По Амурскому заливу
Вначале мая 1909 года начальник отряда пригласил к себе командиров подводных лодок «Скат», «Дельфин», «Кефаль», «Сом» и «Щука».
— Господа, здесь вам делать нечего! Большая часть лодок еще не закончила зимнего ремонта, потому отряд не может перейти в бухту Разбойник; ходить же под водой по Золотому Рогу слишком опасно из-за большого движения по бухте. Предлагаю вам отправиться в плавание по Амурскому заливу! Кто из вас старший?
— Я, — ответил командир подводной лодки «Сом».
— Так вот, Владимир Валентинович, вы впятером обойдете бухты Новик, Алексеева, Джигит, потом перейдете в бухту Гека, оттуда — в Славянку, зайдете в бухту Миноносок и вернетесь обратно во Владивосток.
— «Тунгус» пойдет с нами?
— Нет, пойдете без конвоира!
— Великолепно! — обрадовались командиры.
— В таком случае я попрошу у знакомого командира крепостного Минного батальона палатку, думаю, он не откажет, — сказал Сергеев. — На ночь будем разбивать палатку на берегу и отлично в ней разместимся.
— Тем лучше, — заметил Магнус. — Делайте, как хотите. Когда будете готовы?
— Сегодня пополним запасы бензина, смазочного масла и воды, — значит, завтра утром можно сниматься.
— А как же деньги для покупки провизии?
— Деньги получите у ревизора, в этом задержки не будет. Итак, собирайтесь!
...Утро стояло солнечное, но прохладное; по темно-синему небу величаво плыли белые облака, подгоняемые легким ветром. «Кефаль» зашла в бухту Улисс, приняла там палатку, любезно предоставленную командиром Минного батальона, и, соединившись с поджидавшими ее остальными подводными лодками, направилась по назначению.
Выстроившись в кильватерную колонну, лодки легко разрезали небольшие встречные волны; белая пена с шипеньем [99] проносилась вдоль борта, широкий след от винтов стлался за кормой.
Миновав высокий Эгершельд, обогнули буй и вышли в Амурский залив, широко раскинувшийся между зелеными берегами; свернули влево и вошли в обширную бухту Новик, где и стали на якорь.
Прозрачная, чистая морская вода позволяла видеть собственный якорь, покоившийся на дне, покрытом устрицами. Устрицы эти настолько велики, что проглотить их сразу невозможно и нужно раньше разрезать пополам. Несмотря на такие гигантские размеры, они очень вкусны, лучше прославленных кольчестерских и остендских.
Полюбовавшись видом на военный городок, раскинувшийся в глубине бухты у подножья высокой горы, лодки снялись с якорей и направились дальше.
Соседняя бухта Алексеева, значительно меньших размеров, была совершенно пустынна. Сойдя на берег и побродив по окрестностям, решили идти дальше в бухту Джигит. Погода стала портиться, ветер усилился, набегавшие тучи временами скрывали солнце. Унылые скалистые берега Русского острова ничего не говорили ни уму, ни сердцу.
Обойдя бухту и не становясь на якорь, пошли в бухту Гека. Небо застлало густыми облаками, солнце скрылось. Стало хмуро и неприветливо. Белые гребни покрыли горизонт. Имея попутный ветер и волну, шли 8-узловым ходом, но какая-то китайская джонка под всеми парусами легко обогнала лодки и быстро скрылась из виду.
Придя засветло в бухту Гека, свезли палатку на берег и разбили ее на выходном мыске. Разместившись на снятых с подводных лодок матрацах, командиры оживленно болтали при свете стеариновой свечи, стоявшей посредине палатки.
— Итак, господа, мы находимся в бухте Гека, того самого штурмана, у которого во время оно хунхузы вырезали всю семью, после чего он уничтожал всякого китайца, появившегося поблизости.
Полуостров Янковского, на котором мы сейчас находимся, носит имя поляка, сосланного на Дальний Восток после польского восстания 1863 года. Он оказался очень оборотистым и смышленым человеком. Видя, что китайцы, приписывая [100] молодым рогам оленей-маралов целебные свойства, ценят их очень дорого, он сообразил, что проще и выгоднее заняться разведением маралов, чем разыскивать их по здешним дебрям и трущобам.
Тогда, как и теперь, громадные пространства земли не имели хозяина, потому легко было выбрать подходящий участок. Взяв в аренду этот полуостров, Янковский разгородил его сетками и стал разводить оленей. Дело пошло хорошо, теперь весь полуостров является собственностью наследников Янковского. Здесь у них прекрасный дом, отличные службы и прочее...
