Вызов брошен
1
В один из относительно спокойных дней, когда мы все никуда не улетали из Кабула, Сергей Леонидович сообщил мне, что через несколько дней прилетит Ю. В. Андропов. Принимать его будет посольство. Пока было известно, что будет заслушивание всех советских представителей, находящихся в Афганистане. Мне нужно было подготовить С. Л. Соколову тезисы его выступления.
Мы обговорили с Сергеем Леонидовичем содержание выступления. При этом он подчеркнул, что материал должен базироваться на конкретных фактах, подчеркивая его объективность. Всякое приукрашивание, предположения, догадки, ссылки на анонимные источники — исключить. Вещи должны называться своими именами.
О конкретной цели приезда Ю. В. Андропова, С. Л. Соколов мне не сказал. А это значило, что либо он не считал это нужным, либо сам не знал. Такие лица как Ю. В. Андропов широко не информируют о своих намерениях. Поэтому я не стал расспрашивать Сергея Леонидовича, чтобы не поставить его в неловкое положение.
Я примерно догадывался о причине приезда Юрия Владимировича, но это было сугубо мое личное мнение.
Дело в том, что события в Афганистане курировала группа членов и кандидатов в члены политбюро ЦК КПСС — Ю. В. Андропов, А. А. Громыко, Б. Н. Пономарев и Д. Ф. Устинов. От каждого из них в Афганистане находился советнический аппарат, который направлял свои донесения в Москву.
Кроме них, в Афганистане так же находились представители многих советских ведомств, но единого лица, которое координировало бы действия всех этих ведомств не было. Это обстоятельство приводило к ведомственному подходу к делу.
Мы неоднократно выходили с предложением в Министерство обороны о необходимости назначения такого лица, но оно не получило поддержки в Москве.
Не проявил инициативы и посол Ф. А. Табеев, который должен был бы возглавить, объединить и направлять усилия наших представителей.
Ведомственный подход проявлялся не только при решении специфических вопросов. Он присутствовал и в оценке обстановки как в отдельном регионе так и страны в целом. Доклады в Москву, как правило, были разноречивы и не объективны. Нередко они основывались на слухах, а не на оценке положения дел, и на принятых декларированных решениях или выступлениях на митингах афганских руководителей. Конечно, такой поток противоречивой информации, поступавшей в Москву, мог запутать кого угодно.
Возможно эти обстоятельства и явились одной из причин визита Юрия Владимировича. Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. На месте легче разобраться в происходящих здесь событиях, понять кто прав, а кто виноват, чья информация объективна, а чья нет.
В силу возложенных на меня обязанностей я имел доступ к донесениям отправляемых некоторыми ведомствами. И должен сказать, что наиболее полная и объективная информация готовилась аппаратом Главного Военного советника, а следовательно и нашей группой. Я это говорю не для защиты чести мундира, а основываясь на фактах.
В каждой дивизии, бригаде, полку, танковом батальоне, авиационных частях афганской армии имелись наши военные советники. Они постоянно находились в контакте с офицерами, сержантами и солдатами, а так же представителями местных партийных и административных органов власти, от которых получали всевозможную информацию. Конечно она была различной ценности и объективности, но проверялась через различные источники, а вызывающая сомнения — отсеивалась. После тщательной проверки эта информация отправлялась самолетом (вертолетом) или по радиосети Главному военному советнику, который так же после соответствующей обработки докладывал ее нам.
Кроме того, офицеры и генералы нашей группы и аппарата Главного военного советника бывали в войсках, где тоже получали некоторую информацию.
В последнее время мы начали уже получать информацию и от 40-ой армии.
Советники других ведомств имелись только в провинциальных (областных) структурах или замыкались только на центральные органы и министерства. Лишенные радио и подвижных средств связи они получали донесения от своих подчиненных эпизодически с подвернувшейся оказией.
Подтверждением сказанного мною может служить тот факт, что Ю. В. Андропов, улетая в Москву, увез с собой копию нашей справки, которой пользовался С. Л. Соколов при беседе с ним.
Через некоторое время поступило распоряжение посылать в Москву одно донесение за подписью Ф. А. Табеева, С. Л. Соколова, Б. С. Иванова и Козлова (партсоветник) в четыре адреса, а С. Л. Соколову прибыть в Москву для доклада на политбюро ЦК КПСС о военно-политической обстановке и мерах для ее стабилизации. Основу подготовленного материала С. Л. Соколову составляло содержание справки, переданной Ю. В. Андропову.
