Подарки к празднику

— Ну, земляк, будь здоров! — улыбаясь, подал мне руку Коля Шустов. — Иду добывать подарок...

— Какой подарок? — удивился я.

— К празднику, к Дню Красной Армии. Группой комиссар командует. Он и сказал нам: «Надо к празднику добыть хороший боевой подарок».

Этот разговор состоялся 20 февраля.

...Группе Тумы было точно известно, что в ночь на 22 февраля на перегоне Лещина — Гольчув-Еников должен проследовать вражеский воинский эшелон. Выбрав удобное место для нападения и наметив пути отхода, партизаны залегли и стали ждать.

Замысел был таков: как только поезд преодолеет крутой подъем, постараться остановить его красными сигналами, отцепить паровоз и пустить без вагонов дальше в гору, а вагоны должны покатиться обратно, в сторону Гольчув-Еникова. И здесь, в низине, где они непременно остановятся, группа намеревалась продолжать свои действия, сообразуясь с обстановкой.

Ждали долго. Вот уже и полночь, а эшелона все нет. Находиться здесь до утра опасно: не успеешь скрытно отойти. Наконец послышался шум поезда. Но против ожидания, шел он не с юга, а с севера. Что делать? Предварительно намеченный план не годился. Но и упускать случай нельзя. Решили действовать. [278]

Засигналили красными фонариками. Но локомотив не остановился. Открыли огонь из автоматов по кабине машиниста. Через некоторое время поезд стал замедлять ход. Примерно в середине состава, за платформами, на которых стояли зачехленные танки, показались три пассажирских вагона, видимо с солдатами и офицерами.

Партизаны (их было всего четверо) обстреляли эти вагоны, а потом и показавшийся в конце состава второй локомотив. Им раньше и в голову не приходило, что эшелон может иметь двойную тягу — спереди и сзади.

Оставаться здесь больше было нельзя. Пришлось «описать дугу» длиною около трех километров, чтобы запутать следы. Сначала шли на запад, потом — на север и, наконец, — на восток. Двигались очень быстро, просто-напросто бежали изо всех сил.

Незадолго до рассвета пришли в деревню Лешковице, к знакомому крестьянину, не раз уже принимавшему у себя партизан-гусовцев. Утром послали его в Лещину с заданием: послушать, что говорят там о событиях минувшей ночи, и разузнать, что предпринимают фашисты. К вечеру он вернулся с приятными вестями.

— Этой ночью партизаны напали на станцию Лещина и из 18 цистерн выпустили горючее, — радостно сообщил он. — А еще была попытка взорвать железнодорожный мост вблизи Лещины, но почему-то сделать это не удалось.

Комиссар, конечно, знал, чья это работа.

— Ну, а еще о чем говорят? — спросил он.

— А еще, — продолжал крестьянин, — рассказывают, что между Лещиной и Гольчув-Ениковом партизаны обстреляли эшелон с танками, повредили локомотив, из-за чего поезд простоял на станции до утра. [279]

— Так и говорят люди, что все это сделали партизаны? — поинтересовался комиссар.

— Да, так прямо и говорят: партизаны. А кто же еще осмелится на такое?

Немного помолчав, наш посланец с тревогой произнес:

— Район, где действовали партизаны, оцеплен большими отрядами войск и гестапо. Все больше к западу. А вот по дороге домой, на восток, я их не встречал.

Это порадовало комиссара и его друзей: значит, враг бросился искать их по ложному следу. Оставшись наедине с бойцами, Тума сказал им:

— Ну что ж, друзья, хоть и не очень довольны мы результатами своей засады, но сделали все же немало. Главное: народ о нас говорит, радуется нашим успехам. А это очень важно.

* * *

Одновременно с группой комиссара Тумы действовала и группа Николая Колесника. В ее составе довелось быть и мне.

В пути следования мы были обнаружены одним из пособников гитлеровцев. Хорошо, что патриоты своевременно предупредили нас об этом. Пришлось принимать меры предосторожности.