Свеча догорела. Растянувшись на матрацах, офицеры завалились спать. Скоро все стихло, и только рокот прибоя да шум ветра одни нарушали тишину.
Огни подводных лодок, стоявших под укрытием берега, ярко горели во мраке ночи. На них тоже все спали, и только вахтенные, изредка перекликаясь между собой, бродили по опустевшим палубам.
На следующее утро офицеры и команда пошли смотреть оленей. Громадные участки земли были огорожены металлическими сетками выше человеческого роста. Под деревьями паслись стада изящных, легких маралов. На месте рогов у них торчали какие-то темно-фиолетовые шишки, туго перевязанные тонкой бечевкой.
Резво перебирая стройными ножками, они доверчиво бросились к людям и стали тереться о просунутые сквозь сетки пальцы. Оделяя их хлебом, офицеры и команда ласково гладили мягкие мордочки, любуясь прекрасными грустными глазами животных.
Среди деревьев показался большой господский дом со службами. Ввиду отсутствия хозяев, прибывшим показали только конюшни, свинарни и сараи, где помещались недавно отелившиеся матки. Весь день ушел на осмотр громадных владений наследников Янковского, а вечером офицеры снова собрались в палатке.
Свинцовые тучи обложили горизонт; ветер задул с большей силой. Пошел мелкий и частый дождь. Серая мгла заволокла небо и землю, стало сыро, холодно и очень неуютно.
Ветер крепчал, сильно сотрясая полы палатки; пришлось [101] навалить на них большие камни и покрепче вбить колья. Крупные волны с характерным гулом набегали на берег, бессильно рассыпаясь на нем белой пеной. Ветер дул порывами, то затихая, то снова завывая в ближайших деревьях, но в бухточке было тихо, и подводные лодки спокойно стояли на своих якорях...
Забравшись с головой под одеяло, офицеры никак не могли согреться и часто выходили посмотреть, что делается кругом. Выйдя как-то из палатки, Сергеев услышал несшиеся с моря чьи-то гортанные голоса и увидал китайскую джонку, как тень, промелькнувшую вдоль берега под всеми парусами и скрывшуюся под частой сеткой дождя, беспрестанно стучавшего по полотнищам хрупкого убежища. «Как они могут видеть в такой темноте, — подумал мичман. — Каково должно быть знание берегов! Вот тебе и китайцы!»
К утру ветер совершенно стих, но крупная зыбь ходила по заливу, вновь принявшему свой красивый темно-синий цвет. Последние тучки быстро неслись по ясному небу, яркое солнце заливало умытую дождем землю и весело отражалось в волнах.
Палатку убрали; лодки снялись с якорей и направились в Славянку. Ныряя между волнами и мужественно взбираясь на водяные горы, они прокладывали себе дорогу, идя вдоль крутых, покрытых лесом берегов.
Упиваясь чудесным утром, команда толпилась наверху, веселыми шутками и смехом встречая каждую новую волну. «Сом» несколько задержался при съемке с якоря и, желая занять свое место во главе колонны, дал самый полный ход. Зарываясь в волнах по самую рубку, он быстро обгонял остальные лодки.
Высокий красивый лейтенант Голубев, сняв сапоги и закатав брюки, без фуражки, без кителя, с расстегнутым воротом рубахи, стоял, опершись на парусинку, и что-то кричал, размахивая руками. Слова заглушались шумом работающих бензиномоторов, но вся его фигура на фоне скалистых берегов и сверкавшего на солнце темно-синего моря просилась прямо на картину.
Так и казалось, что это — не подводные лодки, а новгородские ушкуйники на своих ладьях или понизовая казацкая [102] вольница на чайках идут походом в поисках добычи и славы...
Чуть покачиваясь на затихавшей зыби, лодки строем фронта подошли к посаду Славянка в бухте того же имени и одновременно стали на якорь.
Командиры и желающие из команды съехали на берег. Печать уныния и тоски, лежавшая на маленьком городке, сразу же бросилась в глаза. Широкие немощенные улицы с редкими керосиновыми фонарями на деревянных столбах, низкие домики; в городе — полнейшее отсутствие зелени, хотя кругом все заросло сплошным лесом, и каких бы то ни было удобств — все создавало впечатление чего-то временного, непрочного, наскоро сколоченного.
Как и везде в Приморской области, здесь лучшим зданием было отделение немецкого универсального магазина Кунста и Альберта. Побродив по городку, офицеры скоро вернулись на свои суда, поужинали и собрались на подводной лодке «Кефаль», на верхней палубе которой уже была поставлена палатка.