В разработанном нами во взаимодействии с Генеральным штабом афганской армии и штабом 40-ой армии плане по активизации вооруженной борьбы с мятежниками предусматривалось привлечение и советских подразделений силою до батальона.
В течение первой половины февраля наши мотострелковые батальоны, усиленные танками и артиллерией, совместно с частями афганской армии, приступили к рейдовым действиям. Руководство ими возлагалось всецело на командование 40-ой армии.
Основным содержанием таких действий являлось совершение марша по маршруту, проложенному по территории контролируемой мятежниками с целью демонстрации силы. Первыми в бой они не вступали. Если мятежники при встрече открывали огонь, то наши батальоны развертывались в боевой порядок и вслед за танками на боевых машинах пехоты (бронетранспортерах), при поддержке огня артиллерии и вызванных боевых вертолетов атаковали противника.
Такие бои были обычно кратковременными и без потерь с нашей стороны.
В последствии мы вынуждены были отказаться от такого способа боевых действий, т. к. мятежники уклонялись от встречи с нашими батальонами и их рейды завершались в пустую.
С момента ввода наших войск в Афганистан, в течение полутора месяцев они не встречали противодействия со стороны населения и армии. Но вот поступили первые тревожные донесения из городов Гардез и Хост. Я вылетел туда.
По прибытии в г. Гардез прямо с аэродрома я вместе с начальником политотдела и советником при командире 12-ой пехотной дивизии направились в батальон связи, где назревал мятеж. К моменту нашего приезда все было кончено. Командир дивизии рассказал как развивались события. Три командира взвода собрали личный состав батальона (всего 75 человек) и призвали их как верных мусульман, верующих в Ислам, не сотрудничать с неверными, а с оружием перейти к мятежникам. Получив такие сведения, командир дивизии вместе с несколькими солдатами на бронетранспортере выехали в батальон. При въезде на КПП его пытался задержать часовой, но его разоружили, вошли в казарму и собрали личный состав. Выяснилось, что три мятежных командира взвода и около 30-ти солдат из батальона сбежали, а остальные были на месте и никаких агрессивных действий не предпринимали.
В 18-ом пехотном полку 25-ой пехотной дивизии в г. Хост, 2-ой пехотный батальон отказался выполнять боевую задачу и воевать против мусульман. Толчком к неповиновению послужило плохое снабжение личного состава и длительное пребывание в зимнее время на позициях без смены. Принятыми мерами эти вспышки недовольства были потушены без кровопролития. Настораживала в обоих случаях действенность религиозной пропаганды. Мне показали листовки, которые распространялись среди населения. В них народ призывался готовиться к выступлению против ввода советских войск и борьбе с неверными. Обстановка в стране накалялась.
2
10 февраля вернулся из Москвы С. Л. Соколов. Из его рассказа я понял, что доклад прошел успешно. Получила одобрение и работа нашей группы, что послужило поводом для продления пребывания в Афганистане на неопределенный срок и расширению ее полномочий.
К прежним функциям добавлялись обязанности по планированию, подготовке, а в случае необходимости, и управлению боевыми действиями. Кроме того, на нас возлагалось вместе с аппаратом Главного военного советника оказать всестороннюю и действенною помощь Министерству обороны в его становлении, т. к. оно еще не справлялось со своим предназначением.
В связи с расширением деятельности нашей оперативной группы ее состав увеличивался до 25–30 человек за счет вызова необходимых офицеров из Советского Союза и создавалась автономная, закрытая система связи с центром, 40-ой армией, послом и аппаратом Главного венного советника.
Как-то после телефонного разговора с Н. В. Огарковым С. Л. Соколов, обращаясь ко мне, сказал:
— Виктор Аркадьевич, я понял, что Николай Васильевич хочет прислать и включить в состав нашей группы своего генерала, якобы, для регулярной передачи информации об обстановке в стране и принимаемых нами мерах.
— Сергей Леонидович, так ведь это очень хорошо, — ответил я. На этого генерала можно будет возложить решение всех вопросов, находящихся в компетенции Генерального штаба.
Я не совсем согласен с тобой — возразил С. Л. Соколов. В этом я усматриваю несколько иную причину. Мне кажется, что Н. В. Огарков хочет иметь свой глаз здесь и через него оказывать определенное давление на нас.
— Сергей Леонидович, но как он может влиять на Вас? Ведь Вы первый заместитель Министра обороны. На Вас может влиять только Министр.
— Это все верно. Но пойми, Виктор Аркадьевич, что Н. В. Огарков будет докладывать Министру полученную информацию и подготовленные указания для С. Л. Соколова.
