Помощники
Переход на новую базу в Цуманские леса на некоторое время отвлек наше внимание от Ровно. Теперь мы решили наверстать потерянное. Разведчики выбрали кратчайшие и наиболее спокойные дороги к городу, и в первых числах апреля в Ровно ушли не только те, кто уже раньше там работал, но и еще человек десять, знавших этот город. Николай Струтинский не пошел в Ровно. Его, Жоржа и Ядзю мы отправили в Луцк с заданием организовать там группу разведчиков из людей, с которыми связала нас Марфа Ильинична.
Место нашего нового лагеря оказалось значительно удобнее прежнего. Расстояние до Ровно сократилось почти вполовину, и путь к нему был лучше. Раньше разведчикам приходилось по пути к Ровно переходить две реки, а здесь была лишь одна узкая речушка — приток Горыни. Речушку эту переходили по небольшим кладкам.
На полпути к Ровно мы вновь организовали "маяк". В отличие от прежних, он находился не на хуторе, а прямо в лесу, в полукилометре от дороги Ровно — Луцк. Поэтому и назвали его "зеленый маяк".
Апрель в Западной Украине — хороший месяц. Снега уже нет и в помине. Кое-где зеленеет трава; почки на деревьях набухли и готовы вот-вот распуститься. Но ночи были еще холодные и сырые, особенно в лесу, поэтому на "зеленом маяке" апрель был неласковым. Разведчики по ночам мерзли — им приходилось спать на сырой земле; согреться негде: костры разводить они не могли, чтобы не обнаружить себя.
Помимо "зеленого маяка", каждому разведчику, уходившему в Ровно, указывалось отдельное место для "зеленой почты". В разных сторонах неподалеку от "маяка" подыскивались подходящие места в лесу — либо дерево с дуплом, либо пень или большой булыжник. В этих местах разведчик прятал свое донесение и тут же находил для себя почту из лагеря.
Места "зеленых почт" сохранялись в тайне — это были наши центральные узлы связи. Хождение на "маяк", дежурство там, сбор писем и разноска их по "зеленым почтам" поручались самым опытным и осторожным разведчикам. Их возглавлял Валя Семенов.
В это время наравне со взрослыми стал работать Коля Маленький. Мы его назначили курьером связи при Николае Ивановиче Кузнецове.
Когда к нам прилетела Марина Ких, Коля как-то сразу привязался к ней. Марина, видно, тоже полюбила мальчика и взяла над ним шефство: стирала и штопала его одежду, подолгу бывала с ним, рассказывала ему о Москве, о метро, о школе.
Когда Колю Маленького назначили курьером, Марина сшила для него специальные костюмы. Один крестьянский: рубашка и длинные штанишки из домотканного крестьянского полотна; к этому костюму наш мастер по лаптям Королев сплел маленькие лапотки. Другой костюм для Коли Марина сшила городской: рубашка с отложным воротничком, короткие штанишки и к ним ботинки.
В лесу около Ровно Коля переодевался. Если идет в Ровно, надевает свой городской костюм, а деревенский прячет в облюбованном месте. Если идет на "зеленый маяк", надевает лапотки и длинные штанишки.
Валя Семенов с нетерпением ждал Колю, когда тот впервые отправился с "маяка" в Ровно. Коля благополучно вернулся и принес пакет от Кузнецова.
— Ну, рассказывай, как сходил? Останавливали где-нибудь?
— Останавливали. Так я же им говорил, как учили: отца, мать убили, сам собираю милостыню. Только в один приличный день...
— Это когда было? — улыбаясь, спрашивает Семенов.
Коля очень любил говорить "приличный день". Рассказывая о чем-либо, случись оно давно или только вчера, Коля всегда говорил, как сейчас: "в один приличный день".
— Вчера утром, когда я от вас ушел. Остановили меня в деревне три полицая и спрашивают: "Куда идешь?" Я сразу стал плакать: "Дяденьки, миленькие, к мамке иду, она в госпитале". Ну, ничего, отпустили. Я хоть и заплакал, только по правде ничуть не испугался.
И еще один помощник появился у Кузнецова в Ровно. Это была Валя Довгер.
В начале марта мы потеряли отца Вали, Константина Ефимовича Довгера. По нашему заданию он вместе с другим местным жителем. Петровским, шел на станцию Сарны. В дороге их схватили бандиты и жестоко избили, требуя сведений о партизанах.