Ярко горевшие переносные электрические лампы делали помещение весьма уютным и не лишенным оригинальности. В открытую дверь смотрели кроткие звезды; немолчный лепет струй и трепыханье палатки, вздрагивающей от дуновения легкого бриза, да отдаленный лай собак, доносившийся с берега, одни нарушали тишину.
В душе пробуждались неясные грезы, слышалась нежная музыка, услаждавшая слух, глаза смыкались сами собой, и офицеры один за другим никли головами, засыпая на полуслове...
Яркое солнце разбудило командиров. На всех подводных лодках шла утренняя приборка. Засучив брюки, с ведрами и щетками в руках матросы мыли борта, палубу, рубку и мостик; внизу тоже все чистилось, мылось, вытиралось, доводилось до блеска.
— Убирайте палатку! Калинин! Ефремов! Давайте чай!
— Есть! Сию минуту! — донеслось из кормовой части лодки.
Офицеры разместились за столом, уставленным разной снедью.
— Когда снимаемся? [103]
— А вот кончат приборку, так и тронемся, — ответил Голубев.
В девять часов утра лодки снялись и весело побежали в бухту Миноносок. Оставшаяся позади Славянка все более и более окутывалась туманной дымкой, потом превратилась в бесформенное пятно и наконец совсем скрылась из виду.
Низкий лесистый берег открылся по носу. Сергеев видел, как впереди идущие лодки ворочали вправо и скрывались за деревьями, но не мог отыскать входа в бухту. Берег все ближе и ближе, а бухты Миноносок нет как нет. Здесь где-то должен быть вход, но впереди только лесная чаща и никаких признаков бухты.
Наконец, полоса воды мелькнула между стволами, и длинная узкая бухточка с тесно обступившими ее деревьями открылась перед мичманом.
— Право на борт! Стоп бензиномоторы!
Двигаясь по инерции, «Кефаль» вошла в узкий проход. Густая чаща деревьев, переплетенных лианами и другими ползучими растениями, нависла над водой. Мертвая тишина царила в бухточке, под яркими лучами полуденного солнца горевшей и сверкавшей, как расплавленное золото.
— Полный назад! Отдать якорь! Парусинку на воду!
Съехав на берег, офицеры и команда сунулись было в лес, но он оказался так густо переплетен ползучими растениями, что не было никакой возможности двигаться.
— Без топоров тут не пробраться, совсем, как в девственных лесах Южной Америки, — сказал кто-то.
Команда разбрелась по берегу.
— Вашескородие! Вашескородие! Здесь змей много, — послышались голоса.
Все вскочили.
— На «Кефали»!
— Есть!
— Ставьте палатку!
Укрывшись от солнца, офицеры разлеглись на горячей деревянной палубе. Как здесь хорошо! Как тихо и спокойно! Какие дикие места находятся вблизи Владивостока! Какие бухты, какие заливы! Какая ширь и благодать! Какие леса! Сколько свободной, никому не принадлежащей плодородной земли, годной для колонизации! Какие богатства [104] скрываются в недрах этого благодатного края! Пока добывают только уголь, марганец и свинец, в тайге есть золото, но если поискать хорошенько, вероятно, найдут и еще что-нибудь не менее ценное.
А какая охота! Что делается на пограничной с Кореей реке Тюмень-Ула и озере Ханка во время весеннего и осеннего перелета! В воздухе стон стоит от криков птиц, и каких тут только нет — просто глаза разбегаются! А сколько здесь всякой рыбы!
Другие народы давно бы перебросили сюда избыток своего населения; во всех этих и поныне пустынных бухтах выросли бы города, села, деревни; сотни парусных и паровых судов обслуживали бы побережье, а у нас все жалуются, что куренка выпустить некуда, а сами не желают двинуться с места и чего-то ждут...
День клонился к вечеру. Заходящее солнце низко повисло над лесом. Туман заклубился в глубине бухточки и, постепенно расширяясь, охватил ее всю. Ночные тени появились под деревьями. От воды потянуло сыростью. На подводных лодках загорелись рейдовые огни...
— Итак, программа кончена, — со вздохом сказал Дудкин. — А хорошо бы спуститься еще в залив Посьет, ведь там впервые был поднят русский флаг и адмирал Лихачев объявил о принадлежности всего этого побережья России...
На следующее утро, распростившись с бухтой Миноносок, подводные лодки снялись с якорей и после полудня пришли во Владивосток. Пикник кончился.
Через несколько дней отряд ушел в бухту Разбойник для практики в погружении, подводных ходах и стрельбе минами. [105]