В конце концов прибыли в район станции Лещина. Заложили на мосту взрывчатку (последний запас отряда) и стали ждать. Но тут, как на беду, появился линейный обходчик. Ночь была недостаточно темной, и он заметил на рельсах подозрительный предмет. Хотел уже бежать на станцию, чтобы доложить начальству, но Колесник задержал его. Перепуганный обходчик обещал молчать. Отвечая на вопрос Колесника о том, какие воинские грузы проследовали за последнее время по этой линии, он сообщил, что накануне немцы привезли в Лещину много цистерн с горючим.

Не медля ни минуты, наша группа проникла к цистернам и из восемнадцати выпустила нефть.

Взорвать мост с движущимся по нему вражеским поездом так и не удалось: не сработало взрывное устройство. Пришлось ограничиться только обстрелом паровоза и платформ. Но и 18 цистерн горючего — не пустяк!

Вечером 23 февраля группа комиссара Тумы снова вышла на задание. На этот раз она направилась в район города Габры, где были сосредоточены крупные вражеские силы. Партизаны залегли по обочинам шоссе Прага — Брно.

Около двадцати часов послышался гул машины. А вскоре и сама она вынырнула из-за поворота. Это был комфортабельный «опель-адмирал». На таких обычно ездили только высокопоставленные фашистские чиновники.

Стали сигналить красными огнями фонариков. Не останавливается! Тогда Тума и Шустов открыли огонь из автоматов. К ним [280] тут же присоединились Мирослав Главка и Владимир Егличка. Стреляли в упор, не могли промахнуться. Но машина, будто заколдованная, не сбавляла хода. Правда, в какой-то момент она завихляла из стороны в сторону, но тут же выправилась и умчалась.

— Ну, а теперь, ребята, — сказал комиссар, — бегом отсюда! Во весь дух и как можно дальше. За нами обязательно будет погоня.

Бежали долго, почти всю ночь. Колесили немало по лесам и горам. В общей сложности отмахали километров двадцать. Остановились ненадолго в деревне Першиково, у надежного партизанского помощника. Немного отдохнули. На другой день Тума встретился с главным организатором подпольной работы в Немецко-Бродском районе инженером Шенфельдом.

— Есть интересное сообщение, — сказал Шенфельд. — В ночь на 24 февраля в немецко-бродскую больницу на правительственной легковой машине были доставлены труп какого-то крупного нацистского деятеля и раненый шофер. А машину привела эсесовка, секретарша фашистского бонзы... Машина была бронированной.

«Вот почему она оказалась такой неуязвимой! Но некоторые пули все же попали в цель», — подумал Тума. С радостью восприняли эту весть боевые друзья комиссара, ходившие вместе с ним на задание.

А еще через несколько дней связной доставил Туме фашистскую газету «Дер нойе таг», на первой странице которой был помещен некролог. В нем сообщалось, что 23 февраля от рук большевиков погиб Бруно Вальтер — один из видных деятелей нацистской партии, отмеченный многими наградами, в том числе золотым знаком НСДАП.

Вот какие праздничные подарки преподнесли Красной Армии партизаны нашей бригады имени Яна Гуса!

О действиях народных мстителей накануне 27-й годовщины Красной Армии заговорили по всей Чешско-Моравской возвышенности. Из уст в уста передавались приятные для сердца народного вести. Как ни странно, но огромную услугу патриотам оказала фашистская газета «Дер нойе таг», опубликовавшая пространный некролог о Бруно Вальтере.

После этих памятных событий еще активнее стали создаваться нелегальные революционные национальные комитеты. Новые люди пришли и в нашу бригаду.

Наши верные друзья

Среди хранящихся в Праге архивных документов нашей партизанской бригады есть и такой: [281]

Донесение

О выколеении поезда у города Ждяр

Поезд грузовой, воинский. Следовал из Брно в Немецкий Брод.

Выколеение произошло в 23.30 19 марта.

Поезд вез минометы, скот, лес (дрова) для генераторов, доски, большие кованые ящики, 8 вагонов с неизвестным грузом.

Повреждены: большой скоростной локомотив, 11 вагонов, которые нельзя отремонтировать.

Одновременно искривлена железнодорожная колея.