— Но ведь этого генерала можно поставить в определенные рамки. Я имею в виду, что можно обязать его знакомить Вас с содержанием своей информации. Раз он входит в состав Вашей группы, то и должен Вам докладывать. А кто этот генерал, Вы знаете, Сергей Леонидович? — спросил я.
— Знаю. Это заместитель Н. В. Огаркова генерал Ахромеев Сергей Федорович — ответил Маршал.
— О! Нам повезло, Сергей Леонидович. Это очень порядочный человек и не на какие сделки со своей совестью он не пойдет.
— Ты его знаешь? Расскажи о нем — попросил С. Л. Соколов.
— Я знаком с С. Ф. Ахромеевым около 20 лет. В течение этого времени служба сводила и разводила нас часто. Дважды Сергей Федорович был в моем подчинении, один раз мы служили в равных должностях в одном и том же округе, а теперь служим в Москве, не подчиняясь непосредственно друг другу. Совместная служба позволила нам хорошо узнать друг друга. Меня всегда поражала его работоспособность. Сергей Федорович умеет заставить подчиненного выложиться полностью. Но ровно за минуту до того как тот придет в изнеможение найдет способ его взбодрить и продолжать работу. Себя он тоже не щадит. Вызывает удивление его исключительная способность находить уйму способов, что бы быть занятым.
Ему присущи очень серьезное отношение к делу и высокая степень порядочности. Я не помню случая, чтобы Сергей Федорович проявил бестактность при обращении с подчиненным. Он несколько суховат, но это компенсируется его вежливостью и вниманием к собеседнику. С первых дней нашего знакомства у нас сложились добрые отношения, которые сохранились. Мы относились друг к другу с взаимным уважением. Даже сейчас, когда Сергей Федорович стал первым заместителем начальника Генерального штаба, его отношение ко мне не изменилось. Он по-прежнему приветив и внимателен ко мне.
— Ну если он такой каким, ты, его характеризуешь, то думаю, что мы найдем с ним общий язык — успокоился С. Л. Соколов.
После прилета С. Ф. Ахромеева, Сергей Леонидович некоторое время присматривался к нему, а затем стал во всем и полностью ему доверять, что позволило им вместе продуктивно работать, возглавляя в дальнейшем, Министерство обороны и Генеральный штаб.
Приезд Сергея Федоровича освободил меня от обязанностей неофициального начальника штаба нашей группы и я переключился на подготовку подразделений и частей к ведению боевых действий.
Утром 21 февраля 1980 года С. Л. Соколов, С. Ф. Ахрамеев, посол Ф. А. Табеев и я вновь встретились с Б. Кармалем.
В ходе состоявшейся беседы затрагивались многие вопросы, но основное внимание было уделено единству партии, положению в армии и развертыванию пропагандистской работы среди населения.
Касаясь единства партии, как одной из основных причин дестабилизации обстановки в стране, Сергей Леонидович, обращаясь к Б. Кармалю, говорил:
— Сейчас обстановка в НДПА не здоровая. Резко обострилась внутрифракционная борьба, в которую вовлечено около 70% всех членов НДПА. Борьба идет не только между фракциями, но и внутри их, где существуют по несколько враждебных группировок.
Позиция некоторых руководящих работников ЦК НДПА вызывает удивление. После понесенных потерь, в период правления Х. Амина, фракция Парчам по своей численности стала значительно меньше фракции Хальк. Что бы ликвидировать это неравенство они избрали неверный путь — массовый прием в члены НДПА, фракцию Парчам. Причем это делалось огульно, списками в 150–200 человек, независимо от взглядов и желания кандидатов. Это серьезная ошибка. Мотивировка, оправдывающая эти действия, смехотворна. Она заключается в том, что когда фракция Парчам превзойдет по своей численности фракцию Хальк, то можно объявить — в НДПА нет враждующих фракций, так как фракции Парчам нет, а есть партия с одной фракцией Хальк.
Такие действия свидетельствуют, что определенные круги НДПА стремятся не к стабилизации положения в партии, а к ликвидации фракции Хальк, вплоть до физического уничтожения ее членов.
Появился еще один тревожный симптом. Огульный прием в партию позволил проникнуть в ее ряды некоторым нежелательным элементам, которые заняли довольно высокие посты. Эти партийные руководители в основном заботятся о своем благополучии. Много ведется разговоров о том, что нужно сделать, но ничего не делается, а ожидается, что кто-то за них сделает.