Ничего не добившись, предатели скрутили нашим товарищам руки колючей проволокой и повели к реке. Река в те дни еще была покрыта толстым слоем льда. Довгера и Петровского подвели к проруби и живыми стали топить. "Лучше умереть от пули!" крикнул Петровский и бросился бежать. Бандиты стреляли, но ночь была темная, и ему удалось добраться до лагеря.
От него мы и узнали, как погиб Константин Ефимович.
С трудом разыскали мы тело замученного товарища и похоронили его с партизанскими почестями.
После похорон отца Валя пришла к нам в отряд.
— Мы с мамой заменим папу, — сказала она.
Я познакомил Валю с Кузнецовым. После первого же разговора с ней Николай Иванович сказал мне, что Валя во многом может помочь ему, если будет жить в Ровно. Так мы и поступили. Валя отправилась в Ровно и стала подыскивать для себя квартиру. В апреле она там устроилась и сумела даже оформить прописку, что по тем временам было делом нелегким. Разрешение на постоянное жительство в Ровно давало только гестапо. Через свою подругу Валя познакомилась с сотрудником гестапо Лео Метко, который работал личным переводчиком полицмейстера Украины. Лео Метко не только поверил Вале, что отец ее работал с немцами и за это был убит советскими партизанами, но и помог ей достать бумажку, удостоверяющую правдоподобность ее рассказа. С его помощью Валя получила и прописку и работу — продавщицей в магазине.
Теперь у Вали была удобная комната с отдельным ходом, и она смогла взять к себе и мать, и младших сестер.
Когда все было устроено, она познакомила Метко со своим "женихом" — немецким офицером Паулем Зибертом. Так под видом немецкого офицера Николай Иванович стал входить в круг новых знакомств. С помощью Метко он познакомился еще с несколькими сотрудниками рейхскомиссариата и гестапо.
Обер-лейтенант Зиберт всем очень нравился. Веселый, остроумный, щедрый, он не жалел немецких марок на угощение друзей; этих марок у нас было много, целыми транспортами забирали их у немцев. Друзья уже знали, что Пауль — сын помещика из Восточной Пруссии, и после войны собирались посетить его большое и богатое имение.
Кузнецову удалось познакомиться с местным жителем, поляком по национальности, Яном Каминским. Каминский был членом польской подпольной организации и рвался к активному делу. Он охотно согласился работать с Кузнецовым и скрепил свое слово письменной клятвой.
Изо дня в день мы стали получать от Кузнецова сообщения одно интереснее другого. Мы узнавали о различных мероприятиях гитлеровцев на Украине и о планах немецкого командования. Николай Иванович сообщил нам фамилии и адреса советских людей, готовых бороться с гитлеровцами. Ему удалось выяснить фамилии и приметы тайных агентов, которых гестапо забрасывало в советский тыл с заданиями диверсионного и террористического порядка.
Однажды в ресторане Пауль Зиберт познакомился с обер-ефрейтором немецкой армии Шмидтом, который занимался дрессировкой собак для личной охраны рейхскомиссара Коха. Ярко-рыжий, веснушчатый Шмидт был весьма польщен знакомством с блестящим офицером Зибертом.
— Очень, очень приятно! — говорил он, крепко пожимая руку Кузнецову.
— Я тоже рад с вами познакомиться. Я очень люблю собак и интересуюсь их дрессировкой. В имении моего отца целая псарня... Будет время, заходите в гости, господин Шмидт.
И Кузнецов дал ему адрес своей "официальной" квартиры.
Шмидт не заставил себя ждать. В назначенное время он пришел к обер-лейтенанту Паулю Зиберту с немецкой овчаркой, которую дрессировал для Коха.
— Это восьмая. Я уже сдал господину гауляйтеру семь овчарок. Но эта лучшая из всех. Она сразу чувствует не арийца; партизана узнает за километр. Я ее отобрал из псарни СС.
— Что вы говорите! Какая умница! — восхищался Кузнецов, бросая собаке кусок колбасы.
— Феноменальная собака! — восхищенно болтал Шмидт, с любовью глядя на свою воспитанницу, которая облизывалась, дружески виляла хвостом и с благодарностью смотрела на Кузнецова.