Утренний поезд не пошел. Дневные пассажирские поезда опаздывали на 2,5–3 часа.

Грузовые поезда не шли 24 часа.

На ремонте пути работало 85 рабочих в течение 15 часов. На демонтаже и поднятии локомотива 12 дней работали 6 механиков с 10 помощниками.

Честь труду!

Командир ЦПС ТОМАН

Документ этот нуждается в некоторых пояснениях.

Есть в чешском языке слово «выколеить», означающее: вывести из колеи. В данном случае речь идет о крушении железнодорожного грузового состава, точнее — эшелона с грузами для немецко-фашистской армии.

Причина крушения не называется, но о ней нетрудно догадаться, если расшифровать подпись автора донесения: командир ЦПС Томан.

Что такое ЦПС? А вот что: «цивильна Партизанска скупина». В переводе на русский язык: гражданская (невоенная) партизанская группа.

Томан — это партизанский псевдоним командира ЦПС Ждярского района Яна Веймелека.

В отличие от так называемых лесных партизан, сконцентрировавшихся вокруг нашей десантной группы, бойцы ЦПС жили дома, стараясь ничем не вызвать подозрения у блюстителей гитлеровского «нового порядка». А в удобный момент совершали кратковременные боевые вылазки и снова возвращались к семьям.

Таких групп (ЦПС) в зоне деятельности нашей бригады было организовано довольно много.

Вскоре после выброски десанта, в ноябре 1944 года, комиссар Тума написал и размножил «Директиву об организации боевых дружин». В ней отмечалось, что в ряде европейских стран, в частности в Дании, для борьбы с оккупантами создаются небольшие группы. «Против такой формы борьбы, — говорилось в директиве, — немцы бессильны. Им трудно угадать, какой крестьянин, рабочий или ремесленник совершал боевой налет. Мы тоже должны [282] освоить эту форму борьбы в самое кратчайшее время... Боевые отряды будут подчиняться непосредственно командованию партизанского отряда «Ян Гус».

В директиве подробно рассказывалось об организационной структуре ЦПС и их обязанностях. В задачу ЦПС входило повреждение линий связи, электрических проводов, особенно на предприятиях, нападение на фашистские органы безопасности, уничтожение предателей и многое другое.

Каждый член ЦПС принимал партизанскую присягу. Особое внимание уделялось соблюдению строжайшей конспирации.

ЦПС должны были иметь в достаточном количестве такие простейшие, но крайне важные инструменты, как клещи-кусачки, ножницы для жести, гаечные ключи, «когти» для залезания на телеграфные столбы, резиновые перчатки, ломики, а также шнур.

В приведенном донесении Томана ничего не говорится о взрывчатке. Да, здесь дело обошлось без нее. Фашистский эшелон был пущен под откос механическим способом, который в нашей партизанской практике потом находил довольно широкое применение.

Я располагаю подробными данными о том, как было проведено самое первое «выколеение» вражеского эшелона механическим способом, осуществленное Пржибыславской ЦПС, которой командовал Ярослав Ольшар (Ржезач).

8 марта, в четверг, комиссар Тума встретился с Ярославом Олыпаром и приказал ему: в ночь на субботу выйти со своей группой на железнодорожную линию в районе Новых Дворов и «выколеить» немецкий воинский эшелон. Комиссару было точно известно, что такой эшелон вечером 9 марта проследует станцию Куржим и около полуночи ожидается у Ждяра-над-Сазавой.

Вернувшись от комиссара, Ольшар в тот же вечер сообщил о предстоящей операции членам группы, определил путь следования, назначил место встречи, установил пароль. О том, кому какие обязанности предстоит выполнять, каждый усвоил уже давно, в процессе изучения приемов механического способа «выколеения» поездов.

Милослава Новотного (по специальности слесаря) командир попросил изготовить два больших гаечных ключа соответствующих размеров и лом-коромысло с расщепленным концом, необходимый для вытаскивания костылей из шпал.