— Товарищ Маршал, поверьте, я так же обеспокоен положением в партии и теми перегибами которые допускаются на местах. Мы решили провести и уже начали подготовку пленума ЦК НДПА где собираемся обсудить этот вопрос. Я очень сожалею о том, что в ряды нашей партии проникли недостойные люди, но мы постараемся от них избавиться.
— Не менее сложная обстановка продолжает оставаться и в армии. Думаю, Вы согласитесь с нашей оценкой того, что на территории страны существуют два органа власти — правительственный и контрреволюционный.
К сожалению, именно контрреволюционный орган власти уделяет большее внимание Афганской армии. Проникновение вражеских пропагандистов в армию и распространение ложных слухов, шантаж и подкуп, при полном попустительстве правительственных и партийных органов, позволило мятежникам деморализовать не только ряд подразделений и частей, но даже и соединений. Отмечаются случаи измены, перехода на сторону мятежников, отказа от выполнения боевой задачи, массовое дезертирство.
У нас складывается впечатление, что правительство и Революционный совет боятся армии, не заботятся об ее укреплении и все свое внимание ограничивают стремлением убрать с командных должностей офицеров — членов НДПА фракции Хальк. Разве в этом заключается укрепление армии?
До сего времени органы государственной власти не представляют собой единое целое, действуют разрозненно и даже выступают друг против друга. Большинству из них еще не определены функциональные обязанности. Может по этому правительство считает, что укреплением армии должны заниматься мы, я имею в виду, Советский Союз. Думаю, что Вы не будете отрицать той большой помощи которую оказывает Советский Союз вашей стране, в том числе и армии.
В течение последнего месяца нам удалось заставить военное руководство, наряду с организационными вопросами улучшения воспитательной работы и пропаганды, активизировать боевые действия армии, что позволило стабилизировать обстановку на северо-востоке страны. Налаживаются контакты между личным составом советской и Афганской армий. Но этим должно заниматься руководство страны.
Что бы сделать Афганскую армию организованной силой в руках руководства страны для борьбы с внутренней, а за тем и внешней реакцией, требуется перестройка партийно-политического аппарата на военный лад в условиях гражданской войны в стране. Это позволит боле решительно и оперативно решать жизненно важные проблемы, стоящие и перед страной в целом. Нам кажется, что ближайшей задачей Афганской армии, наряду с усилением воспитательной работы, должна быть активизация боевых действий с целью упреждения мятежников, разгром их баз на территории страны и срыв возможного перехода к активным боевым действиям весной.
В данных условиях назрела необходимость выступления главы государства и партии перед армией, установления с ней контакта, ликвидации беспокойства многих офицеров о своей дальнейшей судьбе и ответа на многочисленные вопросы. Одной из форм такого общения могла бы стать всеармейская конференция офицеров.
— Товарищ Маршал, Ваши замечания справедливы. Мы хотим иметь сильную армию и один из шагов, которые предпринимаются нами — это перестановка офицерских кадров. Возможно, что по своей неопытности мы допускали ошибки, но делали их не сознательно. В состав нашего Революционного совета входят два бывших Министра обороны и, возможно, мы создадим специальный комитет во главе с ними, который будет постоянно заниматься армейскими вопросами. Я не хочу снять ответственность с правительства за положение дел в армии, но такой комитет может ему помочь.
Предложение о проведении всеармейской конференции офицеров, заслуживает внимания и мы его изучим. Но мы просим и вас помочь нам набраться опыта.
— Товарищ Кармаль, мы от помощи не отказываемся. Что же касается материального обеспечения армии, в том числе вооружением и боеприпасами, то это нужно решать на межправительственном уровне.
Мне хотелось бы, товарищ Кармаль, заострить Ваше внимание на работе пропагандистского аппарата. Народу не разъясняются задачи революции, ближайшие планы правительства, причины привлечения подразделений Советской армии к совместным боевым действиям с афганскими частями и т. п. Народ об этом не знает, а под влиянием вражеской пропаганды поддерживает мятежников. Мы считаем, что боевые действия — это крайняя мера, т. к. всех многочисленных мятежников в тюрьму не посадить. С ними можно и нужно вести борьбу не только автоматом, но и словом. Живое слово, подкрепленное практическими делами — сильное оружие в руках умелого пропагандиста. Конечно, эпизодические выезды отдельных чиновников в кишлаки под охраной армейского подразделения для проведения митинга с населением, собранным под дулом автомата — мало эффективны. Иногда такой пропагандист даже не выходит из бронетранспортера. Такого рода митинг приносит больше вреда чем пользы. Совершенно не участвуют в пропагандистской работе средства массовой информации. Я не буду больше говорить о значении пропаганды. Напрашивается вывод о необходимость принятия конкретных мер для активизации постоянно действующей пропаганды.
