханскій приказъ о сборѣ въ Кокандѣ нукеровъ. Всѣ, которымъ приходилась очередь идти въ ханское войско, присоединялись въ Автобачи и скоро онъ могъ уже располагать значительными силами. Г.г. Кунъ и Петровъ едва успѣли выбраться изъ города и прибыли благополучно въ Наманганъ только благодаря содѣйствію бековъ шариханскаго и андижанскаго. О возстаніи въ Андиджанѣ извѣстилъ командующаго войсками и ханъ, вліяніе котораго среди кипчакскаго населенія было ничтожно. Являлась потребность подавить возстаніе въ самомъ началѣ и генералъ Кауфманъ рѣшился двинуть на Андижанъ отрядъ. Вечеромъ, 27 сентября М. Д. Скобелевъ подошелъ къ моей арбѣ и опустившись на кошму, которая служила мнѣ ложемъ, сказалъ:

— Завтра идемъ на Андижанъ; я назначенъ начальникомъ отряднаго штаба. Доставайте бумагу и пишите приказъ о выступленіи; я вамъ продиктую вкратцѣ. Надѣюсь, что вы охотно пойдете со мною?

Отрядъ, подъ начальствомъ Свиты Его Величества генералъ-маіора Троцкаго, назначенный для наказанія буйныхъ андижанцевъ, состоялъ изъ 5 ½ ротъ пѣхоты (отъ 2 и 4 линейныхъ батальоновъ), З ½ казачьихъ сотень, ракетнаго дивизіоно и конной батареи. Для пѣхоты назначено 230 арбъ, въ видахъ ускоренія движенія.

28 сентября отрядъ нашъ, рано утромъ, выступилъ изъ Намангана, переправился въ бродъ черезъ два рукава Нарыпа, оказавшагося довольно глубокимъ, прошелъ по древнему, еле державшемуся мостику на Карадарьѣ и здѣсь былъ встрѣченъ бекомъ селенія Балыкчи, который и сопровождалъ насъ до мѣста бивака, въ 8 верстахъ за селеніемъ. Окрестные жители встрѣтили насъ довольно радушно (какъ казалось), выносили достарханы, а на бивакъ доставили все необходимое. Но далѣе, на слѣдующемъ переходѣ, картина рѣзко измѣнилась: мы встрѣчали лишь пустые кишлаки, а о достарханахъ не было и помина! На пятой или шестой верстѣ отъ мѣста бивака авангардъ (при которомъ былъ и я съ ракетнымъ дивизіономъ) накнулся на непріятельскій пикетъ, человѣкъ въ 15, поспѣшно улепетнувшихъ при нашемъ приближеніи. Затѣмъ начали показываться впереди и другія партіи конныхъ людей. Скобелевъ, находившійся постоянно во главѣ авангарда, послалъ коротенькое донесенiе начальнику отряда о появленіи непріятеля; но не успѣлъ джигитъ, командированный съ этимъ порученіемъ, отъѣхать и полуверсты, какъ изъ за джугары, росшей по сторонамъ дороги, выскочило нѣсколько десятокъ вооруженныхъ сартовъ и вся толпа ихъ съ гикомъ понеслась за нимъ вслѣдъ, оставляя за собою стобъ пыли. «Погибъ», невольно думалось въ эту минуту. Но джигитъ оказался доброконнымъ; пройденная нами дорога, въ верстѣ отъ насъ, круто поворачивала влѣво, что и дало намъ возможность успокоиться за участь посланца: мы увидѣли, что онъ, низко пригнувшись къ шеѣ лошади, скакалъ уже далеко отъ кокандцевъ, скоро оставившихъ преслѣдованіе.

На бивакѣ у Мусульманъ-кулъ-арыка начальникъ отряда получилъ свѣдѣніе, что андижанцы готовятся къ самому упорному сопротивленію; съ этою цѣлью они устроили завалы по всѣмъ главнымъ улицамъ города, а число защитниковъ его простирается до 80 т. Мы стояли подъ самымъ городомъ (6 ½ верстъ отъ него), а вправо, за главнымъ арыкомъ, уже виднѣлись сады городскихъ предмѣстій; но изъ жителей сосѣднихъ кишлаковь никто на бивакъ не являлся; на поляхъ не видно было и стадъ — все попряталось при нашемъ приближенiи.

Передъ вечеромъ подходитъ ко мнѣ хорунжій Всеволожскiй (мой школьный товарищъ) и оффиціальнымъ тономъ докладываетъ:

— Казаки просятся на фуражировку; купить фуража негдѣ.

Такъ какь распоряжепія о фуражировкахъ еще не было, то я и затруднялся разрѣшить поѣздку, тѣмъ болѣе, что ракетчики не имѣли ружей{10}.

— И сотенные казаки ѣдутъ за клеверомъ; наши могутъ къ нимъ пристроиться. Разрѣшеніе, какъ говорятъ, въ сотняхъ уже получено. Если прикажете, я поѣду съ ними, можетъ быть удастся купить все нужное, добавилъ Всеволожскій.

Получивъ разрѣшенiе. казаки уѣхали. Черезъ полчаса въ сторонѣ, куда онй направились, послышалась живая перестрѣлка, но за высокою джугарой и садами нельзя было разглядѣть, что тамъ происходило. Въ отрядѣ, т. е. собственно говоря въ сотняхъ, переполошились. Но скоро перестрѣлка затихла и въ сумерки казаки, нагруженные клеверомъ и пшеницей (вмѣсто ячменя) благополучно вернулись въ лагерь, привезя съ собою и трофеи: 2 шашки, 2 фитильныхъ ружья и 3 батика. Какъ разъ въ это время къ нашему шалашу, гдѣ помѣщался я съ Всеволожскимъ, только что начавшимъ разсказывать о подробностяхъ фуражировки, подошелъ Скобелевъ.