Изготовить в рабочее время такие крупные вещи было нелегко, но Новотный сумел сделать это. В обеденный перерыв к нему в цех по служебным делам зашел молодой конторщик (бухгалтер того же завода) Ярослав Ольшар. Он незаметно спрятал лом под пальто и вынес за пределы предприятия. А ключи после работы вынес Новотный.

Когда совсем стемнело, пятеро парней, каждый своим маршрутом, отправились на выполнение первого боевого задания. Кроме Ольшара и Новотного здесь были слесарь депо Немецкий Брод (ныне Говличкув Брод) Вацлав Рочек, дорожный мастер из Ронова [283] Антония Ежек и рабочий на строительстве дороги в Ронове Бржетислав Османчик.

Все они были одеты в обычную одежду, на ногах резиновые сапоги с высокими голенищами. У каждого при себе — удостоверение личности. Таков был строгий приказ оккупационных властей. Оружие — небольшой пистолет — имел только Ольшар.

Около девяти часов вечера у заросшего откоса, где лежали штабеля дров, время от времени раздавался едва слышный свист, напоминавший птичий. Так поддерживали связь друг с другом бойцы ЦПС.

Метрах в четырехстах от этого места им предстояло выполнить свою нелегкую и опасную работу. Там железнодорожная линия шла под уклон по насыпи высотой около четырех метров и внизу круто поворачивала вправо. По одну сторону линии, у основания насыпи, начинался луг, по другую — стеной стоял лес. Неподалеку, почти параллельно с железнодорожной линией, проходила шоссейная дорога государственного значения.

Работой по демонтажу колеи руководил знаток железнодорожного дела Вацлав Рочек. Но гайки и болты, словно сросшиеся с рельсами, оказались ужасно неподатливыми. Трудно было вытаскивать из шпал и заржавевшие костыли. Вся надежда была на силу и ловкость, а их рабочим парням Рочеку, Новотному и Ежеку не занимать.

Наконец стык развинчен, оба рельса до половины освобождены от костылей. Теперь надо концы рельсов в месте стыка сдвинуть наружу. С помощью лома сделали это в считанные секунды.

— Пятнадцать сантиметров вполне достаточно, — прошептал Рочек.

— Давай прибавим, — посоветовал Новотный.

— Хватит пятнадцати, больше не надо, — сухо ответил Рочек.

Наскоро, как говорится на живую нитку, вбили в шпалы несколько костылей, а «лишние» детали сбросили под откос. Припорошили снегом образовавшиеся между рельсами проталины и по заранее намеченному маршруту тронулись в обратный путь.

Ольшар с Османчиком, которые в течение всего времени демонтажа вели неослабное наблюдение, обрезали провода железнодорожной телефонной и телеграфной связи. Это было сделано для того, чтобы затруднить организацию преследования.

Пройдя по направлению к реке Сазава метров восемьсот, Ольшар и Османчик увидели поблизости небольшой мостик, перекинутый через ручей. Ступили на этот мостик и спрыгнули в ручей. Прошли по нему метров шестьсот, а затем выбрались на сушу и направились кружным путем к Пржибыславу. Группа же Рочека отходила совсем другим маршрутом.

Всех тревожила одна мысль: как бы повреждение железнодорожной линии не обнаружил до прихода поезда путевой обходчик. Но этого не произошло. [284]

В шесть часов утра 10 марта Османчик, идя на работу, на минуту задержался на станции Ронов и, как бы невзначай, поинтересовался, скоро ли пойдет пассажирский поезд на Ждяр.

— Видно, долго придется нам ждать, — заговорили сразу несколько человек. — Ночью на линии «выколеился» грузовой поезд.

— Что ж, ждать так ждать, — равнодушно ответил Османчик.

Почти одновременно с Османчиком о крушении поезда узнал от роновских жителей Новотный.

Рочек же утром пришел на работу в депо станции Немецкий Брод и с группой товарищей был направлен на ремонт пути в район Новых Дворов. Прибыли на место и увидели под откосом, на лугу, огромную свалку вагонов и платформ вперемешку с танками и артиллерийскими орудиями. По линии шнырял большой отряд шутцполиции с собаками-ищейками.