После обсуждения других вопросов, в которых активное участие принимал Ф. А. Табеев, наша встреча закончилась.
Хотелось отметить, что в ходе беседы Б. Кармаль ни разу не возразил доводам С. Л. Соколова, а в ряде случаев заканчивал разговор фразой: «Я с Вами согласен, делайте». К сожалению, из многих обещаний, высказанных Б. Кармалем в ходе этой беседы, в течение длительного времени не выполнялись.
Вечером, того же дня (21 февраля), в Кабуле начались массовые демонстрации в которых учувствовало несколько тысяч человек. Демонстрация прошла мимо нашего посольства и района расположения советских войск. Демонстранты скандировали антиправительственные и антисоветские лозунги. Однако, ближе к полуночи все успокоилось.
С утра 22 февраля 1980 года все повторилось вновь, но в отличие от предыдущего дня в Кабул начали стекаться толпы людей из ближайших населенных пунктов. Численность демонстрантов достигала 400 тысяч человек. Все центральные улицы города заполнили возбужденные люди, были блокированы подступы к административным центрам. В правительстве чувствовалась растерянность. С. Л. Соколов, С. Ф. Ахрамеев и я выехали из своей резиденции в Министерство обороны, где встретились с министром М. Рафи. На наш вопрос, что происходит в столице, он ответить не смог и после некоторого замешательства обратился к Сергею Леонидовичу с просьбой о том, что бы он командовал Афганской армией так, как посчитает нужным.
Я сразу вышел на связь со штабом 40-ой армии, нашими частями, расположенными в Кабуле, а через советников — с афганскими войсками. Получив разрешение С. Л. Соколова, я передал приказ генералу Ю. В. Тутаринову перекрыть все дороги, ведущие в Кабул. Выставить на каждую из них по одной мотострелковой роте, усиленной танковым взводом. Позже к ним подошло по одной афганской пехотной роте. Такая мера позволила перекрыть приток демонстрантов в Кабул из близлежащих населенных пунктов.
Для того что бы рассеять демонстрантов, через военного советника была вызвана афганская авиация, самолеты которой проходили на малой высоте со сверхзвуковой скоростью.
От некоторых членов правительства поступали настойчивые просьбы, переходившие порой в требования, открыть огонь по демонстрантам, но им категорически было сказано, что советские войска открывать огонь не будут. Не рекомендовалось открывать огонь и Афганской армии.
К середине дня демонстранты, в основном, были рассеяны, но в течение всего дня беспорядки возникали в различных частях города. Имели место поджоги нескольких гостиниц, автомашин, слышалась стрельба. Полицией было арестовано около 400 человек, а в одной из гостиниц был захвачен штаб руководства восстанием. В остальных районах страны обстановка была спокойной.
По рекомендации С. Л. Соколова Президиум Революционного Совета объявил в Кабуле военное положение и комендантский час.
К вечеру обстановка нормализовалась, но мною дополнительно был разработан план прикрытия и охраны важнейших объектов города. Силами афганских и советских частей под охрану были взяты все дороги, ведущие в город и мосты на них, телевидение, телеграф, пункты водоснабжения, государственные склады и учреждения, посольский район, электростанции и другие объекты. Со всеми подразделениями мы установили радиосвязь.
В течение ночи мы не смыкали глаз, хотя она прошла спокойно.
С утра 23 февраля 1980 года демонстранты вновь начали собираться в различных частях города, выкрикивая антисоветские лозунги и призывали к борьбе с неверными — русскими. В этот день их действия были менее активными.
Это были последние всплески неудавшегося восстания, которые к середине дня затихли. С утра следующего дня обстановка в Кабуле начала нормализоваться. Заработал общественный транспорт, открылись духаны, начали работать предприятия.
Столь массовое выступление контрреволюции в г. Кабуле мы оценили как окончание шокового состояния, в котором она находился после ввода наших войск. Она решила дать политический бой правительству Афганистана и Советскому Союзу. Смысл этого выступления заключался в том, что бы опираясь на религиозно-националистические чувства вывести население города на улицы с антиправительственными и антисоветскими лозунгами и спровоцировать власти на применение оружия, а уже за тем на этой волне поднять всю страну. И хотя контрреволюции не удалось достигнуть своих целей, тем не менее советским войскам она объявила джихад — священную войну. Вызов был брошен.