— Это ваши казаки изволили фуражировать безъ разрѣшенія? обратился онъ ко мнѣ. Начальникъ отряда приказалъ узнать и доложить ему.

Я объяснилъ, какъ было дѣло. Всеволожскiй при этомъ разсказалъ, что приблизившись къ кишлакамъ сажень на сто, онъ былъ встрѣченъ изъ-за стѣнъ ружейнымъ огнемъ. Казаки отвѣтили нѣсколькими выстрѣлами и затѣмъ, по командѣ Всеволожскаго, бросились къ кишлаку прямо черезъ лежавшее передъ нимъ затопленное водою рисовое поле. Нѣкоторые казаки завязли, другіе успѣли, подъ выстрѣлами, добраться до стѣнокъ, откуда кокандцы и поспѣшили отступить, провожаемые казачьими пулями. Съ нашей стороны потерь не было.

Выслушавъ разсказъ и взглянувъ на «трофей», Скобелевъ успокоился и дѣло о самовольной отлучкѣ замялось.

Съ разсвѣтомъ, 30 сентября ракетный дивизіонъ и 1 ½ сотни казаковъ, безъ обыкновеннаго сигнала, а по словесному приказанію Скобелева, выступили, подъ его начальствомъ, по дорогѣ къ Андижану. Остальныя части еще не поднимались. Въ качествѣ вожака служилъ Евграфъ (бѣглый сибирскій казакъ, пробывшій въ Кокандѣ 20 лѣтъ и вмѣстѣ съ Худояръ-ханомъ оставившій ханство въ 1875 году); онъ зналъ всѣ закоулки Андижана, да пожалуй и всего ханства, такъ какъ часто разъѣзжалъ по порученіямъ Худояръ-хана. Пройдя заброшенный кишлакъ и выйдя къ арыку Мусульманъ-кулъ, мы нашли находившійся здѣсь мостъ разобраннымъ, почему и не представлялось возможности подойти къ Андижану по кратчайшей дорогѣ. Отрядъ прослѣдовалъ другимъ, окольнымъ путемъ и скоро подошелъ къ ручью Андижанъ-саю, по которому вела дорога къ городскому базару. Во все время нашего дииженія, впереди и по сторонамъ дороги показывались, на почтительномъ впрочемъ отдаленiи, вооруженные наѣздники, но въ перестрѣлку ввязывались рѣдко. Выбравъ мѣсто для вагенбурга на самомъ ручьѣ, у начала городскихъ садовъ, М. Д. Скобелевъ послалъ донесеніе объ этомъ въ главный отрядъ съ 15-ю джигитами; но большая часть ихъ вернулась обратно, не исполнивъ порученія, такъ какъ на пройденномъ нами пути появились большія партіи непріятельской конницы. Скобелевъ рѣшился двинуться дальше по Андижанъ-саю, чтобы короче изслѣдовать подступъ съ этой стороны къ городу. Отрядъ, изрѣдка отстрѣливаясь отъ непріятеля, собиравшагося къ устью Андижанъ-сая, изъ-за окрестныхъ садовъ, направился къ городу по лощинѣ, шириною до 50 саж. и обрамленной съ обѣихъ сторонъ садами и дувалами. Перестрѣлка какъ-то разомъ прекратилась и мы, въ полномъ безмолвіи, прошли около полуверсты, не видя передъ собою непріятеля. Зато позади, у самаго устья Андиджанъ-сая, прибавлялись все новыя и новыя толпы и скоро оно было заграждено сплошною черною массою непріятельской конницы.

Лощина поворачивала влѣво къ базару, и только что мы приблизились шаговъ на 30 къ повороту, какъ изъ за стѣнки стоявшей передъ нами курганчи показался рядъ дымковъ и затѣмъ раздался дружный залпъ изъ ружей и фальконетовъ. Свита Скобелева, ѣхавшаго, по обыкновенію, впереди, остановилась, джигиты его отшатнулись назадъ и смяли первый рядъ ракетнаго дивизiона. Наѣздники отъ 5-й оренбургской и 1-й сибирской сотенъ спѣшились и открыли пальбу по пѣшимъ кокандцамъ, выскакивавшимъ изъ за сосѣднихъ стѣнокъ съ крикомъ: «уръ, уръ»; кокандцы лѣзли назойливо, прямо на казаковъ; въ тоже время выше по лощинѣ показалась и кавалерія, открывшая по насъ фальконетный огонь. Скобелевъ вызвалъ на позицію ракетный станокъ.

Первая ракета была пущена вдоль ряда пѣхотинцевъ, перебѣгавшихъ отъ курганчи къ садовымъ стѣнкамъ, на правый флангъ нашего расположенія; послѣдующая — по кавалеріи. Когда непріятель нѣсколько угомонился, Скобелевъ, приказалъ начать отступленіе. Кокандцы сдѣлались смѣлѣе: джигитовка и пальба со стороны устья Андижанъ-сая участилась; пѣхотинцы, прекрасно пользовавшіеся закрытіями, тоже сопровождали отрядъ неугомонною пальбою; за стѣнками послышались и отвратительные звуки карная. Протрубили снова «настунленіе» къ сторонѣ города, опять былъ вызванъ очередной ракетный станокъ.

— Усиленьева ранили, ваше благородіе, докладываетъ мнѣ вахмистръ. Куда его прикажете дѣвать?

Вопросъ и неизбѣжный, и странный вмѣстѣ: при насъ не было ни единой арбы.