Здешние жители рассказывали, что отряд прибыл на место происшествия в четыре часа утра. А крушение произошло в час 35 минут. Полицейские открыли беспорядочную стрельбу во все стороны, а потом пустили около пяти десятков собак-ищеек.

Одна из конторщиц завода в Новых Дворах 12 марта рассказывала сотрудникам:

— У нас поселился немецкий фельдфебель. Он проговорился, что псы напали было на следы двух человек недалеко от места крушения, а у моста эти следы пропали, как в воду канули...

При этом разговоре присутствовал Ольшар. Не подавая виду, он в душе радовался, что ему с Османчиком удалось отвлечь внимание врага от основной группы и замести, а точнее — «утопить» свои следы.

Рочек же с товарищами шел по покрытому мокрым снегом шоссе. И тут их следы смешались со следами двигавшихся от «выколеенного» поезда людей. Что это были за люди? Как они очутились в поезде? Оказывается, на субботу и воскресенье с последним ночным поездом в вагоне-теплушке обычно возвращались из Куржима рабочие-чехи, местные жители. Вагон этот, как правило, прицепляли к паровозу. Об этом знал только Рочек. По его расчету паровоз и теплушка должны были по инерции проскочить поврежденный участок пути. Вот почему он возражал Новотному, предлагавшему раздвинуть рельсы пошире.

Все произошло именно так, как рассчитал опытный железнодорожник Вацлав Рочек. Паровоз и теплушка остались невредимы, а десять вагонов и платформ с немецкими танками, орудиями и другими военными грузами сорвались под откос. Движение поездов было прервано на 16 часов.

«Первый боевой успех, — вспоминает Ярослав Ольшар, — придал нам новые силы, наполнил сердца гордостью за то, что наконец-то и мы открыли свой счет мести фашистам. Мы все долгие годы оккупации ненавидели гитлеровский «новый порядок». С болью в сердце читали сообщения о смертных приговорах, вынесенных немецкими властями нашим соотечественникам. «Надо [285] что-то делать», — говорили мы друг другу. Но к сожалению, дальше разговоров дело не шло. «Что и как делать?» — ответ на этот вопрос мы получили от партизан бригады имени Яна Гуса, начавшей действовать в нашей местности осенью 1944 года. Рискуя собственной жизнью, советские товарищи прилетели к нам за сотни километров, чтобы помочь нашему народу освободиться от фашистского рабства. И мы твердо решили стать активными помощниками партизан...»

Гестаповцы долго искали лесных партизан, а те, кто «выколеил» эшелон, спокойно отдыхали в своих семьях после боевой работы, готовясь к выполнению новых заданий.

10 апреля боевая группа Ярослава Ольшара (Ржезача) на линии Дольни Гамры — Ждяр «выколеила» (тоже механическим способом) локомотивов и три вагона. Поезда не ходили 18 часов.

Железнодорожные линии были не единственным объектом действий ЦПС, Так, возглавляемая Яном Главачеком ЦПС Немецкого Брода специализировалась на повреждении вражеских автомашин, следовавших по магистрали Прага — Йиглава.

Непосредственное руководство цивильными партизанскими скупинами (ЦПС) осуществляли революционные национальные комитеты, по-чешски — народные выборы (НВ), действовавшие нелегально.

Революционные национальные комитеты — народные выборы (НВ) возникли в Чехословакии в годы Сопротивления фашизму как местные органы народной власти. Один из таких народных выборов был создан в деревне Липовец через день после приземления нашего десанта. Потом число их стало быстро расти, Всего в зове деятельности нашей бригады было создано и активно работало 103 сельских и 3 районных народных выбора.

Основная заслуга в этом, безусловно, принадлежала комиссару Туме. Настоящая его фамилия — Пих, имя — Мирослав. Он пришел к нам в группу «Ян Гус», имея солидную теоретическую подготовку и опыт нелегальной работы. Семнадцатилетним юношей Мирослав вступил в Коммунистический союз молодежи Чехословакии, а через два года, когда в страну вторглись немецко-фашистские войска, стал принимать активное участие в работе одной из нелегальных организаций КПЧ. Летом 1940 года ему удалось бежать в СССР. В 1942 году заграничное бюро ЦК КПЧ направило его на учебу в Ленинскую школу при Коминтерне, а через год он стал слушателем курсов, готовивших кадры политработников для парашютно-десантных частей. В 1944 году, до назначения в группу «Ян Гус», Мирослав Пих несколько месяцев работал диктором радиостанции, которая вела передачи для Чехословакии.