За короткое время ефрейтор Шмидт оказался полностью под влиянием Кузнецова.
Зиберт дал Шмидту "взаймы" денег, Зиберт угощал в ресторане, Зиберт охотно выслушивал жалобы Шмидта и сочувствовал ему.
— Другие наживут за войну столько, что будут всю жизнь жить припеваючи, — скулил Шмидт. — А я как ничего не имел, так пустым и вернусь домой после войны.
— Дорогой мой, — утешал его лейтенант, — после войны я вас устрою управляющим в имении отца. Вы будете прекрасно жить. Я теперь же напишу домой о вас.
Со своей стороны и Зиберт оказывал полное доверие Шмидту. Он познакомил его со своей "невестой" — Валей Довгер.
— Хорошая девушка, — сказал доверительно Зиберт, — но ей не везет в жизни. Отца убили русские партизаны, и документы о ее немецком происхождении попали в руки бандитов. Теперь она никак не может оформиться.
— Ну, боже мой, что вы говорите!.. У меня есть знакомые, через которых я помогу фрейлейн Валентине оформиться.
— Буду вам очень-очень признателен, Шмидт, — с искренней радостью говорил ему Кузнецов. — Если потребуются расходы, не скупитесь. Пожалуйста! — И он вручил Шмидту пятьсот марок.
Через несколько дней Валя получила документ о принадлежности ее к "фольксдейч" и карточки на соответствующий паек.
Кажется, все было устроено, но вдруг Валю вызвали в полицию и объявили, что она должна ехать в Германию. Конечно, мы не допустили бы ее отъезда, в любую минуту взяли бы ее в отряд, но это расстраивало наши планы. Надо было добиться законного права проживания ее в городе. За это дело опять взялся Шмидт.
— Столь сложный вопрос может разрешить только сам рейхскомиссар господин Кох, — объяснил Шмидт. — Сейчас он находится в Берлине, но в начале мая прибудет в Ровно. Вы, фрейлейн Валентина, напишите заявление, а я передам бумагу адъютанту рейхскомиссара капитану Бабаху. Он доложит гауляйтеру.
Заявление было написано, и Шмидт взял его с собой, получив при этом от Кузнецова тысячу марок "на расходы".
— До разрешения этого вопроса вас никто не тронет, фрейлейн, — обещал Шмидт взволнованной Вале.
Когда он ушел, Николай Иванович облегченно вздохнул:
— Ну, это дело устроится, А другое требует спешного разрешения. Коля Маленький пришел?
— Да, наверное, уже сидит во дворе.
— Зови его.
Коля уже был около дома и пережидал Шмидта.
— Ну как, все благополучно? — спросил Кузнецов, обняв Колю.
— Прошел хорошо, — солидно ответил Коля.
— Что ж, отдохни, покушай, и опять придется бежать на "маяк".
Хотя Коля был выносливым и подвижным, хождение на "маяк" его утомляло. От Ровно до "маяка" было двадцать пять километров. Туда и обратно в один день — пятьдесят. Такие концы не шутка.
Пока Коля отдыхал, Кузнецов написал донесение в лагерь. Через час Валя разбудила Колю. Усталость валила его с ног, но, чувствуя ответственность, Коля сразу встал, поправил костюм.
— Будь осторожен. Доверяю тебе важный пакет. Скажешь на "маяке", чтобы срочно отправили командиру. Сам дождешься ответа и быстро доставишь мне.
Коля взял пакет, спрятал его в потайной карман, простился и ушел.
— Господи, — сказала Валя, глядя ему вслед, — ведь совсем ребенок еще! Ему бы дома с мамкой жить.
— Да, Коля маленький, а ведь какие большие дела делает, — задумчиво ответил Николай Иванович.
На этот раз путь мальчика на "маяк" прошел не гладко. Километрах в пяти от Ровно он вдруг услышал окрик "Хальт!" и, оглянувшись, увидел позади себя двух гитлеровцев. По дороге он их не видел; очевидно, они сидели где-то в засаде, в стороне. Коля мгновенно сообразил, что делать. Он бросился к лесу. Немцы открыли стрельбу, пули засвистели, но мальчик продолжал бежать, пока не скрылся в спасительном лесу.
Пакет от Николая Ивановича был доставлен на "маяк" и оттуда мне.