— Куда раненъ? Сидѣть на лошади можетъ?

— Сидитъ, ваше благородіе, въ щеку раненъ. Я приказалъ одному казаку быть при немъ, поддерживать на всякій случай. Рану завязали.

— Ну и прекрасно.

Изъ за ближайшей садовой стѣнки показалось десятка два чалмъ и снова грянулъ залпъ.

— Подпоручикъ Андреевъ{11} крикнулъ М. Д. Скобелевъ; будьте добры, прогоните ихъ!

Андреевъ, бывшій въ цѣпи на лѣвомъ флангѣ наѣздниковъ, понялъ приказаніе буквально, отнеся его къ себѣ: онъ вынулъ револьверъ и крикнувъ ура, бросился на стѣнку, уже окутанную пороховымъ дымомъ. Ближайшіе наѣздники, изумленные поступкомъ Андреева, не сразу догадались въ чемъ дѣло, но наконецъ, оставивъ своихъ лошадей товарищамъ, кинулись также къ стѣнкѣ и застали Андреева стрѣляющимъ изъ револьвера вслѣдъ убѣгавшимъ кокандцамъ. [16]

Уже около двухъ часовъ мы, то наступая, то отступая отъ насѣдавшаго со всѣхъ сторонъ непріятеля, находились въ «бутылкѣ», какъ прозвали солдаты съуживающійся постепенно Андиджанъ-сай. Патроны приходили къ концу, ракетъ оставалось 17 штукъ. Наконецъ толпы кокандцевъ, запиравшіе устье Андижанъ-сая, стали рѣдѣть, удаляясь вправо къ горамъ, а вдали показались значки двухъ казачьихъ сотень, спѣшившихъ, подъ командою флигель-адъютанта графа Борха, къ намъ, на выручку. Дружное «ура» нашего отряда привѣтствовало эту, давно жданную помощь и вся кавалерія, соединившись, въ послѣдній разъ перешла въ наступленіе; спѣшенныя цѣпи наѣздниковъ выбили кокандцевъ изъ-за ближайшихъ закрытій и затѣмъ мы тихо отошли къ выходу изъ ущелья. Главный отрядъ въ это время уже приближался.

Отойдя за ручей и остановившись на правомъ берегу его, Скобелевъ приказалъ выпустить нѣсколько ракетъ по кокандской кавалеріи, снова собиравшейся въ глубинѣ лощины. Но тутъ произошелъ маленькій казусъ: первая ракета пролетѣла удачно, разорвавшись у поворота лощины, гдѣ толпились и джигитовали кокандцы; вторая — замѣталась въ станкѣ, опалила слегка свою же прислугу, наконецъ нырнула въ ручей, ударилась въ противоположный берегь и, повернувъ назадъ, разорвалась въ какихъ нибудь двадцати шагахъ отъ Скобелева. Къ счастію осколки не задѣли никого, и разрывъ только напугалъ лошадей.

— Потрудитесь сегодня-же разслѣдовать причину разрыва» приказалъ мнѣ Скобелевъ.

За все время похода это былъ первый случай неудачнаго полета ракеты, и отыскать причииу ея разрыва теперь, по однимъ осколкамъ гранаты, не представлялось ни малѣйшей возможности. Я позволилъ себѣ отвѣтить въ этомъ смыслѣ, напомнилъ и про хивинскій походъ, когда ракеты вели себя непозволительно дурно. Скобелевъ промолчалъ; свита отодвипулась вправо отъ станковъ, подальше: довѣріе къ ракетамъ подорвалось.

Изъ подходившаго въ это время отряда отдѣлился дивизіонъ конной батареи, за которымъ бѣгомъ слѣдовала пѣхота. Дивизіонъ, занявъ позицію впереди насъ, открылъ пальбу гранатами и сразу заставилъ непріятельскую кавалерію очиститъ лощину. Намъ приказано отступить на площадку близь устья Андиджанъ-сая, гдѣ главныя силы уже располагались бивакомъ.

Остальная часть дня прошла спокойно; кокандцы насъ не тревожили. На сосѣднихъ горахъ стоялъ только небольшой пикетъ, прикрывавшій выѣздъ изъ города семей андижанцевъ, арбы которыхъ, длинными вереницами, до самого вечера, тянулись по направленію къ Ошу. Это обстоятельство свидѣтельствовало, что Андижанъ готовитъ намъ на завтра серьезную встрѣчу, а къ вечеру, когда нашъ бивакъ затихъ, былъ слышенъ въ сторонѣ города страшный гвалтъ и шумъ: вѣроятно андиджанцы приводили городъ въ оборонительное положеніе.

— Все хорошо, но дорогу для штурма неудачно выбрали, говорилъ Евграфъ, заходившій частенько въ офицерскія палатки; не разъ кокандскіе ханы штурмовали Андижанъ, но съ этой стороны взять не могли. Съ горъ идти надежнѣе: по крайнѣй мѣрѣ видно, на что лѣзешь...

Съ разсвѣтомъ 1 октября отрядъ былъ уже на ногахъ, приготовляясь къ штурму. Лица казаковъ казались серьезными, смѣха и шутокъ не было слышно. Многіе изъ казаковъ надѣли чистое бѣлье, утренняя молитва ихъ была продолжительнѣе... Вмѣстѣ съ тѣмъ никто не могъ сказать, что эти приготовленія были недостаткомъ удали, рѣшимости; скорѣе въ нихъ выразилось лишь сознаніе важности предстоящаго боя, готовность каждаго исполнить свой долгъ до конда, до рѣшимости умереть.