Я имею лишь общее представление о народных выборах и цивильных партизанских скупинах, которые так энергично создавал комиссар Тума, но, насколько я теперь понимаю, [286] именно они были основой основ успешной деятельности нашего партизанского отряда, преобразованного в конце января 1945 года в бригаду.

Несостоявшаяся встреча

20 марта меня вызвал к себе капитан Фомин и вручил небольшой пакет и топографическую карту с обозначением района, в который мне предстояло отправиться с заданием.

— Вместе с тобой, — сказал командир, — пойдут Иван Емельянов и Сергей Савченко. Пойдете вот в эту деревню, — командир показал местонахождение ее на карте. — В крайнем доме, у самой опушки леса, живет наш человек. Вручите ему пакет и трое суток будьте в районе этой деревни. Каждую ночь с двенадцати до двух выходите к вышке. Она расположена примерно в километре от деревни. Ждите встречи со мной.

С наступлением темноты мы ушли из расположения штаба. Погода стояла сухая, теплая. Одеты мы были в легкие плащи, накидки. Кроме оружия и боеприпасов у каждого был сухой паек.

Старались держаться подальше от населенных пунктов. Пройдем немного — остановимся, прислушаемся и следуем дальше. Приходилось пересекать поляны, кое-где двигаться проселочными дорогами, переправляться через многочисленные ручьи.

Шли всю ночь. Никто нам не встретился. Перед рассветом подошли к какому-то населенному пункту. По ориентирам, главным из которых была вышка, определили, что это и есть та самая деревня, которая нам нужна.

Стало уже совсем светло. Идти в деревню опасно. Направляемся поглубже в лес, забираемся в чащу и там устраиваем свой первый привал.

Томительно тянется время: в марте день уже довольно долгий.

Перед заходом солнца покинули свое убежище, пошли в сторону деревни. Вышли на опушку, стали наблюдать. По приметам, которые назвал капитан, определили нужный нам дом: он стоял на краю деревни, а огород почти вплотную примыкал к лесу. Это облегчало нашу задачу.

Когда совсем стемнело, мы осторожно, следуя друг за другом, проникли в огород. Потом я стал пробираться к дому. Залаяла собака. Я замер, и она затихла. Шевельнусь — снова лает. Во двор вышел хозяин, который, видимо, знал, что к нему могут прийти «ночные гости». Он успокоил собаку и тихо спросил:

— Кто там?

Я отозвался условной фразой по-чешски. Он ответил. Стало ясно, что это тот самый человек, который нам нужен.

Поздоровавшись со мной за руку, хозяин пригласил меня, а потом и моих товарищей в свой небогатый дом. (К сожалению, я не помню ни названия деревни, ни фамилии того крестьянина.)

Приняв от меня пакет, он сказал по-чешски «декуи» (благодарю) [287] и предложил нам поужинать. Потом отвел нас на сеновал, предварительно показав все ходы-выходы.

Утром он пришел к нам, принес кофе и сообщил, что в деревне все спокойно. Среди дня принес обед — поливку и хлеб.

— Отдыхайте пока, я внимательно за всем наблюдаю, — сказал он, покидая сеновал.

Но не прошло и часа, как хозяин вновь появился и тревожным шепотом сообщил:

— В деревню въехали немцы на четырех подводах... Входят в каждый дом. Они уже совсем близко.

Не медля ни минуты, мы спустились с сеновала в огород. Где ползком, где пригнувшись, двинулись в сторону леса. А он совсем рядом, каких-нибудь 40–50 метров.

Пришлось снова забираться в чащу и ждать там до вечера.