Предстояло штурмовать Андижанъ тремя колоннами. Первая, подъ начальстволъ Скобелева, состояла изъ спѣшенныхъ казаковъ и должна была идти по Андижанъ-саю; вторая или главныя силы — слѣдомъ за ней и третья, подъ командою полковника барона Меллера-Закомельскаго, направлялась въ городъ версты на двѣ правѣе двухъ первыхъ, и долженствовала соединиться съ нами у дворца, въ центрѣ города.

Мнѣ, еще съ вечера, Скобелевъ предложилъ идти, съ однимъ станкомъ, въ головѣ его колонны, вслѣдъ за охотниками. «Хотя и слѣдовало-бы васъ оставить въ вагенбургѣ, во-первыхъ потому, что какъ только мы тронемся, непріятельская конница не замедлитъ броситься на нашъ обозъ, и ракеты будутъ нужнѣе здѣсь, чѣмъ въ городѣ, а во-вторыхъ — въ наказаніе за вчерашній разрывъ...

Когда войска, назначенныя на штурмъ въ первую колонну, выстроились , Скобелевъ скомандовалъ: «на молитву»; запѣли «Отче нашъ», но какъ-то нестройно, заунывно прозвучала эта молитва въ свѣжемъ, утреннемъ воздухѣ... Скобелевъ повелъ колонну къ Андиджанъ-саю. Пошли бодро, вызвали пѣсенниковъ; впечатлѣнія минувшихъ приготовленій къ бою, ожиданія его, — быстро изгладились: бой уже начался, или, по крайнѣй мѣрѣ, сейчасъ начнется...

И дѣйствительно, не успѣли мы втянуться на полверсты въ «бутылку», какъ изъ-за окрестныхъ садовъ послышалось неистовое гиканье и отрывистые звуки нѣсколькихъ карнаевъ: это конница Пулатъ-бека, въ числѣ, какъ говорили, до 15 тысячъ, осадила вагенбургъ, тотчасъ-же открывшій артиллерійскій огонь.

Тѣмъ временемъ мы подошли къ началу главной улицы, ведущей къ городскому базару и тотчасъ же били встрѣчены фронтальнымъ и фланговымъ огнемъ. Лощина оказалась здѣсь затопленною водою, глубина которой доходила въ иныхъ мѣстахъ до 1 ½ аршина. Съ крышъ и стѣнокъ, бывшихъ передъ нами не болѣе какъ въ 40 шагахъ, неугомонно производилась ружейная пальба, застилая пороховымъ дымомъ все пространство между нами и непрiятелемъ. Вызвали орудіе капитана Ермолова, чтобъ обстрѣлять правую стѣнку, откуда особенно яростно жужжали пули. Ермоловъ выпустилъ двѣ гранаты, но третьей столпившіеся въ «бутылкѣ» казаки не дождались: неудержимымъ потокомъ и кажется безъ команды (я не слышалъ ея) бросились они на стѣнку и, въ одно [17] мгновеніе, ружейная пальба здѣсь умолкла; андижанцы бѣжали.

Въ это-же время охотники, подъ командою подпоручика Нуджевскаго, подбѣжали къ мосту, которымъ начиналась улица и очутились передъ высокимъ заваломъ, вооруженнымъ орудіемъ. Раздалось ура и Нуджевскій вскочилъ на завалъ, а за нимъ и охотники ворвались въ городъ. Скобелевъ, проскочившій черезъ завалъ верхомъ на конѣ, остановилъ колону: надо было дать саперамъ время разобрать завалъ и провести черезъ него орудіе. Завязался бой въ улицахъ, во дворахъ и въ мечети; въ послѣдней сарты защищались отчаянно и оставили до 70 труповъ. «Ура» уже не слышалось; казаки работали молча, выбивая кокандцевъ изъ прилегающихъ къ улицѣ дворовъ и сакель. Въ 60 шагахъ отъ перваго завала оказался другой, но здѣсь кокандцы защищались слабо и колонна, протащивъ чрезъ него орудія на рукахъ, двинулась далѣе по улицѣ, разбивая двери сакель и дворовъ, въ которыхъ укрывались защитники города. Перестрѣлка все время не умолкала. Стрѣляли изъ бойницъ, устроенныхъ въ заборахъ и стѣнахъ домовъ, даже съ деревьевъ. Наши цѣпи вынуждены были идти по крышамъ, чтобы удобнѣе очищать дворы и отгонять сартовъ отъ бойницъ. Дворы не были совсѣмъ пусты: во многихъ еще оставалисъ семьи — и случалось что храбрыя кипчачки, выбѣгая изъ сакель, бросали въ казаковъ каменья. Казаки отвѣчали шутками.

Недалеко отъ перваго завала, въ какомъ-то караванъ-сараѣ, нашли около десяти богато убранныхъ лошадей золотистой масти. Это были, по всей вѣроятности, лошади Абдурахмана-автобачи, находившагося, какъ оказалось послѣ, на первомъ завалѣ и бѣжавшаго отсюда пѣшкомъ при первомъ «ура» охотниковъ. Великъ былъ соблазнъ для казаковъ при видѣ этихъ великолѣпныхъ коней, но еще на бивакѣ Скобелевъ строго запретилъ брать что либо во время штурмаи кони остались въ караванъ-сараѣ.

Еще тремя завалами овладѣли охотники, и мы наконецъ вышли къ базару. Онъ былъ, по видимому, только что брошенъ, такъ какъ многія лавки, наполненныя товарами, стояли открытыми, а самовары въ чай-хане еще кипѣли. Пройдя базаръ и еще нѣсколько улицъ, все время съ непрерывною оживленною перестрѣлкою, наша колонна заняла плошадь передъ урдой. Пальба усилилась. Пули сыпались на площадь со всѣхъ, окружающихъ урду, сакель и деревьевъ. Особенно частый дождь пуль лился черезъ калитку, ведущую на базаръ: какъ разъ противъ нея стояло какое то длинное, двухэтажное строеніе, въ нѣсколько рядовъ унизанное бойницами . Такая-же обстановка была и съ правой стороны урды. Густыя цѣпи стрѣлковъ, высланныя на крыши, для отвѣта непріятелю, помогали плохо: кокандцы прекрасно пользовались закрытіями и въ иныхъ мѣстахъ порывались въ рукопашную.

Скоро подошла и колонна Меллера-Закомельскаго, на пути которой, какъ и у насъ, оказалось нѣсколько баррикадъ, въ томъ числѣ одна вооруженная орудіемъ. Начальникъ отряда поздравилъ войска съ занятіемъ города.

А перестрѣлка все не умолкала. Крики кокандцевъ услилились, боевыя ихъ трубы немилосердно ревѣли; было очевидно, что непріятель расчитываетъ штурмовать занятую нами площадь. Въ виду этого, начальникъ отряда приказалъ прапорщику Хомичевскому очистить штыками блилсайшія къ урдѣ сакли съ правой ея стороны, предварительно разбивъ стѣнку гранатами, что и было исполнено орудіемъ сотника Родіонова и взводомъ прапорщика Норманскаго. Переулокъ съ лѣвой стороны урды былъ въ тоже время очищенъ штыками казаковъ и полувзводомъ 2-й роты 2-линейнаго батальона. Но этимъ дѣло еще не заканчивалось: въ самомъ дворцѣ, во внутреннихъ его дворахъ, скрывалось много кокандцевъ, стрѣлявшихъ на площадь черезъ ворота. Туда былъ посланъ поручикъ Синельниковъ со взводомъ и 40 саперъ подъ командою поручика Пильсудскаго; эти части, переколовъ внутри дворца до 70 человѣкъ, заняли ворота, выходящія изъ урды въ городъ, съ противуположной стороны.

Уже около 1 ½ часовъ мы стояли на урдинской площади; раненые прибывали. Противъ цѣпи казаковъ, расположенной близь базарной улицы, какой-то кипчакъ выбѣжалъ изъ сакли, вскочилъ на крышу и, ранивъ батикомъ двухъ казаковъ изъ звѣна, успѣлъ скрыться. Всеволожскій какъ-то неосторожно выглянулъ въ лѣвую урдинскую калитку и въ ту-же минуту былъ контуженъ: пуля, попавъ въ верхнюю часть фуражки, какимъ-то чудомъ вышла у лѣваго угла козырька, едва задѣвъ голову.

Въ цѣпи отъ 2-ю батальона,также стоявшей на крышахъ сосѣднихъ урдѣ сакель, въ какія нибудь ½ часа времени изъ строя выбыли 4 человѣка. Изъ подъ воротъ урды, гдѣ, пользуясь тѣнью, собралась кучка офицеровъ, преимущественно « штабныхъ», выскочилъ тоже кипчакъ, вооруженный чугуннымъ батикомъ, ударилъ имъ часоваго казака и бросился затѣмъ на офицеровъ. Но здѣсь ему не посчастливилось: капитанъ Ивановскій только что подошедшій къ воротамъ, повалилъ кипчака ударомъ сабли.

Наконецъ затрубили подъемъ, — предстояло возвращеніе на бивакъ. Нашей колоннѣ приказано быть въ авангардѣ, за нею пошли главныя силы и въ арьергардѣ — колонна Меллера-Закомельскаго, на обязанность которой начальникъ огряда возложилъ зажиганіе города по всему пути слѣдованія.

Обратное движеніе мы совершили болѣе спокойно; выстрѣлы слышались рѣдко, и хотя нѣкоторыя изъ баррикадъ оказались возобновленными, но андижанцы ихъ почти не защищали. Подходя къ мосту, за которымъ начинался Андижанъ-сай, мы снова услышали орудійные выстрѣлы со стороны вагенбурга. Наконецъ завиднѣлась и равнина, гдѣ онъ былъ расположенъ; вся она была покрыта густыми толпами конницы Пулатъ-бека, которая осаждала вагенбургъ въ продолженiи штурма города, и теперь, съ нашимъ приближеніемъ, поспѣшила удалиться въ предгорья; вслѣдъ имъ выпущено двѣ гранаты изъ орудія Ермолова.

Около двухъ часовъ по полудни къ вагенбургу, гдѣ мы уже успѣли расположится, [18] подошелъ и арьергардъ, зажегшій на своемъ пути все, что только могло горѣть: густые клубы чернаго дыма поднялись подъ городомъ, защитники котораго недолго преслѣдовали колонну Меллера-Закомельскаго и бросились обратно, тушить пожаръ.

Но не для всѣхъ частей наступилъ отдыхъ послѣ тревожно проведеннаго дня. Едва люди успѣли пообѣдать, какъ начальникъ отряда приказалъ 6 орудіямъ конной батареи съ двумя сотнями, подъ командою Скобелева, направиться снова въ «бутылку», къ мосту и бомбардировать городъ, съ тѣмъ, чтобы помѣшать тушенію пожаровъ. Эти части вернулись назадъ уже въ сумерки, выпустивъ по городу около сотни гранатъ{12}.

Потери наши при штурмѣ 1 октября оказалось довольно значительными: нижнихъ чиновъ убито 12; раненыхъ: офицеровъ 5, нижнихъ чиновъ 35 (изъ нихъ двое умерли на другой день и 5 джигитовъ.

Убитыхъ въ этотъ день похоронили въ общей братской могилѣ.