— Хорошо, что вы вовремя ушли, — сказал нам хозяин, когда мы вернулись к нему. — Немцы не пропустили ни одного дома. Были и у меня, забирались на сеновал. Кого они искали — не знаю.

Поужинав, мы сразу же ушли в лес. Хозяин дал нам с собой немного продуктов.

— На всякий случай, — сказал он.

В полночь мы были у вышки. Ждали до двух часов, но так никто и не появился. Безрезультатным оказалось ожидание у вышки и в две последующие ночи.

Срок нашего задания истек. Что делать? Куда идти? Решили вернуться туда, откуда уходили на задание. Возможно, штаб еще не снялся с места.

Обратный путь наш проходил чуть в стороне от деревни Лешковице. Там жил «тележных дел мастер» Ярослав Новак. У него часто останавливались наши товарищи — партизаны. Он всегда был хорошо осведомлен о происходящих событиях.

26 марта, часа за три до рассвета, мы и зашли к Новаку. Однако у него нам ничего не удалось узнать о своих товарищах: за последнее время к нему никто из них не заходил.

Накормив завтраком, Новак еще затемно проводил нас в лес, в котором хорошо знал каждую тропинку.

Около полудня он принес нам в лес обед.

— А ужинать, — сказал на прощание, — придете сами. Кругом все спокойно, чужих в деревне нет.

Как хорошо весной! Начинают одеваться зеленью деревья. Тепло. Радостно щебечут птицы, которых в лесу великое множество.

Вдруг послышался гул моторов. Он все ближе и ближе. Почти прямо на нас, с востока на запад, движется армада самолетов. Всматриваемся: наши, краснозвездные! От одного только взгляда на свои родные самолеты сердце наполняется радостью и гордостью. Спустя несколько минут до нас донесся такой грохот, что под ногами задрожала земля. [288]

— Вот это дают фашистам прикурить, — пошутил Иван Емельянов.

Отбомбились наши самолеты и стороной ушли на восток. И снова мы одни в глубоком вражеском тылу.

Через некоторое время — опять гул. Но уже не в воздухе, а на земле, и не так далеко от нас. По всей вероятности, движется колонна машин. Удивительного тут, конечно, ничего не было. Опасаясь советской авиации, гитлеровцы теперь в дневное время старались держаться подальше от главных магистралей и все чаще пользовались лесными дорогами. Войск же на территории Чехии все прибавлялось: и за счет тех, что отступали с востока, и особенно за счет резервов, прибывающих с запада. Так что обстановка, в которой нам приходилось действовать, усложнялась с каждым днем.

Колонна прошла, и вскоре мы перестали слышать гул машин, Вновь воцарилась тишина, если не считать птичьего гомона.

Вечером мы выбрались из своего укрытия и пошли в сторону Лешковиц, чтобы поужинать у Новака, а заодно узнать, нет ли каких известий.

Ночь выдалась светлая, лунная. Вот мы приблизились к дороге, ведущей в Лешковице, надо только пересечь небольшую полянку.

И вдруг — оклик. Не помню уже, то ли это было немецкое «хальт», то ли чешское «стуй». Одновременно протрещало несколько коротких автоматных очередей.

Мы бросились назад, прячась за редкими кустиками, и вскоре достигли густого леса.

На минутку остановились, чтобы отдышаться. Прислушались: ни голосов, ни выстрелов. Но задерживаться было нельзя: к нам мог привязаться «хвост». И мы, петляя, направились туда, где провели день, а потом ушли еще дальше. По дороге слышали доносившиеся откуда-то издалека одиночные выстрелы, автоматные очереди и даже звуки, похожие на разрывы гранат.

— Видно, в какой-то деревне облава, — сказал вполголоса Сергей Савченко.

Никому из нас и в голову не приходило, что это вступили в неравный бой с фашистами наши боевые друзья-партизаны.

Всю ночь мы бродили по лесу, стараясь выйти туда, где находился штаб перед нашим уходом на задание. И только утром нашли то место, но штаба там уже не было.

«Где же штаб? Где капитан Фомин?» Страшный ответ на эти вопросы мы получили через несколько дней, встретившись с группой своих товарищей.