Ночь на 2-е октября прошла спокойно, и только въ «секретѣ», расположенномъ въ садахъ, прилегагощихъ къ Андиджан — саю, произошелъ небольшой переполохъ по случаю неожиданаго прибытія кънему нѣсколькихъ человѣкъ евреевъ, посланныхъ изъ города ихъ единовѣрцами съ просьбою пощадить ихъ имущества; евреи полагали (да и сами андиджанцы), что мы возобновимъ штурмъ города. По ихъ словамъ, впечатлѣніе произведенное на городъ погромомъ минувшаго дня, было огромное, хотя Абдурахманъ-автобачи и не терялъ надежды на побѣду.

Во время дневки 2-го октября спова были посланы къ городу 4 орудія, съ прикрытіемъ двухъ ротъ пѣхоты, подъ начальствомъ полковника Меллера-Закомельскаго, для бомбардиронанія Андижана съ той-же позиціи, съ которой обстрѣливали городъ наканунѣ. Этотъ отрядъ нашелъ передъ позиціей вновь устроенную баррикаду и былъ встрѣченъ сильнымъ ружейнымъ и фальконетнымъ огнемъ. Баррикаду предварительно разбили артиллерійскиып выстрѣлами, а затѣмъ стрѣлковая рота 2 линейнаго батальона пошла въ штыки на защитниковъ завала и многихъ переколола. Орудія, тѣмъ временемъ, выпустили 40 гранатъ, какъ по направленію къ базару, такъ и въ сторону, гдѣ слышались трубные звуки и крикъ собиравшихся отразить нападеніе андиджанцевъ. Отступленіе отряда совершилось также съ боемъ: на арьергардъ не замедлили напасть цѣлыя толпы конницы и пѣхоты, что заставляло колонну нѣсколько разъ останавливаться и открывать орудійную пальбу по нападавшимъ.

Въ это время начальникъ главнаго отряда, желая узнать обстолтельно о положеніи дѣлъ въ колоннѣ Меллера-Закомельскаго, поручилъ М. Д. Скобелеву доскакать до нея, такъ какъ перестрѣлка слышалась уже недалеко отъ устья Андиджанъ-сая. Скобелевъ, въ сопровожденіи полковника графа Борха, съ 10 казаками и 3 джигитами изъ дежурства, взявъ нѣсколько влѣво отъ Андиджанъ-сая, садами, неожиданно наткнулся на значительныя толпы непріятельской конницы. Сознавая невозможность отступленія, Скобелевъ стремительно бросился въ шашки, порубивъ до 20 человѣкъ, оставленныхъ на мѣстѣ и, пользуясь смятеніемъ, произведеннымъ неожиданностью натиска, благополучно соединился съ колонною Меллера-Закомельскаго. Въ атакѣ этой, въ числѣ джигитовъ, участвовалъ и перебѣжчикъ, явившійся къ отряду подъ Махрамомъ и по возвращеніи, не мало хвастался своею удалью, показывая окровавленную шашку.

— Кажется я доказалъ сегодня полковнику, что искренно передался русскимъ, говорилъ онъ.

На 3-е октября назначилось обратное движеніе на Наманганъ.

Не-мало заботило и начальника отряда, и Скобелева огромное количество арбъ, составлявшихъ, какъ оказалось, только лишнюю для отряда обузу: колонны во время движенія слишкомъ растягивались, прикрытіе обоза затруднялось. Кто-то предложилъ даже сжечь по крайнѣй мѣрѣ половину арбъ, чтобы облегчить движеніе, но Скобелевъ безусловно отвергъ самую мысль о возможности подобной мѣры.

— Это что такое? говорилъ онъ; мы наказали андиджанцевъ жестоко (для чего и были посланы) и теперь, исполнивъ задачу, должны идти назадъ съ тѣмъ же, съ чѣмъ и пришли. Иначе наступленіе будетъ смахивать на бѣгство. Всѣ арбы придутъ въ Наманганъ полностью.

Диспозиція на 3 октабря, объявленная съ вечера, гласила, что въ арьергардѣ назначается вся кавалерія, съ ракетнымъ дивизіономъ. Не мало говору породило это распоряженіе. «Помилуйте, совсѣмъ противъ тактики... Кокандцы будутъ насѣдать только на арьергардъ, а потому онъ долженъ быть непремѣнно самостоятеленъ, состоять изъ всѣхъ трехъ родов оружія».

— Зато кавалеріи легче, отразивъ нападеніе, присоединяться кь отряду, не вызывая его остановокъ», говорили другіе.

Въ 7 часовъ утра, 3-го октября отрядъ вытянулся по дорогѣ къ кишлаку Миръ-равату. Но едва только тропулся съ мѣста арьергардъ, какъ изъ всѣхъ щелей Андиджанъ-сая высыпали тысячи непріятельской конницы и съ неистовымъ гиканьемъ окружили отрядъ. Влѣво отъ дороги, въ тоже время, за длинною, невысокою стѣнкою, показался рядъ бѣлыхъ чалмъ и затѣмъ грянулъ залпъ нѣсколькихъ десятковъ фальконетовъ. Джигитовка конницы позади арьергарда, сдѣлались необыкновенно дерзкою: передовые джигиты, преимущество кольчужники, подскакивали чуть не на 10 шаговъ къ нашей цѣпи наѣздниковъ и на скаку стрѣляли изъ ружей въ казаковъ, чѣмъ заставляли послѣднихъ спѣшиваться и также отвѣчать ружейнымъ огнемъ. Наконецъ въ сторонѣ Андиджанъ-сая, гдѣ виднѣлось нѣсколько бунчуковъ (вѣроятно обозначавшихъ мѣсто нахожденія Абдурахмана-автобачи) раздались какъ-бы условные звуки трехъ или четырехъ трубъ; точно по командѣ, джигитовавшіе передъ нами кольчужники выстроились, а за ними толпа конницы, приближаясь къ арьергарду, становилась все гуще и гуще; видно было, что кокандцы намѣреваются [19] броситься въ шашки. Скобелевъ вызвалъ ракетный станокъ.

Двѣ ракеты, пущенныя въ толпу, произвели нѣкоторое впечатлѣніе, заставивъ кокандцевъ разсыпаться, но не надолго; какъ только станокъ былъ убранъ, опять началось бѣснованіе колъчужниковъ; кипчаки сгруппировались около своихъ развоцвѣтныхъ значковъ а порывались въ шашки. Такъ повторялось нѣсколько разъ. Въ авангардѣ тоже шла оживленная перестрѣлка. Отрядъ двигался крайне медленно, останавливаясь почти каждые ¼ часа, то для отраженія насѣдавшихъ со всѣхъ сторонъ кипчаковъ, то чтобы дать возможность подтянуться арбамъ, сильно отстававшимъ вслѣдствіе дурнаго состоянія дороги и переправъ черезъ глубокіе арыки. Во время остановокъ отряда конница неотвязно лѣзла на казаковъ сотника Машина, прикрывавшаго арьергардъ цѣпью наѣздниковъ, а слѣва, изъ за глубокаго Мусульманъ-кулъ-арыка, раздавались залпы кокандской пѣхоты, сидѣвшей за стѣнками. Наконецъ, видя, что ни огонь нашихъ наѣздниковъ, почти все время шедшихъ пѣшкомъ, ни ракеты на непріятеля не дѣйствуютъ, Скобелевъ потребовалъ къ арьергарду одно орудіе. Послѣ двухъ выстрѣловъ кипчаки отхлынули, оставивъ трупы своихъ убитыхъ не подобранными.

Отрядъ подходилъ уже къ кишлаку Миръ-раватъ. Кокандцы трубили, гикали и стрѣляли по прежнему, но держались въ отдаленіи, благодаря присутствію въ арьергардѣ орудія. Въ это время Скобелевъ проскакалъ къ начальнику отряда, и минутъ черезъ десять вернулся обратно. Перестрѣлка позади насъ какъ будто притихла. Но не успѣлъ ракетный дивизіонъ съ одной сотнею пройти и ста сажень за кишлакъ Миръ-раватъ, какъ гиканье за кишлакомъ сдѣлалось особенно яростныыъ. Мы оглянулись: ни Скобелева, ни сотни Машина позади насъ не было — они остались за кишлакомъ. «Назадъ, Скобелевъ отрѣзанъ», пронеслось по рядамъ. Эту вѣсть принесъ, кажется, сотникъ Церенжаловъ, пробившійся черезъ кишлакъ, уже занятый непріятелемъ. Сотни повернули обратно, но въ это время въ улицѣ кишлака уже показался Скобелевъ, а за нимъ и значекъ сотни Машина. Оказалось, что сотня, со Скобелевымъ во главѣ, подходя къ Миръ-равату, пользуясь открытымъ мѣстомъ, бросилась въ шашки, но была тотчасъ-же окружена значительно сильнѣйшимь непріятелемъ. Атака эта обошлась сравнительно дешево: сотня лишилась 1 убитаго казака и 6 оказалось раненыхъ. А. Е. Громовъ, принимавшій, въ качествѣ волонтера, участіе въ этой схваткѣ, едва не былъ изрубленъ кокандцами; лошади его разрубили носъ, крупъ проткнули пикой, рубашка А. Е. оказалась прострѣленною у плеча... Говорили, что онъ былътакъ отдѣланъ кольчужниками.

Въ 3 часа по-полудни отрядъ остановился бивакомъ у Мусульманъ-кулъ арыка, пройдя, такимъ образомъ, въ 8 часовъ, только 7 верстъ!... Ночью непріятелъ насъ не тревожилъ.

На слѣдующій день, 4 октября, отрядный аръергардъ былъ составленъ изъ трехъ родовъ оружія. Когда отрядъ двинулся съ мѣста своего ночлега, непріятель еще не показывался; онъ ждалъ нашъ отрядъ въ засадѣ, на противоположномъ берегу глубокаго арыка и не замедлилъ обнаружить себя нѣсколькими залпами. Ротѣ 2 линейнаго батальона удалось однако выбить непріятеля мѣткими выстрѣлами изъ за закрытій и съ тѣхъ поръ онъ обратилъ все свое вниманіе только на арьергардъ, по сторонамъ-же колонны держался въ почтительномъ отдаленіи, ограничиваясь гиканьемъ и пальбою на-угадъ изъ за джугары. Карнай вылъ по прежнему, гдѣ-то по близости, казалось, въ десяти шагахъ отъ дороги; невыносимо скверное впечатлѣніе производили эти протяжные, хриплые звуки мѣдныхъ трубъ, которые мы слышали уже пятый день подрядъ: ухо легче привыкаетъ къ немолчной ружейной пальбѣ, въ которой есть хотя какое нибудь разнообразіе, тоны, промежутки, но карнай... удивительно какъ выносливы мусульманске трубачи. Солдатамъ звуки карная также нестерпимо надоѣли и наконецъ общій взрывъ хохота въ правой цѣпи стрѣлковъ привѣтствовалъ удачный выстрѣлъ какого-то изъ солдатиковъ, которому удалось попасть вѣроятно прямо въ карнай: послѣ выстрѣла, протяжяая нота трубы какъ-то неожиданно оборвалась и съ тѣхъ поръ вправо отъ колонны звуковъ карная мы уже не слыхали.

Но въ арьергардѣ (ракетный дивизіонъ шелъ съ кавалерійской колонной Бреверна, вслѣдъ за главными силами) еще раздавались и перестрѣлка и трубные звуки.

Проскакалъ Евграфъ къ главнымъ силамъ, вѣроятно съ донесеніемъ Скобелева къ начальнику отряда.

— Что въ арьергардѣ творится, спрашиваемъ.

— Жмутъ пятки, сердито отвѣчалъ онъ, галопируя дальше.

Пошлая фраза! Но Евграфъ вѣчно сердится и ехидствуетъ. А въ данномъ случаѣ онъ готовъ приписать всѣ бѣды и всю неловкость положенія отряда лишь тому обстоятельству, что его, Евграфа, совѣтовъ не приняли при штурмѣ Андижана.

Вернулся Евграфъ обратно съ какою-то запиской въ рукѣ и черезъ ¼ часа въ арьергардѣ послышалось протяжное «ура»: это стрѣлковая рота 2-го лиа. батальона, подъ командою прапорщика Хомичевскаго, аттаковала кишлакъ Мулласы, гдѣ непріятель успѣлъ засѣсть и открыть усиленный огонь по отдыхавшему арьергарду. Затѣмъ дальнѣйшее движеніе отряда къ кишлаку Хакуль-раватъ, гдѣ предполагалось расположиться бивакомъ, произошло почти безъ перестрѣлки съ непріятелемъ, который въ дѣлахъ 3–4 октября понесъ серьезныя потери.

Въ сумерки, когда уже бивакъ нашъ сталъ затихать, въ окрестностяхъ, по пути нашего слѣдованія, показались огни въ придорожныхъ кишлакахъ, зажженныхъ командою подпоручика Нуджевскаго. Всѣмъ также было извѣстно, что и кипчаки, во все время слѣдованія окружавшіе отрядъ, вѣроятно расположились гдѣ нибудь по близости. Но никто не зналъ, что въ эту ночь начальникъ отряда, уже получившій свѣдѣніе о выступленіи изъ Намангана Главнаго Начальника края къ намъ на помощь, готовитъ неожиданное нападеніе на непріятеля ночью этого-же дня.

Какъ оказалось послѣ, въ 2 часа ночи [20] генералъ Троцкій распорядился двинуть сотню Машина и полусотню Авдѣева къ пройденному уже нами кишлаку; въ подкрѣпленіе имъ командирована была рота Хомичевскаго; весь отрядъ поступалъ подъ начальство Скобелева. Осторожно, безъ шума, прошла сотня Машина этотъ кишлакъ и нечаянно, отбившись отъ прочихъ часттей, наткнулась на непріятельскій пикетъ, мирно спавшій. Изрубивъ пикетъ, Машинъ кинулся съ сотнею за однимъ изъ караульныхъ, успѣвшимъ вскочить на лошадь и по его слѣдамъ налетѣлъ на непріятельскій бивакъ, неожидавшій нападенія. Раздалось ура — и казаки ворвались въ непріятельскій лагерь, уничтожая ошеломленныхъ кипчаковъ шашками. Кипчаки и не думали защищаться; бросивъ все: значки, ружья, чалмы, они метались по бивуаку или, безоружные, искали спасенія въ глубокомъ арыкѣ и тонули въ водѣ. Часть ихъ наткнулась на роту Хомичевскаго и погибла подъ штыками.

Передъ разсвѣтомъ нашъ бивуакъ былъ разбуженъ пѣснями возвращавшаго изъ молодецкаго набѣга отряда. Впереди показалась сотня Машина, въ которой имѣлось 19 значковъ и 1 бунчукъ, отбитые у непріятеля. Кромѣ того, отрядъ привезъ около 2 т. чалмъ, оставленныхъ кипчаками на мѣстѣ своего расположенія. Весь бивакъ нашъ уже проснулся. Начались разспросы, разсказы... и открылся тотчасъ-же базарчикъ: арбакеши скупали, по дешевыыъ цѣнамъ, у солдатъ и у казаковъ чалмы и найденныя въ нихъ тилли по 3 руб. и по 3 р. 50 к.

— Нѣтъ-ли кокановъ по дешевле? острили солдатики...

Набѣгъ сотни Машина надолго останется однимъ изъ выдающихся въ исторіи кокандскаго похода; онъ былъ прежде всѣхъ оцѣненъ рядовыми солдатами и казаками.

— Иной прочій, говорили на бивакѣ, во время сраженія кричитъ, шумитъ, непріятеля пугаетъ и себя ободряетъ. А Машинъ — экое дѣло сдѣлалъ и будто не слыхать его. Молодецъ!

Да, благодаря Машину, мы на слѣдующій день двигались уже не видя вовсе непріятеля и вскорѣ встрѣтились съ отрядомъ генерала Кауфмана, которой, не получая о нашемъ отрядѣ никакихъ извѣстій, выступилъ наконецъ изъ Намангана къ намъ, на выручку.

8 октября мы прибыли въ Наманганъ. Для меня походъ былъ оконченъ 15 октября; я, по болѣзни, сдалъ ракетный дивизіонъ капитану Куропаткину и вмѣстѣ съ главнымъ отрядомъ вернулся въ Ташкентъ.

Нѣтъ сомнѣнія, что въ моихъ запискахъ читатели, особенно изъ участниковъ похода, найдутъ не мало неточностей, пропусковъ. Но я писалъ не исторію похода, а лишь заносилъ въ свою памятную книжку личныя впечатлѣнія, за короткій періодъ съ 11 августа по 7-е октября 1875 года.